Текст книги "Шестое чувство Ридера"

Вред ли любители женской красоты причислили бы ее к излюбленному своему типу, но в то же время Ридер должен был признать, что некрасивой ее назвать нельзя было.

– Я признаюсь, что с моей стороны это было очень глупо. Я не должна была делать этого, – сказала она мягким, грудным голосом. – Но как раз, когда я собиралась ко сну, у меня мелькнула эта нелепая мысль, и, не откладывая ее в долгий ящик, я тут же выполнила ее. Я могла бы себе позволить роскошь купить эти камешки, потому что в момент задержания при мне находилась пятидесятифунтовая банкнота.

– Это правда? – осведомился у полицейского судья. Полицейский утвердительно кивнул головой.

– Вы доставили нам множество хлопот своим нежеланием назвать себя и указать свой адрес… Мне понятно, что вам нежелательно, чтобы кто-либо узнал о вашем бессмысленном поступке, но если вы и впредь собираетесь упорствовать в своем нежелании назвать себя, то я буду принужден посадить вас в тюрьму на неделю.

Женщина была просто, но хорошо одета, на руке ее мерцало кольцо с крупным бриллиантом. Ридер оценил кольцо в двести фунтов.

«Мисстрис Джексон» решительно покачала головой.

– Я не могу вам назвать себя и сказать, где я живу, – коротко заявила она.

– Отвести в камеру для подследственных, – бросил судья. – И подвергнуть врачебному освидетельствованию. Меня интересует, что скажет о ее умственных способностях врач.

Женщину вывели из зала суда, а следом за нею направился и Ридер.

В коридоре он столкнулся с сержантом Уилльсом, приветливо ухмыльнувшимся ему.

– Вот полюбуйтесь, – сказал он, указывая на лежащий перед ним чемодан. – Какого вы мнения об этой истории? Это что-то совсем новенькое. Я что-то никогда не слышал, чтобы крали щебень. Этот чемодан с его содержимым весит не меньше пятидесяти килограммов. Видно у этой женщины есть силенка. Парень, притащивший сюда чемодан, взмок до седьмого пота.

Ридер осмотрел чемодан. Это был очень элегантный, чемодан, украшенный серебряными шарнирами и застежками, шелковая подкладка его была изорвана в клочки и покрыта мраморною пылью.

– Очень интересно, – прошептал Ридер. – исключительно интересно. Вы больше ничего не обнаружили?

– Нет, только вот еще эту пару перчаток, – сказал чиновник, указывая на пару больших кожаных перчаток.

– Эти перчатки не впервые употреблялись во время такой работы, – пробормотал Ридер – Похоже на то, что в них переносили целую коллекцию различных мраморных осколков. Что у нее было в кармане?

– Ничего, кроме банкнот с печатью центрального отделения банка. Быть может, это наведет вас на какое-нибудь след?

После обеда мистер Ридер сидел у себя в кабинете. Неожиданно затрещал телефон. Сняв трубку, он услышал голос сержанта Уилльса.

– Не могу ли я переговорить с вами? Дело касается банкнот.

Несколько минут спустя в кабинет Ридера вошел сержант.

– Эти банкноты были три месяца тому назад выданы мистеру Сиднею Телферу, – доложил, он, – а последний передал их своей экономке, некоей мисстрис Уелфорд,

– И «мисстрис Джексон» не кто иная, как экономка мисстрис Уелфорд? – осведомился Ридер.

– Да. Бедняга Телфер едва не потерял рассудок, когда я рассказал ему о том, что она арестована. Он тут же поехал подтвердить ее личность. Ее выпустили на поруки, и Телфер плакал, как ребенок, утверждая, что она не в своем уме. И как он боялся ее! Когда я привел ее в тюремную приемную, она бросила на него взгляд, и этим взглядом было все сказано. У него ноги подкосились.

Ридер провел день в попытках выяснить что-либо относительно личности мисстрис Ревекки Алемби Мэри Уелфорд. Она была вдовой профессора университета Джона Уелфорда, умершего два года спустя после свадьбы.

Потом она поступила на службу в семью Телферов и с четырехлетнего возраста находилась при Сиднее.

Мисстрис Телфер назначила ее опекуншей над Сиднеем, и таким образом бывшая воспитательница стала опекуншей своего воспитанника и управляла всем домом Телферов.

Дом Телферов также привлек внимание мистера Ридера.

Он стоял у ворот и с любопытством взирал на красный двухэтажный дом. В это мгновение отворилась дверь, и на пороге показалась крупная экономка. Она несла ведро с золой. Ридер поспешил спрятаться.

Затем, услышав, как захлопнулась дверь, он осмелился снова выйти уз своего убежища.

Ридер оглядел садовые дорожки – они не были устланы мрамором. Сиднея Телфера не было видно, но сыщик знал, что он находится в доме. Поэтому он и выбрал место, с которого мог наблюдать за домом, сам оставаясь незамеченным его обитателями.

Управление делами фирмы Телферов перешло в руки конкурсного правления, а сам Сидней по-прежнему был болен. Он послал своей секретарше уведомление, прося ее прибыть к нему на дом и поручив ей сжечь всю его «частную переписку». Далее он извещал ее о том, что вскоре уезжает за границу.

Ридер ознакомился с содержанием этого письма, ибо он просматривал всю переписку, прибывавшую от Сиднея на адрес фирмы. И это письмо частично послужило причиной появления Ридера в этих краях.

Спустились сумерки. К дому подъехал закрытый автомобиль, и, прежде чем шофер затормозил, из дома выскочил Сидней Телфер. В руках он тащил два больших чемодана и, швырнув их в машину, последовал за ними. Дверца захлопнулась, и автомобиль с большой скоростью понесся по дороге.

Наступила ночь. Со стороны Реджент-парка надвигался густой туман, но Ридер все еще неподвижно стоял на своем наблюдательном посту.

Дом был погружен во мрак, не было слышно ни малейшего шума, -казалось, он вымер.

Но в доме продолжала находиться бывшая воспитательница Сиднея, его бывшая опекунша, ставшая ныне его женой. Эта властная женщина не только стала женою сумасбродного, болезненного юноши, но и фактически переняла руководство делами фирмы, хотя ничего в них не смыслила. Ридер не напрасно потратил свое время на собирание сведений. У него в кармане лежала копия брачного свидетельства, с неопровержимой ясностью устанавливающая подлинный характер отношений между юношей и его опекуншей.

Туман несколько прояснился, что отнюдь не соответствовало намерениям Ридера; он предпочел бы, чтобы туман окутал его густой пеленой, позволив ему и в дальнейшем оставаться незамеченным.

Затем произошло нечто совершенно неожиданное.

К дому медленно подъехало такси. Из машины легко выпрыгнула молодая девушка.

То была мисс Маргарет Беллмен.

Ридер, выждав, пока такси уехало, вышел из своего тайника и направился к девушке.

– О… Мистер Ридер! Как вы меня испугали! -воскликнула молодая девушка. – Я хотела навестить мистера Телфера, он болен, нет… его экономка написала мне, чтобы я его навестила.

– В самом деле? Угодно вам позвонить или вы предпочтете, чтобы я это сделал за вас?

Она ответила ему, что это излишне, потому что вместе с письмом она получила и ключ от дома.

– Она осталась одна с мистером Телфером, который ни за что не хочет разрешить вызвать сиделку, – пояснила девушка, – и…

– Я попрошу вас говорить тише, – прошептал Ридер. – Если мистер Телфер в самом деле болен…

– Но ведь он же не может услышать нашего разговора, – удивленно прошептала в ответ девушка.

– Почем знать? У больных людей всегда очень тонкий слух. Каким способом вам доставили письмо?

– Мне принес его посыльный. Час тому назад. Никто не выходил и не входил в дом, кроме Сиднея.

А Сидней, страшась еврей властной супруги, выполнил бы слепо все ее предписания.

– В письме вас не просили, – продолжал Ридер, – захватить с собою в дом письмо?

– Нет, – возразила Маргарет,-но мисстрис Уелфорд позвонила мне по телефону и попросила меня захватить с собою письмо, потому что Сиднею было бы неприятно, если бы его частная переписка могла кому-либо попасться на глаза. Но почему вы меня спрашиваете об этом, мистер Ридер? Что-нибудь случилось?

Он ничего не ответил и, протолкнув ее к двери, бесшумно последовал за нею.

– Отоприте дверь, – прошептал он, – я пойду за вами. Делайте то, что я Вам говорю.

Дрожащей рукою она отперла дверь, Передняя была слабо освещена, слева у лестницы находилась телефонная будка.

Сверху послышался знакомый Ридеру голос:

– Мисс Беллмен?

Маргарет, чувствуя, как сильно бьется ее сердце, остановилась и взглянула по направлению, откуда доносился голос.

– Да, мисстрис Уелфорд.

– Вы захватили с собою письмо?

– Да…

Ридер незаметно прокрался вдоль стены за девушкой.

– Очень хорошо, – продолжал грудной голос. Не угодно ли вам позвонить по телефону врачу – No 65876 – и сказать ему, что мистер Телфер нехорошо себя чувствует. Я попрошу вас закрыть за собою дверь, мистер Телфер не переносит звона.

Маргарет вопросительно взглянула на сыщика, он утвердительно кивнул головой.

Женщина, находившаяся наверху, явно хотела выиграть время, но чего ради было это ей необходимо?

Молодая девушка прошла в телефонную будку. Ридер услышал, как за нею захлопнулась дверь, но то не был обыкновенный металлический стук, он уловил металлическое звяканье захлопнувшегося замка.

Ридер насторожился. Он заметил, что у двери ре было ручки, и, кроме того, замочная скважина была закрыта небольшой металлической заслонкой. Приложив ухо к двери, он услышал голос девушки:

– Но аппарат не в порядке… я… я не могу открыть дверь…

Не теряя ни секунды, он бросился наверх По лестнице и услышал, как впереди захлопнулась дверь. Не выпуская из рук свой зонтик, он бросился к двери.

– Отоприте дверь! – закричал он.

Но в ответ раздался лишь смех.

Ридер повернул ручку зонтика, и в то же мгновение блеснула полоса стали: нижняя половина зонтика, словно футляр, упала на пол, высвободив стальной кортик.

Вонзив кортик в дерево двери, он несколькими движениями проделал в ней отверстие и просунул в него дуло револьвера.

– Отставьте кувшин в сторону, или я всажу вам в голову пулю! – крякнул Ридер.

Комната была ярко освещена, и он увидел перед собою мисстрис Уелфорд, стоявшую около какой-то системы труб. Одна из труб уходила в пол. В руках она держала большой эмалированный кувшин, рядом с нею стояло еще с полдюжины кувшинов.

В углу комнаты виднелся большой круглый котел, к которому вела медная труба. Женщина безучастно взглянула на дверь.

– Он хотел убежать с нею, – сказала она просто, – после всего того, что я сделала для него.

– Отоприте дверь?

Мисстрис Уелфорд отставила в сторону кувшин и задумчиво провела рукой по лбу.

– Сидней мой любимец, – сказала она, – я вынянчила его, воспитала его… В корабле было больше миллиона, но они все обманывают его.

Она бессвязно заговорила об одном из неудачных начинаний фирмы Телфер: о попытках поднятия со дна морского потонувшего корабля. Это начинание стоило фирме немало денег. Не было никаких сомнений, что женщина была душевнобольной.

– Отоприте дверь, мы спокойно потолкуем обо всем этом, – продолжал Ридер. – Я убежден, что идея с испанским кораблем была верной.

– Не правда ли? – оживившись, спросила она и в то же мгновение поспешила к двери и отперла ее. Ридер вошел в комнату.

– Прежде всего дайте ключ от телефонной будки, – сказал он, – вы введены в заблуждение относительно этой молодой особы. Она – моя жена.

Сумасшедшая удивленно посмотрела на него.

– Ваша жена? – переспросила она, и на лице ее медленно расплылась улыбка. – Господи… Как я была глупа! Вот вам ключ…

Уговорив ее спуститься с ним вниз, Ридер освободил молодую девушку из ее заключения.

Он прошептал ей несколько слов, и мисс Маргарет поспешила удалиться.

– А теперь вы мне расскажите, откуда вам известно про кувшины? – приветливо осведомился он.

Она присела на диван и, скрестив руки, стала смотреть на ковер. Потом она заговорила:

– Меня научил этому Джон, мой первый муж. Он был профессором и интересовался электротехникой. Это все очень просто, раз в вашем распоряжении имеется достаточно энергии, – у нас в доме все делается при помощи электричества. У нас электрическое отопление, электрическая плита… И я увидела, что мой любимец разорен… Я выяснила, сколько у него осталось в банке денег… И я поручила Биллингему получить все деньги и доставить их сюда. Сидней ничего не знал об этом, Биллингем прибыл сюда вечером в его отсутствие. Я отослала Сиднея в Брайтон. И потом я все сделала… Я сменила замок у телефонной будки, провела туда трубу из этой комнаты, а проветрить телефонную будку было очень просто. После того, как все было кончено, я пустила в ход электрический вентилятор…

Она рассказала ему о большой электрической печке в прачечной, но в это мгновение дальнейшее ее повествование прервало прибытие полиции и врача.

Горько плача, покинула она зловещий дом, сожалея о том, что теперь некому будет штопать носки Сиднея и следить за состоянием его галстуков.

Ридер прошел с инспектором на первый этаж и показал ему все оборудование.

– Эта труба ведет в телефонную будку…– сказал Ридер.

– Но ведь кувшины пусты, – перебил его удивленный инспектор.

Ридер зажег спичку и опустил ее в кувшин. Спичка мгновенно погасла.

– Углекислый газ, – пояснил он. – Его нетрудно добыть. Простейший способ: полить мрамор серной кислотой. Кислота хранилась в этом котле. Углекислый газ лишен цвета и запаха, но он очень тяжел, вы можете его лить, как жидкость. Она могла купить осколки мрамора, но побоялась, что странная покупка навлечет на нее подозрения. Поэтому она ночью отправилась на поиски мрамора. Она убила Биллингема. Каким-то способом заманив его в телефонную будку, она заперла за ним дверь и удушила его газом.

– А что она сделала с трупом? – осведомился в ужасе полицейский.

– Пройдите в прачечную, – пояснил Ридер. – Там вы ничего ужасного не обнаружите, но увидите Электрическую печь. В этой печи Можно сжечь не только человеческое тело, но и алмаз.

В эту ночь мистер Ридер направился домой в большом смущении. В течение долгих часов он разгуливал по кабинету, мучительно размышляя об одном и том же.

Перед ним была неразрешимая проблема: следовало ли ему извиниться перед Маргарет Беллмен за то, что он осмелился выдать ее за свою жену, или нет?

Глава 5. Зеленая Мамба

Любопытство погубило немалое количество блестящих видов на будущее. Любопытство опаснее карт, алкоголя, безрассудной страсти. Немало людей в погоне за легким заработком и за богатством рисковали сойти с проторенной житейской дороги, чтобы угодить в исследованные дебри жизни и затем, быть счастливыми, если случай позволял им снова вернуться на прежний свой путь.

Мо Лисский занимал в своих кругах солидное положение, которому ему удалось добиться в силу некоторых личных свойств.

Он достиг бы и большего, если бы не был ослеплен неожиданно последовавшим предложением и если бы не поддался соблазну.

Некий араб-аферист, по имени Эль Раббут, не раз совершал поездки в Англию. Иногда он прибывал с пароходами, груженными бананами, плывшими по маршруту Фунчал, Лас Пальмас, Танжир, Опорто, Лондон…

Это был совершенно обыкновенный араб с желтоватым , цветом лица и следами оспы на нем. Он говорил по-английски, потому что ему было суждено в юности попасть в руки американского миссионера.

Этот араб приносил Мо большую пользу, потому что он ухитрялся провозить большие партии наркотиков в Триест ; и дальше на Восток. Не раз он возил ящики с апельсинами, в золотистую мякоть которых были вдавлены металлические капсюли с сахарином, кокаином, гидрохлоратом и прочим контрабандным товаром.

Время от времени Раббут принимал на себя заботу о подобном грузе, труд его хорошо оплачивался, и он был доволен судьбою.

Но однажды он повстречался с Мо в трактире «Четырех веселых моряков» и рассказал ему о вызвавшем много толков воровстве, учиненном шайкою анжерских воров в Феце.

Воры похитили знаменитый смарагд Сулеймана, одну из крупнейших драгоценностей Востока.

Никто, даже султан Абдул Азис, во времена самого жестокого денежного кризиса, не осмелился изъять этот камень из мечети Омара и обратить его в деньги.

Но анжерцы не испугались святотатства, они вломились в мечеть, убили двух сторожей и исчезли, захватив с собою исполинский смарагд. А вслед им понеслись стенания и проклятия, раздававшиеся от западного побережья Марокко до Калькутты.

Это не повлияло на решимость воров, все помыслы которых были направлены на подыскание платежеспособного покупателя. Эль Раббут, чьи свойства всем были известны, оказался также впутанным в эту историю.

И вот об этом он и рассказал своему приятелю Мо Лисскому во время встречи с ним в трактире «Четырех веселых моряков».

– Миллион песет чистого барыша для меня и для вас, господин, – сказал Раббут, уважавший Мо за его манеру расплачиваться полностью и в срок.

– Но это сопряжено для меня с верной смертью, если история эта выплывет наружу, – добавил он многозначительно.

Мо молча выслушал его и провел рукою по лбу. Мо был известен своим пристрастием к драгоценностям. То, о чем ему сообщил Раббут, отличалось от обычного рода его дел, но из газет ему было известно о баснословной цене камня я не мог он устоять перед соблазном так легко и быстро заработать полмиллиона.

То обстоятельство, что Скотленд-Ярд и полицейские управления всего мира охотились за девятью великолепными камнями Сулеймана, его особенно не беспокоило.

Ему были достаточно хорошо известны подземные ходы, по которым камни переходили из рук в руки, пока их след не терялся. К тому же, если бы дело обернулось скверно, то всегда оставалась возможность выдать камень и получить обещанные за находку пять тысяч фунтов вознаграждения.

– Я должен обдумать это предложение. Где находятся камни? – спросил он.

– Здесь, – ответил, к большому его изумлению, Раббут. – Я мог бы их доставить вам через десять, пятнадцать минут.

Дело представлялось Мо Лисскому очень заманчивым, и он искренне пожалел о том, что в настоящее время впутался в другое дело, к тому же не сулившее никаких материальных выгод.

Мо Лисский был всецело поглощен в настоящее время Мэри Лу Плесси.

Скверные женщины обыкновенно бывают очень скверными. А Мэри Лу была действительно скверной женщиной. Она была красива, стройна, и головка ее походила на головку пажа.

Ридеру как-то случилось видеть ее: он выступал свидетелем по делу Варфоломея Ксаверия Плесси, очень смышленого француза, обладавшего способностью подделывать, и притом очень успешно, английские банкноты.

Банкноты, выходившие из-под руки француза, были почти совершенно неотличимы от настоящих банкнот, но для Ридера в этом вопросе не существовало ничего невозможного.

Он не только сумел отличить подделку, но и выследил фальшивомонетчика, и благодаря ему, Варфоломею Ксаверию Плесси пришлось познакомиться с английским судом.

Судья спокойно и деловито изложил ему все мотивы, по которым подделку банкнот никоим образом нельзя признать похвальным поступком. Вряд ли эти рассуждения произвели на обвиняемого большое впечатление. Впрочем, на этот счет судья не заблуждался. Он знал, что гораздо более сильное впечатление произведет последняя краткая фраза, гласившая:

– …приговаривается к двадцати годам тюремного заключения.

Любила ли Мэри Лу своего мужа или нет, – это был вопрос, на который нелегко было ответить. Надо полагать, что особенно нежных чувств она к нему не питала.

Но она ненавидела Ридера. Она ненавидела его не за то, что он посодействовал тому, что супругу ее пришлось отправиться на покой, а за то, что во время судебного разбирательства он осмелился обронить следующую фразу:

«Женщина, с которой обвиняемый состоял в связи».

Она отлично понимала, что стоило Ридеру захотеть, и ей пришлось бы занять место на скамье подсудимых рядом с Плесси, но он этого не захотел. И это неуместное сострадание, проявленное по отношению к ней, заставило ее ненавидеть его всей душою.

Мэри Лу занимала просторную квартиру на Портлэнд-стрит в доме, принадлежавшем ей и ее мужу.

Эта парочка вела свои дела всегда на широкую ногу, и Плесси», прежде чем отправиться в тюрьму, обладал большой скаковой конюшней. Позже ему пришлось сменить роскошную квартиру на гораздо более скромный номер в Паккхерстской тюрьме.

Мэри Лу продолжала жить в своей квартире.

Прошло несколько месяцев, ее муж все еще сидел в тюрьме. Однажды она обедала в обществе Мо Лисского, ставшего некоронованным королем лондонского преступного мира. Он был небольшим, ничем внешне не примечательным человеком, носившим пенсне и более смахивавшим на профессора, чем на преступника.

И все же он диктовал свою волю преступникам Англии, его слово было законом на многих ипподромах, в «игорных притонах и подозрительных заведениях, давно привлекавших внимание полиции.

Он командовал своими верными сподвижниками, заставлял смиряться соперников, облагал поборами всех мошенников и был гарантирован от неожиданного вмешательства полиции в его дела. Полиция не раз пыталась вмешаться в его начинания, но каждый раз ее попытки не приводили ни к чему и оставались безрезультатными.

Мэри Лу стала идеалом Мо. Это очень отрадно, когда у вора и мошенника появляются какие-нибудь идеалы, остается лишь пожалеть, что идеалом Мо была такая недостойная особа, как Мэри Лу.

С напряженным вниманием прислушивался он к ее словам, рука его нервно поигрывала цепочкой от часов, а глаза были устремлены на узор белоснежной скатерти.

Он любил ее, но все же даже любовь не могла заглушить в нем голоса осторожности.

– Это все очень хорошо, Мэри Лу, – сказал он. – Я готов признать, что могут покончить с Ридером. Но что будет потом? Поднимется шум и гам еще больший, чем если бы Эпсомское Дерби выиграл какой-нибудь фукс! А это очень опасно! Я никогда не интересуюсь «синими», регулярная полиция меня не интересует, но эта старая лисица сидит не в Скотленд-Ярде, а у прокурора, и можно сказать с уверенностью, что будь он на самом деле так глуп, как кажется, то его бы туда не послали. Как раз теперь мне представляется возможность сделать дело, на котором я заработаю больше, чем на каком бы то ни было другом деле. Неужели ты сама не можешь покончить с Ридером, не впутывая меня в эту историю? Ты ведь так ловка, я, право, не знаю, кто бы мог сравняться с тобою.

– Разумеется, если ты боишься Ридера…– презрительно заметила она, и на ее тонких губах заиграла сострадательная улыбка.

– Я? Боюсь?! Не говори глупостей, малютка! Покажи-ка лучше, на что ты способна без моей помощи. А если тебе не удастся справиться с ним, то тогда я примусь за него. Я боюсь его?! Послушай, что я тебе скажу: при желании я могу в два счета покончить с этим старым сычом!

В канцелярии прокурора все были убеждены в том, что Ридер может сам позаботиться о себе. И когда полицейский инспектор Пейн явился сообщить, что он видел Лу в обществе самого опасного преступника Лондона, то прокурор самодовольно улыбнулся и заявил:

– Нет, Ридер не нуждается в помощи и в охране. Если Вам угодно, я сообщу ему о вашем предостережении, но полагаю, все, что вы можете ему сказать, ему известно и без того. Разве Скотленд-Ярд не собирается что-либо предпринять против Мо и его банды? Лицо Пейна вытянулось.

– Нам удалось дважды накрыть его, но каждый раз он представлял столь неопровержимые доказательства своей невиновности, что мы ничего не могли предпринять против него. Наш шеф заявил, что желает лицезреть его лишь при условии, что руки Мо будут в крови, потому что если ему удастся их вымыть, то он снова будет уже вне опасности. Это очень увертливый молодчик.

Прокурор кивнул головой.

– Но Ридер тоже очеиъ ловок, – многозначительно сказал он, – Этот человек опаснее Мамбы. Вы знаете, что такое Мамба? Мамба – это очень красивая черная змея. Ее укус смертелен: человек умирает через две секунды после ее укуса.

Несколько позднее прокурор вызвал к себе в кабинет Ридера.

По обыкновению, Ридер вошел с виноватым и застенчивым видом, вводившим в заблуждение тех, кто не знал его ближе. С закрытыми глазами и не прерывая своего шефа, выслушал он сообщение в Мо и Мари Л у.

– Слушаю, сэр, – сказал он, тяжело вздохнув. – До меня также доходили слухи об этом. Лисский? Ведь это человек, поддерживавший связь со всеми людьми, способными на противозаконные действия. При иных обстоятельствах, скажем во Флоренции, он возглавлял бы политическую партию. Это очень любопытный субъект, и у него очень любопытные друзья.

– Надеюсь, тел удовлетворите свое любопытство без риска для собственной жизни, – предостерегающе заметил прокурор.

Ридер снова тяжко вздохнул и открыл рот, словно собираясь сказать что-то. Наконец он промолвил:

– Скажите… не бросает ли тень на наше ведомство то обстоятельство, что Лисский… все еще разгуливает на свободе?..

Прокурор взглянул на него и затем решительно заявил:

– Посадите его за замок. Ридер задумчиво кивнул головой.

– Я не раз говорил себе, что это было бы наилучшим решением вопроса, – сказал он, и в глазах его засквозила меланхолия. – У мистера Лисского очень обширный круг знакомых с очень странными особенностями. Он водятся с голландцами, русскими, поляками, евреями, впрочем, в числе его приятелей имеется и один араб. Прокурор испытующе посмотрел на него.

– Араб? Уж не думаете ли вы в смарагдах Сулеймана? Дорогой друг, в Лондоне несколько сот арабов, а в Париже вы их найдете несколько тысяч.

– А в Марокко их несколько миллионов, – пробормотал Ридер. – Я упомянул об арабе лишь мимоходом. А что касается моей приятельницы мисстрис Плесси, то будем надеяться на благоприятный исход.

И он удалился.

Прошло около месяц», прежде чем он проявил интерес к этому делу. Он провел немало времени, гуляя около ипподрома, но ни с кем не разговаривал, никого ни о чем не расспрашивал.

Как-то возвратившись домой поздно ночью, он обнаружил у себя на столе узкий, плоский пакет, прибывший, как сообщила ему экономка, с послеобеденной почтой.

Адрес был напечатан на пишущей машинке, а марка носила на себе печать центрального почтамта.

Он развернул пакет, завернутый в коричневую бумагу. Под коричневой оберткой оказался слой серебряной бумаги, – и затем он извлекает из пакета атласную коробку. Он осторожно приподнял крышку – в коробке оказались шоколадные конфеты.

Ридер был большим лакомкой, и шоколад обладал для него почти притягательной силой. Он удивленно вынул одну из шоколадных конфет и с любопытством разглядывал ее.

В это мгновение в комнату вошла экономка и внесла на подносе чай. Мистер Ридер, по обыкновению, взглянул на нее вверх стекол пенсне:

– Вы любите шоколад, иисстрис Керрель? – спросил он ее.

– Да, сэр, – ответите экономка, просияв от столь явно выраженного внимания Ридера.

– И я очень, люблю шоколад, – сказал Ридер. – Но, к сожалению, врач запретил мне есть шоколад, прежде чем он не будет подвергнут исследованию государственной лаборатории. – И с этими словами закрыл коробку и бережно завернул ее в бумагу.

Мисстрис Керрель особой сообразительностью не отличалась, но чтение газет, особенно отдела объявлений, в значительной степени расширило ее кругозор.

– Ах, вы хотите, должно быть, выяснить, не содержит ли он витамины? – спросила она. Ридер покачал головой.

– Нет, нет, вряд ли он содержит витамины. Хоть обычно я питаюсь исключительно витаминами. Благодарю вас, мисстрис Керрель.

Он бережно перевязал коробку и написал на обертке адрес Скотленд-Ярда. К пакету он приложил сопроводительное письмо, вложив в конверт красную этикетку, на которой было напечатано крупными буквами: «Яд».

После этого он занялся своими обычными делами и стал пить чай.

Шоколад он развернул в четверть седьмого, а ровно в половине двенадцатого выключил свет и лег в постель. Засыпая он сказал

– Великий Боже. Мэри Лу Плесси… И война началась.

Все это произошло в среду вечером, а в пятницу утром появление двух господ нарушило туалет Мэри Лу. Явившиеся господа заговорили с нею об отпечатках пальцев, найденных на конфетах, и тому подобных вещах. Полчаса спустя в одной из камер на Хальбороу-стрит стало заключенных больше, и арестованная имела удовольствие выслушать предъявленное ей инспектором обвинение.

На ближайшем судебном заседании ей пришлось выслушать приговор, гласивший, что она «приговаривается к двум годам тюремного заключения за попытку отравить мистера Джона Ридера путем посылки ему отравленных конфет, содержащих, как показал анализ, аконит».

Мо Лисский в течение всего судебного разбирательства не покидал зал суда, и на его худом лице явственно отпечаталась симпатия, которую он питал к молодой женщине.

После того, как ее увели, он направился в коридор и там допустил первую оплошность.

Ридер как раз собирался уходить и старательно натягивал на руки перчатки.

В это мгновение к нему подошел Мо.

– Вы – Ридер, если не ошибаюсь?

– Совершенно верно, это я, сэр.

Ридер благожелательно посмотрел на обратившегося к нему человека.

Казалось, он ожидает, что сейчас по его адресу раздадутся восторженные поздравления.

– Меня зовут Мо Лисский. Вы засадили под замок мою приятельницу.

– Ах, Мэри Лу Плесси?..

– Да, вы отлично это знаете, Ридер! И за это вам придется поплатиться!

В то же мгновение кто-то схватил Мо за руку.

– Пойдемте-ка со мною, – услышал он за собою голос. Обернувшись, он увидел, что его схватил сыщик. Мо побледнел.

– В чем вы меня обвиняете? – спросил он хрипло.

– В попытках запугать свидетеля путем угроз, – сказал чиновник.

На следующее утро Мо пришлось предстать перед судьей и отправиться на три недели в тюрьму.

Ридер отлично знал, что угроза эта не останется без последствий, и подготовился к удару. Он знал, что ему удалось победить лишь в первом раунде и что борьба еще не окончена.

– Мне кажется, что, пока он не выйдет снова на свободу, ничего не случится, – сказал Ридер Пейну, предложившему охранять его. – Он получил бы наибольшее удовлетворение, если бы смог покончить со мною… И поэтому он отсрочит борьбу до выхода на свободу. Мне кажется, целесообразнее всего было бы, если бы вы меня охраняли до того времени, пока он не выйдет из тюрьмы.

– Вы хотели, должно быть, сказать: после того, как он выйдет из тюрьмы? – поправил его полицейский.

– Нет, до того времени, пока он выйдет из тюрьмы, – повторил Ридер. – Когда он окажется на свободе, мне было бы… нежелательно, чтобы полицейская охрана препятствовала его начинаниям…

Мо Лисский снова вышел на волю.

Отныне он утратил одно из наибольших своих достоинств и мысленно проклинал себя за то, что рискнул поставить под угрозу все свое предприятие со смарагдами. И прежде всего, он поспешил связаться снова с Эль Раббутом и выяснить, в каком состоянии находится дело.

В его жизнь вошло новое обстоятельство, сводившее его с ума. Он ощущал горечь сознания, что ему пришлось познакомиться с тюрьмой, и опасался, что все те, которые до сих пор безропотно повиновались ему, веря в его непогрешимость, теперь восстанут против его ига и попытаются действовать самостоятельно.