Текст книги "Махабхарата. Три великих сказания Древней Индии"

В ту ночь, когда гонцы из Айодхьи прибыли в столицу Ашвапати, Бхарате приснился недобрый сон. И на следующий день он был задумчив и грустен, и напрасно, призвав красивых танцовщиц, друзья старались развлечь его плясками, игрой на лютне и веселыми представлениями. Он не рассмеялся ни разу, и печаль не покидала его. Наконец один из друзей спросил: «Почему нерадостен ты сегодня, царевич, здесь, в окружении твоих друзей?» Бхарата сказал: «Этой ночью я видел во сне моего отца, бледного, с развевающимися волосами; я видел, будто он упал с вершины горы в грязный пруд, полный коровьего навоза. Потом я увидел его, покрытого с головы до ног маслом, и, смеясь, он черпал масло пригоршнями и пил его. И снилось мне, что месяц упал с небес на землю, и земля разверзлась, и обнажилось дно океана. Листва опала с деревьев, и все горы стали извергать дым. И опять я увидел моего отца; в черной одежде и с венком из красных цветов на голове, он уносился к югу на колеснице, влекомой ослами. Женщина в красном платье смеялась над ним; и я видел, как свирепый обличьем ракшас схватил его и поволок за собою. Это мрачное сновидение не идет у меня из ума, и безотчетный страх томит мою душу – вот почему я невесел и не отвечаю на ваши речи. Я не могу избавиться от непонятной тревоги; этот сон предвещает недоброе нашему роду!»

В то время как он говорил это, послы из Айодхьи вступили в царский дворец. Принятые с почетом царем Ашвапати, они принесли богатые платья и украшения в дар ему и царевичам и обратились затем к Бхарате – передали ему слова Васиштхи, как тот повелел им. И на все расспросы Бхараты о здоровье царя и цариц и братьев гонцы отвечали кратко, что все здоровы, но неотложное дело требует возвращения Бхараты и Шатругхны в Айодхью.

Испросив разрешения у царя Ашвапати, Бхарата отправился в путь с Шатругхной. И царь кекаев богато одарил его на прощание: он подарил ему огромных слонов с Ираватских гор, и быстрых коней, и верблюдов, и сторожевых собак с клыками, как мечи, силою подобных тиграм, и две тысячи золотых монет и снарядил многолюдную свиту сопровождать его. Но щедрые дары не тешили душу Бхараты, омраченную тревогой.

Нигде не останавливаясь надолго, держал Бхарата путь домой через леса и реки, оставляя позади своей колесницы города и страны, и, когда миновала седьмая ночь пути, на рассвете он увидел перед собой Айодхью. Но, приближаясь к городу, Бхарата был удивлен царящей в нем тишиной. Безлюдны были сады, обычно полные по утрам любителей развлечений, веселившихся ночь напролет; из городских ворот не выезжали и не въезжали в них колесницы и повозки, не шествовали слоны и вьючные животные, и людей не было видно на дороге. И сердце Бхараты сжалось, предчувствуя беду.

И когда Бхарата въехал в город через ворота Вайджаянта, он увидел приметы, которые, как было ему ведомо, возвещали кончину государя. Дома горожан стояли неубранные, с раскрытыми дверьми; на зданиях не было стягов; лавки купцов были закрыты, храмы – не украшены гирляндами цветов, площади перед ними пусты и не метены, и дым жертвоприношений нигде не поднимался к небу.

Понурив голову, с тяжелым сердцем вступил Бхарата в царский дворец и направился сразу в покои своей матери. Увидев сына, вернувшегося домой после долгого отсутствия, царица Кайкейи, обрадованная, поднялась со своей золотой асаны. Царевич поклонился матери в ноги, и она обняла его. Ответив на расспросы матери о здоровье брата ее и о путешествии, Бхарата с тревогою стал спрашивать об отце. «Я поспешил сюда, чтобы приветствовать его. Ведь это время дня он проводил всегда в твоих покоях, – молвил Бхарата, обращаясь к царице. – Почему его нет здесь сейчас? Где он? Я хочу припасть к его ногам».

И Кайкейи ответила тогда: «Государя, отца твоего, постигла участь, ожидающая все существа в этом мире».

Вняв вести о смерти отца, Бхарата, обуреваемый великою скорбью, упал на землю как подкошенный. И лик его, прекрасный, как месяц осенней ночью, исказился от рыданий, горькие сетования слетели с уст его. Кайкейи, утешая его, помогла ему подняться, и тогда Бхарата спросил: «Какой недуг сразил отца моего? Что говорил он перед смертью? Расскажи мне о последних его минутах». Кайкейи поведала ему обо всем. «Благословенны те, кто дождется возвращения Рамы и Лакшманы вместе с Ситой» – таковы были слова государя перед смертью», – сказала она.

Предчувствуя еще и другую беду, Бхарата спросил печально: «Куда же удалился Рама с Лакшманой и Ситой?» И Кайкейи, тщеславной исполненная радости, рассказала ему о том, как добилась она изгнания Рамы и царства своему сыну.

Бхарата, выслушав ее, сказал горестно: «Лишившись отца и старшего брата, который заменил бы мне отца, что стану я, несчастный, делать с царством? Бремя царского долга не по плечу мне; но даже если бы я был его достоин, я никогда не принял бы его, пока жив Рама, законный наследник царского трона. Как могла прийти в голову тебе эта нечестивая мысль? Что сделали тебе дурного Рама, или Каушалья, или Сумитра, ввергнутые тобою в пучину горя? О ты, убившая своего супруга, о враг мой в образе матери, не говори со мною! Ты не дочь своего отца, ты – демонское отродье, явившееся на погибель нашего рода! Уходи прочь, умри, отправляйся в ад – нет для тебя иного пути! Как смыть мне позор, который ты навлекла на меня? Я тотчас возвращу из изгнания Раму, достойного высочайшей славы, сам же я удалюсь в лесную пустыню». И с этими словами Бхарата, сбросив с себя украшения, снова опустился на землю, вздыхая, как разъяренная змея.

Между тем Каушалья, услышав голос Бхараты во дворце, сказала Сумитре: «Сын коварной Кайкейи вернулся. Я хочу видеть его». И когда Каушалья встретила Бхарату и Шатругхну, оба царевича поклонились ей в ноги, глубоко изъявляя горесть. Каушалья же сказала, обращаясь к Бхарате: «Вот и обрел ты желанное царство, лишенное терния, уязвлявшего твое сердце! Твоя мать коварством добилась этого для тебя. Но ей надлежало отправить меня в изгнание вместе с моим сыном. Сделай это ты, о Бхарата! Повели, чтобы меня и Сумитру отослали туда, где в лесном безлюдье ведут жизнь подвижников наши сыновья и Сита!»

Пораженный в самое сердце упреком Каушальи, Бхарата упал к ее ногам, восклицая со слезами: «Не укоряй меня, о благородная царица! Я жил в далекой стране, не зная ничего о замыслах моей матери; я никогда не желал царства! Ты знаешь, что я всегда был предан Раме; пусть проклят будет тот, кто рад его изгнанию, пусть не увидит он лица своих детей, пусть кончит дни свои в одиночестве, презренный и покинутый родными и друзьями!» И, смягченная клятвами Бхараты, Каушалья обняла его и обратилась к нему со словами утешения.

И мудрый Васиштха приблизился к Бхарате, призывая его смирить свое горе, и напомнил ему о его долге – свершить над телом отца погребальный обряд. И Бхарата повелел жрецам исполнить необходимые обряды, и те повиновались.

Тело царя извлекли из чана с маслом, возложили на колесницу, и под всеобщий плач и стенания колесница выехала из городских ворот; царские жены и сыновья, жрецы и советники шли за нею. На берегу Сарайю, у погребального костра, жрецы прочли молитвы и пропели похоронные гимны. И, вернувшись во дворец, все, провожавшие тело царя к месту сожжения, провели десять дней, лежа на земле и предаваясь скорби.

На двенадцатый день Бхарата принес поминальную жертву шраддха и щедро одарил всех брахманов, свершавших обряды. В тринадцатый день он пешком пришел на место сожжения тела царя и здесь долго оплакивал отца.

Когда он вернулся во дворец, Шатругхна, деливший с ним горе, обратился к нему со словами: «Как могло случиться, что Рама, могучий воин, чтимый всеми, был изгнан в леса женщиной? И почему брат мой, отважный Лакшмана, не вступился за него перед отцом? Ибо царь, под влиянием женщины, поступающей несправедливо, должен быть остановлен в деянии своем». И в то время, как он говорил так, в дверях появилась горбунья, богато одетая, увешанная драгоценностями и умащенная благовониями, подобная разряженной обезьяне.

Бхарата, стоявший у двери, схватил злодейку и толкнул ее к Шатругхне со словами: «Вот та, из-за которой изгнан Рама и отец наш лишился жизни. Поступай с нею как знаешь». И Шатругхна набросился на горбунью с великой яростью, она же подняла отчаянный вопль, огласивший покои, а служанки, сопровождавшие ее, разбежались с криками во все стороны.

Когда Шатругхна поволок по земле визжащую горбунью, украшения ее рассыпались повсюду, усеяв пол; царица Кайкейи, устрашенная гневом Шатругхны, кинулась к сыну, моля о защите. Бхарата сказал брату: «Оставь ее. Женщину не должно убивать. Если мы убьем горбунью, Рама не одобрит нашего поступка». И Шатругхна отпустил Мантхару, а та, подобно попавшей в силки куропатке, бросилась с жалобным плачем к ногам Кайкейи.

Утром четырнадцатого дня царские советники явились к Бхарате и попросили его стать царем Айодхьи.

Но Бхарата отверг их просьбу. Он повелел снарядить войско – пехоту, конницу, слонов и колесницы – и проложить для него дорогу через леса, чтобы идти с ним к месту изгнания Рамы.

И несметные толпы искусных работников явились, чтобы исполнить веление Бхараты. И были среди них умелые строители дорог и мостов, люди, сведущие в качествах почвы, в проведении каналов, землекопы, лесорубы, плотники, тележники, сторожа, корзинщики, повара, проводники по лесным дебрям. Они пришли, снабженные всеми нужными орудиями и принадлежностями, и принялись за работу с усердием и сноровкой. Они расчищали заросли, валили деревья, прорубали просеки в лесу и продвигались вперед, прокладывая дорогу; они срывали бугры на пути и выравнивали почву; засыпали землею ямы и рытвины; мостили дорогу; перекидывали мосты через реки; в местах, бедных водою, рыли пруды; там, где нужно, вырубали лес, в других же местах сажали деревья и разбивали цветники вдоль пути. Так довели они дорогу до берегов Ганги, и чем дальше, тем она выглядела прекрасней, словно тропа небожителей.

И в назначенный день огромное войско двинулось вслед за Бхаратой по этой дороге. Тысяча слонов, шесть тысяч лучников на боевых колесницах, сто тысяч всадников сопровождали славного царского сына в его пути к месту изгнания Рамы. Впереди него на блистающих, как солнце, колесницах ехали верховные жрецы и советники, а позади – царицы Каушалья, Сумитра и Кайкейи; вместе с ними, жаждущие видеть Раму, отправились в путь почтеннейшие из жителей Айодхьи; и за войском следовали тысячи купцов, торговцев тканями и драгоценностями, тысячи золотых дел мастеров, гранильщиков алмазов, искусных горшечников, ткачей, оружейников, стекольщиков, резчиков по слоновой кости, поваров, торговцев вином и благовониями, банщиков, врачей, прачек, портных, певцов, музыкантов и танцовщиц, тысячи горожан всех званий со своими женами.

Войско достигло Ганги и стало многолюдным лагерем на ее берегу вблизи Шрингаверапуры. По просьбе Бхараты царь нишадов снарядил сотни судов и лодок, больших и малых, чтобы переправить его с войском и свитой на другую сторону. На большом, красиво украшенном судне, с гребцами и музыкантами на борту, Бхарата с Шатругхной, царские жены, советники и жрецы пересекли благополучно Гангу, а на других лодках и плотах переправилось все войско Бхараты, со слонами, конями, колесницами, оружием, продовольствием, и все люди, сопровождавшие войско и царевича.

Со своей многочисленной свитой Бхарата двинулся дальше. И после долгого и утомительного пути, миновав священную обитель Бхарадваджи и переправившись через Ямуну, в один из дней он завидел наконец перед собою вершины Читракуты.

Дозорные, шедшие впереди войска, заметили дым, поднимающийся на вершине горы, и доложили о том Бхарате. Догадавшись, что они приблизились к обители Рамы, царевич приказал войску остановиться и пошел дальше один, взяв с собою только Шатругхну и Сумантру.

Рама и Сита сидели у очага за полдневною трапезой, когда увидели поднявшиеся над окрестностью тучи пыли, и глухой отдаленный шум, подобный раскатам грома, коснулся их слуха. Рама кликнул Лакшману, а затем сказал ему: «Слышишь ли ты этот грозный нарастающий рокот, о Лакшмана? Видишь бегущие в тревоге из леса стада оленей и буйволов, диких слонов и львов? Узнай, кто спугнул их – царская ли охота посетила окрестные леса, или некий свирепый зверь рыщет поблизости от нас».

И Лакшмана пошел и взобрался на вершину дерева шала. Оглядевшись кругом, он обратил взор на восток. Там увидел он огромное войско, движущееся к Читракуте с развернутыми знаменами, – слонов, колесницы, конницу, пехоту – словно волны океана; тучей покрыло оно долины и холмы.

Поспешно возвратившись, Лакшмана сказал Раме: «Потуши огонь, о Рама, и отведи поскорее Ситу в потаенную пещеру; натяни тетиву на свой лук, приготовь стрелы и надень кольчугу. Бхарата, сын Кайкейи, приближается сюда с несметным войском, намереваясь убить нас обоих, чтобы обезопасить от покушения власть свою над царством.

– Ныне, – продолжал Лакшмана, пылая гневом, – я встречусь с Бхаратой, из-за которого ввергнуты мы в эту великую невзгоду! Поистине, я убью его! И я не вижу в том греха, о Рама, чтобы убить того, кто причинил нам зло. Сегодня же увидит Кайкейи, как падет ее сын от руки моей! Я убью и Кайкейи, я истреблю всех наших недругов, и ты обретешь царство, принадлежащее тебе по праву!»

Но Рама, догадываясь об истине, постарался успокоить Лакшману. «Нет сомнения, узнав о нашем изгнании, Бхарата пришел сюда повидать нас. Я не верю, что он может замыслить против нас зло, – сказал Рама. – У тебя нет причины говорить о нем дурно, Лакшмана. Брат не должен восставать на брата в борьбе за царство». И сын Сумитры, устыдившись, понурил голову и сказал Раме: «Быть может, и отец наш пришел вместе с войском, чтобы навестить нас».

Бхарата между тем, оставив войско у подножия Читракуты, отправился к обители Рамы в сопровождении Шатругхны и Сумантры, угадывая путь по дыму, поднимавшемуся над лесом. И, пройдя по лесным тропам, он увидел хижину, крытую листьями пальм и деревьев шала, и горящий очаг, и Раму, и Ситу, и Лакшману, сидевших у очага на постланных на земле звериных шкурах.

Увидев Раму, одетого в рубище, с оленьей шкурой на плечах, Бхарата зарыдал и бросился к его ногам. «О благородный брат мой! – вскричал он. – Из-за меня ты терпишь эти невзгоды, ты, достойный царской участи! О я, несчастный, презренна жизнь моя, жалок мой удел!»

Рама, едва узнав Бхарату, исхудавшего и бледного лицом, обнял его крепко и, прижав к груди своей, заговорил с ним ласково. «О, как долго я не видел тебя, мой мальчик! – молвил Рама. – Зачем ты пришел сюда, в этот дремучий лес? Ты не должен был делать этого, пока жив твой отец. Здоров ли государь, отец наш? Здоровы ли Каушалья и Сумитра? Благополучна ли царица Кайкейи? И как правишь ты страной, как живется под твоею властью народу Айодхьи и окрестных земель?»

Бхарата отвечал: «Наш отец покинул нас, он взошел на небо, сокрушенный горем о сыне. Моя мать Кайкейи тому причиной. Тяжкий грех совершила она, стремясь завладеть царством, и ад будет ее уделом. Я же, раб твой, пришел сюда вместе с советниками просить тебя о милости – вернись в Айодхью и будь нашим царем, о Рама!»

Услышав о смерти отца, Рама, пораженный как ударом грома, упал на землю, словно дерево в цвету, подрубленное топором. Братья его и Сита разразились рыданиями, видя это. Они обрызгали его лицо водою, и, придя в себя, Рама сказал: «О Сита, свекор твой умер; о Лакшмана, ты лишился отца! Что делать мне теперь в Айодхье, когда нет там моего отца и повелителя?! Я не вернусь туда, даже когда истечет срок изгнания».

Вместе с братьями и Ситой, заливающейся слезами, и с Сумантрой Рама сошел к берегам Мандакини, струящейся среди цветущих лесов, и совершил поминальный обряд возлиянием воды. Затем, совершив поминальное жертвоприношение плодами, называемое «пинда», братья вернулись к хижине Рамы, оглашая окрестность плачем.

Услышав этот плач, воины и приближенные Бхараты догадались о встрече его с Рамой. Тогда войско двинулось к обители, сотрясая землю своею поступью, и, вспугнутые, бежали при его приближении олени, вепри, львы, буйволы, тигры, гаялы, антилопы, а лесные птицы разлетались во все стороны. И Рама приветливо встретил у своего жилища друзей своих и доброжелателей.

Васиштха привел жен Дашаратхи к хижине Рамы. Видя бедную хижину и Раму в одежде отшельника, горько сетовали царицы; Рама поклонился им в ноги, и вслед за ним поклонились Лакшмана и Сита. Каушалья плакала, увидев изгнанников в лесной глуши, в дикой местности, отдаленной от родного дома,

В присутствии царских жен и советников, почтенных горожан Бхарата опять обратился к Раме, заклиная его вернуться в Айодхью и принять бразды правления государством. Все присоединились к просьбе Бхараты. Но Рама был тверд в своем решении следовать велению отца. «Слово царя должно быть нерушимо, – сказал Рама. – И сын обязан повиноваться велению отца после смерти его, как и при жизни. Отец наш обещал твоей матери, спасшей ему жизнь, исполнить два ее желания. И наш долг, долг сыновей его, – все сделать для того, чтобы обещание его было исполнено. Поэтому пусть царский балдахин осеняет твою голову; мою же осенит листва деревьев в дремучем лесу».

Ни братья, ни мудрый Васиштха, ни царицы, ни горожане, ни царские слуги не могли поколебать Раму просьбами своими. Тогда Бхарата сказал Сумантре: «Пойди принеси охапку травы куша и положи ее здесь, у дверей хижины». И когда колесничий повиновался его словам, Бхарата лег на траву и сказал: «Я останусь здесь, пока Рама не согласится принять власть над царством. Слушайте меня, советники и приближенные! Если он откажет мне, я и тогда останусь здесь и разделю с ним его изгнание. Я никогда не желал царства отца моего, царства, коего я не достоин. Пусть правит им тот, кому доверит его Рама».

Рама сказал: «Встань, о Бхарата, возлюбленный брат мой! Возвращайся в Айодхью. Ты достоин этого царства, о украшение рода Рагху! Вместе с мудрыми советниками и приближенными ты будешь править им справедливо и со славой. Не порицай свою мать; оказывай ей уважение, которое матери оказывать должно. И знай, что скорее красота покинет луну, Гималаи лишатся снегов и выйдет из своих берегов океан, нежели я отступлюсь от обещания, данного моему отцу и повелителю».

Видя непреклонную решимость Рамы, замолкли все, вторившие Бхарате. И Бхарата сказал тогда сыну Каушальи, тяжело вздыхая: «О благородный, сними с ног сандалии твои, украшенные золотом». И, взяв сандалии Рамы, он поклонился им и сказал: «Я беру их с собою в Айодхью; им я передаю царскую власть. Сам же я, облачившись в одежду отшельника, останусь за пределами города и, твой наместник, буду ждать твоего возвращения. Если же ты не вернешься через четырнадцать лет, я войду в огонь костра».

«Да будет так», – сказал Рама и обнял Бхарату и Шатругхну. И, простившись с Рамой, Бхарата, Шатругхна, царицы, свита их и войско, глубоко опечаленные, покинули Читракуту.

И, вернувшись в Айодхью, Бхарата не остался в ней. Он удалился в Нандиграму, селение, лежавшее к востоку от столицы, и, поместив сандалии брата под царским балдахином как залог возвращения изгнанного, правил страною именем Рамы.

Спустя немного дней после ухода Бхараты стал замечать Рама, что странно переменилось поведение отшельников, живших под его защитой на Читракуте, вблизи его дома. Явно поселилась в них какая-то тревога; и он заметил, что при встрече с ним они переговариваются тихо и бросают на него вопрошающие взгляды.

Тогда, видя по их лицам, что они пребывают в смущении и страхе, Рама обратился к старейшему из отшельников, сложив почтительно ладони. «О премудрый, – сказал он, – не нарушил ли я закона прежних государей в глазах этих святых людей, что привело в смятение их души? Или брат мой Лакшмана совершил что-либо его недостойное? Или жена моя Сита не оказала вам должного почтения, как то приличествует женщине?»

И ответил ему старец, дряхлый и согбенный, тряся головою: «Мог ли нарушить закон благочестивый и щедрый покровитель отшельников? Нет, сын мой, причина их тревоги другая. Это страх перед ракшасами угнетает их, об этом ведут они речи между собою. С тех пор как ты поселился у нас, ракшасы, ненавидящие тебя, не дают покоя нашей округе. Кхара, младший брат Раваны, и с ним другие дерзкие и кровожадные демоны-людоеды преследуют отшельников, являясь им в чудовищных и отвратительных личинах, наводящих ужас; они забрасывают святых отшельников нечистотами, во время жертвоприношений опрокидывают сосуды с жертвенной пищей и льют воду на священный огонь. Невидимками подкрадываются они к нашим хижинам и похищают жителей, мучают их и убивают. О Рагхава, мы не можем больше оставаться в лесах Читракуты, кишащих бесами; мы решили покинуть эту обитель! Недалеко отсюда есть цветущая лесная страна, изобилующая плодами и съедобными кореньями. Туда ухожу я со своим народом; уходи и ты с нами! Негоже тебе оставаться здесь в безлюдье, среди враждебных духов».

И вскоре отшельники ушли с Читракуты. Тогда Рама стал размышлять и решил, что не останется долее в этих местах. «Здесь виделся я последний раз с моею матерью, с Бхаратой и горожанами; память об их слезах и горе не покидает меня. К тому же слоны и кони благородного Бхараты истоптали все кругом, и местность уже не радует взора. Нам следует уйти отсюда». Так думал Рама, и он поведал о своем решении Лакшмане и дочери Видехи.

В тот же день они оставили склоны Читракуты и к вечеру достигли обители благочестивого Атри, который принял Раму, как родного сына. Там провели они ночь, а наутро собрались продолжить путь. У отшельников, свершавших утренние обряды, Рама спросил, кто населяет леса, начинающиеся за оградой обители. И он узнал, что леса кругом полны хищных зверей и ракшасов, питающихся человеческим мясом; что нередко гибнут в лесу путники-отшельники, когда не соблюдут они должной осторожности или пренебрегут обрядами. Жители пустыни указали Раме тропу, проложенную отшельниками, и вместе с Ситой и Лакшманой он углубился в дремучий лес, подобно тому как скрывается солнце в непроглядных тучах.