Текст книги "Золотой мираж"

Джудит Майкл
Золотой мираж

ГЛАВА 1

Клер выиграла в лотерею в одну майскую среду, в тот самый день, когда Эмма закончила школу, от них сбежала собака, а домовладелец повысил арендную плату.

Они вернулись домой после выпускной церемонии в школе, Эмма прекрасная и блистательная в лютиково-желтом платье, которое Клер закончила шить только предыдущей ночью, и пока Клер проглядывала почту, Эмма принялась искать собаку.

– Тоби! – звала она, заглядывая по очереди в две маленькие спаленки и совсем крошечную кухню без окон. – Мам, Тоби здесь нет.

– А мы разве не выпускали его сегодня утром, перед уходом? – рассеянно спросила Клер. Она как раз вскрывала конверт с отштампованным именем домовладельца в углу. – Он, наверное, во дворе; без тебя он далеко никогда не уходил. Пятьдесят долларов в месяц! – воскликнула она, прочитав письмо. – Мы не сможем платить столько, и он знает, что не сможем.

– Тоби! – крикнула Эмма в окно. Она вышла наружу, и прошлась по маленькому боковому дворику, выкликая собаку на ходу. – Он пропал, – сказала она Клер, вернувшись. – Он никогда так не делал, никогда не убегал, с тех пор, как я нашла его в аллее в тот день. Может быть, он нашел себе подружку: на прошлой неделе я видела его с другой собакой. Мне кажется, что я ему больше не нужна. – Она стояла в центре тесной гостиной, широко раскрыв глаза. – Все так мгновенно меняется.

– Нам придется переехать, – пробормотала Клер. Квартирка поменьше с другими соседями, может быть, чуть поближе к ее работе. Но, вероятно, и не такая надежная… Эту мысль она тут же отбросила. Ей ли волноваться о таких вещах, промотавшись за семнадцать лет по всему Дэнбери. И теперь они могут обойтись меньшим количеством комнат, потому что Эмма закончила школу и осенью пойдет в колледж. Но мне все равно будет нужно место для нее, подумала Клер. Она очень домашняя, и ей нужна я. Мы обе нужны друг другу. Тут звякнул дверной звонок.

– Кто-то нашел Тоби, – сказала счастливая Эмма. – Я знала, что он не может уйти, потому что…

Но дверь распахнулась и в комнату влетела, размахивая какой-то бумажкой, Джина.

– Глядите! Я думаю, это то самое, Клер, думаю, у тебя получилось, ты выиграла! Гляди!

– Выиграла? – повторила Клер.

– Где твой билет? – потребовала Джина. Она была: высокая, с черными, так гладко зачесанными волосами, что они казались сияющей шапкой, с резкими чертами лица и большими руками. Она причудливо жестикулировала, когда говорила, в особенности, когда была взволнована. – Тот, что ты купила вчера, когда мы были в аптеке. Ну же, Клер, проснись. Где твой билет?

– Какой билет? – спросила Эмма.

– Лотерейный. – пояснила Клер. Она стояла оцепенело, как прикованная, уставившись на Джину. – Ты и вправду думаешь…

– Где твой билет? – повторила Джина.

– Мам. так ты еще покупаешь их? – спросила Эмма. – Это же такое мошенничество. Я думала, ты уже давно бросила.

Клер открыла сумочку. Многие годы это было просто игрой, в которую она играла сама с собой, покупала раз в неделю лотерейный билет, в один и тот же день, и то же время: единственное время, когда она позволяла себе увлечься фантазиями.

– Он где-то здесь, – пробормотала она.

Джина выхватила у нее сумочку и с бесцеремонностью подруги с пятнадцатилетним стажем принялась обыскивать ее, пока не нашла синий билетик:

– Это он, я помню, что сначала там идет двадцать, и мне казалось, что я помню остальное – о Боже, я этого не выдержу – двадцать, – прочла она, переводя взгляд с билетика на бумажку в своей руке. – Напечатали в дневных новостях и я прочла цифры просто случайно…

они выглядели теми самыми… три, девяносто восемь, девять, два, ноль. – Она подняла голову, на лице застыла улыбка. – Да, верно! – Она повысила голос. – Да, да, да! Клер, ты понимаешь, что ты сделала?

– Она выиграла? – выдохнула Эмма.

– Выиграла! – Джина взмахнула билетом. – Она выиграла всю лотерею! Твоя чудесная, изумительная волшебница-мать выиграла все!

– Сколько? – спросила Эмма, глядя теперь на Клер. Клер настолько оцепенела, что когда открыла рот, из него не вырвалось ни звука.

– Скажи ей! Скажи! – сказала Джина, почти танцуя от волнения.

После паузы Клер произнесла с трудом невероятные слова:

– Шестьдесят миллионов долларов.

Эмма издала вопль и осела на маленькую подушечку на полу.

– Скажи еще раз, – потребовала Джина. – Мне нравится, как это звучит. Шестьдесят. Миллионов. Долларов. Ты можешь в это поверить? Боже, Клер, ведь я не хотела заходить в аптеку, а ты настояла; ты сказала, что это только на минуточку, всего лишь купить билет. Боже правый, а что, если бы ты послушалась меня? Я могла разрушить тебе всю жизнь. Слава Богу, что ты не обратила внимания. Не могу поверить. Шестьдесят миллионов… Конечно, все сразу они тебе не отдадут, да? У них куча правил.

– Они платят в течение двадцати лет, – сказала Клер. Голос прозвучал так, как будто принадлежал кому-то другому, а она сама оставалась немой. Такое случалось с другими людьми, не с ней; с ней никогда ничего не случалось. Так почему на этот раз все взаправду?

Глаза Эммы расширились, как будто с прежними она могла считать только маленькие числа.

– Мы будем получать по три миллиона долларов ежегодно двадцать лет?

Клер встретилась с ней взглядом и они обе разразились нервным смехом. И в этот момент все начало казаться реальным.

– Подожди, надо подумать, – сказала она. – Нет, я уверена, что так много у нас не будет; совершенно точно, что они сначала отнимут налоги. А это, мне кажется, около трети. Но все-таки…

– Все-таки не хило, – сказала Джина насмешливо. – По два миллиона в год, двадцать лет? Я и представить себе такого не могла. И слушай; ведь это только начало, понимаешь? Я имею в виду, если ты захочешь, то можешь прямо сейчас луну напрокат взять; кто осмелится тебе отказать, зная, что ты будешь иметь такой чек, каждый год, от штата Коннектикут? Клер, ты можешь делать все, что захочешь!

– Мы богаты, – произнесла Эмма тихо. Ее глаза сияли. – Богаты, богаты, богаты. Я и не мечтала о таком никогда.

– Итак, что дальше? – спросила Джина. – Как ты их получишь, Клер?

Клер вслушивалась в эхо голоса Эммы, который тешился одним словом – богаты.

– Что? – спросила она.

– Как ты получишь деньги? Они вышлют тебе по почте чек на два миллиона, или принесут его сами, своими маленькими теплыми ручками?

– Я не знаю. Я даже не могу представить… – Ощущение реальности то появлялось, то исчезало; то ее переполняло дикое возбуждение, то ужасало чувство, будто все это происходит с кем-то другим; Джина ошиблась, или ошибся тот, кто писал таблицу в теленовостях, кто-то другой выиграл лотерею, не Клер, ни за что – Клер, потому что Клер никогда ничего не выигрывала.

– Наверное, пошлют по почте, – сказала Джина.

– Да как они смогут? – спросила Эмма. – Они знают, что мама выиграла?

– О, Боже, конечно нет, – простонала Джина. – Мы тут болтаем… Клер, ты должна позвонить им.

– Кому? – спросила Эмма.

– Должен быть номер, – сказала Клер. – Вероятно, на билете. Если я найду его…

Джина подала ей билет, и пока Клер искала номер, а потом звонила, она подняла Эмму на ноги и крепко ее обняла.

– Вся твоя жизнь теперь переменится. Каждая мелочь, которую ты делаешь… все теперь переменится. Ты можешь в это поверить? Ты можешь дождаться времени, когда это начнется? Ты никогда не будешь прежней.

– Уверена, что мы останемся прежними, – сказала Клер, вешая трубку. Ее лицо сияло; возбуждение просто пузырилось внутри нее. Безымянный голос по телефону уверил, что у нее выигрышный номер и сообщил, что она единственная победительница. Она получит все. Клер Годдар только что выиграла шестьдесят миллионов долларов. Она улыбнулась Эмме и Джине, она любила их, любила всех, любила весь мир. – У нас будет много денег, но мы сами не изменимся. Останемся теми же, какими были всегда, и у нас будут те же самые лучшие друзья.

– Ничто для вас не останется тем же. Все будет… – Джина нахмурилась, потом вздохнула. – Ладно, может быть. Почему нет? Происходили странные вещи. Мы с тобой много чего вынесли вместе, может быть, переживем и шестьдесят миллионов долларов. Итак, хорошо, что ты собираешься делать перво-наперво?

– Оплатить все счета, – сказала Клер сразу же. – Выплатить займ за машину.

– Ох, мама, – простонала Эмма. – Что мы сделаем такого потрясающего?

Зазвонил телефон, и Эмма сняла трубку.

– Клер Годдар? – стремительно проговорил женский голос. – Я – Мирна Хесс из «Дэнбери Тайме», хочу взять у вас интервью по поводу вашего выигрыша в лотерею; я буду у вас через десять минут, даже быстрее; я просто хочу увериться, что вы не будете говорить ни с кем другим до меня…

– Это не Клер Годдар, – наконец удалось вставить Эмме. – Я могу позвать ее…

– Нет, подождите, вы подруга? Родственница?

– Я ее дочь.

– О, потрясающе, значит, семья. Скажите своей матери, что я сейчас приеду. Запомните: Мирна Хесс, «Дэнбери Тайме», и ни с кем другим не говорите. – Она повесила трубку.

– Сюда едет журналистка, – сообщила Эмма Клер. – Как они все так быстро узнали?

– Вероятно, есть такие репортеры, которые околачиваются там, ожидая, кто выиграет лотерею, – сказала Джина. – Таких вещей, как личная жизнь, уже не существует. Во всяком случае, это самое сильное, что случилось в городе со времен Революции.

Прозвенел звонок и Клер пошла открывать дверь.

– Привет, миссис Годдар, я Паркер Уэбб из «Дэнбери Тайме». – Из-за его спины засверкала фотовспышка, и когда слепящее сияние погасло, двое мужчин были уже в квартире. – Что вы чувствуете, став одной из самых богатых женщин Америки?

– Я не знаю, – сказала Клер. – Кто-то уже звонил из вашей газеты, какая-то женщина. Она сказала, что едет сюда. Вы вместе?

– Мирна уже звонила? – спросил он. – Шустрая она девочка. Но не настолько, чтобы побить Паркера Уэбба. Это ее очень разозлит.

– Миссис Годдар, – сказала высокая темноволосая женщина, появляясь в двери. – Я Барбара Мейфейр с телевидения «WCDC»; я так счастлива встретить вас; это фантастика, что вы выиграли весь приз. Наши зрители будут потрясены, увидев вас живьем.

– Живьем? – переспросила Клер.

– Ну да, лично; зрители смотрят на известных людей по телевизору, они думают, что видят их лично. В конце концов, увидеть ближе они и не могут. А теперь мы хотели бы записать интервью для вечерних новостей, но здесь слишком много народу. Если бы мы могли немножко рассчистить место…

– Она хочет, чтобы мы ушли. – сказал дружелюбно Клер Паркер Уэбб. – Барби, солнышко, дождись своей очереди, мы здесь первые. Миссис Годдар, так что вы почувствовали, когда узнали, что выиграли шестьдесят миллионов долларов?

– Я не поверила, – сказала Клер.

– Но теперь-то вы верите. – Уэбб видел синий билет, который держала Эмма и спикировал на ее руку. – Сид, сними это… Эй, Сид, ты слышишь?

Фотограф давно обнаружил, что Эмма ослепительно красива и кружил по комнате, постоянно снимая, пока Эмма глядела на мать. Она словно не осознавала его присутствия, но слегка наклонялась в его сторону, с легкой улыбкой на изящно вычерченных губах.

– Ага, – сказал фотограф, когда Уэбб пихнул его ногой. – Билет. Вы не поднимете его повыше, мисс… мм… мисс?

Эмма подняла билет, но продолжала молчать.

– Ну, и вы уже решили, что купите в первую очередь? – спросил Уэбб у Клер.

– Сначала я найму камердинера к двери, – сказала Клер.

Барбара Мейфейр рассмеялась. Эмма улыбнулась ей, и фотограф сделал еще один снимок.

– И зачем вы это сделаете? – спросил Уэбб.

– Чтобы меня не заставали врасплох люди, желающие взять интервью.

– Вы хотите сказать, что я должен был сперва позвонить. Конечно, конечно, но мы уж решили сразу. То есть, если бы я сначала позвонил, то меня бы обогнала Мирна, и Барби тоже, а этого бы я никогда не пережил. Итак, миссис Годдар, вы дадите мне интервью? Это очень важно – я имею в виду, что Дэнбери – пустыня для репортера; не так уж много того, что можно рассказать читателям, вы понимаете. Но ваша история просто потрясающая! Я обещаю – пятнадцать минут, и затем наступит очередь Барби.

Маленькая круглая женщина ворвалась в комнату.

– Ради Бога, Паркер, ты мог бы согласовать со мной!

– Привет, Мирна, – сказал Уэбб. – В следующий раз, когда кто-нибудь в городе выиграет лотерею, интервью будет твое, слово чести.

Мирна поглядела на Клер и Джину, а потом вцепилась взглядом в Эмму.

– Вы дочь? Вы же сказали, что не будете разговаривать ни с кем другим!

– Я вам ничего не обещала, – запротестовала Эмма.

– Это точно, – сказал Джина, впервые заговорив.

– Вы родственница? – спросила Мирна у нее. Зазвонил телефон и Клер подошла к нему. Она поглядела на Уэбба.

– Вы знаете Мика Уэлса?

– «Норуолк Крайер». Они уже узнали? Слушайте, надо начинать.

– А вот и «Нью-Йорк Пост», – сказала Барбара Мейфейр. Она вжалась в стену, давая дорогу телеоператору, и низкий седой мужчина в очках с толстыми стеклами и черной оправой протиснулся вслед за ними.

– Скип Фарли, – представился он Клер, хотя она все еще держала у уха телефонную трубку. – Вы уже решили, как распорядиться деньгами?

– В очередь, в очередь, – сказал раздраженно Уэбб. – Я уйду отсюда как только получу свое интервью.

– Я не могу встретиться с вами сегодня, – сказала Клер в трубку Мику Уэлсу. – Позвоните завтра утром. – Она повесила трубку и указала рукой на маленький обеденный стол, окруженный четырьмя стульями с жесткими спинками в углу комнаты. – Садитесь, – сказала она Скипу Фарли, и Мирне Хесс и Барбаре Мейфейр с ее оператором, – посидите, пожалуйста, пока я буду говорить с… извините, я забыла…

– Паркер Уэбб. – Он поглядел на остальных, размышляя, не потребовать ли, чтобы они вышли, но Клер, поняв это, покачала головой. – Если вы все услышите, что я скажу, то мне не придется повторять. Это ускорит дело. Эмма и я пока не имели ни одной минуты, чтобы посидеть и подумать обо всем этом.

Мирна подступила к Джине.

– Я могу с вами побеседовать? Вы родственница? Или подруга? Как вы узнали, что она выиграла? Что она сказала?

Джина покачала головой:

– Все, что Клер захочет увидеть в газетах, она вам скажет сама.

Уэбб нехотя занял место на краю кушетки. Клер села на стул напротив него. Она взглянула на Эмму, которая мечтательно смотрела в окно, и вдруг поняла, что дочь позирует, слегка меняя положение тела и улыбку, но продолжая притворяться, чти не замечает фотографа, который подкрадывался к ней, подступал вплотную, потом отступал, в молчании, целиком захваченный ее красотой. Похоже на танец, подумала Клер; странным образом девушка и мужчина с камерой оказались связаны вместе, почти слились. Это заставило Клер нервничать и чего-то бояться.

– Достаточно, – сказала она резко фотографу. Затем, поспокойней добавила: – Мне кажется, вы уже достаточно сняли.

– Господи, Сид, хватит, – пробурчал Уэбб. – Пару снимков квартиры – и снаружи – а затем миссис Год-дар. Как она говорит, держит билет, ты понимаешь, понемногу. Давайте начнем сначала, – обратился он к Клер. – Вы и ваша дочь прожили здесь…

– Семнадцать лет, – сказала Клер.

– Только вы, вдвоем? Вы разведены? Вдова?

– Разведена.

– Недавно?

– Нет, давно.

– А как давно?

– Это не имеет отношения к вашему репортажу.

– Ну, просто круглую цифру. Это многому поможет. Пять лет назад? Десять? – он помолчал. – Семнадцать?

– Это не имеет отношения к вашему репортажу, – повторила она. Ей было неловко. Ее никогда не интервьюировали, никто, кроме как при приеме на работу. Но сейчас – пресса. Чужие люди будут читать про нее, разглядывать ее фотографии, и Эммы тоже. Ей нужно быть остроумной и следить за собственными словами. Она не имела понятия, как это делается. – Что еще вы хотите узнать?

– Обычные человеческие вещи, миссис Годдар; читатели хотят знать о вас все. Сколько вам лет?

– Тридцать пять.

– А Эмме?

– Семнадцать.

– Угу. Сколько вы купили лотерейных билетов?

– Один.

– Один? Вы выиграли с одним билетом?

– А только один и нужен, – сказала Клер, улыбаясь.

– Да, но чтобы увеличить свои шансы…

– Я и не думала выиграть. Я думала просто поиграть.

– Не думала выиграть, – пробормотал он, записывая это. – А почему вы купили его?

– Я же сказала вам: это была игра. Просто способ помечтать. Мне нравится мечтать.

Дверь открылась, и стройная седовласая дама оглядела всю компанию и выбрала Клер:

– Миссис Годдар? Бланш Игл; я пишу для «Нью-Йорк Тайме». Они попросили меня…

– Вон туда, – заявил Уэбб, указывая на группу в углу. – Надо билеты продавать, – пробурчал он.

– Миссис Годдар, «Нью-Йорк Тайме», – сказала Бланш Игл, делая ударение на названии. – Вам лучше поговорить с нами, чем с местной прессой.

– Я обещала мистеру Уэббу, – сказала Клер. – Он был здесь первым. Если вы не хотите ждать…

– Чуть-чуть подожду, – поспешно сказала та и присоединилась к остальным у стола.

– Нравится мечтать, – пробормотал Уэбб, записывая. – Итак., миссис Годдар, а о чем вам нравится мечтать? Я имею в виду теперь, что изменится для вас, когда вы выиграли эту кучу денег?

– Я сказала вам. Я еще не решила.

– Да, но дайте-ка мне подумать, миссис Годдар; истории пока не получается. Хорошо, тогда давайте поговорим о… ну, что вы едите на завтрак, и что здесь изменится?

– Я ем гренки с малиновым джемом, и кофе, и может быть, теперь попробую яичницу с трюфелем, – сказала Клер, удивляясь самой себе. Она вспомнила, что когда-то давно прочла об этом в журнале; неужели она помнила такое все эти годы?

– Отлично, – сказал довольно Уэбб. – Он быстро записал. – А как насчет работы? Вы работаете здесь, в городе?

– "В «Дэнбери Грэфикс».

– И занимаетесь?

– Я – ассистент в группе дизайна.

– Дизайна чего?

– Всего, начиная от книг и кончая коробками для хлопьев.

– Вот уж действительно… Вы учились в колледже? – Да.

– Где?

– Государственный Университет Западного Коннектикута.

– И когда получили степень?

– Я не закончила. Нужно было работать. Он кивнул:

– Так вы собираетесь уходить?

– Уходить с работы? Я не знаю. Еще об этом не думала.

– Хорошо, но сейчас вы можете подумать? Я имею в виду, что с шестьюдесятью миллионами долларов ваша жизнь станет другой, правильно?

– Да, но… – Клер вздохнула. – Я думаю, что мне понравится иметь свой дом, а моей машине уже десять лет, так что, вероятно, я куплю новую.

– Мерседес? БМВ? Порше?

– Я не знаю. Я еще…

– Вы еще об этом не думали. Как насчет самолета?

– Самолета?

– Вы не собираетесь купить? Маленький, реактивный?

– Нет, и не могу представить себе, зачем.

– Ну, вы сможете попасть туда, куда захотите, по своему расписанию, а не по их. Вы же собираетесь путешествовать, да?

– О! Конечно, мы будем путешествовать.

– До сих пор не очень-то удавалось, правильно?

– Вообще не удавалось; у нас никогда не было денег.

– Все лучше и лучше. Итак, путешествие. А значит, и одежда для путешествий. О какой одежде вы мечтали?

Внезапно Клер встала:

– Извините, мистер Уэбб, я в этом не очень сильна. И такие вещи слишком личные. Я никогда не говорила о самой себе – мне это не нравится. Я не могу. И не собираюсь начинать теперь.

Уэбб повернулся к Эмме:

– А что ты чувствуешь по поводу того, что твоя мама выиграла лотерею?

– Я чувствую себя богатой и счастливой, – сказала Эмма.

– Ты собираешься попросить у мамы много новой одежды, собственную машину, драгоценности, меха и тому подобное?

– Не знаю. Думаю, мы все это с ней обговорим. Мама всегда покупала мне больше, чем себе.

– Хорошо, – пробормотал Уэбб и записал. – А ты все еще планируешь поступать в колледж?

Эмма удивились:

– А почему я должна отказываться?

– Ну, теперь тебе не нужно получать профессию; ты можешь только играть и все.

– Я хочу в колледж не из-за профессии. Я иду туда, чтобы узнать о мире и встретить чудесных людей и… подрасти.

– Хорошо, – снова забормотал Уэбб. Хорошая девушка, подумал он; потрясающе красива, но даже не подозревает об этом, или, по крайней мере, не важничает из-за этого. Хороший милый голос, тихий и мягкий; она, наверное, никогда не кричит. И эти рыже-золотистые волосы, длинные, которые выглядят не причесанными, как у всех нынешних девочек, но, наверное, чтобы они гак выглядели, она потратила кучу времени, и эта невероятная улыбка. И огромные глаза, громадные, а таких длинных ресниц Уэбб никогда не видел. И она любит свою мать. К тому же, вдруг подумал Уэбб, она на нее и похожа.

Он взглянул на Клер, которая смотрела на Эмму. Сложно сказать, потому что у двери молодость и она вся пузырится от избытка сил, и такие роскошные волосы, в то время, как мать выглядит более замкнутой, подавленной, какой-то… зажатой. И у нее волосы темно-коричневые, хотя и поблескивают рыжиной под фотовспышкой. Она носит их прямо до плеч, и это очень идет к ее узкому лицу. Но лицо хорошее, подумал Уэбб. У обеих одинаковый изумительный, крупный рот; у обеих глаза карие, бархатные под ровными бровями; и хотя Эмма повыше – немного высока для девушки – они обе стройны. И если мать распрямится, стряхнет эту сутулость, то у нее появится та же, как и у Эммы, почти балетная грация.

– Я хотел бы сделать несколько снимков вас вместе, – сказал Уэбб. – Хорошо? Сид, займись.

– Один или два, – сказала Клер. – И на этом закончим.

Уэбб кивнул:

– У меня достаточно, чтобы кое-что сложить. Вам придется еще раз пройти это с Барби, вы понимаете, и ее оператором.

Клер оглянулась.

– Я думаю, мы можем подождать…

– Нет, нет, ничего подобного, – сказала Барби Мейфейр, тревожно вскакивая. – Вы просто поговорите со мной, как с Паркером, только вдвоем, поболтаем. Или втроем; мне Эмма тоже очень нравится. Вы даже не заметите камеры. Это будет просто беседа.

– И у меня только несколько вопросов, – сказала Бланш Игл. – У меня есть оператор, он здесь будет через минуту, но мы вас надолго не задержим. И незаметно уйдем.

– И я тоже, – сказал мужчина из «Нью-Йорк Пост», – я сам сделаю фото, мы немного поговорим и я испарюсь.

Клер поглядела на их напряженные лица. Они, казалось, заполнили собой все углы ее маленькой гостиной. Здесь никогда не было так много людей сразу; даже когда она приглашала друзей, то только двоих-троих одновременно – она не любила толп. Эмма, казалось, чувствовала себя совершенно комфортно: ей нравилось внимание и волнение людей в комнате. Но Клер чувствовала себя сжатой со всех сторон; как будто все привычные черты ее жизни куда-то уходят; и только на мгновение ей захотелось, чтобы ничего этого и не случилось бы вовсе. Но она не могла желать этого – и в этом-то и было самое волнующее из всего, что произошло с ней. А у всех этих людей есть работа, которую надо делать. Она знала об этом: о работе, которую надо сделать, закончить к сроку, до выпуска номера. Она понимала их поспешность.

– Тебе помочь? – спросила Джина. Благодарная Клер улыбнулась:

– Все нормально, Джина, спасибо. – Она повернулась к другим. – Давайте начнем. Только чтобы это длилось не очень долго.

Она позировала с Эммой у стены, затем села за стол в столовой и принялась ждать, когда репортеры начнут задавать свои вопросы. Как все это странно: она у себя в доме, сидит и говорит о себе с чужими людьми. Она вспомнила, как расширились у Эммы глаза, когда она поняла, что Тоби ушел. Все так мгновенно меняется. Не все, возразила она самой себе. Деньги не так уж много меняют в жизни людей, если им этого не позволять. Есть много вещей, которые ни Эмма, ни я не захотим менять: любовь, заботу и доверие друг к другу, большую привязанность друг к другу, и любовь друзей. Просто все будет настолько проще с сегодняшнего дня. Мы сможем справиться со всем, что бы ни случилось, мы со всем справимся. Вот что дают деньги: мы можем справиться со всем.

И очень скоро все уйдут, и этот цирк закончится, и больше никто не обратит на нас внимания. Почему? Ведь никто не замечал нас раньше, и не будет никаких причин замечать нас потом, как только появятся более интересные истории. Мы отойдем на второй план.

Зазвонил телефон, потом застучали в дверь и за окном гостиной новый телевизионный фургончик выбросил из себя мужчин и женщин.

– Добро пожаловать навстречу славе и удаче! – сказал Паркер Уэбб, усмехаясь, и щеголевато отдал честь по-военному.