Текст книги "Безумный король"

Глава VII. Настоящий Леопольд

ДВА ЧАСА СПУСТЯ некий всадник пробирался сквозь заросли можжевельника, покрывавшие дно глубокого ущелья.

Он был без шляпы, его изорванный и грязный костюм цвета хаки говорил о многочисленных невзгодах и скитаниях, выпавших на его долю. К его седлу был приторочен карабин, а за поясом – два длинноствольных револьвера. Большое количество патронов виднелось у него в перекрестной ленте и на поясе.

Его снаряжение выглядело грозно и внушительно, так же как и выражение лица: решительный подбородок, сверкающие серые глаза. Весь облик всадника говорил о его воинственности и готовности победить любого врага. Так что разбойникам покойного вождя Желтого Франца повезло, что они не повстречали Барни Кастера в тот день.

ПОЧТИ ДВА ЧАСА всадник спускался с горных хребтов в поисках какой-нибудь деревушки, чтобы спросить дорогу в замок Танна. Однажды он все-таки увидел одиноко стоявший дом, но он был необитаем. Всадник размышлял: что сталось со всеми обитателями Луты? В этот момент его лошадь внезапно остановилась перед препятствием, полностью заблокировавшим узкую тропу, вившуюся по дну ущелья.

Перед глазами всадника возникло нечто, повергшее его в изумление: это было ничто иное, как обгоревшие останки некогда превосходного гоночного автомобиля, перенесшего его в этот двадцатый век средневековых приключений и интриг. Барни увидел, что машину подняли с того места, где она попала под копыта лошади принцессы фон дер Танн, ибо разлагающийся труп лошади лежал сейчас отдельно, но зачем это сделали и кто, молодой человек не мог себе представить.

Подняв глаза вверх, он увидел дорогу, с которой он, лошадь и автомобиль катапультировались когда-то. Воспоминания о том дне, вызвали в памяти прекрасное лицо молодой девушки, в связи с которой все это и произошло. Барни подумал: удалось ли Джозефу вернуть девушку домой, в Танн, и еще – грустит ли она по тому человеку, которого она считала королем, и будет ли она обижена в лучших чувствах, когда узнает правду?

Потом в воспоминаниях американца возник облик торговца в Тафельберге, и явную лояльность этого человека к безумному королю, которого тот никогда не видел. Вот кто мог бы помочь ему, – подумал Барни. И молодой человек развернул лошадь в сторону пологого склона ущелья.

Взбираться вверх по горной дороге было нелегко, но ценой огромных усилий животного и всадника, они наконец добрались до ровной площадки наверху.

Отдышавшись, Барни, снова забрался в седло и направился к Тафельбергу. Он никого не встретил ни на дороге, ни на окраине городка. Барни подошел к двери лавки, не привлекая ничьего внимания.

Спрыгнув на землю, он привязал пони к стойке крыльца и уже через секунду шагнул внутрь помещения.

Из задней комнаты появился хозяин, и когда он увидел кто стоял перед ним, у него округлились глаза.

– Ради всех святых, ваше величество! – вскричал старик. – Что случилось? Как получилось так, что вы не в больнице и, похоже, много и далеко путешествовали? Не могу этого понять, сир.

– Больнице? – удивился Барни. – О чем вы говорите, мой друг? Я никогда не был ни в какой больнице!

– Вы были там вчера вечером, когда я наводил справки о вас у доктора, – настаивал хозяин, – и никто не догадался о вашей истинной личности.

И тут вспышка понимания снизошла на Барни.

– Бог ты мой! – воскликнул он. – Скажите, вы нашли настоящего короля? И он сейчас в больнице в Тафльберге?

– Да, ваше величество, я нашел настоящего короля, и он действительно был в тафельбергском санатории вчера вечером. Два жителя Тафельберга нашли его под обломками вашего искореженного автомобиля. Там они вас и нашли. Одна нога была зажата под днищем машины, а машина полыхала огнем, когда они обнаружили вас. Они привели вас в мою лавку – это первая лавка на пути – и не зная вашей истинной личности, они поверили мне на слово, что, это, мол один мой старый знакомый и, не задавая больше вопросов, оставили вас на мое попечение.

Барни яростно почесал затылок в глубокой растерянности. Он начал уже сомневаться – может быть он действительно Леопольд, король Луты. Поскольку никто другой, кроме него самого, не мог даже при самой необузданной фантазии, оказаться в таком положении, он пришел к выводу, что все, что произошло, началось в то мгновение, когда его автомобиль сорвался в обочины дороги в ущелье, и все остальное – галлюцинации перевозбужденного мозга, и что последние три недели он лежал в больнице, а вовсе не участвовал в странных, необъяснимых приключениях.

И все же, чем больше он терзал себя мыслями, тем более смехотворными казались ему сделанные выводы, потому что эти выводы никак не объясняли, почему его пони привязана к столбу снаружи лавки и он мог видеть животное через окно, почему у него кровь на плече из свежей раны, почему на поясе у него шпага, пристегнутая Джозефом и на плече – лента с патронами, взятыми у бандитов.

– Друг мой, – проговорил, наконец Барни, – я не удивляюсь, почему вы приняли меня за короля, ведь все, кого я встречался в Луте, впадали в ту же ошибку, хотя никто никогда не видел его величество. Все случилось из-за этой дурацкой бороды, и последовавшие затем события лишь усугубили ситуацию, которая дошла до той точки, что я сам начал верить, что я – король.

Дорогой мой герр Крамер, я не король, и когда вы сопровождали меня в больницу и видели, что ваш пациент все еще там, вы наверняка заподозрили что-то неладное относительно моей личности.

Старик покачал головой.

– Я вовсе не так уж уверен в этом, – сказал он, – ибо тот, кто лежит в больнице, если допустить, что вы – не он, или он – вы, столь же убежденно доказывает, что он – не Леопольд. Если один из вас, кто бы из них ни был королем, при условии, что вы не один и тот же человек, и что не единственный маньяк в этой печальной неразберихе – если один из вас доверяет верности и любит истинного короля и признает вашу идентичность, тогда я окажу реальную услугу тому одному из вас, кто действительно Леопольд. О, майн готт, в мои словах такая же каша, как и мозгах!

– Если вы выслушаете меня, герр Крамер, – ответил Барни, – и поверите в то, что я говорю, я сумею распутать эту ситуацию настолько, насколько это касается меня и моей идентичности. Что же до человека, который, как вы говорите, был найден под моей машиной и который сейчас лежит в санатории Тафельберга, то я ничего не могу сказать, пока не увижусь с ним и не поговорю. Может быть он король, а может быть нет, но если он настаивает, что он не король, то я отнюдь не стану принуждать его быть королем. Теперь я знаю из личного печального опыта какое это мучительное бремя и сколько лишений и тяжких испытаний влечет звание короля.

Затем Барни достоверно и подробно рассказал основные события своей жизни, начиная с рождения в городе Беатис и до приезда в Луту в качестве туриста. Он показал герру Крамеру свои часы с монограммой, свой перстень, а внутри кармана пальто – лейбл портного с его, Барни, именем напечатанном ниже и датой заказа одежды.

Когда молодой человек закончил свой рассказ, старик снова покачал головой.

– Не могу понять, – проговорил он, – я просто вынужден верить, что вы не король.

– Покажите мне дорогу в санаторий, – преложил Барни, – и если это недалеко, то я выясню: Леопольд ли тот человек, который лежит там. Если он – король, то я стану служит ему так же верно, как вы служили мне. И мы вместе поможем ему обеспечить безопасность семейству Танн и защиту старого принца Людвига.

– Если вы не король, – с подозрением в голосе проговорил Крамер, – то почему вы так хотите помогать Леопольду? А может быть вы его враг. Откуда мне знать?

– Да, вы не можете знать этого, мой дорогой друг, – ответил Барни. – Но если бы я был врагом, то насколько легче мне было бы реализовать свои коварные планы, если бы я заставил вас поверить, что я и есть король! Тот факт, что я так не поступил, должен убедить вас, что у меня нет корысти действовать против Леопольда.

Эта линия доказательств оказалась достаточно убедительной для старика, и он, наконец, согласился показать Барни дорогу к санаторию. Они вместе перешли через тихую деревенскую улицу, вышли на окраину города, где располагался хорошо известный санаторий Тафельберга, походивший на большой парк. Это была больница для душевнобольных, куда привозили пациентов со всей Европы.

Барни и Крамер прошли через сад, находившийся между воротами и главным входом в здание и поднялись по ступеням, выходившим на веранду. Старый слуга открыл им двери. Он узнал герра Крамера и приветственно кивнул ему.

– Сегодня утром вашему пациенту гораздо лучше, герр Крамер, – сообщил он. – он попросил разрешения сидеть.

– Значит, он еще здесь? – спросил хозяин лавки со вздохом облегчения.

– Ну конечно же. Ведь нельзя ожидать, что он выздоровеет за одну ночь, не правда ли?

– Конечно, – ответил Крамер. – Я просто не знаю, чего следует ожидать.

Барни и Крамер прошли в комнату пациента, слуга удивленно взглянул на Крамера, будто удивляясь что могло измениться в состоянии больного со вчерашнего дня. Он не обратил никакого внимания на Барни, лишь кивнул, проходя мимо, однако, другой служащий больницы, дежурный в холле, бросил внимательный взгляд на Барни.

Это был человек с темным, болезненным цветом лица и маленькими глазками, и когда он внимательно разглядел лицо американца, он озадаченно поднял брови. Он проследил взглядом за посетителями, когда они прошли по коридору и свернули в нужную палату. Дежурный последовал за ними и вошел в палату, соседнюю с той, в которую вошли посетители.

В небольшой палате с чистыми побеленными стенами на узкой металлической кровати, лежал человек, приблизительно такого же роста, как и Барни. Он повернулся лицом к пришедшим. Барни сразу заметил густую рыже-коричневую бороду пациента. Его серые глаза выражали тревогу и удивление. Никаких других признаков сходства Барни не заметил в нем, но и этого было достаточно, чтобы обмануть всякого, кто стал бы сопоставлять этих двух людей только этим внешним данным.

В дверях Крамер остановился и подозвал к себе Барни.

– Было бы лучше, если бы вы поговорили с ним наедине, – предложил он. – Я уверен, что пока мы втроем, он ни в чем не признается.

Барни кивнул и лавочник из Тафельберга вышел, закрыв за собой дверь. Американец приблизился к постели больного и с улыбкой поздоровался.

Тот ответил ему, чуть наклонив голову. В глазах пациента был немой вопрос, но главным в выражении его лица был жалостливый, затравленный вид. Это тронуло сердце Барни.

Левая рука больного лежала на одеяле. Барни сразу посмотрел на средний палец. На нем было простое золотое кольцо. И никакой эмблемы королей Луты. В то же время не было и других указаний на то, что этот человек – не Леопольд, ибо если бы он был королем и желал скрыть свою личность, то первое, что он бы сделал – снял с себя все символы королевского достоинства.

Барни взял его руку в свою.

– Мне сказали. Что вы на верной дороге к выздоровлению, – сказал он ободряюще. – Я рад, что дела идут хорошо.

– Кто вы? – спросил больной.

– Я Бернард Кастер, американец. Вас обнаружили под моей машиной на дне ущелья. Я признаю, что обязан компенсировать вам за ущерб, нанесенный вашему здоровью, но ума не приложу, как вы могли оказаться под машиной. Наверное я сошел с ума, но я точно знаю, что был в машине один, когда перелетел через набережную.

– Все очень просто, – ответил больной. – Я совершенно случайно находился на дне ущелья в это самое время, и машина упала на меня.

– А что вы делали в ущелье? – совершенно неожиданно спросил Барни, будто вел допрос третьей степени.

Больной вздрогнул и вспыхнул от подозрения.

– Это мое личное дело, вас не касается, – ответил он.

Он попытался выдернуть свою руку из руки Барни, и когда американец отпустил его, то почувствовал что-то в пальцах пациента. На мгновение пальцы Берни прижались к тому, что лежало внутри, так что когда остальные пальцы были убраны, его указательный палец крепко сжимал предмет, вызывавший любопытство.

Это была большой камень в оправе, повернутый внутрь таким образом, что Барни сначала увидел лишь тыльную сторону этого же кольца на среднем пальце левой руки пациента.

В глазах Барни сверкнула искра понимания. Больной на кровати очевидно тоже все понял и быстрым незаметным движением освободил руку и сунул ее под одеяло.

– Я прошел через бесконечную вереницу примечательных приключений с тех пор, как приехал в Луту, – сказал Барни непринужденно после недолгого молчания. – Вскоре после того. как моя машина упала на вас, меня приняла за сбежавшего короля Леопольда молодая леди, лошадь которой тоже упала в ущелье вместе с моей машиной. Она самая верная подданная короля, и никто иная как принцесса Эмма фон дер Танн.

Так шаг за шагом Барни рассказал пациенту обо всех своих приключениях, которые он пережил за последние три недели, заключив свой рассказ печальным эпизодом смерти мальчика Рудольфа.

– На его могиле я поклялся служить Леопольду Лутскому так, как этот несчастный, обманувшийся мальчик служил мне, ваше величество, – Барни посмотрел прямо в глаза человеку, лежавшему на узкой больничной койке.

На мгновение больной не сводил взгляда с глаз американца, но наконец, не выдержал и опустил глаза.

– Почему вы называете меня «ваше величество»? – раздраженно спросил он.

– Я нащупал своим указательным пальцум рубин и четыре крылышка, образующих оправку камня. Это королевское кольцо королей Лута, которое вы носите на среднем пальце левой руки, – ответил Барни.

Король поднялся на локтях, его глаза гневно сверкали.

– Это не так, – выкрикнул он. – Это ложь! Я не король!

– Тише! – предостерег его Барни. – Вам нечего меня бояться. Существует множество хороших друзей и верных подданных, готовых служит и защищать ваше величество и помочь вам занять престол, который у вас отобрали. Я тоже поклялся служить вам. Старый лавочник, герр Крамер, который привел меня сюда, предан вам телом и душой. Он готов умереть за вас, ваше величество. Доверьтесь нам. Разрешите нам помогать вам. Завтра, как мне сказал Крамер, состоится коронование Питера Бленца в кафедральном соборе Луштадта.

Неужели вы будете безразлично сидеть здесь и смотреть, как другой человек отнимает у вас ваше королевство. Ведь он станет и дальше грабить и душить народ, как он это делал все эти десять лет? Нет, такого не может быть! Даже если вам не нужна корона, вы родились, чтобы выполнить возложенные на вас обязанности. Ради своего народа вы должны бороться и победить.

– Откуда мне знать, что вы явились не как очередной шпион Бленца? – вскричал король. – Откуда мне знать, что вы потащите меня обратно в этот кошмар подземелья страшного замка? Что меня не будут снова пичкать ядовитыми снадобьями нового доктора, которого Питер вызвал, чтобы отравить меня? Я никому не могу доверять! Уходите, оставьте меня. Я не желаю быть королем. Все, чего я хочу – уехать из Луты как можно дальше и дожить свой век в покое и безопасности. Пусть Питер забирает себе корону. Не возражаю. Все, чего я хочу – это моя жизнь и свобода.

Барни увидел, что король находится в нормальном психическом состоянии и совершенно здоров, однако его характер не назовешь железным, а сердце – храбрым, он не станет добровольно сражаться ни за свои собственные права, ни за права и счастье своего народа. Возможно, долгие годы горького разочарования и нищеты, невыносимые часы заточения и постоянные покушения на его жизнь довели его до нынешнего жалкого состояния.

Какова бы ни была причина, Барни решил преодолеть нежелание короля выполнить свой долг, ибо в памяти Барни остались слова Эммы фон дер Танн: что́ ждет ее отца и весь их род, если Питер Бленц станет королем Луты. И еще – жизнь несчастного мальчика с фермы. Неужели он бесполезно отдал свою жизнь за короля, такого безвольного, что он не способен даже взять в руки королевский скипетр, когда ему просто навязывают его?

А как же народ Луты? Неужто их и дальше будут грабить и попирать ногами мерзавцы вроде чиновников Питера лишь по той причине, что их настоящий король предпочел уклониться от ответственности, возложенной на него при рождении?

Барни не меньше получаса просил и убеждал короля, пока не сумел передать в его бесхарактерную натуру частицу его, Барни, бесконечного энтузиазма и решимости. Леопольд начал ощущать прилов бодрости и мужества, начал видеть ситуацию в более оптимистичном свете. Наконец он увлекся открывшейся перед ним перспективой, и Барни получил от него твердое обещание Леопольда вступить в борьбу за трон. Он согласился отправиться в Луштадт вместе с Барни с военной поддержкой сторонников принца Людвига фон дер Танна.

– Будем надеяться, – воскликнул король, – что правление династии дома Лута наконец восторжествует. Со времен моей тетушки, принцессы Виктории, правление иноземца не освещало благословенным светом мой дом. Это случилось, когда мой отец был еще совсем молодым человеком, до его восхождения на престол, и хотя его правление отличалось миром и процветанием народа страны, его личная судьба была крайне тяжелой. Моя мать умерла при моем рождении, и последние дни жизни моего отца оказались наполненными страданиями от страшной болезни, рака, которая медленно убивала его. Давайте вознесем хвалу Господу, герр Кастер, за то, что вы вдохнули новую жизнь в судьбы моего королевского дома.

– Аминь, ваше величество, – проговорил Барни. – А теперь мне пора отправляться к Танну. Мне не следует терять ни минуты, если мы хотим во время прибыть на коронацию. Герр Крамер поможет вам, но поскольку никто здесь не знает кто вы такой, вам лучше находиться пока именно здесь, чем где-либо еще в Луте. Прощайте, ваше величество, мужайтесь. Завтра утром вы встретим вас по дороге в Луштадт и на пути к вашему королевскому трону.

После того, как Барни закрыл дверь королевской спальни и торопливо двинулся по коридору, дверь соседней палаты быстро отворилась и появился человек с темным цветом лица и маленькими глазками. На его губах играла хитрая удовлетворенная улыбочка. Он поспешил в администрацию санатория и получил разрешение на отлучку на двадцать четыре часа.

Глава VIII. День коронации

ВЕЧЕРОМ ТОГО ДНЯ, когда был обнаружен король Луты, усталый, запыленный всадник остановил лошадь перед широкими воротами замка принца Людвига фон дер Танна. Неустойчивое политическое положение, царившее в королевстве Лута, выражалось и в возвращении к средневековью, чему свидетельствовала опускная решетка у ворот и вооруженные стражники возле навесной башни древней феодальной крепости. Лет сто назад эти сооружения служили частью торжественных церемоний в дни больших праздников или в честь визита королевских особ.

На вопрос стражников Барни ответил, что прибыл с посланием от принца. Решетка медленно опустилась на место поперек рва и офицер приблизился к всаднику.

– Принц Людвиг фон дер Танн в сопровождении большой свиты уехал на завтрашнюю коронацию Питера! – отрапортовал офицер.

– Принц уехал на коронацию Питера, – вскричал Барни пораженно, – а принцесса Эмма вернулась из заточения в замке Бленц?

– Она сейчас со своим отцом, она вернулась почти три недели назад, – ответил офицер, – а Питер снял с себя ответственность за вспышку гнева и пообещал, что виновные понесут наказание. Он убедил Людвига, что Леопольд умер, и ради народа Лута – чтобы спасти страну от гражданской войны – мой принц согласился прекратить враждебные действия, хотя, учитывая характер принца и злокозненность Питера, это перемирие долго не продержится.

Чтобы продемонстрировать подданным, что принц Людвиг и принц Питер – добрые друзья, великий фон дер Танн почтит своим присутствием церемонию коронации, но то, что он не до конца искренен в отношении принца Бленца, видно из того, что у него есть подозрение под маской благожелательности, и группа воинов, верных ему всем сердцем уже отправилась сегодня в Луштадт.

Барни не стал дослушивать до конца. Он был рад, что в сгущающихся сумерках офицер не видел его лица достаточно ясно, чтобы подумать, будто это и есть король.

– Тогда мне нужно срочно скакать в Луштадт с посланием для принца, – сказал Барни, и развернув усталую лошадь ускакал от замка Танна в направлении большой дороги, ведущей в столицу.

Барни скакал всю ночь. Он трижды сбивался с пути и бывал вынужден спрашивать дорогу у фермеров, но ночная тьма скрывала его лицо от сонных глаз фермеров, а в дневное время он скакал дальше в столицу Луты.

Американец погрузился в свои невеселые размышления, а его маленькая утомленная лошадка медленно тащилась по пыльной дороге. Не один раз лошадка упрямилась и не желала ехать дальше. Потеря времени, а также блуждания в поисках верной дороги в ночное время, измученная кобылка, скорость медленнее улитки – все это казалось Барни верным провалом его миссии, ибо он был уверен, что не доедет до Луштадта раньше полудня.

Нет, он не видел возможности привезти Леопольда в столицу во время коронации, да сам тот факт, что принц Людвиг поверит словам совершенно незнакомого человека о том, что Леопольд жив может привести только к немедленному аресту двух заговорщиков. Ведь совершенно ясно, что Питер несравненно больше заинтересован в продолжении коронации, и ни за что не поверит слуху, будто Леопольд жив. Наоборот, он будет совершенно убежден, что принц Людвиг станет ставить ему палки в колеса, даже окажет вооруженное сопротивление, лишь бы не дать завершить церемонию коронации.

Тем не менее, Барни не видел иной альтернативы, кроме предоставления могущественному другу короля той информации, которой он владел. А после этого – дело Людвига поступить так, как он сочтет разумным.

До Луштадта оставалось еще час пути. Дорога шла через густой лес, где прохладная тень давала отдых и лошади и всаднику после раскаленного солнца, сопровождавшего путников все утро. Барни все еще пребывал в задумчивости. Он смотрел вперед, когда на повороте дороги неожиданно столкнулся с группой всадников, выходивших на главную дорогу с узкой боковой тропы.

Барни инстинктивно пришпорил свою лошадь, чтобы успеть проскочить вперед, но по команде офицера, всадники бросились за ним и скоро их свежие отдохнувшие лошади обогнали его измученную кобылку.

Сначала Барни предположил, что его ожидает сопротивление, ибо это была Королевская Гвардия – наиболее действенная личная силовая структура Питера, но не успел он протянуть руку к рукоятке одного из своих револьверов, как понял, как глупо себя ведет. Он улыбнулся, пожал плечами и повернул голову к приближающимся воинам.

К нему подъехал офицер, но как только он взглянул на лицо Барни, он пораженно вскрикнул. Это был Буцов.

– Хорошо, что мы встретились, ваше величество, – приветствовал он Барни, – Мы спешим на коронацию. Мы как раз успеем вовремя.

– Чтобы увидеть, как Питер узурпирует корону Леопольда? – презрительно проговорил американец.

– Чтобы увидеть, как Леопольд восшествует на свой престол Луты, ваше величество. Да здравствует король! – воскликнул офицер.

Барни подумал, что этот человек подтрунивает над ним, потому что он не был королем, или же считая его Леопольдом, использует свое преимущество и заманивает в ловушку. Однако это последнее подозрение не вязалось с обликом Буцова, который доказал в свое время, что он – джентльмен и гораздо более высокого калибра, чем Мэнк и другие приспешники Питера.

Если бы только Барни мог убедить этого человека, что он не король, то он обеспечил бы ему свободу действий, это сообщение дошло бы до ушей принца Людвига, и миссия Барни была бы выполнена. В течение нескольких минут Барни старательно убеждал кавалерийского офицера, пуская в ход все свое красноречие и железную логику, что он не Леопольд.

Король дал американцу свое знаменитое кольцо в качестве охранной грамоты от всех возможных неприятностей до тех пор, пока Леопольду не станет безопасно носить это кольцо, и из опасения, что кто-нибудь из персонала санатория узнает это кольцо и выдаст Питеру местопребывание короля. Барни носил кольцо камнем внутрь на среднем пальце левой руки. Он незаметно снял кольцо с пальца и сунул его в карман бриджей, чтобы Буцов не увидел его и не решил, что Барни на самом деле король.

– Не важно кто вы такой, – вскричал Буцов, рассчитывая развеселить озабоченность короля. – Вы выглядите точно, как Леопольд, будто вы близнецы, и вы должны спасти Луту от Питера Бленца.

Американец показал выражением своего лица, что поражен этими словами офицера королевского регента.

– Вы удивлены изменением моих убеждений? – спросил Буцов.

– А вы бы не удивились?

– Не могу вас винить. Но думаю, что когда вы узнаете всю правду, вы увидите, что я делал лишь то, что, по моему мнению, должен делать офицер-патриот и настоящий джентльмен.

Они подъехали к остальным всадникам и вся кавалькада двинулась вперед к городу Луштадту. Буцов распорядился одному из воинов поменяться лошадьми с Барни и медленно отвести заезженную кобылу в город. Теперь под седлом американца была свежая, быстроногая лошадка, которая скорым шагом повезла его к месту назначения. Барни воспрял духом, они галопом вылетели на главную дорогу. По пути лейтенант Буцов подробно рассказал американцу свою историю.

Оказалось, что Буцова не было в Луте несколько лет: он служил военным атташе за границей. Он ничего не знал об истинном положении дел в своей стране до возвращения, когда впервые увидел, что эти негодяи, Коблич, Мэнек и Штейн в большом фаворе у принца регента. За некоторое время перед происшедшими событиями он начал сомневаться в патриотизме Питера Бленца, и когда узнал из неосторожных слов Шонау, что существуют реальные основания для слухов о заговоре регента с целью убийства короля, его подозрения превратились в уверенность, и он поклялся служить в первую очередь королю, будь он слабоумным или нормальным. И с этого принципа он никогда не сойдет.

– А что вы намерены делать сейчас? – спросил Барни.

– Я намерен поставить вас на престол ваших предков, сир, – ответил Буцов, – а Питер Бленц может только вызвать гнев народа, если попытается помешать этому. Когда он увидит, что Леопольд Лутский въезжает в столицу своего королевства во главе хоть небольшого, но все-таки войска, он поймет, что настал конец его власти, ибо не такой он дурак, чтобы не знать, что он самый ненавидимый человек во всей Луте, и что ему могут служить лишь те люди, которые рассчитывают получить личную выгоду в случае его успеха, или те, кто опасаются его гнева.

– Если Питер будет сегодня коронован, – спросил Барни, – помешает ли это Леопольду вернуть трон?

– Трудно сказать, но, пожалуй он потеряет трон навсегда, – ответил Буцов. – Получить трон назад можно только путем кровавой гражданской войны, ибо после того, как Питер будет провозглашен королем, на его стороне будет закон, то есть и армия, и бюджет Луты, он ни за что не отдаст скипетр добровольно, без борьбы. Сомневаюсь, что вы когда-либо получите престол, сир, если не получите его в ближайший час времени.

Несколько минут Барни ехал молча. Он осознавал, что только посредством ловкого и сильного приема ему удастся спасти настоящего короля. Но стоила ли игра свеч? Тот человек был счастливым и без короны. Барни пришел к заключению, что ни один человек, провозглашенный королем, не может быть счастливым. Затем перед его мысленным взором предстало тонкое, патрицианское лицо Эммы фон дер Танн.

Сдержит ли Питер Бленц свое обещание остаться в мирных отношениях с домом фон дер Таннов? Барни сильно сомневался в этом. По вине Питера Бленца многочисленные страдания могли обрушиться на девушку, поцелуи которой он до сих пор ощущал на своих губах. Барни вспомнил маленькое поникшее тело Рудольфа, верность которого королю потрясла американца. Жалостливая фигура затравленного человека, лежащего на железной больничной койке в Тафельберге, взывала о мщении.

Но именно с этим человеком помолвлена женщина, которую он любил! Он понимал, что возможно, никогда не женится на принцессе Эмме. Даже если бы она не обещала свою руку другому, железные оковы вековых традиций и условностей могли навсегда разлучить ее с нетитулованным американцем. Но хоть он не мог быть вместе с ней, он мог служить ей!

– Ради нее самой! – проговорил Барни вполголоса.

– Что вы сказали? – спросил Буцов.

– Я сказал, лейтенант, что мы должны поспешить, ибо если нам надо сегодня предстоит короноваться, то времени терять нельзя.

Буцов облегченно улыбнулся: похоже, король наконец-то, обрел здравый смысл!

В ДРЕВНЕМ КАФЕДРАЛЬНОМ соборе собралась огромная, богато разряженная толпа придворных, вся знать Луты с женами, детьми и вассалами. Были здесь и новые господа, нувориши с равнинных земель, которые разбогатели только при правлении Питера, помимо высокомерных представителей старой аристократии, родоначальником которых был принц Людвиг фон дер Танн.

Барни заметил, что несмотря на перемирие между Людвигом и Питером, бывший канцлер королевства не стоял рядом с другими придворными государства на алтаре собора.

Некоторые из приглашенных, которым предстояло занять почетное место на церемонии, ответили, что отказываются принимать активное участие в коронации человека, в жилах которого не течет благородная кровь родовитого дома лутских королей.

Отдельными группами стояли вассалы старого принца, поэтому их достаточно большое количество едва ли было заметно, однако внимательный взгляд приметил, что они плотно кутались в плащи и заметно выделялись мрачным и серьезным видом в толпе, сверкающей золотом и драгоценностями, окружавшей их. Поэтому Питер Бленц опасливо поежился, когда его взгляд выделил из собравшихся гостей этих деловитых и насупленных людей.

Если бы он осмелился, он бы выразил свое негодование этим явным проявлением оскорбительного поведения, но пока на его голове не было короны, а в руке скипетра, он не хотел рисковать потерять власть, к которой стремился все последние десять лет, и не принимал никаких мер, способных вызвать недовольство.

Торжественная церемония еще не закончилась. Епископ Луштадский принял в руки большую золотую корону на алой бархатной подушечке. Ее несли во главе процессии, сопровождавшей Питера, поднимавшегося в этот момент по центральному нефу собора. Вот епископ поднял корону над головой принца регента и начал произносить торжественные слова, по традиции предваряющие возложение короны на голову коронуемого. Еще мгновение – и Питер Бленц будет провозглашен королем Луты.

Эмма фон дер Танн стояла рядом с отцом. На ее благородном, полном достоинства лице не читалось ни малейших эмоций, бушевавших в ее прекрасной груди. В том акте, свидетелем которого она сейчас являлась, она видела лишь крушение дома ее отца. Она ни в коем случае не верила, что Питер будет долго сохранять условия перемирия; по ближайшему поводу он разорит и унизит своего древнего врага. Но не только это печалило принцессу.