Текст книги "Тайна желтых нарциссов"

XVIII

Тарлинг по дороге домой медленно шел по широкой Эд-жвар-роуд. Он шел сутулясь и низко опустив голову. Ему не хотелось думать о том, что при создавшихся обстоятельствах на него самого падает подозрение. Ведь он был сравнительно мало известный сыщик, недавно прибывший из Китая. Его родство с Торнтоном Лайном и факт, что он оказался единственным наследником, навлекли на него подозрение. И, кроме того, факт, что на месте преступления найден его револьвер. Высшие чины полиции не откажутся от этого подозрения уже потому, что ему было поручено расследование этого дела.

Он слишком хорошо знал, что вся огромная машина Скотланд-Ярда пущена в ход и работает энергично над тем, чтобы втянуть его в эту трагедию. Хотя это происходило почти незаметно, но он нисколько не сомневался в этом. Он улыбнулся и, пожав плечами, отделался от этой мысли.

Самое сильное подозрение падало на Одетту Райдер. Тарлинг ни минуты не думал, что Торнтон Лайн действительно любил ее. Лайн был неспособен на искреннюю любовь, его богатство делало ему задачу любви достаточно легкой, и только немногие женщины сопротивлялись его желанию. Одетта Райдер была исключением. Только один Тарлинг догадывался о сцене, разыгравшейся между Одеттой Райдер и Лайном в тот день, когда он зашел в фирму. Но, по всей вероятности, уже раньше бывали сцены, весьма щекотливые для девушки и не делавшие чести покойному.

Во всяком случае, он был благодарен судьбе за уверенность в том, что Одетту больше не считали убийцей. Уже в течение некоторого времени он привык называть ее мысленно только Одеттой, – открытие, над которым он при других обстоятельствах посмеялся бы. Но, во всяком случае, он мог считать ее совершенно невинной, так как невозможно, чтобы она одновременно могла быть сразу в двух местах. Когда Торнтон Лайн был найден в Гайд-парке, она лежала в госпитале в Эшфорде, в пятидесяти милях от места убийства, в бесчувственном состоянии.

Но что же следовало ему думать о Милбурге, этом ползучем и скользком создании? Тарлинг вспомнил о том, что покойный Лайн дал ему задачу осведомиться об образе жизни Милбурга. Милбург упорно подозревался в том, что совершал по службе крупные растраты. Если бы Милбург был убийцей? Разве не было возможно, что он застрелил своего шефа в целях сокрытия растрат? Но это было ошибочным заключением, потому что смерть Лайна только ускорила бы расследование и раскрытие его растрат. Было ясно, как на ладони, что после смерти владельца фирмы будет произведена ревизия книг, и тогда все могло выплыть наружу. А Милбург это хорошо знал.

Но, с другой стороны, часто бывали случаи, что преступники совершали самые безрассудные действия. Они часто вовсе не думали о последствиях своих поступков, а такой человек, как Милбург, может быть, и не был в состоянии предвидеть все возможности, которые могли получиться в результате подобного преступления.

Когда Тарлинг дошел уже до конца Эджвар-роуд, он услышал, как его окликнули. Он обернулся и увидел автомобиль, ехавший возле тротуара. Из автомобиля выпрыгнул инспектор Уайтсайд.

– Я только что хотел заехать к вам поговорить немного. Ваша беседа с молодой дамой уже кончена. Я только расплачусь с шофером. В полиции я видел вашего китайца. Вы, по-видимому, отослали его, чтобы некоторое время побыть одному. Я знаю, о чем вы задумались, – продолжал Уайтсайд. – Но, поверьте мне, шеф считает всю эту историю лишь странным совпадением. Вы расследовали пропажу револьвера?

Тарлинг кивнул.

– Вам удалось установить, как он попал в руки, – он сделал паузу, – убийцы Торнтона Лайна?

– У меня есть только предположение, но оно еще не вполне обоснованно.

Тарлинг рассказал ему об открытии, сделанном им в ящике Линг-Чу, о газетных вырезках, в которых сообщалось о похождениях мистера Лайна в Шанхае и трагических последствиях этого.

Уайтсайд слушал молча.

– Тут наверное что-нибудь да есть, – сказал он наконец, когда Тарлинг кончил рассказывать. – Я слыхал очень много о вашем Линг-Чу. Он очень дельный полицейский.

– Лучший китаец, которого я когда-либо видел на службе, – ответил Тарлинг. – Но я не в состоянии утверждать, что разбираюсь в его мыслях. Разберемся еще раз в фактах. Револьвер находился в моем комоде, и единственный, кто мог его взять, был Линг-Чу. В связи с этим находится другой более важный факт, именно что Линг-Чу имел достаточно оснований ненавидеть Торнтона Лайна, который косвенно был виновен в смерти его сестры. Я все это обдумал и в состоянии теперь вспомнить, что Линг-Чу стал необыкновенно молчаливым после того, как увидел Лайна. Он рассказал мне также, что пошел в торговый дом Лайна наводить справки. Мы обсуждали с ним, возможно ли то, что мисс Райдер убила Лайна, и Линг-Чу упомянул, что она не в состоянии управлять автомобилем. Когда я спросил, откуда он это знает, он рассказал мне, что производил расследование в самой фирме. Должен вам сообщить еще один интересный факт, – продолжал Тарлинг, – у меня всегда было подозрение, что Линг-Чу не говорит по-английски. В лучшем случае он знает пару слов на попугайно-английском языке, на том жаргоне, на котором китайцы объясняются в портовых городах. Но он наводил справки в торговом доме Лайна у служащих и могу держать пари на миллион против одного, что он не нашел там ни одной продавщицы, говорящей на кантонском наречии.

– Я велю двум сыщикам наблюдать за ним, – сказал Уайтсайд, но Тарлинг отрицательно покачал головой.

– Это было бы лишней тратой времени, потому что Линг-Чу лучше любого европейца умеет водить таких людей за нос. Он гораздо лучшая ищейка, чем любой сыщик из Скотланд-Ярда, и он обладает особенным исскуством исчезать или становиться невидимым, когда за ним следят. Предоставьте Линг-Чу мне. Я знаю, как обращаться с ним! – гневно добавил он.

– Маленький нарцисс, – сказал задумчиво Уайтсайд, – ведь это же было имя маленькой китаянки. Неужели же это больше чем простой случай? Каково ваше мнение, Тарлинг?

– Да или нет, – осторожно сказал Тарлинг. – Китайский язык не имеет особого обозначения для этого цветка, и я не знаю, является ли желтый нарцисс туземным растением в Китае, но Китай – страна обширная, и все это возможно. Конечно, это могло быть более чем простым случаем, что человек, так тяжко обидевший эту девушку, был убит как раз в это время, когда ее брат находился в Лондоне.

Беседуя таким образом, они пересекли широкую улицу и вошли в Гайд-парк. Странным образом на Тарлинга это место действовало так же притягательно, как на мистера Милбурга.

– Зачем вы меня, собственно говоря, хотели видеть? – вдруг спросил он, вспомнив, что Уайтсайд направлялся к гостинице в тот момент, когда они встретились.

– Я хочу дать вам последний отчет о Милбурге.

Значит, снова Милбург? Все разговоры, все мысли, все указания приводили к этому таинственному человеку. Но то, что Уайтсайд мог рассказать, было не особенно волнующего свойства. Милбург находился под наблюдением день и ночь, и отчет вышел очень обыденным. Но это уже факт, проверенный на опыте, что из совершенно незаметных вещей можно иной раз сделать очень обширные выводы.

– Я, право, не знаю, чего Милбург ожидает от результатов проверки торговых книг, – сказал Уайтсайд, – но, очевидно, он очень заинтересован в этом.

– Каким образом это пришло вам в голову? – спросил Тарлинг.

– Он купил торговые книги большого формата.

Тарлинг рассмеялся.

– Но ведь это, кажется, отнюдь не наказуемое действие, – сказал он. – Что это были за торговые книги?

– Это были огромные тяжелые главные книги, какие употребляются только в очень крупных фирмах. Они настолько тяжелы, что один человек едва в состоянии унести их. И странное дело: он купил как раз три таких фолианта на Сити-Роод и потом на такси доставил их в свою частную квартиру. Я теперь предполагаю, – серьезно сказал Уайтсайд, – что этот человек не совсем обыкновенный преступник, если только его вообще можно уличить в преступлении. Вполне возможно, что он дома ведет двойные книги.

– Это не особенно вероятно, – прервал его Тарлинг. – Говорю вам это, хотя я очень уважаю вас за вашу наблюдательность. Для того чтобы удержать в памяти все подробности такого огромного дела, нужны сверхчеловеческие силы. Скорее можно предположить, что он имеет намерение перейти служить в другую фирму или иметь свое собственное дело. Во всяком случае, это еще не преступление – иметь одну или даже три такие толстые торговые книги. Когда он приобрел их?

– Вчера рано утром, до того, как фирма «Лайн» открыла свои двери. А вы узнали какие-нибудь новости во время разговора с мисс Райдер?

Тарлинг пожал плечами. Ему очень неприятно было разговаривать с этим человеком об Одетте. Но в тот же момент ему стало ясно, что с его стороны непростительно и глупо позволить красоте этой девушки оказывать на себя влияние.

– Я убежден в том, что она сама ничего не знает об убийстве, кого бы она ни подозревала в этом.

– Она, стало быть, подозревает кого-нибудь?

Тарлинг кивнул.

– Кого?

Тарлинг снова запнулся.

– Предполагаю, что это Милбург.

Он вынул из кармана узенький ящичек и достал оттуда оба картона с оттисками пальцев Одетты Райдер. Ему стоило большого усилия воли сделать это, хотя самому было трудно разобраться в своих чувствах.

– Вот оттиски пальцев, которые вы желаете иметь.

Уайтсайд был очень взволнован, потому что инспектор Уайтсайд считался в полиции самым большим авторитетом по части дактилоскопии.

Исследование продолжалось довольно долго.

Тарлинг долгие годы спустя еще вспоминал об этой минуте, об освещенной солнцем дороге, о многих праздношатающихся пешеходах, которые быстрым или медленным шагом шли по дороге, и о прямой фигуре Уайтсайда, который держал в руках обе карточки, все время внимательно разглядывая их.

– Это очень интересно, – начал Уайтсайд. – Вы видите, что оттиски обоих больших пальцев почти одинаковы. Это встречается чрезвычайно редко.

– Ну и?.. – нетерпеливым, почти злым тоном спросил Тарлинг.

– Это очень интересно, – повторил Уайтсайд, – но ни один из обоих оттисков не похож на оттиски на ящике комода.

– Слава богу! – радостно воскликнул Тарлинг. – Слава богу!

XIX

Бюро фирмы «Бешвуд и Саломон» находилось в маленьком здании в центре Сити. Эта фирма пользовалась хорошей репутацией, и в числе ее клиентов находились самые уважаемые фирмы Англии. Обоим владельцам было пожаловано дворянское достоинство.

Сэр Феликс Саломон принял Тарлинга в своем частном бюро. Это был высокого роста импозантный мужчина в зрелых годах. Его обращение было немного резким, но он обладал добродушным характером. Он посмотрел на вошедшего сыщика поверх очков.

– Вы из Скотланд-Ярда? – сказал он, еще раз посмотрев на карточку Тарлинга. – У меня всего пять минут времени для разговора с вами. Вы, по всей вероятности, желаете поговорить со мной относительно ревизии книг Лайна?

Тарлинг кивнул.

– Мы еще не начали заниматься этим делом, но надеемся приняться за книги завтра. У нас теперь очень много дел, и нам придется нанять новых служащих для того, чтобы справиться со всеми работами, которые нам переданы правительством – замечу мимоходом. Как вам, вероятно, известно, фирма «Лайн» не принадлежит к нашим клиентам, а все ревизии своих книг давала производить фирме «Пьюрбрек и Стоор», но мы приняли это поручение по просьбе мистера Пьюрбрека, которому очень важно, чтобы ревизия производилась нейтральным лицом. Видите ли, есть предположение, что один из служащих фирмы совершил растрату. Вдобавок мистер Лайн умер так трагически, и оказывается совершенно необходимым, чтобы ревизия книг производилась нейтральной фирмой.

– Это я понимаю, – ответил Тарлинг. – Наше учреждение вполне умеет ценить все ваши затруднения. Но я пришел сюда для получения личной информации, так как я вдвойне заинтересован в этом случае.

Сэр Феликс пытливо взглянул на него.

– Мистер Тарлинг, – повторил он, – ну, понятно, я полагаю, что в данном случае вы бы, собственно говоря, должны были предъявить письмо или официальную бумагу вашего учреждения?

– Совершенно верно, но мой интерес к состоянию имущества фирмы в данный момент более или менее безличен. Управляющим фирмы является некий Милбург.

Сэр Феликс кивнул.

– Да, он весьма любезен и дал нам все указания. И если слухи, что мистер Милбург обкрадывал фирму, в какой-либо степени основываются на истине, то он нам, очевидно, больше всего помог уличить самого себя.

– У вас есть все торговые книги?

– Да, все, – с ударением на каждом слове ответил сэр Феликс, – последние три книги были доставлены мистером Милбургом лично. Вот они! – Он указал на большой пакет, завернутый в желтую бумагу и лежавший на маленьком столике близ окна. Он был плотно обвязан шнурком и, кроме того, обернут крепкой красной лентой с сургучной печатью.

Сэр Феликс наклонился вперед и позвонил. Сейчас же вошел один из служащих.

– Положите эти книги к прочим.

Служащий чуть не закачался под тяжестью этой ноши, когда выходил из комнаты.

– Мы храним все книги, счета и оправдательные документы фирмы «Лайн» в особом помещении, – объяснил сэр Феликс. – Они все были запечатаны, и печати будут сняты в присутствии мистера Милбурга, как заинтересованной стороны, и, кроме того, одного представителя королевского атторнея.

– Когда это случится?

– Завтра, после обеда, или, может быть, даже утром. Мы дадим знать Скотланд-Ярду о точном времени, так как мы предполагаем, что это учреждение заинтересовано в этом и пошлет своего представителя.

Он тут же поднялся и распрощался с сыщиком.

Тарлинг снова попал на мертвую точку, когда он в Сент-Мэри-Эксе сел в автобус, направляясь в западную часть города.

Во всех своих расследованиях он постоянно попадал в тупик. Сперва он по ошибке заподозрил Одетту Райдер, а теперь снова могло оказаться, что Милбург не виновен в этом убийстве.

Несмотря на это, он испытывал чувство удовлетворения, что торговые книги фирмы «Лайн» будут так быстро проверены. Эта проверка могла, быть может, привести к поимке убийцы и, во всяком случае, дать новые факты для того, чтобы окончательно снять все подозрения с Одетты Райдер. Он пошел в фирму «Бешвуд и Саломон», чтобы иметь возможность ориентироваться лично. После того как он получил успокоительную информацию об этом деле, он вернулся в свою квартиру, чтобы выяснить случай с Линг-Чу, который сейчас был под наибольшим подозрением в совершении убийства. Он сказал правду, когда объявил инспектору Уайтсайду, что знает, как обращаться с Линг-Чу. С китайским преступником – он был готов поверить, что и Линг-Чу, его вернейший ассистент, был таковым, – нельзя обращаться по-европейски. И он, известный под именем «охотника на людей», во всем Южном Китае имел репутацию человека, способного выжимать показания методами, не допускаемыми никакими писаными законами.

Он вошел в свою квартиру, запер за собою дверь и сунул ключ в карман. Он знал, что Линг-Чу дома, так как он велел ему ждать своего возвращения.

Китаец вышел в переднюю, снял с него пальто и шляпу и последовал за ним в комнаты.

– Запри дверь, Линг-Чу, – сказал Тарлинг по-китайски. – Я тебе кое-что должен сказать.

Последние слова он сказал по-английски, и китаец быстро взглянул на него. Тарлинг никогда раньше не говорил с ним на этом языке, и он сейчас же понял, что это должно означать.

Тарлинг сел за стол, подперев рукой подбородок.

– Линг-Чу, ты еще никогда не говорил мне, что умеешь разговаривать по-английски.

Он не спускал глаз со своего слуги.

– Господин ведь никогда меня об этом не спрашивал, – спокойно ответил китаец.

К величайшему изумлению Тарлинга, он говорил по-английски без малейшего акцента и вполне правильно.

– Это неправда, – строго сказал Тарлинг. – Когда ты мне в тот раз рассказывал, что ты слыхал об убийстве, я сказал, что ты не понимаешь по-английски, и ты не возражал мне.

– Это и не годится для слуги – возражать своему господину, – холодно ответил Линг-Чу. – Я очень хорошо изучил английский язык. Я был учеником иезуитского колледжа в Ханькоу. Но для китайца нехорошо, чтобы другие знали, что он понимает по-английски. Но господин должен был знать, что я говорю и даже читаю по-английски, иначе зачем же мне держать в ящике газетные вырезки, которые господин сегодня утром искал?

Тарлинг сдвинул веки.

– Ты, следовательно, знаешь, что я открыл твой ящик?

Китаец улыбнулся. Это было нечто необычайное, потому что, насколько Тарлинг мог вспомнить, Линг-Чу еще никогда не улыбался.

– Газетные вырезки лежали в известном порядке: одна в одном направлении, а следующая в противоположном. Когда я разглядывал их по возвращении из Скотланд-Ярда, они были положены совершенно иначе. Не могли же они сами прийти в беспорядок, господин. А кроме вас никто не мог открыть моего ящика.

Наступила продолжительная пауза, достаточно неприятная для Тарлинга, потому что благодаря его небрежности Линг-Чу обнаружил факт обыска своих вещей.

– Я думал, что положил их в том же порядке, как вынул. – Тарлинг хорошо знал, что ложью он ничего не выиграет. – Ну, теперь скажи мне, Линг-Чу, это правда, все то, что я вычитал в вырезках?

– Да, это правда, господин. Маленький Нарцисс или, как ее называли чужестранцы, «Маленький желтый нарцисс» была моей сестрой. Она против моей воли стала танцовщицей в чайном домике, потому что наши родители уже умерли. Она была хорошей девушкой, господин, и она была красива, как цветок миндаля, господин. Китаянки в глазах чужестранцев, по большей части, не кажутся красивыми, но Маленький Нарцисс была похожа на фарфоровую фигурку, и она обладала добродетелью тысячи лет.

– Она была хорошей девушкой, – повторил Тарлинг, на сей раз говоря по-китайски. Он выбирал слова особого значения, которые выражали почтение к умершей.

– Она хорошо жила и хорошо умерла, – спокойно сказал китаец. – Слова одного англичанина оскорбили ее. Он стал называть ее многими нехорошими именами, потому что она не хотела подойти к нему и сесть к нему на колени, и хотя он опозорил ее, обняв ее на глазах у других мужчин, но все-таки она была хорошая и умерла почетной смертью.

Снова наступило глубокое молчание.

– Это я понимаю, – спокойно сказал Тарлинг. – Когда ты заявил мне, что готов сопровождать меня в Англию, ты ожидал снова встретить этого злого англичанина?

Линг-Чу покачал головой.

– Нет, это я выбросил из головы до тех пор, пока я недавно не увидел его в торговом доме; тогда снова нахлынули злые мысли, и ненависть, которую я считал преодоленной, вспыхнула ярким пламенем.

– И ты желал его смерти?

Линг-Чу ответил на вопрос только коротким кивком. Китаец беспокойно зашагал взад и вперед по комнате. Его возбуждение сказывалось в движениях его рук.

– Я очень любил Маленького Нарцисса и надеялся, что она скоро выйдет замуж и будет иметь детей. Тогда, согласно вере моего народа, ее имя было бы благословлено. Ведь сказал же великий учитель Конфуций: «Что может быть более достойно почтения, чем мать, имеющая детей!» И когда она умерла, я почувствовал, что в моем сердце стало пусто, потому что у меня не было другой любви во всей моей жизни. Но тогда случилось убийство Гоо-Синга, и я поехал в глубь страны, чтобы захватить Лу-Фанга. И эта работа помогла забыть свою боль. И я забыл ее до тех пор, пока снова не увидел его. Но тогда старый траур снова вошел в мое сердце, и я пошел…

– Чтобы убить его?

– Да, чтобы убить его, – повторил Линг-Чу.

– Расскажи мне теперь все, – тяжело дыша, сказал Тарлинг.

– Это было в тот вечер, когда господин пошел к маленькой молодой женщине. Я твердо решился тоже выйти, но не мог найти подходящего предлога, потому что ты дал мне строгий приказ не покидать квартиры в твое отсутствие. Поэтому я спросил, нельзя ли мне сопровождать тебя. Я сунул в карман пальто скорострельный пистолет, который я предварительно зарядил. Господин, ты дал мне поручение следовать за тобой, но, когда я увидел, что ты пошел своей дорогой, я покинул твой след и пошел к большому магазину.

– Почему же ты пошел туда? – удивленно спросил Тарлинг. – Ведь Лайн не живет в этом доме?

– Это я тоже открыл, – просто объяснил Линг-Чу, – я думал, что в таком большом доме он сам для себя устроил хорошую квартиру. В Китае владельцы больших фирм обычно сами проживают в своем торговом помещении, поэтому я пошел туда, чтобы обыскать его.

– Как ты попал туда? – снова удивленно спросил Тарлинг.

Линг-Чу опять улыбнулся:

– Это было очень легко; ведь господин знает, что я хорошо умею лазать. Я нашел длинную железную водосточную трубу, которая вела до самой крыши. Торговый дом двумя сторонами выходит на большие улицы, третья сторона выходит на узенькую улицу, а четвертая – на совсем маленький переулок, в котором горело несколько огней. Оттуда я поднялся на крышу. На крыше я нашел много окон и дверей, и для такого человека, как я, больше не было затруднений. Я попадал из одного этажа в другой; нигде не было света во всех этих помещениях, но я все-таки тщательно продолжал поиски. Но ничего не нашел, кроме большого количества товаров и ящиков, шкафов и очень длинных барьеров.

– Ты хочешь сказать, прилавков, – поправил его Тарлинг.

Линг-Чу кивнул.

– И наконец я попал в полуэтаж, где увидел человека с белым лицом. – Он сделал краткую паузу. – Сперва я пошел в большое помещение, где мы его встретили, но оно было заперто. Я открыл его ключом, но там было темно, и я узнал, что там никого не было. Потом я тихо пошел по коридору, потому что увидел свет в другом конце, и потом я попал в бюро.

– Это помещение было тоже пустым?

– Да, одна лампа горела, и выдвижные ящики письменного стола были открыты. Я подумал, что он здесь должен находиться. Я вынул пистолет, спрятался за шкафом. Вдруг я услышал шаги. Я осторожно выглянул из-за угла и узнал другого человека.

– Милбурга? – сказал Тарлинг.

– Да, это его имя. Он уселся за письменный стол человека с белым лицом. Я знал, что это его письменный стол, потому что на нем стояло много портретов и цветов. Человек повернулся ко мне спиной.

– Что же он делал? – спросил Тарлинг.

– Он обыскал письменный стол и вынул из одного ящика конверт. Я со своего места мог также заглянуть в ящик. Там было много маленьких безделушек, какие туристы покупают в Китае. Из конверта он вынул бумажку с четырьмя черными буквами, которую мы называем «хонг».

Тарлинг был поражен.

– И что случилось дальше? – с жадностью спросил он.

– Он сунул конверт в карман и вышел. Я слышал, как он шел вдоль по коридору, потом я вышел из своего убежища и также обыскал письменный стол. При этом я положил револьвер на стол, так как мне нужны были обе руки. Но я ничего не нашел, только маленькую книгу, в которой человек с белым лицом записывал все, что он пережил.

– Ты хочешь сказать – дневник. А что ты сделал потом?

– Я обыскал все помещение и при этом наступил на провод. Он, должно быть, соединял контакт с электрической лампой на столе. В этот момент я услышал, что большой человек вернулся, и быстро удалился в другую дверь. Это все, господин, – просто сказал Линг-Чу. – Я снова как можно быстрее поднялся на крышу, потому что боялся быть накрытым. Это не было бы почетно для меня.

Тарлинг свистнул.

– А пистолет ты оставил там?

– Да, это правда, господин. Я сам понизился в своих глазах, а в своем сердце я убийца, потому что я пошел на место, чтобы убить человека, опозорившего мою семью.

– И при этом ты оставил пистолет, – еще раз сказал Тарлинг. – И Милбург нашел его.