Электронная библиотека » Джулия Тиммон » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Рандеву с мечтой"


  • Текст добавлен: 27 мая 2022, 15:40


Автор книги: Джулия Тиммон


Жанр: Короткие любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

3

Аврора понятия не имела, что страстно мечтает увидеть у себя в гостях Эдварда Флэндерса, до той самой секунды, пока не услышала из трубки его голос. Точнее, не желала об этом знать и всячески гнала прочь раздумья о нем и фантазии. Быть может потому, что тайно чего-то боялась. Что он не захочет приехать. Или что, наоборот, приедет и тогда она снова угодит в капкан собственных чувств.

Полуторачасовая тренировка помогла отключить мысли. Но, когда на экранчике сотового высветился незнакомый номер, сердце замерло в тревожно-радостном предчувствии.

В Эдварде Флэндерсе удивительным образом сочетались умение свободно держаться и скромность, непринужденность и сдержанность. Говорил он просто, без речевых завитушек и не стараясь произвести впечатление. Хотелось слушать его и слушать, продолжать разговор без конца.

– Ой, я не предложила чай, – спохватилась Аврора. – Будешь?

– С удовольствием, – не ломаясь ответил Эдвард.

– Есть жасминный и мятный. Ты какой предпочитаешь?

– Жасминный. – Эдвард улыбнулся, и его мужественно-доброе с широкими скулами лицо стало вдвойне более притягательным.

В груди Авроры будто развязался узелок давнишней горечи и загорелся бледный луч надежды. Испугавшись, она велела себе не слушать своего сердца

– Моя мама ужасно любит жасминный чай, – пояснил Эдвард. – Когда я к ней приезжаю, мы всегда его пьем на пару.

С улыбкой кивнув, Аврора поспешила на кухню. Что происходит? Почему ей так настойчиво кажется, что и знакомство это, и сегодняшний визит Эдварда отнюдь не случайны?

Поднос с чашками и печеньем она опустила на столик с трапециевидным основанием, заканчивавшимся изогнутыми ножками, подкатила его к дивану и села на прежнее место.

– Прошу.

Эдвард не присоединился к ней на диване, а поднес стул и сел по другую сторону стола. Ральф непременно пристроился бы рядом, как можно ближе.

– Угощайся. – Аврора поднесла к губам фарфоровую чашечку и сделала глоток чая. Эдвард протянул руку за печеньем, и внимание Авроры привлекли заигравшие под тонкой материей его рубашки мышцы. – Спортивность в тебе тоже от родителей? – поинтересовалась она. – Кто-то из них чемпион?

Эдвард засмеялся.

– Вовсе нет. – Он откусил кусочек печенья и отпил из чашки. – Спортом я как раз, наоборот, увлекся в знак протеста, что ли. Отец всегда был довольно худым, к тому же слегка сутулится, а бейсболом или хоккеем в жизни не интересовался. Помню, я с убийственной завистью слушал приятелей-мальчишек, которые рассказывали о том, как ездили с отцами на футбольные матчи или болели за любимую команду перед телевизором. В восемь лет я принял твердое решение: надо во что бы то ни стало стать сильным и выносливым. А для этого полюбить спорт. – Он сделал еще глоток чая. – А ты?

– Я? – Аврора пожала плечами. – Я никогда не занималась всерьез никаким видом спорта.

– А тренировки? Не в счет? – улыбаясь голубыми глазами, спросил Эдвард.

– Тренировки – это так, чтобы быть в форме. В противном случае не заметишь, как станешь рыхлой и больной. – Аврора улыбнулась. – Одну из комнат я оборудовала под спортзал. Там у меня и шведская стенка, и тренажеры, и гантели, и гимнастические мячи. Очень удобно, когда можно заниматься физкультурой, не выходя из дома.

– Хорошо, если для этого есть подходящая комната, – сказал Эдвард.

– Комнат здесь больше чем достаточно. Бабуля обожала большие помещения. – Аврора вспомнила, как укрылась в этих стенах после пережитой катастрофы и опустила глаза. – Родители хотели продать этот дом, но я попросила их повременить. Будто почувствовала, что он мне пригодится.

Последовало неловкое молчание. Аврору вдруг охватило желание рассказать Эдварду историю своей жизни, со счастливого далекого детства и до вчерашнего дня. Но, побоявшись, что он не поймет ее порыв, отмахнулась от безумной затеи.

– Ты у родителей одна? – так же осторожно, как она, когда спрашивала про его семейные дела, полюбопытствовал Эдвард.

Аврора посмотрела на него с благодарностью. Перевести разговор на ее родителей было сейчас уместнее всего.

– Да, одна. Они мечтали, что у них будет много детей, но из-за некоторых проблем с маминым здоровьем не получилось. – Перед ее глазами замелькали картинки давно минувших дней: дни рождения с обилием сюрпризов и сладостей, нарядные куклы на полках в детской комнате, поездки в Шотландию и Францию. – С родителями мне очень повезло, – пробормотала она. – Во-первых, они ценят и любят друг друга, поэтому я понятия не имела ни о громких ссорах, ни о каких-либо скандальных выяснениях. Во-вторых, профессии обоих тоже связаны с искусством, поэтому тем для обсуждения в нашем доме всегда было видимо-невидимо. В-третьих, что мама, что отец, сколько себя помню, старались прислушиваться к моему мнению и уважать его, даже когда я была совсем крохой. Мы до сих пор прекрасно друг друга понимаем. Можно сказать, детство и юность у меня были безоблачными.

Эдвард слушал ее с таким вниманием, что, казалось, слова, слетавшие с ее уст, были не совсем английские, а с некими космическими призвуками. Взгляд его ласковых глаз немного смущал ее, окутывал магическим теплом и с каждой минутой все больше захватывал в странный плен.

– Если хочешь, можем прямо сейчас перейти к экскурсии, – проговорила Аврора, твердя себе, что быть пленницей кого бы то или чего бы то ни было она больше не желает и не допустит ничего подобного.

– Конечно, хочу. – Эдвард отправил в рот последний кусочек печенья, запил его чаем и сложил на мощной груди руки, приготовившись слушать.

– Этот столик был изготовлен примерно в тысяча восемьсот десятом году, когда в Польше родился еще никому не известный мальчик, Фридерик Францишек Шопен. Впрочем, историки до сих пор не могут сказать с уверенностью – в десятом это случилось году или в девятом.

В глазах Эдварда замигали озорные искорки.

– Что случилось? Изготовили стол?

– Да нет же. Родился Шопен, – с шутливой строгостью сказала Аврора. – До этого стола историкам нет особого дела. А нам есть! – Она ласково провела рукой по деревянной поверхности. – Бабушка купила его на Челсийской ярмарке старинных вещей, которую устраивают рядом с антикварными галереями на Кингз-роуд.

Эдвард оживленно кивнул.

– Прекрасно знаю. Эту ярмарку проводят дважды в год, в марте и сентябре.

– Совершенно верно. Бабуля запомнила этот день на всю жизнь – у нее вообще была поразительная память. Стояло солнечное бабье лето, а у нее в душе – тогда еще совсем молоденькой – буйствовала юная весна. Они только-только познакомились с дедом.

Эдвард присвистнул.

– Получается, этот столик в вашей семье что-то около полувека, а то и больше.

– Если точно: шестьдесят три года, – сказала Аврора, невольно отмечая, что даже свистит он по-особенному. Ему бы сниматься в детских сказках: в нем есть все, чему в самый раз учить малышей. Сила, добродушие. К тому же он на редкость обаятелен.

– Плюс почти полтора века со дня создания, – произнес Эдвард, удивленно разглядывая столик. – А выглядит почти как новый.

Аврора кивнула, довольно улыбаясь.

– Бабушка знала тысячу хитростей по уходу за антиквариатом. Сейчас ее дело продолжаю я.

– Хорошо, когда есть продолжатели, – задумчиво произнес Эдвард, и их взгляды встретились.

Прочтя в его глазах немой вопрос и вспомнив о том, что у нее продолжателей – от кого бы то ни было – может никогда не быть, Аврора проглотила подступивший к горлу ком и поспешила продолжить, чтобы не потерять над собой власть:

– Многие из здешних вещей сделаны в девятнадцатом веке. Бабушка не жалела на них никаких денег. Бывало, в чем-то себе отказывала, экономила…

Приступ душевной боли послушно отступил, и речь полилась из Авроры неспешной рекой, благо слушатель знал в интерьерах толк и разглядывал каждую вещицу с неподдельным интересом. Когда обошли гостиную, направились в кабинет-библиотеку – царство вращающихся полок для книг, кресел для чтения, конторки и большого письменного стола красного дерева. Аврора поведала, что знала, обо всем по порядку и остановилась возле неглубокой ниши в единственной стене, не увешанной книжными полками.

– Кто они? – спросил Эдвард, окидывая беглым взглядом изображения мужских и женских лиц в небольших овальных рамках. – Твои предки? Родственники?

Аврора засмеялась.

– Посмотри внимательнее. Разве могут всех этих людей, и меня в том числе, объединять родственные узы?

Эдвард наклонил вперед голову и стал всматриваться в фотографии и репродукции более пристально.

– Настасья Кински? Бартоли? А это кто? – Он прищурился и потер лоб, напрягая память. – Случайно не американский легкоатлет Льюис?

Аврора улыбнулась.

– Он самый.

Свою секретную галерею она показывала лишь ближайшим друзьям и родственникам. Ральфа к библиотеке не подпускала, зная наверняка, что он не поймет, ни для чего хранить в доме столько книг, ни тем более как можно до такой степени восхищаться чужими заслугами. А Эдварда привела сюда на второй день знакомства, почувствовав, что он если и удивится, то лишь восхищенно. Во всяком случае, не осудит ее и не посчитает ненормальной.

– Истории некоторых людей – их мастерство, упорство, таланты – настолько меня потрясают, что хочется вновь и вновь всматриваться в их лица, – медленно объяснила она. – О спортсменах, например, говорят: не блещут умом. Но перед их нечеловеческой волей, трудоспособностью и выносливостью так и подмывает преклонить колени. Карл Льюис – девятикратный олимпийский чемпион. Только задумайся!

Эдвард смотрел то на изображения в нише, то на Аврору, о чем-то напряженно размышляя. В его глазах не отражалось и тени насмешки – он принимал причуды своей новой приятельницы и понимал их. Аврора говорила все охотнее:

– А Чечилия Бартоли! Ты когда-нибудь видел ее на сцене?

Эдвард смущенно пожал плечами.

– В театре? Нет.

– В театре я тоже не видела, – поспешила сказать Аврора. – А по телевизору?

Эдвард кашлянул.

– По телевизору, конечно, видел. Но мимоходом… Признаться, я не любитель оперы.

– И мне опера казалась ужасно скучной. Но благодаря Бартоли, ее уникальной вокальной технике и мастерству исполнения я взглянула на оперу другими глазами. Обязательно посмотри «Так поступают все женщины» Моцарта в постановке Цюрихского оперного театра. Бартоли там поет вместе с мужем Оливером Видмером. Это настоящий праздник!

Эдвард взглянул на нее так, словно она раскрыла перед ним двери в созданный ею же новый сказочный мир. И торопливо закивал.

– Обязательно посмотрю. Как ты говоришь? «Женщины…

– «Так поступают все женщины», – повторила Аврора, чувствуя, что он не просто бросает слова на ветер, а действительно найдет запись и просмотрит оперу от начала до конца. Может, даже не без удовольствия… Она на это надеялась.

Лицо Эдварда сделалось лукавым.

– Интересно, как же поступают все женщины?

– Посмотри, тогда узнаешь, – с улыбкой ответила Аврора. – Впрочем, это всего лишь придуманная история, хоть, говорят, в ее основу положено то, что произошло в действительности, вроде бы при австрийском дворе. Моцарт написал эту оперу по заказу императора. Насколько я знаю, в те времена не все шло гладко в личной жизни самого композитора. Словом, не слишком верь названию-утверждению.

Эдвард взглянул на нее с шутливой строгостью, так, будто она была его женщиной и будто тоже могла поступить, как все красавицы.

– Посмотрим, посмотрим. – Он снова перевел взгляд на нишу и, указав на портретик мужчины в старомодном сюртуке, с любопытством спросил: – А это кто?

– Генри Тейт, – ответила Аврора.

Лицо Эдварда снова напряглось. Какое-то время он рассматривал изображение Тейта, потирая лоб.

– Это тот, что основал галерею?

– Да, – сказала Аврора.

Он взглянул на нее, прищурившись, явно в ожидании пояснений.

– Только вообрази: человек – сахарный магнат. Казалось бы, на беззаветную любовь к искусству у таких, как он, не должно доставать ни души, ни времени, – произнесла Аврора. – Тейту же хватило и того и другого. Если бы не он, у нас не было бы этой потрясающей галереи.

Наверное, последние слова она произнесла чересчур восторженно. Эдвард взглянул на нее, сильно хмурясь.

– Ты часто там бываешь? – спросил он.

– Хотелось бы чаще.

– По работе?

– Не только. Картины хранят в себе нечто такое, что способно успокаивать нервы, даже убаюкивать душевные волнения. В прямом смысле.

Эдвард лукаво улыбнулся.

– Ты всегда держишься так, словно твои нервы какие-то особенные. Будто ничто на свете не может их взвинтить.

Аврора моргнула.

– Нет. Я обычный человек, – возразила она. – С такими же, как у всех, нервами.

Улыбка сбежала с его губ, он снова нахмурился.

– Да-да, конечно… Я обидел тебя?

Аврора постаралась улыбнуться как можно более весело.

– Нет, ну что ты.

– Если обидел, пожалуйста, прости… – пробормотал Эдвард со столь искренним раскаянием, что даже если бы он правда совершил некий проступок, не извинить его было бы невозможно. – Конечно, у тебя такие же, как у всех, нервы, но ты умеешь держать себя в руках, чем может похвастать далеко не каждый.

– Перестань. – Аврора коснулась пальцами его мускулистого плеча и, почувствовав исполинскую мощь, смутилась. – Тебе не за что извиняться. – Она опустила руку, стараясь сохранять внешнее спокойствие, и перевела взгляд на снимки и репродукции. – Словом, в картинной галерее отдыхаешь душой.

– А у меня на это все не хватает времени. Слишком много работы… И других дел.

Аврора повернула голову.

– По-твоему, я работаю мало? – спросила она очень спокойно и дружелюбно, ничуть не желая задеть гостя.

Эдвард пожал плечами.

– Или не встречаюсь с друзьями? – произнесла Аврора.

– Думаю, встречаешься, – более сдержанно, чем обычно, ответил он. Быть может, все же обидевшись. Или подумав, что самый большой ее друг Ральф Уэстборн.

– Нет, конечно такие, как у тебя, вечеринки, я устраиваю куда реже, – поспешила сказать она. – Но речь не об этом. По-моему, при желании можно распределить время так, что будешь успевать все. По крайней мере то, чего больше всего хочешь. – Она вопросительно взглянула ему в глаза. – Может, ты просто иного склада? И находишь утешение в чем-то другом? Не исключено, что одна и та же картина, пусть даже общепризнанный шедевр, действует на разных людей по-разному?

Эдвард задумался.

– Не знаю… Признаться честно, я не был в галереях лет пять-шесть. Мне казалось… туда ходят в основном туристы. Современный человек живет быстро, торопливо… Большинство нынешних студентов, если, конечно, их будущая профессия не связана с искусством, наверняка и дороги не знают в музеи или театры.

– Ошибаешься! – воскликнула Аврора. – Еще как знают! Последний раз я была в галерее Тейта весной. У гардероба пришлось потомиться в очереди. Прямо передо мной стояли очень современного вида парень и девушка. По разговору я поняла, что оба они студенты и регулярно бывают в музеях. Красивые, стройные. Разговаривают увлеченно, грамотно. И это обычное явление, уж поверь.

С губ Эдварда слетел вздох.

– Надо бы и мне кое-что изменить в жизни…

Аврора пристально посмотрела в его излучающие доброту глаза.

– Надо ли? – спросила она, сама задаваясь тем же вопросом. – Ты нужен друзьям, помогаешь им и наверняка увлечен работой. У нас с тобой разные интересы, разные жизни, но ведь это вовсе не означает, что, едва познакомившись, мы должны стать друг на друга похожи… – Она резко замолчала, поймав себя на том, что против воли говорит о них двоих, будто о влюбленных, и снова отвернулась.

– Конечно, не означает, – протяжно, исполненным некоего странного чувства голосом произнес Эдвард. – Я совсем не поэтому хотел бы кое-что изменить в своей жизни. А просто потому, что вдруг понял: это важно. Для той же работы, даже для друзей. Быть более развитым, не стоять на месте. Понял благодаря тебе, – более тихо прибавил он и, чему-то безрадостно усмехнувшись, произнес: – А ты говоришь, что ты обычный человек. Ты – все, что можно противопоставить обыденности и ординарности.

– Спасибо, конечно, – пробормотала Аврора. – Но, думаю, ты преувеличиваешь.

– Ничуть. – Напевая себе под нос, Эдвард продолжил рассматривать картинки в нише.

Аврора почувствовала, что, несмотря на внешнюю беззаботность, его что-то расстраивает – быть может, какие-то мысли или умозаключения. Либо воспоминание о неких личных неприятностях. От желания обхватить его за могучие плечи своими тонкими руками и утешить у нее закололо в кончиках пальцев. Чтобы не выкинуть столь неожиданный и смешной номер, она осторожно отошла на шаг в сторону.

Эдвард поднял указательный палец.

– Шопен!

Аврора кивнула.

– Конечно.

– Любишь классическую музыку?

– Шопена – обожаю. Это у меня тоже от бабушки.

Эдвард улыбнулся.

– Знаешь, я так ясно ее себе представляю, будто был с ней знаком.

– Хоть ее уже нет, она повсюду в этом доме, – с грустной улыбкой сказала Аврора. – Может, в этом секрет.

– Может. – Эдвард снова посмотрел на миниатюрную репродукцию работы Шеффера, рассеянно взглянул на соседний портретик и вдруг принялся изучать его с большим интересом. – А это случайно не твоя тезка?

– Да, она, – ответила Аврора, радуясь, что в ее библиотеке столь любознательный, хоть и принижающий свои достоинства гость. Пусть он пока не мог сказать, любит ли оперу, но Бартоли узнал тотчас же. И догадался, что с Шопеном должна соседствовать непременно Аврора Дюпен, в замужестве баронесса Дюдеван, известная большинству читателей во всем мире в основном как Жорж Санд.

– Ты не случайно повесила их рядом, – уверенно произнес Эдвард, подтверждая мысли Авроры. – Сказать по правде, я не знал, как она выглядит, но понял, что на таком малом расстоянии от твоего любимого Шопена имеет право висеть единственная женщина.

Аврора с улыбкой следила за его сосредоточенным лицом. Изучив изображение Жорж Санд близко, он сделал два шага назад и с легким прищуром снова взглянул на него. Потом опять посмотрел на Шопена, потом на обоих, потом вновь остановил взгляд на Жорж Санд.

– Сложно сказать, симпатичная она или нет. Впрочем, портрет может искажать действительность. В глазах в любом случае есть что-то притягивающее, магическое. Наверняка так было и в жизни.

– Одни называли ее красавицей, другие – чуть ли не дурнушкой, – с удовольствием поддержала разговор Аврора. – А одна американская журналистка писала, что все в ней было просто и в то же время изысканно. И что в ее глазах светилось выражение доброты, благородства и силы, человеческой сердечности и самой естественности. По мнению этой журналистки, Жорж Санд немало страдала, но она и наслаждалась и многое свершила, отсюда это выражение спокойствия и счастья.

Эдвард с самым серьезным видом, продолжая рассматривать изображение писательницы, обдумал услышанное. И вдруг неожиданно резко повернул голову.

– Такое впечатление, что эта журналистка описывала не Жорж Санд, а тебя.

Аврора закрутила головой.

– Что ты такое говоришь. Я совсем другое дело.

– Со стороны виднее, – негромко, но не терпящим возражений тоном произнес Эдвард. – Я редко ошибаюсь в людях, хоть, конечно, случается и такое, – прибавил он, как будто о чем-то вспомнив. Мгновение-другое молчали. Вдруг Эдвард вновь повернул голову и тверже прежнего сказал: – Но ты не из тех, кто меняет маски. Теперь я в этом не сомневаюсь. – Он опять отвернулся и, дабы скрасить легкую неловкость, кивнул на изображение Жорж Санд. – Она кумир феминисток.

Уловив в его голосе нотки иронии, Аврора приподняла подбородок и сверкнула темными глазами.

– Что ты подразумеваешь под феминистками? Сумасшедших женщин, пылающих ненавистью к мужчинам? Или тех, которые просто не желают терпеть унижения и хотят пользоваться всеми благами, доступными мужчинам?

Эдвард неторопливо, будто в замедленном режиме, повернулся и посмотрел на собеседницу исполненным изумления взглядом.

– Ты что, тоже?

– Нет, я не состою ни в каких группировках, – тотчас ответила Аврора, стараясь не терять самообладания. – Надрывные лозунги и вызывающе-громкие акции феминисток в самом деле нередко выглядят смешно, – прибавила она привычно сдержанным тоном. – Но ведь главная, изначальная цель феминизма не шумиха и не жажда кого-либо унизить. А всего лишь равноправие женщин с мужчинами во всех сферах общества. Устранение дискриминации, нелепых, ничем не обоснованных ограничений. Жорж Санд выступала за свободу в любви и разгуливала в мужском костюме, потому что только так могла появляться в обществе без сопровождения. Она талантливый литератор и одна из наиболее передовых женщин своего времени…

Эдвард наблюдал за ней с новым выражением лица – словно пытался прочесть в ее глазах, чем порождено это замаскированное волнение и кто пытался ограничить ее свободу. Это в нашу-то, все позволяющую эпоху. Его губы шевельнулись, и он наверняка задал бы вопрос, если бы в эту минуту не раздался звонок в дверь.

Аврора чуть расширила глаза, пугаясь мысли, что их беседу прерывают посторонние. Замер и Эдвард – как ей показалось, тоже страшно огорченный. Несколько мгновений они не мигая смотрели друг на друга, безмолвно говоря, что не желают впускать в свой хрупкий и прекрасный мирок никого извне. В дверь снова позвонили – на сей раз продолжительнее и требовательнее.

Аврора, насилу загоняя глубокое разочарование в дальний угол души, попыталась улыбнуться. Улыбка получилась вымученной.

– Кто-то пожаловал… Странно, я вроде бы ни с кем ни о чем не договаривалась…

– Ты конкретно не договаривалась и со мной, – сказал Эдвард очень медленно, словно стараясь отдалить неприятную минуту, когда все-таки придется открыть дверь.

Послышался третий звонок.

– Да, но тебя я пригласила, – ответила Аврора, тоже не спеша узнать, кто так жаждет ее увидеть.

– Я должен был заранее позвонить и предупредить, когда именно приеду, – протянул Эдвард. – Но не сделал этого. Прости… Я сам точно не знаю, почему так поступил. Понимаешь… Вчера ты показалась мне воплощением чего-то… гм… – Он растерянно усмехнулся. – Чего-то совершенно необычайного. А сегодня меня вдруг охватило безумное желание проверить, такая ли ты на самом деле…

Аврора, страстно желая знать, каковы результаты его проверки, и вместе с тем страшась их услышать, вытянула вперед руку и проговорила торопливее обычного:

– То, что ты приехал вот так, не предупредив меня заранее, мне почему-то даже понравилось…

В глазах Эдварда вспыхнуло новое чувство, которое, как показалось Авроре, он старательно прятал, а теперь, после ее признания, не смог удержать в узде. Ей стало вдруг до того неловко и радостно, что на миг перехватило дыхание.

В дверь снова позвонили.

– Какая наглость… – пробормотал Эдвард, не отводя от нее горячего взгляда. – Если не открывают дверь, значит, никого нет дома.

– Или не хотят открывать, – подхватила Аврора, подумав вдруг о том, что имеет полное право вовсе не подходить к двери. – Мало ли чем я занята? Может, чем-то таким, от чего нельзя отвлечься? – Ей пришло на ум, что этаким глубоко личным неотложным занятием вполне могли быть жаркие объятия и поцелуи с симпатичным желанным парнем, и, страшно смутившись, она потупила взор.

Незваный гость звонил теперь, не убирая пальца с кнопки звонка. Аврора сделала нерешительный шаг к двери.

Эдвард посмотрел на нее с тоской и досадой.

– Нет, все же надо открыть, – сказала Аврора, продолжая путь. – А то от этих звонков у меня уже в голове звенит. Может, что-то стряслось? Кто-нибудь въехал ко мне во двор и снес ограду?

Эдвард последовал за ней.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации