Текст книги "Наказание красавицы"

– Я видел эту мелкую куропатку на торгах.

Почувствовав на себе его долгий оценивающий взгляд, Красавица невольно вспыхнула.

– Строптивая девчонка. Я сильно удивился, что вы за нее столько заплатили.

– Я знаю, как управляться со строптивцами, капитан, – ответила госпожа Локли холодным стальным голосом, в котором не было ни тени гордости или веселья. – К тому же это исключительно сочная куропаточка. Я полагала, вечером она доставит вам массу удовольствия.

– Отмойте ее и пришлите ко мне в спальню. Прямо сейчас – что-то не настроен я нынче ждать до вечера.

Красавица чуть повернула голову и осторожно стрельнула взглядом в капитана. Он показался ей нахально, самоуверенно красивым. Его щеки и подбородок обросли короткой светлой щетиной – словно подернулись золотой пылью. Солнце оставило на коже глубокий загар, ярко оттенявший золотистые брови и белые зубы мужчины. Он уверенно глядел на девушку, уперев в бок обтянутую перчаткой руку, и когда госпожа Локли ледяным тоном велела ей опустить глаза, он лишь улыбнулся этой дерзости невольницы.

Удивительная история принца Роджера

Госпожа Локли грубо подняла Красавицу на ноги и, завернув ей руки за спину, вытащила через заднюю дверь во двор – широкий, поросший травой, с развесистыми фруктовыми деревьями.

Под открытым навесом на гладко оструганных лавках с полдюжины обнаженных рабов спали, казалось, так же глубоко и безмятежно, как и их собратья в роскошном Зале невольников королевского замка. Невдалеке неприступного вида женщина с засученными рукавами намывала в бадье с мыльной водой невольника с подвязанными к ветке над головой руками, причем делала это так усердно, словно натирала солью мясо к ужину.

Не успела Красавица опомниться, как ее водворили в точно такую же емкость с мыльной водой, пенящейся на уровне колен, руки привязали к толстой ветке смоковницы, и она услышала, как госпожа Локли позвала принца Роджера. Тот немедленно появился с жесткой щеткой в руке – теперь уже не на карачках – и тут же взялся за принцессу, окатывая ее мыльной пеной, старательно натирая ей локти и колени, намывая голову и быстро поворачивая девушку в бадье туда-сюда. Здесь это была не роскошь, а всего лишь обыденная необходимая процедура. Красавица поморщилась, когда щетка грубо прошлась ей по промежности, и невольно застонала от боли, ощутив жесткую щетину на еще свежих следах от битья.

Тем временем госпожа Локли ушла. Суровая мойщица шлепками и тычками отогнала только что отмытого, жалобно мычащего невольника обратно на лавку и тоже удалилась в гостиницу. Так что, если не считать спящих, во дворе никого больше не осталось.

– Ты поговоришь со мной? – шепнула Красавица Роджеру.

Теперь, когда они остались одни, его взгляд наполнился живостью и весельем. Крепкими руками с темной, гладко-восковой кожей принц аккуратно отвел ей голову назад и окатил волосы теплой водой.

– Да, только будь осторожна. Если нас застукают, то отправят на публичное наказание. А я, знаешь ли, терпеть не могу развлекать толпу здешних плебеев с «вертушки».

– Но почему ты здесь? – спросила Красавица. – Я считала, что мы первые, кого в этом году выслали из замка.

– Я в этом городке уже несколько лет и почти не помню замок. Меня наказали за то, что я улизнул на пару с одной принцессой. Мы целых два дня прятались, нас найти не могли! – лукаво улыбнулся Роджер. – А обратно меня уже не отзовут.

Красавица была потрясена услышанным, вспомнив, как под самым носом у госпожи, возле королевской опочивальни, провела две тайных ночи с принцем Алекси.

– А что случилось с ней? – продолжила она расспрашивать.

– Ну, моя подруга некоторое время пробыла в городке, а потом вернулась обратно в замок и сделалась большой любимицей королевы. А когда ей пришла пора отбыть домой, она решила остаться там на правах знатной леди.

– Не может быть! – изумилась Красавица.

– О да! Она стала важной придворной дамой. И даже приезжала поглядеть на меня в своем новом пышном убранстве и спросить, не желаю ли я вернуться в замок и стать ее рабом. Дескать, королева разрешает, поскольку моя бывшая подруга обещала наказывать меня со всей суровостью и вообще безжалостно муштровать. Такой, мол, свирепой госпожи еще ни один раб не видывал! Можешь себе представить, как меня это огорошило! В последний-то раз я ее видел совершенно голой – кверху задом на колене у господина. А тут приезжает на белом коне в дорогом черном, расшитом золотом, бархатном платье, на голове – косы с золотыми заколками, и хочет, чтобы меня, как есть нагого, перекинули ей через седло! Я вырвался, убежал от нее. Она велела капитану стражи меня отловить, закинуть ей на коня – а потом самолично выпорола меня на площади перед толпой местных зевак. О, она была чрезвычайно довольна собой!

– Как она могла так поступить?! – возмутилась Красавица. – Постой, ты говоришь, она убирает волосы в косы?

– Да. Я слышал, она теперь никогда их не распускает. Это якобы слишком уж напоминает ей пору рабства.

– Неужто это леди Джулиана?

– Именно. А ты откуда ее знаешь?

– В замке она была моей мучительницей. И моей госпожой наравне с кронпринцем. – Красавица как сейчас видела красивое лицо леди Джулианы и ее толстые косы. Частенько ей доводилось бежать от ее беспощадного хлыста по тропе взнузданных. – Это было ужасно! Ну а что случилось потом? Как тебе удалось от нее улизнуть?

– Так вот, я от нее вырвался и убежал, а она приказала начальнику стражи притащить меня обратно. Всем было совершенно ясно, что я еще не готов вернуться в замок. – Принц хохотнул. – Я слышал, она даже просила за меня королеву, умоляла простить! Обещала, что укротит и обуздает меня сама, без чьей-либо помощи.

– Чудовищно!

Роджер вытер ей руки и лицо.

– Вылезай из бадьи, – велел он. – И давай-ка потише. Думаю, госпожа Локли в кухне. – И шепотом добавил: – Госпожа Локли ни за что меня не отпустит! Но ведь леди Джулиана не первая и не последняя рабыня, превратившаяся в безжалостную мучительницу, – добавил он. – Кто знает, может, однажды и перед тобой встанет подобный выбор, и в руках у тебя вдруг окажется хлыст, а в твоем распоряжении – множество голых задниц. Подумай об этом. – Принц добродушно рассмеялся, сморщив потемневшее от загара лицо.

– Никогда! – выдохнула Красавица.

– Ладно, давай-ка торопиться. Капитан поди заждался уже.

Образ обнаженной леди Джулианы с Роджером яркой картинкой вспыхнул перед мысленным взором принцессы. Она бы не прочь была однажды опрокинуть через колено голой свою недавнюю госпожу! От этой мысли Красавица почувствовала томление внизу живота… Хотя о чем она только думает! От одного упоминания о капитане принцессу охватила внезапная слабость. Не было у нее ни хлыста в руке, ни хоть одного человека в подчинении. Она была всего лишь нагой негодницей-рабыней, которую сейчас отправят ублажать бесчувственного солдафона, питающего пристрастие к строптивым девчонкам. И, представив его симпатичное загорелое лицо и блестящие загадочные глаза, Красавица подумала: «Что ж, раз уж я такая паршивка, то и вести себя буду соответственно».

Капитан стражи

Во двор вышла госпожа Локли, отвязала руки девушки и небрежно вытерла ей волосы, затем связала ей запястья за спиной и, буквально затолкнув в трактир, повела вверх по винтовой деревянной лестнице, оказавшейся за огромным очагом. Через стену Красавица могла бы ощутить приятное тепло камина, но ее влекли вперед так быстро, что она почти ничего не чувствовала.

Наконец госпожа Локли отворила низкую тяжелую дубовую дверь и впихнула Красавицу внутрь, бросив ее на колени.

– Вот и она, мой любезный капитан! – объявила госпожа и тут же вышла.

Красавица услышала, как за ней закрылась дверь. Принцесса встала на коленях, все еще не понимая, что от нее требуется, быстро, не поднимая глаз, огляделась. В небольшом камине колыхался слабый огонь, под скошенным потолком виднелась широкая деревянная кровать. Наконец девушка увидела уже знакомые сапоги из мягкой телячьей кожи, и сердце у нее забилось чаще. Капитан сел в массивное кресло, стоявшее у длинного темного деревянного стола.

Принцесса ждала, но никаких распоряжений не последовало.

Спустя некоторое время она почувствовала, как мужчина собрал в ладонь ее волосы и, ухватив покрепче, подтянул к себе, отчего девушка вынуждена была немного проползти, оказавшись прямо перед ним на коленях. Она подняла на него удивленный взор, вновь увидев это самоуверенно-красивое, тронутое загаром лицо и роскошные светлые волосы, которыми он, несомненно, кичился, и зеленые, блестящие, глубоко посаженные глаза, встретившие ее взгляд с уже знакомой властностью.

Ужасная слабость охватила Красавицу. Что-то внутри ее смягчилось и растаяло, и эта непривычная покорная вялость грозила завладеть всем ее духом и сознанием. Девушка поскорее прогнала наваждение… И все же какое-то новое осмысление просочилось в ее разум…

Намотав ее волосы на левую ладонь, капитан встал и поднял Красавицу на ноги, оказавшись намного выше ее ростом. Попинав девушке ноги ступней, он развел их пошире.

– Теперь покажешь мне себя, – велел он со слабой тенью улыбки, и не успела Красавица понять, что ей надо делать, капитан отпустил ее волосы, и девушка осталась послушно стоять перед ним с раздвинутыми ногами, испытывая страшное унижение.

Хозяин комнаты между тем вновь погрузился в кресло, полностью уверенный в ее покорности. У нее же сердце стучало так бешено, что казалось, это слышно даже капитану.

– Опусти руки между ног и раздвинь губки – я хочу видеть твои прелести.

Пунцовая краска залила ей щеки. Девушка в упор уставилась на капитана, даже не шелохнувшись. Сердце у нее подскакивало как пришпоренное.

Через мгновение капитан поднялся, ухватил Красавицу за запястья, приподнял, резко усадил на стол, тут же откинул назад, завернув ей руки за спину, и коленом широко раздвинул ей ноги, глядя на нее сверху вниз.

Красавица не сопротивлялась и не отворачивалась, вперившись глазами в его лицо. Тут она почувствовала, как его обтянутая перчаткой рука занялась как раз тем, что он велел делать девушке – раздвинула ей половые губы. Капитан опустил взгляд на раскрывшееся перед ним лоно.

Принцесса заерзала, завертелась, отчаянно пытаясь высвободиться, в то время как большой и указательный пальцы капитана с любопытством ощупали ее вульву, небрежно потыкали клитор. Краска вновь прилила ей к лицу, и девушка закрутила бедрами, в открытую сопротивляясь. Однако от прикосновений грубой кожи перчатки клитор ее стал стремительно набухать, разгораясь жаром.

Красавица уже тяжело дышала, отвернув лицо в сторону. Услышав, как капитан расстегивает бриджи, и тут же ощутив упругое прикосновение его налившегося члена к своему бедру, принцесса застонала и приподняла томящееся лоно ему навстречу.

Тут же его крепкая плоть стремительно и глубоко проникла в нее, так что Красавица почувствовала резко прижавшиеся к ее лобку жаркие и влажные волосы его чресел. Капитан ухватил ее за саднящие болью ягодицы и поднял, оторвав от стола. Принцесса обняла мужчину за шею, обвила ногами его талию. Цепко держа ее горячими ладонями за бедра, капитан энергично водил ее взад-вперед, то чуть высвобождая плоть, отчего Красавица еле сдерживала жалобный вскрик, то вновь с силой прижимая девушку к себе, на всю длину пронзая ее членом. Движения капитана были все резче и яростнее, и принцесса уже ничего не ощущала, кроме этих неистовых толчков, – ни того, как он взялся ладонью за ее затылок, как запрокинул ей голову, ни того, как его язык властно проник в ее рот. Она чувствовала лишь стремительно прокатывающиеся через ее лоно, взрывные волны наслаждения. Ее губы крепко прильнули к его рту, а тело, напряженное до предела и в то же время словно бесплотное, снова и снова резко вздымалось и опускалось, пока, наконец, с громким, утробным сладострастным воплем в ней не разразился неистовый оргазм.

Капитан же продолжал исступленно пробиваться в нее, ловя ртом вырывающиеся из нее стоны и не отпуская ее, и когда девушка уже с мукой возжелала конца страсти, он наконец с глубоким, протяжным стоном резко ворвался в нее в последнем, самом яростном порыве оргазма. На мгновение его бедра замерли и тут же быстро, судорожно задергались.

В комнате внезапно воцарилась тишина. Капитан стоял, держа перед собой Красавицу, его плоть в ней время от времени вздрагивала, сокращаясь, отчего девушка легонько постанывала. Наконец, ощутив свое лоно свободным и пустым, она молчаливо запротестовала под страстными поцелуями капитана.

Очень скоро принцесса уже снова стояла на полу, закинув руки за голову и широко расставив ноги, которые капитан опять раздвинул аккуратными движениями ступни. И, несмотря на охватившее ее сладкое изнеможение, Красавица осталась стоять, глядя перед собой в пол и различая по сторонам лишь расплывчатые пятна света.

– Ну а теперь вернемся к тому, что я велел вначале: устроим небольшой показ, – сказал капитан и, снова запрокинув ей голову, впился в нее глубоким поцелуем, страстно пробежав по небу языком.

Принцесса смотрела ему в глаза – и не видела ничего, кроме этих глядящих на нее зеленых глаз.

– Капитан… – лишь молвила она.

Она перевела взгляд на его изборожденный морщинами, бронзовый от солнца лоб, на спутавшиеся над ним светлые волосы.

Капитан отступил, оставив ее стоять. Бриджи его были уже тщательно застегнуты.

– А теперь ты опустишь руки между ног, – мягко сказал он, снова усаживаясь в свое дубовое кресло, – и немедленно покажешь мне свои интимные красоты.

Девушка вздрогнула, посмотрела на него сверху. Собственное тело казалось ей жарким и словно испитым, неодолимая слабость охватывала каждую мышцу. К собственному изумлению, Красавица опустила руки к промежности, коснувшись влажных скользких губ, до сих пор горящих и пульсирующих после его яростных толчков. Кончиком пальца она тронула отверстие вагины.

– Открой-ка и покажи мне, что там, – велел капитан, откинувшись назад в кресле и подперев рукой подбородок. – И пошире. Еще шире!

Принцесса растянула в стороны губы вульвы, сама не веря, что она, непокорная, строптивая девчонка, делает все это. Мягкая, ленивая истома – отголосок их недавнего исступленного соития – еще больше утихомирила ее. Послушно она расширила губы так, что они едва не отозвались болью.

– И приподними пальцем клитор, – добавил капитан.

Красавица исполнила и это, тронув воспаленный бугорок.

– Сдвинь-ка палец в сторону, чтобы мне было лучше видно.

Она быстро и как можно изящнее выполнила приказ.

– А теперь снова раскрой пошире свои прелести и потолкайся бедрами вперед.

Девушка подчинилась – но с резкими движениями бедер ее окатила новая волна вожделения. Лицо запылало, в горле разом пересохло, в груди стало жарко, и она услышала собственное томное постанывание. Ее бедра заиграли резвее, поднимаясь и опадая, подаваясь вперед все резче и резче. Соски затвердели, превратившись в заостренные темно-розовые жала. Молящие стоны вырывались из нее все громче и требовательнее.

Она уже была близка к экстазу, сладостное желание овладело всем ее существом. Красавица ощутила, как набухли под пальцами раздвинутые губы, как часто пульсирует, словно маленькое сердце, клитор, как часто и пронзительно покалывает в напрягшихся сосках. И когда она уже едва в силах была вынести это острое томление, капитан ухватил ее ладонью за шею, быстрым движением привлек к себе на колени, обняв ее плечи правой рукой, а левой раздвинув ей шире ноги. Принцесса почувствовала обнаженной спиной гладкую телячью кожу куртки, а бедрами – высокие голенища его сапог, увидела над собой его лицо, буравящие острым взглядом глаза. Капитан впился в нее долгим поцелуем, и ее бедра непроизвольно подались вверх. Девушка всем телом задрожала.

Краем глаза Красавица заметила, как в руке у него внезапно оказалось что-то очень красивое, переливающееся на свету, и быстро перевела взгляд на этот предмет. В ладони у капитана лежала толстая, украшенная золотом, инкрустированная изумрудами и рубинами, рукоять его кинжала. Вдруг эта сияющая красота исчезла из поля зрения, и тут же девушка почувствовала холодное прикосновение металла к своей влажной разгоряченной вагине.

– О, да-а-а… – простонала она, и длинная рукоять скользнула в ее лоно, вторгшись в него в тысячу раз грубее и безжалостнее, чем самый крупный член, сминая на своем пути горящий жаром клитор.

Красавица едва не взвыла в диком вожделении. Голова ее откинулась назад, глаза не видели ничего, кроме глаз капитана, неотрывно глядящего на нее сверху. Ее бедра отчаянно вздымались на его коленях, рукоять кинжала сновала взад-вперед, сильнее и сильнее. Наконец принцесса уже не могла больше этого вынести – исступление оргазма вновь словно парализовало ее, заставив онеметь распахнутый рот. В этот момент полнейшего высвобождения страсти она даже перестала видеть лицо державшего ее мужчины.

Когда она пришла в себя, бедра ее все еще судорожно подрагивали, вагина продолжала то и дело сжиматься, но сама Красавица уже сидела на коленях у капитана, а он, обхватив ладонью ее лицо, целовал девушку в закрытые веки.

– Ты будешь моей рабыней, – произнес он.

Принцесса кивнула.

– Всякий раз, когда я буду приходить в эту гостиницу, ты будешь моей. Где бы ты ни была, ты явишься ко мне и поцелуешь мне ноги.

Она снова кивнула.

Тогда капитан поставил ее на пол и, не успела она прийти в себя, выдворил из комнатки. Сведя ей за спиной запястья, мужчина провел принцессу вниз по той же узкой, продуваемой сквозняком лестнице, по которой она поднималась с хозяйкой.

То и дело Красавица оборачивалась к капитану: он оставлял ее, и эта мысль была для девушки невыносима. «О нет, прошу, не покидай меня!» – в отчаянии думала она.

Но капитан лишь пошлепал ее ласково широкой, обтянутой перчаткой ладонью и вытолкнул в холодный полумрак трактира, где уже сидели, попивая пиво, шесть-семь человек. До принцессы донесся их смех, болтовня; где-то от души охаживали какого-то невольника колотушкой, и бедолага мычал и всхлипывал от боли.

Девушку же вывели на площадь перед гостиницей.

– Убери руки за спину, – велел ей капитан, – и шагай передо мной вперед. Колени выше, гляди перед собой.

Позорищная площадь

В первые мгновения солнце показалось Красавице нестерпимо слепящим. Как было ей приказано, девушка сцепила руки за спиной и зашагала вперед, поднимая колени как можно выше. Очень скоро глаза привыкли к яркому свету, и она увидела площадь, на которую вышли они с капитаном. Туда-сюда слонялись по ней целые толпы досужих зевак, оживленно шушукались местные сплетницы; на широком каменном выступе стены сидели, болтая, несколько юнцов; возле трактиров спокойно перетаптывались у коновязей лошади; и, наконец, по всей площади глаз натыкался на обнаженных невольников: кто-то ползал на коленях, кто-то, как Красавица, вышагивал перед своим господином.

Капитан мягким шлепком дал ей знак повернуть, слегка прихватив ее широкой ладонью за правую ягодицу.

Идя как будто в полусне, Красавица вскоре очутилась на широкой улице со множеством магазинов и всевозможных лавок, напомнившей ту улочку, по которой ее вели с рынка, только здесь было куда оживленнее, и все были заняты делом: одни что-то продавали, другие покупали, третьи о чем-то яростно спорили.

Ужасное ощущение закономерности, обыденности окружающего вновь охватило принцессу. Ей снова почудилось, будто все это уже происходило с ней прежде – по крайней мере, все казалось ей знакомым и привычным. Обнаженная рабыня, на четвереньках намывавшая витрину магазина, смотрелась вполне обыкновенно; другой невольник с привязанной к его спине большой корзиной вышагивал, как и Красавица, перед горожанкой, погонявшей его палкой, и тоже не являл собой ничего из ряда вон. Даже нагие невольники, что там и сям висели на домах с полусонным видом, в наказание привязанные к стене с разведенными пошире ногами, – и те представляли собой вполне привычное зрелище. И в самом деле – что такого, если идущие мимо молодые горожане немного поглумятся над ними, одного пошлепав по напрягшемуся члену, другую больно ущипнув за несчастный лобок? Вполне обычное дело!

Даже подрагивающая при каждом шаге грудь, неуклюже выпятившаяся вперед из-за сведенных за спиной рук, – и это уже казалось Красавице совершенно естественной и правильной манерой ходить. Получив очередной ласковый шлепок, девушка зашагала живее, стараясь как можно грациознее поднимать колени.

Спустя некоторое время они дошли до другого конца городка и приблизились к широкой рыночной площади. Вокруг опустевшего торгового помоста бродили сотни людей. Чудесные дразнящие ароматы исходили от лавок, торговавших снедью; Красавица даже уловила терпкий запах налитого в кубок вина, что купил себе с лотка некий молодой человек. В текстильной лавке разворачивали длинными яркими полосами ткани. Где-то громоздились новенькие плетеные корзины, где-то торговали всевозможными веревками – и повсюду старательно трудились обнаженные невольники, выполняя тысячи поручений.

В переулке у площади раб на коленях энергично подметал коротким веником дорогу. Двое других на карачках принесли на спинах полные фруктов большие корзины и поскорее шмыгнули в дверь. На стене дома, привязанная вверх тормашками, висела стройненькая принцесса, ее лобковые волоски глянцево поблескивали на солнце, а лицо было красным и в глазах стояли слезы. Широко раздвинутые ноги ее приторочили высоко к стене широкими, плотно стянутыми ножными браслетами.

Тем временем Красавица с капитаном миновали торговую площадь, и тут же взору открылась другая, причем весьма странная картина: вместо булыжной мостовой там оказалась мягкая, свежевзрыхленная земля – в точности как на тропе взнузданных в замке. Здесь принцессе позволили остановиться. Капитан застыл возле нее, оглядываясь, заткнув большие пальцы под ремень.

Девушка увидела здесь такую же платформу с поворотным кругом, с какой ей довелось познакомиться с утра на аукционе. Энергично работая педалью, привязанного раба все быстрее раскручивал на диске мужчина с хлыстом в руке, яростно поря ему ягодицы всякий раз, как они удобно поворачивались к экзекутору. В роли несчастной жертвы был статный мускулистый принц со связанными за спиной руками и задранным подбородком, закрепленным к невысокому деревянному столбику, так чтобы любой желающий мог увидеть лицо наказуемого.

«Как он только держит глаза открытыми? – подумалось Красавице. – Ведь невыносимо видеть эту толпу вокруг!»

Сгрудившиеся у платформы зеваки улюлюкали и что-то резко выкрикивали, как и на давешних торгах. И когда в знак окончания порки заплечный мастер воздел свой хлыст, в бедного принца, потного и трясущегося, с кружащейся головой, полетели гнилые фрукты и прочие отбросы.

Как и на предыдущей площади, здесь царила ярмарочная атмосфера, так же дразнили своими ароматами съестные и винные лавки. Из высоких окон и с балконов, сложив ручки на подоконнике или перилах, глазели по сторонам любопытные горожанки.

Между тем поворотный круг был здесь отнюдь не единственным местом наказания. Справа, чуть подальше от него, находился высокий деревянный столб с железным кольцом, к которому крепилось множество черных кожаных лент. К концу каждой такой веревки привязывался за кожаный ошейник раб, вынужденный волей-неволей держать голову высоко. С таким вот горделивым видом голые наказуемые медленно шествовали по кругу, от души охаживаемые длинными, обтянутыми кожей лопатками, которыми орудовали четыре стражника, стоявших в четырех точках площадки, точно знаки сторон света в компасе. Множество босых ног проделали в дорожной пыли широкую кружную колею. У одних бедолаг руки были крепко стянуты за спиной, другие сами сцепляли их сзади.

За этим маршированием рабов наблюдала толпа местных мужчин и женщин, отпускавших всевозможные комментарии. Некоторое время Красавица оцепенело глядела на происходящее. Потом одну из невольниц, юную принцессу с крупными каштановыми локонами, прямо на ходу отвязали и вернули поджидавшему рядом господину, который, хлестнув ей соломенным веником по лодыжкам, велел идти вперед.

– Сюда! – скомандовал капитан.

Красавица послушно двинулась вместе с ним к этому подобию майского дерева[3]3
  Украшенное дерево или высокий столб по традиции устанавливается к 1 мая, на Троицу, или Иванов день, на площадях в городах и деревнях Германии, Австрии, Чехии, Словакии, России, Скандинавии и других европейских стран.


[Закрыть] с кружащимися черными лентами.

– Привяжите эту, – велел капитан стражнику.

Тот споро увлек принцессу поближе к столбу и закрепил у нее на шее жесткий кожаный ошейник, высоко подперший подбородок. Словно в тумане, Красавица видела, как капитан внимательно наблюдает за ней. Возле него остановились две горожанки и оживленно заговорили с ним, он что-то отвечал женщинам без особого интереса.

Длинная кожаная привязь, свисавшая со столба, оказалась достаточно тяжелой. Железное кольцо, к которому она крепилась на столбе, постоянно крутилось за счет ходьбы самих наказуемых, и Красавицу тут же утянуло за ошейник вслед за остальными. Чтобы ослабить тягу, девушка попыталась идти чуть быстрее, но ее тут же придержала кожаная лента. Наконец Красавица приноровилась к общему темпу, и вскоре почувствовала первый звучный удар лопаткой от одного из четырех стражников, поджидавших ее. В круге было так много мерно бредущих невольников, что служителям приходилось безостановочно взмахивать черными кожаными рукоятями. Радуясь тем нескольким благословенным секундам, что следовали между ударами, Красавица обреченно двигалась в веренице наказуемых, щурясь от солнца и лезущей в глаза пыли и глядя в разлохмаченный затылок впереди идущего раба.

«Публичное наказание», – вспомнились ей слова распорядителя аукциона, призывавшего новых господ прибегать к этой каре по своему усмотрению. Она прекрасно знала, что капитан – как и ее сладкоголосые, изнеженные господа в замке – и не подумает объяснить ей причину наказания. В чем же дело? Может, капитан решил привести ее сюда, потому что просто заскучал или из любопытства? Что ж, вполне достаточная на то причина! Всякий раз, совершая круг, девушка несколько мгновений видела его ясно – широко расставившего ноги и уперевшего руки в бока, не сводящего с нее пронзительных зеленых глаз. Какая бы ни была тут причина – но уж точно не взбалмошность, размышляла она. Споткнувшись, она сбилась с шага, за что больно получила подгоняющей шлепалкой по бедрам – и, собравшись с духом для неминуемого удара, Красавица испытала странное удовлетворение, какое ни разу не посещало ее в замке.

В ней не было никакой напряженности. Ни знакомая болезненность в промежности, ни страстное, неутоленное желание к капитану, ни скрипучие взмахи лопаток, ни высоко задранный ошейником подбородок, ни стирание подушечек ступней об утрамбованную многими ногами землю – ничто и близко не могло сравниться с теми ужасами, что испытывала она прежде.

Однако ее размышления внезапно были прерваны донесшимися из толпы громкими криками. Через головы бредущих в круге невольников и глазеющих на них городских зевак Красавица увидела, как давешнего беднягу принца наконец сняли с «вертушки», где он все это время оставался привязанным на потеху публике. И теперь другую рабыню – принцессу с такими же золотистыми, как и у Красавицы, волосами – затащили на платформу и согнули кверху задом, подняв ей повыше подбородок.

Проделав еще круг, девушка увидела, как той принцессе, стоящей на коленях и отчаянно стенающей, связали за спиной руки и железным болтом закрепили опору для подбородка, чтобы она не могла повернуть голову. Колени ее были привязаны к крутящемуся диску, и несчастная отчаянно молотила ступнями под радостные выкрики, завывания и гиканье толпы, явно довольной зрелищем не меньше, чем от брыкания Красавицы на аукционе.

Тут ее глаз выхватил снятого с платформы принца: теперь его поторапливали к ближайшему позорному столбу. К слову сказать, там имелась целая площадка, отведенная под стоящие рядком позорные столбы. К одному из них подвели принца, согнули его в поясе, пинками, как всегда, раздвинули ноги пошире. Потом опустившейся с громким стуком доской ему закрепили голову и руки, чтобы наказанный мог смотреть только перед собой и не пытался спрятать лицо.

Вокруг его беспомощной фигуры тут же сомкнулась толпа зрителей. Пройдя еще круг, Красавица, громко вскрикнув от неожиданно тяжелого удара, поглядела туда снова и заметила, что к другим столбам привязаны принцессы, мучимые и истязаемые горожанами, которые щупали их, лупили и щипали.

Впрочем, какой-то горожанин подал одной из принцесс плошку с водой, и хотя той пришлось, разумеется, ее лакать, высовывая острый розовый язык, это, пожалуй, следовало расценить как милосердие.

Между тем подскакивающая и брыкающаяся на «вертушке» принцесса с зажмуренными глазами и искаженным ртом являла собравшимся невероятнейшее зрелище, и благодарная толпа дружным, пугающе ритмичным ором встречала каждый опускающийся на бедняжку удар.

Наконец время, отпущенное на хождение Красавицы вокруг «майского дерева», подошло к концу, ее быстро и ловко отвязали, высвободили из ошейника и, тяжело дышащую, вывели из круга. Припухшие ягодицы ужасно саднило, и девушке все казалось, что вот-вот по ним ударят снова, раз за разом. Сцепленные руки за спиной затекли и отчаянно ныли. И все же Красавица спокойно стояла перед капитаном в ожидании дальнейших распоряжений.

Широкой ладонью тот развернул ее к себе – и словно вырос над девушкой, огромный, сияющий в солнечном свете, с блестящими волосами, золотящимися вокруг темного пятна его лица. Он наклонился поцеловать Красавицу, мягко обхватив ее затылок. Прильнув к губам, он раздвинул их языком, властно проник в ее рот – и тут же отпустил девушку.

Красавица трепетно вздохнула, когда капитан отстранился от ее губ. От его поцелуя по всему телу, до самой глубины ее томящегося лона, прокатилась жаркая волна. Напрягшимися сосками она ощутила шершавую шнуровку его куртки, холодный металл ременной пряжки словно обжег ей кожу. С едва заметной улыбкой капитан выставил вперед колено, прижав к ее изнывающему сладостной болью лобку, еще больше усилив в ней голод страсти. Внезапно девушку охватила невероятная слабость – и вовсе не из-за дрожи в ногах или изнеможения от долгой ходьбы по кругу…

– Шагай вперед, – велел ей капитан и, развернув принцессу, легким шлепком, все равно болезненно отозвавшимся в ее изрядно побитых ягодицах, направил к дальнему концу площади.

Они прошли мимо позорных столбов, у которых привязанные невольники корчились и ерзали под градом ударов и насмешек толкущихся рядом местных бездельников. А за ними Красавица только сейчас разглядела длинный ряд пестрящих разноцветьем палаток, установленных под сенью череды деревьев. У всех палаток был приглашающе откинут над входом полог. У каждой стоял красиво разодетый молодой человек, и, хотя внутри принцесса ничего не сумела разглядеть, до нее то и дело доносились подбадривающие прохожих выкрики зазывал: