Текст книги "Огонь, который горит вниз"

Прошел на кухню.

Поставил чайник, достал чашку, насыпал в нее горку растворимого кофе.

Зацепился ногой за гитару, та брякнулась об пол и загудела.

– Ух еее… – протянул и схватился за голову.

Зачем, скажите мне, оставлять инструмент на кухне? Мысленно наорал на Лизу. Поиграла – отнеси, блядь, на место, а лучше выбрось гитару, сожги; есть же компьютер и замечательный набор пиратских копий – песни на любой вкус.

Поднял, бережно, чтобы случайно не зацепить струны, поставил в угол, подальше от прохода.

«Выяснить, как протрезвею». Все, что удалось выяснить, как протрезвел – мудак я.

Вышел на балкон. Свежий воздух ударил в голову похлеще алкоголя.

Сдавило в переносице, вот-вот пойдет кровь. Подставил руку, приготовился ловить капли, но кровь не полилась. Появился легкий вкус железа во рту.

Взял себя в руки, выдохнул.

Уставился на солнце. Щурясь, и кряхтя переборол желание отвернуться; стиснул зубы. Посмотрел на яркий свет, «раз», «два», нужно выдержать до десяти; терпеть, пока на глазах не появятся слезы – «тричетыредевятьдесять» от тараторил и зажмурился.

– Бодрячком.

Подвигал плечами, как боксер перед поединком.

– Начинаем утреннюю зарядку.

Потянулся. Зевнул. Поправил трусы.

– Зарядка окончена.

Вернулся в комнату.

Отыскал старые треники. Собрался побриться, но планы нарушил свист чайника.

– Не свисти, пиздюк, примета плохая, денег не будет.

Залил кипятком подготовленную кружку, пошел к компьютеру.

На экране светится уведомление о непрочитанном письме. Наклонился над монитором.

– Так-так, – смахнул со стола лужицу разлитого вина, поднял колено и вытер насухо штанами.

Открыл почту. Во вкладке входящие висит то самое, вчерашнее, загадочное сообщение. Подергал мышью по липкому столу, удалось навести курсор к надписи «Прочитать».

На экране развернулось сообщение.

Странно. В графе отправитель ничего не указано.

Параноик, хренов. Не поленился заплатить за анонимность.

Проверил чашку – еще горячо. Отставил в сторону и приступил к чтению.

«Добрый день, Вадим. В прикрепленном файле, вся информация, которой я владею, по вашему вопросу.»

Ткнул в прикрепленный архив, загрузился Word документ, с незатейливым названием «Документ – 1».

«Легенда.

Параллельно нашему миру существует другой, в котором живут существа, питающиеся эмоциями людей.»

– О как!

Саркастически скривил губы.

– Да тут, я смотрю голливудский боевик намечается.

«Среди этих существ есть сорт «Провокаторы», который вдохновляет творцов, помогают в работе, курируют творчество, чтобы вызывать больше реакций у людей. Больше эмоций, больше энергетических ресурсов для их племени.»

– Кураторы-провокаторы. Дешевенько. Давай уже – планета в опасности, плоская Земля, вторжение, рептилоиды, и прочие говно-басни.

«Существа, которые вдохновляют, питаются непосредственно творчеством. Чем больше художник пишет, тем могущественнее существо становится. Среди людей таких существ называют «Муза». Или вдохновение.»

– Вдохновение – обычная отмазка лодыря, – сказал в монитор, словно отправитель сидит перед ним. – Поверь, уж я то знаю. Не вдохновение нужно, не оно решает, а четко поставленная, понятно сформулированная, конкретная задача. Дадут тебе котлету денег, скажут – напиши хороший стих про наш металлургический завод, про наших сотрудников Ваню и Маню, например. Наколбасишь такой шедевр, Цветаева нервно в сторонке курит. Вдохновение… Чушь твое вдохновение.

Вытер капли слюны с монитора.

«Муза, как пиявка присасывается к автору, будь то художник, строитель или поэт, не важно. Вдохновляет его. Автор под влиянием существа создает шедевры. Становится знаменитым и востребованным в своем мире. Но с каждым удачным произведением теряет собственные силы, теряет часть себя; отдает свою жизнь».

– Угу.

Отпил кофе, не поднимая со стола чашку.

– Я полон сил и энергии, готов поделиться. Лети ко мне, музическое существо.

«Муза, формирует из обычного человека – талантливого. Из посредственности – выдающегося; словно гончар на станке, отрезает все лишнее, крутит и лепит, направляет, добавляет и вновь отрезает. Лепит из глины горшок, лепит пока не получит желаемого либо не утратит интерес.

Муза вытягивает из автора все до последней капли, а после, вдоволь напитавшись, улетает к себе; впадает в спячку.

Если у автора, к моменту, когда существо покидает наш мир, остались силы, он доживает свой век, забытый всеми, в тени собственной былой славы.

Если повезет меньше, и муза заберет всю энергию, творец погибает. От передозировки, автокатастрофы, суицида, от смертельной болезни или иным способом.

Исход всегда один, спячка музы – конец автору».

Вадим сел на мокрый стул, пододвинулся ближе.

Поднес ко рту чашку и замер. Перечитал еще раз последний абзац. Сколько таких примеров, когда таланты мрут молодыми… На вскидку, не напрягаясь, с десяток припомню. Интересная теория, многое объясняет.

«Сон может тянуться столетиями. Зависит от того насколько плодовитым оказался автор, как много сил музе удалось заполучить.

Когда иссекает энергия, существо просыпается.

Тогда муза голодна.

Она ищет новую жертву.

Отправляется в наш мир на поиски донора. Ее объектом может стать абсолютно любой человек, независимо от рода деятельности, возраста или пола.

Она голодна, и неразборчива. Если знать, когда, подгадать этот момент, можно направить музу к конкретному человеку».

Вадим вернул чашку на стол, так и не попил.

– Кто ищет, тот найдет?

Включил принтер, загрузил в него чистый лист, приготовился печатать.

«Сперва муза бесформенна, мимолетна, как облако пара морозным утром. Напитавшись силой, она обретает обличие человека, чаще женщины или девушки.

Если захочет, она покажется автору.»

Солнце отсвечивается на экране; прибавил яркости, контрастности и прикрыл от окна текст.

«С каждой строчкой, с каждой нотой, муза наращивает силу. Трансформируется, получает контроль над автором.

Финальная трансформация – у музы вырастают крылья. Обычно, это последнее, что видит автор.

После этого муза бросает истерзанного донора и исчезает.

Муза пересекает границу с нашим миром – на небе падает звезда».

– Хм. К суевериям о звездах добавилось еще одно.

Сколько таких басен? В раннюю эпоху христианства, например, верили, что на небе есть темные звезды и светлые; звездопад начинается, когда темные сталкивают светлые звезды на землю. Древние люди боялись их считать, верили, что это если человек насчитает сто звезд – тут же умрет. Да что там древние, мы до сих пор верим, что если звезда падает, нужно срочно загадать желание, и оно обязательно исполнится.

А еще, согласно фольклору, неженатый человек, ищущий себе пару, может по звездам отыскать свою половинку. Вот, подробная инструкция по выбору жены: в течение пяти дней, начиная со вторника, точно в полночь выходи на улицу, отсчитывай по десять звезд на небе; на утро в воскресенье, первая женщина, которая чихнет при тебе, и станет твоей женой.

– Падают редко, вот и выдумываем. Сыпались бы каждую ночь, хрен бы кто внимание обратил.

«П.с.: Существует способ, как заставить музу выбрать конкретного человека. Следует провести ритуал. Но, о данном ритуале я лишь слышал; мне, к сожалению, не известны детали процедуры».

Вадим нажал на значок «печать», из принтера нехотя полезли листы с текстом.

– Любопытная страшилка.

Нажал «Ответить на письмо». Высветилась ошибка, и письмо исчезло. Нажал «Обновить», письма нет. Проверил в удаленных, в спаме. Испарилось.

Осталась только распечатка.

Взял листы, еще теплые после принтера, прошел на кухню.

***

На кухне идеальный порядок.

Тарелки вымыты, аккуратно составлены. Форточка открыта на проветривание.

Все-таки Лиза возвращалась.

Окинул все трезвым взглядом. Заметил на столе записку. Листок сложен пополам и прижат карандашом.

Поднял.

«От Лизы».

Написано знакомым ровным почерком.

«Не стала дожидаться, когда ты очнешься. В холодильнике куриный суп – мой прощальный подарок тебе».

В каждом слове звучит ее голос, обиженный, строгий и как всегда раздраженный.

«Не надо мне звонить и приходить. Прочитай – и забудь меня. Не хочу ни видеть, ни слышать тебя. Между нами все кончено. Надеюсь, у тебя все наладется.

Удачи.

Когда-то твоя, Лиза».

– НаладЕтся. Через «И» – наладИтся. Дура безграмотная.

Скомкал записку, бросил в окно.

И слава богу, что ушла. Тварь. Достала. Оперся о стол. Уставился на часы. Секундная стрелка, подрагивая, пробежала круг, затем еще и еще.

Живот заурчал. Пора поесть, нормальной еды поесть.

Достал из холодильника кастрюлю с супом. Не стал крышку поднимать, аккуратно, стараясь не расплескать ни капли, отнес кастрюлю в туалет. Вылил содержимое в унитаз, смыл, и начисто протер ершиком.

Закурил.

– Никогда не любил, как ты готовишь.

На холодную сковороду закинул пельмени. Слипшимся комом вывалил. Добавил растительное масло; полил нерафинированным сверху, прямо на горку.

Включил плиту.

Сдобрил блюдо кетчупом, посолил. Разбил яйцо, перемешал, и обильно залил пельменную кашу майонезом.

Потыкал вилкой – скворчит. Накрыл крышкой.

Дым от сигареты, зажатой во рту попал в глаз. Прищурился и ртом передвинул окурок на другую сторону.

В дверь позвонили.

– Кого там принесло? Убирайся.

Поднял крышку, посмотрел на скворчащую горку талых комков. Мука с мясом расползлись по сковороде, выглядят мало привлекательно.

Подавил рвотный рефлекс.

Помахал руками, отгоняя аромат. Бросил крышку на место, та брякнулась раскатисто, как монета. Дернулся, приготовился к головной боли.

Хм.

Чувствую себя совершенно нормально; похмелье почти прошло.

Звонок повторился, за ним последовал отрывистый стук и бряцанье дверной ручки.

– Сказал же – убирайся, кто бы ты ни был.

Отодвинул сковороду с плиты и пошел открывать.

– Меня нет. Ушел по делам.

Рывком открыл дверь.

– Что тут непонятного? Проваливай.

На пороге стоит бездомный. Тот самый, которого вчера встретил у магазина. Все в той же куртке, со своей странной шапкой в руках.

– О. А как ты тут? Чего пришел?

– Привет.

Бездомный старался разглядеть квартиру, просовывая лицо в приоткрытую дверь.

– Так приятно, что узнал. Боялся, не вспомнишь.

Просунул ногу в проем, исключая возможность захлопнуть дверь перед носом.

– Ты обещал угостить сигареткой. Я решил… Решил, может зайду – поделишься.

– Решил – заходи.

Распахнул дверь и протянул свою раскуренную сигарету. Бездомный переступил порог, взял окурок, бережно обтер фильтр пальцами и затянулся.

– Меня Альберт зовут, если что. – бросил, и не разуваясь прошел на кухню.

Закрыл дверь. Дважды щелкнул замком. Хотел предложить гостю пройти на кухню, «чувствуй себя как дома» и все прочее, но пока соображал, Альберт уже поставил чайник.

– Не разувайся. Чего уж там.

– Можно, я кофе выпью? Смотрю, у тебя вкусное, в банке.

Альберт повертел в руках упаковку растворимого Nescafe.

– Все, что увидишь бери – пользуйся. Я бы супом тебя накормил, да ты немного опоздал. Так что пей кофе.

При упоминании супа, Альберт осуждающе покачал головой и сделал жест, означающий – ничего страшного, но в другой раз учти, что гостя лучше бы супчиком угостить. Заварил большую, самую большую чашку, из тех, что смог найти, чашку чая. Пока выбирал из чего пить – перецапал грязными пальцами всю посуду.

– Выпью чаю, но кофе тоже угощусь. Можно?

Не дожидаясь ответа, отсыпал на салфетку растворимый порошок и спрятал в карман.

– Альберт, могу тебе пельмени предложить, – вспомнил про свой питательный завтрак чемпиона. – Вкусный рецепт. Если желаешь.

– О! Неплохо звучит.

Альберт пододвинул сковороду, заглянул под крышку. Скривился. Вернул все на место.

– Хотя, нет, спасибо. Я ж забыл… Не люблю пельмени. Печенюшечку еще схвачу лучше, – запихал в рот жменю печенья и с набитым ртом, хрумкая и роняя крошки продолжил, – Хороший у тебя дом. Здесь тепло. У меня тоже был дом. Получше, конечно, чем твоя квартирка, – бросил оценивающий взгляд по сторонам, – Но, знай, у тебя тоже неплохо. – постучал ложкой о край чашки, облизал и положил на блюдце.

Вместо ответа, достал таблетку анальгина, закинул и проглотил. Поморщился, поискал, чем запить, не нашел ничего, кроме кипятка, перетерпел горечь.

– Не злись только, – Альберт звучно отпил маленький глоток, обжегся и смешно подвигал губами. – Я ж не хочу тебя расстроить. Просто сказал, как есть. Приятно, кстати, что запомнил, как меня зовут.

Угу, я вообще сама внимательность. Сглотнул несколько раз, стараясь протолкнуть вставшую посреди горла таблетку. Я бы еще спросил, как ты докатился до такой жизни, если у тебя было все… Но, плевать. Запрокинул голову, таблетка и не собиралась проваливаться.

– Что ты все время молчишь? Вадим, а чем ты занимаешься? – отрезал толстый кусок батона и принялся густым слоем намазывать на него масло. – Ну, в смысле, кем работаешь?

– Никем, – сел за стол напротив, налил себе чай. – Думал, что писатель. Да вот что-то ничего не пишется, – сам удивился своему неожиданному откровению перед бомжом, и снова безуспешно попытался проглотить таблетку.

– А это? – Альберт ткнул пальцем в распечатки. – Твой рассказ?

– Нет.

Выхватил из рук листы, свернул в трубочку и запихал в мусорное ведро.

– Можно прочитать? – достал сверток, и не дожидаясь разрешения зачитал вслух. – Так-так, что тут у нас? Миф… Существа… Творчество… – перелистнул страницу. – Донор… Муза. – бегло просмотрел напечатанное. – Ритуал. Хех. Понятно. Таланту не хватает вдохновения?

Вадим вернул листы в корзину.

– Таланту? Я чмо тупорылое. Какой в жопу талант?

– Не сгущай. Нормальный ты мужик. Только язычник что ли? Ритуалы собрался проводить.

– Все. Иди откуда пришел.

– Расслабься…

– Вали на хер.

Поднялся и кивнул на выход. Чего я должен тебе что-то рассказывать или оправдываться? Нагостился бомж, пора вышвыривать.

– Да. Тебе точно нужно расслабиться, – вытащил из-за пазухи бутылку. Посмотрел на свет мутное содержимое и протянул Вадиму, – Как знал – захватил. По пятьдесят? За знакомство.

– Убери, – снова подавил рвоту. – Не могу на это даже смотреть. И вот с бомжами еще не бухал.

Альберт захохотал, потом резко стал серьезным. Строго поставил бутылку на стол.

– Во-первых, я не бомж. А во-вторых, такую ты точно не пробовал, – снова захохотал, подхватил бутылку.

Повертел в руках, и с еще большим наслаждением посмотрел сквозь жидкость на свет. – Гарантирую. Такого ты не пил и вряд ли где-то еще попробуешь. Это не напиток – лекарство.

Вадим достал две рюмки. Хера ломаться?

– Лей. Будем лечиться.

– Вот! Вот это уже разговор! Только смотри, задержи дыхание, когда проглотишь, – вдохнул, показал, как правильно задерживать.

– Спиртяга?

– Не обзывай продукт. Я же сказал – чудесный напиток. Нектар богов. Лечит все болезни, – улыбнулся. – Смотри какой я здоровый, хотя живу на улице.

Вадим отвернулся от улыбающегося бомжа, что б случайно снова не увидеть беззубый рот, но опоздал. Странно. Все зубы на месте. Целее целых. Белоснежная, мать ее, улыбка, хоть сейчас снимай в рекламе новой зубной пасты. Может показалось тогда, у магазина?

Альберт тем временем, практически не глядя, ориентируясь на звук, разлил по рюмкам. Буль-буль-буль, передвинул к другой рюмке, Буль-буль.

– Странный ты. С виду – бомж. Но какой-то не такой.

Залпом влил в себя содержимое рюмки, и как учил Альберт, задержал дыхание.

– Странный говоришь? – гость выпил, даже не поморщился. – В чем странный?

– Ну, – выдохнул и скривился. За долю секунды, румянец накатил на щеки. Живот заурчал. – Ну, для начала, хоть бы – не воняешь. Одежда рваная, но не грязная, – еще раз передернуло от напитка. – Ну и это. Наглый ты.

– Давай сразу по второй? Что бы первой было не так одиноко? – прервал рассуждения и поднял бутылку.

– Давай, – кивнул и пододвинул рюмку.

Альберт повторил процедуру, разлил, ориентируясь по бульканью и не отрывая взгляда от нового друга.

– Ты хочешь вызвать музу, – констатировал и посмотрел на рюмки, поровну ли разлил. Одобряюще кивнул сам себе, мол – глаз-алмаз; поставил бутылку, поднял рюмку и протянул в сторону Вадима, предлагая чокнуться.

– С чего ты взял? Ничего я не хочу.

– Знаю, – понизил голос и кивнул на мусорное ведро, где покоились распечатки. – Видел… Здесь нечего стесняться. Я могу помочь. В этом деле знаю, поверь, и помогу.

Поднял выше рюмку.

– Поможешь? Как? Станешь моей пьющей музой? – чокнулся, залпом опрокинул вторую.

– Ха-ха. Не, ну, в музы меня не назначал еще никто.

Выпил и постучал по спине закашлявшегося Вадима.

– Не задержал дыхание, видишь. Я же предупреждал. Ну ничего, ничего. Тишь-тишь. Сейчас пройдет.

Прокашлялся, смахнул проступившую слезу. Достал пепельницу и закурил.

– Ну и дрянь.

– Не дрянь! Просто нужно уметь пить правильно. Это эликсир мудрости.

Альберт поднял с пола бычок, который растоптал и прятал все это время под подошвой; Показал окурок писателю.

– Не ловко вышло, – положил в пепельницу. – Я не свинья, не подумай. Просто не нашел, куда выбросить, а спросить постеснялся. Застенчив от природы, знаешь ли, что тут поделаешь.

– Угу, скромник просто.

Альберт прыснул от смеха, подвигал указательным пальцем в воздухе, мол – «Раскусил ты меня». Затем выпрямился, тон его стал строгим.

– Серьезно, я знаю, как тебе помочь, – снова налил в рюмки. – Могу помочь найти музу для тебя. Легко. Любую.

Без спросу угостился сигаретой, закурил.

– Давай, пока ты думаешь, я тебе кое-что расскажу?

Писатель кивнул – валяй.

Альберт поерзал на стуле, закинул ногу за ногу.

– Что ж. Расскажу тебе про свой опыт. Про свое знакомство с музой, а ты решай, надо оно тебе или нет… Работал я, значит, инженером. Изобретателем. Ты правильно заметил, что я «не такой какой-то бездомный». Так вот, работал я. Хотел стать лучшим, как, наверное, все молодые и бестолковые только что закончившие учебу, «специалисты». Со светлыми мечтами в голове, азартом в глазах и полыхающей всеми цветами радуги от нетерпения задницей, собирался придумать то, что перевернет нашу жизнь – он посмотрел в окно. – Принести пользу хотел. Пользу, для людей, для человечества, понимаешь?

Вадим притих. Целебный напиток ударил в голову. Лень шевелить языком лишний раз и что-то отвечать, поэтому он изредка поэтому, сделал рукой жест – продолжай.

– Бился головой, лбом, как рыба о стену – все тщетно. Попробуй придумай такое, чего до тебя никто не выдумал, да еще найди под это дело деньги… А? Не просто? – сам себе кивнул в ответ. – Вот и я о том. Придумать получилось, кстати, пол беды. Начали разработку… Но… – затянулся и выдохнул дым в потолок, – Как всегда, в кустах, притаилось потное, воняющее блевотиной, с вялой, обвисшей елдой, протухшее «Но».

Остановил рассказ, проверил слушает ли его Вадим. Писатель кивнул головой и с отрешенным видом уставился на пепельницу.

– В общем, у нашего толстосума интерес подугас, или деньги закончились. Кто сейчас разберет? Но краник с баксами прикрылся. Наглухо, – стряхнул пепел и пододвинул пепельницу ближе. – И тут понеслось… Бесконечные встречи с потенциальными инвесторами, уговоры, объяснения важности проекта, попрошайничество в чистом виде. Бегал, умолял. На все согласный, словно дешевая путана на скидке, предлагал свой проект и себя в придачу. Как говорится, даже в жопу за победу, – плюнул на пол. – И? И хрен там плавал, ни цента не дали…Ну, я естественно, психанул. Отчаялся. Наверное, не хватило терпения.

Затушил дотлевшую сигарету и поджег новую.

– В итоге, бросил все. Плевать. Засунул в задницу мечты, диплом свой тоже туда пихал, но он не влез. Не осталось места возле моей мечты и огромного волосатого прибора моей удачи, – со злости потушил только что подкуренную сигарету. – Застрял в этом гнилом городе, и ни в верх, ни в низ. Начал, вот, курить, – кивнул на пепельницу. – И потихоньку выпивать. Ох, – тяжело вздохнул. – Но, это другая история. Забей.

Поднял рюмку.

Выпили.

Подождал пока Вадим откашляется и продолжил.

– В общем, остался у разбитого корыта. Использованный, потертый и брошенный всеми.

Вадим слушает, смотрит на белоснежный рот под кривым носом и не понимает, что происходит. Как вышло так, что он с Альбертом, бомжом уличным, пьет, и слушает этот бред, рассказ явно больного человека.

Гость все говорит и говорит.

Мысли полетели куда-то далеко от этой кухни, снова зашуршал под ногами осенний лес.

– Призвал, короче! – крикнул Альберт. – Ты еще здесь? Призвал, говорю, музу! – повторил последнюю фразу и захохотал – Мы его теряем! Срочно, реанимацию!

Вадим замахал, мол нет-нет, внимательно слушаю.

– Так вот. Призвал я музу. Слава, успех, деньги. Много денег, – подмигнул. – Ну ты ж понимаешь. Поклонницы. Ох уж эти девчонки. Все, о чем только мечтал, все исполнилось.

– Ну. Я вижу. Предел мечтаний, – съязвил Вадим заплетающимся языком.

– Именно! Все.

Альберт по-хозяйски, привычным движением, достал из пачки сигарету, поджег и стал расхаживать взад-вперед.

– Все шло как по маслу. Карьера летела вверх, я стремительно шел вперед. Да не просто шел – бежал, несся к звездам, как лось в брачный период, несся, не разбирая пути. Но, стал замечать, что я почти ничего не контролирую. Я, как это объяснить, не живу. Ну, то есть, живу, но как бы не сам. Мной словно кто-то управляет. Я, считай, зомби, или марионетка. – он изобразил зомби, негромко прорычал и сел на стол. – Я чувствовал, как теряю силы. Утром с трудом мог подняться с кровати, как с похмелья, каждое утро жесткое похмелье, хотя и не пил вечером. Короче. – Альберт пересел со стола на подоконник, отодвинул горшок с цветком. – Я понял, что у меня два варианта: или я просто сдохну, как вот этот цветок – кивнул на завядшую фиалку. – Либо все брошу и появится шанс выжить. – сделал паузу. – Бросить все – неправильное объяснение. Вернее сказать, не просто бросить, а удрать. Что б никто и никогда меня не нашел.

– И, что ты выбрал? – все сильнее заплетавшимся языком спросил Вадим.

– А, как ты думаешь? – Альберт засмеялся. – Я похож на тот труп в горшке на подоконнике?

Вадим хлопнул в ладоши, вспомнил, что перед ним совсем не успешный олигарх. Надо сказать, что общего у Альберта с дохлой фиалкой все же больше, чем тот думает.

Гость развел руками и вернулся за стол.

– Занимательная история, – поморщился Вадим. Поднял рюмку, предложил стукнуться. – Душевная, ик, история. Ничего не скажешь.

– Ну, будем.

Выпили.

Альберт сразу же набулькал в рюмки. Не дожидаясь Вадима, выпил и снова себе налил.

– Послушай. Вот серьезно… Я тебя не понимаю. Если бы я был на твоем месте, и мог выбирать, я бы лучше умер знаменитым и всеми любимым. Чем жить вот так, – покосился на гостя – Жить вот так и все равно сдохнуть рано или поздно. Не понимаю.

Они опрокинули очередную рюмку.

– Писатель. Я тебе так отвечу… Жить… Жить, сука, хочется. Умирать совсем страшно и неинтересно. Больше всего в этой жизни хочется жить. Без денег, без здоровья, без счастья, без везения, даже без члена – похер… Лишь бы не умирать. Жить, – отмахнулся, – Да, господи, не о том речь… Это все к чему веду… Если хочешь, помогу тебе с ритуалом. Вызовем, – вытер рукавом лоб. – Если готов к последствиям. И, если ты попросишь, конечно.

Не поминай Господа всуе – примета плохая или заповедь, или еще какая штука… Не в курсе, просто – не поминай и все!

– Попрошу? Ха-х. Я попросить должен? Может умолять на коленях? – потер глаза. – Постой. А как ты такой трезвый? Сидишь пьешь, как не в себя заливаешь, и огурчик. Не, ну серьезно, если нас сравнить, ты, считай, – стеклышко.

Бездомный сослался на опыт. Опыт. Попьешь с мое – научишься. Предложил методику тренировок, график занятий: в пять подъем – пробежка до ликерки; в пять пятнадцать – тренировка по задерживанию дыхания, пока пьешь до дна с горла; в пять тридцать – водные процедуры, пока добираешься ползком по лужам домой. После, свободное время до девяти утра и на новый круг пробежки. Четыре подхода в день и всего через месяц работы над собой получаешь навык – вливать в себя любую жидкость и долго не пьянеть.

– Спасибо, – постучал по дереву. – Пока и так сойдет.

Альберт откинулся на спинку стула и шепотом запел.

«Опять выбираюсь я ночью во двор,

Друзья разбежались по пьянкам давно

И снова один и с каких это пор

Знаю лишь одно, знаю лишь одно.»

– Можно? – показал на гитару, стоящую в углу.

Ого, он умеет спрашивать. Гитара Лизы, она на ней бренчит, вернее, уже бренчала, так что могу и подарить это полено со струнами бомжу, не жалко. А тут он еще и спрашивает. Впервые спросил разрешения.

Бездомный не дождался ответа, взял в руки инструмент неизвестной марки, подергал за струны. Присвистнул и недовольно скривился.

– Не свисти у меня в доме. Примета плохая. И так денег не водится.

– Кто ж так настраивает? –покрутил колки, – Тюнер есть?

– А?

– Ясно. Так справлюсь.

Подергал, покрутил, снова дернул, снова покрутил. Удовлетворительно кивнул и заиграл.

«Что вроде бы смириться пора

С подобным положением дел,

Когда еще не знаешь с утра

Жалкий свой вечерний удел…»

Виртуозно пробежал пальцами по струнам, пристукнул ногтем по корпусу гитары и заиграл грустную лирическую мелодию.

– Вадим. Я не шучу. Если попросишь, сделаем. Будет у тебя муза. Просто попроси.

Перешел на проигрыш.

Писатель уставился на Альберта.

Бомж не перестает удивлять. Какой заботливый, помощь предлагает. А сам. Без дома, живет на улице. Не человек – человечище. Поет, надо сказать отвратительно, но от души, с надрывом.

Доиграл проигрыш и снова запел.

«И вновь осознав, что так будет всегда,

Так хочется влезть головою в петлю…

Но хочется жить, черт возьми, и тогда

Гитару со стены снимаю и пою…

Что вроде бы смириться пора…»

– А, давай! Давай сделаем твой ритуал! – перебил песню Вадим. Глубоко втянул ноздрями воздух и на выдохе продолжил, – А почему нет? Мне терять нечего.

Звуки расстроенной гитары стали ритмичнее, щеки писателя из розовых стали багровыми.

– Я тебя прошу. Прошу, давай вызовем мне персональную музу! – стукнул по столу, – Давай, сказал!

Альберт отложил гитару, тоже стукнул по столу.

– Вот и правильно! Давай! Это знаешь, как с человеком, которому не смогли помочь врачи. Он ищет бабку-шептуху и всякие народные способы.

– Ага. – сделал гримасу. – Подорожник прикладывают, или там лебеду под матрац пихают от болезней.

Альберт разлил по рюмкам остатки, стараясь себя не обделить.

– Всё-таки, глаз-алмаз, – сравнил уровень жидкости в рюмках, – Давай. Допьем и сразу приступим к ритуалу.

Вадим хотел что-то ответить, но изо рта вырвались звуки наподобие «Пфрпф».

Допили.

Вадим приготовил сигарету.

– Одевайся, писатель! – гость подскочил, как ужаленный, позвал за собой и пошел к выходу. – Для ритуала нам нужно раздобыть цезий.

– Что? – протянул Вадим. – Какой, нахер, цезий? Где я тебе его возьму?

– Не переживай. Я все придумал. Здесь не далеко моя лаборатория, которую я когда-то основал, – Альберт подмигнул. – Моя! – с акцентировал. – Лаборатория. Если ты понимаешь, о чем я, – он снова подмигнул.

– Нет. Не понимаю. Брр… – потрусил лицом.

– Не заморачивайся, – дернул за плечо. – Пошли скорее.

Писатель второпях накинул куртку.

В рукав попасть все никак не удается.

– Дай сюда, – помог просунуть вторую руку и подал ботинки своему новоиспеченному другу. – Мы позаимствуем немножко. На нужды творчества, так сказать. Там его много, поверь, никто и не заметит, – вышел в подъезд, вызвал лифт.

Никак не получается справиться со шнурками, пальцы распухли, как пузо после зимних праздников, и отказываются работать.

– Хорош возиться! Где ты там?

***

Два шатающихся тела приблизились к зданию.

– Все. На месте. Пришли, – Альберт выглянул из-за куста. – Подождем минуту. Хочу убедиться, что все разошлись.

Вадим прислонился к дереву и отдышался.

– Зачем мы сюда приперлись? И что это вообще за место?

– Музу тебе добываем. Забыл?

Вадим посмотрел на четырёхэтажное здание, обнесенное забором и подсвеченное со всех сторон.

– А… Я это… Что-то я уже передумал.

– Ай, расслабься. Не ной. Ща все будет.

На улице стемнело и Вадима с Альбертом, притаившихся среди деревьев, выдают лишь два огонька от зажжённых сигарет.

– Вроде никого. – он вышел на тротуар и позвал рукой. – Со служебного пойдем, там нет камер. По крайней мере раньше не было, – затушил сигарету пальцами, и убрал в карман.

– У тебя есть ключи?

– Не парься, говорю. Сотрудники с той стороны устроили курилку, двери всегда открыты.

На встречу из-за угла выскочил кот. Осмотрелся, потянулся в свете фонаря и удрал в кусты. Черный кот перебежал путь – плохая примета.

– Давай не пойдем, а? Черный кот – не к добру. Плохое у меня предчувствие.

– Я вот смотрю на тебя, писатель, и все никак в толк не возьму. Какого ты такой суеверный? В женском монастыре рос, где тебя воспитывал хор девственниц-монашек-пуританок, или от природы бздун по жизни?

Вадим в ответ икнул и решительно шагнул вперед.

Пролезли в дыру бетонного забора, пригнулись, присели, на корточках обошли все здание по периметру и спрятались у крыльца служебного входа.

– Дверь проверь!

– Сам проверь. Ты меня сюда притащил, ты и проверяй.

– Давай скорее. Я прикрою. Прослежу, что б никто не шел.

Писатель не стал спорить, выпрямился во весь рост и с видом, что каждый день здесь бродит, приблизился ко входу.

Двери действительно не заперты; Вадим шагнул внутрь, следом за ним, оглядевшись, зашел Альберт.

– На всякий случай постарайся не шуметь.

Темный коридор.

На потолке еле горит одинокая лампочка, без плафона. Пахнет сыростью. Стены выкрашены синей или грязно-зеленой краской, в таком освещении не разглядеть. Ощущения тревожные, словно пробираешься по подвальному помещению больницы из какого-то низкобюджетного фильма ужасов. Не хватает музыки нагнетающей для комплекта, и что б окровавленная голова, с горящими глазами и наполовину пережеванными кишками во рту, выскочила бы из темноты и громко закричала.

– По-моему, нам сюда.

Альберт остановился на развилке, отодвинулся в сторону и предложил Вадиму идти первым.

Писатель заглянул за угол – темно, хоть глаз коли.

– Давай, скорее. Что встал?

– Там темно, не видно ни черта. Как в жопе у негра в безлунную ночь. Куда идти-то?

Альберт закатил глаза.

– Что ты как девочка маленькая? Темно ему. Пару метров пройти и дверь. Давай-давай, а я сзади прикрою.

Вадим вздохнул и послушно шагнул в темноту. Альберт пошел за ним.

– По идее, здесь не далеко. Сейчас, вроде, должна быть дверь наверх. Где-то здесь.

Свернули за угол.

Вадим наощупь пошел вперед, потирая рукой стену, чтобы не сбиться с пути, за одно придерживаясь за нее, чтобы устоять на ногах. Альберт вагоном, уцепился за капюшон куртки писателя и идет, то и дело пошатываясь и подпирая свой локомотив.

– Сейчас, по закону жанра, ты должен со спины напасть, придушить удавкой, пырнуть финкой, оглушить, попытаться меня ограбить или лишить чести, в этом вонючем подвале.