Текст книги "Волшебство любви"

Глава тринадцатая

Не прошло и двух минут, как Диверелл возвратился. Вид у него был весьма озабоченный.

– Ты уверена, что по дороге сюда вы ни с кем не столкнулись и не попали в рытвину?

Пребывавшей в покаянном состоянии девушке почудился в этом вопросе упрек.

– Как вы понимаете, милорд, я очень волновалась за Джеральда, но случись что, наверняка заметила бы. А почему вы спрашиваете?

Лицо Себастьяна осветилось медленно расплывшейся по нему улыбкой.

– Ох уж эти юные Дивереллы, форменные дьяволята!

– Что же они натворили теперь?

– Надо было мне проверить, в каких экипажах они поехали. Джеральд великодушно оставил мне свой фаэтон, а сам улизнул в моем.

– Но зачем?

– Он, безусловно с ведома своих сестричек, расщепил ось на каждом колесе, так что на первой же колдобине мы застрянем всерьез и надолго.

– Что-что? Расщепил ось? На каждом колесе! Ну, попадись он мне на глаза! – Осознав всю серьезность случившегося, Фиби застыла в полной растерянности. – Что же нам теперь делать, милорд?

– Выбора у нас, по-моему, нет. До ближайшего городка, где можно отыскать мастера, не так уж близко, да и согласится ли он куда-то ехать в столь поздний час?

– Но…

Продолжить ей помешало появление хозяина трактира в дверном проеме:

– Лошади в стойлах, милорд, а жена разожгла огонь в камине наверху.

– Огонь в камине? Наверху? – Фиби в ужасе переводила взгляд с одного на другого. – Не думаете ли вы, милорд, остаться здесь на ночь?

– А почему бы и нет? – возразил задетый ее тоном хозяин. – Комната наверху ничуть не хуже этой. Прежний владелец обустроил ее для себя. Я же решил зарабатывать на ней деньги и сдаю приезжающим господам. Там даже есть задвижка на двери, так что можете почивать совершенно спокойно. – И он, удовлетворенно хмыкнув, удалился.

– О Боже, что же нам теперь делать?

– Занять лучшую опочивальню хозяина. Что еще остается? – Себастьян недоуменно поднял одну бровь.

– Как вы можете относиться к этому с таким спокойствием, милорд? – Трагизму ее интонации позавидовала бы даже великая Каталани. – Как вы сами не понимаете? Проведя здесь ночь, вы себя скомпрометируете.

– Вас беспокоит моя репутация?

– Конечно. А о чем же еще мне беспокоиться?

– О своей собственной.

– Это ужасно. Именно сейчас, когда все пошло хорошо, когда близкие начали понимать, что вас обвинили несправедливо…

Нет-нет, надо что-нибудь придумать, милорд.

– Чем так волноваться, Фиби, вспомни-ка, что никто не знает, где мы находимся.

– Знает ваша тетушка. И ваши племянники. И мистер Филби. И…

– Пожалуйста, не продолжай. Если мы уедем рано утром, все перечисленные лица будут уверены, что мы провели ночь каждый у себя дома.

– Но… – В запасе у нее были еще какие-то доводы, и она, нахмурившись, пыталась их вспомнить, но никак не могла собраться с мыслями. А тут Диверелл положил конец ее размышлениям – он решительно подхватил ее на руки и понес к лестнице, прежде чем она успела выразить протест.

– Если уж я себя скомпрометирую, то надо извлечь из этого выгоду, – пробормотал он на ходу.

Фиби могла бы поклясться, что сердце ее остановилось. Находясь на расстоянии нескольких футов от земли, она невольно уцепилась одной рукой за шею Себастьяна, а другой удерживала на месте свою шляпку.

– Подождите, милорд, подождите! Отдаете ли вы себе отчет в том, что делаете?

– Безусловно. Я несу тебя в постель, чтобы ты стала моей.

– О Боже! – Нет, теперь уже не оставалось сомнений, сердце ее замерло окончательно.

– Не беспокойся, любовь моя, – пробормотал он, улыбаясь в ее округлившиеся глаза. – Это просто слегка все ускорит.

– Ускорит? О да, ускорит.

Тщетно пыталась Фиби найти уместные в данной ситуации слова. Ничто не приходило ей в голову. Диверелл почему-то стал казаться еще больше и сильнее обычного. Это впечатление усиливала легкость, с которой он нес ее наверх. Войдя в комнату, Диверелл посадил ее перед камином, в котором пылал огонь. Свечи, горевшие в канделябре, отражались в бутылке коньяка, что стояла на каминной полке. Почти всю комнату занимала огромная кровать с балдахином, выглядевшая весьма богато.

Диверелл запер дверь на задвижку и оглядел помещение.

– Ага, у хозяина хватило смекалки принести коньяку. – И он, не мешкая, наполнил рюмки.

Желая разрядить обстановку, Фиби как ни в чем не бывало начала беззаботно щебетать:

– Не можете себе представить, милорд, как я рада, что вы наконец-то помирились с леди Грисмид. – И она приняла из его рук рюмку с коньяком. – Благодарю вас, сэр.

– Я совсем недавно сделал для себя открытие – жизнь» намного приятнее, если ты не оглядываешься беспрестанно назад, – пробормотал Себастьян. И коснулся рукой выбившейся из ее прически пряди. – Этому меня научила ты, Фиби. – Нагнувшись, Себастьян стал развязывать ленты ее шляпки. – Она тебе не понадобится. – И бросил ее на стул. – Да и накидка, должно быть, только мешает. – Он расстегнул одну пуговицу, за ней другую, и каждое прикосновение его пальцев к ее груди вызывало у Фиби головокружение. Коньяк едва не выплеснулся из рюмки, которую она держала в руке. Диверелл, освобождая девушку от накидки, не переставал что-то приговаривать.

– Простите, милорд, что вы сказали?

– Сказал, что перед возвращением в Лондон я подумывал о том, что не без удовольствия стану, позевывая наблюдать, как мои родственники будут проваливаться в финансовую пропасть, хотя палец о палец не ударю, чтобы подтолкнуть их к ней. Но они и без моей «помощи» с невероятной скоростью приблизились к ее краю.

– Но вы изменили…

И тут язык отказался ей служить. Диверелл стащил с себя сюртук, затем снял галстук и расстегнул рубашку. К многочисленным чувствам, овладевшим Фиби, добавилось негодование. Если он желает разговаривать с ней, то что ж, она всегда готова. Это даже поможет ей сохранить равновесие. Но каково профессиональной наставнице вести умную беседу с будущим любовником, который разбрасывает вокруг себя предметы своей одежды?

– Но вы изменили свою точку зрения? – закончила она наконец начатую фразу, желая продолжить разговор.

– Нет, – пробормотал он, – ее изменил не я, а ты.

– То есть я способствовала тому, что вы по-новому оценили ситуацию.

– Я бы даже сказал, что твоя оценка ситуации помогла мне изменить свое отношение к ней. – С этими словами Диверелл стал вытаскивать рубашку из брюк.

Почувствовав, что она, не сходя с места, может немедленно потерять сознание, Фиби для бодрости поднесла к губам рюмку с коньяком и сделала внушительный глоток. По ее жилам разлилось тепло. Она перестала дрожать, во всяком случае внешне. Дрожь внутренняя уступила место легкому трепету, необычайно приятному. Фиби с одобрением взглянула на рюмку и сделала еще один глоток, побольше.

Диверелл осторожно взял рюмку из ее рук и поставил на камин.

– Дорогая, – произнес он с нежностью. – Я сгораю от нетерпения. Но не могу допустить, чтобы ты была пьяна и не осознавала всего, что сейчас здесь произойдет. Если хочешь, я согласен переночевать внизу.

– Внизу? – тупо повторила она.

– Видишь ли, малютка, если я лягу в постель с тобой, то боюсь, что ты станешь моей задолго до наступления утра.

Фиби вмиг оцепенела от изумления. И так же внезапно до нее наконец дошел смысл его слов: он полон страсти. И хотя держит свое желание в узде, но оно не покидает его, проявляясь лишь в сверкающем взоре и выжидательном спокойствии его тела.

И тут ее осенило: так получается, что все от него чего-нибудь домогаются: покровительства, денег, защиты. Родная семья, в течение многих лет и не вспоминавшая о нем, теперь шагу без него ступить не может. Даже она, любя его всей душой, не решается дать ему то единственное, чего он желает. Он предлагает ей всего себя, она же колеблется – принять этот дар или не стоит. Между тем любовь превыше всего на свете. Воспитание, здравый смысл, женская уязвимость – все отступает перед непреодолимой потребностью дать любимому человеку желаемое.

– Нет, Себастьян, – промолвила она, – прошу тебя, оставайся со мной.

– Фиби, – прошептал он, осветившись нежнейшей улыбкой, – не бойся. Нам будет очень хорошо вместе.

Он страстно поцеловал ее и с приглушенным стоном запустил руку ей в волосы. Они рассыпались по ее плечам, шпильки разлетелись в стороны, и Себастьян дрожащими, как ни странно, руками стал перебирать каштановые, с золотистым отливом пряди.

– Я мечтал об этом давно, – произнес он, прерывая поцелуй. – На ощупь – шелк, тончайший, мягчайший шелк.

Он начал расстегивать пояс ее платья, но Фиби этого не заметила – ее внимание было приковано к его обнаженной груди, покрытой плотной порослью черных волос. Она коснулась ее ладонями.

– Да, да, дорогая, трогай меня. Мне не терпится почувствовать на себе твои руки.

Фиби широко раскрыла глаза.

– А ты не знала? Я полюбил тебя с самого первого дня нашего знакомства. Даже с самой первой секунды.

– Несмотря на то, что я была в таком убогом наряде?

– Стоило мне заглянуть в твои глаза, малютка, и во мне проснулось желание.

Он сбросил с себя рубашку, повернул Фиби спиной к себе и принялся расстегивать пуговицы на платье, громко возмущаясь тем, что их так много. Тесно прижатая к нему, она ощущала сдерживаемый трепет его плоти. Ах вот как, не только он на нее, но и она на него способна оказывать подобное действие! Нетерпеливым движением Себастьян повернул Фиби к себе и сдернул с нее платье, бесформенным комком упавшее к ее ногам. Еще через секунду она оказалась обнаженной до пояса. Залившись краской стыда, она закрыла глаза, но небывалое волнение не позволяло ей выдавить из себя хоть слово протеста.

Себастьян что-то произносил, но она ничего не слышала, наслаждаясь тем, что его огромная рука ласкала, чуть сжимая, нежную округлость ее груди. Неописуемое блаженство проникало глубоко внутрь и пробуждало желание, которого она никогда не испытывала.

– Себастьян… – пробормотала она, с трудом выпрямляясь. – Ноги больше меня не держат.

Он подхватил ее, прежде чем замерло последнее слово, и осторожно положил на постель, приговаривая: «Все хорошо, моя любимая, все хорошо». С трудом оторвав взгляд от ее наготы, он сел на край кровати и трясущимися руками продолжал раздеваться. Ему надо было многое сказать ей, но язык не повиновался, да и нужные слова не приходили. Ничего, он скажет все позднее, а сейчас, сейчас он взорвется, если не погрузится немедленно в ее мягкое, теплое тело.

– Если не хочешь получить шок на всю жизнь, закрой глаза, – взмолился он, стягивая панталоны.

– Не такая уж я невежда, Себастьян. Видела столько мужских статуй…

Себастьян, засмеявшись, улегся рядом на кровать, сгреб Фиби в охапку и прижал к себе. Она не возразила, но дрожала всем телом.

– Фиби, любимая, – прошептал он, целуя ее губы, шею, грудь. – Мое невинное сокровище! Не бойся, я не сделаю тебе больно. Ты столько раз выказывала доверие мне. Доверься и сейчас. Прошу тебя. Пожалуйста. Приподнимись немного.

Себастьян снял с нее остатки одежды и, любуясь, оглядел ее обнаженное тело, провел кончиком пальца по ее шее, затем дальше вниз, повторил этот путь всей ладонью, потом ртом и, задержавшись на груди, обхватил губами розовый бутон ее соска. Фиби вскрикнула от пронзившего ее блаженства.

– Себастьян! – еле слышно произнесла она. – Себастьян! Я чувствую себя так…

– Да, да, скажи мне, любимая, что ты чувствуешь?

Сказать? Но как сказать, если ей не до слов? Тем более что рука его, безостановочно двигаясь дальше, коснулась мягкого треугольника между ног.

– Я твоя, – прошептала она, сама себе удивляясь. – О, Себастьян, я так люблю тебя!

– Ах, Фиби, я больше не владею собой. Но не пугайся, дорогая, клянусь, боли я тебе не причиню. Я буду так осторожен!

Он развел ее ноги пошире и лег на нее, все еще сдерживаясь, с крепко сжатыми зубами. Спина его покрылась потом.

– Тихо, Фиби, не двигайся, любимая.

Больно тебе не будет. Только лежи спокойно.

Он робко вступил в ее лоно, чувствуя на своих плечах ее ногти. Легкий рывок вперед – и он внутри нее.

– Расслабься, любимая. Все позади. О, Фиби!

Он продвинулся чуть дальше. Зарылся головой в золото ее волос и медленно, медленно, едва дыша, начал двигаться. Сердце его колотилось с такой силой, что Фиби испугалась бы, не будь она целиком поглощена безмерным блаженством оттого, что они – одно целое.

Всем своим существом она испытывала столь сильное наслаждение, что, не выдержав, вскрикнула от восторга. Это послужило ему своеобразным сигналом, сдерживающие рычаги перестали действовать, страсть его прорвалась наружу, приводя обоих в экстаз. Диверелл сжимал Фиби в своих объятиях с таким упорством, словно вознамерился больше никогда не выпускать ее из рук. Снова и снова нашептывал он ей нежные слова, подсказанные страстью…

Фиби медленно приходила в себя. Она словно выплывала из глубины теплого моря. Ею овладела беспредельная усталость. Где-то в уголке ее сознания теснились вопросы, которые нужно было задать Себастьяну, но говорить не хотелось. Лежать вот так, ощущая на себе тяжесть его тела, чувствовать его внутри себя… Что бы ни случилось в будущем, какие бы неожиданности ни преподнесла им жизнь, эта ночь их соединила навеки.

– Себастьян, – только и пробормотала она, погружаясь в сон.

Лежавшего рядом Себастьяна переполняла огромная нежность. До появления Фиби в его жизни он даже не подозревал, что способен на подобное чувство, вытеснившее из его сердца боль и одиночество. Ему захотелось разбудить ее, рассказать, как много она для него значит, но она выглядела такой хрупкой! Лучше, пожалуй, подождать до утра.

Тут ему в голову пришла мысль, развеселившая его: воспитанная в строгих правилах малышка оказалась существом весьма чувственным. Но куда важнее то, что она отдала ему свое сердце.

Поклявшись себе, что он будет беречь и лелеять этот дар свыше до конца своих дней, Диверелл впервые за много лет уснул с миром в душе.

Ранний утренний туман еще застилал все вокруг, когда Диверелл уселся рядом с Фиби на облучок фаэтона, починенного за ночь приглашенным из города мастером.

– Как хорошо вернуться наконец к себе домой! – заметила Фиби, когда Себастьян, дернув вожжи, подал лошадям знак к отправлению.

– Не знаю, не знаю, – он искоса бросил на нее лукавый взгляд. – У меня останутся самые нежные воспоминания об этом месте.

Фиби попыталась сохранить строгий вид, но какая уж тут строгость, если краска залила тебя до корней волос! Беда в том, говорила она себе, что ей совершенно не известно, как подобает вести себя любовнице. И она решила выяснить это у многоопытного Диверелла.

– Милорд, – начала она.

– Что прикажете, мисс Смит? Фиби невольно хихикнула.

– Комичное обращение после того, как… после того, как…

– После того, как мы провели ночь в одной постели, ты это хочешь сказать?

– Нет, я… Впрочем, да, но… Рассмеявшись, Себастьян положил ладонь на ее руки.

– Прости, дорогая, но, когда мне приходится иметь дело с благовоспитанной мисс Смит, я не могу противиться искушению поддразнить ее.

– Видите ли, милорд, я все думаю, как нам вести себя дальше. Ведь у вас может возникнуть желание повторить эту ночь. Иными словами…

– Ты совершенно права, любовь моя. Все последующие ночи я намерен проводить в твоих объятиях.

– Вот об этом-то я и толкую. Не можете же вы посещать меня на Парк-стрит!

Что подумают Кресси и Тео? Особенно если вы будете разгуливать по дому в одной нижней рубашке. Большой дом мне, разумеется, ни к чему, – поспешно добавила она, опасаясь, как бы он не заподозрил ее в корысти. – А вот маленький домик где-нибудь в пригороде Лондона меня бы вполне устроил. Ну и потом… Если подвернется нечто подходящее, не могли бы вы рекомендовать меня?

Диверелл резко дернул вожжи, и Фиби едва не вывалилась из фаэтона.

– Что?! – взревел он с такой яростью, что испуганные лошади Джеральда понесли, и потребовалось несколько минут, чтобы их успокоить. – Рекомендовать тебя? Это в каком таком качестве?

– В качестве гувернантки, разумеется. Ведь любовница я еще очень неопытная, и к тому же, Себастьян, когда я надоем вам, я уже не смогу принадлежать другому мужчине.

У Диверелла вырвался возглас отчаяния, обеими руками он схватился за голову.

– Я схожу с ума, мисс Смит. И все по вашей милости. Ну скажите, что заставляет вас думать после вчерашней ночи, что когда-нибудь я вас покину? Вы мне нужны не как любовница, а как законная супруга.

– Супруга? Но ведь вы сами вчера заметили, что женщина, замешанная в скандале, в супруги не годится.

– Да я вовсе не тебя имел в виду! Я, знаешь ли, готов терпеть начальственный тон леди Грисмид и бесшабашные выходки моих юных родственников с мистером Филби в придачу. Но от тебя идиотских высказываний не потерплю. Ясно?

– Но… Себастьян, ты уверен, что тобою не движет лишь врожденное благородство? Проведя со мной ночь, ты боишься, что общество меня осудит и…

– Плевать я хотел на осуждение общества! Как ты думаешь, почему я занялся любовью с тобой, лишь обнаружив, что мы в трактире одни? Да потому, что знал – сделай я тебе этой ночью предложение, ты незамедлительно начнешь твердить об обязательствах, испорченной репутации и все такое прочее. А так я поставил тебя пред свершившимся фактом, и у тебя выбора не осталось. Придется тебе пойти за меня замуж. Я люблю тебя, черт возьми! А то с чего бы я вздумал на тебе жениться?

Обезумевшая от счастья Фиби бросилась ему в объятия и покрыла поцелуями его лицо.

– Я люблю тебя, Фиби, – твердо повторил Диверелл. – Пока ты не ворвалась в мою жизнь, доверившись мне, несмотря на мою сомнительную репутацию, я не знал, что такое любовь. Ты – единственная женщина, которую я любил за всю свою жизнь. И мы сегодня же поженимся. Я даже запасся всеми необходимыми бумагами.

– Сегодня? Но…

Он запечатал ей рот поцелуем. Но Фиби высвободилась из его объятий и прошептала:

– Ах, милорд, не отвлекайтесь от дороги, когда вы правите лошадьми. Мне совсем не хочется кончить свою жизнь в канаве.

– Вот она, строгая наставница, непрерывно поучающая меня, как жить. Так можно ли откладывать наше бракосочетание хоть на минуту?

После непродолжительного раздумья Фиби облизала губы.

– Трудная задача ждет меня впереди. – Вопреки строгому тону в глазах ее плясали смешинки. – Но могу вас обрадовать, милорд, у меня довольно большой опыт общения с Дивереллами.

– Который существенно увеличился сегодня ночью, – пробормотал он.

– Что-о?

– Простите, мисс Смит. Я хотел лишь подчеркнуть, что вы как нельзя лучше подходите для выполнения этой задачи.

Когда они выехали на главное шоссе, ведущее в Лондон, солнце пробилось сквозь туман и позолотило все вокруг, предвещая им безоблачное семейное счастье.