Текст книги "Домик в горах"

Глава 12

Угораздил же черт так вляпаться!

Ну хорошо, я получила должность репортера в одном из ведущих журналов нашего времени. Работа завидная – под началом лидера журналистики, самой Афины Мэйхью!

С другой стороны, мне подложили свинью в виде проекта с тремя самыми претенциозными моделями на свете, обратиться за советом не к кому, а работу, которую я на самом деле хотела, отдали племяннице Афины. Более того, место бьюти-редактора досталось мне от безысходности, я просто под руку подвернулась.

На презентацию фонда Тилли Кребтри я шла пешком. Во-первых, потому, что мероприятие проходило в роскошном универмаге всего в нескольких кварталах от здания «Богини». Во-вторых, я надеялась, что прогулка хоть немного поможет привести в порядок мысли. На дворе стояло лишь пятое ноября, а в витринах магазинов уже наступило Рождество: их украшали елки, гирлянды, банты и венки из остролиста.

Я в очередной раз глянула на пресс-релиз, который всучила Афина: с великолепной черно-белой фотографии смотрела Тилли в строгом темном костюме на голое тело. Выглядела она гламурной и очень довольной собой.

«Подарите коже силу новой тональной гаммы, созданной выдающимся визажистом нашего времени Тилли Кребтри, – гласил рекламный текст под фотографией. – Нанеся любую из тональных основ «Глориус», вы увидите, как ваша кожа засияет, затмевая дневной свет…»

Что?!

«Ваше лицо больше не будет сухим или тусклым, а обретет русалочий блеск и вызовет восхищение и комплименты. Увлажняя и насыщая кожу витаминами, тональные средства «Глориус» изменят ваше представление о себе – и то, как вас воспринимают другие…»

Мама дорогая! Может, они и глобальное потепление обращают вспять?

Я свернула за угол и прошла вдоль величественных гранитных офисов и магазинов. Улица упиралась в старый мост, расписанный легендарным шотландским художником Чендлером. Здесь он нарисовал лодку, с трудом прокладывающую путь по бурным волнам. Над лодкой кружили чайки, а из воды торчала рука, сжимающая спасательный жилет. Под рисунком значилось:

«Всякий рано или поздно нуждается в спасении».

Росписи Чендлера, подобно картинам Бэнкси, появлялись в самых удивительных и неожиданных местах на радость широкой публике. Они внезапно возникали на автобусных остановках, в полуразрушенных зданиях, на случайных кирпичных стенах – от сатирических шаржей на политиков до мрачных изображений жилых домов Глазго с комментариями о социальной несправедливости, бедности и лишениях.

Самого Чендлера никто не видел. После каждой работы он словно растворялся в темноте. Так продолжалось с начала семидесятых годов. Время от времени в прессе появлялись предположения о том, кем может быть этот неуловимый художник. Называли и титулованного искусствоведа, и музейного куратора, и бывшую рок-звезду, увлекшуюся искусством, но никто не знал наверняка. Ходили даже слухи, что загадочный автор стрит-арта – член королевской семьи.

Чендлер был частью шотландского фольклора, легендой, вплетенной в ткань общества почти так же, как лох-несское чудовище.

Я остановилась полюбоваться росписью на кирпичной кладке. Мимо спешили покупатели и медленно двигался транспорт, изредка разражаясь автомобильными гудками.

Картина казалась настолько реалистичной, что я почувствовала на лице морские брызги. Вот бы узнать, кто такой Чендлер. А еще лучше – заручиться у него эксклюзивным интервью. Он, насколько известно, никогда не общался с прессой.

Я постояла еще немного, любуясь облупившейся белой краской и ржавчиной на боку лодки, потом вспомнила, что не далее как сегодня приступила к новой должности и меня ждет первое журналистское задание. Я перешла дорогу и, повернув направо, остановилась перед универмагом «Саския», где толпились представители прессы и перевозбужденные девочки-подростки с мобильными телефонами.

Другого выхода, кроме как извлечь максимальную выгоду из той передряги, в которую вляпалась, не было. В конце концов, это всего лишь работа. Если продержусь хотя бы несколько месяцев, авось подвернется что-то еще в другом журнале или газете.

Перед мысленным взором мелькнула самодовольная улыбка Майлза, и я заморгала, чтобы отогнать видение.

Чтоб меня! Поверить не могу, что так сплоховала.

Подойдя к охраннику с хмурым лицом, я предъявила приглашение и удостоверение сотрудника «Богини». Он направил меня на четвертый этаж.

Я вошла в лифт вместе с группой других журналисток, которые гадали, повезет ли увидеть последнего бойфренда Тилли, актера Дилана Макнайта. На выходе из лифта нас встретил другой охранник и провел в огромный зал, отделанный лиловым атласом. У входа, а также в каждом углу помещения стояли римские урны с лиловыми и белыми цветами. На огромном настенном экране прекрасная незнакомка с самой совершенной кожей, которую мне доводилось видеть в жизни, бежала по старинному замку.

В одной из зеркальных колонн я заметила собственное озабоченное выражение и потянулась за стаканом воды к проходящему мимо официанту. Мне срочно требовалась влага. Подумать только! Совсем недавно я писала о пропавших мусорных контейнерах, чайках, вырывающих у туристов чипсы, и угрозе закрытия местной библиотеки.

Раздался взрыв восторженных аплодисментов, от которого я чуть не выронила стакан. Я повернулась к собравшейся толпе как раз в тот момент, когда из-за лиловых занавесок, подобно королеве, выплыла Тилли Кребтри. Она то и дело отводила назад копну темных волос и обнажала зубы, словно хотела кого-то укусить. Наконец, широко раскинув руки, как будто собиралась всех благословить, она произнесла:

– Добро пожаловать на презентацию «Глориус»!

Дождавшись, пока стихнут восторженные аплодисменты, Тилли заговорила о том, что для нее значит нести в массы такой потрясающий продукт.

Я завороженно смотрела на ее гладкий лоб, на котором не появлялось ни единой морщинки, даже когда она двигала бровями.

– «Глориус» – настоящая революция в макияже, – вещала она, меряя шагами сверкающую сцену. – Неважно, сколько вам лет, молоды вы или не очень, эта основа станет для вас источником блаженства.

«Кое-кто предпочел бы ночь с Генри Кавиллом», – подумала я.

Мимо пронесся официант с подносом, уставленным фужерами с шампанским – как раз то, что нужно, чтобы продержаться, так как уйти отсюда в скором времени я даже не мечтала.

– Мадам, бесплатный подарок от мисс Кребтри, – произнесла лучезарно улыбающаяся девушка с раскачивающимся из стороны в сторону хвостиком.

– Благодарю.

Когда она исчезла в облаке пьянящего парфюма, я поставила бокал на соседний столик, чтобы рассмотреть подарок поближе. Внутри мешочка из лилового атласа среди россыпи цветочных конфетти лежал набор экстравагантных бесплатных товаров: розово-золотая пудреница Swarovski, крем для рук с золотым блеском и серебряный футляр для помады, усыпанный бриллиантами. А еще пара фирменных теней от Тилли Кребтри.

Я восторженно ахнула, как ребенок в рождественское утро. Невероятно! Бог знает, сколько стоил каждый из этих бесплатных мешочков.

– Мисс Леони Бакстер? – раздался над толпой несколько охрипший женский голос. – Леони Бакстер из журнала «Богиня»?

Я схватила свой бокал и сделала огромный глоток. Шампанское мне точно понадобится. Зажав мешочек с подарками правой рукой, я вскинула левую вверх:

– Я здесь!

Все головы разом повернулись ко мне.

– Следуйте за мной, – улыбнулась девушка, вручившая подарок. – Насколько я понимаю, вам назначена встреча с мисс Кребтри для тестирования нашей революционной гаммы «Глориус»?

– Э-э… да. Верно.

– Тогда прошу сюда.

Мы пробрались сквозь толпу мимо все еще бегущей по замку рекламной красавицы. Пусть она и узница замка, зато какая идеальная кожа!

Девушка с раскачивающимся хвостиком завела меня направо, минуя очередной занавес и пару охранников, в отдельную комнату, обставленную мебелью лазурного цвета. Внимание привлекало огромное зеркало со слепящей подсветкой.

– Добро пожаловать! – защебетала Тилли. – Вы, должно быть, Леони? – Мы пожали друг другу руки. – Мы с Афиной давние подруги. Правда, она чудо?

– О… не то слово, – заикаясь, выговорила я.

– Кофе, мерло, зеленый чай?

– Спасибо, не надо, – заверила я, покачав своим бокалом, прежде чем поставить его вместе с подарочным мешочком на стильный туалетный столик.

– Что ж, прекрасно! – машинально отозвалась Тилли, изучая мое лицо, и коснулась кожи у носа. – Суховато. Нос недостаточно влажный, негодница.

– Хорошо, что я не собака, – пошутила я.

Шутка вызвала лишь любезную полуулыбку.

– Так, средиземноморский загар, – заключила она, оценивающе отступая на шаг. – Испанка?

– Итальянка. По маме.

– Превосходно, превосходно! Мы этим воспользуемся, – пообещала она и потянулась за стеклянной бутылочкой с ярко-лиловой крышкой. Мутная жижа внутри напомнила те редкие случаи, когда Харли получала слишком много лакомств.

Одна из ассистенток театрально расправила и закрепила у меня на шее накидку из лилового полиэтилена. Тилли незамедлительно приступила к работе, нанеся сначала очищающее, а затем тонизирующее средство. Потом выдавила на ладонь немного подозрительно выглядящего тонального крема и вымазала им мое лицо, без конца смешивая и промакивая губкой.

Она суетилась вокруг меня, как художник перед мольбертом или как неугомонная марионетка. Я откинулась на спинку кресла, шурша накидкой и стараясь не думать о своем дебюте в «Богине». Его нельзя было назвать успешным.

Через какое-то время возникло странное ощущение.

– Ничего, что кожа немного стянута? – спросила я.

Тилли проигнорировала вопрос и продолжила наносить тональный крем.

Кожа на лице раздражалась все больше, а участок вокруг левого уха возмущенно покалывал. Что происходит? Так и должно быть?

Наконец Тилли отступила назад и принялась восторгаться своим творением.

– Вы только посмотрите! Взгляните на себя!

«Как я на себя посмотрю, если ты загораживаешь зеркало?» – хотела крикнуть я.

– Одну минутку.

Она отошла в сторону, предоставив мне обзор.

Я приоткрыла один глаз, потом другой.

Из зеркала пялилось жуткое, напоминающее маску существо. Кто это? Я себя не узнала. Мамочки! На меня было страшно смотреть!

Я силилась заговорить, но лицо словно окунули в бетон. Это была не я, а восковая голова из фильма ужасов. Тогда я попыталась улыбнуться – вышло еще хуже.

– Я сама на себя не похожа, – процедила я задеревенелыми губами, как бездарный чревовещатель. – Что вы из меня сделали?

– Это ты, только лучше, – ответила Тилли с маниакальной улыбкой. – Просто итальянская богиня!

– Скорее, экспонат Музея мадам Тюссо, – пробурчала я.

– Прошу прощения?

– Экспонат Музея мадам Тюссо, – повторила я, все больше раздражаясь. – Послушайте, мисс Кребтри, я знаю, вы мечтаете увидеть на страницах «Богини» положительный отзыв о ваших новых кремах, но это…

Я вспомнила о романтической красавице из рекламы, которую крутили на повторе в главном зале. Я стала чудовищем, от которого она убегала! Мое лицо словно обернули резиной.

– Вас что-то не устраивает?

Я хохотнула – насколько позволяло зажатое тисками лицо.

– Вы издеваетесь? Да я выгляжу как карикатура на саму себя! Лицо как расплавленное. – Я резко развернулась в кресле, отчего лиловая накидка пошла рябью. – И такое ощущение, что из кожи выкачали всю влагу!

За считаную долю секунды Тилли Кребтри превратилась из радушно щебечущей хозяйки в огнедышащего дракона. Я перепугалась.

– Да кем ты себя возомнила, черт тебя дери? И пяти минут не проработала в «Богине»! – Она ткнула в меня парой влажных салфеток. – Я Афине все выскажу. Подослала непонятно кого, когда я просила адекватного репортера!

Я вынула из сумки телефон и сфотографировала свое изуродованное лицо. Затем, схватив салфетки, с неимоверным облегчением соскребла с него мерзкий тональный крем – весь без остатка. Напоследок повернулась к зеркалу левой стороной. По щеке, где чувствовалось покалывание, расползлись уродливые красные пятна.

Горстка сотрудников универмага наблюдала, как я собираю сумку, допиваю остатки шампанского и ухожу. Хорошо, не пришлось появляться на публике в образе горгульи.

Не успела я переступить порог офиса, как Афина вылетела из своего кабинета с видом ангела мести.

– Леони, на пару слов. Немедленно.

Я поплелась за начальницей, облаченной в тесный костюм из ткани «гусиная лапка». Она захлопнула за мной стеклянную дверь, которая возмущенно завибрировала.

– Какого черта ты себе позволяешь? Без году неделя, а уже умудрилась оскорбить мою близкую подругу!

– Афина, она зацементировала мне лицо своим новым кремом так, что я стала похожа на маску смерти. – Я повернула голову вправо. – И заметьте: сегодня утром никакого раздражения не было.

Начальница прищурилась, изучая покраснение. Я тем временем достала мобильник и ткнула ей чуть ли не в нос свои последние фотографии.

Она отшатнулась:

– Господи! Что это?

– Это я, замурованная в тональную основу из новой гаммы Тилли.

Афина недоуменно уставилась на меня:

– Ты просто никудышный фотограф.

Боже, дай мне сил! Я бы много отдала, чтобы вновь оказаться в редакции «Вестей Силвер-Несса».

Афина скрестила на груди свои худосочные руки, зазвенев по меньшей мере дюжиной браслетов.

– Твоя задача – найти достоинства, а не выпячивать недостатки. Какова текстура? Мягкая ли? Шелковистая? Или, например, цена? Насколько конкурентоспособна на рынке?

– На ощупь крем как бетон, а цена за бутылочку в 50 мл просто запредельная. На такие деньги можно неделю прокормить семью из четырех человек.

Она сердито сощурилась:

– Не нравится мне твое отношение, Леони. Совсем не нравится.

От страха сводило живот, однако я стояла на своем. С какой стати я буду врать и писать восторженный отзыв о таком товаре? Я еще раз взглянула на фотографии в телефоне – просто грабитель банка с натянутыми на голову капроновыми колготками.

Афина начала разглагольствовать о преданности «Богине» и лично ей, но это только подстегнуло мое негодование. Она же не хотела, чтобы я сочиняла небылицы?

Раздражение на коже возле уха не проходило. Я наклонила голову и откинула назад непокорные локоны.

– Афина, умоляю, взгляните повнимательнее. – Она присмотрелась к красным пятнам. – Когда я шла на презентацию, никаких пятен не было. Это все из-за тонального крема.

Уголок рта мисс Мэйхью дрогнул.

– Не может быть. Ты просто не заметила.

– Ничего подобного.

У Афины от ярости свело челюсти; казалось, она вот-вот взорвется. По счастью, в дверях кабинета появилась Орион:

– Афина…

– Ты что, не видишь, я занята?

Не обращая внимания на угрожающее выражение лица начальницы, Орион продолжила:

– Вам обязательно нужно посмотреть. Я только что получила письмо от двух сотрудниц универмага «Саския» – они тоже были на презентации Тилли Кребтри.

– Ну и что?

– Обе вызвались попробовать макияж Тилли на основе тонального крема «Глориус».

Афина нетерпеливым жестом поторопила помощницу:

– Ну и?

– Кожа обеих женщин воспалилась через десять минут после нанесения крема. Как у Леони.

Взгляд Афины стал еще жестче, хотя она промолчала.

– Прежде чем вы спросите, – спокойно продолжала Орион, – они прислали фотографии.

Мисс Мэйхью метнулась к дверям.

– Покажи, – потребовала она, выходя из кабинета.

Орион приподняла верхнюю губу в стиле Элвиса и последовала за начальницей к своему компьютеру, а я, естественно, за ней.

– Вот, пожалуйста.

Она щелкнула мышкой на присланные изображения, и на экране открылись две фотографии обиженных женщин с точно такой же красной сыпью на щеках, как у меня.

– Они слышали разговор Леони с мисс Кребтри и, зная, что Леони работает в «Богине», решили с нами связаться.

Афина склонилась к экрану, сердито выпятив губу. От напряжения у нее на виске начала пульсировать жилка.

– Публиковать после такого положительный отзыв было бы неэтично и неприемлемо, – убежденно сказала я. – Только представьте, в какое положение такой отзыв поставил бы журнал!

Афина заскрежетала зубами. Ее правая нога в туфле на скошенном каблуке нервно застучала по полу.

– Я поговорю с Тилли. Объясню ситуацию и все улажу. – Она смерила меня взглядом. – И посоветую ей вернуть «Глориус» на стадию разработки.

Мы с Орион смотрели ей вслед, пока она дефилировала к своему кабинету. У дверей Афина обернулась:

– Надеюсь, вы проявите не меньше усердия и ответственности, работая над проектом «Аванти». Я возлагаю на тебя большие надежды, Леони. Не подведи.

По-моему, это была пассивно-агрессивная угроза.

За три первых дня, проведенных в «Богине», я вымоталась так, будто проработала там безрадостные и мучительные полгода.

Орион по секрету рассказала мне о кумовстве Афины, и я не могла предать ее доверие. Насколько мы могли судить, никто не знал, что Керри – племянница мисс Мэйхью. А если и знали, то не подавали виду.

Я держала эту информацию при себе, стараясь не позволять обиде вырваться наружу. Обидчивость была мне несвойственна, и я не хотела становиться озлобленной неудачницей.

Керри мне, в общем, понравилась, хотя выглядела несведущей и растерянной. Большую часть времени она проводила на «материнском корабле», как называли кабинет Афины мои коллеги.

Что же касается моего проекта с участием «трех граций», то он разрастался не по дням, а по часам и висел надо мной зловещим дамокловым мечом. В среду утром Афина поинтересовалась темой для фотосессии, и я выдала несколько идей, включающих космический антураж и дискотеку семидесятых, от которых она отмахнулась.

– Не стильно, Леони. Мы должны задавать тон.

«Интересно, какой тон мы задаем, беря на работу по блату?» – подумала я, опускаясь обратно в кресло.

Какое же огромное облегчение я испытала, когда моя первая неделя в «Богине» подошла к концу. Она утонула в море восторженных отзывов и комплиментов в адрес омолаживающей зубной пасты, новейших дезодорантов с солью Красного моря и прочих штучек.

Я забрала Харли и отмахнулась от расспросов родителей о причине моей подавленности. Незачем было препарировать труп, чтобы выяснить, почему я чувствую себя дурой не на своем месте. Ностальгия по работе в «Вестях Силвер-Несса», по тому времени, когда я писала о жизни людей, об их достижениях, борьбе за сохранение городской библиотеки, вызывала настоящие спазмы.

Желая поскорее отделаться от навязчивой опеки родителей, я пообещала позвонить после ужина и ретировалась.

Дома я надела приталенную рубашку и расклешенные брюки в полоску, нашла в холодильнике немного лосося и заметила, что пришел последний экземпляр «Медиамира» – ежемесячного журнала с подробным описанием последних новостей и вакансий в медиаиндустрии.

Пока я готовила ужин и кидала Харли пищащую игрушку-ботинок, я пролистала несколько страниц под шипение лосося на сковороде.

И вдруг замерла.

Из журнала на меня смотрела триумфальная лучезарная улыбка Майлза.

Телеведущий новостей Майлз Эндрюс и его невеста, тележурналистка Кармел Дженнингс, начали совместную работу над биографией покойного газетного магната сэра Рассела Степни. Эндрюс работает на центральной региональной станции ITV…

Взгляд застрял на первых же фразах. Невеста? Майлз помолвлен? Уже? Мы расстались всего десять месяцев назад!

Я не могла отвести глаз от фотографии, на которой они стояли в обнимку. Кармел выглядела великолепно и чем-то напоминала актрису Тэнди Ньютон.

Дальше читать не хотелось. Я захлопнула журнал и отбросила его на дальний конец столешницы. На мне Майлз жениться не собирался. Его вполне устраивали эпизодические ночевки у него на квартире, о большем он и не заикался. Всякий раз, когда мы проходили мимо ювелирного магазина и я засматривалась на обручальные кольца, Майлз отводил меня в сторону и уверял, что мы «однажды заглянем в будущее, когда поймем, куда толкает нас жизнь». Мой бойфренд уже тогда решил, что дальше жизнь будет толкать его без меня.

Подперев подбородок и тыкая вилкой в тарелке, я какое-то время наблюдала за тем, как Харли поглощает свой куриный фарш.

Меня ему было недостаточно. Наших отношений ему было недостаточно.

Как только Харли закончила есть, я вскочила со стула. Мне срочно требовался глоток свежего воздуха. Вокруг и внутри меня все ломалось и рушилось.

– Пойдем, малыш, проветримся.

Я ехала на автопилоте вдоль синей кромки моря все дальше и дальше от дома, по покрытым огненной листвой сельским дорогам. Какие-то листья еще цеплялись за ветки, другие, сдавшись ноябрьской прохладе, кувыркались вокруг машины. Мы выехали на шоссе в сторону Драммонда.

Харли сидела пристегнутая на заднем сиденье, похожая на китайскую статуэтку.

Увидев деревянные столы для пикника, я притормозила и заехала на парковку. Вышла, пристегнула к розовой собачьей шлейке поводок, заперла машину, и мы зашагали по поляне.

После тяжелой и неудачной недели новость о помолвке Майлза особенно больно ударила по самолюбию. Мы расстались только в январе, а он уже помолвлен с другой, чтоб его! Мало того, он делал блистательную карьеру в теленовостях!

Его жизнь не стояла на месте, двигалась вперед и вверх, в то время как я по уши завязла в какой-то трясине. Я писала о процедурах орошения толстой кишки и отбеливании зубов, занимаясь работой, которую мне предложили и на которую я согласилась от безысходности.

Харли семенила рядом. Я решила пока не спускать ее с поводка. В кустах по краю поляны все время что-то шуршало, и совершенно не хотелось снова гоняться по лесу за собакой.

Молочные сумерки сменялись брызгами сонного вечернего солнца – вот-вот должно было стемнеть.

Мысли переключились на требования и ожидания Афины. Она высмеивала и отвергала любое мое предложение по проекту «Аванти». Совершенно невыносимо. Зря я не прислушалась к своему внутреннему голосу и согласилась на работу бьюти-редактора. Рано сдалась.

Я плотнее закуталась в длинный вязаный шарф и зимнюю куртку и все глубже уходила в густую дымку леса. Впереди показался Мерри-Вуд с оголенными деревьями и потрескавшимися горшками переросшего вереска вокруг.

Харли потянула поводок и посмотрела на меня щенячьим взглядом.

– Ладно уж, побегай, – вздохнула я, отстегивая карабин. – Только никаких гонок за лисами, ясно?

Собака радостно завиляла хвостом с кисточкой и, ощутив внезапную свободу, помчалась, как ягненок, к дому. Добежав до ветхого забора, она принялась скрести расшатавшуюся доску.

– Харли! – громким шепотом позвала я, в страхе озираясь по сторонам. – Перестань, не то мне опять попадет. Не успели прийти, а ты уже оскверняешь святую обитель!

Естественно, Харли не обращала на меня никакого внимания и продолжала рыть подкоп. Из-под ее лап вырывался фонтан коричневой земли. Я бросилась к ней, держа наготове поводок.

– Харли! Если нас засечет старая ведьма, у обеих будут большие неприятности!

В этот момент хрупкий кусок дерева с жалобным скрипом поддался и отлетел в сторону.

– Фу, Харли! Нельзя!

Я оттащила собаку и, присев на корточки, попробовала пристроить отломанный кусок доски на место. Харли встала рядом на задние лапы.

– Ты только посмотри! Посмотри, что ты наделала!

Сгорбившись у забора, я пыталась вставить деревяшку на место, надеясь, что Лили Крукшенк не заметит моей халтуры. Может, попросить папу взглянуть на забор?..

Ух ты!

При виде того, что предстало моему взору через образовавшуюся в заборе щель, у меня отвисла челюсть.

Конечно же, все заросло высокой травой, торчащей вверх длинными, ядовито-зелеными стрелами. Зато лужайку окружали прекрасные статуи цвета слоновой кости. Они изображали молодых, мечтательных женщин в струящихся одеждах и с распущенными волосами, взирающих на зажатые у них в руках цветы.

Я глянула по сторонам – Лили Крукшенк поблизости не было.

Не в силах устоять перед соблазном, я чуть отодвинула сломанную деревяшку и увидела на другой стороне сада россыпь красных ягод на фоне празднично поблескивающих листьев остролиста и плюща.

Я выпрямилась и заглянула дальше в сад.

За лужайкой стояла садовая скамейка, утопавшая в зимней жимолости – я уловила аромат кремово-белых лепестков. Рядом над серебристо-зелеными листьями красовались ярко-розовые, алые и белые цветы цикламена, и все это утопало в голубых и нежно-розовых тонах вереска. Несколько деревьев, изящно склонивших свои голые ветви на фоне вечернего неба, отбрасывали тени на деревянную скамейку. Сад напоминал картину Ренуара.

Вблизи послышалось журчание воды, что еще больше разожгло мое любопытство. Я пошла вдоль забора, увлекая за собой Харли. Теперь я отчетливо слышала журчание – наверное, в саду был фонтан. Я решила проверить, не поддастся ли другая видавшая виды доска. К моей досаде, забор не поддался.

Я вернулась к тому месту, где мы с Харли проделали брешь. Решение было мгновенным: надо проникнуть внутрь. Образовавшегося отверстия наверняка хватит, чтобы через него протиснулись двадцатисемилетняя журналистка и щенок кокапу.

– Пойдем глянем? – ободряюще подмигнула я собаке.

Харли моей уверенности не разделяла. Даже отступила на пару шагов. Тогда я взяла ее на поводок и погладила по бархатной голове.

– Там будет много разных птичек, за которыми можно побегать.

Она продолжала недоверчиво смотреть, как я протискиваюсь в щель, и тут я вспомнила о пакете с лакомствами в кармане джинсов, достала его и помахала в воздухе. Собака, естественно, не устояла и проскользнула за мной в сад.

Вот это да!

От вида всполохов лазурных и фиолетовых цветов, величественных деревьев, густой изгороди и романтичной скамейки захватывало дух и разбегались глаза. Осмотревшись по сторонам, я увидела фонтан в форме раскрытого цветка лотоса, из которого пила порхающая колибри. Из центра веселым серебристым потоком била струя воды, а каменное основание фонтана покрывали куски влажного мха, что ничуть не умаляло его красоты.

Все, от водной глади до изящных статуй, выглядело просто волшебно. Конечно, не мешало бы подстричь траву и прополоть сорняки, которые пытались маскироваться под цветы, но даже в запущенном виде сад просто потрясал.

Я представила себя здесь в летний день с хорошей книгой и солнечными бликами, танцующими на моем лице…

– Что вы здесь делаете? Кто дал вам право?!

Волоски на коже встали дыбом.

Мы с Харли обернулись – в двери, выходящей в сад, стояла разъяренная Лили Крукшенк.

– Простите, миссис Крукшенк, – залепетала я. – Харли отломила кусок доски в заборе и…

– Взяли себе в привычку рыскать…

И это после паршивого дня на работе и фотографии самодовольного Майлза с невестой! На щеках мгновенно вспыхнул румянец.

– Я просто хотела поехать с Харли в красивое место. На время забыть о неприятностях… – Я замолчала, поняв, что рискую наговорить лишнего.

Старуха окинула меня странным взглядом:

– Вы хоть понимаете, что я могу заявить на вас в полицию?

– Простите. Я увидела краешек сада и не удержалась.

Лицо Лили Крукшенк, мгновение назад пышущее яростью, приняло презрительное выражение.

– Журналисты поганые, – процедила она, наморщив свой царственный нос. – Считаете себя вправе вмешиваться в чужую жизнь?

– Миссис Крукшенк, прошу вас…

Договорить мне не дали.

– Больше заняться нечем, кроме как шляться здесь и совать свой нос не в свое дело? – Она смерила меня холодным взглядом. Длинная оливковая юбка грозно трепыхалась вокруг ее лодыжек. – Никто дома не ждет? Ни мужа, ни бойфренда?

Удар ниже пояса. В памяти опять всплыла фотография Майлза и его невесты.

Лили Крукшенк сложила руки на груди:

– Вы, не иначе, из тех деловых особ, для которых работа превыше всего.

Ну, это уже слишком!

– Да вы понятия не имеете, о чем говорите! Вы ни черта обо мне не знаете!

Гнев буквально захлестывал, стоило огромных усилий его сдержать.

Афина, моя новая работа, Майлз… Все навалилось разом, не давая мне вздохнуть.

Лили Крукшенк усмехнулась:

– Знаю я таких, как вы. Готовы собственную бабушку продать ради карьеры!

Обида душила. Я этого не заслуживала. Тем более сейчас. В любой другой день я отмахнулась бы от ее слов, отделавшись вежливым прощанием.

– Неправда! Как вы смеете?

Но ее было не остановить. Мои протесты лишь добавляли масла в огонь.

– Хотим заработать себе повышение, да? Не прочь раскопать любую грязь, чтобы произвести впечатление на начальство?

При мысли об Афине и ее язвительных замечаниях по поводу моих предложений о косметике «Аванти» свело желудок. Воспоминания смешались и переплелись с образами белоснежной ухмылки Майлза и ослепительного бриллианта на пальце его невесты. К ним добавились воспоминания о счастливых днях, проведенных в «Вестях Силвер-Несса», о нашей веселой дружной компании с Фрэнсис и Дугом.

Как моя жизнь превратилась в огромную грязную лужу?

Теперь мы с Харли стояли посреди запущенного романтичного сада, меня пробирал вечерний холод и оскорбляла женщина, готовая оторвать мне голову.

– Уходите и больше не возвращайтесь, – рявкнула Лили Крукшенк. – Слышите?

В другое время я бы извинилась и ушла, проклиная старую ведьму себе под нос. Но не сегодня. Я чувствовала себя разбитой и потерянной, не понимала, кто я и куда завела меня судьба.

Меня окончательно покинуло самообладание, на глаза навернулись слезы и потекли по щекам.

Лили Крукшенк стояла и смотрела, ничего не говоря.