Текст книги "Бандит из Чертова Каньона"

Глава 6. Ренегаты

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО Колби взял Уайнрайта с собой. Глубоко в своем сердце затаил он решение избавиться от ненавистного соперника. Но как? Бригадир решил выбрать для поездки наиболее опасные и дикие территории и скакать до изнеможения, на износ лошадей. Если «хлыщ» погибнет, можно было бы списать его смерть на какую-нибудь случайность или на индейцев. Никто не смог бы доказать вину Колби. С другой стороны, ревнивцу и самому не хотелось обвинять себя в том, что Уайнрайт жив. Однако план Колби в последний момент был сорван Элиасом Хендерсом и Дианой, которая захотела поехать вместе с ними.

– Вы с Уайнрайтом езжайте вперед, – сказал Хендерс. – А мы с Дианой следом за вами.

Бригадир молча кивнул, пришпоривая своего мустанга. А Уайнрайт также молча поскакал с ним рядом. Сложившееся сочетание пар не устраивало ни того, ни другого. Каждый из них обдумывал план, как бы оставить соперника в обществе престарелого Элиаса Хендерса, а самому остаться с девушкой. Хотя в обычных обстоятельствах каждый из них и был бы в восторге от перспективы провести целый день в компании босса «Заставы Y».

– Изумительное утро! – воскликнул Элиас Хендерс, обращаясь к дочери. – Может, в некоторых отношениях бог и обделил Аризону, но в одном он наделил ее щедро – вряд ли где еще в мире может быть такое же чудное утро.

– Да, разве может быть где-то еще такая же красота? – воскликнула Диана в ответ.

– Это утро пьянит почти как вино, – заключил он, а затем перешел на другую тему: – Кстати, Балл ведет себя хорошо, не правда ли? Не похоже, чтобы он прикасался к спиртному с той ночи у Гама.

– При этом он очень прилежно работает, – сказала девушка.

– Он всегда хорошо работал. Это лучший работник, какого я видывал. Вряд ли найдется кто-то во всех семи округах, кто сравнится с ним, когда речь идет о том, чтобы объездить лошадь, заарканить ее, заклеймить, определить ее возраст или вес, или ухаживать за скотом, в каком бы состоянии он ни был. Никто так, как он, не знает и пастбищ. Да вот хотя бы позавчера, – он должен был дать одному парню с Красных Грядок совет по поводу его собственного пастбища. Так он, как выяснилось, знал его лучше хозяина.

– Действительно, он великолепен, – подтвердила Диана. – Я люблю смотреть на него, когда он в седле. Тогда он просится прямо-таки на картину. Я всегда гордилась, что у нас есть такой человек. Надеюсь, что больше он пить не будет.

Элиас Хендерс покачал головой.

– Боюсь, что ты заблуждаешься, – сказал он. – Пить он не бросит. Если уж какой-то порок входит у человека в привычку, то ему нужен стимул, чтобы остановиться. А у Балла такого стимула нет. Разве что его работа. Но когда, скажи мне, столь жалкий повод удерживал мужчину от пьянства, а особенно такого, как он – ведь он лучший ковбой на всей территории! Нет такой фирмы, которая не наняла бы его, трезвого или пьяного. Кажется, он возле тебя последнее время не ошивается, Ди… Я этому, честно говоря, рад. Я не хотел бы, чтоб ты интересовалась парнями вроде Балла. Конечно, болтуны мне не нравятся, но и такие молчуны, как он – тоже. Боюсь, он скрывает что-то такое, что заставляет его держать язык за зубами.

– Как ты думаешь, что произошло вчера ночью, после твоего ухода? – внезапно спросила Диана.

– А что случилось? – спросил Хендерс.

– Джефферсон Уайнрайт сделал мне предложение.

– Не может быть! И что же ты ему ответила?

– А что я должна была ему ответить?

– Это зависит от того, что ты думаешь о нем, – ответил папа.

– Хотел ли бы ты видеть его своим зятем?

– Если ты его выберешь, то и мне он будет по душе. Боже мой, да выбери ты хоть самого дьявола, я бы и тогда не протестовал.

– Прекрасно! Ведь он же не настолько плох, как все остальные, действительно? – воскликнула она, со смехом.

– Я вовсе не имел в виду принизить его. По-моему, он весьма приятный парень. Он способен дать тебе все. А главное, может ввести тебя в круг людей, равных тебе, круг, к которому ты принадлежишь по праву рождения. Ты не будешь вынуждена стыдиться его… Все бы хорошо, но мне не нравится его папаша.

– Да, его отец – это и вправду препятствие, – согласилась она.

– Но ты его любишь? – спросил отец.

– Я не знаю. Я ему так и сказала. Он-то хочет, чтобы мы поженились еще до нашего отъезда на восток, и чтобы все мы поехали вместе.

– Отличная идейка – взять с собой меня в свой медовый месяц! Можете исключить меня. Если другой мужчина собирается везти тебя на восток, то я, вероятно, могу и не ехать.

– Но пока я не собираюсь никуда с ним ехать. Я сказала ему, что дам ему ответ до нашего отъезда.

– Это была бы хорошая идея, в том случае, если он действительно собирается жениться на тебе. А если это был минутный каприз? Тогда ты упустила свой шанс, – добродушно подшутил над дочерью Хендерс. – Впрочем, поговорим о другом претенденте. А именно, о Холе. Мне кажется, что ветер дует скорее в его сторону? Я прав?

– Ты прав, – девушка усмехнулась. – Когда я с одним, мне нравится он, когда с другим – другой.

– А когда они оба рядом с тобой, то кто тебе нравится больше? Ты не задумывалась об этом?

– Я думала об этом. Понимаешь, когда мы просто болтаем, то Хол всегда проигрывает Уайнрайту. Но когда они сидят в седле, все совершенно иначе.

– Но люди не проводят свою семейную жизнь в седле, – напомнил ей отец с юмором.

Она вздохнула.

– Я в ужасном затруднении. В одном я уверена – я выйду замуж либо за Хола Колби, либо за Джефферсона Уайнрайта.

– Или за кого-нибудь еще, – заметил Хендерс.

– Нет, больше ни за кого! – твердо заверила девушка.

Было уже далеко за полдень, и они повернули обратно, по пути подбирая небольшие стада коров, которые они отгоняли от каньона и ущелья и гнали вниз, на равнину. Элиас Хендерс и Диана ехали на довольно значительном расстоянии от бригадира и Уайнрайта, когда Хендерс повернул назад и поднялся на вершину небольшого холма, чтобы бросить последний взгляд на всю обширную местность, – не ускользнуло ли от внимания какое-нибудь затерявшееся стадо? Диана находилась на расстоянии нескольких ярдов от него, когда он натянул вожжи на вершине холма. Было очень тихо. Коровы находились довольно далеко от них и медленно двигались вниз по долине. Было лишь слышно, как неподкованные копыта ее лошади чавкают в рыхлом грунте, да раздавался приглушенный шум поношенного седла. Она приближалась к отцу.

Вдруг раздался треск ружейного выстрела, и лошадь Хендерса замерла как вкопанная, а затем упала наземь. Хендерс, однако, упал удачно и был невредим. Он сразу выхватил револьвер.

– Скачи отсюда, Ди! – окликнул он девушку. – Это индейцы! У тебя еще есть время, если ты отъедешь под укрытием холма. А потом скачи во весь опор.

Она обернулась и посмотрела в сторону двух всадников за четверть мили от них – Колби и Уайнрайта. Оба развернули лошадей и смотрели в ту сторону, откуда раздался выстрел. Она подумала, что с того места, в котором они находились, можно было увидеть индейцев, недоступных пока ее взгляду.

Хол Колби пришпорил свою лошадь и стегал ее так, что она буквально полетела над землей по направлению к Диане. Уайнрайт же заколебался, еще раз взглянул в сторону индейцев, а затем – в обратном направлении – в сторону лагеря, находившегося на расстоянии пятнадцати миль. Внезапно он повернул свою лошадь и кинулся наутек.

В ее памяти промелькнули те взволнованные слова, которыми он утомлял ее уши накануне вечером: «Я тебя боготворю. Нет такой жертвы, которую я охотно и радостно не принес бы ради тебя и твоей семьи. Я бы умер ради тебя, дорогая девочка, и благодарил бога за предоставленную возможность!»

Ее губы скривились в презрительной усмешке, а глаза послали полный пренебрежения взгляд вслед удаляющейся фигуре Уайнрайта. Затем она вновь взглянула на Колби. Как величественен он был в этот момент! Он вынул один из своих шестизарядных револьверов и ехал теперь не к холму, а прямо по направлению к индейцам. Как раз в тот самый момент, когда он исчез из поля ее зрения, он вступил в перестрелку. Ей был слышен треск его револьвера, смешанный с выстрелами индейцев. И тут ее отец, на миг прервав огонь, обратился к ней:

– Боже мой, Ди, неужели ты еще здесь? Поспеши! У тебя еще есть немного времени. Пока что Хол обратил их в бегство, но они еще вернутся. Там их не менее дюжины. Скачи же в лагерь за помощью!

– Мистер Уайнрайт уже поскакал, папа, – сказала она. – Мы должны всегда быть с тобой вместе, всю жизнь. Не нужно двоих, чтобы привести помощь. Здесь пригодится мой револьвер, пока не прискачут парни, – и, несмотря на все протесты отца, она спешилась и подползла к нему.

За гребнем Диана видела Колби, скачущего к ним. Индейцы же, на четверть мили далее, группировались для преследования, окружая холм. На переднем плане растянулся убитый индеец. А правее оставшаяся без всадника лошадь убегала навстречу своим товарищам.

Диана лежала в нескольких футах от отца. Оба были готовы прикрыть отступление Колби, когда индейцы открыли дружный огонь.

– Хотел бы я иметь пару винтовок, – сказал Элиас Хендерс, – Если бы у меня был карабин тридцатого калибра, я бы и один продержался до приезда парней.

– Нам нужно продержаться всего час, папа. Я уверена, что парни успеют вовремя!

– Мы сделаем все, что можем, но, Ди, – он сделал паузу, а когда продолжал, его голос чуть дрогнул. – Не дай им взять себя живой, дорогая. Парни могут и опоздать. Уайнрайт – никакой наездник. Ему понадобится больше времени, чем любому из наших. Они-то загнали бы лошадь, но успели вовремя. Хорошо, если он застанет их. Но все дело в том, что в лагере в такое время может не быть никого, кроме повара – вот чего я боюсь, моя девочка. Мы, конечно, сделаем все, что можем. Скорее всего, мы спасемся. Однако если нет – тогда помни то, что я тебе сказал. Не дай им взять себя живой. Прибереги один выстрел. Ты поняла?

– Я поняла, папа.

Колби, подгоняя лошадь шпорами и арапником, неожиданно выскочил на их сторону холма. Он резко осадил лошадь прямо рядом с ними и спрыгнул с седла. Бедное животное упало на бок в изнеможении. Колби выволок тело пыхтящего, задыхающегося животного вперед, расположив его так, чтоб оно заслоняло собой Хендерсов. Затем он без единого слова приставил свой шестизарядный револьвер ко лбу лошади и выстрелил ей между глаз.

Диана Хендерс испустила тяжелый, смятенный вздох. Но неумолимый Колби повернулся теперь к ее собственному мустангу. Девушка закрыла глаза ладонями и сжала губы, чтобы сдержать рыдание. Мгновением позже раздался выстрел и звук падающего тела.

– Заползай за мою лошадь, Ди, – сказал Колби. Он впился в тело ее мертвого мустанга, пытаясь подтащить его ближе к остальным, с тем, чтобы образовать треугольник из него и двух других мертвых лошадей. Получилось бы неплохое укрытие, наподобие окопа. Хендерс встал на колени и стал помогать Колби, в то время как Диана открыла огонь по приближающимся индейцам.

– Думаю, мы продержимся до прихода наших, – подбодрил бригадир.

Он владел собой и был абсолютно хладнокровен. Настолько же, насколько, вероятно, был хладнокровен Джефферсон Уайнрайт в какой-нибудь бостонской гостиной. Даже прицеливаясь в полуголого орущего дикаря, Диана Хендерс думала об этом. И промахнулась. Она вновь выстрелила. На этот раз индеец перестал вопить; он схватился обеими руками за живот и свалился наземь ничком. Да, Хол Колби может научиться быть хладнокровным в бостонских гостиных. А вот сможет ли Джефферсон Уайнрайт когда-нибудь научиться быть хладнокровным среди раскрашенных в боевую раскраску и пронзительно кричащих дикарей, жаждущих его крови?

Индейцы теперь окружили холм. Они подступили к нему почти вплотную и стреляли, не переставая наступать. Естественно, от этих дикарей не приходилось ожидать какого-либо намека на благородство. Так что в случае поражения трое людей на холме оказались бы в большой опасности. После того, как один из их воинов был сражен пулей Дианы, апачи расширили свой круг. Несколькими же минутами позже отошли на безопасное расстояние. Недоступные для револьверного выстрела, индейцы сбились в тесную группу. Трое людей на холме увидели, как они возбужденно разговаривают и жестикулируют.

– Они замышляют какую-то чертовщину, – сказал Хендерс.

– Надеюсь, что они не будут атаковать с разных сторон до прихода наших, – сказал Колби, – Если это случится, нам остается только поцеловать друг друга на прощанье. Хотел бы я, чтобы тебя здесь не было, Ди. Этот чертов трусливый хлыщ смылся! Если бы он сразу не показал хвост, могла бы ускакать ты. Ведь ты, разумеется, заткнешь за пояс этого теленка в том, что касается верховой езды. Ты была бы в лагере вдвое быстрее, чем он. А главное, была бы в безопасности! Посмотри! Они разделяются!

– Да, они опять окружают нас, – сказала Диана.

– Если они атакуют, Хол, подожди, пока они подойдут поближе и истратят побольше патронов, – тогда вставай и дай им жару, – сказал Хендерс, – А ты, Ди, покрепче прижмись к земле. Не двигайся. Просто смотри на нас. Если увидишь, что мы оба упали, значит, все кончено. Тогда ты должна сделать то, что я сказал тебе.

Хол Колби посмотрел на прекрасную девушку, нахмурившись. Он догадался без особых объяснений, что имел в виду ее папа.

– Чертов хлыщ! – пробормотал он в ярости. А после небольшого размышления продолжал:

– Может быть, я не должен был убивать всех лошадей? Может быть, Ди могла бы еще скрыться.

– Нет, – заверил его Хендерс, – Ты все сделал правильно, Хол. Ди не могла бы скрыться. Я говорил ей, но она не послушалась. К тому же в любом случае было уже поздно.

– Я тоже считал, что слишком поздно, – сказал Колби, – Но, может быть, я ошибался. Хотел бы я, чтобы здесь был этот чертов хлыщ!

– Они подходят! – закричала Диана.

С четырех сторон на них мчались индейцы. Их дикие вопли беспощадно разрушили тишину этой солнечной долины. Трое припали к земле в томящем ожидании. Безмолвие длилось до тех пор, пока ближайший краснокожий ни очутился уже не более, чем в двадцати пяти ярдах от них.

– Пора! – сказал Хендерс, вставая. Колби мгновенно поднялся, открывая огонь. Диана, похоже, тоже не собиралась ждать своей судьбы, припадая к земле. Она вскочила на ноги почти также быстро, как двое мужчин.

– Ложись, – крикнул Хендерс, но ее единственным ответом был меткий выстрел, уложивший коня под индейским воином, шагах в двадцати от них. Колби и Хендерс каждый положили по индейцу, а Колби попал еще и в лошадь третьего. Ренегаты были теперь совсем близко и представляли собой прекрасные мишени для трех белых, каждый из которых был отменным стрелком. Трое не тратили зря патронов, попадая с первого раза.

Индейская лошадь завизжала, повернула в сторону, унося своего всадника вниз по покатому склону холма. Вторая споткнулась и обрушилась на землю, распластав в пыли своего раскрашенного хозяина. Раненый воин тоже повернул назад и, нелепо прихрамывая, побежал, пытаясь укрыться от опасности. Еще один упал замертво, уже ни о чем не заботясь.

Двое пеших воинов бросились в рукопашную, используя свои опустошенные ружья как дубинки. Один из них прыгнул к Диане, другой к Колби. В этот момент Элиас Хендерс поднял обе руки над головой, и ружье выскользнуло из его обессилевших пальцев. Он упал как подкошенный прямо на тело своей мертвой лошади.

Колби выстрелил в живот тому, который бросился на него, и сразу повернулся в сторону Дианы. Как раз позади нее он увидел раскрашенное лицо огромного вождя. Колби видел, как он взмахнул ружьем, желая размозжить ей голову. Но она как раз дернула курок кольта, чье дуло было направлено на покрытое потом, лоснящееся тело дикаря. Ответного выстрела не последовало. Колби, прыгнув к ним, внедрился между Дианой и вождем. Схватив поднятое ружье, он вырвал его из рук краснокожего.

Они схватились. Индеец потянулся к ножу. А Колби, в чьих руках было два разряженных ружья, не имея времени зарядить их, попытался поразить своего врага одним из них. Борясь, они упали.

Диана Хендерс перезарядила свой револьвер и осмотрелась. Рассеянные было, индейские воины вновь сплотились и возвращались с дикими победоносными криками. Похоже, они считали битву выигранной.

Раненый Элиас Хендерс, ценой огромного усилия привстал на одном локте и осмотрел поле битвы. Он мгновенно оценил ситуацию.

– Ди! – закричал он, – Моя девочка! Скорее! Не нужно ждать! Убей себя! Не дайся им живой!

– Не сейчас! – крикнула она и повернулась к двум мужчинам, красному и белому, сцепившимся в смертельной схватке у ее ног. Она приставила дуло своего револьвера к перекатывающемуся, мечущемуся телу индейца и выжидала момент, когда можно будет вогнать пулю в вождя, не поранив при этом Колби.

Сзади к ней быстро приближались возвратившиеся воины. Копыта их лошадей глухо стучали по рыхлой земле. Они были уже почти рядом, когда пальцы Колби, наконец, нашли горло вождя, и голова последнего резко дернулась в сторону. Это и было то мгновение, которого ждала Диана. Она приблизилась к ним вплотную, раздался звук выстрела, и ренегат затих в железной хватке Колби.

В то же мгновение они услышали дикий крик откуда-то снизу. Кто-то кричал, приближаясь к холму. Однако оставшиеся индейцы наступали с противоположного фланга. Поэтому было непонятно: кто же кричит? Не очередной ли это отряд ренегатов?

Колби отбросил в сторону труп вождя и был уже на ногах возле своей любимой. Оба они посмотрели в ту сторону, откуда доносился новый звук. И что же они увидели? Двое верховых мчались к ним сумасшедшим галопом.

– Это Балл! Это Балл! – закричала Диана Хендерс. – Балл и Техасский Пит.

Кони приближающихся ковбоев шли голова к голове. Сами всадники выли как демоны. Индейцы прислушались к этому реву, на мгновение приостановились и повернули в сторону – их, кстати, осталось всего пятеро. Бороться с таким подкреплением – это было для них уж слишком. Выпустив прощальный залп, они во весь опор поскакали прочь.

Но Балл и Техасский Пит и не думали дать им уйти так просто. Милю, а то и более того, они преследовали ренегатов, пока не поняли, что их почти загнанные лошади не способны обойти коней враждебной стороны. Тогда они повернули назад и легкой рысью вернулись к троице на холме.

Как только непосредственная необходимость в обороне отпала, Диана преклонила колени возле своего отца и взяла в руки его голову. Колби также подошел к распростертому человеку, чтобы помочь ей. Внезапно, взглянув в глаза Элиаса Хендерса, она отпрянула в ужасе.

– О! Хол! Хол! Он умер! – закричала она и, скрыв лицо в ладонях, разрыдалась.

Колби, непривычный к женским слезам и к столь сильному проявлению человеческого горя, на миг как бы утратил дар речи. Он почти механически обнял ее и привлек к себе. Так что ее лицо было спрятано у него на груди, когда Балл и Техасский Пит въехали на холм и спешились с ними рядом. Оба мгновенно поняли смысл этой жалобной сцены. Но они поняли и кое-что другое, помимо гибели «старикана», которого оба, конечно, любили – по крайней мере, Балл.

Что касается Дианы и Колби, то глядя на них, Балл слышал похоронный звон по малейшей надежде на счастье своей жизни, которую он мог бы питать. Он был в высшей степени несчастен и ожесточен, поднимая тело своего убитого хозяина и укладывая его поперек седла.

– Садитесь на лошадь Пита, мисс, – сказал он мягко. – Колби, ты иди вперед, с ней. А мы с Питом – за вами – с телом старика.

Все они приняли его предложение без единого слова. Было в нем что-то, что заставляло подчиняться ему, хотя он больше и не был бригадиром. Так с ним было всегда. Он был лидером в любой ситуации. Даже если Баллу не верили или недолюбливали его, все-таки все невольно подчинялись чему-то в этом человеке. Вероятнее всего, это происходило потому, что он был человеком огромной силы, а к тому же весьма быстро соображал и почти неизменно оказывался прав. А вовсе не потому, что люди любили его. Ибо это было не так. Что отсутствовало в Балле, так это те качества, которые обычно привлекают симпатию людей.

Диана и Колби поехали вперед, а Балл и Пит надежно привязали тело Элиаса Хендерса к седлу. Маленький траурный кортеж медленно двинулся к лагерю.

Глава 7. Отъезд Уайнрайта

ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ ПОСЛЕ похорон Элиаса Хендерса коляска Уайнрайтов появилась во дворе ранчо «Застава Y». Старший и младший Уайнрайты спешились и вошли в дом. Они обнаружили Диану в кабинете, – она работала с книгами, которые вела для своего отца, выполняя для него обязанности бухгалтера, в случае, если такового не было в штате. Как раз сейчас и был такой случай.

Она приветствовала их вежливо, хотя и без всякой сердечности. Это была первая ее встреча с ними со времени смерти отца. Ведь она отказалась видеться с молодым человеком после своего возвращения в лагерь с телом Элиаса Хендерса.

– Через несколько дней мы рассчитываем отправиться, мисс Хендерс, – сказал старший. – Вот, решили навестить вас. Может быть, вам нужен совет, или какая-то помощь. Поможем всем, чем сможем. Мы оба всегда в вашем распоряжении.

– Это, разумеется, весьма любезно с вашей стороны, – ответила девушка, – Но, вообще говоря, у меня здесь столько добрых друзей, что я вовсе не собираюсь чем-либо вас беспокоить. Все были со мной очень добры.

– От лишнего добра вреда не бывает, – продолжал старик как ни в чем не бывало. – Наши возможности вам известны. Если у вас, к примеру, возникнет нужда в деньгах, чтобы преодолеть трудное время, пока не улажены дела с наследством, что ж, вы только кликните Джефферсона Уайнрайта. У него много денег, и он не скупец.

– Ничего не нужно, спасибо, – сказала она с едва заметным оттенком неприязни.

Старик медленно встал с кресла и засунул в карманы свои жирные лапы.

– Пожалуй, я немного прогуляюсь, – сказал он, – Думаю, что вам, молодые люди, есть, что сказать друг другу, – он гадко подмигнул им и удалился вразвалочку.

Когда он вышел, в комнате повисла напряженная тишина. Наконец, Джефферсон Уайнрайт младший, несколько раз хорошенько прокашлявшись, прервал ее.

– Папаша говорил вполне искренне. Мы действительно в твоем полном распоряжении. А после нашего разговора той ночью… Ночью накануне… смерти твоего отца – ты знаешь, мне кажется, я имею право помогать тебе, Диана.

Она выпрямилась с суровым и непреклонным видом.

– Думаю, нам лучше забыть об этом, мистер Уайнрайт. После всего, что случилось, я думаю, мой ответ вам ясен, и нам обоим нет смысла унижаться до его произнесения.

– Должен ли я понять это так, что вы, как и ваши ковбои, обвиняете меня в том, что я поскакал за помощью? Но вас бы могли убить всех, если бы не я! По-моему, я поступил вполне благоразумно, – заключил он, даже с некоторым вызовом.

– Да уж, полагаю, вы поступили в высшей степени разумно, – прокомментировала она это ледяным тоном. – А Хол Колби, наоборот, сделал большую глупость, оставшись с нами и рискуя жизнью ради меня с отцом.

– Вы страшно несправедливы, Диана, – настаивал он. – Весь ход событий доказывает, что я поступил правильно. Я встретил Балла и этого техасского парня на полпути к лагерю, и я прислал их вовремя.

– Если бы они были столь же разумны, как вы, то они бы поехали в лагерь за более внушительным подкреплением, как сделали вы. Однако они, как и большинство наших парней здесь, не столь разумны. Так что они, едва не загнав лошадей, примчались к нам на помощь. Их было всего двое, зарубите это себе на носу. А вы ведь сказали им, помнится, что мы окружены не менее, чем сотней индейцев.

– О боже, ну будьте же немного поснисходительней ко мне, Диана! – взмолился он. – Согласен, что я был немного напуган и, возможно, поступил не лучшим образом. Но сделайте же скидку на мою неопытность! Все здесь для меня слишком непривычно. Я никогда до того дня не видел диких индейцев. И все же, думаю, я был прав, что поехал за помощью. Толку от меня все равно было бы мало. Неужели вы не способны простить меня, Диана, и дать мне еще один шанс? Если вы выйдете за меня, я заберу вас из этих забытых богом мест туда, где нет никаких индейцев.

– Мистер Уайнрайт, я не собиралась обижать вас, но вы меня просто вынуждаете это сделать. Вы должны понять, что если бы вы даже были последним мужчиной на земле, все равно бы я не вышла за вас. Я не могу выйти за труса, а вы трус. Точно таким же трусом вы останетесь и на востоке, так что в любой опасности на вас нельзя положиться. Некоторые наши парни тоже родом с востока. Хол Колби, например, родился в Вермонте. И в тот день, когда вы удрали, произошло его первое боевое крещение. Если вам нужны какие-то причины моего отказа, то первую и наиглавнейшую я вам назвала, – Голос ее был низкий и ровный, как и у покойного отца в те редкие минуты, когда он бывал зол. А вот интонация была резкой и язвительной. – Я убеждена, и буду убеждена всегда, что если бы вы тогда не сбежали, а остались, то мы бы справились с дикарями, и отец не был бы так бессмысленно принесен в жертву!

Говоря это, она встала. Поднялся и он, безмолвно ожидая окончания ее речи. Дослушав же до конца, повернулся и пошел к выходу. На пороге он замер и вновь повернулся к ней.

– Надеюсь, что вы не пожалеете о своем решении, – сказал Уайнрайт, и в его тоне послышалась угроза.

– Уверяю вас, что никогда не пожалею о нем. До свидания, мистер Уайнрайт.

Когда он вышел, девушка вся содрогнулась и бессильно опустилась в кресло. Ей бы хотелось, чтобы рядом был Хол Колби. Она нуждалась в поддержке и утешении. Как не хватало ей того чувства безопасности, которое давало ей постоянное присутствие любящего отца!

Почему все мужчины не могут быть такими, как Хол и Балл? Когда она думала о мужской храбрости, она всегда почему-то думала не только о Холе, но и о Балле. Как прекрасны были все они в тот день – Хол, Балл и Пит! Да, они были жесткими и грубыми, как и всегда. В потертой испачканной одежде, не заботящиеся о внешнем лоске. Не боящиеся ни человека, ни зверя, ни дьявола. Они легко рисковали жизнью и привыкли шутить со смертью. Но, при этом, с какой заботливой нежностью они тогда доставили ее в лагерь! И в продолжение всей долгой страшной для нее дороги каждый из трех готов был по первому зову броситься ей на помощь.

Из трех наиболее поразил ее Балл. Так как прежде именно он казался ей самым грубым и бесчувственным. От него меньше всего приходилось ждать проявлений эмоциональности, симпатии или нежности. Но как раз он-то и оказался наиболее чутким и деликатным. Это именно он послал Диану вперед вместе с Колби, чтобы она не видела, как бездыханное тело ее отца взгромождают на лошадь. Он укрыл останки Элиаса Хендерса попонами, чтобы она не была шокирована при виде тела отца, раскачивающегося в такт движению. И это именно Балл всю ночь объезжал отдаленные ранчо и вернулся рано утром с двумя колясками. Так что дальнейший путь домой проходил для нее с наибольшим комфортом. Он говорил с ней изменившимся, более мягким, чем обычно, голосом. Он настаивал, чтобы она ела, и даже заставлял ее силой, когда она пыталась отказаться от пищи.

Однако после похорон отца она его больше не видела, так как он снова был послан загонять скот на последние несколько оставшихся дней родео. В то время как Хол Колби оставался все время при ней, участвуя в составлении планов на будущее. Он помог ей собрать разбежавшиеся мысли в тот трудный момент, когда утрата близкого человека заставляет даже самого рачительного хозяина ослабить свою хватку.

Когда Уайнрайт младший вышел из ее комнаты, девушка погрузилась в размышление. Стенные часы над столом ее отца шли также, как шли они долгие годы, как будто ужасного события не случилось. Она не остановила их вовремя, а теперь уже вроде бы было поздно. Все было так, как будто ее отец сидел в своем привычном кресле, вместо того, чтобы лежать в песчаной ямке на уединенном заброшенном кладбище за Хендерсвилем. Чьи камни, охраняющие покой редких разрозненных могил от покушений койотов, служили приютом ящерицам да гремучим змеям.

Ее благоговение было нарушено топаньем тяжелых башмаков по полу веранды. Она подняла глаза как раз в тот момент, когда старший Уайнрайт ввалился в комнату. На этот раз он не улыбался, да и манеры его были не столь учтивы, как в первый приход.

– Мы собираемся ехать, мисс Хендерс, – бросил он отрывисто. – Но перед отъездом не помешает перекинуться с вами словечком-другим. Конечно, вам об этом ничего ни известно. Но дело в том, что незадолго до смерти вашего папаши мы вели с ним переговоры о купле-продаже и намеревались заключить сделку. Ваш папа хотел уехать отсюда, сдав дела кому-нибудь другому – теперь – когда его прииск иссяк. Я же, со своей стороны, собирался купить пастбища по эту сторону гор. Мы с вашим папочкой уже почти обо всем договорились, когда произошел этот несчастный случай. Теперь послушайте меня внимательно, дорогое дитя. Разумеется, прииск уже ничего не стоит. Да и пастбища уже почти не дают корма. К тому же здесь недостаточно воды для того количества скота, которое я собираюсь пригнать сюда. Но Джефферсон Уайнрайт – человек слова. Если я сказал вашему покойному отцу, что я даю ему двести пятьдесят тысяч долларов за его холдинги, то теперь я цену ни снижу, даже если я и думаю, что они стоят гораздо меньше. А я думаю именно так, дорогое дитя. Все бумаги у меня готовы, так что вам не надо тратиться на юриста. Вы можете получить деньги и отправляться на восток. Будете жить, как вам захочется, в свое удовольствие. Как ваша левая ножка захочет, так и будете жить.

Надо сказать, чем глубже толстяк вдавался в предмет и чем быстрее говорил, тем более он переходил на простонародный диалект своей родины, уснащая свою речь какими-то неясными словечками или циничными поговорочками. Наконец он приостановился.

– Что скажете? – поинтересовался хитрец.

– Это ранчо не для продажи, мистер Уайнрайт, – ответила девушка.

Толстяк от удивления широко распахнул как свои маленькие свинячьи глазки, так и огромный ротище.

– Что это значит – не для продажи? Да ты, должно быть, с ума съехала, дитя мое? Ты даже не понимаешь, что ты говоришь!

– Я прекрасно понимаю, что я говорю. И повторять я не собираюсь, – сказала она. – Папа все это обсуждал со мной. В том числе он рассказывал и о вашем предложении купить наши холдинги за миллион долларов. Но ранчо не для продажи, будь цена миллион или сколь угодно больше. Вам, мистер Уайнрайт, я не продам его ни под каким соусом. С вашей стороны было бы весьма разумно оставить эту тему и удалиться.

Жирное лицо Уайнрайта внезапно налилось кровью и стало багровым от гнева. Он мгновенно утратил дар речи. Так что, направляясь к дверям, он никак не мог подыскать слов, адекватно выражавших переполняющие его чувства. Конечно, он не был оскорблен. Ибо принадлежал к тому сорту людей, чья толстая шкура, подобно неуязвимой броне, защищает их от любых оскорблений. Скорее, он был взбешен. Взбешен от одной той мысли, что его поймала на мошенничестве, разоблачила и расстроила его планы девчонка, с его точки зрения – почти младенец. И, как и следует ожидать от подобного сорта людей, он был зол скорее на нее, нежели на свою неловкость. Дойдя до дверей, он, наконец, нашелся, что сказать.