Текст книги "Удар молнии"

Глава 3

Пухлую почтовую бандероль, адресованную Восемьдесят седьмому участку, доставили в четверг утром, одиннадцатого октября. Сержант Дэйв Мерчисон принял ее за столом дежурного вместе со всей остальной почтой. Подозрительно осмотрев бандероль, Мерчисон приложил ее к уху, не тикает ли? По нынешним временам запросто могут бомбу по почте отправить, особенно, если нет обратного адреса.

Тиканья он никакого не услышал, но это ничего не значило. Теперь научились собирать и совершенно беззвучные взрывные устройства. «Может, позвонить ребятам из отдела по обезвреживанию», – подумал он. Но с другой стороны, хорош он будет, если заставит их тащиться в такую даль и выяснится, что в пакете шоколадный набор или что-нибудь в этом роде. Однако же Мерчисон уже давно служил в полиции и хорошо знал, что главное в их деле – прикрыть фланги. Он поднял трубку и набрал номер капитана Фрика.

На территории Восемьдесят седьмого участка работало сто восемьдесят шесть полицейских в форме и еще шестнадцать детективов в штатском. И всеми ими командовал капитан Фрик. Большинство из его подчиненных находили, что Фрику уже давно пора на пенсию, если не по возрасту, то по уму. А иные вообще считали его совершенным дебилом, который и ботинки утром сам завязать не может, не то что принимать решения в ситуациях, когда на весах, быть может, жизнь людей, а с такими ситуациями в этом районе сталкивались то и дело. У Фрика были седые волосы. Они всегда были седыми. Он считал, что они выгодно оттеняют его синий мундир. Он и вообразить не мог свою работу без синего мундира, который так замечательно дополнял его благородную седину. И еще – золотая оплетка. Ему нравилось, что на мундире у него золотая оплетка. И ему нравилось, что он полицейский. С другой стороны, ему не нравилось, когда всякие дежурные сержанты говорят ему, что с утренней почтой принесли подозрительный пакет.

– Как это понять, «подозрительный»? – спросил он у Мерчисона.

– Нет обратного адреса.

– А с какого почтового отделения отправили?

– Из Калмз Пойнт.

– Это на другом участке.

– Так точно, сэр.

– Ну так отошлите его назад. Мне он тут меньше всего нужен.

– Отослать куда, сэр?

– В Калмз Пойнт.

– Да, но куда именно в Калмз Пойнт? Обратного адреса-то нет.

– Отошлите его в почтовое отделение. Пускай там сами разбираются.

– А вдруг эта штука взорвется?

– Почему это она должна взорваться?

– Может, там бомба? Вдруг мы отошлем эту штуку назад на почту, а она там взорвется и убьет сотню служащих? Как мы тогда будем выглядеть?

– Так что вы, собственно, собираетесь делать? – Фрик посмотрел на ботинки и решил, что их неплохо бы почистить. В обеденный перерыв надо сходить к чистильщику, он там рядом с парикмахерской сидит.

– Как раз об этом я вас и спрашиваю, сэр. Что мне делать?

«Ответственность, – подумал Фрик, – вечно эта ответственность. Надо прикрыть фланги. На тот случай, если потом начальство будет доставать. Никогда не знаешь, какая им вдруг вожжа под хвост попадет. Это как удар молнии».

– Ваше мнение, сержант? – спросил он.

– Я как раз хотел бы узнать ваше мнение, сэр.

– Полагаете, надо обратиться в отдел по обезвреживанию?

– Вы так считаете, сэр?

– Ладно, все это яйца выеденного не стоит. Уверен, что вы сами справитесь с этим делом.

– Да, сэр, и как же мне следует с ним справиться?

Оба прекрасно умели прикрывать фланги. Сейчас они, похоже, уперлись в тупик. Фрик раздумывал, как бы ему придумать такие слова, которые были бы приказом, но как приказ не звучали. А сержант надеялся, что Фрик не прикажет, чтобы пакет вскрыл он, Мерчисон. Даже если там нет бомбы, все равно, стоит открыть эту чертову бандероль, и на стол тебе, на твои чистенькие синие брюки посыплется всякая дрянь – куски засохшего клея и так далее.

– Делайте, как считаете нужным, – сказал Фрик.

– Хорошо, сэр, я скажу, чтобы бандероль отнесли вам в кабинет.

– Ни в коем случае, – немедленно откликнулся Фрик. – Не нужна мне здесь эта паршивая бомба.

– Так куда же мне отослать ее?

– Я уже сказал. На почту.

– Это ваш приказ, сэр? И ничего, если она потом взорвется на почте?

– Не взорвется, если сначала на нее посмотрят эксперты из отдела по обезвреживанию. – Едва произнеся эти слова, Фрик сообразил, что сержант обеспечил свои фланги лучше, чем он.

– Благодарю вас, сэр. Сию минуту звоню в отдел по обезвреживанию.

Фрик уныло подумал, что, не окажись в пакете бомбы, парни из отдела по обезвреживанию месяцами хохотать будут, мол, эти трусливые зайцы из Восемьдесят седьмого участка, стоило им получить бандероль без обратного адреса, тут же спасательную команду вызывают. Он почти хотел, чтобы в этом чертовом пакете оказалась-таки бомба. Он почти хотел, чтобы она взорвалась до того, как приедут эти парни.

Но бомбы никакой не оказалось.

Выходя из управления, ребята из отдела по обезвреживанию только что на землю не падали от хохота. Покачивая головой, Фрик смотрел из окна своего кабинета, как они уходят, и Бога молил, чтобы в ближайшие несколько недель не наскочить на какое-нибудь начальство.

В почтовой бандероли оказалась дамская сумочка. В ней были гигиенический пакет, гребешок с длинной ручкой, пудреница, пачка жевательной резинки, чековая книжка, блокнотик, шариковая ручка, помада, темные очки и бумажник. Ключей не видно. Детективам это показалось странным. Нет ключей. В бумажнике было четыре десятидолларовые банкноты, одна пятидолларовая и две по одному доллару. Тут же оказалось удостоверение студентки Рэмсейского университета, где был указан адрес девушки. Жила она здесь, в городе. Имя, как явствовало из студенческого билета, Марсия Шаффер. Под пластиком, в который был закатан билет, обнаружилась фотография девушки.

На фотографии она улыбалась.

Но на фотографиях, которые сделали люди из полицейской фотолаборатории в пятницу утром седьмого октября, она не улыбалась.

Во всем остальном фотографии были совершенно идентичны.

* * *

Клинг с Кареллой рассматривали фотографии, когда у входа в инспекторскую появился Мейер. Они притворились, что не узнают его. Дело в том, что на нем был парик.

– Да, сэр, чем можем быть полезны? – спросил Карелла, подняв голову.

– Да ладно тебе, – Мейер двинулся к турникету.

Клинг вскочил и бросился ему наперерез.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – но посторонним вход воспрещен.

– Прошу, сэр, изложите ваше дело, – сказал Карелла.

Мейер молча протискивался через турникет.

Клинг вытащил пистолет.

– Ни с места, сэр!

Карелла тоже обнажил ствол:

– Еще раз, сэр, изложите ваше дело, – он угрожающе двинулся вперед.

– Да это же я, – сказал Мейер, – кончайте этот балаган.

– Я – кто, сэр? – продолжал Клинг. – Что вам, черт побери, здесь нужно?

– Мне нужно, чтобы вы перестали корчить из себя идиотов. – Мейер прошел к себе за стол.

– Да ведь это же Мейер, – с притворным изумлением воскликнул Карелла.

– Точно, будь я проклят, – подхватил Клинг.

– Но у тебя же волосы, – сказал Карелла.

– Да что ты говоришь? Ну и что в этом особенного? Люди, бывает, покупают парики, это еще не повод для веселья.

– А разве мы смеемся? – спросил Клинг.

– С чего ты взял, что мы смеемся? – подхватил Карелла.

– Это настоящие волосы? – не унимался Клинг.

– Да, это настоящие волосы, – раздраженно ответил Мейер.

– Ну, ты и вправду нас разыграл, – сказал Карелла.

– А откуда они, эти настоящие волосы? – допытывался Клинг.

– Я-то почем знаю? Люди продают волосы, потом из них делают парики.

– Это что, волосы девственницы? – доканывал Клинг.

– С головы или с лобка? – поинтересовался Карелла.

– Кончится когда-нибудь этот балаган? – Мейер покачал головой.

– Да, он у нас красавчик, – улыбнулся Клинг Карелле.

– Глаз не отведешь.

– Что, все утро будем продолжать? – осведомился Мейер, подавляя вздох. – Нечем больше заняться? Я слышал, у вас на прошлой неделе убийство было? Почему бы вам не арестовать убийцу?

– Когда злится, он неотразим, – сказал Клинг.

– Эти пронзительно голубые глаза, – подыграл Карелла.

– И эти вьющиеся каштановые волосы, – продолжал Клинг.

– И вовсе они не вьются, – Мейер уже завелся.

– Сколько эта штука стоит? – спросил Клинг.

– Не твое дело.

– Лобковые волосы девственницы, должно быть, стоят целое состояние, – сказал Карелла.

– Наверное, очень трудно достать, – заметил Клинг.

– Слушай, а Саре-то нравится эта хреновина у тебя на голове? – поинтересовался Карелла, и они оба покатились от хохота.

– Страшно остроумно, – сказал Мейер. – Типичный солдатский юмор. Человек покупает парик...

– Это кто сидит на моем стуле? – пророкотал чей-то голос из-за турникета, и в инспекторскую вошел Артур Браун, здоровенный, около двух метров ростом и весом в сто килограммов, чернокожий детектив. Приятное лицо его выражало удивление.

– Кого это мы видим? Лютик ты наш. Какие у тебя славные локоны, Лютик.

– Так, еще один явился.

Браун двинулся к Мейеру и обошел вокруг стола, разглядывая парик. Мейер даже головы не поднял.

– Не давит? – спросил Браун.

– Он взял его на прокат в зоомагазине, – уточнил Клинг.

– Ужасно смешно, – сказал Мейер.

– Выглядит, словно птичка накакала на голову, – продолжал Браун.

– Ужасно смешно, – повторил Мейер.

– Ты причесываешься или снимаешь эту штуку?

– Хватит, умники, – проговорил Мейер, покачивая головой.

Все утро ему было не по себе. Он знал, что его ожидает, когда появится на работе в этом парике. Лучше уж оказаться с глазу на глаз с вооруженным грабителем, чем с этими умниками. Мейеру безумно хотелось курить, но он обещал дочери бросить.

– Что это понадобилось здесь ребятам из отдела обезвреживания? – спросил Браун.

«Ну, слава Богу, – подумал Мейер, – наконец отвязались».

– Ложная тревога, – откликнулся Карелла. – Тебе бы надо косички заплетать, – повернулся он к Мейеру.

Тот только вздохнул.

– Так все-таки что они здесь делали? – настаивал Браун.

– Не забудь надеть его, когда пойдешь на бал к губернатору, – сказал Клинг.

– Антисемиты, – бросил Мейер и рассмеялся вместе со всеми.

– А что, губернатор опять дает бал? – осведомился Браун, и все снова захохотали.

– Фотографию видел? – спросил Карелла.

– Какую фотографию? – не понял Браун.

– Там была не бомба, а сумочка, – пояснил Клинг. – Кто-то послал нам сумочку той девушки, что была повешена.

– Это правда?

– Фотографию и удостоверение личности, – сказал Карелла.

Все четверо переглянулись.

Они разом подумали об одном и том же. Они подумали, что кто бы ни повесил девушку на столбе, кому-то захотелось, чтобы они ее обязательно обнаружили. За последние три дня они весь город обегали, лишь бы зацепиться за что-нибудь, чтобы начать расследование. И вот, присылают сумочку с удостоверением. Только одному человеку на белом свете могло прийти в голову помочь полицейским. То есть как бы помочь. Никому не хотелось произносить его имени вслух. Но имя это было им известно.

– Может, кто-нибудь нашел сумочку? – предположил Браун.

– Читал об этом случае в газетах и решил послать нам сумочку.

– А ввязываться не захотел, потому и не оставил обратного адреса.

– В этом городе никто не хочет ни во что ввязываться.

– Все может быть, – сказал Карелла.

Но все они считали, что это дело рук Глухого.

* * *

Врач, проводивший вскрытие в медицинском исследовательском центре, согласился с первоначальным диагнозом Блейни, но кое-что добавил: смерть наступила в результате не только перелома верхних шейных позвонков, но и перелома позвоночного столба, что характерно для тех случаев, когда повешение производится по приговору суда. Кроме того, он установил, что смерть наступила за восемь часов до того, как Дженеро с Кареллой вышли со стройки и обнаружили тело на фонарном столбе.

Говоря по телефону с Кареллой, врач из медицинского центра сказал, что, по его мнению, убийство произошло где-то в другом месте – девушку могли повесить, а могли просто переломать шейные позвонки и позвоночник, а потом перенести туда, где она была обнаружена. Собеседник Кареллы тщательно избегал слов «место преступления». С его точки зрения, на самом-то деле преступление было совершено не на этой пустынной улице с покинутыми домами и стройкой с ее ямами и кучами вырытой земли. Да, Карелла и сам так думал. Ни он, ни Дженеро, направляясь к ночному сторожу, не видели, чтобы кто-нибудь висел на столбе.

Адрес на студенческом удостоверении покойной тоже работал на версию, что девушка была убита в каком-то другом месте, и только потом тело перенесли на территорию Восемьдесят седьмого участка, которому всегда так везло. Девушка жила в многоквартирном доме, милях в четырех от границы участка, неподалеку от оживленного торгового центра. Костюмный Город – так издавна называли этот район, посреди которого теснились мастерские и салоны, торговавшие готовой одеждой, спрос на которую был во всей стране, да и во всем мире. Но к северу отсюда большие дома сносились, и на их месте росли роскошные особняки и дорогие рестораны, создававшие ту особую атмосферу, которую так любят люди из шоу-бизнеса, предпочитающие жить рядом с театрами.

Ни Карелла, ни Хейз, с которым он дежурил сегодня, – Дженеро повезло, он давал в суде показания по делу разносчика гамбургеров, у которого не было лицензии на торговлю, – не знали, насколько верна статистика торговли наркотиками на территории этого участка. Говорили, что в последнее время она процветает. У них и своих дел было по горло. Одно из них и привело их сегодня сюда. Это был один из тех ясных солнечных дней, которыми октябрь нередко одаривает жителей этого города. Оба были рады, что удалось вырваться с участка. В такие дни прямо-таки не устаешь влюбляться в этот город.

Убитой, как явствовало из студенческого билета, не было еще и 21 года, жила в одном из немногих сохранившихся в этом районе домов – в пятиэтажном здании из бурого кирпича, на котором отпечатались следы столетней копоти и угольной пыли. В одних пиджаках, с обнаженными головами Карелла и Хейз поднялись на крыльцо и позвонили управдому.

– Как тебе парик Мейера? – спросил Карелла.

– Что за парик? Брось разыгрывать.

– Так ты не видел его?

– Нет. У него что, парик завелся?

– Угу.

– Знаешь, зачем индейцу понадобилась шляпа? – спросил Хейз, и тут как раз открылась дверь.

На пороге стояла девица метров двух ростом. Им, по крайней мере, казалось, что в ней два метра. Обоим детективам пришлось задирать головы, а ведь ни тот, ни другой не были коротышками. Лет двадцать, решил Карелла, может, двадцать два. Стриженые каштановые волосы, блестящие карие глаза и тонко очерченное хищное лицо. На ней были джинсы и фирменная фуфайка Рэмсейского университета, а в руках полотняная сумка с надписью «Книги».

– Полиция, – представился Карелла и показал жетон. – Нам нужен управдом.

– Здесь нет никакого управдома, – сказала девушка.

– Но мы ему только что позвонили.

– Звонок к управдому есть, но это еще не значит, что есть и он сам, – ответила девушка, поворачиваясь к Хейзу.

Тому показалось, что она снисходительно прикидывала его рост. Слишком мал для нее. И слишком стар. А может, слишком глуп. Он едва заметно повел плечами.

– В этом доме вот уже год нет управдома, – объясняла девушка. И поскольку люди в этом городе больше всего обожают при любой возможности насолить полицейским, добавила: – Может, поэтому здесь и воруют почем зря.

– Это не наш участок, – словно оправдываясь, сказал Хейз.

– Так что же вы здесь делаете?

– Вы здесь живете, мисс? – спросил Карелла.

– Ну разумеется, я здесь живу. А, по-вашему, я разношу здесь бакалейные товары?

– Вы знаете девушку из этого дома, ее зовут Марсия Шаффер?

– Конечно. Слушайте, она живет в квартире три "а", может, прямо с ней и поговорите? А то я опаздываю на занятия.

– Когда вы видели ее в последний раз? – спросил Карелла.

– В четверг, в университете.

– В Рэмсейском университете? – уточнил Хейз, глядя на ее фуфайку.

– Вы на редкость проницательны.

– Вы вместе шли в университет?

– Снова в точку.

– Вы давно знаете ее? – спросил Карелла.

– С первого курса. Сейчас я на третьем. И она тоже.

– Она здесь родилась? Я имею в виду здесь, в городе?

– Нет, в Канзасе есть городок, называется Баффало Данг.

– А вы?

– Родилась и выросла здесь.

– Да, это и по выговору чувствуется.

– Чем я горжусь, между прочим.

– Что на ней было в прошлый четверг, когда вы видели ее?

– Спортивный костюм. А что? Мы с ней в одной легкоатлетической команде.

– В котором часу это было?

– В четыре у нас была тренировка. Да в чем дело-то?

– А после этого вы виделись?

– Мы вместе поехали домой на метро. Слушайте...

– А после этого четверга вы ее видели?

– Нет.

– А не видели, уходила она из дома в четверг вечером?

– Нет.

– Вы в какой квартире живете?

– Три "б", напротив Марсии.

– А она жила, вы говорите, в три "а"?

– Почему жила! Она и сейчас живет там?

– Вы никого не видели у дверей ее квартиры в тот четверг? Или, может, слышали, как стучат?

– Нет, – глаза у нее сузились. – Слушайте, к чему все эти вопросы?

Карелла набрал воздух в легкие.

– Марсия Шаффер мертва, – сказал он.

– Не говорите ерунды.

Оба детектива пристально посмотрели на нее.

– Да нет же, она жива, – сказала девушка.

Они по-прежнему не сводили с нее глаз.

– А вас как зовут, мисс? – спросил Карелла.

– Дженни Комптон, – ответила она и тут же добавила: – Но Марсия вовсе не мертва, это какая-то ошибка.

– Мисс Комптон, у нас есть все основания полагать, что мертва...

– Нет, – Дженни решительно покачала головой.

– Мисс Шаффер жила здесь? – спросил Хейз.

– Не жила, а живет. Третий этаж, квартира три "а". Она вовсе не мертва.

– У нас есть фотография.

– Она не жертва, – упрямо повторила Дженни.

– Это Марсия Шаффер? – Карелла показал ей глянцевую фотографию, которую увеличили в фотолаборатории. Зрелище не для слабонервных. Дженни отпрянула, словно ее ударили в лицо. – Это Марсия Шаффер? – повторил Карелла.

– Похожа, но Марсия жива, – сказала Дженни.

– А это тоже Марсия Шаффер? – спросил Карелла и показал Дженни студенческий билет.

– Да, это Марсия, но...

– Здесь есть адрес...

– Да Марсия живет здесь, именно живет, я знаю, что она вовсе не мертва.

– А откуда вы, собственно, это знаете, мисс Комптон? – спросил Хейз.

– Она не мертва, – повторяла Дженни.

– Мисс Комптон...

– Я видела ее в прошлый четверг днем, не может же она... ради всего святого...

– Ее убили в тот же четверг, позднее.

– Я не верю, не верю, что она мертва, – Дженни внезапно залилась слезами. – Проклятье, зачем вам понадобилось приходить сюда?

Она была двух метров ростом, эта девушка, у нее повадки и язык жительницы этого города, но сейчас похоже было, что ей в самую пору отправляться в детский сад: правой рукой она прикрывала зареванное лицо, а левой стиснула сумку для книг, стояла чуть скособочившись, все никак не могла подавить слезы. Детективы стояли, ничего не говоря, ощущая и смущение, и неловкость, и свою чрезмерную взрослость при виде этой девчушки, которая безудержно рыдает, не стесняясь их присутствия.

Они ждали.

– Проклятье, – повторила Дженни, – ну скажите же, что это неправда...

– Мне очень жаль, – произнес Карелла.

– Но как... как?... – Она шмыгнула носом, потянулась к сумке, достала пачку бумажных салфеток, вынула одну, высморкалась и приложила салфетку к глазам.

– Как это случилось?

Об убийстве никто никогда не думает, разве что те, кто его совершает. Всегда думают об автомобильной катастрофе или о несчастном случае в метро, там то и дело попадают под поезд или в зубья эскалатора. Вот что приходит людям в голову, когда говоришь им, что человек мертв. Убийство – никогда. А если прямо говоришь им, что человека убили, что он не просто мертв, а его именно убили, если они знают, что было совершено убийство, то всегда думают о пистолете или о ноже, или о яде; могут убить и голыми руками, забить до смерти, задушить. А сейчас человека повесили. Как объяснить это? Или во всяком случае сделали так, чтобы заставить поверить, что повесили? Как объяснить девушке двадцати лет, которая шмыгает носом и утирается рваной бумажной салфеткой, что ее подругу нашли висящей на этом чертовом фонарном столбе?

– Перелом шейных позвонков, – Карелла решил использовать формулу медэксперта. – И позвоночника.

– О, Боже мой!

Он все еще не сказал девушке, что это было сделано насильно. Она вопросительно посмотрела на него, постепенно соображая, что двое детективов не пришли бы сюда и не стали бы задавать вопросы, если бы речь шла просто о несчастном случае. Нет, не что-то, а кто-то был причиной смерти Марсии Шаффер.

– Ее убили, да? – спросила Дженни.

– Да.

– Когда?

– В четверг вечером. Медэксперт считает, что где-то около семи.

– О, Боже, – снова сказала Дженни.

– Так в четверг вечером вы ее точно не видели? – спросил Хейз.

– Нет.

– А она не говорила, что собирается делать, я имею в виду в тот вечер?

– Нет. А где... где вы нашли ее?

– В северной части города.

– На улице? Кто-то набросился на нее на улице?

Карелла вздохнул.

– Она висела на фонарном столбе.

– О, Боже, – Дженни снова залилась слезами.