Текст книги "Бандит из Чертова Каньона"

– О ком?

– Да хотя бы о Грегорио, – сказал Веллер. – Я видел, как он выходил из Тополиного Каньона за три часа до ограбления дилижанса. А направлялся он к Чертову Каньону. Он – и Балл с «Заставы Y».

– Они что, были вместе? – спросил Гатлин.

– Не совсем вместе. Сначала я встретил Грегорио. Он очень торопился. А пятью минутами позже – Балла, спускающегося по каньону. Но, согласитесь, они же не могли оба быть там, не зная друг о друге.

– Не верю, что Балл сделал это, – сказала Мэри Донован.

– Ты не говори ничего плохого об этом парне, – нравоучительно вставил Гатлин.

Тут послышалась дробь копыт, скрип кожаных седел, и мгновением позже шериф с друзьями вошел в гостиную.

– Надеюсь, ты поймал его, шериф, – сказала Мэри Донован с сарказмом. – Иначе ты не вернулся бы так рано.

– Я же не кот, миссис Донован, – сказал шериф, оправдываясь, – чтобы видеть в темноте.

– Ты и не шериф, – ответила она.

Дикий Кот Боб привлек внимание общества, пытаясь подавить смех. Гам Смит смерил своего соперника сердитым взглядом, мгновенно поняв, что тот безоружен.

– Что случилось со старой бабой с артиллерией? Она подавилась? – спросил он ласково.

Дикий Кот Боб апоплексически покраснел, схватил чашку, наполненную кофе и хотел встать.

– Сиди спокойно, – проревел громоподобный голос Мэри Донован.

– Я – начал Дикий Кот Боб.

– Заткнись и сядь.

Дикий Кот исполнил одновременно обе просьбы.

– Позор! Позор на мою бедную голову! Уважаемая женщина, вдова должна всю жизнь выносить выходки таких, как вы, – стенала она, всхлипывая и вытирая глаза краем передника. – Одинокая я, беззащитная! Если бы только бедный Тим был здесь, – он бы стер с лица земли вас обоих в мановение ока.

Дикий Кот Боб, красный и смущенный, старательно ел, уставившись в свою тарелку. Мэри Донован хорошо знала, как справиться с этим старым сорвиголовой. Его крутой нрав и меткую руку все еще чтили. Его слава первейшего задиры еще была жива на северо-западе. Но его сердце таяло от одной-единственной женской слезинки.

Что до Гама Смита, то он был весьма рад избежать дальнейшего внимания со стороны Дикого Кота Боба и с большой охотой отдался мирному ужину. Беседа за столом, однако, увяла.

А НА РАНЧО «ЗАСТАВА Y» мужчины курили после вечерней трапезы. Балл молча затягивался. Хол Колби, как всегда в хорошем настроении и смеющийся, рассказывал истории. Техасский Пит изо всех сил старался вспомнить полузабытую строфу из «Плохого парня».

Однако во всем здесь проступала атмосфера напряженной неловкости. Никто не мог понять ее причину, но все ее чувствовали. Все было не таким, как вчера и позавчера. Может быть, они чувствовали, что и постарше, и поопытнее нашелся бы человек на место Балла. Ведь Колби был не только моложе годами, он был к тому же новичком на ранчо. Без всякого сознательного желания, рабочие разделились. Некоторые, по большей части, старые работники, как-то незаметно подтянулись к Баллу. Среди них был и Техасский Пит. Остальные же теперь смеялись гораздо громче, слушая истории Колби.

– Ей-богу, – воскликнул Пит, – я вспомнил, что дальше:

 
На самом деле я самый плохой.
Я ем их живьем, и мне наплевать,
Когда они придут, и сколько их там.
Ведь из всех плохих парней самый худший – я.
 

Так пел Техасский Пит.

– Спокойной ночи, парни, я ложусь спать.

Глава 4. Я люблю тебя

ДИАНА ХЕНДЕРС БЫЛА в затруднении. Даже по прошествии нескольких дней после ограбления в Чертовом Каньоне она не могла вычеркнуть из памяти все те зловещие обстоятельства, которые бросали тень на Балла. Во-первых, она хорошо знала глубокую преданность рабочих отцу. Этого одного было достаточно, чтобы девушка беспокоилась о репутации одного из «парней» своего отца. Но в случае с Баллом прибавлялись и другие причины того, что она не могла вынести каких-либо подозрений в его виновности.

Дело не только в том, что он был надежным бригадиром; было что-то в этом человеке, а может, в его образе, сложившимся у нее, что делало невозможным для нее предположить, что он стрелял в Мака Гербера, такого же рабочего, или что он украл золото с прииска ее отца. Он всегда был немногословен и почти робок в ее присутствии. Он не позволял себе даже такой небольшой фамильярности, как обращение к ней по имени. А уж это-то было вполне обычным среди других мужчин, многие из которых были свидетелями ее постепенного превращения из ребенка в юную леди. Казалось бы, они даже не замечали этого изменения.

Она также заметила, что он любит бывать с ней рядом, хотя и нельзя сказать, что она нуждалась в его компании. Он был слишком склонен к молчаливости и был весьма далек от того, чтобы быть приятным собеседником, как Хол Колби. Но в его обществе, однако, у нее появлялось чувство, какого она никогда не испытывала в присутствии других мужчин. Это была абсолютная уверенность в его надежности и способности защитить ее.

Ей было жаль, что его сняли с ответственной должности. И ее преданность ему лишь укреплялась теми подозрениями, которые возбуждал он у большинства, и которые она тоже позволила себе допустить. В конце концов, что-то вроде угрызений совести заставило ее совершить в отношении его какой-нибудь дружеский жест, чтобы он знал, что дочь хозяина все еще верит ему.

Стояло тихое воскресное утро. Мужчины с ленцой занимались обычными делами. Кто ремонтировал снаряжение и экипировку, кто заменял кожаную шнуровку стремени или кнутовище, кто чинил нож или уздечку, кто чистил револьвер, кто полировал ботинки свиным салом или сажей, кто-то брился или стригся.

Пройдя мимо спального корпуса, Диана Хендерс двинулась к загону. Обычно она останавливалась возле группы мужчин и просила кого-нибудь поймать лошадь для нее. Что счастливчик и делал, чтобы потом ехать сопровождать ее.

Так было заведено, однако сегодняшним воскресным утром Диана появилась раньше обычного. Потому некоторые мужчины еще занимались той работой, которую они обычно стремились закончить до появления Дианы в пределах слышимости. Лишь двое-трое из них успели принять позы беспечной праздности, как бы выказывая тем самым абсолютную готовность исполнить любой свалившийся на их голову приказ.

Техасский Пит подстригал волосы другого ковбоя. Его жертва была уже полностью острижена с одной стороны, другая же представляла собой поросль густых коричневых волос, четырех-пяти дюймов длины, когда Техасский Пит поднял глаза и увидел Диану. Он бросил ножницы и причесал свою жертву.

– Ты никоим образом не нуждаешься более в стрижке, – объявил он, удаляясь с видом полного безразличия. К несчастью, совершенно случайно, разумеется, этим маневром Пит обратил на несчастного внимание Дианы Хендерс, которая как раз проходила мимо. Безображенный ковбой повернулся в его сторону с громким пронзительным криком.

– Вернись, ты, колченогий, кривоногий сукин… – Но тут парень тоже увидел Диану, как ранее увидал ее Пит. Речь несчастного оборвалась, его загорелое лицо приобрело фиолетовый оттенок, и в два прыжка он скрылся в темноте спального корпуса.

Тут явился и Хол Колби. Он, не торопясь, двигался навстречу девушке. Вдруг он приподнял свое широкое сомбреро в знак приветствия. А его миловидное лицо озарилось приятной улыбкой. Иди сейчас судебный процесс над ним, присяжные вынесли бы единогласное решение повесить его на месте. Они бы сделали это от одной лишь мучительной зависти к нему.

Балл же сидел, прислонясь к большому тополю, и чистил тряпкой ствол своего револьвера. Он даже не поднял голову, хотя он, конечно, видел Диану Хендерс, начиная с момента, когда она вышла из дома. Балл понимал, что после происшествия в городе, послужившей причиной его падения, у него не было шанса вновь сопровождать ее. Этот шанс он утратил на многие месяцы, если не навсегда.

– Собираешься проехаться, Ди? – спросил Колби в своей самонадеянной манере, когда она поравнялась с мужчинами.

– Почему бы и нет, я думала об этом, – ответила она ласково. – Я как раз собиралась попросить Балла, чтобы он поймал для меня Капитана. Все остальные, кажется, очень заняты.

Колби казался смущенным, но он не сдался так, сразу.

– Мне как раз нечего делать, – убеждал он ее.

– Я заставляла тебя кататься со мной слишком часто в последнее время, – настаивала она.

– Я бы пожертвовал завтраком, чтоб только сопровождать тебя, – шепнул он ей.

В этот момент Техасский Пит как раз, притворившись, что ищет на земле что-то, выроненное, по всей вероятности, в приступе глубокой рассеянности, направился к спальному корпусу и по пути к нему пересекся с нашими собеседниками.

– Думаю, тебе не стоит ехать с ним ни в коем случае, – упрямился Колби.

Девушка остановилась и чуть приосанилась.

– Не будь таким противным, Хол, – сказала она.

– Ты же знаешь, как я не люблю говорить об этом, – продолжал он убеждать ее. – Ты знаешь, как я уважаю и ценю Балла. Он – один из моих лучших друзей. Но после того, что случилось, ты не можешь упрекать меня, Ди. Думаю, твой папа сказал бы то же самое, если бы он узнал.

Однако Балл был уже на полпути к загону.

– Я мигом приведу его, мисс, – бросил он через плечо, удаляясь.

– До свиданья, Хол, – смеялась девушка, дразня его. – У тебя будет достаточно времени, чтобы спланировать работу на завтра. Бригадир всегда занят, ты же знаешь.

И она поспешно удалилась вслед за Баллом.

Когда Колби возвратился к мужчинам, он увидел широкие ухмылки на лицах большинства из них. Техасский Пит, подойдя к нему, с клоунским почтением снял шляпу и низко поклонился.

– Не собираетесь подстричься, Хол? – спросил он ласково. – Я пожертвую завтраком, чтоб только подстричь вас. – Громкий взрыв смеха сопровождал эту выходку. Колби, став малиновым, стремительно ретировался в офис.

– Куда едем? – спросил Балл у Дианы, когда оба оседлали коней.

– Я хочу съездить в город и узнать, как поживает Мак, – ответила девушка, всматриваясь в лицо собеседника.

– Вчера я видел Дикого Кота Боба. Он сказал, что Мак выздоравливает. Ничто ни в его голосе, ни в выражении лица, не выражало каких-либо других эмоций, кроме обычного участия.

– А ты видел Мака после того, как его ранили, – спросила она.

– У меня не было времени. Колби слишком загружает меня. Так или иначе, Мак пострадал по собственной глупости, – заметил Балл. – Все равно он ничего бы не смог сделать. Не стоило затевать опасные игры с теми людьми, которые держали его на мушке.

– Это было весьма смело с его стороны. Он не струсил и остался верен отцу.

– Не вижу в этом ничего смелого, – ответил Балл. – Чистой воды глупость. Какого черта он вообще брался за оружие?

– Это был отважный поступок, – настаивала Диана.

– Если судить по-вашему, героем можно назвать любого самоубийцу, – возразил он с улыбкой. – Я сужу об этом иначе. А Мак, похоже, собирался покончить с собой.

– Ты страшный человек, Балл. У тебя нет сердца.

– Почему? Есть. По крайней мере, было, пока… – Он запнулся, посмотрел на нее как-то особенно, но сразу же опустил взгляд на переднюю луку своего седла. – А, не имеет значения! – воскликнул он.

Ненадолго воцарилась тишина. Кокетство, свойственное всем девушкам, внушало ей требовать продолжения. Однако врожденная тактичность и понимание, что непорядочно по отношению к нему, заставляли Диану молчать. Мужчина заговорил вновь.

– Конечно, обидно, что Мака ранили, – сказал он, как бы обороняясь. – Но ему еще повезло, что его не убили. Должно быть, этот Черный Койот был его другом. Мак, наверное, благодарен ему.

– Этой скотине?! Да он должен быть повешен на высочайшем дереве!

– Да, – согласился Балл, а потом добавил, вновь улыбнувшись. – Давайте попросим об этом Гама Смита, когда приедем в город.

Гам Смит! Если бы это было возможно, она бы прыснула. Ведь если бы выбирали худшего человека на должность шерифа, и выборы бы были честные, то непременно большинством голосов выбрали бы Гама Смита, – думала она.

– Разве Гам – хороший шериф? – подначивал ее Балл. – Разве что для дешевок и бандитов.

Она не ответила, так как думала о своем спутнике. Сказанное им, конечно, никак не ослабило ее веру в него, но и не укрепило ее. Его грубое безразличие к страданиям Мака могло с одинаковой вероятностью быть приписано как браваде записного головореза, так и нравам эпохи, в которой они оба жили. Эпохи, сделавшей перестрелки и внезапные смерти предметом обыденным, если не сказать – повседневным. Баллово замечание о том, что Черный Койот – друг Мака, как объяснение того, что он его ранил, а не убил, показалось ей зловещей шуткой. Хотя, конечно, могло быть и по-другому. В целом, однако, Диана Хендерс не была довольна результатами своей пробы.

В доме Донованов они обнаружили Мака, уже достаточно здорового, для того, чтобы быть способным сидеть на веранде, где уже собрались постоянные посетители Миссис Донован, включая Дикого Кота Боба и шерифа. Мэри Донован стояла в дверном проеме. Одна рука на бедре, другой она, сжав кулак, выразительно рубила воздух, как бы подчеркивая высказываемые ею суждения.

Когда Диана Хендерс внезапно появилась перед ними с сопровождающим ее Баллом, очередной развиваемый ею тезис прервался и растворился в неловком молчании. Дураку было ясно, что только что здесь обсуждался один из новоприбывших. А поскольку ни Балл, ни, тем более, Диана Хендерс, дураками не были, то в результате они разделили всеобщее замешательство. Которое, правда, длилось недолго, прерванное сердечными приветствиями Мэри, обращенными к Диане. Поприветствовала она и Балла, поддержанная Диким Котом Бобом. Остальные, однако, разговаривали только с Дианой Хендерс, как будто забыв о присутствии ее эскорта.

– Пойдем в дом, – просила Мэри Донован, – выпей чашечку чая с пирожным!

Но Диана Хендерс не спешилась.

– Нет, спасибо, миссис Донован, – ответила она. – Мы приехали, только чтобы узнать, как поживает Мак, и спросить, не нужно ли ему чего-нибудь, – она посмотрела на раненого.

– Я в порядке, мисс, – ответил Мак. – Я же говорил: всего лишь царапина. Я встану на ноги за пару дней и буду сопровождать миллиарды, как обычно. – он взглянул прямо на Балла, делая это, последнее, заявление.

– Прекрасно! – поспешно заявила Диана. – Я очень рада, что ты хорошо чувствуешь себя, Мак. Если мы больше ничего не можем сделать для тебя, тогда мы отправляемся назад, на ранчо.

Она чувствовала мрачное настроение большинства присутствующих мужчин, видела хмурые взгляды, бросаемые на Балла. Она отлично понимала, что еще немного, и дойдет до прямых обвинений, которые непременно повлекут за собой перестрелку.

– Поехали, Балл, – сказала она, натягивая поводья.

Они уже отъехали от города на порядочное расстояние, когда она случайно взглянула на лицо своего спутника. Его выражение было озабоченным, и Балл понял, что она заметила это.

– Интересно, что эти парни съели сегодня на завтрак, – заметил он. – Никто, кроме Дикого Кота Боба даже не поздоровался со мной. И Мак выглядел чертовски сердитым. Хорошо еще, что никто из них не заклеймил меня. Пусть я и пострелял тогда в притоне Гама Смита, но ни один волос не упал с головы кого-либо из них.

Девушка гадала, действительно ли он настолько не осведомлен о направленных против него подозрениях, или же лишь делает вид, что это так. В таком случае он стремится убедить ее, что причиной изменения отношения к нему служит его пьяная выходка в салуне шерифа.

– Мне действительно жаль, мисс, – внезапно выпалил он. – У меня и намерения-то такого не было. Яне собирался напиваться после того, как пообещал вам не пить. Мне действительно жаль. Быть может, когда-нибудь вы сможете простить меня и… дадите мне еще один шанс?

Он говорил молящим голосом, и говорил очень серьезно. Девушка была достаточно умна, чтобы понять, как тяжело такому жесткому, грубому человеку, каким был Балл, сказать все это. И она ощутила внезапный прилив жалости к нему.

– Мне тоже жаль, – сказала она Баллу. – Я верю в тебя и не хотела бы разочаровываться в тебе.

– Пожалуйста, не говорите только, что вы не доверяете мне, мисс, – взмолился он. – Я хотел бы, чтоб вы верили мне больше, чем кому-нибудь другому!

– Я хочу верить тебе, Балл, – сказала она, а затем добавила порывисто: – Я верю тебе!

Он подъехал к ней ближе и положил свою грубую руку на ее нежную ручку.

– Я люблю вас, Диана, – сказал он очень просто и с большим достоинством, и речь его не была омрачена какой-либо нерешительностью или каким-либо смущением.

Она, было, хотела заговорить, но он остановил ее жестом.

– Пожалуйста, ничего не говорите, – убеждал он, – Я не жду, что вы полюбите меня. Но это не омрачает мою любовь к вам. Просто я хочу, чтобы вы знали это. Чтоб вы всегда знали, что можете позвать меня в любую минуту, и я приду на помощь. Я знаю, что вас любят все: ваш папа, да и все мужчины вокруг. Вряд ли вы нуждаетесь во мне больше, чем в других. Всегда найдется, кому вам помочь. Но все равно я больше не могу скрывать. Лучше, чтобы вы знали это. Больше мы не будем говорить об этом, мисс. Теперь мы оба знаем. Вот потому-то я и не уехал, когда ваш отец обидел меня.

– Я очень рада, что ты сказал мне, Балл, – подбодрила его она. – Это высшая честь, какую мужчина может оказать женщине. – Я-то, Балл, никого не люблю в том смысле, в каком любишь ты, но если когда-нибудь полюблю, мужчина, несомненно, узнает об этом без всяких слов. Я дам ему какой-нибудь знак. Девушки всегда так делают. Иногда, правда, говорят, мужчины страшно невнимательны. Почти что слепы.

– Я бы не был слепым, – сказал Балл. – Думаю, я бы сразу же узнал, что девушка любит меня.

– Правда однажды откроется, – заверила она его.

Балл кивнул.

– Я надеюсь на это, мисс.

Она покраснела, поняв, что вложила в свои слова невольное обещание. Слушатель еще многократно усилил смысл ее слов. Вот почему так покраснела Диана.

Дальше они ехали молча. Она была смущена тем, что Балл любит ее, но одновременно рада, что он признался в своей любви. Разумеется, он был простым пастухом, неграмотным, жестким и иногда грубым. Но об этом она не думала. Ведь она с самого детства и не знала никаких других мужчин, за исключением, разве что, отца и редких визитеров с востока. Если бы она его полюбила, ей вовсе не было бы стыдно. Девушка взглянула на него с улыбкой.

– Пожалуйста, не называй меня «мисс», Балл. Я ненавижу это.

– Хотите, чтоб я звал вас по имени? – спросил он.

– Другие же зовут, – напомнила девушка. – Да и ты назвал только что.

– Сорвалось с языка, – он застенчиво улыбнулся.

– Мне нравится, когда меня так называют.

– Хорошо, мисс.

Девушка громко рассмеялась.

– Я имел в виду: хорошо, Диана, – исправился он.

– Так-то лучше.

Вот так Диана Хендерс, девушка в целом вполне здравомыслящая, вместо того, чтобы просто играть с огнем, раздула из маленького костерка большой пожар. И в самом деле, откуда ей было знать, что для такой натуры, как Балл, назвать ее по имени было столь же сильным соблазном, как для иного поцелуй или объятие.

Когда они достигли ранчо, то увидели коляску, запряженную двумя пугливыми лошадьми, привязанными к ограде загона под тополем. Коляска стояла прямо напротив офиса «Заставы Y».

– Чей это экипаж? – спросила Диана. – Я его раньше не видела.

– Это Уайнрайты с северной стороны холмов. Я видел их в городе около недели назад.

– Ах, ну да, конечно! Я слышала о них. Мистеру Уайнрайту не нравятся северные ландшафты.

– Он присматривает здесь пастбище, – уточнил Балл. – Не поэтому ли он сегодня здесь? Да нет, не похоже. Слишком мало у них воды, снаряжения, да и еды.

Они остановились у загона и спешились.

– Спасибо, Балл, – сказала девушка, передавая ему поводья. – Мы прекрасно прокатились.

– Спасибо, Диана! – это все, что он сказал, но он произнес ее имя совершенно иначе, чем все остальные мужчины, когда-либо произносившие его. Теперь она пожалела, что потребовала звать себя по имени.

Когда Диана вошла в офис и направилась к своей комнате, отец окликнул ее.

– Заходи, Диана. Хочу познакомить тебя с новыми соседями, – и, когда она вошла, он продолжал: – Моя дочь, Мистер Уайнрайт.

Диана протянула руку толстяку с близко посаженными глазами. Затем отец представил ей молодого Уайнрайта.

– Мистер Джефферсон Уайнрайт, младший, Диана.

Сын оказался холеным, миловидным молодым человеком лет двадцати двух. Его костюм был, пожалуй, немного, как говорится, чересчур… Так что в хорошем вкусе юноши можно было усомниться. Однако ошибка его была вполне обычной для всех состоятельных молодых жителей востока, прибывающих в край скотоводов. Что говорить, от окаймленного серебром сомбреро до инкрустированных серебром шпор, парень не упустил не одной детали одежды декоративного ковбоя.

– Боже мой, да он выглядит как настоящая рождественская елка! – таков был приговор Техасского Пита, когда он впервые увидел молодого Уайнрайта. – Единственно, свечи забыли.

– Вы живете на севере? – вежливо осведомилась Диана.

– Да-с, милочка, – ответил старший Уайнрайт. – Но мы вовсе не рассчитываем оставаться там вечно. Вообще-то мы из Массачусетса – Ворчестер. Коврики, одеяла, попоны – вот что принесло нам удачу – мы производили их в основном для правительства. Имея это в виду, Джеф и вбил себе в голову, что хочет заниматься скотоводством. Естественно, я это одобрил. Тогда я как раз имел стабильный кормовой бизнес. Прежде, чем купил мельницы. Когда он год назад закончил Гарвард, мы здесь и появились. Та сторона гор мне не нравится. Так что я решил переехать сюда.

– Я как раз пытался объяснить Мистеру Уайнрайту, что по эту сторону гор недостаточно воды и провианта для еще одной крупной скотоводческой фирмы, – заметил мистер Хендерс.

– Не имеет значения. Назовите свою цену. Но назовите ее честно. Я куплю все. Может быть, я куплю половину здешней территории. Но цена должна быть справедливой. Старый Джеф Уайнрайт слывет жестким торгашом, однако, справедливым и честным, справедливым и честным. Просто скажите цену – имея в виду все заведение – здания, землю, скот, – в общем, все.

В ответ на это Элиас Хендерс добродушно рассмеялся.

– Боюсь, все это не продается, мистер Уайнрайт.

– Полно! Полно! Я куплю, а вы продадите. Продадите все! Джеф Уайнрайт всегда добивается того, чего он хочет. Итак, сын, нам лучше уйти.

– Вы, разумеется, не уйдете, не пообедав с нами, – нашлась Диана. – Обед должен быть уже готов.

– Не возражаю, – ответил старый Уайнрайт, и они остались на полуденную трапезу.

Диана нашла молодого Уайнрайта приятным, вежливым собеседником. Это был первый образованный человек, какого она встречала за всю свою жизнь. Его разговор и манеры, столь отличные от грубых манер и речей вакеро, составлявших ее маленький мирок, произвели на нее глубокое впечатление. Он мог интересно рассказывать и рассуждать о каких-то незначительных подробностях культурной жизни, о которых она лишь читала в книгах и газетах. Он же судил обо всем этом по собственному опыту. Те первые два часа, проведенные с молодым человеком, увлекли ее и взволновали до невозможности. Они открыли перед ней новый мир удивительной реальности, о которой она до сих пор лишь грезила, считая ее скорее недостижимым сном, нежели доступной ее восприятию явью. Если молодой Уайнрайт и унаследовал отчасти самовлюбленность своего отца, то Диана забыла об этом, удивляясь его утонченным манерам и наслаждаясь возможностью общаться с человеком, равным ей по социальному положению. То, что его папаша невозможен, она поняла с первого же взгляда. Но сын казался другим по складу характера. В отличие от своего родителя, юноша имел какой-то лоск, глянец хорошего воспитания, приобретенный, должно быть, в стенах колледжа.

Визит Уайнрайтов вселил беспокойство не только в обитателей офиса. Тревога охватила все население ранчо. В спальном корпусе сгущались тучи.

– Проклятье на его шкуру! – воскликнул Техасский Пит.

– Чью? – спросил Шорти.

– Да моего покойника-папашу! Если бы старик не был так не вовремя повешен, может, он послал бы меня в Гаваат, и я бы тоже купил себе ранчо. Так или иначе, что может поделать простой парень против этих фальшивомонетчиков, этих бездельников, поедающих крекеры?