Текст книги "Эволюция архитектуры османской мечети"

Кроме того, обособленность данной, пусть и весьма немногочисленной, группы памятников заметна на фоне других мечетей Стамбула, появившихся вскоре после падения Византии. Очевидным следствием исламского завоевания стало обращение в мечети византийских храмов³¹, но очень быстро в Городе появились и новые здания квартальных мечетей. Наряду с султанским заказом в обеспечении нужд мусульманской общины активное участие приняли и высшие османские чиновники, и именно архитектурный патронат «вельможных мечетей» ярко оттеняет исключительность зданий, заложенных самим султаном.

Махмуд-паша-джами (1463) рядом с Крытым базаром отнесена А. Кураном к «мечетям с различными ячейками», Мурад-паша-джами в стамбульском районе Аксарай (1465–1471) и Рум Мехмед-паша-джами (1469–1471) на азиатском берегу в Ускюдаре – к типу «осевых айванных мечетей»³²; между тем основа композиции всех трех зданий одинакова – центральный зал образован двумя ячейками (в первых двух случаях – купольными, в последнем михрабная ячейка перекрыта полукуполом), окруженными изолированными помещениями (в Махмуд-паша-джами эти помещения еще и отделены от молитвенного зала сводчатым коридором). Объединяют эти мечети и небольшие размеры – диаметр их куполов не превышает 13 м, оставаясь в пределах возможностей и раннеосманских, и византийских зодчих, и новыми доминантами города эти мечети не становятся (за исключением Рум Мехмед-паша, возведенной на холме Ускюдара). Однако ни одна из этих мечетей не выполняла привычную для раннеосманской культовой архитектуры функцию завие – несмотря на композиционное сходство, постройки визирей возводятся именно как квартальные мечети в различных частях Стамбула; можно говорить о том, что сама функция дервишеской обители для строительства в новой османской столицы перестает быть актуальной³³. В то же время, следуя отработанной типологии, «мечети визирей» лишены двора – их пятикупольные портики с приподнятыми крыльями по обе стороны от центрального прохода остаются «местом последней общины», что подтверждают михрабные ниши северных фасадов.

Селимие-джами, Конья (1558).

План (по Созену)

Необходимо отметить и такую деталь, как имитация в постройках Мурада-паши и Рум Мехмеда-паши полосатой византийской кладки. Р. Остерхут именно мечеть Рум Мехмед-паша привлек в качестве опорного памятника для постановки вопроса об «этническом самоощущении» османской архитектуры, напоминая о византийском происхождении заказчика и возможности сознательного воспроизведения привычных константинопольских форм в мусульманской архитектуре³⁴. Очевидно, заказчик Мурад-паша мог руководствоваться теми же мотивами, но если Рум Мехмед-паша-джами благодаря толстым слоям красного кирпича, акцентированным на фасадах подпружным аркам центрального купола, помещенным в люнеты тройным узким оконным проемам и размещением повышенных световых проемов в барабане выглядит как византийская постройка, то Мурад-паша-джами из-за слишком аккуратных одинаковых по ширине рядов кирпичной и каменной кладки производит впечатление нарочитой стилизации византийской техники, бутафорской декорации большой раннеосманской айванной мечети. В то же время мечеть Махмуда-паши, имевшего не меньше оснований для акцентирования своего происхождения, облицована камнем, как и большинство раннеосманских мечетей культовых зданий XV в., начиная с Баязид-джами в Бурсе.

Махмуд-паша-джами. План (по Кубану)

Махмуд-паша-джами. Интерьер

Рум Мехмед-паша-джами. План (по Кубану)

Мурад-паша-джами. План (по Кубану)

Рум Мехмед-паша-джами. Вид с севера-востока

Возможно, воспроизведение византийской техники при строительстве квартальных мечетей имело целью посильно «архаизировать» новые мусульманские здания, избежать их бросавшейся в глаза «новизны» и посильно органично вписать в застройку Константинополя. Перед архитекторами «султанских мечетей» такая задача явно не стояла – эти памятники маркировали начало нового этапа в жизни древнего города, задав и новый масштаб мусульманского строительства.

Мечети правления Баязида II и Селима I

Новый этап в истории османской культовой архитектуры приходится на правление сына и внука Мехмеда Фатиха, Баязида II (1481–1512) и Селима I (1512–1520). За время своего тридцатилетнего султаната Баязид укрепил Империю на Балканах (завоевание венецианских владений на Пелопоннесе и в Далмации), в Восточном Причерноморье и в Анатолии (ликвидация бейлика Караман), обеспечив своим преемникам возможность продвижения в Венгрию и Сирию. Важным экономическим и культурным фактором правления Баязида стало переселение в османские города, в том числе в Стамбул, изгнанных из Испании евреев, составивших ощутимую конкуренцию грекам в сферах, предоставленных османами (международная торговля, ряд ремесел, интеллектуальная и художественная деятельность, в том числе архитектура).

Селим I в свое краткое царствование благодаря военным кампаниям против Сефевидского Ирана и Мамлюкского Египта вдвое увеличил подвластную Османам территорию за счет присоединения Сирии, Палестины, Хиджаза, Египта, побережья Алжира, Северного Причерноморья. В результате этих завоеваний султан стал «хранителем двух святынь» (т. е. Мекки и Медины) и, пленив в Каире формального аббасидского халифа аль-Мутаваккиля III, перенес в Стамбул столицу халифата и священные реликвии, легитимизировав деяния своих потомков в глазах мусульман-суннитов³⁵.

Архитектуру периода правления Баязида II и его сына Селима I Г. Гудвин определял как «прелюдию к большому стилю»³⁶, подразумевая под последним расцвет зодчества в XVI в. Наиболее яркой чертой этой «прелюдии» явилось отчетливое градостроительное мышление и строительство крупных ансамблей – уже не характерных для раннеосманского периода куллие, представлявших набор зданий с определенными функциями, но четко спланированных «микрорайонов» с организованными подходами и проходами, функциональными зонами, собственными архитектурными

доминантами и даже с заранее продуманными возможностями наилучшего восприятия. Предполагается, что за большинством крупных архитектурных проектов, связываемых с патронатом Баязида II, стоит фигура одного мастера, но был ли это Хайреддин, с которым традиционно связывается возведение комплексов в Эдирне и Стамбуле, его предшественник на посту придворного зодчего Ильяс-ага или же некий Йакуб-шах, часто упоминаемый в исследованиях последних лет применительно к строительству стамбульской Баязид-джами³⁷, не известно.

Баязид-джами в Амасье

Первым крупным проектом, связанным с заказом Баязида II, является ансамбль в Амасье, где будущий правитель в соответствии с османской практикой «стажировался» в качестве наместника одного из важнейших городов Анатолии. Комплекс заложен в 1481 г. (весной этого года Баязид стал султаном) на южном берегу р. Йешил-Ырмак на свободной площадке, которая использовалась в качестве праздничной мечети-намазго³⁸, и таким образом появление здесь мечети зафиксировало и архитектурно оформило уже существовавшее пространство мусульманского ритуала.

В состав ансамбля вошли мечеть, медресе, кораническая школа и имарет с рядом хозяйственных помещений. Три здания комплекса – мечеть и фланкирующие ее два здания Г– и П-образной планировки, отделенные от центрального объема мечети проходами, – выстроены вдоль одной линии, образуя общую плоскость фасадов с юга, со стороны основной городской застройки, и разворачиваясь галереями дворов и входами к реке, организуя участок набережной. Правомерно говорить о том, что архитектура ансамбля рассчитана на восприятие прежде всего со стороны реки – с мостов и возвышающейся за ней горы, в крутом склоне которой, обращенном к югу, вырублены фасадные гробницы понтийских царей, а на вершине расположена крепость. Такое положение комплекса подтверждает внимание мастеров Баязида II к созданию точек зрения на возводимые объекты, выстраиванию городских доминант и противопоставлению значимых мест.

Композиция Баязид-джами в Амасье не предусматривала ни двора, ни доминанты купола, ни единого пространства зала, которые уже наличествовали в стамбульских мечетях Мехмеда II. Хотя Баязид-джами строилась как пятничная мечеть³⁹ и не предназначалась для использования в качестве завие, архитекторы в очередной раз обратились к осевой планировке двухкупольного зала. Если бы это здание было завершено пятью годами ранее, его следовало бы рассматривать в ряду культовых построек высших чиновников Мехмеда II (каковым и являлся наместник Амасьи) наряду со стамбульскими мечетями Мурада-паши и Махмуда-паши. Возможно, ориентиром для заказа шехзаде (наследного принца) служила другая мечеть Амасьи, расположенная у реки к востоку от нового комплекса, – Баязид-паша-джами (1419), построенная великим визирем Мехмеда I и полностью соответствующая айванным мечетям-завие «типа Бурсы»⁴⁰. Султанская мечеть Амасьи, во-первых, демонстрирует компромисс между сохранением привычного архитектурного типа и решением новых задач, уже поставленных в стамбульских памятниках, и, во-вторых, является важным шагом к появлению ансамблей Баязида II в Эдирне и Стамбуле.

Баязид-джами, Амасья. План (по Курану)

Баязид-джами, Амасья. Разрез (по Курану)

Баязид-джами, Амасья. Интерьер. Вид с северо-востока

Две квадратные ячейки мечети Баязида II перекрыты куполами диаметром 15 м (южный) и 13 м (северный), опирающимися на образованные стрельчатыми арками октагоны. «Айванность» молитвенного зала оказывается чисто символической – южная часть приподнята по отношению к северной лишь на одну невысокую ступень, причем «айваном» оказываются лишь три четверти южного подкупольного пространства, а пол северной четверти оказался на одном уровне с северной ячейкой.

Еще одна планировочная новация Баязид-джами – узкие боковые нефы, каждый из которых составлен из трех квадратных ячеек, причем две из них соответствуют северной ячейке центрального нефа, как и в стамбульских мечетях Фатих, Рум Мехмед-паша и Мурад-паша. Однако сторона квадрата южной – «айванной» – секции центрального нефа оказывается чуть больше, чем северной; это расширение в центральном нефе замаскировано неодинаковыми выступами крещатых столбов, поддерживающих общую подпружную арку больших куполов, но вынудило ощутимо сузить южные ячейки боковых нефов в поперечном направлении; по продольной оси эти ячейки сужены меньше, что заставило архитектора перекрывать их куполами на овальных основаниях. В результате такого эксперимента южные ячейки боковых нефов по михрабной оси соответствуют лишь четверти южной части центрального нефа.

Высота полов боковых нефов такая же, как в «айванной» части, т. е. поднята на одну ступень по отношению к центру интерьера. Налицо попытка архитектора одновременно и сохранить обычное для мечетей «типа Бурсы» разделение интерьера на айваны, повышенные относительно «дворовой» ячейки, и слить пространство, объединяя прилегающие к этой ячейке табхана в продольные боковые нефы, «расширяя» северную ячейку за счет «придания» ей еще четверти площади южной и уменьшая перепад высот условных айванов с трех-четырех ступеней, обычных для мемориальных султанских мечетей первой половины XV в., до одной. Этот странный компромисс демонстрирует стремление распространить поиски единого зального пространства, очевидные в османской архитектуре начиная с момента возведения Юч Шерефели-джами, на традиционный «тип Бурсы», для новой столицы уже явно архаичный, но все еще актуальный для зодчества Анатолии и балканских провинций Империи⁴¹.

Баязид-джами, Амасья. Вид с северо-востока

Бросается в глаза, что, посильно объединяя интерьер, архитектор Баязид-джами в Амасье вынужден применять компромиссные решения и в конструкции здания. Появление продольных боковых нефов привело к исчезновению стен, ранее разделявших табхана и принимавших на себя распор куполов в поперечном направлении. Зодчий Фатих-джами без особого труда справился с этой задачей с помощью арок по образцу Св. Софии; провинциальный мастер использовал дополнительные контрфорсы на линии крещатых пилонов, разделяющих подкупольные пространства центрального нефа; в продольном направлении добавлен контрфорс за михрабом. Весьма вероятно, что усиление конструкции контрфорсами явилось излишней перестраховкой; но если выступ на стене киблы, «прикрывающий» михрабную нишу и увенчанный маленьким куполочком, воспринимается органично, то своеобразные «крылья» – отрезки стен, перпендикулярные западному и восточному фасадам, – у зрителя оправдания не находят. Зодчий использовал их как часть оформления входов, расположенных на серединах боковых фасадов и ведущих в центральные ячейки боковых нефов, – таким образом, внутреннее пространство здания приобрело сквозную поперечную ось по образцу классических раннеосманских улу-джами в Бурсе и Эдирне, которой султанские мечети Стамбула пока что были лишены, но которая появится позже в «больших османских мечетях». Правда, ось боковых входов и михрабная ось пересекаются в точке, находящейся под южной частью северного купола центрального нефа и не имеющей никакого логического оправдания (центр зала, проекция высшей точки купола, пересечение диагоналей и т. п.), и такое расположение осей тоже оказывается своеобразным компромиссом.

Северный фасад Баязид-джами оформлен 5-купольным портиком по образцу мечетей «типа Бурсы» – с повышенными крыльями и с михрабными нишами по обе стороны от входа. Два минарета поставлены на северных углах зала (один из минаретов реконструирован после землетрясения 1668 г.), и такое их расположение должно свидетельствовать о «султанском статусе» постройки – ни одна из упомянутых «вельможных мечетей» не имеет двух минаретов, тогда как композиция мечетей Эйюп и Фатих предусматривала именно парность фланкирующих вертикалей.

Баязид-джами в Эдирне

Одновременно с возведением комплекса в Амасье Баязид II в 1484–1488 гг. вел строительство комплекса в румелийском Эдирне. Место для ансамбля было выбрано к северо-западу от города за р. Тунджа, недалеко от загородного дворцового комплекса (Сарайичи), расширенного при Мехмеде II и ставшего основной монаршей резиденцией в периоды сбора войск для европейских походов османов. Закладка большого куллие за городом и организация необходимой и даже, казалось бы, излишней для него инфраструктуры⁴² наверняка предполагала развитие города в направлении Нового дворца, подобно вынесенным за пределы застройки сельджукским и раннеосманским куллие (Хатуние в Кайсери, Худавендигар в Бурсе); правда, как и в случае с куллие Гази Михал⁴³, этого не произошло, – Эдирне так и не «дотянулся» до комплекса Баязида II, но к северу от него возникло самостоятельное поселение – махалла Йениминарет.

Особая функция комплекса Баязида была обусловлена включением в его состав дарушшифа – госпиталя, необходимого после завершения каждой военной кампании, в котором практиковались учащиеся находившегося здесь же медицинского медресе и который обслуживался имаретом с приданными ему мельницей, складами и другими необходимыми хозяйственными постройками. Слава куллие Баязидие как мединститута, готовящего практикующих врачей, выходила далеко за пределы османских территорий, а сама дарушшифа была полноценной клиникой, предоставлявшей пациентам прием узких специалистов (в том числе хирургов, стоматологов, акушеров, психиатров), лекарственную терапию, пребывание и восстановление под наблюдением врачей, необходимые диеты⁴⁴. Для клиники был выстроен отдельный корпус, включавший палаты для пациентов, кухни и аптеку, «кабинеты» принимающих врачей, сгруппированные по периметру внутренних двориков и шестиугольного купольного зала.

Куллие Баязида II в Эдирне.

План (по Юкселю): 1-мечеть;

2 – медресе; 3 – дарушшифа;

4 – имарет; 5 – караван-сарай

Расположенную в центре комплекса мечеть А. Куран отнес к особой группе «мечетей с одним объемом и дополнительными частями» (single-unit mosque with complex massing), которую был вынужден выделить в рамках простейшего типа однокупольных мечетей для объединения небольшого количества памятников, появившихся во второй половине XV в. и обладающих некоторыми элементами мечетей-завие – в частности, дополнительными помещениями-табхана, расположенными, как правило, на дополнительной поперечной оси в северной части большой купольной ячейки и придавая памятникам этого подтипа Т-образную планировку. Место Баязид-джами в этой группе определено турецким исследователем как кульминация (highlight)⁴⁵.

Молитвенный зал мечети Баязида II представляет собой одну квадратную ячейку, перекрытую куполом диаметром 20,5 м – уже одно это демонстрирует привлечение к реализации проекта другого мастера (помимо того, что одному архитектору было бы крайне сложно контролировать одновременное строительство в Амасье и Эдирне). Подкупольная секция образована кубом с гранями, равными диаметру купола; нижние точки огромных парусов находятся точно на середине высоты стен, и в разрезе зала образуются две одинаковые дуги, расположенные одна над другой. Под пяты арок парусов в углах зала подведены граненые четвертьколонны, не конструктивные, однако грамотно подчеркивающие тектонику интерьера⁴⁶. Использование парусов позволило архитектору разгрузить стены, прорезанные тремя (на боковых стенах) и четырьмя (на стене киблы) горизонтальными рядами световых проемов, что при отсутствии боковых нефов и наличии светового барабана сделало интерьер самым светлым из всех предшествующих мечетей «классического периода» османской архитектуры. Аналогичный прием и эффект будут использованы Синаном при возведении Михримах Султан-джами у Эдирнекапы в Стамбуле (1555)⁴⁷.

Баязид-джами, Эдирне. План (по Курану)

Цельность интерьера молитвенного зала нарушается примыкающими к северной стене деревянными двухъярусными балконами по обе стороны от высокого входного портала, и своеобразной «царской ложей», расположенной в юго-восточном углу помещения. Балконы, закрытые решетками и предназначенные для женщин, являются поздним дополнением, что доказывается лестницами на верхний ярус, частично перекрывающими проходы в изолированные угловые табхана. Особое место для правителя – эмир-мафиль (emir-mahfili, «княжеское возвышение») или хункар-мафиль (hünkâr-mahfili, «возвышение для господина»; слово hünkâr входило в официальную титулатуру султана) воспроизведено в османской мечети впервые⁴⁸, но и для сельджукской архитектуры было редкостью. Возможно, первоначально это возвышение в эдирнской мечети было поднято на деревянных столбах (аналогично сохранившемуся в позднесельджукской Эшрефоглу-джами в Бейшехире) и лишь позже приняло вид широкого мраморного балкона, поднятого на аркадах, опирающихся на мраморные колонны, но оно существовало в юго-восточном углу интерьера изначально. Появление хункар-мафиля в мечети медицинского комплекса под Эдирне могло объясняться необходимостью оградить султана от контакта с пациентами лечебницы; но в любом случае наличие этого элемента в интерьере Баязид-джами свидетельствует о ее особой роли места молитвы самого султана Османского государства – в существовавших к тому времени городских мечетях Эдирне подобных мафилей не было (в Эски-джами «царское место» в виде деревянной террасы появилось позже). С этого момента хункар-мафиль станет индикатором османских мечетей, возводимых по непосредственному заказу правящего султана; подобные отделенные места, недоступные для простых молящихся, были призваны не только обеспечить комфортную изоляцию правителя во время пребывания в мечети, но и буквально «вознести» его над уммой, а также «обозначать» незримое присутствие эмира, упоминаемого в хутбе (проповеди с выражением лояльности светскому владыке) в городских мечетях.

С востока и запада к кубическому объему мечети пристроены два блока табхана, в плане образующие вместе с квадратным залом литеру Т. Каждое из текке⁴⁹ также квадратное в плане, длина их достигает ⅔ длины основного объема мечети, а высота – трети высоты куба до двойного фриза; каждое разделено на девять одинаковых ячеек, перекрытых куполами на парусах; центральные квадраты являются аналогами дворовых световых ячеек, их купола имеют фонари; примыкающие ячейки, образующие рукава равноконечного креста, выполняют функцию отрытых в центр айванов; изолированными оказываются только угловые секции, которые могли служить пристанищем для восьми человек (при одноместном размещении). Происхождение подобной композиции блоков табхана из девяти ячеек можно возводить как к византийской крестово-купольной системе, так и к четырехайванной планировке центрально-азиатских зданий; однако Г. Гудвин указал и более близкий и представительный аналог – Изразцовый павильон (Çinili Köşk, 1472), позже вошедший в состав дворца Топкапы, первое светское здание османского Стамбула, сочетающее иранские и венецианские черты⁵⁰. В этом случае правомерно говорить о распространении планировочных приемов столичной архитектуры в провинцию, использовании композиции светских зданий в культовом зодчестве, приспособлении наработок дворцовой архитектуры к более прозаическим нуждам.

В отличие от дополнительных помещений в раннеосманских мечетях-завие, легко доступных из основного пространства мечети (обычно из центральной – «дворовой» – секции), табхана, пристроенные к Баязид-джами, оказываются изолированными – в боковых стенах молитвенного зала сделаны по три оформленные портальными рамами прохода, ведущие в прилегающие к залу айваны боковых блоков и угловые ячейки, но эти проходы закрыты двустворчатыми дверьми, что позволяло регулировать проникновение из молитвенного зала мечети как в оба комплекса табхана, так и непосредственно в соседние с ним индивидуальные помещения. Необходимо отметить, что благодаря наличию проходов в мечеть в каждом из текке располагались два помещения, обитатели которых имели возможность проходить прямо в зал мечети, минуя общие айваны, и две полностью изолированные комнаты, входы в которые открываются в айваны возле внешних дверей, позволяя сразу выйти за пределы мечети; кроме того, жильцы «внешних» северных табхана имели возможность незаметно покинуть их через проходы внутри оснований минаретов. Возможно, распределение помещений разной степени доступности извне и изнутри регламентировалось какими-то различиями в статусе или деятельности «гостей».

«Статусность» Баязид-джами подчеркнута и наличием двора, по периметру окруженного купольными галереями, – этот композиционный элемент, отсутствующий в синхронно строившейся мечети в Амасье, сближает здание в Эдирне со стамбульскими культовыми памятниками предшествовавшего царствования. Наличие текке по обе стороны от основного объема позволило развить фасадный портик до семи ячеек, как и в Юч Шерефели-джами, но в данном случае длина портика не соответствует молитвенному залу – реальной ширины последнего «хватает» только на три ячейки.

Баязид-джами, Эдирне. Вид с юго-запада

Баязид-джами, Эдирне. Вид с юго-востока

При входе во двор, однако, создается привычная для раннеосманской мечети картина 5-купольного фасадного портика, поскольку угловые ячейки закрываются боковыми галереями, – в Новой мечети Эдирне такая иллюзия не возникала из-за меньшей глубины двора, и входящий по михрабной оси сразу может охватить взглядом углы сахна. Двор Баязид-джами намного глубже – на семь фасадных ячеек приходится шесть боковых; при этом архитектор не позволил себе играть с размером ячеек галерей и их перекрытиями, использовав купола одинакового диаметра на парусах (в галереях двора Юч Шерефели-джами ячейки разного размера перекрыты как куполами разного размера, в том числе с овальными основаниями, так и крестовыми сводами). Расположение боковых входов во двор мечети аналогично Улу-джами в Манисе, Юч Шерефели-джами в Эдирне и реконструкции стамбульской Фатих-джами – поперечная ось проходит вдоль фасадного портика через первые ячейки галереи, соседние с южными угловыми, что свидетельствует о закреплении той планировки двора, которая будет характерна для типа «большой османской мечети».

Баязид-джами, Эдирне. Интерьер: вид с северо-запада

Баязид-джами, Эдирне. Двор: вид с северо-востока

Особенностью композиции Баязид-джами является постановка минаретов – из-за дополнения основного объема мечети двумя текке 25-метровые башни оказались не на углах молитвенного зала, как почти во всех предшествующих постройках с двумя минаретами, а разнесены по поперечной оси и даже вынесены за пределы двора. Это приводит к изменению пространственной композиции здания – из-за небольшой высоты крыльев-текке минареты со стороны города воспринимаются оторванными от купольного объема мечети и визуально фиксируют не сам этот объем, а прилегающее к нему пространство, зрительно увеличивая ожидаемые размеры мечети и четко обозначая наличие на удалении от Эдирне не отдельно стоящего здания, а целого ансамбля построек⁵¹.

Если композиция комплекса Баязида II в Амасье была рассчитана на восприятие со стороны реки, разворачиваясь к ней портиками и дворами, то в Эдирне архитекторы, расположив ансамбль госпиталя к северо-западу от города на открытом месте, лишенном застройки, обратили мечеть к жилым кварталам стеной киблы. Зритель воспринимал ансамбль полностью развернутым вдоль поперечной оси, охватывая симметрично организованную панораму, – кубический объем, увенчанный куполом и фланкированный на некотором отдалении одинаковыми иглообразными минаретами. Хотя здания госпитального куллие расположены не симметрично, расстояния от галерей двора мечети до «внешних» стен соседних с мечетью построек (южной стены клиникп-дарушшифа и северной стены имарета) почти одинаковы (ок. 46 м), и, не видя издалека различий в оформлении фасадов и размерах их куполов, наблюдатель получает впечатление абсолютно симметричного ансамбля с акцентированным центром.

Кажется, никто из исследователей не обращал внимание на тот факт, что все три воздвигнутые в XV в. главные культовые здания румелийской столицы расположены на одной линии и михрабные оси Эски-джами, Юч Шерефели-джами и Баязид-джами практически совпадают.

Частный патронат эпохи Баязида II

Безусловно, архитектурный патронат османских мечетей не ограничивался исключительно султанским заказом. Уже в Конийском султанате наряду с «официальной сельджукской мечетью» появились своего рода «малые формы» культовой архитектуры (месджиты, текке), возводившиеся высшими чиновниками, ремесленными братствами, общинами⁵². Османское государство поощряло мусульманскую благотворительность, поддерживая традиционную систему вакуфных учреждений и используя для своих нужд ее административные, образовательные, коммерческие ресурсы и возможности⁵³. Возведение мечетей и куллие, помимо безусловной заслуги перед Всевышним, увековечивания памяти и обеспечения сохранения захоронения основателя, оказывалось для частного патрона выгодным и финансово (позволяя вывести часть активов из налогообложения), и репутационно, что было особенно важно для «профессиональных османов»⁵⁴ – иноплеменников (обычно балканского происхождения), игравших важную роль в управлении государством.

Помимо самого султана, безусловно олицетворявшего высшую власть, в возведении культовых объектов в крупных городах, в том числе в активно и демонстративно исламизируемом Константиние, – активно участвовали несколько групп заказчиков. Каждая из этих групп обладала не только определенными финансовыми возможностями, но и, очевидно, четким пониманием как своего места на социальной лестнице, так и соответствующих и приличествующих ему способов демонстрации статуса, включавших одежду, головные уборы, оформление жилья, а также лимитированный набор построек в основанном ими куллие, архитектурные формы построенной мечети и даже оговоренные в вакуфной документации суры Корана, читаемые в ней дополнительно к намазам⁵⁵.

Наиболее активные и показательные группы заказчиков можно объединить в два кластера, особенности патроната которых частично описаны в литературе:

1) члены монаршей семьи – принцы-шехзаде, сестры, жены и дочери султана, а с середины XVI в. – и матери (валиде султан)⁵⁶. Очевидно, что в силу принадлежности к Дому Османа эти патроны могли претендовать как на неофициальное государственное финансирование своих проектов, так и на привлечение к их реализации высокопрофессиональных придворных мастеров (hassa mimarları)⁵⁷;

2) государственные чиновники различных уровней (в том числе отставные) – визири, военачальники, провинциальные и городские администраторы, судьи (кади) и т. д.⁵⁸ Доля архитектурного заказа военной верхушки была особенно высока в столице и на недавно присоединенных территориях⁵⁹.

Следует оговорить, что эти два кластера вполне могли пересекаться: например, потенциальные османские престолонаследники обычно служили санджак-беями в крупных городах Анатолии, бывших столицах бейликов (именно в рамках такого заказа появилась рассмотренная выше Баязид-джами в Амасье). Ряд женщин из Дома Османа выдавались замуж за фаворитов султана, становившихся великими визирями: женой Давуда-паши была сестра Мехмеда II, Херсекли Ахмед-паша являлся зятем (да-мат) Баязида II, Дукакиноглу Ахмед-паша был женат на дочери Селима I, Девширме Юнус-паша – на его племяннице; великие визири Сулеймана I и Селима II (Лютфи-паша, Рустем-паша, Кара Ахмед-паша, Соколлу Мехмед-паша, Семиз Ахмед-паша, Лала Кара Мустафа-паша, Коджа Синан-паша и др.) также брали в жены сестер, дочерей, племянниц своего монарха⁶⁰.

Очевидно, что при реализации строительных инициатив жен великих визирей – например, Фатьмы Султан (дочери Селима I и супруги Кара Ахмеда-паши), ее сестры Шах Султан (жены Лютфи-паши), Михримах Султан (дочери Сулеймана I и жены Рустема-паши), – могли использоваться как средства мужа, так и близость ко двору, обеспечившая выполнение их заказов Синаном. Пример куллие, основанного в греческом Сере дочерью Баязида II Сельджук Султан, показывает, что для инициированной вакуфным фондом перестройки мечети в середине XVI в. был приглашен придворный мастер⁶¹, и этот факт может свидетельствовать о сохранении наследниками принцессы определенного «административного ресурса».

Хатуние-джами, Маниса. Вид с юго-востока (фото 1960-х гг.)

Хатуние-джами, Маниса.

План (по Тулуку)

Хатуние-джами, Маниса.

Интерьер: вид с северо-востока

Ярким примером реализации архитектурного заказа монаршей семьи в провинции является Хатуние-джами в Манисе (ок. 1490). Возведение этой мечети приписывается и самому Баязиду II в честь супруги Хюснюшах-хатун, державшей «малый двор» в бывшей столице Сарухана, и старшему сыну Баязида II Шахиншаху в честь матери, и самой царственной даме⁶². План сравнительно небольшого (24 х 11,2 м) здания схож с Юч Шерефели-джами: к подкупольному квадрату с запада и востока примыкают по две купольные ячейки. Конструкция мечети оказалась намного проще: низкий восьмигранный барабан центрального 12-метрового купола опирается на тромпы, пятиметровые купола над угловыми ячейками – на паруса, два четырехгранных столба в интерьере и соответствующие им выступы на северной и южной стенах отсекают боковые нефы, нивелируя все достижения предшественников в визуальном объединении частей интерьера⁶³ (в ходе последних реставраций уровень западного нефа, используемого для молитвы женщин, поднят, превращая часть зала в айван). Молитвенный зал предварен портиком из ячеек (центральная перекрыта зеркальным сводом, боковые – куполами), подпружные арки парусов которых опираются на колонны-сполии. Поскольку весь портик приподнят, образуя цоколь, в нем нет обычного для османских son cemaat yeri повышения боковых частей относительно осевого прохода; в настоящее время некогда открытый портик полностью застеклен и превращен в молитвенное помещение.