Текст книги "Удивительные сюжеты Шекспира"

Двенадцатая ночь

[18]18
  Себя к плывущей мачте привязал… – Из перевода Э. Линецкой.
  …по крови и по нраву благородный… – Из перевода Д. Самойлова.
  И я теперь все дочери отца… – Из перевода Д. Самойлова.
  К вам герцога слезу… – Из перевода Д. Самойлова.
  Я тысячу смертей готов принять… – Из перевода А. Кронеберга.
  Вы это мне? Я ничего не знаю… – Из перевода Д. Самойлова.
  Далее цитируется перевод М. Лозинского.


[Закрыть]

Орсино, герцог Иллирийский, был влюблён в прекрасную графиню Оливию. Он любил её преданно, но безнадёжно: Оливия отвергала его чувства. А когда скончался её брат, графиня перестала пускать в свой дом даже посланцев Орсино. Она передала герцогу, что отныне целых семь лет даже небо не увидит её лица: она будет носить вуаль, как монахиня, – в память об умершем брате, образ которого никогда не померкнет в её сердце.

Герцогу, страдавшему от неразделённой любви, нужен был наперсник – человек, которому он мог бы вновь и вновь рассказывать о своих сердечных муках. И случай привёл к нему такого человека.

У иллирийского побережья разбился большой корабль. Среди тех, кому посчастливилось выбраться на берег живым, были капитан и молодая красивая девушка по имени Виола. Впрочем, она не радовалась счастливому спасению из морских волн: на корабле вместе с ней плыл её брат-близнец Себастьян, и судьба его оставалась неизвестной. Виола очень любила брата; они были так похожи, что если бы не одежда, их можно было бы спутать. Капитан, утешая Виолу, призвал её не терять надежды: – Я видел, как ваш брат

 
Себя к плывущей мачте привязал
И, оседлав её, поплыл по морю.
 

Узнав, что они попали в Иллирию, где правит молодой герцог Орсино, по крови и по нраву благородный, Виола решила переодеться мужчиной и поступить к нему в услужение.

Герцог взял её на службу, и Виола стала пажом по имени Цезарио. День за днём она выслушивала печальную повесть Орсино о его безответной любви. Сначала она ему просто сочувствовала, но со временем сочувствие переросло в любовь.

Однажды герцогу пришло в голову послать Цезарио к Оливии, чтобы тот попробовал уговорить её выйти замуж за Орсино. Виола помимо своей воли отправилась выполнять это поручение.

Она явилась в дом Оливии, но дворецкий Мальволио, человек тщеславный и вздорный («с больным самолюбием», по словам его госпожи), не пустил посланца герцога на порог.

Мнимый Цезарио не пожелал смириться с отказом и поклялся произнести свою речь перед графиней, чего бы то ни стоило. Оливия заинтересовалась посланцем, который не пожелал повиноваться её приказам, и захотела на него взглянуть:

– Ну что ж, послушаем ещё одного посланника Орсино, – сказала она.

Виолу впустили к графине. Та отослала слуг, терпеливо выслушала упрёки в жестокосердии, которыми дерзкий паж осыпал её от имени герцога, – и внезапно влюбилась в мнимого Цезарио. Когда он ушёл, Оливии захотелось одарить его каким-нибудь знаком любви. Она вызвала Мальволио:

– Этот дерзкий посланец оставил здесь перстень. Догони и верни – мне он не нужен. – С этими словами она вручила Мальволио свой собственный перстень.

Мальволио догнал пажа и отдал ему перстень. Виола, не оставлявшая никакого перстня, с женской проницательностью поняла, что Оливия влюбилась в неё. Возвращаясь во дворец герцога, она думала о неразделённой любви, выпавшей на долю её возлюбленного, её самой, а теперь ещё и Оливии.

Когда Цезарио вернулся к герцогу Орсино, тот слушал музыку, пытаясь унять душевную боль.

– Ты ведь тоже влюблён, не так ли? – сказал герцог той, кого принимал за пажа.

– Чуть-чуть, – ответила Виола.

– И какова же твоя возлюбленная? – спросил он.

– Похожа на вас.

– Молода? – поинтересовался герцог.

– Почти что ваших лет, – ответила Виола.

– Слишком стара, ей-богу! – воскликнул герцог. – Жена должна быть моложе мужа.

– Вы правы, государь, – смиренно ответила Виола.

Вскоре Орсино снова пожелал отправить мнимого Цезарио к Оливии. Пытаясь разубедить его, Виола спросила:

– Что, если бы другая женщина полюбила вас так, как вы любите Оливию?

– Нет, так никто другой любить не может, – ответил герцог.

– Мне известно, как способна полюбить женщина, – продолжала Виола. – У моего отца была дочь; она любила так, как я, быть может, полюбил бы вас, если б родился женщиной.

– Расскажи мне эту повесть! – воскликнул Орсино.

– В ней сплошь белые страницы, – ответила Виола. – Моя сестра и слова не проронила о своих чувствах. Любовь таилась в ней, словно червяк в бутоне розы, питаясь румянцем её щёк. Бледная, задумчивая, она вынуждена была улыбаться, скрывая любовную тоску Это ли не настоящая любовь?

– Что же, твоя сестра умерла от любви? – спросил герцог.

И Виола, которая на самом деле говорила о своей любви к нему, ответила:

– Из всей семьи остался только я,

И я теперь все дочери отца

И сыновья… хоть точно и не знаю…

Что ж, я отправлюсь к леди?

– Да, ступай же скорее! – воскликнул Орсино, мгновенно потеряв всякий интерес к её рассказу. – И передай ей от меня вот этот драгоценный камень.

И бедная Виола вновь отправилась к графине.

На этот раз Оливия, не в силах скрыть свою любовь, призналась в ней так честно и открыто, что Виола поспешно ушла, сказав напоследок:

– Прощайте же.

 
К вам герцога слезу
Я больше никогда не принесу.
 

Но Виола не знала, как велико в ней чувство сострадания. И когда влюблённая Оливия прислала слугу, умоляя мнимого Цезарио прийти ещё раз, у Виолы не хватило решимости ей отказать.

В доме Оливии жил её дядя сэр Тоби со своим приятелем сэром Эндрю.

Этот сэр Эндрю, неумный и нелепый хвастун, сватался к Оливии, но та отвергла его. Видя, сколь благосклонна Оливия к простому пажу, он был вне себя от ревности и злости.

Сэр Тоби, старый весельчак и выпивоха, обожал шутки и розыгрыши. Зная, что его друг – изрядный трус, он решил позабавиться: убедил сэра Эндрю вызвать пажа на дуэль и сам передал Цезарио вызов, когда тот выходил из дома Оливии.

Бедный паж пришёл в ужас:

– Тогда я вернусь в дом; я не боец!

– Нет, в дом вы не вернётесь, – решительно ответил сэр Тоби, – не то вам придётся сначала сразиться со мной.

Вид у него при этом был такой свирепый, что Виола предпочла не связываться с ним и дождаться сэра Эндрю. Наконец тот появился, тоже перепуганный до полусмерти, и незадачливые дуэлянты со страхом взялись за шпаги. Тут, к счастью для обоих, появились стражники – и трагикомическая дуэль не состоялась. Виола поспешно удалилась, а сэр Тоби пробормотал ей вслед:

– Бесчестнейший, дрянной мальчишка, да ещё и трусливый как заяц!

Тем временем Себастьян, брат-близнец Виолы, счастливо избежавший опасностей бушующего моря, благополучно приплыл в Иллирию, где решил явиться ко двору герцога. Когда он проходил мимо дома Оливии, откуда совсем недавно убежала Виола, его заметили сэр Эндрю и сэр Тоби – и, конечно же, приняли за трусливого Цезарио. Сэр Эндрю, набравшись храбрости, кинулся на него с кулаками.

– Вот тебе! – крикнул он.

– А вот тебе, и вот, и вот, и вот! – ответил Себастьян, отвечая на удар ударом, и ещё одним, и ещё.

Сэр Тоби пришёл на помощь приятелю и схватил Себастьяна за руку. Тот вырвался и обнажил шпагу, готовый драться с обоими, – но тут на шум вышла Оливия, хозяйка дома. Она выгнала дядюшку с его приятелем, осыпая их упреками, а затем обратилась к Себастьяну (которого она тоже приняла за Цезарио), умоляя его успокоиться и войти в дом.

Себастьян с радостью согласился: конечно, он был удивлён и растерян, но не мог устоять перед красотой и учтивостью Оливии. В тот же день они обвенчались: Оливия так и не поняла, что перед ней не Цезарио, а Себастьян и вовсе был уверен, что видит сон или грезит наяву.

Тем временем Орсино узнал, что вышло из визитов Цезарио, и отправился к графине сам, прихватив с собой пажа. Оливия встретила их перед входом в дом. Увидев того, кого она считала своим мужем, Оливия принялась упрекать Цезарио за то, что он так скоро её покинул; герцогу же она заявила, что его сватовство ей так же неприятно, как вопли после музыки.

– Вы всё так же безжалостны? – печально произнёс Орсино.

– Я всё так же постоянна, – отрезала Оливия.

Орсино пришёл в ярость и поклялся отомстить, убив её возлюбленного, Цезарио.

– Пошли, мальчишка! – приказал он пажу.

Виола, покорно следуя за ним, произнесла:

 
– Я тысячу смертей готов принять,
Чтоб вам покой и утешенье дать.
 

– Цезарио, муж мой, постой! – в ужасе вскричала Оливия.

– Ты её муж?! – гневно переспросил герцог.

– Нет, государь! – ответила Виола.

– Позовите священника! – велела Оливия.

Священник, лишь недавно обвенчавший Оливию с Себастьяном, подтвердил её слова.

– Ах ты двуличный щенок! – рассвирепел герцог. – Что ж, забирай её – но смотри больше не попадайся мне на пути!

Тут неожиданно появился окровавленный сэр Эндрю и принялся обвинять Цезарио в том, что тот разбил голову ему и сэру Тоби.

– Вы это мне? Я ничего не знаю, – уверенно ответила Виола, – Вы без причины на меня напали,

Но после вежливого разговора

Мы разошлись без всякого ущерба.

Конечно же, как она ни клялась, никто ей не поверил… И тут, к всеобщему изумлению, появился Себастьян.

– Я очень огорчён, что ранил вашего родственника, – сказал он жене. – Простите мне, любимая, хотя бы во имя наших столь недавних клятв.

Герцог, ошеломлённо переводя взгляд с Виолы на Себастьяна и обратно, воскликнул:

 
– Одно лицо, одна одежда, голос, –
И двое! Как в волшебных зеркалах!
 

– Родные братья не так похожи, как эти двое! – воскликнул кто-то. – Так который же из вас Себастьян?

– У меня нет братьев, – ответил Себастьян. – А сестру мою поглотили морские волны. Будь вы женщиной, – обратился он к Виоле, –

 
Я бы слезами облил ваши щёки,
Сказав: «Привет, погибшая Виола!»
 

Увидев брата живым, Виола невероятно обрадовалась и тотчас призналась, что она и есть его сестра. Слушая её поразительную историю, Орсино пожалел девушку – а как известно, от жалости до любви один шаг…

– Мой мальчик, ты твердил мне сотни раз,

Что я всех женщин для тебя дороже, – проговорил он.

– И эти речи повторю под клятвой, – ответила Виола, –

И эти клятвы сохраню в душе.

– Дай же мне руку и будь моей супругой и госпожой! – радостно произнёс Орсино.

Так благородная Виола нашла своё счастье, Оливия обрела в Себастьяне любящее сердце и доброго мужа, а он в ней – верную и преданную жену

Много шума из нечего

[19]19
  …она слишком мала для большой похвалы… – Из перевода А. Кронеберга.
  Я бы не женился на ней… – Из перевода Т. Щепкиной-Куперник;
  Время тащится на костылях… – Из перевода А. Кронеберга.
  Далее цитируется перевод Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть]

На острове Сицилия есть город Мессина; там-то несколько веков назад и разыгралась эта забавная буря в стакане воды.

Всё началось с радостного события: испанский герцог дон Педро одержал победу над чужеземным войском. Он нанёс врагам такое сокрушительное поражение, что позабылась даже страна, откуда они пришли. После тягот войны дон Педро решил отдохнуть в Мессине со своей свитой, в которую входили его сводный брат дон Хуан и два молодых итальянских аристократа, Бенедикт и Клавдио.

Бенедикт, весельчак и балагур, собирался всю жизнь оставаться холостяком. Зато его друг Клавдио, едва прибыв в Мессину, влюбился в Геро, дочь тамошнего правителя Леонато.

И тут случилось вот что. Июльским днём один человек по имени Борахио собирался окуривать сухой лавандой душную комнату в доме Леонато. Вдруг до него донеслись слова:

– Скажи мне прямо, что ты думаешь о Геро?

Это был Клавдио, который прогуливался с Бенедиктом в саду под окном. Борахио решил подслушать их разговор и устроился поудобнее.

– Скажу, что она слишком мала для большой похвалы, слишком смугла для светлой и слишком низка для высокой, – ответил Бенедикт. – Но будь она иной, она была бы нехороша.

– На мой взгляд, Геро прелестнейшая из девушек, – сказал Клавдио.

– А на мой – нет, – парировал Бенедикт, – причём я пока ещё обхожусь без очков. Зато её кузина Беатриче, не будь она такой ехидной, была бы настолько же прекрасней Геро, насколько начало мая прекрасней конца декабря.

Беатриче, племянница Леонато, обожала отпускать язвительные замечания в адрес Бенедикта, который называл её «милейшая Шпилька». Беатриче любила повторять, что родилась под пляшущей звездой и потому не может быть скучной.

Клавдио и Бенедикт всё ещё беседовали, когда к ним подошёл дон Педро и добродушно спросил:

– Что тут у вас за секреты?

– Сделайте одолжение, ваше высочество, заставьте меня говорить, – шутливо ответил Бенедикт.

– Повелеваю властью государя, – поддержал его шутку дон Педро.

– Ты слышишь, граф Клавдио?! – воскликнул Бенедикт. – Я умею хранить тайны, как немой, но уж если «властью государя», то вынужден ответить: он влюблён! Влюблён в малышку Геро, дочь Леонато.

Дону Педро нравились Геро и её отец Леонато; дождавшись, когда Бенедикт уйдёт, дон Педро сказал Клавдио:

– Будь верен своей любви к Геро, а я помогу тебе завоевать её. Этой ночью её отец устраивает маскарад. Я притворюсь, будто я – это ты, и расскажу Геро о твоей любви. Если она будет благосклонна, я пойду к её отцу и спрошу его согласия на ваш союз.

Мужчины предпочитают свататься сами, без посредников; но когда собираешься просить руки единственной дочери правителя города, не стоит отказываться от помощи, которую предлагает герцог. Можно сказать, что Клавдио повезло, – но у каждой удачи есть изнанка.

У Клавдио был тайный недруг – дон Хуан, сводный брат дона Педро. Он ненавидел Клавдио за то, что дон Педро благоволил к нему больше, чем к самому дону Хуану. Вот ему-то Борахио и решил пересказать подслушанный разговор.

– Ну что ж, – сказал дон Хуан, выслушав его, – я тоже пойду на маскарад и повеселюсь там по-своему.

В ту ночь все были в масках и маскарадных костюмах; дон Педро, выдав себя за Клавдио, попросил Геро прогуляться с ним.

Как только они удалились, к настоящему Клавдио подошёл дон Хуан:

– Синьор Бенедикт, я полагаю? – осведомился он.

– Он самый, – солгал Клавдио.

– Синьор, вы имеете большое влияние на моего брата, – сказал дон Хуан. – Он влюбился в Геро. Прошу вас, постарайтесь как-нибудь излечить его от этой любви. Геро ему не пара.

– С чего вы взяли, что он любит её? – недоверчиво спросил Клавдио.

– Я слышал, как он клялся ей в любви, – ответил дон Хуан.

– И я слышал! – поддакнул Борахио.

Доверчивый Клавдио решил, что герцог обманул его.

– Прощай, Геро, – пробормотал он. – Какой я был дурак, что доверился посреднику!

А неподалёку вели оживлённую беседу Беатриче и Бенедикт.

– Вас Бенедикт когда-нибудь смешил? – спросила она, притворяясь, будто не узнаёт его под маской.

– Бенедикт? А кто это такой? – удивлённо спросил Бенедикт.

– Шут принца, – ответила Беатриче и принялась высмеивать Бенедикта, да так язвительно, что тот сказал потом дону Педро:

– Я бы не женился на ней, даже если бы в приданое за ней дали всё, чем владел Адам до грехопадения.

Но главным героем маскарада стал не Бенедикт и не Беатриче, а дон Педро. Он в точности исполнил всё, что обещал, и вернул Клавдио радость жизни, появившись перед ним с Геро и Леонато.

– Граф, берите мою дочь и с ней всё моё состояние, – сказал Леонато, и от радости сердце Клавдио едва не выскочило из груди.

– Клавдио, когда вы идёте в церковь? – спросил дон Педро.

– Завтра, – мгновенно ответил Клавдио. – Время тащится на костылях, пока любовь не вступит в свои права.

– Дай ей ещё неделю, милый сын, – попросил Леонато.

– А теперь, – сказал дон Педро, улыбаясь, – нам предстоит найти жену для синьора Бенедикта. Это будет поистине подвиг, достойный Геракла.

– Я вам помогу, – ответил Леонато, – даже если мне придётся не спать десять ночей подряд.

– И я сделаю всё, чтобы подыскать кузине хорошего мужа, – сказала Геро.

Так, со смехом и весельем, закончился маскарад, на котором Клавдио получил хороший урок: доверять друзьям и не верить кому попало.

И вот дон Педро придумал, как поженить Бенедикта и Беатриче. Из них выйдет прекрасная пара, сказал он, только надо их немного подтолкнуть.

– Когда Беатриче окажется рядом, – предложил он друзьям, – мы громко заговорим о том, как Бенедикт сохнет от любви к ней. Она его пожалеет, потом заметит его хорошие стороны, а там и влюбится в него. А когда неподалёку окажется Бенедикт, мы станем жалеть прекрасную Беатриче, которая полюбила этого бессердечного насмешника. Вот увидите: через неделю, если не раньше, он объяснится ей в любви!

Вскоре заговорщикам представился удобный случай. Бенедикт читал в садовой беседке, вокруг которой густо разрослась жимолость; Клавдио и Леонато подошли и сели снаружи.

– Ваша дочь рассказала мне о том письме, что писала Беатриче, – начал Клавдио.

– Ох уж это письмо! – воскликнул Леонато. – Она вскакивает по дюжине раз за ночь и пишет неизвестно что. Но Геро как-то подсмотрела в нём имена: «Бенедикт» и» Беатриче»; а потом Беатриче разорвала его на куски.

– Геро слышала, – добавил Клавдио, – как она плакала, восклицая: «О милый Бенедикт!»

Тщеславный Бенедикт поверил в эту неправдоподобную историю, и она тронула его до глубины души. «Беатриче мила и умна, – сказал он себе. – Но я не должен зазнаваться. Я уже чувствую, что люблю её. Все, конечно, будут потешаться надо мной, но их бумажные стрелы не причинят мне вреда».

Тут в беседку зашла Беатриче со словами:

– Меня послали пригласить вас обедать, хоть я и не хотела идти.

– Благодарю вас, милая Беатриче, – от всей души ответил Бенедикт.

– Мне было так же просто заслужить вашу благодарность, как вам поблагодарить меня, – холодно произнесла Беатриче.

Хотя ответ и был холодным, на душе у Бенедикта потеплело: он не сомневался, что на самом деле Беатриче рада его видеть.

Геро взялась за нелегкую задачу растопить сердце Беатриче – и без труда нашла способ. В один прекрасный день она просто-напросто сказала своей служанке Маргарите:

– Беги в гостиную и шепни Беатриче на ушко, что мы с Урсулой гуляем в саду и разговариваем о ней.

Геро не сомневалась, что Беатриче не преминёт подслушать этот разговор. И действительно: услышав слова Маргариты, Беатриче поспешила укрыться в садовой беседке.

– А правду ли говорят, – спросила Урсула, другая служанка Геро, подходя вместе с нею к беседке, – что Бенедикт страстно в неё влюблён?

– Так говорят и принц, и мой жених, – ответила Геро. – Они просили меня передать ей, но я сказала: «Нет! Пусть лучше Бенедикт поборет это чувство».

– Но почему?

– Да потому, что Беатриче – невыносимая гордячка. Глаза её вечно сверкают насмешкой и презрением. Она чересчур тщеславна для любви. Мне будет больно видеть, как она посмеётся над любовью Бенедикта.

Пусть лучше, словно пламень приглушённый, Наш Бенедикт зачахнет от любви.

– Я не согласна, – возразила Урсула. – Думаю, ваша кузина достаточно умна, чтобы разглядеть достоинства Бенедикта.

– Да, в Италии другого такого нет, – согласилась Геро. – Не считая моего Клавдио, конечно.

Геро и Урсула, весело болтая, ушли из сада, а взволнованная и растроганная Беатриче воскликнула:

– О бедный Бенедикт!

 
Любовью за любовь вознагражу я,
И станет сердце дикое ручным.
 

Но давайте от добрых замыслов друзей перейдём к коварным планам врагов.

Из козней дона Хуана на карнавале ничего не вышло, и тогда Борахио предложил новый план: убедить Клавдио и дона Педро, что Геро – легкомысленная особа, у которой уже есть возлюбленный.

Вечером накануне свадьбы дон Хуан, прийдя к дону Педро и Клавдио, поинтересовался, действительно ли Клавдио собирается взять в жёны Геро.

– Вам же это известно! – удивился дон Педро.

– Он может передумать, – ответил дон Хуан, – когда увидит то, что я ему покажу.

И он отвел их в сад. Там они увидели женщину, которая, выглянув из окна комнаты Геро, вела любовные беседы с Борахио.

Клавдио и дон Педро поверили, что эта женщина – Геро; Клавдио воскликнул:

– Завтра же я осрамлю её при всех!

Но то была вовсе не Геро, а только лишь её служанка Маргарита.

Клавдио и дон Педро в смятении покинули сад, а дон Хуан тихо смеялся им вслед.

За свой подлый замысел Борахио получил от дона Хуана кошелёк с тысячей дукатов; отправившись бродить по ночным улицам со своим другом Конрадом, он беспечно хвастался богатством и тем, как легко оно ему досталось.

Ночной сторож, услышав их разговор, решил взять под стражу человека, которому заплатили тысячу дукатов за низкий поступок. Сторож арестовал Борахио и Конрада и отвёл в тюрьму.

На следующий день в церкви собрались все знатные мессинцы. Появилась Геро в подвенечном платье; лицо её было прекрасно и безмятежно, а глаза сияли чистотой.

Отец Франциск, проводивший церемонию, спросил у Клавдио:

– Вы пришли сюда, синьор, чтобы заключить брачный союз с этой девушкой?

– Нет! – отвечает Клавдио.

Леонато, решив, что жених хочет блеснуть остроумием, сказал:

– Он пришёл, чтобы вступить в брачный союз, а уж заключите его вы, отец Франциск.

Тогда монах обратился к Геро:

– Вы пришли сюда, синьора, чтобы вступить в брачный союз с графом?

– Да, – ответила Геро.

– Если кому-либо из вас известны препятствия к заключению этого союза, я требую, чтобы вы их открыли.

– Вам известно какое-нибудь препятствие, Геро? – спросил Клавдио.

– Нет, – ответила она.

– А вам, граф? – продолжал монах.

– Осмелюсь ответить за него: нет, – сказал Леонато.

– На что только не осмеливаются люди, сами не зная, что делают! – с горечью воскликнул Клавдио, а затем спросил у Леонато:

– Отец, вы с лёгкою душой и добровольно отдаёте мне в жёны свою дочь?

– Да. Я отдаю её вам, как мне дал её Господь, – ответил Леонато.

– А чем же я вам отплачу за этот драгоценный дар? – продолжал Клавдио.

– Ничем, – неожиданно вступил в разговор дон Педро, – разве что вернёте его обратно.

– Мой герцог, я учусь у вас, – сказал Клавдио. – Возьмите дочь обратно, Леонато.

Вслед за этими жестокими словами прозвучали обвинения от дона Педро и дона Хуана.

Сама церковь, казалось, потеряла свою святость. Геро пыталась доказать свою невиновность, но не выдержала и упала в обморок. Её гонители удалились, приглашённые на свадьбу гости тоже разошлись; остались лишь Леонато и Бенедикт с Беатриче.

Леонато поверил клевете; вне себя от горя и гнева, он кричал:

– Уйдите все! Пускай она умрёт!

Но отец Франциск видел, что Геро безгрешна – видел по её ясным глазам, в которых, как в зеркале, видна душа.

– Она невиновна, – решительно заявил он. – Тысяча признаков говорит мне об этом.

Под его добрым взглядом Геро пришла в себя. Растерянный Леонато не знал, что и думать. Тогда монах сказал:

– Уходя, они решили, что Геро умерла от позора. Пусть же считают её мёртвой, пока не откроется правда; и тогда клевета обернётся раскаянием.

– Это добрый совет, – сказал Бенедикт.

И Леонато увёл Геро в потаённое место, а в церкви остались лишь Бенедикт и безутешно плачущая Беатриче.

– Я уверен, что вашу прекрасную кузину оклеветали, – сказал он, но Беатриче по-прежнему лила слёзы.

– Я вас люблю больше всего на свете, – нежно произнёс Бенедикт. – Не странно ли это?

– Я тоже могла бы сказать, что люблю вас больше всего на свете. Но я этого не скажу. Моё сердце переполнено жалостью к Геро.

– Скажите, что я могу сделать для неё?

– Убейте Клавдио!

– Нет! Ни за что на свете! – воскликнул Бенедикт.

– Вы убиваете меня своим отказом, – ответила Беатриче. – Тогда прощайте.

– Хорошо! Я вызову его на дуэль! – решительно сказал Бенедикт.

А тем временем в тюрьме полицейский пристав начал допрашивать Борахио и Конрада. Он призвал обвинителя, ночного сторожа, и тот рассказал о награде в тысячу дукатов, которую Борахио получил за свои козни против Геро.

Леонато ничего не знал об этом допросе, однако теперь он уже твёрдо верил в невиновность дочери. Он прекрасно играл роль убитого горем отца, потерявшего дочь, и когда дон Педро и Клавдио попытались завести с ним дружескую беседу, он сурово ответил, обращаясь к Клавдио:

– Ты дочь мою безвинно опорочил, И клевета пронзила сердце ей.

Я вызываю тебя на дуэль!

– Я не могу биться со стариком, – ответил Клавдио.

– Старика убить не можешь, а мою девочку смог! – с презрением воскликнул Леонато, и Клавдио залился краской.

Хотя дон Педро и Клавдио не чувствовали за собой никакой вины, обвинения Леонато задели их за живое. Когда Леонато ушёл и в комнату влетел Бенедикт, Клавдио полушутя-полусерьёзно пожаловался ему:

– Нам чуть не откусил носы беззубый старик.

– Вы негодяй, – резко ответил Бенедикт. – Я буду драться с вами чем угодно и когда угодно, а иначе я назову вас трусом.

– Я принимаю ваше приглашение, – ответил изумлённый Клавдио.

– Он зовёт вас на пирушку? – спросил подошедший дон Педро.

– Да, приглашает меня на телячью голову, – ответил Клавдио. – И я надеюсь, что сумею её как следует разделать.

Бенедикт лишь мрачно улыбнулся в ответ.

В это время дверь отворилась, и полицейский пристав ввёл арестованных: Борахио и Конрада.

– В чём провинились эти люди? – спросил дон Педро.

И Борахио счёл за благо во всём признаться. Он возложил всю вину на дона Хуана, который к тому времени уже сбежал.

– Геро мертва, – сказал он, – и я не желаю ничего, кроме возмездия за мою низость.

Клавдио был полон стыда и раскаяния.

– Теперь совершенно ясно, что Геро ни в чём не виновна, – сказал он вошедшему Леонато. – Назначьте мне любое наказание, какое захотите.

– Леонато, – смиренно вторил ему дон Педро, – я готов принять любую кару.

– Я хочу, – ответил Леонато, – чтобы вы объявили о невиновности моей дочери и почтили её могилу печальным гимном. А от вас, Клавдио, я хочу вот чего: у моего брата есть дочь, по виду неотличимая от Геро. Женитесь на ней, и я позабуду все обиды.

– Вы благородный человек! – воскликнул Клавдио. – Я согласен.

И он отправился сочинять торжественный гимн.

Придя в церковь вместе с доном Педро и его свитой, Клавдио исполнил свой гимн перед фамильным склепом семьи Леонато, а затем добавил:

– Спи с миром, Геро! Каждый год я буду совершать этот обряд.

И вот Клавдио приготовился взять в жёны нелюбимую незнакомку, хотя сердце его было отдано умершей Геро.

В назначенный час он в сопровождении дона Педро явился в дом Леонато. Там его уже ждали отец Франциск, Леонато и Бенедикт. Вслед за Клавдио в комнату вошёл Антонио (брат Леонато) и девушки в масках.

Антонио подвёл одну из девушек к Клавдио.

– Позвольте мне увидеть ваше лицо, – попросил тот.

– Сначала поклянитесь с ней обвенчаться, – ответил Леонато.

– Дайте вашу руку, – сказал Клавдио незнакомке в маске. – Перед святым отцом я клянусь на вас жениться, если вы согласитесь стать моей женой.

– При жизни я была вашей женой, – ответила девушка, снимая маску.

– Вторая Геро! – вскрикнул Клавдио.

– Геро была мертва, пока жило злословье, – сказал Леонато.

Монах уже собрался обвенчать воссоединившуюся пару, но тут вмешался Бенедикт.

– Постойте! Кто здесь Беатриче?

Беатриче сняла маску, и Бенедикт спросил её:

– Вы меня любите?

– Не так чтобы очень, – ответила она. – А вы любите меня?

– Не так чтобы очень, – повторил её слова Бенедикт.

– А мне клялись, что вы насмерть влюблены, – сказала Беатриче.

– О, и мне о вас то же говорили, – ответил он.

– Вот ваше собственноручное признание в любви, – сказал Бенедикту Клавдио, протянув ему бумагу с неуклюжим сонетом в честь Беатриче.

– А вот другой, во имя Бенедикта, – Геро показала другой кусок бумаги. – Я его украла у Беатриче.

– Вот чудеса! Наши руки свидетельствуют против наших сердец! – воскликнул Бенедикт. – Ну что ж, я беру тебя в жёны, Беатриче.

– Я стану вашей женой – но лишь чтобы спасти вас от смерти, – последовал быстрый ответ.

Они поцеловались, и монах обвенчал их сразу же после Клавдио и Геро.

– Ну, как поживает женатый Бенедикт? – с улыбкой спросил дон Педро.

– Я так счастлив, что никому не удастся меня расстроить, – ответил Бенедикт. – Шутите сколько вам вздумается. А тебя, Клавдио, я собирался поколотить, но раз ты теперь мой родственник, то оставайся цел – и люби мою кузину.

– Жаль, что я не успел пройтись по тебе своей дубинкой, – шутливо ответил Клавдио.

– Ладно, ладно, мир! – сказал Бенедикт. – Давайте лучше танцевать!

И они пустились в пляс. Даже известие о том, что наконец-то схвачен дон Хуан, не прервало их веселья – ведь трудно желать возмездия тому, чьи злодейские замыслы потерпели крах.