Текст книги "Избранное"

Домашний разговор

 
К чему нам себя огорчать,
С утра нагнетая грозы.
Зачем без конца вставать
В какие-то вечно позы?!
 
 
Ведь коль ты все истины знаешь –
Решай. И будь на коне!
Однако ты не решаешь,
А хуже того, мешаешь
Решать все вопросы мне.
 
 
И, массу проблем встречая,
Мы трудным идем путем:
Сначала тебе внимая,
По-твоему все решаем
И бьемся, как в стенку лбом.
 
 
Потом, не идя вперед,
Мы словно по кругу бегаем:
Все то же вторично делаем,
Но только наоборот.
 
 
Неужто любая женщина,
Уверенности полна,
Любое дело должна
Решать с неудачи, с трещины?!
 
 
Молю тебя: не учи
Весь мир, как великий гений.
А лучше отдай ключи,
Вот именно: мне ключи
От всех проблем и решений!
 
 
И вот, чтоб потом не сетовать,
Должна ж ты понять и ведать,
Что снова все переделывать
Намного трудней, чем делать.
 
 
Нет слов: перестать быть властною
Не так-то легко. И все же
Ты станешь, как жизнь, прекрасною
И будешь стократ моложе!
 
 
А если в наш мир мужской
Не рваться с силенкой тощей,
Пойми же: тебе самой
Все будет намного проще!
 
 
А ночью, луной расцвеченной,
Я вижу, забывшись сном,
Что стала ты кроткой женщиной,
Приветливой, нежной женщиной,
Согласной со мною во всем…
 

1993

Модные люди

 
Мода, мода! Кто ее рождает?
Как ее постигнуть до конца?!
Мода вечно там, где оглупляют,
Где всегда упорно подгоняют
Под стандарт и вкусы, и сердца.
 
 
Подгоняют? Для чего? Зачем?
Да затем, без всякого сомнения,
Чтобы многим, если уж не всем,
Вбить в мозги единое мышление.
 
 
Ну, а что такое жить по моде?
Быть мальком в какой-нибудь реке
Или, извините, чем-то вроде
Рядовой горошины в мешке.
 
 
Трудятся и фильмы, и газеты –
Подгоняй под моды, дурачье!
Ибо человеки-трафареты,
Будем честно говорить про это, –
Всюду превосходное сырье!
 
 
И ведь вот как странно получается:
Человек при силе и красе
Часто самобытности стесняется,
А стремится быть таким, как все.
 
 
Честное же слово – смех и грех:
Но ведь мысли, вкусы и надежды,
От словечек модных до одежды,
Непременно только как у всех!
 
 
Все стандартно, все, что вам угодно:
Платья, кофты, куртки и штаны
Той же формы, цвета и длины –
Пусть подчас нелепо, лишь бы модно!
 
 
И порой неважно человеку,
Что ему идет, что вовсе нет,
Лишь бы прыгнуть в моду, словно в реку,
Лишь бы свой не обозначить след!
 
 
Убежден: потомки до икоты
Будут хохотать наверняка,
Видя прапрабабушек на фото
В мини-юбках чуть не до пупка!
 
 
– Сдохнуть можно!.. И остро и мило!
А ведь впрямь не деться никуда,
Ибо в моде есть порою сила,
Что весомей всякого стыда.
 
 
Впрочем, тряпки жизни не решают.
Это мы еще переживем.
Тут гораздо худшее бывает,
Ибо кто-то моды насаждает
И во все духовное кругом.
 
 
В юности вам сердце обжигали
Музыка и сотни лучших книг.
А теперь вам говорят: – Отстали!
И понять вам, видимо, едва ли
Модерновой модности язык.
 
 
Кто эти «премудрые» гурманы,
Что стремятся всюду поучать?
Кто набил правами их карманы?
И зачем должны мы, как бараны,
Чепуху их всюду повторять?
 
 
Давят без малейшего смущения,
Ибо модник бесхребетно слаб
И, забыв про собственное мнение,
Всей душой – потенциальный раб!
 
 
К черту в мире всяческие моды!
Хватит быть бездарными весь век!
Пусть живет, исполненный свободы,
Для себя и своего народа
Умный и красивый человек!
 

3 февраля 1993

Красновидово

* * *

 
Ну что же мне делать? Не знаю!
Я просто устал в борьбе:
Чем дальше я уезжаю,
Тем, словно пружину сжимая,
Все крепче стремлюсь к тебе!
 
 
Бесспорно, любовь прекрасна,
Коль вспыхнул взаимный свет,
Но как же она всевластна
И каменно-безучастна,
Когда вдруг ответа нет.
 
 
Как же найти мне дверь
Из этого злого царства?
И как отыскать лекарства
От горечи и потерь?
 
 
Так есть ли беде конец?
Да, есть: без малейшей спешки
Оружием злой насмешки
Сразить ледяной дворец.
 
 
Довольно сердечной дрожи!
Победа! Я вновь один!
Но как это трудно все же –
Средь милых стоять руин…
 

1993

Не спорьте, сограждане, о политике!

 
Не спорьте, сограждане, о политике!
Ведь сколько бы люди ни кипятились,
Но не было случая, чтоб согласились
Сторонники всяких проблем и критики.
 
 
Застолье. Плетутся словес узоры,
Все гости светлеют от доброты,
И вдруг, словно спичка, зажглись раздоры.
Снова политика! Крики, споры
До яростной злобы, до хрипоты!..
 
 
Испорчен и напрочь растерзан вечер.
Зачем? И какая была нужда?
Но в душах мгновенно погасли свечи,
И вместо хорошей и доброй встречи –
Шипы, оскорбления и вражда.
 
 
Страна моя! Споры за веком век,
Кто всыпал нам перец такой напасти,
Чтоб чуть не с рождения наш человек
Жил вечной политикой вместо счастья.
 
 
А где-то извечно стремились жить,
Трудиться. И, глядя веселым взглядом,
Влюбляться, и вздорить, и вина пить,
Оставив политику дипломатам.
 
 
И можно подумать, что только мы,
Воюя и мучаясь беспрестанно,
Задуманы, чтоб извлекать из тьмы,
Как чертиков, разных политиканов.
 
 
Когда-то эсеры, меньшевики,
За ними – гранитные партократы,
А дальше – шумящие демократы,
Что также стремятся срывать вершки.
 
 
Политики борются и ловчат,
Политики втайне вовсю шуруют.
А люди доверчиво митингуют
И чуть ли не сами же лезут в ад.
 
 
И будем мы верить или не будем –
Политики станут грести к себе.
Ах, милые, бедные наши люди,
К чему ж нам быть пешками в их борьбе?!
 
 
И, право, чем больше проходит лет,
Тем чаще мы с горечью убеждаемся,
Что смысла нам в этих всех играх нет
И мы тут лишь донорством занимаемся.
 
 
Политикам снятся чины и власть.
А нам неужель до сих пор не видно,
Что силы свои, и сердца, и страсть
Ну попросту тратить на них обидно!
 
 
На выборы, что ж, мы прийти – придем
И искренно, честно проголосуем,
А дальше – гори все сплошным огнем!
И мы о вас, право, не затоскуем!
 
 
За городом речка журчит лесам,
О суетных нуждах не беспокоясь.
И женщина звонко смеется там
Птицам, теплу, золотым лучам,
Стоя в цветах луговых по пояс.
 
 
А вон, под распахнутым небосводом,
В ярко-тугом серебре реки,
Ребята, шустрые, как мальки,
Брызгаясь, с визгом ныряют в воду…
 
 
К черту же грохот пустых речей!
Любящий взгляд, и твой труд, и дети –
Вот что, бесспорно, всего важней,
Ради чего стоит жить на свете!
 

1993

Наш вечный день Победы

 
С каждым годом он дальше и дальше идет
От того, легендарного сорок пятого,
Горьким дымом пожаров и славой объятого,
Как солдат, что в бессрочный идет поход.
 
 
Позади – переставший визжать свинец,
Впереди – и работа, и свет парадов,
В его сердце стучат миллионы сердец,
А во взгляде горят миллионы взглядов.
 
 
Только есть и подлейшая в мире рать,
Что мечтает опошлить его и скинуть,
В темный ящик на веки веков задвинуть,
Оболгать и безжалостно оплевать.
 
 
Растоптать. Вверх ногами поставить историю.
И, стараясь людей превратить в глупцов,
Тех, кто предал страну, объявить героями,
А героев же вычеркнуть из умов.
 
 
Только совесть страны не столкнуть с откоса.
И, хоть всем вам друг другу на голову встать,
Все равно до Гастелло и Зои с Матросовым
Вам, хоть лопнуть от ревности, не достать.
 
 
День Победы! Скажите, теперь он чей?
Украинский, таджикский, грузинский, русский?
Или, может, казахский иль белорусский?
Полный мужества праздник страны моей!?
 
 
Разорвали страну… Только вновь и вновь
Большинству в это зло все равно не верится,
Ибо знамя Победы никак не делится,
Как не делится сердце, душа и кровь.
 
 
И какими мы спорами ни кипим,
Мы обязаны знать, и отцы, и дети,
День Победы вовек для нас неделим,
Это главный наш праздник на целом свете.
 
 
День Победы! Гремит в вышине салют.
Но величье, весь смысл его и значенье
Для народов земли до конца поймут,
Может быть, лишь грядущие поколенья!
 
 
Вот идет он, неся свой высокий свет.
Поколенья будут рождаться, стариться,
Люди будут меняться, а он – останется.
И шагать ему так еще сотни лет!
 

1993

Последний тост

 
Ему постоянно с ней не везло:
На отдыхе, в спорах, в любой работе
Она, очевидно, ему назло
Делала все и всегда напротив.
 
 
Он скажет ей: «Слушай, пойдем в кино!»
Она ему: «Что ты! Поедем на лыжах!»
Он буркнет: «Метель… За окном темно!!!»
Она: «Ну, а я все прекрасно вижу!»
 
 
Он скажет: «Ты знаешь, весь факультет
Отправится летом на Чусовую!» –
«А я предлагаю и голосую,
Чтоб нам с тобой двинуться на Тайшет!»
 
 
При встречах он был, как самум, горяч
И как-то сказал ей: «Пора жениться!»
Она рассмеялась: «Ты мчишься вскачь,
 
 
Тогда как зачетка твоя – хоть плачь!
Нет, милый, сначала давай учиться!
 
 
Поверь мне: все сбудется. Не ершись!
Конечно, совет мой как дым, занудный,
Но я тебя вытяну, ты смирись!
А главное… главное, не сердись –
Такой у меня уж характер трудный!»
 
 
Но он только холодно вскинул бровь:
«Ну что ж, и сиди со своей наукой!
А мы потеплее отыщем кровь,
Тебе же такая вещь, как любовь,
Чужда и, наверное, горше лука!»
 
 
В любви он был зол, а в делах хитер,
И в мае, в самый момент критический
Он, чтоб до конца не испить позор,
Вымолил отпуск академический.
 
 
Лето прошло, и семестр прошел.
Но он не простил ее, не смирился.
И, больше того, в довершение зол
Ранней зимой, как лихой орел,
Взял и на новой любви женился.
 
 
Пир был такой, что качался зал.
Невеста была из семьи богатой,
И пили, и лопали так ребята,
Что каждый буквально по швам трещал!
 
 
И вдруг, словно ветер в разгаре бала
От столика к столику пробежал.
Это она вдруг шагнула в зал.
Вошла и бесстрашно прошла по залу…
 
 
Ей протянули фужер с вином.
Она чуть кивнула в ответ достойно
 
 
И, став пред невестою с женихом,
Сказала приветливо и спокойно:
 
 
«Судьба человеческая всегда
Строится в зареве звездной пыли
Из воли, из творческого труда,
Ну, а еще, чтоб чрез все года
Любил человек и его любили.
 
 
И я пожелать вам хочу сейчас,
А радости только ведь начинаются,
Пусть будет счастливою жизнь у вас
И все непременно мечты сбываются!
 
 
И все-таки, главное, вновь и вновь
Хочу я вас искренне попросить:
Умейте, умейте всю жизнь ценить
И сердце надежное, и любовь!
 
 
Гуляйте ж и празднуйте до утра!
И слов моих добрых не забывайте.
А я уезжаю. А мне – пора…
Билет уже куплен. Ну все… Прощайте».
 
 
Затем осушила бокал и… прочь!
С улыбкой покинула праздник людный.
Ушла и… повесилась в ту же ночь…
Такой уж был, видно, «характер трудный».
 

1993

Последний концерт

Памяти Олега Кагана

 
Скрипач угасал. У постели его
Сошлась профессура. По хмурым лицам
Понятно было даже сестрицам,
Что сделать нельзя уже ничего.
 
 
И старший, почти на весь мир светило,
Вздохнул, огорченно пожав плечом:
– Как жаль, что с прекраснейшим скрипачом
Судьба так безжалостно поступила…
 
 
Ну что здесь наука придумать может?
Увы, к сожаленью, хирург не маг!
И скальпель вновь уже не поможет,
А все остальное уже пустяк!..
 
 
Ушли, разговаривая сурово.
И вряд ли хоть кто-нибудь догадался,
Как в тихой палате взгляд у больного
Железной решимостью наливался.
 
 
Потом, на обходе, вопрос упрямо:
– Профессор, прошу… только твердо и прямо:
Сколько недель у меня еще есть? –
И честный ответ: – Я не Бог, не гений…
Но если жить тихо и без волнений,
То месяцев пять, а быть может, шесть…
 
 
– А если… А если все же волненье?
И даже предельное напряженье?
Тогда усложняется разговор?
– А если волненье? Тогда простите…
И тут ни с кого уже не взыщите… –
И вышел, нахмурившись, в коридор.
 
 
Что в мире артисту важней всего?
Нет, время не значит тут ничего,
Ведь жизнь – это труд, впрессованный в чувства!
А если точнее еще сказать,
То все, что имеешь, не жаль отдать
За миг, за редчайший накал искусства!
 
 
Гудит в напряженье громадный зал
Уж свет исступленно гореть устал:
Бинокли, цветы, пестрота нарядов…
Зал переполнен, он дышит… ждет:
Когда, наконец, маэстро шагнет
Сюда, под скрещение сотен взглядов?!
 
 
И вот, словно вдруг одолев предел,
Он даже не вышел, а пролетел,
Встал у рояля, прямой и гибкий,
Весь – светлых и радостных чувств исток,
В приветственном жесте вскинул смычок,
Бросая в бушующий зал улыбки.
 
 
И тут же вдоль кресел пополз змеею
Шепот: – Да он же здоров, как Бог!
А нам говорили, маэстро плох…
Ну вот ведь как лгут болтуны порою!..
 
 
Скажите мне: сколько бывает рук
В час вдохновенья у музыканта,
В главный, сияющий миг таланта?
Две? Двадцать две? Или двести вдруг?!
 
 
И кто догадается, сколько воли
Обязан собрать человек в кулак,
Чтоб, выпив все средства от дикой боли,
Стоять и сиять, точно вешний стяг!
 
 
Да что там стоять?! Не стоять, а взвиться
Над залом, людьми, над самим собой,
Всей страстью искусства и всей душой
Рассыпаться, сгинуть и вновь родиться!
 
 
Швырнул виртуоз огневой каскад
Из муки, восторгов и бури счастья.
И был он сейчас здесь верховной властью
И каждому сущему друг и брат!
 
 
Звездам берлинским впору упасть
Нынче к ногам скрипача России!
А слезы в глазах – это только часть
Чувств, затопивших сердца людские!
 
 
Назавтра – газеты! Тучи газет:
«Маэстро, исполненный вдохновенья!»,
«Огромный успех! Артистизм, горенье!»,
«Удач ему новых на сотни лет!»
 
 
Но много ли пресса о жизни ведала?
Статьи чуть не плавились от похвал!
Да только маэстро их не читал,
Его на рассвете уж больше не было…
 

1993

Перед сессией

 
Утром, в общежитье, на окне
Ветер перелистывает книгу.
Понимает в ней, конечно, фигу,
Но доволен, видимо, вполне.
 
 
А потом студент ее листает,
Тот, что сладко на занятьях спит,
Тоже ни черта не понимает
И сердито автора честит.
 
 
Вслед за тем берет ее девчонка,
Та, которой книгу он принес.
Все девчонка понимает тонко,
Но, хитря, смущается до слез.
 
 
Говорит: – Не надо волноваться.
Чтоб экзамен твой не завалить,
Следует терпения набраться.
А чтоб в матерьяле разобраться,
Добрый месяц теме посвятить! –
 
 
Никогда студенты не тушуются:
Дни бегут. Занятья начались.
Вот они уж больше не волнуются,
А часами горячо целуются,
Видимо, во всем разобрались…
 

1993

Разные натуры

 
Да, легко живет, наверно, тот,
Кто всерьез не любит никого.
Тот, кто никому не отдает
Ни души, ни сердца своего.
 
 
У него – ни дружбы, ни любви,
Ибо втайне безразличны все.
Мчит он, как по гладкому шоссе,
С равнодушным холодком в крови.
 
 
И, ничьей бедой не зажжено,
Сердце ровно и спокойно бьется,
А вот мне так в мире не живется,
Мне, видать, такого не дано.
 
 
Вот расстанусь с другом и тоскую,
Сам пишу и жду, чтоб вспомнил он.
Встречу подлость – бурно протестую,
Ну, буквально лезу на рожон!
 
 
Мне плевать на злобную спесивость,
Пусть хоть завтра вздернут на суку!
Не могу терпеть несправедливость
И смотреть на подлость не могу!
 
 
Видимо, и в прошлом, и теперь
Дал мне Бог привязчивое сердце,
И для дружбы я не то что дверцу,
А вовсю распахиваю дверь!
 
 
Впрочем, дружба – ладно. Чаще проще:
Где-нибудь на отдыхе порой
Свел знакомство на прогулке в роще
С доброю компанией живой.
 
 
Встретились и раз, и пять, и восемь,
Подружились, мыслями зажглись,
Но уже трубит разлуку осень,
Что поделать? Жизнь – ведь это жизнь!
 
 
Люди разлетелись. И друг друга,
Может, и не будут вспоминать.
Только мне разлука – злая вьюга,
Не терплю ни рвать, ни забывать.
 
 
А порой, глядишь, и так случится:
В поезде соседи по вагону
Едут. И покуда поезд мчится,
Все в купе успели подружиться
По дорожно-доброму закону.
 
 
А закон тот вечно обостряет
Чувства теплоты и доброты.
И уже знаком со всеми ты,
И тебя все превосходно знают.
 
 
Поверяют искренно и тихо
Ворох тайн соседям, как друзьям.
И за чаем или кружкой пива
Чуть не душу делят пополам.
 
 
И по тем же взбалмошным законам
(Так порой устроен человек) –
Не успели выйти из вагона,
Как друг друга в городских трезвонах
Позабыли чуть ли не на век!
 
 
Вот и мне бы жить позабывая,
Сколько раз ведь получал урок!
Я ж, как прежде, к людям прикипаю
И сижу, и глупо ожидаю
Кем-нибудь обещанный звонок.
 
 
А любви безжалостные муки?!
Ведь сказать по правде, сколько раз
Лгали мне слова и лгали руки.
Лгали взгляды преданнейших глаз!
 
 
Кажется, и понял, и измерил
Много душ и множество дорог,
Все равно: при лжи не лицемерил
И, подчас, по-идиотски верил
И привыкнуть к лжи никак не мог.
 
 
Не хвалю себя и не ругаю,
Только быть другим не научусь.
Все равно, встречаясь, – доверяю,
Все равно душою прикипаю
И ужасно трудно расстаюсь!..
 
 
Ну, а если б маг или святой
Вдруг сказал мне: – Хочешь, превращу
В существо с удачливой душой,
Сытой и бесстрастно-ледяной? –
Я сказал бы тихо:
– Не хочу…
 

1993

Раздумье о времени

 
Какой в нашем детстве огромный день:
Читаешь, сразишься в бильярд, побегаешь,
Покуда вечерняя ляжет тень –
Тысячи разных дел переделаешь.
 
 
И сбегать в кино, и успеть подраться,
Слетать в драмкружок и курнуть табак,
В футбол погонять, целый день купаться,
А после с Айвенго на подвиг мчаться
И слазить в подвалы и на чердак.
 
 
И сколько же, сколько еще всего,
Что ты перечувствуешь и успеешь!
И это лишь малая часть того,
Что в детстве ты за день свершить сумеешь!
 
 
И как ты ни поздно придешь домой,
А спать все не хочется почему-то…
Да, день в нашем детстве – как мир, большой,
А ночь – ну буквально одна минута!
 
 
А после, глядишь, середина сверкнет,
И дни, как листва под дождем намокли.
Вот тут все иначе совсем пойдет
И мир повернется наоборот,
Как в перевернутом вдруг бинокле.
 
 
Вся жизнь, будто в странном кино снимается:
Теперь уже ночь все властней витает,
А день все сжимается и сжимается,
А день все отчаянней убывает.
 
 
И мысли, редея, уходят прочь,
И время меняется почему-то.
Бессонно и тягостно длится ночь,
А день – ну буквально одна минута!
 
 
Все у́же ползущая вниз дорога,
А жизнь очень странной какой-то стала:
Когда вспоминается очень много,
А вот совершается очень мало…
 
 
А кончится чем? Да, конечно, тем,
Что, полные злости, ночные тени
Сначала сожмут ваш день до мгновений,
А после проглотят уже совсем.
 
 
Так как же поярче прожить на свете?
А так: никогда людей не смешить,
Стараясь под юность себя рядить,
А жить сообразно своей анкете.
 
 
Однако пусть в мире сто тысяч сложностей,
Но если сражается человек,
Он столько откроет в себе возможностей,
Каких пессимист и не знал вовек.
 
 
Весь век до своей неизбежной тризны
Он в силах всегда ощущать в крови
И счастье работы, и счастье любви,
И счастье упругой и жаркой жизни!
 
 
А плюс еще в главное верьте средство:
Что после того, как сметет вас тень,
Вы, снова родившись, шагнете в детство,
Где брызжет в лучах бесконечный день!
 

1993

* * *

 
Шла индианка улицей Бомбея
И обернулась, гневная вконец,
 
 
К тому, кто шел назойливо за нею:
– Отстань! Не то тебе намылит шею
Мой беспощадно вспыльчивый отец! –
 
 
А он смеялся, что-то напевая,
И продолжал идти не отставая.
 
 
– Прошу, отстань! Мне спорить недосуг,
Не то получишь горестный урок:
Я – замужем. И строгий мой супруг
Сотрет тебя буквально в порошок! –
 
 
Но он смеялся, тросточкой играя,
И продолжал идти не отставая.
 
 
– Когда ж ты вправду уберешься прочь?
Всему на свете наступает срок!
В моих кудрях, чернеющих, как ночь,
Вчера седой нашелся волосок. –
 
 
Сказала. Испытующе взглянула –
Героя нет. Его – как ветром сдуло!
 

1993

Вечное беспокойство

 
Когда ты, любой выбирая маршрут,
Выходишь из дома, уж так я устроен,
Что я за тебя почему-то спокоен
Не больше чем первые пять минут.
 
 
Известно, что в городе все случается.
Но вот, пока в доме хозяйки нет,
Во мне будто вспыхнет вдруг красный свет
И зуммер тревоги в душе включается.
 
 
Я занят. Работа моя кипит,
Машинка стучит, но никто не знает,
Что выдержка эта – лишь внешний вид,
В то время как зуммер в душе звенит
И красный огонь без конца мигает!
 
 
Но вот заворочался ключ в дверях…
Ты дома! Работа моя продолжается,
Но лампочка тотчас же выключается
И страх рассыпается в пух и прах!
 
 
Когда расстается с ребенком мать,
Душа ее мчится за малышом:
Он – кроха! И мысли ее о нем!
И это любому легко понять.
 
 
А тут вроде взрослый же человек!
И, кажется, больше чем взрослый даже,
А чуть разлучились, и жизнь – как сажа…
А встретились – радость белей, чем снег!
 
 
Смешно? Что ж, пускай и смешно кому-то.
Еще бы: ведь каждому столько лет!
Но, знаешь, мне кажется почему-то,
Что тут абсолютно вопросов нет!
 
 
И дело прекраснейше объясняется:
Ведь там, где два сердца стучат в одном,
То время вдруг словно бы отключается
И возраст практически ни при чем!
 

1994

Не уходи из сна моего

 
Не уходи из сна моего!
Сейчас ты так хорошо улыбаешься,
Как будто бы мне подарить стараешься
Кусочек солнышка самого.
Не уходи из сна моего!
 
 
Не уходи из сна моего!
Ведь руки, что так меня нежно обняли,
Как будто бы радугу в небо подняли,
И лучше их нет уже ничего.
Не уходи из сна моего!
 
 
В былом у нас – вечные расстояния,
За встречами – новых разлук терзания,
Сплошной необжитости торжество.
Не уходи из сна моего!
 
 
Не уходи из сна моего!
Теперь, когда ты наконец-то рядом,
Улыбкой и сердцем, теплом и взглядом,
Мне мало, мне мало уже всего!
Не уходи из сна моего!
 
 
Не уходи из сна моего!
И пусть все упущенные удачи
Вернутся к нам снова, смеясь и плача,
Ведь это сегодня важней всего.
Не уходи из сна моего!
 
 
Не уходи из сна моего!
Во всех сновиденьях ко мне являйся!
И днем, даже в шутку, не расставайся,
И лучше не сделаешь ничего.
Не уходи из сна моего!
 

1994

Не привыкайте никогда к любви

 
Не привыкайте никогда к любви!
Не соглашайтесь, как бы ни устали,
Чтоб замолчали ваши соловьи
И чтоб цветы прекрасные увяли.
 
 
И, главное, не верьте никогда,
Что будто все приходит и уходит.
Да, звезды меркнут, но одна звезда
По имени Любовь всегда-всегда
Обязана гореть на небосводе!
 
 
Не привыкайте никогда к любви,
Разменивая счастье на привычки,
Словно костер на крохотные спички,
Не мелочись, а яростно живи!
 
 
Не привыкайте никогда к губам,
Что будто бы вам издавна знакомы,
Как не привыкнешь к солнцу и ветрам
Иль ливню средь грохочущего грома!
 
 
Да, в мелких чувствах можно вновь и вновь
Встречать, терять и снова возвращаться,
Но если вдруг вам выпала любовь,
Привыкнуть к ней – как обесцветить кровь
Иль до копейки разом проиграться!
 
 
Не привыкайте к счастью никогда!
Напротив, светлым озарясь гореньем,
Смотрите на любовь свою всегда
С живым и постоянным удивленьем.
 
 
Алмаз не подчиняется годам
И никогда не обратится в малость.
Дивитесь же всегда тому, что вам
Заслуженно иль нет – судить не нам,
Но счастье в мире все-таки досталось!
 
 
И, чтоб любви не таяла звезда,
Исполнитесь возвышенным искусством:
Не позволяйте выдыхаться чувствам,
Не привыкайте к счастью никогда.
 

1994