Текст книги "Корона с шипами"

Брок стоял на коленях. Гонцы вышибли меч у него из рук и терзали рыцаря когтями. Брок видел протянутую руку Кэмрона, но у него уже не было сил ухватиться за нее. Рука его дернулась навстречу спасению и снова безвольно повисла.

Кэмрона ударили по затылку, потом по уху. Волнами накатывала боль, из глаз лились слезы. Он наклонился и схватил Брока за руку. Один из гонцов изловчился и просунул нож в щель между металлическими пластинами панциря. Теперь доспехи больше не могли защитить Кэмрона. Рот его наполнился кровью. Он взглянул в карие глаза Брока и увидел в них отражение своего собственного отчаяния и ужаса.

Еще минута – и черная волна накроет их. Гонцы прибывали и прибывали. В долину словно стекали потоки дегтя.

На теле Кэмрона не оставалось живого места, но он все же заставил себя успокоиться и высоко поднял меч. Один из гонцов высоко подпрыгнул. Два клинка сшиблись в воздухе. «Прости меня», – прошептал Кэмрон. Он не знал, у кого просит прощения – у Бога, у отца, у Брока Ломиса или же у всех троих.

У него не хватило сил встретить удар. Он выпустил рукоятку меча. Цепкая рука в черной перчатке сразу же перехватила ее. С торжествующей ухмылкой гонец приготовился нанести Кэмрону сокрушительный удар.

Обезоруженный, Кэмрон мог только скрестить руки на груди и напрячь мускулы на правой ноге, чтобы напоследок лягнуть врага.

Раздался свист, такой тихий, что Кэмрон даже не был уверен, что вообще слышал его. Вжиг.

Глаза гонца недоуменно расширились. Он со стоном повалился прямо на Кэмрона. Из спины его торчала стрела; древко еще трепетало.

Кэмрон сделал шаг назад. Над ухом его прожужжала вторая стрела. Потом еще, еще, еще. Кэмрон едва успел укрыться за скалой. Град стрел обрушился на Долину Разбитых Камней. Они проносились мимо Кэмрона, почти касаясь его щек и плеч. Перья на древках щекотали виски. Стальные наконечники разили гонцов. Чудовища – одно за другим – с выпученными глазами падали на землю, в предсмертных судорогах пытаясь ухватиться за дубовые древки и вытащить смертоносные стрелы из тела. Черная стая таяла на глазах. Одни обратились в бегство, другие, низко пригнувшись или ползком, пытались спрятаться за валунами.

От тысяч стрел в долине поднялся легкий ветерок. Кэмрон не двигался, он просто стоял и с наслаждением подставлял разгоряченное лицо струйкам прохладного воздуха. Брок лежал у подножия скалы. Лицо его было залито кровью. Но все же рыцарь дышал. Только удостоверившись в этом, Кэмрон позволил себе перевести дух.

А стрелы все летели и летели, безошибочно находя путь к цели, как блудный сын находит дорогу домой. Враги валились к ногам Кэмрона, черты их постепенно менялись, крики становились менее пронзительными, более человеческими. Через несколько секунд не осталось ни одного стоящего на ногах гонца. Одни были ранены, другие притворились мертвыми, третьи были убиты наповал. Кэмрона не интересовало, какая участь постигла врагов. Он так ослабел, что с трудом держался на ногах.

Раздался чей-то отрывистый приказ, и стрелы перестали сыпаться на долину. Кэмрон поднял голову и среди скал у въезда в долину увидел всадника, который прятал в седельную сумку короткий лук. Он вел за собой вторую лошадь – без седока.

Райвис Буранский небрежно кивнул им:

– Прошу извинить меня за опоздание, господа.

Он махнул рукой, и лучники вылезли из своих укрытий. Как и гонцы, они прятались за скалами и деревьями. Каждый – их оказалось не больше дюжины – был вооружен длиннющим, длиннее самого бойца, луком. Каждый, натянув тетиву, приготовился отразить неожиданное нападение.

Когда Райвис подъехал ближе, Кэмрон увидел, что он не так уж холоден и невозмутим. Перчатки и рукава были испачканы кровью. Волосы взмокли от пота.

Райвис не терял времени даром. Ударом меча он заставил вторую кобылу рысью проскакать по телам гонцов к скале, за которой укрылись Кэмрон и Брок. Там он спешился, поднял тело Брока с земли и взвалил на спину лошади. Затем повернулся к Кэмрону.

Две стрелы просвистели в воздухе, навеки усмирив двух гонцов, которые вообразили, что пришло время подняться.

Райвис взглянул прямо в глазу Кэмрону:

– Мне следовало появиться раньше, но пришлось немного задержаться там, за скалами. – В голосе его слышалась легкая насмешка, но потемневшие от боли, запавшие глаза говорили другое. Когда Райвис помогал Кэмрону забраться на лошадь, юноша увидел зияющую рану у него на боку.

Кэмрон молчал – он просто закрыл глаза, положил голову Райвису на плечо и ждал, пока его увезут с этого ужасного места.

17

Тесса не сразу поняла, что проснулась. В мягком душистом коконе ей было тепло и уютно. Она не то чтобы чувствовала себя здоровой, но боль отступила, точно надоедливая соседская собачонка, что тявкает на улице, – мешает, конечно, но не настолько, чтобы выбираться из постели и идти утихомиривать ее. Сама мысль о том, что надо что-то делать, а не просто лежать, спокойно и бездумно, казалась Тессе дикой и непривлекательной. Она и пробуждение свое осознала, лишь когда услышала о нем из чужих уст.

– Вот и чудесно, дорогуша, – сказал чей-то ласковый голос, – похоже, ты помаленьку приходишь в себя. Все хорошо, милочка, не волнуйся, все хорошо. – Тесса почувствовала чье-то прикосновение – не менее ласковое, чем голос, – но обнаружила, что не может вспомнить, как называется та часть ее тела, что ощущает это прикосновение. – Скорей, Эмит, она очнулась.

– Очнулась?! Слава четырем богам!

Тесса ничего не могла с собой поделать – весь этот разговор о ее пробуждении, эти заботливые голоса немного раздражали ее. Ведь если она очнулась, значит, надо что-то делать. Она поднатужилась, напрягла те части тела, названий которых по-прежнему не помнила, и сделала отчаянный рывок наружу, из-под одеяла, в реальный мир: то есть повернула голову в ту сторону, откуда раздавались тихие голоса, и открыла глаза.

Кто-то прижал большую полную руку к столь же пухлой груди.

– Скорей же, Эмит! Липовый чай и бульон! Что ты копаешься?

Взгляд Тессы остановился на руке, на груди, поднялся выше – к лицу. Да ведь это матушка Эмита. Поднялась со стула и стоит здесь, на собственных ногах! Это зрелище поразило Тессу – и от потрясения все мигом стало на свои места: она вспомнила, как называются части ее тела, вспомнила, где находится, как попала сюда, чем и почему занималась, перед тем как потеряла сознание. Она даже нашла в себе силы заговорить:

– Матушка Эмита, немедленно сядьте на место.

Старуха взглянула на Тессу так, точно это кухонный горшок вдруг решил заговорить. Она отняла руку от груди н прижала ко лбу Тессы:

– Эмит! Подашь ты, наконец, чай?

– Вот он, матушка. – Теперь в поле зрения Тессы попал Эмит. Он выглядел гораздо старше и более хилым, болезненным, чем она запомнила. – О, мисс! Очень вам больно? Вы в порядке?

Тесса кивнула, хотя все было в полном беспорядке. Голова пухла от не помещавшихся в ней мыслей. Шея болела, а правую руку словно кололи сотни маленьких иголок.

– Мисс, приподнимите немного голову, я подсуну вот это... – В руках Эмит держал подушку.

В голосе его звучало такое искреннее беспокойство о ней, что у Тессы защипало глаза. В глубине души она уже знала, что им вскоре придется расстаться. Она молча приподнялась, стараясь не показать, какую боль причиняет ей каждое движение.

– Вот так, милочка. А теперь выпей. – Матушка Эмита нагнулась к Тессе с чашкой дымящегося напитка. Тесса поспешно подалась ей навстречу – не столько из желания поскорее отведать обжигающе горячего чая со странным запахом, сколько для того, чтобы не держать старушку на ногах.

– Вкусно. – Тесса пригубила чай. Она знала, что матушка Эмита ждет вопросов – почему питье так пахнет, из чего оно приготовлено и действительно ли так полезно, но у нее не хватило духу продолжать разговор. Она бросила умоляющий взгляд на Эмита.

Эмит кивнул и подал матери руку:

– Пойдемте, матушка, я помогу вам сесть и поверну стул так, чтобы вы могли присматривать за Тессой.

Матушка Эмита недовольно хмыкнула, но все же, взяв с Тессы обещание допить лечебный чай, позволила увести себя. Она двигалась с таким трудом, что жалко было смотреть. Тесса протянула руку, чтобы напоследок коснуться мягкого шерстяного платья старушки. Боль обожгла ладонь. У Тессы вырвался приглушенный стон. Правая рука была туго забинтована. Из-под повязки высовывались лишь кончики пальцев. Тесса вспомнила, как водила кистью по пергаменту и как невидимое пламя опалило ладонь. Она снова спрятала руку под простыней и постаралась не думать о том, что произошло. Напрасно. Перед глазами замелькали переплетения линий узора и картины той страшной битвы.

Тесса свернулась комочком. Это нечестно. Стоило ей проснуться, как в ее мир опять вторгся этот кошмар. Ясно одно: теперь она несет ответственность за все, что произошло, пока она рисовала свой узор.

Она здесь, чтобы бороться с гонцами. Чтобы помешать тем, кто сделал гонцов такими, как они есть. А кто-то стоял за ними, кто-то превратил их в кровожадных зверей, собрал их в сплоченную свирепую стаю. Тесса почувствовала запах чужой краски, краски человека, который создал чудовищ из обычных солдат. А он в свою очередь заметил ее. И поэтому тот гонец внезапно остановился и посмотрел на нее. И поэтому она валяется здесь с обожженными руками и раскалывающейся головой. Ее заметили – и пытались убить.

В горле стоял ком. Тесса попыталась откашляться, но это не помогло.

– Вы допили чай, мисс? – спросил Эмит. – Это отличное обезболивающее, и в голове сразу прояснится.

Тесса улыбнулась, хотя пока что особого облегчения не почувствовала. Она вообще сомневалась, что во всем Бей'Зелле найдется лекарство, от которого у нее прояснится в голове.

– Эмит, сколько я проспала?

– Целые сутки, мисс. – Усадив мать на стул, Эмит вернулся к Тессе. – Вы потеряли сознание вчера утром и проспали весь день и всю ночь.

Тесса кивнула. Руку точно лизали языки пламени.

– Вы вытащили меня из-за стола? И вынули кисть из рук?

Эмит не ответил. Он пододвинул свою табуретку поближе и только потом заговорил:

– Ожог у вас нехороший, мисс. Ладонь пострадала больше, чем пальцы. Матушка промыла рану и смазала больное место мазью из бархатцев, но скорей всего вы еще несколько недель не сможете рисовать... и, наверное, останется шрам.

– Ладно тебе, Эмит, – перебила его старушка. – Просто не снимай покамест повязку, дорогуша. На ночь я еще раз промою твою ручку. А до тех пор не надо ее лишний раз трогать. Тебе нужно отдохнуть и поесть. Эмит, ты ей дал бульона?

– Сейчас подам, матушка, пусть мисс Тесса сперва допьет чай.

– Не забудь. – Матушка Эмита переключила внимание на овощи, которые чистила к обеду. По-видимому, старушка поняла, что им надо поговорить.

Тесса осторожно положила больную руку на грудь.

– Что же такое случилось вчера утром? Вам случалось видеть что-нибудь подобное раньше?

Эмит покачал головой, потер лоб и оглянулся на мать:

– Мне так жаль, мисс. Я должен был оттащить вас гораздо раньше. Я не подумал... Я слышал истории об узорщиках, сгоревших прямо за письменным столом, но не знал, правда это или нет. Я увидел, что вы упали лицом на стол, и понял, что происходит неладное. И сделал первое, что пришло в голову, – подхватил вас и вырвал кисть. Я один во всем виноват. – Эмит потупился. – Не знаю, как мы с матушкой стали бы жить дальше, если бы с вами что-нибудь случилось.

Тесса слушала его и рассматривала кухню, которую точно первый раз видела. Мягкий свет проникал через промасленные занавески, в очаге потрескивал золотистый огонь. Она успела полюбить это место и этих людей.

– Это не ваша вина, Эмит. Вы не могли защитить меня от того, чего сами не знали.

Тесса взглянула на Эмита – проверить, как он отреагирует на ее слова. Но он сидел неподвижно, не поднимая глаз и сложив руки на коленях. Не дождавшись ответа, Тесса решила продолжать. Она говорила не столько для Эмита, сколько для себя самой:

– Мы оба знаем, что Дэверик перетащил меня сюда с какой-то целью. Мне кажется, я поняла, с какой именно. Но не знаю, как взяться за дело, с чего начать. Вы научили меня очень важным вещам, основам ремесла, теперь мне придется научиться остальному.

Те пять узоров Дэверика были вызовом. Нравится мне это или нет, он возложил на меня определенные обязанности. В вашем мире творятся ужасные вещи. Действительно ужасные, Эмит. Я видела это собственными глазами. И думаю, мне предназначено включиться в борьбу. Но если я по-прежнему буду действовать вслепую, добром это не кончится. Я скорей всего погибну. – Тесса с трудом сдерживала смех. Ей казалось, что она говорит как сумасшедшая.

Но Эмит молчал и даже не смотрел на нее.

Тесса содрогнулась под простыней. Рука горела, и смеяться вдруг расхотелось. На нее навалилась смертельная усталость, тело словно свинцом налилось. Если бы хоть не было этой невыносимой тяжести в голове...

– Дэверик, он как бы запер на замок часть меня, какой-то участок мозга, – снова заговорила она, пытаясь заставить Эмита наконец поднять глаза. – Участок, который как-то связан с рисованием узоров, со способностью видеть сквозь пергамент, как сквозь стекло.

Эмит поднял голову. Глаза у него были красные.

– Если мастер поступил так, мисс, это для того, чтобы защитить вас. Только для того, я уверен.

Тесса кивнула. Она знала, как важно Эмиту сохранить о Дэверике только самые лучшие воспоминания.

– Судя по вчерашним событиям, вы правы. Я брела на ощупь, начала рисовать узор без надлежащей подготовки – и вот чем это кончилось. – Она приподняла забинтованную руку. Боль заставила ее до крови прикусить губу. Она не сразу смогла продолжать: – Наверное, Дэверик знал, что рисовать узоры – отнюдь не безобидное занятие, и хотел уберечь меня от опасности до тех пор, пока я не окажусь здесь и не пройду обучение. – Слова ее на долю секунды опередили мысль, которая только что сформировалась в мозгу. Похоже, язык решил, что раз голова плохо соображает, он должен думать за нее.

– А я больше ничему не могу научить вас, мисс? – Это был не вопрос, а скорее утверждение.

Тесса поколебалась немного, но все же ответила:

– Нет.

Кэмрон Торнский погиб вчера. А она могла бы спасти его – если бы понимала, что делает. Впервые в жизни она отвечала за что-то. Ее слова и поступки приобрели непривычно большое значение. От нее зависела жизнь людей. Ей это не нравилось, во всяком случае, она была к этому совершенно не готова, но факт оставался фактом. Ей предстоит научиться многим вещам. И овладение искусством рисовать узоры – лишь первый шаг.

Эмит снова оглянулся на мать. Старуха дремала, уронив голову на грудь.

– Я не хочу, чтобы вы покидали нас, мисс. Совсем не хочу. Но вы правы – вы занимаетесь опасным делом. Матушка никогда не простит мне, если с вами что-нибудь случится. – Эмит беспокойно сжимал и разжимал руки. Тесса подумала, что он закончил, но через минуту Эмит заговорил снова: – Есть один человек, который может научить вас тому, чего я не знаю. Он живет в Мэйрибейне, на Острове Посвященных. Раньше он был великим узорщиком, но теперь... – Эмит покачал головой, – я не знаю, что он делает теперь. Но он не мог забыть свое искусство. Даже святым отцам не под силу заставить его забыть. Слишком он сильный человек.

– Брат Аввакус?

Эмит вытаращил глаза:

– Верно, мисс. Брат Аввакус.

– Как-то раз мне удалось разговорить вашу матушку, – поспешила Тесса развеять его недоумение. – Она рассказала мне кое-что о том, чем вы занимались до того, как стали работать с Дэвериком.

– Святые отцы несправедливо обвиняли брата Аввакуса, мисс. Он был ученым и добивался новых знаний, вот и все. Только для этого он рисовал узоры. А вовсе не для того, чтобы овладеть силой дьявола.

Стремление защитить всех, кого он любит, у Эмита в крови. И для нее он сделал бы не меньше.

– И брат Аввакус может помочь мне?

– Да, мисс. Если вы скажете, что приехали от меня, он поможет.

– Если он еще жив.

Эмит замотал головой:

– Жив, я уверен. Иначе чернила бы сообщили мне о его смерти.

Тесса заглянула в темно-синие глаза Эмита – и поверила ему. Пусть он не писец, а лишь помощник, все равно – часть магической силы передается и помощнику.

– Сколько времени займет дорога до Острова Посвященных?

– Дня четыре-пять. Ближайший порт – Килгрим. Оттуда вы по суше доедете до Бэллхейвена, а оттуда по дамбе доберетесь до Острова.

– Вы поможете мне собраться? – Тесса продолжала смотреть прямо в глаза Эмиту. – Я должна выехать как можно скорей.

– Вам нужно отдохнуть несколько дней, мисс. Восстановить силы. У вас не только рука повреждена. – Эмит заволновался, глаза беспокойно забегали – с Тессы на пол, потом на матушку, потом на окно. – В это время года погода совершенно непредсказуема, могут быть сильные ветры, ливни. У вас даже плаща нет. И молодой женщине не годится путешествовать в одиночестве...

– Так вы поможете? – перебила Тесса.

Эмит лишь вздохнул тихонько, но из его тела точно разом выкачали весь воздух – грудь впала, спина сгорбилась. Он уперся взглядом в пол.

– Да, мисс. Я помогу вам собраться.

Тесса не испытала удовлетворения, хоть и добилась того, чего хотела. Ей не хотелось уезжать, не хотелось оставлять этот дом и его обитателей. Не хотелось причинять им боль. Она вытянула здоровую левую руку и погладила Эмита по плечу:

– Спасибо вам.

Эмит похлопал ее по руке и невесело усмехнулся:

– Для начала я завтра утром схожу в порт. Узнаю, на каком судне вам лучше плыть. – Он поднялся, подошел к матери, поправил сползшую с ее плеч шаль, взял лежавшую в корзине у раковины пилу и вышел во двор. Эмит спокойно прикрыл за собой дверь, но у Тессы возникло такое ощущение, точно он захлопнул ее изо всех сил.

Ей не следовало говорить с ним так жестко. Она могла объяснить ему, могла быть добрей, как... Как кто? Как прежняя Тесса Мак-Кэмфри? Но разве прежняя Тесса лучше справилась бы с этой задачей? Вряд ли. Голова разрывалась. Тесса прижала пальцы к вискам, забыв об ожоге. В следующую секунду из глаз ее брызнули слезы. Она зажмурилась, пережидая, пока боль немного уймется.

* * *

На огне жарились каштаны с яблоками и луком. У всех в седельных сумках лежало мясо, но аппетита ни у кого не было.

Темнело. Ветер дул с востока, с горной гряды, по которой проходила гэризонско-рейзская граница. Луны не было видно. Несколько звезд тускло мерцало на горизонте, но вскоре и их затянуло облаками.

Никто не произносил ни слова. Они сидели вокруг костра, хотя ночь в общем-то была теплая, и то и дело жадно прикладывались к оловянной фляге – ее молча передавали из рук в руки. Как только отряд остановился, все, кто мог ходить, не сговариваясь, принялись собирать дрова для костра, и поэтому он получился широким и высоким.

Райвис переводил взгляд с одного лица на другое. Наемники сидели рядом с рыцарями, простые лучники рядом с благородными господами, в мягком свете пламени все они казались одинаковыми. Страх сблизил всех, от страха под глазами залегли тени, а вокруг ртов обозначились резкие морщины. Умом они понимали, что гонцы вряд ли отправятся в погоню, но все равно боялись. Райвис участвовал во многих кампаниях в дюжине стран, но ни разу не сталкивался ни с чем подобным. Люди боялись не зря. Он и сам испугался. Гонцы не были созданиями Божьими.

Вглядевшись, за пляшущими языками пламени Райвис различил фигуру Кэмрона. Тот взял на себя заботы о Броке Ломисе. Брок потерял много крови, и Райвис сомневался, переживет ли он ночь. Но Кэмрон, похоже, не допускал, что его подопечный может умереть. И если время и уход что-то значат, с каждой минутой у рыцаря появлялось все больше шансов увидеть рассвет.

Кэмрон почувствовал, что за ним наблюдают, обернулся и встретился глазами с Райвисом. Они долго молча смотрели друг на друга, а потом Райвис кивнул, передал фляжку соседу, поднялся и, обойдя костер, подошел к Кэмрону. Им было что обсудить, и хотя больше всего на свете Райвису хотелось напиться вместе с солдатами, он знал, что больше пользы принесет им, оставшись трезвым. Райвис не придавал значения многим вещам, которые казались важными другим, но он твердо знал, что несет ответственность перед своими воинами, перед людьми, которые волей судеб оказались под его командованием.

– Брок уснул? – спросил Райвис.

Кэмрон кивнул:

– Надеюсь.

Райвис подумал, что Кэмрону самому не мешало бы поспать: кожа его посерела и покрылась нездоровыми пятнами, шея блестела от пота, из-под повязок на руках и ногах текла кровь. Райвис нахмурился:

– Пойдем посидим под теми деревьями. Я хочу дать отдохнуть ногам.

Кэмрон оглянулся на неподвижную фигуру Брока:

– Я не хочу отходить далеко.

Они устроились на небольшой лужайке недалеко от раненого. Лагерь был разбит на восточном склоне высокого холма. После вчерашнего никто в отряде не доверял долинам. Хотя на возвышенности их легче было заметить, Райвиса такое местоположение вполне устраивало. Заметив какое-либо движение на востоке, они сразу же свернут лагерь и спустятся по западному склону. Ввязываться в сражение они не станут. Вчера утром удача сопутствовала им, но второй раз это не повторится.

– Ты думаешь, мы правильно сделали, разведя огонь? – Кэмрон поморщился, опускаясь на землю.

Райвис пожал плечами:

– А что, плохой костер? По-моему, люди нуждались в тепле.

– Я не то имею в виду. Ты не думаешь, что он может навести гонцов на наш след?

– Если Изгард хочет найти нас, конечно. Но сегодня вечером он вряд ли пошлет за нами погоню.

– Тогда почему ты все время оглядываешься через плечо? – Кэмрон прижал ладонь к ране на бедре и на минуту закрыл глаза. Рука его дрожала, а дыхание стало прерывистым. Райвис дождался, пока приступ боли кончится, и лишь тогда заговорил:

– Потому что, как оказалось, я не способен стопроцентно предсказать поступки Изгарда Гэризонского. Он имеет дело с чем-то таким, о чем я не знаю ничего. Я больше не знаю правил игры. И потому нервничаю.

– Вчера на рассвете ты, похоже, неплохо знал эти правила.

Райвис прикусил шрам на губе. Впившись зубами в грубо зарубцевавшуюся плоть, он напомнил себе, что Кэмрон Торнский тяжело ранен, что вчера, сражаясь с гонцами в Долине Разбитых Камней, этот юноша прошел через ад. Только двое из тех двенадцати, что побывали среди скал, вышли оттуда живыми. Райвис запрещал себе думать о том, что сталось с оставшимися в ущелье телами.

– Не знал я никаких правил, – ответил он. – Я предполагал, что это ловушка. С момента получения известия о взятии Торна я подозревал, что все – и безумные разрушения, и сожженные дома, и резня – делается для того, чтобы выманить нас из убежища. Изгард мог захватить десятки поселений между горами Ворс и Борел, но выбор его пал именно на Торн. И он не просто захватил город, он специально устроил такое, что вести о его злодеяниях распространились быстрее лесного пожара. Он хотел заставить нас искать сражения. Хотел, чтобы мы очертя голову кинулись туда. – Райвис взглянул в темно-серые глаза Кэмрона. – Ты и я.

Кэмрон взъерошил волосы. Костяшки пальцев до сих пор были испачканы засохшей кровью.

– Почему же ты ни слова не сказал мне о своих подозрениях?

– А ты бы меня послушал?

Кэмрон прикусил язык. Он опустил голову и сжал руки так, что захрустели суставы пальцев. Оба замолчали. Взгляды их блуждали по сторонам, по склонам холма, лагерю и костру в центре его. От ветра брызги искр поднимались в воздух вместе с дымом. Кто-то из солдат запел. Это была колыбельная – мелодичная песенка из тех, что матери поют над колыбельками новорожденных, отгоняя от них злых духов.

Кэмрон заговорил только через несколько минут:

– Теперь я понимаю, что не должен был вести людей в ущелье. Я хотел погибнуть в бою. Я думал, если я буду сражаться как лев и убью столько гонцов, сколько смогу, то каким-то образом отомщу за... – Он тяжело вздохнул и снова закрыл глаза.

Райвис слушал Кэмрона и машинально водил большим пальцем по земле. Рана в правом боку беспокоила его. Но он привык переносить страдания и похуже и научился чувствовать себя отлично и со свежими ранами. Через несколько недель у него будет одним шрамом больше. Только и всего. Как на губе.

– Я отстал не для того, чтобы преподать тебе урок, – заговорил он. – Я прожил на свете больше тридцати лет, и все же мне нечему научить других. Опасность была очевидна – вы вступали в замкнутое пространство, окруженное скалами и деревьями. Но я тоже сделал крупную ошибку. Из-за моей медлительности погибли люди. При всей моей опытности я и вообразить не мог, что Изгард пошлет против нас этих монстров.

Райвис заметил, что Кэмрон внимательно разглядывает его. Несмотря на синяки на лице, рейзский вельможа казался очень юным, и Райвис невольно позавидовал ему.

Кэмрон медленно покачал головой:

– Я не должен был делать этого. Не должен был вести людей в скалы. Все, что я сделал с тех пор, как умер отец, было ошибкой.

Райвис пошарил под туникой в поисках фляжки. Он не сразу вспомнил, что отдал ее своему соседу у костра. Пришлось продолжать разговор, не подкрепившись.

– Сильные чувства всегда порождают ошибки. Спроси любого из присутствующих – каждый скажет, что ему в гневе случалось совершать поступки, в которых он потом раскаивался.

Кэмрон задрал голову и посмотрел на ночное небо:

– А ты? Ты когда-нибудь ошибался?

Райвис хмыкнул:

– Больше всех.

– И как же ты живешь с этим?

– Живу дальше, и все.

Кэмрон кивнул, все еще глядя в небо. Звезд уже не было видно за тучами, но, странно, ночь от этого только выиграла. Она стала не такой мрачной, не такой загадочной.

Кэмрон помолчал с минуту, потом спросил:

– Итак, что мы теперь будем делать?

– Прежде чем строить планы, мы попытаемся понять, что происходит и почему.

– Если ты прав насчет того, что вся история с Торном была лишь приманкой, значит, Изгард хочет моей смерти.

Райвис улыбнулся:

– Ты в хорошей компании.

Кэмрон тоже усмехнулся:

– Ты хочешь сказать, что Изгард знает о нашем союзе?

– Ручаюсь. Мало того, я могу сказать тебе, от кого он об этом узнал.

– От Марселя Вейлингского?

Райвис кивнул:

– Марсель продаст душу собственной матери за пачку банковских чеков и надежный вексель.

– Ты думаешь, ему много известно?

– Он знает достаточно, чтобы представлять опасность для нас. – Райвис пожал плечами. – Но на самом деле угроза не Марсель, а Изгард. Если его не остановить, и как можно быстрей, он захватит Бей'Зелл. Ты дрался с гонцами и представляешь, что это такое. Неужели ты до сих пор считаешь, что рейзские рыцари способны оказать им серьезное сопротивление?

– Нет. Но ведь солдаты, вооруженные большими луками перестреляли их, как куропаток...

Райвис перебил Кэмрона:

– Во-первых, в армии Рейза нет таких лучников. Большой лук – это тебе не меч или пика – освоишь за несколько уроков основные приемы, и вперед. Настоящий лучник вырастает с луком в руках. В Мэйрибейне совсем молоденьким мальчикам, которые и на девчонок еще не смотрят, дают луки в тринадцать килограммов весом. Когда мальчишки научатся стрелять, а мускулы их окрепнут, они получают луки потяжелей, пятнадцатикилограммовые, потом двадцатикилограммовые, и так далее. Они тренируются и тренируются, десять лет, пока не станут взрослыми мужчинами, чьи руки и тело сформированы луком и для лука, способными стрелять из оружия, которое весит не меньше шестидесяти килограммов, и стрелами, которые поражают цель на расстоянии в четыреста шагов.

Кэмрон хотел было заговорить, но Райвис снова опередил его:

– Во-вторых, в Долине Разбитых Камней нам просто повезло – и ничего больше. Изгард почему-то не подумал о том, что гонцов должны сопровождать лучники. И что гораздо важнее – он не рассчитывал, что у нас есть лучники. Мы застали гонцов врасплох. Они вообще не ожидали сопротивления, увидели, как падают их товарищи, и струсили. В другой раз этого не случится. Они подготовятся получше. Что бы или кто бы за ними ни стоял – он позаботится об этом.

Райвис видел, как постепенно вытягивается лицо Кэмрона. А ведь он еще не кончил.

– Это была не конница, а пехота, вооруженная только длинными ножами. Они рассчитывали на ближний бой с пешими солдатами. Ведь не зря Изгард заманил тебя в скалы. Но не воображай, что для встречи с конной армией в чистом поле он не изобретет что-то совершенно новенькое. Изгард отличный полководец.

Голос Райвиса звучал точно похоронный звон. Кэмрон сидел молча, повесив голову, поглаживая правой рукой окровавленную повязку на левой. Ветер поднимал его воротник и играл упавшей на лоб прядью волос. Райвис понимал, что говорит чересчур резко, но понимал, что иначе его слова не возымеют действия. Слишком далеко все зашло, сейчас не до нежностей.

Но минута проходила за минутой, а Кэмрон все молчал. Райвис забеспокоился. Уж не перестарался ли он? Порой ему доставляло удовольствие выставлять вещи в самом мрачном свете – и он не мог остановиться.

– Но мы не должны бездействовать. – Он оторвал рукав туники и протянул Кэмрону, чтобы тот заново перевязал рану на ноге: бинт уже совсем промок. – Кое-что мы все же можем предпринять.

Кэмрон поднял глаза. Только что они казались темно-серыми, но сейчас стали совсем светлыми, почти серебристыми. Он взял предложенный лоскут.

– Что же именно?

Райвису почему-то было приятно, что Кэмрон взял материю, и, наверное, когда он заговорил, голос выдал его.

– Для начала завтра утром мы отправим назад истанианских разведчиков. У них кони резвее, чем у остальных. Они достигнут Бей'Лиса и отправятся оттуда в Майзерико быстрее, чем мы доберемся до Бей'Зелла.

– А что там, в Майзерико?

– Лучшие лучники, не считая мэйрибейнских. Несколько лет назад я оказал тамошнему правителю одну услугу – и теперь, стоит только хорошенько попросить и подкрепить просьбу кругленькой суммой, он мне не откажет. Черкни ему письмо с обещанием щедро заплатить и приложи к письму какую-нибудь безделушку для его супруги – истинной властительницы Майзерико, – и не пройдет и месяца, у нас будет сотня-другая лучников.

Кэмрон послушно кивнул. Райвис подумал, что теперь он мог бы и улыбнуться, но Кэмрон спросил только:

– А что будешь делать ты? И я?

Райвис почувствовал усталость. Рана в боку беспокоила его все больше. Ножи у этих проклятых гонцов определенно были грязные: они резали ими скот, а потом совали в ножны, даже не почистив лезвия. В рану, наверное, попала инфекция. Но с этим он разберется позже. Сперва надо ответить на вопрос Кэмрона. И очень непростой вопрос.

Он уперся кулаками в землю и, приподнявшись, ответил:

– Вместе мы дальше не поедем. Ты направишься в Мир'Лор и добьешься встречи с Повелителем. Ты расскажешь ему о гонцах. Предупредишь его, с каким врагом придется иметь дело. Убедишь его объявить призыв пехотинцев и лучников – арбалетчиков, с большими луками, с короткими луками – всех, кого он в кратчайшие сроки сумеет собрать под свои знамена. Он должен усвоить, что, если не встретит Изгарда во всеоружии, поражение неминуемо.