Текст книги "Чудовище во мраке"

Опасность подобного рода наклонностей заключается не только в том, что от них впоследствии трудно избавиться, так же как, например, от пристрастия к морфию, но и в том, что с течением времени они приобретают характер прогрессирующего недуга. Подверженный им человек начинает искать все новых, еще более острых ощущений. Сегодня его уже не удовлетворяют те средства, к которым он прибегал вчера, а назавтра и они оказываются недостаточными. Нетрудно себе представить, что в один прекрасный день г-н Коямада обнаружил, что, хлестая Сидзуко, больше не испытывает удовлетворения. Тогда с одержимостью маньяка он ринулся на поиски новых возбудителей. Как раз в это время он услышал от кого-то о рассказе Сюндэя Оэ «Развлечения человека на чердаке» и, заинтересовавшись необычным названием, решил его прочитать. И здесь он нашел близкую себе душу – человека, одержимого теми же пороками, что и он сам. Насколько полюбилась ему эта книга, видно хотя бы по тому, что он из нее извлек. В этом рассказе Сюндэй постоянно убеждает читателя в совершенно непостижимом удовольствии, которое можно испытать, незаметно подглядывая за человеком (особенно если этот человек – женщина), находящимся наедине с самим собой. Легко представить себе, сколь созвучным оказалось это откровение помыслам г-на Коямады. Подобно герою рассказа Сюндэя, он превратился в «человека на чердаке» и незаметно наблюдал оттуда за своей женой.

Ворота в доме Коямады находятся на почтительном расстоянии от прихожей, поэтому, войдя во двор, он без особого труда, никем не замеченный, прокрадывался в кладовку, а оттуда проникал на чердак и оказывался как раз над комнатой жены. Я даже рискну утверждать, что в те часы, когда г-н Коямада якобы играл в го с приятелем, он на самом деле находился на чердаке.

Далее, увидев в конце книги «Развлечения человека на чердаке» подлинное имя ее автора, г-н Коямада заподозрил, что Сюндэй и Итиро Хирата, бывший некогда любовником Сидзуко и наверняка затаивший обиду на нее, – одно и то же лицо. Тогда г-н Коямада начал собирать статьи, имеющие отношение к Сюндэю Оэ, вникать во всевозможные сплетни о нем и таким образом в конце концов узнал о его отношениях с Сидзуко, о свойственной ему болезненной нелюдимости, а также о том, что в последнее время он перестал писать и куда-то исчез. В книге «Развлечения человека на чердаке» г-н Коямада одновременно отыскал и близкую себе душу, одержимую теми же порочными страстями, и бывшего любовника своей жены, к которому он не мог не испытывать ревности и неприязни. Вот на какой почве у него созрела мысль сыграть свою злую шутку.

Идея тайного подсматривания за женой, безусловно, заинтересовала его, однако для человека с садистскими наклонностями одного этого было мало. С изощренной изобретательностью психопата он принялся искать нового, более действенного и более жестокого способа удовлетворения своей чувственности, нежели привычный хлыст.

Так он пришел к мысли разыграть спектакль со зловещими «письмами» Итиро Хираты. У него оказался журнал «Синсэйнэн» с факсимиле рукописи Сюндэя. Чтобы сделать спектакль еще более увлекательным и достоверным, он принялся методично изучать по этой фотографии почерк Сюндэя. Об этом свидетельствуют вмятины от карандаша на бумаге.

Г-н Коямада отправлял свои письма через определенные промежутки времени, причем из разных почтовых отделений. Это не составляло для него особого труда: ему приходилось постоянно разъезжать на машине по делам фирмы. Что же касается содержания писем, то в газетах и журналах он мог почерпнуть достаточно сведений о Сюндэе, а подробности жизни Сидзуко он знал из своих наблюдений с чердака. К тому же он был мужем Сидзуко и, конечно, помнил, что и как говорила Сидзуко в минуты супружеской близости, а позднее все это попадало в письма, якобы написанные рукой Сюндэя. Поистине дьявольская уловка! Присвоив себе чужое имя, он предавался преступному развлечению, посылая жене леденящие душу письма, и одновременно испытывал злорадство, наблюдая с чердака за тем, с каким трепетом их читала Сидзуко. При этом он не забывал и о хлысте! Почему я так считаю? Потому, что лишь после смерти г-на Коямады на коже у Сидзуко перестали появляться кровавые следы. Однако не следует думать, будто г-н Коямада истязал свою жену из чувства ненависти к ней. Напротив, он прибегал к такой жестокости именно потому, что без памяти любил ее. Такова уж психология людей с извращенными сексуальными наклонностями, и Вам это хорошо известно.

Вот, собственно, и все мои доводы в пользу того, что сочинителем и отправителем угрожающих писем был не кто иной, как Рокуро Коямада. Теперь возникает вопрос: каким образом все эти, казалось бы, невинные развлечения психически неполноценного человека повлекли за собой столь трагическую развязку? Почему они окончились плачевно прежде всего для самого г-на Коямады? Как случилось, что он, голый, в парике, оказался в воде у моста Адзумабаси? Кто, наконец, нанес ему раны? Если считать, что Сюндэй Оэ не имеет отношения к этому происшествию, смерть г-на Коямады должна объясняться какими-то иными причинами. Позволю себе поделиться с Вами своими соображениями на этот счет.

Мне кажется, что в этом деле не было ни преступления, ни убийцы: г-н Коямада погиб по вине несчастного случая. Быть может, боги прогневались на него за все его прегрешения и наслали на него эту кару.

«Но как быть с тяжелыми ранами, обнаруженными на его спине?» – спросите Вы. К этому вопросу я еще вернусь, здесь же мне хочется рассказать по порядку, на каком основании у меня возникло вышеизложенное предположение.

Толчком к этой догадке послужил парик г-на Коямады. Должно быть, Вы помните, что семнадцатого марта, то есть на следующий день после моего обследования чердака, Сидзуко перевела спальню на второй этаж европейского дома. Я не знаю, каким образом ей удалось убедить мужа в целесообразности подобного шага и почему г-н Коямада счел возможным пойти ей навстречу, но, как бы то ни было, с того дня он лишился возможности наблюдать за Сидзуко с чердака. Однако не исключено, что к тому времени это занятие уже успело ему наскучить. Быть может, благодаря этой перемене он изобрел новую хитроумную забаву. Вот тут-то я и подумал о парике, который был заказан им самим. Поскольку этот парик был приобретен еще в конце прошлого года, поначалу он, по-видимому, предназначался для каких-то иных целей, но теперь оказался как нельзя более кстати.

Как я уже упоминал, в книге «Развлечения человека на чердаке», имеется фотографический портрет Сюндэя. В отличие от лысого г-на Коямады, Сюндэй на этом снимке, сделанном в молодости, предстает с пышной шевелюрой.

Поэтому, если г-н Коямада, устав от запугивания Сидзуко письмами и подглядывания за ней с чердака, решил испытать новое удовольствие – показаться в окне спальни Сидзуко в обличье Сюндэя, то ему прежде всего было необходимо замаскировать главную свою примету – лысину. Тут-то и пригодился парик. В парике он мог не опасаться, что объятая страхом Сидзуко его узнает: во-первых, темнота скрадывала его лицо, а во-вторых, ему было совсем не обязательно находиться у окна долго (именно мгновенность его появления в окне сулила наибольший эффект).

Ночью девятнадцатого марта г-н Коямада вернулся от своего приятеля из Коумэ. Калитка была еще не заперта, и он, чтобы слуги его не заметили, прямо из сада потихоньку пробрался в свой кабинет на первом этаже (как рассказала мне Сидзуко, ключ от кабинета, равно как и ключ от упомянутого мной книжного шкафа, он всегда носил при себе). Стараясь двигаться бесшумно, чтобы его не услышала жена, он надел парик и выскользнул в сад. Затем залез на дерево, а оттуда перебрался на карниз и подкрался к окну спальни. По времени это совпадает с рассказом Сидзуко об увиденном ею в окне человеческом лице.

Итак, нам осталось лишь выяснить причину гибели г-на Коямады. Но прежде чем перейти к этому, я должен хотя бы вкратце обрисовать место происшествия, где я специально побывал в свой второй визит к Сидзуко, уже после того, как начал подозревать г-на Коямаду. Я не стану пускаться в пространные описания, поскольку у Вас есть возможность побывать там самому и осмотреть все собственными глазами. Скажу лишь о самом важном. Окно спальни выходит на реку Сумидагава. Сразу под окном располагается бетонная изгородь, которая упирается в высокую скалу. Из соображений экономии изгородь построена таким образом, что заканчивается у основания скалы. От верхней части изгороди до поверхности воды примерно четыре метра, а от изгороди до окна на втором этаже – около двух метров. Можно предположить, что, передвигаясь по карнизу (а он, надо сказать, довольно узкий), г-н Коямада случайно оступился и полетел вниз. В лучшем случае он мог упасть на землю между домом и изгородью (несмотря на то, что она построена почти впритык к дому, между ними остается вполне достаточный зазор), в противном же случае он должен был сорваться прямо в реку. Судя по всему, с г-ном Коямадой произошло последнее.

Как только я выяснил, в какую сторону направлено течение реки, мне стало понятно, что г-н Коямада упал в воду не в том месте, где был обнаружен его труп, – какое-то время его сносило вниз по реке, пока он не оказался у моста Адзумабаси. Таким образом я пришел к выводу, что г-н Коямада упал в реку, сорвавшись с карниза собственного дома. Однако многое еще оставалось для меня загадкой, ведь г-н Коямада умер не от падения в воду, а от нанесенных ему ран.

И тут мне припомнился один эпизод, описанный Мокусабуро Намбой в его книге «Новейшие принципы раскрытия преступлений». Я часто обращаюсь к этой книге, когда работаю над своими детективными романами, поэтому хорошо помню ее содержание. Так вот, среди прочих в ней приводится такой случай:

«В середине мая 1917 года в городе Оцу префектуры Сига к волнорезу, построенному пароходной компанией на озере Тайко, прибило труп мужчины. На голове трупа были обнаружены раны, нанесенные каким-то острым предметом. Патологоанатом вынес заключение, что смерть наступила в результате полученных черепных ран. В то же время, поскольку в брюшной полости трупа была обнаружена вода, врач пришел к выводу, что сразу после убийства труп был сброшен в воду. Все это дало основание считать данное происшествие уголовным преступлением. Но поскольку личность потерпевшего установить не удалось, следствие топталось на месте. Через несколько дней, однако, в полицейское управление Оцу поступило заявление от одного ювелира по фамилии Сайто, проживавшего на улице Дзёфукудзи-дори в городе Киото. В нем сообщалось об исчезновении Сигэдзо Кобаяси, двадцати трех лет от роду, служившего продавцом в его магазине. Поскольку внешность и одежда убитого соответствовали описанию ювелира, его сразу же вызвали в полицейское управление и предложили опознать труп. В результате не только выяснили личность убитого, но и установили, что он не был убит, а покончил жизнь самоубийством. Сайто показал, что перед своим исчезновением покойный оставил записку, в которой признавался в растрате крупной суммы хозяйских денег и сообщал о своем намерении покончить с собой. Что же касается обнаруженных на голове ран, то они были нанесены гребным винтом парохода, с кормы которого самоубийца бросился в озеро».

Не вспомни я об этом происшествии, мне, наверное, никогда не пришло бы в голову связать гибель г-на Коямады со сходными причинами. На первый взгляд они действительно могут показаться маловероятными, однако во многих случаях реальность оказывается сложнее и запутаннее самых нелепых фантазий. Разве в реальной жизни не случается порой невероятное и невообразимое? Разумеется, я не склонен считать, что г-н Коямада был задет гребным винтом какого-нибудь судна, ведь по реке Сумидагава в час ночи пароходы не ходят, да и вскрытие показало, что г-н Коямада не утонул.

Тогда каким образом на его спине появились эти глубокие порезы? Чем они нанесены? Ответ прост: осколками стекла на изгороди. Должно быть, Вы и сами заметили, что эти осколки натыканы по всей ее длине. В некоторых местах они довольно крупные и вполне могли послужить причиной глубоких ран, обнаруженных на теле г-на Коямады. Падая с карниза, он с силой ударился об изгородь и тяжело поранился об эти осколки. Этим же объясняется и происхождение прочих незначительных порезов по соседству с глубокими ранами.

Итак, г-н Коямада оказался сам виноват в своей постыдной гибели. Оступившись, он сорвался с карниза, упал на изгородь и, получив смертельные раны, свалился в реку, а течение отнесло его труп к пристани у моста Адзумабаси.

Таковы в общих чертах мои соображения в связи с делом о смерти г-на Коямады. К сказанному остается добавить лишь несколько слов относительно того, почему покойный был найден без одежды. Ответ прост: в окрестностях Адзумабаси постоянно околачивается всякий сброд: бродяги, нищие, жулики. Поскольку на г-не Коямаде в тот вечер была дорогая одежда (шелковое авасэ и добротная накидка-хаори), да к тому же при нем были серебряные карманные часы, кто-то из них, воспользовавшись ночной темнотой и безлюдьем, снял эти вещи с трупа. (Примечание: это мое предположение впоследствии подтвердилось – некий бродяга был задержан с поличным.)

Наконец, может возникнуть вопрос: почему находившаяся в спальне Сидзуко не слышала шума от падения тела в воду? Во-первых, нельзя забывать, что она была смертельно напугана, во-вторых, окно в доме, построенном, кстати сказать, из бетона, было плотно закрыто, и, в-третьих, это окно находится на значительном удалении от поверхности воды. Кроме того, даже если бы Сидзуко и услышала всплеск, она легко могла принять его за плеск весел какой-нибудь груженой лодчонки, которые иногда среди ночи проплывают мимо.

В заключение хотелось бы еще раз подчеркнуть, что расследуемое Вами дело не имеет ничего общего с преступлением и в конечном счете сводится к скверной шутке, хотя последняя и повлекла за собой трагическую гибель г-на Коямады в результате несчастного случая. Подчеркиваю: именно несчастного случая, потому что в противном случае невозможно объяснить странную беспечность г-на Коямады, передавшего в руки шофера уличающую его перчатку, заказавшего на собственное имя парик и оставившего в книжном шкафу несомненные доказательства своей вины…»

Возможно, выдержка из моей докладной записки получилась слишком длинной, но я все-таки рискнул ее здесь привести, потому что без знания этих моих соображений невозможно понять всего того, о чем пойдет речь ниже.

Итак, в своей докладной записке я пришел к выводу, что Сюндэй Оэ с самого начала не имел отношения к загадочной смерти Рокуро Коямады. Но так ли было на самом деле? Если да, то сведения о нем, которые я изложил в первой части своих записок, теряют всякий смысл.

10

Судя по записи в моем дневнике, эта докладная записка была составлена двадцать восьмого апреля. Однако, прежде чем отнести ее следователю, я решил ознакомить с ней Сидзуко. Мне хотелось, чтобы она наконец успокоилась и поняла, что у нее больше нет причин бояться угроз Сюндэя Оэ. С этим намерением на следующий день я и отправился к ней. С тех пор как я начал подозревать г-на Коямаду, мне удалось посетить Сидзуко дважды и даже произвести в ее доме нечто вроде обыска, но у меня еще не было случая поделиться с ней своими соображениями.

Как раз в это время решался вопрос о наследстве покойного г-на Коямады, и Сидзуко изо дня в день осаждали родственники. Оказавшаяся почти беспомощной под натиском обрушившихся на нее новых хлопот, она встретила меня с нескрываемой радостью, как будто мое появление снимало с нее бремя всех забот и проблем.

Как только Сидзуко по обыкновению провела меня в свою комнату, я сразу же, без предисловий, сказал ей:

– Сидзуко-сан, теперь вам не о чем больше тревожиться. Сюндэй Оэ с самого начала был в этом деле ни при чем.

Это мое заявление озадачило Сидзуко. Конечно же, она ничего не могла понять. Тогда я достал свою докладную записку и принялся читать ее вслух в той же манере, в какой нередко читал друзьям свой новый детективный рассказ. Во-первых, мне не терпелось успокоить Сидзуко, посвятив ее в суть дела, а во-вторых, хотелось узнать ее мнение о записке, с тем чтобы исправить неточности в моих рассуждениях, если таковые обнаружатся.

Разумеется, зачитывать Сидзуко те страницы, где говорилось о садистских наклонностях г-на Коямады, было жестоко с моей стороны. И верно, Сидзуко густо покраснела и, казалось, готова была сквозь землю провалиться со стыда. Когда я перешел к рассуждениям о перчатке, она заметила:

– Да, я хорошо помню, что должна быть еще одна пара, и не могу понять, куда она запропастилась.

Мое предположение о том, что г-н Коямада погиб в результате несчастного случая, она встретила с заметным удивлением, но ничего не сказала, лишь слегка побледнела.

Когда я кончил читать, она задумчиво протянула: «Да-а…» – и надолго погрузилась в свои мысли. Постепенно на лице ее стало проступать чуть заметное выражение умиротворенности. Казалось, узнав о том, что письма Сюндэя были подделкой и что теперь ей не нужно опасаться за свою жизнь, она впервые за долгие месяцы обрела душевное спокойствие. Кроме того, я подумал (да будет прощено мне это эгоистичное предположение!), что, узнав об отвратительных поступках г-на Коямады, она избавилась от угрызений совести из-за запретного чувства ко мне.

– Так вот, значит, как он меня истязал, а я-то, я… – наконец проговорила Сидзуко, и в этих ее словах чувствовалась радость женщины, увидевшей возможность оправдать себя в собственных глазах.