Текст книги "Акулы из стали. 5 в 1"

– Ну-у-у…

– Что ну?

– Ну-у… нет!!!

– Вот что боишься командира – это хорошо, а что врёшь – это плохо. Хочешь сказать, что доктора тут курят, а ты нет? Слушай, ну теперь я понимаю, почему докторов третий день в кают-компании не видать! Спасибо тебе за обед. Тут вот какое дело, чего я, собственно, и пришёл.

– …

– С флота тут предлагают снять тебя в Северодвинске с дальнейшей автономки и заменить кем-нибудь.

– Зачтобля?

– Да ни за что, а чтоб ты, типа, после операции восстанавливался и всё такое.

– Сан Сеич, ну бля… ну как так-то? Я с вами хочу – дальше, я же, блин, ну вот это вот всё самое!!!

– Русские на войне своих не бросают?

– Вот! Именно это я и имел в виду!

– Ну, – и командир хлопает меня по плечу, – значит, я в тебе не ошибся! Передал на флот, что ты категорически отказался покинуть борт и попросил приковать тебя наручниками к «Молибдену», чтоб и силой тебя не смогли уволочь!

– А откуда у нас наручники-то на борту, тащ командир?

– Ну у особиста-то наверняка есть пара комплектов! Пошёл я Родину дальше беречь, а ты тут разлагайся, косильщик!

И вот валяюсь я, значит, как арабский шейх, только на подводной лодке. «Хочу – кисель пью, хочу – на трамзисторе играю». Шов заживал нормально, но долго. Доктора говорили, что на свежем воздухе и если бы я не ползал курить с первого дня, он заживал бы лучше, но и так сойдёт.

Они пичкали меня витаминами от души и всё время чем-то мазали шов. Не знаю чем, но помогло. «Сега Мега Драйв», прошу не забывать! Покровский! Видимомагнитофон! Просто подводный Диснейленд по уровню выработки серотонина! В преферанс, опять же, доктора очень уважали играть, правда, со своим любимым приёмом «мизер в тёмную» выигрывали редко.

День на пятый, наверное, я впервые сползал к своему «Молибдену». Постоял там скрюченный возле Борисыча, кнопочки потрогал.

– Ревнуешь? – хихикал Антоныч. – А они тут шушукаются, что в Северодвинске тебя на «Молибден» посадят на все три дня, типа, в море корячились, а ты за них там лямку тянуть будешь, пока они по бабам бегать будут!

– Что ты, блядь, врёшь, Сан Антоныч? – возмутился Борисыч.

– Не вру, а чуть сгущаю краски, Андрюха! Пусть волнуется там, гад! – смеётся Антоныч. – Вы же хотели с Андрюхой, чтоб он подольше в лазарете лежал! Как бояре тут, блядь, только на вахту ходите!

– А нечего вслух завидовать! Такова уж наша боярская доля!

Да, в бой уже хотелось, конечно, без всего этого быстро начинаешь скучать. На тот момент, когда мне снимали швы, деликатно попросилась съёмочная группа, мол, не буду ли я против такой интимной съёмки? Пф-ф-ф, кто же откажется от всемирной известности?

Примерно дней через десять мы пришли в Северодвинск загрузить в шахту новую ракету, высадить большинство пассажиров, которые ходили с нами за государственными наградами, включая съёмочную группу ОРТ, которая ходила с нами работать, и упилить ещё на полтора месяца. В этот день я уже стоял на вахте, и отъевшиеся на моём диетическом питании доктора проводили со мной отдельный инструктаж:

– Так, друх. Шов у тебя ещё не совсем готов, так что на танцах в Северодвинске нижний брейк не танцевать и женщин на руках не носить!

– Как нах так?! Коновалы, а что мне тогда вообще в Северодвинске делать, если не женщин на руках по нему носить? Наложите ещё один шов контрольный сверху, я не знаю, заклейте чем-нибудь!

– Нет! Распишись за инструктаж!

– Да пошли вы в жопу с такими приколами!!!

– Да пошёл ты сам в жопу!!!

– А чего они орут-то, Антоныч? – спросил командир тихонько у Антоныча.

– Да, дохтура Эдуарда на дискотеку не отпускают.

– Дураки, что ли?

– Ну, так он именно это у них и спрашивает.

И вот следующий рассказ будет именно про то, как мы в середине автономки зашли в Северодвинск на несколько дней. Эх, знаете, ребята, я вам даже завидую от того, какую интересную историю вам предстоит узнать!

Шарж нарисовал на меня тот самый хирург Александр Молочников, который и спас мне жизнь. Знаете, он вот, например, когда весь экипаж в отпуск уходил, ехал работать в какую-нибудь больницу или госпиталь, чтоб практиковаться. Он из таких настоящих врачей был, по призванию души которые врачи, а не потому, что мама с папой отдали. И Андрей тоже всё время учился и практику нарабатывал. У некоторых из вас в связи с моей залихватской манерой подачи информации могло сложиться о них неправильное мнение. Так вот – нет, они не были коновалами или недоучками, они были ребята с очень сильной подготовкой и желанием быть врачами. Они помогли многим людям, и уверен, что и после службы продолжают это делать. Любой из нас, не раздумывая, доверил бы им свою жизнь!

Айм стил ловинг ю!

А вы бывали когда-нибудь в Париже? Я, например, нет, и меня туда не особо и тянет. А всё почему? А всё потому, что я однажды был в Северодвинске. Но погодите пока сарказмически улыбаться и крутить пальцами у виска, прочитайте-ка сначала рассказ об этом.

Многие из вас думают, что Северодвинск – это рабочий посёлок с населением под двести тысяч человек, где на каждом шагу стоят подводные лодки и кто-то на них что-то всё время жжёт. А мы, когда пришли туда в сентябре после полутора месяцев автономки, увидели много домов, солнце, асфальт, большие деревья и беззащитных женщин. Если я скажу, что женщин в Северодвинске много, то я не скажу ничего. Они там везде, понимаете? Непугаными стайками они ходят по тротуарам, покупают молоко в магазинах, а по вечерам направляются на дискотеки и вечера отдыха для того, чтобы скрасить свой серый быт, потому что они-то привыкли к солнцу и большим деревьям и считают это само собой разумеющейся опцией, в отличие от нас.

Нас загнали туда загрузить ракету в шахту.

– Дня три-четыре точно простоим, выводиться не будем, – объявил командир своё решение. – Экипаж делим пополам. Половина на вахте, половина отдыхает. Старпому сходить в комендатуру и договориться, чтоб наших не трогали. Делайте ночью что хотите, но к восьми ноль-ноль все должны стоять на подъёме флага. Ежедневно. Кто не придёт – становится моим личным врагом!

Старпом набрал полный дипломат спирта и консервов и убыл к коменданту.

– Сказал, что всё понимает и мы можем делать всё что хотим, кроме уголовно наказуемых действий. Дипломат брать отказался, еле всучил ему! – доложил старпом результаты своего похода командиру.

– Нельзя совершать уголовно наказуемых действий? – деланно удивился командир. – Жаль, так хотелось ведь!

– И ещё, тащ командир, у них приказом начальника гарнизона запрещено ходить в пилотках!

– Шта, блядь? – не выдержал механик. – Да не пошёл бы в жопу начальник этого гарнизона!

– Хафизыч, – предложил командир, – так, может, сходишь, патрули потренируешь?

– Лехко!

И командир БЧ-5 атомного подводного крейсера надевает свою замусоленную пилотку, которая чувствовала на себе пальцев больше, чем престарелая проститутка, и идёт в город тренировать патрули. А так-то он в звании капитана второго ранга, и это их в базах атомных подводных лодок как собак нестреляных, а в нормальных городах их пара-тройка человек на город. Максимум четыре.

И вот механик гуляет по городу, выискивая патрули, потом попадает в их поле зрения и, отвернувшись к ним спиной и заложив ладони в карманы брюк, начинает вразвалочку от них удаляться (тактика, мать её!). Патрульные старлеи, завидев такую лёгкую добычу, радостно принимаются гнаться за Хафизычем, крича во всю свою старлейскую глотку: «Товарищ военнослужащий!!! Астанавитесь!!!» Военнослужащий делал вид, что не слышит их от слова «вообще», а когда топот копыт настигал, резко разворачивался к патрульной группе, ослепляя их блеском четырёх больших звёзд.

– Тащ старший лейтенант! – строго говорил Хафизыч, щуря глаза. – Ко мне!!! Вы почему бегаете в гражданском городе, распугивая мирное население? Война?

– Никак нет, тащ капитан второго ранга! Я…

– Отставить! Почему фуражка сдвинута набок? Вы что – правила ношения военной формы одежды не знаете?

– Тащ капитан второго ранга! Так мы же бежали…

– Возвращаемся к первому вопросу. Куда вы бежали?

– За вами, тащ капитан второго ранга…

– За мной? Мне крайне лестно слышать, что я настолько популярен на флоте, что офицеры бегают за мной, наверное, для того, чтобы взять автограф. Но, старлей, смотри: ребёнки в колясках плачут от твоего топота и крика! Женщины!!! Женщины, старлей, прижимаются в ужасе к стенкам зданий, так ты их пугаешь! Что ты хотел-то?

– Тащ капитан второго ранга, прошу прощения…

– Простил.

– У нас в гарнизоне запрещено в пилотках ходить!

– Я не из вашего гарнизона, старлей! Целый! Тяжёлый! Атомный! Подводный! Крейсер! Крейсер, лейтенант! Стратегического назначения! Стоит сейчас в порту и волнуется в ожидании своего драгоценного механика, а ты меня задерживаешь!

– Прошу прощения, тащ капитан второго ранга!

– Свободен!

И Хафизыч шёл дальше в поисках следующей патрульной группы. Крейсер на самом деле не волновался за механика – командир дивизиона живучести Антоныч прекрасно и без него приводил системы и механизмы в положение «по-базовому».

Вернувшиеся к вечеру из города разведчики доложили, что по рекомендации местных аборигенов самые рыбные места – ДК с дискотекой «Для тех, кому за тридцать» и один кабак на Яграх. Командир, всегда склонный считать, что если безобразие невозможно предотвратить, то его нужно возглавить, назначил старшим по посещению дискотеки в ДК старпома, а кабака – старпома по БУ.

– Внимание экипажу! – объявляет старпом по громкоговорящей связи. – Те, кто идёт на дискотеку в ДК, сбор на пирсе в девятнадцать ноль-ноль! Форма одежды – рубашки, куртки или тужурки с фуражками! Никаких кителей и пилоток мне!!!

– Серёга, – смеётся командир, – может, пусть и медали пристегнут?

– Сей Саныч, мы же там атомный военно-морской флот представлять будем! Серьёзное мероприятие, а вы шутки шутите!

Берёт микрофон ГГС:

– Ордена и медали разрешаю не вешать, чтоб у всех были равные шансы, а не только ко мне было приковано всё внимание!!!

Тогда ещё старпом не знал, насколько там… будут обстоять дела.

В девятнадцать собираемся на пирсе.

– О, раненый олень! – радуется старпом моему появлению. – Те доктора-то разрешили на дискотеку ходить?

– Да пошли они в жопу!

– Ответ не мальчика, но мужа! А годков-то тебе скока? Там же для тех, кому за тридцать.

– Двадцать четыре почти што, но если надо, значит, будет тридцать один!

Собираемся и стройной группой человек в тридцать-сорок идём в ДК. Красивые, конечно, все до невозможности. Впереди идет запах старпомовского одеколона и отгоняет от нас комаров.

Кассирша чуть из зарешёченного окошка не выдавилась, когда увидела нашу группу.

– Здравствуйте, миледи! – здоровается с ней старпом. – Почём у вас входные билеты сегодня? Мы вот тут с моими мальчиками имеем желание потанцевать!

– Да что вы, что вы! – машет кассирша руками. – Так идите!

Ставит табличку «Касса закрыта» и начинает густо красить губы.

– Хм, странно, – удивляется старпом, – чё это «так идите?» Ну, пошли, проверим!

Поднимаемся на второй этаж, откуда доносятся звуки «юмахо-юмасо». Заходим в зал. Вас когда-нибудь толкал в грудь всхлип «А-х-х-х!» от ста женских душ? Вот и завидуйте молча! В зале было огромное охотничье угодье из примерно сотни женщин возрастом от восемнадцати до пятидесяти лет. Правда, сразу стало не очень понятно, кто же на кого будет охотиться. В зале были и мужчины гражданской наружности, человек пять или шесть. Двое в костюмах, а остальные в трениках пили водку на подоконнике.

– Бля, – прошептал мне на ухо комсомолец Олег, – надо сначала смочить горло, нелегко нам сегодня придётся! Пошли твой аппендицит обмоем!

Так-то Олег уже горло смочил перед выходом, о чём явно от него пахло. Спускаемся с ним в бар, садимся за столик.

– Офцант! – кричит Олег. – Шампанскага нам!

– Это бар, а не ресторан! – огрызается бармен.

– Похуй! Бармен! Шампанскага!

Бармен решил не спорить и принёс.

– Олег, – говорю, – я чё-та не понимаю, мы же вроде как тёлочек должны кадрить шампанским, а не друг друга?

– Не, я ещё недостаточно пьян для этого!

Ну, замполит, блин, одно слово! Чему их там вообще в их бурсах учат?

Засосали мы с ним этого лимонада и пошли плясать, в общем. Олег-то пьяненький уже получился совсем и ходил по залу, рассказывая всем, как он мне аппендицит на Северном полюсе вырезал. Отработав пару композиций и продемонстрировав всем свою гибкость и подвижность, уже хотелось, конечно, и менее энергичных танцев. Дискжокей как слышал это:

– А сийчас!!! Для доблестного экипажа ТЭКА двадцать!!! Композиция группы «Скорпионс» «Айм стил ловинг юу»!!! Белый танец!!! Дамы приглашают кавалеров!!!

Вот вы знаете, мои образованные друзья, что акула чувствует запах крови за пять километров? То есть в тот момент, когда вы дома порезались во время бритья, акула через несколько микрорайонов от вас бросает в сумочку губную помаду и натягивает босоножки уже на бегу к лифту. А теперь представьте, что вы бреетесь прямо в стае акул и неожиданно порезались! Не успел я опомниться, как меня уже кто-то танцевал.

Ну поговорили там за жизнь, за погоду, за международную обстановку, и в конце дама мне предлагает продолжить вечер в более томной обстановке. Блин, ну вот никакого же интереса, если вы меня понимаете. Ни азарта тебе охотничьего, ни хитроумных схем обольщения, не люблю такое – скучно. Отказываюсь, ссылаясь на то, что доктора запретили мне физические упражнения в томных обстановках. Боюсь, конечно, что обидел даму, но дама как ни в чём не бывало уточняет, а не покажу ли я ей пальцем на того, кто будет не против. Пф-ф, конечно покажу! Показываю ей на мичмана Васю, например. Моя партнёрша бросает меня, не успев дослушать последнее «юу-у-у-у-у» Клауса Майне, и бежит отбирать Васю у той женщины, с которой он танцует. В итоге они берут с собой ещё подруг, Вася берёт с собой ещё друзей, и они покидают бал, чтобы танцевать в хаотическом порядке в более томной обстановке. А я, как оказалось, пока наблюдал с детским любопытством за этой картиной, уже опять с кем-то танцую.

А ещё к концу вечера те пять гражданских личностей вышли на крыльцо драться. А мы стоим вдвоём с электриком Серёгой и курим как раз. Я – высокий брюнет, он – очень высокий блондин, а вокруг нас – драка. Ну, переглянулись мы с ним, сняли фуражечки и приготовились. Думаем, явно же сейчас за нас попытаются взяться. Девяностые же на дворе – тогда военных не очень-то и любили. Но. Это же Северодвинск, вы не забывайте!

– Осторожно, осторожно, блядь! – кричит кто-то из дерущихся. – Военных не заденьте!

А Борисыч, например, поехал в кабак на Ягры. Ну и как бы загрустил он по родному кораблю и решил вернуться на него прямо ночью. Денег на такси, естественно, нет – мы ж в автономку уходили, а на фиг нам там деньги? И вот вышел он на мост, смотрит на далёкие-далёкие огни ночного порта и грустно бредёт в его сторону, сжимая три сигареты в ладошке. Навстречу проскочило такси. «Везёт же людям, – подумал Борисыч. – На машинах ездят». Такси догнало его минут через десять.

– Садись, военный! – крикнул таксист.

– Да у меня денег нет, – вежливо отказался Борисыч.

– Да не надо! Я сейчас проститутку домой отвозил, она мне денег дала, чтоб я тебя в порт отвёз!

Вот скажите мне, дают парижские проститутки денег таксисту, чтоб он одинокого моряка в порт отвёз? Вот то-то и оно!

Утром все потрёпанные, но не побеждённые, собираемся на подъём флага. Командир, чтобы оценить потери, просит командиров боевых частей доложить о наличии личного состава.

Те, кто на вахте стоял, – бодрячком и в предвкушении, а те, кто был отпущен, бредут потихоньку с красными глазами на ватных ногах. Без пяти восемь, все в строю, нет только штурманёнка Славы. Начинают выяснять, где был, куда ушёл и всё такое. Появляется. Без галстука и что-то в руке несёт. Плывёт вдоль строя к трапу, никого не видит.

– Слава!!! – кричит, настигнув его, командир прямо в Славино ухо. – Галстук-то твой гдебля?!

– Втн, тщ кмндир! – докладывает Слава и машет у командира перед носом бюстгальтером полноценного третьего размера. Потом пытается надеть его себе на шею.

– Слава!!! – кричит командир. – Это лифчик!!!

– Дыа? – удивляется Слава и пытается сфокусировать зрение на нём.

– Штурман! Уберите это немедленно!! – тычет командир пальцем в Славу. – Занесите его на борт, я потом его любить буду, когда он в сознание придёт! В таком виде он меня не возбуждает даже!

Потом оказалось, что утром в автобусе к Славе пристала женщина с просьбой подарить ей галстук, уж больно он ей понравился. Слава предложил ей обменять его на бюстгальтер, чтоб она от него отстала, но она от него не отстала.

А ещё один офицер пытался угнать городской автобус в Питер, угрожая водителю огнетушителем. Ну, водитель понимающий попался и, довёзя его до следующей остановки, объявил:

– Канал Грибоедова!

И так продолжалось несколько дней. Я не знаю, конечно, можно ли в Париже вымотаться при отсутствии денег полностью за несколько дней, но в Северодвинске – можно. За день до выхода уже и с борта никто почти не сходил – все отсыпались и восстанавливали пролитые на женские тела силы, чтоб на следующий день, взяв ядерный щит наперевес, идти дальше охранять спокойный сон в том числе и этих не менее вымотанных женщин. А дальше: «И лодка, размером с египетский сфинкс, уходит из города Северодвинск». Читали же эти стихи, да?

О пользе курения

Однажды в нашей до ужаса ядерной дивизии завёлся торпедолов. Откуда он взялся, зачем его к нам приписали и куда он делся потом – мне неизвестно, поэтому эти детали рассказа будем считать несущественными и опустим. Торпедолов стоял бесполезной тарой год или два и на моей памяти выходил в море только один раз. Ну, как «выходил»… Впрочем, об этом и есть мой рассказ.

Простоял он у нас, наверное, с полгода абсолютно никому не нужный. Вида был неказистого: сильно потрёпанный судьбой и прочими невзгодами военной службы. Боевой корабль в нём угадывался довольно сложно под слоем ржавчины, потёртостей и вмятин. Ну, стоит лодчонка какая-то у технического пирса, ну и пусть стоит, жалко, что ли? Но на очередном торжественном построении по случаю, как вы можете догадаться, какого-то очередного торжества, перед нашей дивизией тяжёлых атомных подводных крейсеров стратегического назначения поставили задачу: подготовить торпедолов к выходу в море и сдачи им какой-нибудь задачи. А, так это торпедолов, оказывается.

С чего начинается подготовка к выполнению боевой задачи? Естественно, с внешнего вида. Выполняя боевую задачу, вполне можно дать маху или даже вовсе обосраться, но выглядеть при этом нужно как гусару на балу. Это закон военно-морского флота. Обычно надводные корабли красят в шаровый цвет (такой пятьдесят первый оттенок серого), но в те времена на Северном флоте найти шаровую краску не смогли, а нашли серебрянку. А что, подумало себе начальство, заодно и блестеть будет. Закатали его всего в блестящий серебряный цвет: от бом-брам-эзельгофта вверху до Баренцева моря снизу. Не знаю, водились ли до этого вампиры в губе Нерпичья, но после точно замечены не были. Торпедолов, конечно, сразу получил неофициальное название «Серебряный». А наши матросы от безделья и неуёмной тяги к прекрасному прокрались на него ночью и написали на борту гуталином слово «Баффи». Ну, идиоты, конечно. Баффи же девочка, а торпедолов – «он мой», то есть мальчик. Посоветовались бы с офицерами, неучи, те бы их научили, что писать надо «Ван Хельсинг» хотя бы. Тогда, может, и матросы с торпедолова не так обиделись бы. А они почему-то обиделись. Когда висели на верёвках над водой и оттирали гуталин с корпуса, кричали нашим, что те козлы и бакланы. Наши в ответ картинно били себя копытами в грудь и клялись Родиной, что они этого не делали. Мол, братухи братух не обижают и, вообще, это наверняка крысы с бербазы сделали. Даже предлагали помочь бежать рвать на тех тельняшки и отбирать колбасу на завтраке.

Отремонтировали там какие-то устройства и механизмы на корабле, исписали тонну бумаг и приступили к выполнению финального квеста – поиску солярки. Особо морочиться не стали и нашли её у нас на борту в цистернах дизель-генераторов. Начальник электромеханической службы дивизии (НЭМС) звонит нашему командиру второго (электротехнического) дивизиона:

– Славик, там эта, надо солярку слить на торпедолов, столько-то литров.

– Кому надо?

– Родине, Славик, ну кому же ещё?

НЭМС у нас хороший был, без вопросов вообще, но после академий различных знания о материальной части несколько подрастерял, заменив их на знание руководящих документов, поэтому Слава ему спокойно объясняет:

– Сан Саныч, у меня не предусмотрена конструкцией система слива топлива. Система приёмки есть, а слива – нет.

– Слава, ну епжештвоюмать! Ты же офицер! Придумай что-нибудь! Нештатную схему собери!

Слава, возбуждённый фразами «тыжеофицер» и «нештатная схема», продолжает объяснять:

– У меня топливо в цистернах забортной водой замещается, уровень в цистернах низкий, что я им налью по нештатной схеме: солярку, эмульсию или забортную воду – я не знаю, и узнать мы не сможем никак! Какой у них там тип дизеля? Какие допуски по топливу?

– Слава, ну в рот тебе ноги потного индейца, хватит пиздеть – приказ командира дивизии «слить топливо»!

– Да? А отвечать потом кто будет? Командир дивизии?

– Я буду отвечать, Слава, я!

– Тогда пожалуйте на борт, Сан Саныч, и не сочтите за труд написать мне приказание письменно в журнале!

НЭМС приехал через три минуты, обиженный чёрным недоверием между джентльменами, сделал запись. Уехал.

Все пять офицеров второго дивизиона притащили в центральный пятнадцать метров схем топливной системы, разложили их в три яруса и ползают по ним, тычут заскорузлыми пальцами в нарисованные клапана и патрубки, посылают матроса проверить по месту, есть ли такие в натуре и где стоят, матерятся и называют друг недоучками. Родили схему. При помощи пожарных шлангов и скотча (я не помню, кто точно придумал скотч, но ему надо звание Героя России вручить за то, что не дал флоту развалиться в девяностые) собрали схему. Сидят довольные, курят. Звонит НЭМС:

– Слава, ну что там?

– Пусть сосут, Сан Саныч.

– Что, блядь, за выражения, Вячеслав! Приказы не обсуждаются!

– Да готово у меня всё. Пусть едут топливо сосут, а не то, что вы подумали.

Приехали. Отсосали чего-то из цистерн. Ну и тут полный праздник, конечно. Провожали их в море всей дивизией, чуть ли не с оркестром и залпами береговых орудий. Часов в семнадцать аккурат они и отчалили. Я как раз на вахту заступил.

Заступил, слово за слово, ужин, отработка вахты, кофею испил и часов в девять вечера вылез на белый свет покурить. Окидываю акваторию хозяйским взглядом: мать моя женщина! Стоит наш «Ван Хельсинг» на водной глади губы Нерпичья абсолютно без хода метрах в пятистах от меня и машет мне тельняшками своего экипажа.

Протираю глаза – стоит. Покурил – всё равно стоит. Вызываю связиста наверх.

– Свяжись, – говорю, – с этим «Летучим голландцем».

Попытался – не отвечают ни по одному каналу. А они уже там самого высокорослого матроса на баке выставили (метр семьдесят в холке) – стоит там, зарядку делает. Ну, это вы бы так подумали, что он зарядку делает, я-то знаю, что он мне сигнал бедствия «Мэйдэй» семафорит. Посылаю им в ответ сигнал «Не ссыте, счас всё порешаю». Спускаюсь, звоню дежурному по дивизии и хорошо поставленным командирским голосом, как в кино, с нотками торжественности и тревоги, докладываю:

– Наблюдаю ТЛ бортовой номер такой-то в пятистах метрах по левому борту.

– Да вы что там, пьяные? Эдуард, ТЛ наш уже часа два как хуярит из всех калибров по врагам революции в Мотовском заливе!

– Не знаю, – говорю, – но сдаётся мне, что враги революции неотхуяренные по Мотовскому заливу слоняются, потому как ТЛ стоит у меня по левому борту и машет мне нижним бельём своего экипажа.

– Ты серьёзно, что ли?

Обиженно дышу в трубку и гордо молчу – нашли тут Петросяна, тоже мне.

– Эдуард, а проверить можешь, что там у них?

– Каким методом? – стесняюсь спросить. На связь они не выходят, а ни одного Иисуса у нас на борту как раз и нет, чтоб по воде к ним сбегать.

– Ладно, мчусь

Примчался. Бегает по вертолётной площадке и орёт, тыча пальцами в торпедолов:

– Еба-а-а-аать! Этоженашторпедолов!!!

Ну а я что тебе говорил?

– Бля-а-а, кончилось спокойное дежурство!!!

Ну, у кого и кончилось, а кто пойдет себе сейчас дырку в кителе сверлить под орден за наблюдательность. Набежали, конечно, буксиры, «уазики» с командующими, пожарные, «Скорые», особисты с автоматами. Притащили торпедолов к пирсу и ну там всех ебать-спрашивать, что случилось. Понятно же, что заклинил дизель от обиды на то, что ему вместо топлива подсунули. Он же не человек, а дурила железная – боевые задачи «потому, что так надо» выполнять не обучен. Ну и остальная техника, включая абсолютно все средства связи, за компанию с дизелем из строя у них и повыходила. Что – от отсутствия электропитания, а что – от старости и обиды за неуважительное к себе отношение.

Ну и враги революции приплывали потом тоже. Скреблись в борт и спрашивали за равнодушное к ним отношение и где же, собственно, стрельба по ним из всех калибров. Никто им не отвечал, конечно. С врагами революции по уставу разговаривать не положено.