Текст книги "Цвет неба"

Глава 24

Пока мама запирала за собой дверь, я с беспокойством рассматривала знакомые цветочные обои в прихожей, стеклянную банкетку и ободранные крючки для одежды в гардеробе, а также резные дубовые перила на широкой лестнице. Мне было физически больно смотреть на все это, потому что эти вещи напоминали мне о той счастливой жизни, которую я когда-то знала. До того, как все рухнуло.

В доме было тихо. Ни работающего радио или телевизора, один только шум моря влетал в открытое окно гостиной.

Мне было интересно, как моя мать смогла столько лет прожить в этом гигантском старом доме в одиночестве, но тут я вспомнила, что она вообще предпочитала быть одна, иначе никогда бы нас не оставила.

– Проходи на кухню, – сказала мама. – Я как раз собиралась поставить чайник. Ты выглядишь неважно, так что чашечка чая тебе точно не помешает.

Решив держать себя в руках, я последовала за ней.

Стены кухни были выкрашены в желтый, а на них красовались шкафы из вишневого дерева, а посередине возвышался стол с новенькой столешницей из гранита. На окнах были резные наличники зеленого цвета. Рядом с задней дверью стоял высокий встроенный книжный шкаф, где мама хранила кулинарные книги – раньше его тут не было. Кое-что из обстановки изменилось. Исчез стол в стиле 50-х годов с белой столешницей и сверкающими хромированными ножками.

– Когда ты купила этот шкаф? – спросила я, проведя рукой по дереву. – Он восхитителен.

– Правда? – ответила она. – Всегда считала, что этому старому домику под стать исключительно мебель в традиционном стиле.

Мама права. Дом был в стиле эпохи викторианской Англии. Зачем здесь нужен стол с алюминиевыми ножками.

– Садись, пожалуйста, – сказала мама и зажгла конфорку.

Я потерла руки и села, думая, как долго еще мы будем соблюдать эти ритуалы вежливости, прежде чем она, наконец, ответит на мои вопросы и сможет все со мной обсудить.

Пару минут мама что-то искала по всей кухне. Наконец она нашла чайные пакетики и промыла чайник.

– Может быть, ты удивишься, – сказала мама, – но я всегда была в курсе событий твоей жизни. Твой отец мне все рассказывал, особенно когда случилось несчастье с Меган.

У меня аж сердце дрогнуло, так неожиданно это оказалось для меня, особенно то, что моя мать говорила про Меган.

– Рассказывал? Вы что, поддерживаете связь?

Папа никогда не говорил об этом.

– Да, – ответила она. – Я знаю, тебе трудно это принять. Мне очень жаль, Софи. Мне грустно, что я так и не успела познакомиться с Меган.

У меня в горле запершило. Я ни слова не могла вымолвить. Мне все еще было больно говорить о дочери, а еще больнее оттого, что моя мать отсутствовала все эти годы и даже не послала открытку с соболезнованиями, хотя знала, что происходит… Лучше не стало. И, конечно же, я ничуть не была заинтересована сглаживать ее вину.

Мама одарила меня взглядом, в котором читалось все, кроме одобрения.

– И о твоих сложных отношениях с отцом я тоже знаю. Что вы не близки, и ты к нему даже не приезжаешь погостить.

Я закрыла глаза и провела ладонью по лбу.

– Знаешь, мам, уж кому-кому, но только не тебе говорить о том, что кто-то к кому-то не приезжает погостить. И, пожалуйста, не говори со мной, как с провинившимся ребенком. Когда ты от нас ушла, ты сама добровольно отказалась от этого права. А то, какие у нас отношения с папой, не твое дело.

Впрочем, это было не совсем верно. Я пришла сюда, чтобы понять, какие же у меня отношения с моими родителями. Я хотела бы знать, почему мама нас бросила. Почему меня бросили все – и Майкл, и Меган. Мне нужно было понять, что произошло между моими мамой и папой.

Почему папа не любит меня так, как Джен?

У меня было неприятное ощущение, что ответ на этот вопрос я почему-то знаю уже. И всегда знала.

Но действительно ли я готова услышать его сейчас?

Мама поставила на стол чашки с чаем и посмотрела мне прямо в глаза.

– Ты не виновата, что сердишься, но ты пришла за ответом, так что если хочешь услышать всю историю, то это очень даже мое дело, потому что я единственная, кто знает всю правду.

Я откинулась на спинку стула и посмотрела в окно. Океан по-прежнему шипел и рычал, разбивая свои гигантские волны о скалы.

– Ты же знаешь, что папа никогда меня не одобрял? – спросила я. – Ему не нравилось, с кем я дружила. Он все время говорил, что я слишком упряма. И ему до сих пор не по душе, что я писатель. Папа всегда был против этой профессии. «Выбери что-нибудь более приземленное», – часто говорил он мне.

Я покачала головой.

– Он никогда не относился ко мне так, как к Джен. Этой даже убийство могло с рук сойти. Да он бы что угодно ради нее сделал, а вот ради меня никогда.

Мы с мамой встретились взглядами.

– А ты… Ты была совсем другой, и я до сих пор так и не поняла, почему ты от нас ушла. Я винила во всем папу. Думала, что это его вина. Ну не моя же.

Мама села.

– Твой отец – хороший человек, Софи. Да, ваши отношения никогда не были идеальными, но он правда тебя любит.

Я усмехнулась.

– Ты серьезно?

И тут я вдруг вспомнила наш с папой последний телефонный разговор. Он проявил сострадание, и меня это очень удивило. Пожалуй, так папа со мной говорил впервые.

Но опять же, больше он не звонил. Как, собственно, и я.

– Если он такой прекрасный человек, – сказала я, – почему тогда ты ушла? Почему ты ушла и не вернулась?

В маминых голубых глазах отразилось беспокойство, и она помедлила, а потом произнесла тихо:

– Так было нужно. Попытайся понять. Мне очень нужно, чтобы ты поняла меня.

– Ну, прости, конечно, но понять тебя я пока что не в силах.

Мама сильно побледнела.

– Пожалуй, налью тебе чая.

Она встала и подошла к плите.

– Разговор займет время.

Я села поудобнее и подготовила себя к предстоящей беседе – поговорить по душам нам с мамой нужно было уже ох как давно. Я должна была знать, что у них с отцом случилось на самом деле.

И, говоря «отец», я не имею в виду того, кто меня вырастил.

История Коры

Глава 25

Софи, я помню каждый драгоценный момент, проведенный вместе с твоим отцом, как будто все это было лишь вчера. Я не знаю, с чего начать. Нужно рассказать так много.

Думаю, я начну с лета 1960 года, вскоре после того, как мне исполнилось двенадцать, потому что все изменилось именно тогда…

Глава 26

Был последний день летних каникул и первый день, когда твой отец изменил мою жизнь, дорогая.

Я поужинала и встала из-за стола. Поблагодарила маму и сказала, что собираюсь прогуляться.

Проигнорировав звук тарелок в раковине, я схватила свитер и бросилась на улицу.

Солнце висело низко, и вечерний воздух холодил щеки.

Я подбежала к дому Питера, взобралась на крыльцо и постучала в дверь. На пороге появилась его мать.

– Здравствуй, Кора.

– Может ли Питер выйти?

Она повернулась и крикнула куда-то вверх:

– Питер! К тебе пришла Кора!

Почти сразу же по лестнице скатился Питер, снял с вешалки свою куртку и отпихнул в сторону вторую дверь. Та скрипнула, а потом захлопнулась за его спиной.

– Что ты ела на ужин? – спросил Питер, сунув руки в карманы.

– Жаркое из свинины. А ты?

– Жареного цыпленка.

– Везунчик.

Мы оба посмотрели в сторону дома Мэтта. Я подумала: доел ли он уже ужин? Отец всегда заставлял Мэтта мыть за собой посуду, прежде чем отпустить его гулять.

– Пойдем на задний двор? – спросил Питер.

– Пойдем.

И мы понеслись вприпрыжку к другой стороне дома, наперегонки ринувшись к качелям, привязанным к ветке огромного старого дуба.

– Ты первая, – сказал Питер. – Держись крепче.

Я залезла на качели и обхватила руками шину, из которой они и были сделаны. Старые канаты со скрипом терлись о кору, а Питер все раскачивал и раскачивал качели, и те описывали головокружительные виражи.

– Хватит! Хватит! – закричала я, смеясь и визжа, понимая, что, как только сойду с качелей, меня тут же начнет тошнить.

Питер обхватил мои коленки.

– Вот. Видишь? Все.

Он улыбнулся мне.

– Слава богу, – отдышавшись, сказала я.

Изо всех сил постаралась сосредоточиться на его лице. Голова кружилась, но я все еще могла видеть желтые крапинки на радужке его карих глаз. И чувствовать тепло его рук на своих коленях.

Рядом с Питером мне всегда было комфортно.

И лишь мгновения спустя мне в глаза бросилось нечто, и я посмотрела в сторону дома.

– Это Мэтт, – сказал Питер. В его голосе я различила еле заметное разочарование.

У меня же от волнения засосало под ложечкой – или не от волнения, а от того, что я только что покаталась на качелях. Не знаю. Но я понимала, что сейчас придет Мэтт, и все будет потрясающе.

Он бежал к нам, летел сквозь воздух, словно самолет, свистел, словно торпеда, рассекающая волны.

Питер пошел навстречу Мэтту.

– Я убит! Падаю и умираю!

Мэтт схватился за сердце и рухнул на лужайку. Он прокатился по траве, пару раз перевернулся и замер, раскинув руки, прямо у моих ног. Неподвижно, с закрытыми глазами.

Питер тихо усмехнулся и покачал головой, а я смотрела вниз и глупо смеялась.

– Ты сумасшедший, – сказала я.

Мэтт открыл глаза и улыбнулся. Его глаза отличались от глаз Питера. Они были глубокого синего цвета – цвета октябрьского неба.

– Если и нет, то до конца сегодняшнего дня точно им стану, – сказал он. – Потому что мистер Губерт меня с ума сведет.

Питер протянул руку и вытащил Мэтта на ноги.

– Ну, так постарайся не бесить его. Просто делай, что он скажет.

– Ты же знаешь, мне не очень это удается.

Мэтт стряхнул со своей джинсовой куртки остатки травы.

Вдруг почувствовав прилив энергии, я вытянула ноги, откинулась в качелях и начала раскачиваться. Мэтт стал раскручивать качели все сильнее и сильнее – и вот я уже описываю виражи на высоте.

– Выше! – закричала я.

Мэтт толкнул сильнее. Веревка заскрипела на толстой ветке дуба. Листья трепетали.

– Готов поспорить, я тебя раскручу так, что ты сможешь до самого верха дерева дотронуться!

Питер окинул канат обеспокоенным взглядом.

– Не переусердствуй, – сказал он. – А то ветка сломается.

– Нет, не сломается, – ответил Мэтт.

– Нет, сломается, – начал спорить Питер.

Мэтт схватился за шину и остановил качели.

– Давайте тогда пойдем на озеро, – сказал он, затем посмотрел вниз и заметил пятно от травы у себя на коленке. – Черт, папа меня убьет.

– Принести губку? – предложил Питер.

– Неа. Фиг с ним. Так что скажете? Пойдем?

Питер ответил за нас обоих:

– Родители не разрешают нам ходить на озеро так поздно.

Чтобы попасть к озеру, нужно было десять минут карабкаться по лесу, и с этим старшие не шутили.

– Ну же, – сказал Мэтт. – Родители Коры и мой папа уверены, что мы здесь, а ты можешь сказать маме, что мы идем к Коре. Все равно они ни за что не догадаются.

Он был прав. Скорее всего родичи бы ничего не поняли. День был безветренным. Наверное, озеро сейчас как зеркало.

– Сегодня последний день каникул, – осторожно намекнула я.

Питер уверенным тоном произнес:

– Нет. Так нельзя. Мы влипнем.

– Нет, если предки не узнают, – заявил Мэтт.

– Но они могут узнать, – ответил Питер.

Мэтт пожал плечами и, зацепившись ногами за ветку, свесился вниз. Концы его волнистых волос задевали стебли травы.

– Моему папе уж точно все равно.

С этим я не согласилась. Нас бы с Питером отругали, а вот папа Мэтта точно отлупил бы его как следует.

Мы обычно никогда такое не обсуждали, потому что отец Мэтта рано овдовел и воспитывал детей в одиночку. С тех пор как Мэтту исполнилось семь – тогда его мать упала с лестницы и сломала шею. Люди шушукались. Они сказали, что ее голова вывернулась в обратную сторону.

Мой отец был городским врачом, и когда маму Мэтта привезли на «Скорой» в больницу, папа первым ее осмотрел. Но он никогда мне об этом не рассказывал. А меня после этого еще долго мучили кошмары. У матери Мэтта были длинные черные волосы, алые губы, густые ресницы над огромными голубыми глазами. Она всегда улыбалась и была такой красивой. Когда она погибла, я стала бояться потерять собственную мать.

– Так что, пойдем на озеро, или как? – спросил Мэтт, по-прежнему свешиваясь с дерева.

– Нет, – сказал Питер. – Нам завтра в школу.

Мэтт подался вперед и вскочил на ноги.

– Ну и зря. Прекрасный ведь вечер! Наверняка озеро сейчас как зеркало.

* * *

Вот такой вот была наша троица, Софи. Мэтт и Питер были моими лучшими друзьями.

Теперь я понимаю, что на самом деле наше трио держалось исключительно на мне. Сомневаюсь, что они были бы друзьями, не будь меня рядом. Все-таки Мэтт с Питером были слишком разными.

* * *

С того вечера прошло где-то пару лет.

Как-то вечером я готовилась к контрольной по математике. Потратив больше часа на решение различных задач из учебника, я решила, что к контрольной готова.

Закрыла учебник и потерла саднящие глаза, а затем спрыгнула с кровати, подошла к открытому окну и вдохнула соленый морской бриз. Где-то далеко солнце погружалось в океан, и волны на горизонте казались кипящей в чайнике водой. Я смотрела на парусник, проплывающий через залив, и мечтала, чтобы вместо своей душной комнаты оказалась на отцовской яхте.

И тут в глаза мне бросилось знакомое ярко-красное пятно. Это был Мэтт в своей осенней куртке и джинсах. В гордом одиночестве. Я точно застала его за написанием какого-нибудь рассказа.

Я вздохнула. Уж кому-кому, а Мэтту-то уж точно сейчас стоило бы готовиться к контрольной по математике. Этот предмет ему категорически не давался, самый ненавистный из всей школьной программы.

Отвернувшись от окна, я натянула голубой кашемировый свитер и спустилась по лестнице. Через мгновение я уже пересекла пляж и вскарабкалась на камни.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, заметив небольшой блокнот на коленях у Мэтта и ручку в его руке. – Лучше б ты к математике готовился.

Я оправила юбку и села рядом.

– Уже пробовал, – сказал Мэтт. – Но примерно через пятнадцать минут мне показалось, что моя голова вот-вот взлетит на воздух.

– Все настолько плохо?

– Да.

Мы опустили взгляды на воду.

– И вместо математики ты пришел сюда. Понимаю тебя.

Со стороны бухты дул мягкий ветерок. Медленно и лениво перекатывались волны, пенясь, словно мыльный раствор, когда разбивались о темный песок пляжа, и тут же отступали.

Я закрыла глаза и глубоко вдохнула знакомые запахи, которые уже давно стали частью моей жизни, – аромат морской соли и водорослей, влажных скал и выброшенных на берег моллюсков и медуз.

– Везет тебе – учеба легко дается, – сказал Мэтт, обхватив колени руками. – Ты всегда хорошо училась. Хотел бы я быть таким умным, как ты. Может быть, тогда мой папа так не ругался бы.

– Просто ты лучше соображаешь в других вещах.

– Например?

Я взглянула на блокнот.

Мэтт тоже посмотрел на него и тут же захлопнул.

– О чем на этот раз? – спросила я.

Он откинулся назад.

– О парне, который очень плохо учится.

Я расхохоталась.

– Надо было мне догадаться. И чем заканчивается?

– Он бросает школу.

– О нет! – Я изобразила ужас.

Мэтт усмехнулся.

– Но потом он знакомится с потрясающей пожилой леди, которая устраивает его ночным сторожем на заброшенном складе, и он пишет о вещах, которые там происходят.

– Например?..

Мэтт улыбается.

– Женщина каждое утро приносит в свой кабинет, который держит запертым в течение дня, деревянный ящик. А вечером тащит его обратно по кафельному полу из кабинета.

– Что в ящике? – спросила я. Мэтт помолчал пару секунд, чтобы усилить напряжение, а затем произнес:

– Кости ее умершего мужа.

Я подалась вперед.

– Она что, его убила?

– Нет, он умер своей смертью много лет назад, но она не смогла с этим смириться и выкопала его кости, чтобы он всегда был рядом.

– Ужасно, но мне нравится. И что, ее поймают?

Мэтт покосился на воду.

– Так далеко я еще не зашел, но не думаю, что да, и знаешь почему?

Я открыла было рот, желая услышать остальную часть истории.

– Потому что она тоже умерла, – прошептал Мэтт.

– Умерла?

– Да. Умерла, ушла, отправилась к праотцам – но не знает об этом. В виде привидения она живет на складе в течение многих лет, присматривая за мужем, которому этот склад раньше принадлежал.

Я сделала глубокий вдох.

– А как насчет этого ночного сторожа? Он знает, что его хозяйка призрак? Ему страшно? Он кому-то расскажет об этом?

Мэтт посмотрел на потемневшее небо, прокручивая в голове оставшуюся часть рассказа. Солнце уже опустилось за горизонт, хотя по небу плыл еще слабый румянец. И лицо Мэтта освещалось этим тусклым розоватым светом.

Наконец он повернулся ко мне.

– Нет, он не имеет ни малейшего представления, что она призрак, и этому есть объяснение.

Я снова наклонилась вперед.

– Расскажи, – попросила я.

– Потому что он тоже призрак. – Мэтт хитро заулыбался.

Мои брови и уголки рта поползли вверх.

– Обещай мне, что дашь почитать, когда закончишь.

– Я всегда даю тебе читать то, что пишу.

– Только не забудь, пожалуйста.

– Не забуду, – пообещал Мэтт, снова открыв блокнот. Он перечитал последние несколько строк.

Вечерняя прохлада стала более ощутимой, так что я обхватила свои колени. Чайка взлетела над водой, перекрикиваясь с другой птицей. Крупная волна разбилась тучей брызг о скалы.

Мэтт, передернувшись, стянул со своих плеч куртку.

– Иди сюда.

Он накинул куртку мне на плечи и обнял меня.

Я придвинулась ближе.

– Спасибо. Холодает.

Мы сидели так очень долго, глядя на море, разглядывая роскошный парусник и восхищаясь зрелищем захода солнца. Мы сидели на скалах, только я и Мэтт, и он согревал меня. Так было не первый раз. Подобное повторялось уже несколько лет.

Питер ничего не знал об этом, конечно же, нам с Мэттом и в голову ни разу не приходило сказать ему. Может быть, мы знали, что подобное времяпрепровождение ему быстро бы наскучило и он заставил бы нас пускать камни по воде или что-нибудь еще. И тогда мы не смогли бы спокойно посидеть здесь, а для нас с Мэттом наивысшим блаженством было ничего не делать, только смотреть на море, слушать шум волн и восхищаться живописной природой. Это было единственное место, где мы могли забыть об окружающем мире и тяготах жизни – а уж о последних Мэтт знал куда больше, чем я.

Мэтт и я никогда не акцентировали внимание на своем душевном родстве. Просто мы были близки. И нам никогда не приходило в голову, что наша близость – наше знание друг друга – может перерасти во что-то большее, потому что в те моменты, сидя на скалах, мы жили лишь настоящим.

Глава 27

Весна 1964 года

– Я волнуюсь за Мэтта, – сказала я Питеру, когда мы вышли из школьного автобуса и начали подниматься по склону.

– Боюсь, что мы с тобой ничем не поможем, – ответил Питер. – Мэтт знает, что делать. Просто не хочет.

– Но он же может вылететь из школы, и если вылетит… Тогда я не знаю, что с ним будет. Мэтт слишком гордый, чтобы ходить на дополнительные занятия.

Мы шли медленно и молчали, каждый в своих мыслях. Слышен был лишь шорох наших шагов по гравию дорожки.

– Думаю, что на самом деле он просто любит разочаровывать своего отца, – сказал Питер. – Он себе прямо цель поставил.

Я повернулась и пошла задом наперед, лицом к Питеру, прижав к груди стопку учебников.

– Куда он сбежал после уроков? Его ведь в автобусе не было.

– Он, наверное, вообще не был в школе, как он делал всю эту неделю. Даг Джонс сегодня приехал на отцовском пикапе, и я слышал, что они с Мэттом собирались напиться у ручья.

– Не может быть! – ужаснулась я.

В этот момент красный пикап закружился где-то внизу холма и помчался к нам, оставив в воздухе за собой облако пыли.

Когда машина проехала мимо, я увидела в салоне Мэтта. Он сидел между Дагом и каким-то еще парнем, которого я не узнала. Мэтт пил пиво из бутылки и курил.

– Даже не помахал, – сказала я грустно. – Как будто и вовсе нас не узнал.

– Не узнал, – ответил Питер. – У него теперь другие друзья, и, поверь мне, с ними он точно влипнет в неприятности.

Я посмотрела вниз, на свои коричневые кожаные ботинки, и крепче сжала учебники.

– Но мы же были неразлучны, как три мушкетера. Помнишь, как мы вместе поехали кататься на великах в горы? А как мы построили крепость из бревен около старого дома МакКинов?

– Да.

– А помнишь, как однажды ты наврал отцу Мэтта, что он с нами на озере, а он в этот момент напивался у реки? Это ведь было не так давно.

– Да, в тот день мы его уберегли от хорошенькой трепки.

– И он знал об этом. Тогда Мэтт думал, что мы его лучшие друзья.

Меня вдруг обожгло жуткой болью, как будто мне только что вырвали сердце.

Питер вздохнул.

– Видимо, люди меняются.

– Как так? Я же осталась прежней, и ты тоже.

– А Мэтт – нет. Он связался с дурной компанией.

Я покачала головой:

– Не верю в это. И вовсе он не изменился, и я чувствую, что мы должны помочь ему.

– Ты все время хочешь спасти мир, – сказал Питер. – Но, пойми, не все хотят, чтобы их спасали.

– Нет, это неправда, – вскричала я.

Ну почему Питер всегда такой непробиваемый – прямо кирпичная стена? Почему он не хочет слушать?

– Если бы мы просто дали ему знак, что мы рядом и что хотим помочь. Мэтт ведь умный. И он сможет в конце концов сдать математику и биологию. Нам стоит его подтянуть, – выпалила я на одном дыхании.

Питер подумал, а затем перебросил свой кожаный рюкзак из одной руки в другую.

– Мэтт даже не хочет пытаться, а мы не можем его заставить. Ты же знаешь, какой он упрямый. Его школа никогда не волновала. Собственно, его уже давно не волнует ничего. Думаю, он в любом случае даже до конца этого года не дотянет.

Даг Джонс высадил Мэтта около его дома, и, взвизгнув шинами, пикап двинулся вниз по склону. Мэтт остановился во дворе, докуривая сигарету. На нем были выцветшие голубые джинсы и черная кожаная куртка. Мэтт качнулся, запрокинув голову, чтобы выпустить изо рта клуб дыма.

В руках у него не было ни рюкзака, ни стопки учебников. Интересно, что он собирается делать завтра, когда спросят домашнее задание? Или он опять не собирается приходить?

Мэтт повернулся и стал подниматься по шатким ступеням крыльца. За ним захлопнулась дверь. Где-то дальше по улице залаяла собака.

Я чувствовала, как Питер внимательно разглядывает мое лицо.

– Не хочешь пойти купаться? – спросила я, изо всех сил пытаясь придать голосу легкое звучание.

– Ты что, с ума сошла? Вода леденющая. Она оттаяла-то только месяц назад.

Я надула губы.

– Зато сегодня такая жарища, что можно яйца на перилах жарить. Давай купаться, а? Откроем сезон!

Я схватила его за рукав и потащила по улице.

Мне надо было срочно отвлечься от мысли о Мэтте.

– Зачем я вообще с тобой дружу? – смеясь, спросил Питер.

– Потому что мы соседи.

Питер шел слишком медленно, поэтому я повернулась и опять зашагала задом наперед. Я отпустила рукав Питера и взяла его за руку.

– Мне тебя всю дорогу придется тащить?

Я правда очень сильно хотела купаться. Я хотела почувствовать прикосновение ледяной воды к коже.

– Вероятно.

Я улыбнулась Питеру. Его рука была теплой, и я помню, что поймала себя на мысли – это уже не ладонь мальчишки. За последний год Питер здорово вырос.

На его ладони я нащупала несколько крупных мозолей. Провела по ним большим пальцем и почувствовала, как у меня засосало под ложечкой.

Я тут же опустила взгляд и отпустила руку Питера, а он посмотрел в сторону, где находился его дом. Мне вдруг стало неудобно, я развернулась и зашагала рядом.

Пару мгновений мы оба молчали, а затем Питер ткнул меня локтем, и я отскочила.

– Спорим, я тебя обгоню, – сказал он, и трепет в животе тут же исчез.

– Нет, потому что это я тебя обгоню.

Мы побежали вверх по склону.

Когда мы добежали до ворот моего дома, у меня дыхание перехватило.

– Встретимся через пару минут?

– Ага, здесь же.

Я пошла переодеться.

Через некоторое время мы снова встретились и помчались по улице, а оттуда через лес к озеру.

Мы радостно неслись, смеясь и перепрыгивая через голые корни деревьев, ныряя под низко свисающие ветви. Здесь, в лесу, совершенно другой мир. Казалось, что до озера целая вечность, как будто его и вовсе нет. Вокруг было совсем тихо.

Вскоре мы вышли из тени, падающей от огромных сосен, и оказались на залитом солнцем берегу озера. Я скинула сандалии, а Питер, прыгая на одной ноге, стал пытаться сбросить туфли.

– Поверить не могу, что ты меня на это уговорила, – сказал он. Питер сбросил на песок один башмак, снял второй, а затем стащил и рубашку.

Когда я увидела мышцы его обнаженной спины и плеч, мое сердце забилось сильнее, и я перестала расстегивать платье. Питер действительно сильно повзрослел за эту зиму. И дело тут не только в росте. Он стал мощнее. Теперь Питер уже не был похож на мальчика, которого я раньше знала. Он был каким-то другим.

Спустя мгновение Питер уже помчался в воду, крича:

– Кто последний – тот дурак!

Но я колебалась. Казалось, я не могу даже третью пуговицу на своем платье расстегнуть…

– У-ух! – Питер вынырнул на поверхность и пригладил волосы. Вокруг него кружились серебристые брызги воды. Он рассмеялся и вытер капли с лица, потом вышел из воды, дрожа. Он смотрел на меня пару секунд, а затем улыбка исчезла с его лица.

– Что не так?

Я закашлялась и опустила взгляд.

– У меня волосы за пуговицу зацепились.

– Помочь?

Внезапно я застеснялась. Я не могла даже посмотреть на него. Все, что я могла сделать, – держать голову опущенной, осторожно расстегивая пуговицу за пуговицей.

– Все хорошо. Уже все в порядке.

Но все было совсем не в порядке. Напротив: во мне будто бы что-то изменилось. В последнее время мне вообще мало что казалось нормальным.

Наконец, я расстегнула последнюю пуговицу, выскользнула из платья и сбросила его на песок рядом с одеждой Питера. Я пробежала по песку и потрогала воду пальцем ноги.

– Холодная! – крикнула я с улыбкой. – Чья вообще была идея сюда лезть?

– Твоя, и теперь не отвертишься, – засмеялся Питер.

Но когда я не сдвинулась с места, он нахмурился.

– Что с тобой? По-моему, ты еще так не тормозила никогда!

И правда. Питер знал меня очень хорошо. Я всегда кидалась в воду первой – и гордилась этим, учитывая, что двумя моими лучшими друзьями были парни.

Но в тот день что-то было не так, и я не очень понимала, что именно. Может, это потому, что Мэтт не с нами, и я волнуюсь? Или тут что-то еще?

– Мне что, волоком тебя тащить? – спросил Питер.

– Придержи лошадей. Я готова.

Сжав кулаки и ссутулившись, я ринулась вперед, в холодную воду. Когда я вошла по самые бедра, я втянула воздух и нырнула.

– Она же ледяная! – вскричала я, вынырнув из воды.

Питер стукнул по волне, и брызги полетели в мою сторону.

– Это была твоя идея, дурочка!

Вдруг все вернулось в привычное русло, и я испытала огромное облегчение оттого, что снова почувствовала себя прежней.

* * *

– Ты когда-нибудь задумывался, существует ли на самом деле небо? – спросила я Питера. Я лежала на полотенце рядом с ним и смотрела, как белые пушистые облака медленно проплывали над нами.

Питер перевернулся на бок.

– Нет, я никогда об этом не думал.

Я прищурила глаза, внимательно посмотрев на него.

– Ты не думал об этом, потому что точно знал, что оно существует? Или наоборот, что его нет?

– Я знаю, что оно существует.

Я снова посмотрела на небо и положила ладони себе на живот.

– Откуда ты знаешь? Ты когда-нибудь был там?

Питер усмехнулся.

– Нет, но я хожу в церковь каждое воскресенье, и я верю в Бога, поэтому и в рай тоже должен верить.

– Должен? – спросила я. – Тебя кто-то заставляет?

– Нет. Я просто никогда в этом не сомневался, вот и все. И я не могу поверить, что ты сомневаешься. Ты же поешь в церковном хоре.

Я следила за крошечным облачком, которое медленно удалялось в сторону солнца.

– Я предполагаю.

Через некоторое время Питер снова перевернулся на спину.

– А вообще, зачем ты задала этот вопрос? Боишься смерти?

– Все мы когда-нибудь умрем, – сказала я.

– Это удручает.

– Но это так.

Питер повернул голову и посмотрел на меня.

– Да, но все это еще очень и очень не скоро. У нас с тобой вся жизнь впереди, так что нет никакого смысла переживать об этом сейчас.

– Кто сказал, что я переживаю?

– Ты же задала этот вопрос, Кора.

Я приподнялась на локтях.

– Хочешь сказать, тебе будет легче, если я пообещаю переживать об этом позже? А как я пойму, когда придет время? Когда мне будет пятьдесят? Или, может быть, шестьдесят? Как насчет семидесяти пяти?

Я улыбнулась.

Питер покачал головой.

– Не думаю, что об этом вообще нужно беспокоиться. Зачем? Вряд ли что-то есть после смерти.

Я посмотрела на него косо.

– Но я думала, ты веришь в рай.

Он смотрел на меня, учитывая мою точку зрения.

– Ты слишком много думаешь.

– А ты, наоборот, слишком мало. Ты всегда такой…

– Какой?

Я сделала паузу, потому что никак не могла сформулировать то, что чувствовала.

– Ты всегда так легко миришься с привычным ходом вещей. Как будто тебя никогда ничего не злит и не раздражает. Как будто тебе никогда не хотелось что-нибудь изменить.

– Зачем мне что-то менять? Жизнь хороша и так.

– Хороша ли?

– Ну… да.

Питер пару секунд поколебался, а затем сел на песке и игриво обвил один из моих кудрявых локонов вокруг пальцев.

– Особенно сейчас.

У меня снова странным образом засосало под ложечкой, и сердце забилось быстрее. Солнце пригревало. Мы смотрели друг на друга. Я вдруг начала беззастенчиво разглядывать голый торс Питера, обратила внимание, как красиво его мокрые волосы спадают на лицо. Я уставилась на его губы – он облизал их кончиком языка – и поняла, что вдруг задыхаюсь, как будто только что пробежала марафон.

Питер медленно придвинулся чуть ближе и наклонился вперед.

И когда его губы коснулись моих, то глаза сразу же закрылись. Губы Питера были мягкими и теплыми, совсем не такими, как я себе представляла. Я почувствовала его горячее, влажное дыхание на своей щеке, а его кожа пахла так свежо.

Поцелуй длился всего несколько секунд – но я уже знала, что никогда его не забуду. Питер отстранился и посмотрел на меня. На его лице застыло удивленное выражение.

– Ты только что поцеловал меня, – сказала я.

– Да. Ты обиделась?

– Нет.

Он тоже тяжело дышал. Мы по-прежнему смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами, и я окончательно запуталась – не понимала, что нужно сказать или сделать. Неловко сглотнула. И тут, прежде чем я поняла, что происходит, Питер наклонился вперед и провел ладонью по моей щеке.

И поцеловал меня снова, только на этот раз с раскрытыми губами. Наши языки соприкоснулись. Необычное ощущение заставило меня издать вздох, звучание которого меня удивило – никогда из собственных уст ничего подобного я не слышала. Мой вздох не звучал грустно. Потому что на самом деле мне понравилось – и то, каким язык Питера казался на вкус, и то, что от его прикосновения к моему языку, казалось, все мои внутренности превратились в студень.

Питер уложил меня на спину и навис надо мной, впившись в мои губы еще более страстным поцелуем. Его ладонь гуляла по моему купальнику, пока, наконец, не остановилась где-то вверху бедра.