Текст книги "Вспышка. Книга вторая"

И теперь она все еще ждала его. Ждала и ждала. В конце концов, чувствуя, что ее гнев скоро достигнет высшей точки, а кровяное давление повышается, она скинула сапоги и опустилась на ковер, широкого разведя колени. Пора направить энергию в нужное русло, а не то возникнет дисбаланс, что может привести к серьезному эмоциональному расстройству.

Она закрыла глаза и принялась глубоко дышать, нахмурив от усердия брови, пока не почувствовала, что в голове понемногу проясняется. Сначала упражнения, которые сделают ее тело гибким. Затем медитация, которая расслабит ее мозг и за которой последует заключительная часть терапии – касание определенных точек на теле. Так учил Тоши Ишаги, ее врач-японец, специалист по стрессам. После окончания упражнения заблокированная отрицательная энергия будет выпущена наружу, очистив организм от чуждых эмоций и избавив ее от стресса.

Она наклонилась в сторону, положила одну руку за голову, а ладонь второй руки прижала ко лбу. Медленно, крайне медленно она почувствовала, как возвращается к норме пульс и снимается напряжение. На какое-то время она почти забыла о Жероме и о том, как он бросил ее в трудной ситуации.

Они познакомились в Нью-Йорке восемь лет назад. Это произошло в небольшом захудалом кинотеатре на Седьмой стрит, где демонстрировались две классические черно-белые ленты. Это было ее первое посещение кинотеатра повторного фильма, и туда ее привело рекламное объявление, которое она увидела в «Вилледж войс». Тогда у них проходил фестиваль фильмов с участием Тамары, и они показывали по два ее фильма в день. В то воскресенье шли «Вертихвостка» и «Анна Каренина». Посмотрев обе картины, Дэлия была совершенно очарована ими и вышла из зала с влажными от "слез глазами, не в силах поверить, что изысканное создание, которое она видела на экране, и в самом деле была Тамара, ее строгая мать.

Минут за десять до окончания «Анны Карениной», Дэлия прослезилась и, когда в зале зажегся свет, заторопилась к выходу, не желая, чтобы кто-либо заметил ее слезы. Тогда-то она и наткнулась на высокого молодого человека со взъерошенными волосами и в очках в круглой проволочной оправе. Получилось так, что они столкнулись на выходе из зала. Он, как и подобает джентльмену, отступил в сторону, уступая ей дорогу. Спотыкаясь, Дэлия вышла на яркое зимнее солнце: высокая, обманчиво небрежная фигура, увенчанная водопадом блестящих прямых черных волос. Тогда на ней была пуховая военная куртка, вся в огромных карманах и воинских нашивках; на щеках были заметны подтеки черной туши для ресниц. Она безуспешно пыталась вытереть слезы кончиками пальцев.

Ее вид пробудил в нем рыцарские чувства и, приблизившись к ней, он торжественно протянул ей чистый носовой платок. Дэлия без слов выхватила его у него из рук, отвернулась и шумно высморкалась.

– Вы всегда плачете в конце слезливых фильмов? – спросил он с сильным французским акцентом.

Она медленно повернулась и моргнула.

– Я плачу только на свадьбах и похоронах, – фыркнула она. Затем легкая улыбка тронула ее губы. – И на фильмах с плохим концом.

– А это был худший из всех возможных плохих концов. – Он дотронулся до ее щеки. – У вас здесь тоже тушь.

– Ой! – Дэлия быстро смочила носовой платок слюной и принялась водить им под глазом, размазывая грязь. – Ну вот. – Она подняла на него свое запачканное лицо. – Теперь у меня приличный вид? – И посмотрела на него своими по-прежнему влажными от слез глазами.

– Лучше не бывает. – Он усмехнулся, найдя, что черное пятно выглядит очень привлекательно. – Вы ходили сюда все эти пять дней?

Она покачала головой.

– Я только сегодня узнала об этом. А вы видели все фильмы?

Он кивнул.

– Полагаю, вы один из… фанатов Тамары.

– Ну, я могу принимать ее фильмы, а могу и нет.

– Значит, вам они не нравятся?

– Они интересны с исторической точки зрения, но, думаю, она в них переигрывает. Как Гарбо или Дитрих. Слишком много кривлянья.

– Тогда так было принято, – проговорила Дэлия, немедленно встав на защиту матери. – Если бы она снималась сейчас, все было бы по-другому. Более естественно.

– Как бы то ни было, это чисто теоретическое утверждение, вы согласны со мной? Дело в том, что Тамара больше не снимается в кино. Возможно, это и хорошо. Лучше создать ауру тайны, чем ударить лицом в грязь и провалиться, правда?

– Она бы не провалилась! – решительно воскликнула Дэлия, и ее изумрудные глаза вспыхнули, как драгоценные камни. – Она бы никогда не провалилась!

Он рассмеялся.

– Кажется, передо мной самая верная и преданная ее поклонница. – Он помолчал. – Как насчет чашечки кофе?

Дэлия с сомнением посмотрела на него.

– Как я могу быть уверена, что вам можно доверять?

– Потому что мы отправляемся в ресторан или кафе, а не ко мне домой. Вы всегда сможете позвать на помощь или убежать. Что вы на это скажете?

Она кивнула.

– Я знаю один уютный польский ресторанчик на Первой стрит, где бабушки подают крепкий чай с домашними пирогами.

– Звучит слишком… слишком серьезно. Знаете, чего бы мне в самом деле хотелось? Какая моя самая большая в жизни слабость?

Он слегка улыбнулся.

– Не имею ни малейшего представления, хотя мне бы очень хотелось это узнать.

– Картофельную соломку «фри» на французский манер, как готовят в «Макдональдсе» или в «Бургер Кинг». Тонны и тонны этих воздушных соломок и много-много соли. Стоит мне начать их есть – и я не могу остановиться, пока не лопну.

– Есть еще что-то, что мне следует о вас знать? Вы, наверное, поливаете рис шоколадным сиропом или смешиваете мятный ликер с кетчупом в качестве соуса для зеленой фасоли?

Дэлия изобразила гримасу.

– Нет, вы в самом деле совершенно невозможны! – улыбнулась она и взяла его под руку. – Где находится ближайшая забегаловка?

– На Третьей стрит, недалеко от Шестой авеню.

– Тогда чего же мы ждем? Ведите меня туда немедленно.

– Не возражаете, если мы пойдем пешком?

– С удовольствием. – Она как-то по-особенному тряхнула головой и ее волосы волной прокатились по плечу. Когда они свернули за угол, она уткнулась в грудь подбородком, желая защититься от колючих порывов холодного ноябрьского ветра.

Они сидели на пластиковых стульях на втором этаже душного ресторана «Макдональдс» уже больше часа, заказав в складчину шесть чашек кофе и четыре порции «фри». Перегнувшись через стол, она кормила его из рук.

– Мне кажется, девушка, которая стоит внизу за стойкой, нас жалеет, – смеясь, заметила Дэлия, поднявшись наверх еще с одним подносом. – Она попыталась украдкой сунуть мне пару гамбургеров.

– А ты не сказала ей, что испытываешь слабость к картошке?

– Сказала, но не думаю, что она мне поверила. Она наверняка думает, что это единственное, что мы можем себе позволить. – Дэлия сняла пластмассовые крышки с кофейных стаканчиков и уселась на свое место. – А теперь расскажи мне о себе, – приказала она. – То, чего я еще не знаю.

– А ты еще ничего обо мне не знаешь. Мы же только что познакомились.

– Ну конечно. – Раскрыв крошечные бумажные пакетики с солью, она ссыпала ее в кучку, чтобы макать туда картофельную соломку. – Ты, по всей видимости, француз, но хорошо говоришь по-английски: следовательно, ты уже много лет живешь здесь. Твои джинсы изорваны, но это ничего не значит, поскольку сейчас модно носить рваные джинсы. Твоя старая мотоциклетная куртка может быть твоей излюбленной одеждой, но шарф у тебя тоже рваный, а каблуки на ботинках стесаны. Подметка на левом ботинке начинает протираться, из чего я заключаю, что ты находишься в довольно стесненном финансовом положении. А связанный из самой лучшей ирландской шерсти свитер ты, очевидно, получил в подарок, поскольку тебе бы в голову не пришло купить себе самому такой дорогой свитер. Скорее всего, это подарок какой-нибудь богатой подружки. Потом, хотя длинные волосы сейчас в моде, твои явно не являются следствием похода в парикмахерскую, из чего следует, что тебе, безотносительно к твоим занятиям, не надо стараться выглядеть наилучшим образом. А эти маленькие круглые очки в стиле Гиммлера, от которых ты не желаешь отказываться, наводят меня на мысль, что тебе, в общем-то, все равно, как ты выглядишь. Они уродливы, но вполне функциональны. – Дэлия откинулась на спинку стула и, сладко улыбнувшись ему, принялась помешивать кофе пластиковой ложечкой. – Что скажешь? На его лице было написано изумление.

– Тебе следовало бы быть детективом. А что, все это так очевидно?

– Без сомнения. – Дэлия кивнула и, потянувшись за еще одной соломкой, макнула ее в соль и принялась задумчиво жевать.

– Тебе вредно есть столько натрия. – Он показал на соль.

– Я никогда не ем соль.

– А сейчас ты что делаешь?

– Я ем соль только вместе с соломкой. А когда это случается, никак не могу наесться. – Она говорила таким тоном, будто поверяла ему самую сокровенную из своих тайн. – Вообще-то я ем очень, очень здоровую пищу. – Затем она с любопытством оглядела его. – Дай-ка мне подумать… Ты – безработный актер?

Он рассмеялся, обнажив крепкие белые зубы.

– Близко, но не совсем. Я изучал режиссерское искусство в Нью-йоркском университете, пока не сообразил, что могу научиться гораздо большему и, к тому же, неплохо заработать, если брошу учиться и стану работать в кинокомпании. Поэтому, как видишь, безработным меня вряд ли можно назвать.

– Тогда это объясняет твой потрепанный вид. Театральный хлам. – Дэлия с удовольствием отмстила точность своей оценки. – А сейчас ты работаешь? – Перегнувшись через стол, она протянула ему соломку.

Он послушно открыл рот.

– Я работаю помощником постановщика в одной немецкой кинокомпании, которая ставит здесь фильм, – ответил он, кончив жевать. – Хотя со временем мне бы хотелось самому стать режиссером. А ты? Чем ты занимаешься? – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Ты – безработная актриса?

– Наполовину безработная. Я занята в одной постоянной труппе далеко-далеко от Бродвея, но в настоящий момент у нас перерыв между спектаклями. Еще три недели мы будем свободны от репетиций.

– Как называется эта труппа?

– Творческая Труппа Актеров. Мы помещаемся на Макдугал-стрит. – Она с надеждой взглянула на него. – Может, ты слышал о нас?

– Подожди-ка, последняя пьеса, которую вы играли, называлась «Ночь Уайльда», но мотивам эссе Оскара Уайльда? – Она жизнерадостно кивнула, ее глаза сияли, и он посмотрел на нее внимательнее. – Ты! Теперь я тебя вспомнил! Ты была одним из чтецов с белым лицом, и вся в черном, так что видно было только твое лицо! Ты еще стояла в дальнем углу и затмила всех!

На ее лице появилось довольное выражение, и – она обожала восторженные отзывы – даже перестала жевать. Затем, напустив на себя безразличный вид, снова принялась за соломку, которая была необычайно вкусной, намного вкуснее любой из тех, что она когда-либо ела.

Он вдруг возбужденно перегнулся через столик.

– Послушай, как ты смотришь на то, чтобы сняться в кино?

Дэлия во все глаза смотрела на своего нового приятеля, раздумывая, следует ли относиться к его предложению всерьез или нет, а потом разразилась смехом.

– Ну знаешь! Если это вариация на тему «Приходи посмотреть на мои гравюры», то в ней нет ничего нового.

Это его задело.

– Мне незачем прибегать к таким дешевым приемам, – фыркнул он. – К твоему сведению, женщины находят меня очень привлекательным.

Она придала своему лицу выражение искреннего раскаяния.

– Прости меня.

Он с серьезным видом посмотрел на нее.

– Я не шучу насчет фильма. Три года назад я написал сценарий и все ждал, когда мне подвернется подходящий человек. Думаю, ты могла бы это сделать. Я уверен, что могла бы, зная, как ты играла на сцене!

– О чем он?

– Вначале я написал его для сцены как монолог одной женщины в трех актах. Затем, после того как увлекся кино, сделал из него киносценарий, добавив несколько персонажей. В целом это повествование об одной женщине-немке, живущей в Берлине, которую мы встречаем сначала в возрасте восемнадцати лет, потом сорока двух и, наконец, семидесяти девяти. Действие начинается в настоящее время, когда старая леди рассказывает внуку историю своей жизни, затем обращается в прошлое. По ходу пьесы проявляется невероятная жестокость и антисемитизм героини. И только в самом конце мы узнаем, что на самом деле она еврейка, которая страдает от беспредельного чувства вины, поскольку, выдавая себя за арийку, смогла пережить ужасы, в которых погибли большинство ее друзей и родных.

В глазах Дэлии сверкнул интерес.

– Здорово!

– Так и есть, – ответил он. – Но снять это будет не так легко.

– Почему?

– Репетировать и снимать нам придется по ночам, после окончания моего обычного съемочного дня, и потом у меня нет средств, чтобы платить тебе. Но самое трудное заключается в том, что придется держать все в строжайшем секрете, поскольку мы будем заниматься незаконной деятельностью. Мы не можем позволить, чтобы профсоюз пронюхал о том, что мы делаем. В противном случае нас просто закроют и отберут членские карточки. – Он помолчал, по-прежнему глядя ей прямо в глаза. – А теперь, когда я раскрыл тебе все свои карты, ты по-прежнему заинтересована? Само собой разумеется, что ты будешь играть старую леди.

– Ну, полагаю… да! Но я ведь даже не знаю твоего имени.

– Жером Сен-Тесье. – Он церемонно протянул через стол руку и усмехнулся. – А как тебя зовут?

– Дэлия. Дэлия Боралеви.

Они обменялись крепким рукопожатием, как бы скрепляя им секретное соглашение, затем он нашел авторучку и, торопливо нацарапав что-то на салфетке, протянул ее ей через стол.

– Встретимся по этому адресу в половине восьмого вечера ровно через неделю. Вторая кнопка сверху. После того как позвонишь, подожди: я спущу тебе на проволоке корзинку. В ней будут лежать ключи от входной двери и лифта.

Она не могла сдержать смех.

– Хорошо, Жером Сен-Тесье. Я будут там через неделю. Но, если мы решим всем этим заниматься, думаю, тебе стоит заказать второй ключ.

Это было складское помещение на Бонд-стрит, совсем рядом с Лафайетт, занимавшее весь пятый этаж здания бывшего хранилища. Как это и бывает, закопченное индустриальное здание, где расположился Жером, отличалось невзрачным внешним видом и крутыми деревянными лестницами, грязные лестничные площадки которого были заставлены детскими колясками и велосипедами. Трудно было предположить, что за всем этим скрывается огромных размеров помещение. Этаж, где обитал Жером, представлял собой пустой зал с высокими потолками, площадью свыше четырех тысяч квадратных футов. Деревянные полы были покрыты блестящим полиуретаном, стены сплошь состояли из окон, посредине тянулись два ряда чугунных коринфских колонн. Все это очень напоминало пустой собор.

Он встретил Дэлию у лифта, дверь которого открывалась прямо в зал.

– Ты рано, – проговорил он, улыбаясь как Чеширский кот.

– Я просто пунктуальна, – смеясь, поправила она. – Я никогда не опаздываю. Наверное, у меня какой-то врожденный изъян.

Он явно был рад ее видеть. Она вытащила из-под воротника свои длинные, до пояса, волосы и тряхнула головой. Из-под бесформенной куртки оливково-зеленого цвета выглядывали ноги в плотно облегающих и возмутительно дорогих французских джинсах, заправленных в пару блестящих красных ковбойских сапожек на высоких каблуках. Он одобрительно взглянул на нее.

– На тебя приятно посмотреть. Входи.

– Сказал паук мухе? – негромко спросила Дэлия, переступая через порог и снимая с плеча сумку из мягкой кожи в тон сапогам. Она подождала, пока он затворил тяжелую, в заклепках металлическую дверь и запер ее на тяжелый железный засов. Затем прошла вслед за ним по деревянному полу, сверкавшему, как в гимнастическом зале, к импровизированной гостиной в дальнем конце, где высокие фикусы, подсвечиваемые жестяными светильниками, отбрасывали на потолок пятнистые причудливые тени. Четыре дивана, обитые серебристой тканью, стояли напротив друг друга вокруг такелажного контейнера, приспособленного под столик для кофе. По голым кирпичным стенам были развешаны огромные абстрактные полотна, представлявшие собой смелые цветовые композиции. С северной стороны открывался вид Нью-Йорка с «Эмпайр стейт билдинг» вдали. Над мощной стереоустановкой помещался портрет поющей Джанис Джоплин. Дэлии тут сразу понравилось. Это пустынное голое пространство посреди одного из самых населенных городов мира было чрезвычайно элегантным и уютным.

– Здесь очень мило, – сказала она, опуская свою большую сумку на один из диванов.

– Я рад, что тебе нравится. Посиди, пока я схожу за сценарием. Затем я объясню тебе общий замысел. Хочешь вина? У меня завалялась нераспечатанная бутылка вполне приличного бордо.

Она покачала головой.

– У меня сегодня разгрузочный день. Стакана простой воды будет вполне достаточно.

– Сейчас принесу. Чувствуй себя как дома.

Дэлия присела на диван. Обивка на ощупь показалась ей просто роскошной. Она провела по ней пальцами.

– У тебя хороший вкус, – сказала она. Жером протянул ей стакан «Перье» со льдом.

– Боюсь, вкуса у меня больше, чем денег, – с улыбкой ответил он. – В данный момент, даже если бы у меня были деньги, я бы не стал тратить их на обстановку. Одному Богу известно, где я окажусь через месяц.

Она повернула голову, услышав какой-то стук и скрип.

– Стучат молотком?

Проследив за ее взглядом, Жером посмотрел туда, где с потолка свисала белая льняная занавеска, разделявшая помещение на две половины.

– Почему бы тебе не увидеть все своими глазами? – мягко предложил он. Улыбка Чеширского кота на его лице стала еще шире.

Дэлия послушно поднялась, поставила стакан на поднос и прошла к занавеске. Помедлив, быстро отодвинула ее в сторону. У нее перехватило дыхание. С минуту она стояла, раскрыв от изумления рот. Двое парней и девушка-блондинка, облаченные в рабочие комбинезоны, деловито накладывали последние штрихи на сооружение, которое явно представляло собой трехстороннюю съемочную площадку.

Она подошла ближе, глаза ее разбегались. Казалось сюда, в Манхэттен, из довоенного Берлина перенеслась затхлая, душная гостиная, принадлежащая людям среднего достатка. Все выглядело исторически достоверным, вплоть до аляповатых вычурных обоев, выцветшего ветхого ковра с восточным орнаментом, секретера «Бидермайер», пианино «Бехштайн», на котором помещалось несколько старых фотографий и безделушек, и чересчур плотно набитых кресел, покрытых пожелтевшими кружевными накидками. А напротив всего этого стояли образцы технических достижений гораздо более поздней эпохи: софиты на операторских тележках, микрофонный журавль, профессиональная тридцатипятимиллиметровая камера, другие дорогие принадлежности и снаряжение кинорежиссера-профессионала. Толстые черные электрические кабели в беспорядке тянулись по иолу.

– О, наконец-то ты пришел, Жер, – сказала блондинка, отодвигая стул влево. – Хочешь, чтобы пианино стояло так, как сейчас, или переставить его на другую сторону к окну?

– Пусть стоит так, как стоит, Мэри. Но задник за окном все же ярковат. Смягчи его несколькими ветвями деревьев. Мне нужно, чтобы при включенных прожекторах создалась видимость рассеянного солнечного света.

– Будет сделано, босс. – Она усмехнулась, салютуя. – Эта леди – наша звезда? – Она кивнула в сторону Дэлии.

– Да. Почему бы тебе не прерваться на минутку и не познакомиться с ней. И вам, ребята, тоже.

Мэри и двое мужчин бросили свои дела и подошли.

– Это Мэри, – сказал Жером. – Мэри, познакомься с Дэлией.

Блондинка оглядела ее с ног до головы и усмехнулась.

– Рада познакомиться. – Она шагнула вперед, выдула огромный пузырь из розовой жевательной резинки и энергично затрясла руку Дэлии.

– Мэри отвечает за декорации, – объяснил Жером. – А это Тим Фосетт и Ян Поттер. Их имена смахивают на имена водопроводчиков, но можешь поверить мне на слово: они первоклассные инженеры. Тим отвечает за звук, а Ян за освещение.

– Фосетт и Поттер к вашим услугам, – хором произнесли Ян и Тим.

– Рада познакомиться с вами, – смеясь, ответила Дэлия. Она пожала им руки и кивнула в сторону площадки. – Вы здорово здесь поработали. Должна сказать, что все выглядит очень впечатляюще. До сих пор я чувствовала себя спокойной и собранной, но при виде съемочной площадки и всего этого оборудования начала ощущать слабость в коленках.

– У меня есть как раз то, что тебе нужно для того, чтобы расслабиться, – сказала Мэри.

Она отправилась за сумкой и, пошарив в ней, достала пачку «Мальборо», битком набитую самокрутками. Вытащив одну, сунула ее в рот и чиркнула спичкой. Сделав несколько затяжек, передала сигарету Дэлии.

Дэлия осторожно взяла самокрутку двумя пальцами и с минуту смотрела на нее.

– Я никогда раньше этого не делала, – боязливо призналась она.

– Что может быть лучше первого раза, – ослепительно улыбнулась Мэри. – Просто сделай глубокий вдох, задержи дыхание и медленно выдыхай. Сразу станешь другим человеком. Обещаю тебе.

Дэлия глубоко затянулась, задержала дым и разразилась приступом кашля. Перестав кашлять, почувствовала, как ее тело охватывает сладкая истома. Она передала сигарету Жерому, который, сделав пару затяжек, в свою очередь передал ее дальше.

– Хорошая штука, – сказал Жером и посмотрел на Мэри. – Можешь мне продать немного?

Мэри покачала головой.

– Один из моих дружков снимал фильм на Западном побережье и привез их оттуда. Он дал мне только полунции.

Тим вернул самокрутку Мэри.

– Ладно, нам пора приниматься за работу, – сказал он и, повернувшись к Дэлии. добавил: – Жером нас гоняет, как рабов, хочет, чтобы все было готово к концу недели.

Дэлия удивленно посмотрела на Жерома.

– Так скоро?

– А почему нет? – спросил он. – У нас есть сценарий, у нас есть оборудование, а теперь еще и актриса. Остальные члены технической команды и актеры, исполняющие вспомогательные роли, будут приходить по мере надобности. – Он оглянулся по сторонам. – А где Клео?

– Она работала над зарисовками костюмов минуту назад, – сказал Ян. – Может, заскочила в туалет.

– Клео! – позвал Жером.

– Иду, Белый Господин, – весело отозвался приглушенный голос.

Вдали послышался шум спускаемой воды, и через минуту из туалета показалась молодая стройная негритянка с мальчишеским лицом и блестящими, умными, с озорным блеском глазами. У нее были фигура и походка манекенщицы, прическа в виде бесчисленных косичек и живое лицо. Она была одета в мешковатые армейские брюки и облегающую футболку с камуфляжным рисунком. И все же, несмотря на военную форму с мужского плеча, в ней было нечто очень женственное, а безупречной формы грудь с вызывающе выпирающими сосками не оставляла сомнений в том, что футболки хороши не только для мужчин.

– В чем дело? – спросила она. – Неужели девушка не может отойти на минутку, чтобы… – Она вдруг резко замолчала. Затем медленно наклонилась вперед, ее глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. – Дэлия? – недоверчиво прошептала Клео. – Белая Женщина, это в самом деле ты?

Дэлия наклонилась к негритянке и в свою очередь изумленно заморгала глазами. В ее голосе звучало не меньшее удивление:

– Мисс Клеопатра, милочка? Это ты?

Клео расплылась в широкой белозубой улыбке.

– Провалиться мне на этом месте!

Радостно засмеявшись, девушки бросились друг к другу в объятия. Какое-то время спустя они все еще стояли, не разжимая рук.

– Господи Боже мой, сколько лет прошло! – воскликнула Клео, плача и смеясь одновременно.

– Семь лет, если быть точной.

– Неправда. Шесть лет, десять месяцев и, дай подумать… двадцать четыре дня. – Они снова обнялись. – Господи! После того как мы расстались, я уж и не чаяла, что снова тебя увижу. Что ты здесь делаешь?

– А ты не слышала? Буду играть главную роль в фильме Жерома.

Заслышав свое имя, Жером шумно откашлялся, и девушки посмотрели на него. Только теперь они заметили озадаченные взгляды, которые бросали на них остальные.

– Насколько я понял, вы знакомы? – наконец произнес Жером.

– Ну конечно, – со счастливым выражением на лице кивнула Клео. – На втором курсе я ездила в Израиль по линии студенческого обмена. А потом мы вроде бы потеряли друг друга из виду. – Она повернулась к Дэлии: – Ну, больше-то мы этого не допустим, правда?

Дэлия покачала головой. Глаза ее сияли.

– Хотелось бы мне знать, – спросила Клео, обращаясь к Жерому, – каким образом тебе удалось уговорить ее сниматься в этом нищенском фильме?

– Я просто предложил ей это. А что?

– А ты разве сам не знаешь, что стоит ей только захотеть, как она сможет сниматься в любом фильме?

Настал черед Жерома изумиться.

– Я не понимаю…

Клео недоверчиво покачала головой.

– Белый Господин, – заявила она, упершись руками в бока и выпятив вперед грудь, – ты хочешь сказать, что не знаешь, кто она такая?

Он тупо посмотрел на нее, затем пристально оглядел Дэлию.

– Нет. А что, должен?

– Конечно, должен. – Клео любовно обняла Дэлию за плечи. – Это дочь одной из самых великих киноактрис всех времен. Лучше тебе узнать об этом раньше, а не позже, поэтому скажу, что так уж случилось, что ее мать является твоим киноидолом номер один!

Он пораженно уставился на Дэлию.

– Ты хочешь сказать…

– Правильно, – кивнула Клео. – Знай же, Белый Господин, она дочь единственной и неповторимой Тамары. Но лучше ты объясни мне, что она делает в нашем захолустье?

Дэлия услышала, как сначала в замке повернулся ключ, затем отворилась и закрылась дверь номера. По-прежнему сидя в позе расслабления, она открыла глаза и посмотрела назад. У входа стоял Жером. На проволочной оправе его очков играл солнечный свет, в каждой руке он держал по бутылке шампанского «Кристалл». Под мышками были зажаты хрустальные бокалы, а на губах играла задорная усмешка.

Она опустила руки с головы и свела колени вместе. Теперь, когда он снова был здесь, все ее спокойствие, внушенное упражнениями, пошло прахом. От одного его вида гнев охватил ее с новой силой.

– Добро пожаловать, незнакомец, – язвительно произнесла она. – Чем обязана? Вечеринка наконец закончилась?

Не обращая на нее внимания и не говоря ни слова, Жером с важным видом прошествовал к стоящему у окна письменному столу, поставил на него бутылки с бокалами и принялся торжественно снимать фольгу с одной из бутылок.

Дэлия поднялась на ноги и, подбежав, вцепилась ему в руку как раз в тот момент, когда он откупоривал бутылку. Пробка полетела через всю комнату.

– Не смей меня игнорировать, черт тебя побери! – завопила она, разворачивая его к себе лицом. – Где ты пропадал все то время, пока эти акулы пожирали меня вместо завтрака?

Уголки его глаз скривились в ухмылке.

– В то время, как эти акулы пожирали тебя на завтрак, – невозмутимо произнес Жером, как будто не замечая ее гнева и тем самым еще больше выводя ее из себя, – я тряс золотое дерево, дорогая. И угадай, что упало?

– Очевидно, что-то тяжелое, но не слишком твердое, чтобы прикончить тебя, а это как раз то, чего ты заслуживаешь и что я через секунду собираюсь с тобой сделать. Дрянь, мерзавец, подлец! Чтоб ты сдох!

– Слова, достойные уст настоящей леди, – произнес он с добродушным поклоном. – А что ты скажешь насчет семнадцати с половиной миллионов? – Он помахал бутылкой перед ее носом. – Не желаешь отпраздновать?

Она онемела и тупо уставилась на него. Семнадцать миллионов пятьсот тысяч долларов – именно такая сумма была нужна для съемок их нового фильма!

– Так как? – медленно проговорил Жером, склонившись к ее лицу. – Ты что, киска, язык проглотила? Скажи «мяу». Мя-я-я-у?

Язык не слушался ее.

– Ты… ты хочешь сказать, что тебе удалось собрать всю сумму? – дрожащим голосом спросила Дэлия. – Уже? В первый же день?

– Все до единого пенни. До последней монеты, шиллинга, иены, су. До последнего бакса и фунта, и даже драхмы. Меня же не зря называют дрянью, мерзавцем и подлецом. Теперь все, что нам осталось сделать, это немного подтолкнуть продажу за рубеж «Красного атласа», и можем улетать! – Он кинул на нее плотоядный взгляд. – До ленча я совершенно свободен. Что скажешь, если мы проведем пару часиков в постели?

– И ты думаешь, тебе придется меня упрашивать? – соблазнительно проговорила она и, быстрым движением схватив нераспечатанную бутылку, танцующей походкой направилась в спальню.

Жером вывесил снаружи на дверь табличку с надписью «ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ», снял телефонную трубку и отгородился от всего мира тяжелыми плотными шторами. Шум движения за окном стал тише, комната погрузилась в чувственную дрему. В щели между шторами проникали яркие солнечные лучи, в каждом из которых танцевали пылинки. Из большой магнитолы лилась композиция Самуэля Барбера «Лето 1915 года» в исполнении Леонтины Прайс. На прикроватной тумбочке стояла наполовину пустая вторая бутылка шампанского, в воздухе чувствовался сильный запах марихуаны.

Они лежали бок о бок на большой двуспальной кровати и, мечтательно поглядывая в потолок, передавали друг другу самокрутку. Сделав еще несколько затяжек, Жером загасил ее и осторожно положил в пепельницу. Затем перевернулся и, встав на колени, посмотрел на Дэлию.

Ее руки были лениво закинуты за голову, блестящее покрывало разметавшихся волос полностью скрывало подушку. Одна нога небрежно согнута в колене, другая вытянута, и ее пальчики томно поигрывали уголком простыни. Даже в этой наполненной истомой позе в ней чувствовалась страстность пумы, одновременно дразняще хитрой и очень сильной. Обнаженная, она всегда выглядела готовой к сексу. Ее твердые коричневатые соски выдавались вперед из бледно-розовых ореолов конусообразных грудей, а худое, крепкое тело казалось готовым к прыжку. В ней не было ни унции лишнего веса. Начиная от поджарой грудной клетки и кончая выступающими вперед костями таза и холеными сильными ногами, все ее тело выглядело обтекаемым, как статуя в стиле арт-деко. Гладкий, мускулистый живот плавно вдавался внутрь, отчего казалось, что ее лишенный волос лобок вызывающе выступает вперед твердым розовым холмиком.

Как всегда, один вид ее обнаженного тела и сладкий вкус марихуаны возбудили Жерома. В глазах появился дьявольский блеск.

Дэлия выжидающе взглянула на него, слегка раздвинув губы, так что между ее сверкающими белыми зубами стал виден кончик розового язычка.

Жером медленно потянулся вниз и кончиками пальцев легонько пробежал по ее соскам. От этого дразнящего движения у нее перехватило дыхание, и она принялась похотливо двигать бедрами. Судя по ее тяжелому дыханию, она была готова.

Но для него это было слишком скоро. Игра едва успела начаться.

Он макнул два пальца в открытую баночку с мазью «Викс», которую держал наготове на тумбочке, и, зачерпнув немного, умелыми движениями мазнул по каждому из сосков, а затем принялся медленно втирать состав. Дэлия мгновенно почувствовала запах эвкалипта. От ментола ее соски стало покалывать, и они еще более вызывающе, чем прежде, выступили вперед. Затем он безжалостно смазал «Виксом» сначала ее влагалище, а потом задний проход. Через мгновение мучительный спазм заставил ее выгнуть спину, так что бедра оторвались от кровати и она, казалось, воспарила в воздухе. Когда он снова засунул ей внутрь пальцы, она закрыла глаза и в экстазе замотала головой. Неожиданно его пальцы выскользнули наружу и, дотронувшись до ее сосков, сжали их. Она почти обезумела, жжение и покалывание внутри ее тела заставляли ее извиваться.