Текст книги "Хохмач"

– А шоколадное у нас тоже кончилось, – сказал глухой.

– А что же у вас осталось?

– Ничего не осталось. Мы сейчас порожняком возвращаемся на завод.

– Куда – в Маджесту?

– Да, – подтвердил глухой.

– Да, не повезло, – сокрушенно покачал головой полицейский.

– Ну ладно, придется обойтись и так, – сказал он и отошел от машины.

На пароме медленно поднялась дверь транспортного трюма, из которой сразу же начали выезжать машины. Обходя сзади грузовик, полицейский бросил взгляд на номерной знак и отметил про себя, что на нем начертано АС 6341. Он знал, что номера, помеченные литерами А и С выдаются водителям из Айсолы, а тем, которые из Маджесты – номера с литерами М и А. И он на мгновение задумался над тем, какова вероятность того (впрочем, слово “вероятность” вообще никогда не приходило ему в голову, потому что был он не математиком или каких-нибудь там логиком, а самым простым полицейским), что компании, заводы которой расположены в Маджесте, могли понадобиться грузовики, номера на которые выдаются в Айсоле. Однако, думая об этом, он спокойно продолжал шагать, потому что пришел примерно к следующему выводу: “А что, черт побери, свободно могли выдать номера и там”.

А потом он задумался о том, что ему еще ни разу не случалось видеть грузовика, в кабине которого сидело бы одновременно два человека в форме шоферов. Но и на это махнул рукой. А что? Вполне возможно: вместе работают, а теперь вместе возвращаются; может быть, один из них просто решил подвезти другого. Да, но в таком случае возникает вопрос: а где же оставил свой грузовик второй?

Итак, не имея ни малейшего понятия о теории вероятности, он чувствовал, что здесь что-то не так, явно не так… А потом он начал думать вообще о грузовиках, которые развозят мороженое, и только тогда ему вдруг вспомнилась сводка происшествий, которую он мельком просмотрел сегодня с утра в полицейском участке – об одном таком грузовичке для мороженого, который…

Он сразу же резко повернулся и направился к кабине грузовичка. Рейф тем временем уже успел включить зажигание и разогревал мотор, готовый в любой момент двинуться на паром.

– Эй, погоди-ка, – крикнул ему полицейский.

Рейф и глухой встревоженно переглянулись.

– Предъявите-ка мне документы на машину, парни, – сказал полицейский.

– Они должны быть в бардачке у тебя, – быстро успел вставить глухой. В кузове лежало с половиной миллиона долларов, и он не намерен был терять голову из-за каждого пустяка. Он прекрасно видел искаженное страхом лицо Рейфа. Ну что ж, хотя бы один из них должен сохранять спокойствие. Он принялся рыться в отделении для перчаток, перебирая там всякую ерунду.

Полицейский выжидал, держа руку у кобуры служебного револьвера.

– Да куда же они, к черту, запропастились? – проговорил как бы про себя глухой. – А в чем дело, начальник? Мы торопимся, потому что должны поспеть на этот паром.

– Ничего страшного, паром может и подождать, – сказал полицейский. Он переключил свое внимание на Рейфа. – И предъявите мне заодно ваши водительские права.

Рейф замер в нерешительности. Глухой точно знал, какие мысли роятся у него в голове: он сейчас думал о том, что у него имеются обычные любительские права, которые разрешают ему водить легковые машины, но не дают права работать на грузовиках, вождение которых требует специальной профессиональной подготовки. Он думал сейчас еще и о том, что если предъявит полицейскому свои права, то у того сразу же возникнут новые вопросы. И все-таки не имело смысла вообще не предъявлять никаких прав. Стоит Рейфу сейчас еще хоть немного заартачиться, как револьвер, мирно покоящийся в кобуре, тут же окажется в руке полицейского. Не остается ничего иного, как положиться на игру случая и попытаться как-то умаслить стража порядка, чтобы успеть на этот паром. Следующий отходит только без четверти девять, а им никак нельзя торчать здесь так долго.

– Предъяви ему свои права, Рейф, – сказал глухой.

Рейф продолжал сидеть неподвижно.

– Да показывай, чего там.

Нервничая, Рейф полез в карман за бумажником. Глухой тем временем бросил взгляд на паром. Две легковые машины уже въехали на его грузовую палубу, несколько пассажиров гуськом подымались на борт. Стоящий на мостике капитан поглядел на часы и потянулся к веревке паромного гудка. Низкий рев разнесся в вечернем воздухе. Первое предупреждение.

– Да поторапливайся же ты, – скомандовал глухой.

Рейф подал полицейскому свои права. Тот посветил на них фонариком.

– Права, парень, у тебя любительские, – сказал он. – А ты сидишь за рулем грузовика.

– Послушайте, начальник, нам просто необходимо попасть на этот паром, – сказал глухой.

– Да? Просто необходимо? На этот раз, я вижу, и вам не повезло, правда? – сказал полицейский, сразу же перейдя на начальственно-иронический тон. Он явно испытывал удовольствие от того, что сумел найти, к чему придраться, и тут же принялся разыгрывать из себя важную персону – не ниже районного прокурора. – А может, мне следовало бы и вообще проверить, что там у вас в холодильнике, как считаете? Каким это образом оказалось, что у вас совсем не осталось…

Тут глухой понял, что каши с ним не сваришь.

– Гони, Рейф! – коротко бросил он.

Рейф нажал на педаль газа, в эту же секунду сирена парома снова взревела мощным ревом, и глухой увидел, что ворота товарного трюма опускаются, а сам паром начинает медленно отходить от пристани. Патрульный полицейский выкрикнул уже откуда-то сзади: “Эй, стойте!”, и тут же прогремел выстрел в насыщенном дождем прохладном воздухе… Глухому стало ясно, что обстоятельства сложились явно не в их пользу, а тут полицейский выстрелил еще раз. Рейф вскрикнул и завалился головой на руль. Машина резко рванула в сторону, глухой тут же выскочил из кабины, поняв, что нужно спасаться в одиночку.

Мозг лихорадочно просчитывал варианты спасения. Прыгнуть на палубу отходящего парома? Нет, я безоружен, и капитан тут же прикажет команде задержать меня. Выбежать на улицу? Тоже не имеет смысла, потому что полицейский положит меня первым же выстрелом – раньше, чем я успею добежать до ближайшего дома. Столько денег, Боже мой, столько денег, такая куча! А ведь я предусмотрел все возможные ошибки. Я ведь предусмотрел их, черт побери! Я даже учел, что почти наверняка придется встретиться по пути с каким-нибудь полицейским. Но подумать только – ему понадобилось мороженое! Господи, ему нужно было мороженое с орехами! Нет, единственное, что может спасти его – это река. И он побежал в сторону забора из металлической сетки, отделяющего площадку пристани от воды.

– Стой! – выкрикнул полицейский. – Стой, стрелять буду!

Но глухой только припустил еще быстрее. “Интересно, на сколько я могу задержать дыхание под водой? – думал он на бегу. – Как далеко я сумею заплыть отсюда?”

Полицейский снова выстрелил в воздух над головой беглеца. Глухой тем временем успел добежать до ограждения и полез на сетчатый забор. Теперь полицейский стрелял, стараясь попасть ему в ноги.

Глухой на какое-то мгновение выпрямился во весь рост, как бы засомневавшись, что ему делать дальше; а потом, точно в тот момент, когда полицейский в очередной раз спустил курок, он резко подпрыгнул вверх. Силуэт его отпечатался на мгновение на фоне серого неба, а потом он камнем грохнулся в воду. Полицейский подбежал к сетке забора.

“Он произвел пять выстрелов, – лихорадочно подсчитывал глухой. – Патроны в барабане сейчас кончатся, и он вынужден будет перезарядить револьвер. Наверное, уже перезаряжает”.

Он быстро вынырнул на поверхность и глубоко, до боли втянул в себя воздух, а потом снова исчез в глубине.

“Столько денег, – думал он. – В следующий раз…”

У полицейского курок револьвера мягко шлепнул по стреляной гильзе в барабане. Он торопливо перезарядил револьвер и снова принялся палить по водной поверхности.

Однако глухой больше не появлялся. По водной глади только расходились все расширяющиеся круги.

Глава 17

Просто удивительно, какую склонность к сотрудничеству с правоохранительными органами проявляют преступники, если перед этим им всадят пулю в плечо, а впереди маячит перспектива смертного приговора. Не успели еще довезти Рейфа до больницы, как он уже назвал полицейским имена своих сообщников, скрывающихся в снятом бандой доме. У полицейских из Маджесты ушло ровно пять минут, чтобы взять там Чака с Папашей.

Удивительно также и то, насколько одинаково мыслят при этом преступники. На сей раз они сразу же поняли, что простое ограбление банка – это одно, а вот оказаться привлеченными за массовые убийства, поджоги и возбуждение беспорядка – это совсем другое; а тут добавили обвинение в государственное измене. Дело в том, что какая-то светлая голова в прокуратуре района, тщательно просмотрев уголовный кодекс, пришла к выводу, что эта компашка практически развязала войну против граждан штата. Это было уже слишком. Как, вести войну против граждан своего штата? Самую настоящую войну? О Господи!

Рейф, Чак и Папаша – вся троица преступников – явно не рассчитывала на такой оборот дела. Нет, они ничего не имеют против того, чтобы провести остаток дней своих за решетками тюрьмы Кастелвью – тут ничего не скажешь. Но в той же тюрьме имеется еще и стул с множеством всяких электрических приспособлений, и они не испытывают ни малейшего желания занять на этом стуле место. Вот потому-то они, не сговариваясь, дружно решили, что у них прямо под рукой имеется вполне подходящий козел отпущения. Правда, не совсем под рукой, а на дне реки Харб.

По-видимому, последнее обстоятельство особенно способствовало тому, что они твердо и настойчиво утверждали на следствии, что он и только он, этот злодей, лежащий сейчас, к сожалению, на речном дне, по праву должен нести ответственность за всю эту бойню, повлекшую за собой столько смертей, что он один собственноручно застрелил несчастного Джона Смита, что именно он разложил по всему району все эти взрывные устройства и зажигательные бомбы, а следовательно, его и только его и можно с полным основанием обвинить в ведении войны против граждан штата. Что же касается их самих, то они были всего лишь простые исполнители, чье участие сводилось исключительно к технической стороне ограбления банковского хранилища. И вообще, неужто они похожи на людей, для которых человеческая жизнь ничего не стоит? Неужто такие славные парни позволят себе пускать под откос поезда, организовывать аварии или поджигать стадион со зрителями ради каких-то там жалких денег? Нет, что вы, во всем этом виноват только тот, кто лежит сейчас на речном дне.

А могут ли они назвать имя этого злодея?

И опять-таки с полным единодушием и поразительным упорством все они утверждали, что якобы знали его только как “глухого”. Большего они не хотели или просто не могли о нем сказать.

И нужно отметить, что их единодушие и настойчивость были просто восхитительны. Привело это, правда, к тому, что к перечисленным выше обвинениям добавилось новое, а именно то, что они действовали по сговору и целой шайкой. Правда, это было не совсем обвинение, а скорее отягчающее вину обстоятельство, которое, несомненно, учтут на суде. Что же касается приговора, то прокуратура и полиция считали, что они вполне заработали себе на электрический стул или, по меньшей мере, обеспечили пожизненное пребывание в тюрьме Кастелвью. Причем, по мнению полиции, оба эти исхода имели совершенно равные шансы.

Двадцать первого мая Дэйв Раскин неожиданно появился в дежурном помещении. Войдя, он прямиком направился к столу Мейера Мейера.

– Ну, Мейер, и что вы думаете по этому поводу? – спросил он.

– Не знаю еще, – сказал Мейер. – А что я должен думать и по какому поводу?

– Так я уже решил переехать.

– Что?!

– Я переезжаю. Это точно. Да и кому нужно помещение этой занюханной мастерской? Знаешь, если сказать тебе чистую правду, то без банка внизу мне там и посмотреть некуда. Подойдешь к окну, а там никого. Раньше совсем другое дело, раньше там жизнь била ключом. А сейчас – ни души.

– Ну что ж, – сказал Мейер и пожал плечами.

– Слушайте, а как дела у того полицейского, которого подстрелили?

– Через пару недель он выйдет уже из больницы, – сказал Мейер.

– Хорошо, это очень хорошо. Я очень за него рад. Послушайте, если вашей жене будет нужно хорошее платье, заглядывайте ко мне, договорились? Я сам подберу ей что-нибудь получше. Это будет личным подарком от Дэйва Раскина.

– Благодарю вас, – сказал Мейер.

Раскин вернулся в помещение мастерской на Калвер-авеню, где Маргарита упаковывала имущество, готовясь к переезду на новое место. Работа эта сообщала особую энергию ее и без того беспокойным грудям. Раскин постоял некоторое время в дверях, любуясь ее красотой.

Внезапно зазвонил телефон. Продолжая свои наблюдения за трудовыми подвигами Маргариты, Раскин снял трубку.

– Алло?

– Раскин? – сказал мужской голос.

– Да. А кто это говорит?

– Живо убирайся из этой своей паршивой мастерской, – сказал голос. – Убирайся из этого помещения, сукин ты сын, иначе я убью тебя!

– Ты?! – взревел Раскин. – Ты снова появился!

И внезапно он услышал раскатистый хохот на другом конце провода.

– Кто это? – спросил он.

– Мейер Мейер, – сказал голос, продолжая заливаться хохотом.

– Ах ты, подонок, – сказал Раскин и тут же сам расхохотался. – Ох, знаешь, а я уж тут было завелся с полоборота. Но только на минутку. Я было подумал, что мой хохмач снова принялся за свое. – Раскин громогласно рассмеялся. – Да, этого у тебя не отнимешь. Ты просто самый настоящий хохмач. Со смерти твоего отца я ни разу не встречал такого веселого человека. А ты ну точно как он! Честное слово! Ну просто вылитый отец!

Мейер Мейер на другом конце провода терпеливо дослушал все эти восторги, а потом попрощался и повесил трубку.

“Вылитый отец”, – подумал он.

Внезапно он почувствовал себя нехорошо.

– Что это с тобой? – спросил Мисколо, заглянувший на минутку из канцелярии.

– Да какой-то озноб, – сказал Мейер.

– Просто ты никак не можешь примириться с тем, что обыкновенный патрульный распутал дело, которое оказалось вам всем не по зубам.

– Может быть и так, – сказал Мейер.

– Ладно, выше голову, – сказала Мисколо. – Хочешь, я принесу кофе?

– Вылитый отец, – грустно проговорил Мейер.

– Что?

– Да нет, ничего. Человек всю жизнь старается, из кожи вон лезет, предпринимает черт знает что, чтобы только… – Мейер сокрушенно покачал головой. – Вылитый отец…

– Так хочешь ты кофе или нет?

– Да. Да, я хочу кофе! И прекрати, пожалуйста, подначивать меня!

– А кто подначивает? – возмутился Мисколо и вышел за кофе.

Из-за своего стола, расположенного по другую сторону дежурки, Берт Клинг поделился очередным философским наблюдением.

– А скоро лето наступит, – сказал он.

– Ну и что?

– На улицах будет больше подростков, их банды опять возобновят свои войны, будет больше мелких преступлений, а нервы у всех будут на пределе…

– Не будь таким пессимистом, – сказал Мейер.

– А причем тут пессимизм? Я говорю о лете. И похоже, что нас ждет очень милое лето.

– Да, я тоже жду не дождусь его, – отозвался Мейер. Он пододвинул к себе поближе листок с машинописным текстом и принялся обзванивать первую группу свидетелей ограбления.

За стенами полицейского участка веселый месяц май, казалось, тоже с нетерпением ждал удушливую жару лета.