Текст книги "Нескучный киносад (сборник)"

Что было делать?

Еще одна молния разорвала тучи где-то сбоку, над Волгой, и туда же переместился гром. Но он был такой силы, что даже пес присел на задние лапы и поджал хвост, и новый детский рев послышался из разбитого окна.

Егор посмотрел на стену своего дома. Дождь хлестал по бетонным плитам, водосточная труба не справлялась с потоком воды с крыши, вода катила прямо по стене. Зато труба проходила по этой стене рядом с распахнутым окном на третьем этаже.

Егор вздохнул и как был, в мокрой майке, спортивных трусах и промокших кроссовках, обнял эту трубу руками и подергал – держится ли. Вроде держится. А там, наверху, продолжали плакать дети. Егор решительно стал карабкаться вверх.

Глядя на него, пес тревожно залаял – то ли отговаривал, то ли подбодрял, неизвестно… Наверное, подняться по сухой трубе было бы не так уж трудно. Но по мокрой, гудящей потоком воды изнутри и со струями воды снаружи – это совсем другое дело. Ливень хлестал по спине и затылку, вода, которая текла по трубе, заливала руки и ноги так, что они скользили, но Егор продолжал упорно карабкаться вверх. Хотя с каждым рывком труба становилась более зыбкой, и никто – ни Егор, ни пес – не знали, выдержит ли она Егора или оторвется от стены. Где-то посреди подъема он ощутил уже опасную шаткость трубы и посмотрел вниз. Еще вполне можно спрыгнуть…

Но тут снова раздался гром, и наверху снова заголосили испуганные мальчишки. Егор рванул вверх. Теперь это было соревнование в скорости – то ли Егор успеет добраться до третьего этажа, пока труба не отвалилась от стены, то ли, наоборот, труба опередит Егора, отвалится первой и вместе с ним грохнется на землю.

Не знаю, какое чудо свело это соревнование в ничью. Когда Егор наступил на крепежный обруч трубы, двумя металлическими клиньями удерживаемый в стене, а левой рукой ухватился за подоконник окна на третьем этаже, – в этот момент труба заскрипела и крепежные клинья стали выходить из бетона.

Егор замер, всем телом прижимая мокрую трубу к мокрой стене. Под его ногой стальной клинышек крепежного обруча уже наполовину вышел из бетона. Если он вывалится окончательно – и трубе, и Егору конец! Наверное, это было ясно даже псу, который заметался внизу под трубой и стал гавкать, не переставая.

Егор закрыл глаза. Через боль, через кровь, через «не могу»! Медленно, очень медленно он стал одной левой подтягивать свое тело вверх по трубе. Ливень продолжал сечь ему спину и затылок. «Живой» клин трусливо дрожал под левой ногой. Или это нога, еще помня свое недавнее бессилие, трусливо вздрагивала на хлипком клинышке?

Теперь вертикально, строго вертикально, чтобы трубу не сдвинуть вбок, подтянуть по ней ноги и хотя бы одной ногой опереться на черный шов меж бетонными плитами.

Снова молния и гром, но плевать на них!

Есть! Левая нога – молодец! – нащупала жесткий упор не то шва, не то щербины между бетонными плитами! Правую ногу – к ней! Труба заскрипела, клин вывалился из бетона и улетел вниз. Скорей правую руку к подоконнику!

Егор оттолкнулся правой рукой от закачавшейся трубы и успел ухватиться за подоконник двумя руками, когда труба, скрипя, отошла от стены, переломилась и полетела вниз, грохнулась оземь рядом со взвизгнувшим и увернувшимся псом.

Грохот упавшей трубы разбудил кого-то из соседей. Полуголый мужик выглянул из окна четвертого этажа, увидел упавшую трубу и покачал головой. Но Егора, распластанного на стене под окном третьего этажа, ему, конечно, не было видно. Мужик почесал волосатую грудь и скрылся.

Егор стал медленно подтягиваться, держась двумя руками за оконную раму. И когда казалось – всё, он уже подтянулся, – в этот момент ветер разбитой створкой окна изо всей силы саданул по его левой руке. Егор стиснул зубы от боли. Через боль, через кровь – последний рывок!

Грудью упав на подоконник, он почувствовал, как порезался разбитым стеклом, и совсем близко, прямо перед глазами увидел, наконец, двух зареванных малышей. Это были те самые мальчики…

– Дядя, у тебя кровь… – сказал ему старший.

– Какой я тебе дядя? – ответил Егор, отжался от подоконника и спрыгнул на пол.

Левая рука ныла после удара, а на груди действительно был кровавый порез. Егор зажал его правой рукой и сказал детям:

– Это ерунда. Главное, запомните на всю жизнь: по вере вашей да будет вам! Понятно?

– Н-нет… – честно сказал старший.

– Это значит: насколько веришь, настолько и сбудется. То есть, через боль, через кровь, через «не могу» – нужно верить и побеждать! Ясно?

– Н-ну, д-да… – сказали дети.

– Вот и хорошо. А теперь показывайте квартиру. Где-то же должен быть ключ!

Тут Егор поднял глаза и увидел, что осматривать нечего – это была точь-в-точь такая же квартира, как у него с братом и мамой. Даже кровать у этих малышей такая же, как у него с Витей, – двухэтажная. Правда, в углу вместо письменного стола и компьютера – детская шведская стенка и гора игрушек. Зато над кроватью висел такой же плакат с Иваном Ткаченко, но не было плакатов Брюса Ли и Джеки Чана.

И с этого портрета Ткаченко смотрел на Егора вполне уважительно.

– Пошли, – сказал Егор старшему мальчику. – Тебя как звать?

– Витя, – ответил мальчик.

– Иди ты! – изумился Егор. – Так не бывает!

– Как не бывает? – не понял мальчик. И напомнил: – У тебя кровь.

Но Егор и теперь не обратил на это внимания.

– А ты? – сказал он младшему мальчику. – Ты Егор?

– Нет. Я Сережа.

– Ну, слава богу! – облегченно вздохнул Егор и уверенно пошел в санузел, промыл рану на груди.

Мальчики, забыв о слезах и грозе, смотрели на него во все глаза. А Егор нашел в шкафчике йод и, морщась, смазал края раны. После этого вымыл руки и снова сказал старшему:

– Вот так, Витя. Ты запомнил? Через боль, через кровь, через «не могу». Запомнил?

– Ага… – кивнул мальчик.

Егор прошел с детьми в прихожую – точно такую, как и в его квартире двумя этажами выше. Здесь стояла тумбочка с городским телефоном, над телефоном был кнопкой прикреплен лист бумаги с надписью: «ВИТЯ! МОЙ РАБОЧИЙ ТЕЛЕФОН 48–52–17. МОБИЛЬНЫЙ 8–917–653–34–21».

Егор повернулся к старшему мальчику:

– Вить, ты читать умеешь?

– Нет. Я только учусь.

– Понятно.

Егор открыл верхний ящик тумбочки. Там, точно так, как у них в доме, лежали фонарик, свечки, одежная щетка и запасные ключи от квартиры. Егор взял ключи и стал набирать рабочий телефон, указанный в записке.

– Как вашу маму зовут?

– Катя, – сказал старший.

– Н-да, странно! – снова удивился Егор. – Как будто других имен нет…

Тут в телефоне прозвучало:

– Такси по вызову. Диспетчер Крылова.

– Алло! – сказал Егор. – Вы Катя?

– Ну, Катя! – нетерпеливо подтвердила Крылова. – Говорите заказ! Сразу предупреждаю: из-за грозы в некоторые районы машины не ходят.

– Катя, это ваш сосед с пятого этажа. Тут ваши дети плакали. Они будут у нас в пятьдесят четвертой квартире.

– Что? – изумилась Катя. – Как плакали? А как вы попали?..

Егор положил трубку.

* * *

На следующий день солнце светило так невинно и ярко, словно никакой грозы отродясь не было. В городе дворники и жители убирали разбросанный повсюду мусор. Лобастый пес, получивший кличку Верный, преданно бежал за Егором по Волжской набережной. Порой им приходилось перепрыгивать через лужи и сухие ветки, сбитые вчерашней грозой. Прибежав на свое место на набережной, Егор, разгоряченный от бега, стал делать жимы с тяжелыми камнями и без них, подтягивания, «колесо», прыжки, кувырки вперед и назад, «веревочку», многоскоки и «броуновские» пробежки. Верный, думая, что это с ним играют, бегал вокруг, припадал на передние лапы и взлаивал. Но Егор не обращал на это внимания. Увлеченный и сосредоточенный, он продолжал свои занятия – «лодочку» и «веревочку» на спинке скамейки, прыжки на автомобильной шине, прыжки через скамейку и через мокрую скакалку. И даже не заметил, как на соседней скамье снова возникла фигура пожилого усатого мужчины.

Наблюдая за Егором, усатый посидел минут десять, а потом встал и подошел поближе.

– Привет, – сказал он. – Как тебя зовут?

– Егор Юрасов, – ответил Егор, лежа на скамейке и не прекращая качать пресс.

– Юрасов? Ты брат Юрасова, который в «Соколах “Локомотива”»?

– Да.

– Значит, тоже хоккеист?

– Еще нет… – И Егор закрыл глаза, чтобы не сбиться в счете. – Шестьдесят два… шестьдесят три…

Конечно, увидев это, любой вежливый человек прекратил бы разговор и отошел. Но усатый оказался настырным.

– Как это «нет»? – сказал он, высясь над Егором. – Ты делаешь многоскоки и еще десяток хоккейных упражнений.

– Ага… – вынужденно и тяжело дыша, ответил Егор. – Но я еще на коньках не стоял.

– Почему?

– Восемьдесят, – досчитал Егор, сел на скамейку и закрыл глаза, чтоб отдышаться. Мысленно посчитал до тридцати, открыл глаза – фигура усатого по-прежнему высилась над ним. – Что? – спросил Егор.

– Я спросил, почему ты еще не стоял на коньках.

Егор психанул, вскочил:

– А вам какое дело? Потому что у меня их нет! Потому что я был инвалид! Я только в апреле ходить начал! Извините…

И, отвернувшись, Егор пошел прочь.

– Эй! – окликнул его мужчина.

Егор повернулся:

– Ну, что еще?

– Иди сюда.

Егор нехотя вернулся.

Усатый смерил его взглядом с головы до ног и сказал:

– Во-первых, невежливо первым прерывать разговор со взрослым человеком. А во‑вторых, завтра в шестнадцать ноль-ноль приходи в «Арену 2000. Локомотив» на занятия хоккейной секции. Спросишь Леонида Владимировича. Свободен.

* * *

Должен ли я говорить вам, что такое хоккейная секция «Локомотива» для двенадцатилетнего ярославского пацана?

Это как если бы вас за какие-нибудь выдающиеся достижения вдруг пригласили к Путину на обед… Хотя нет, что такое обед, пусть даже у Путина, по сравнению с тренировкой в клубе одной из лучших хоккейных команд страны?! Вот если бы вы были фанатом карате и вас пригласили потренироваться с Путиным – да, это, пожалуй, сравнимо. А то – обед…

Конечно, дома Егор тут же полез в Интернет и посмотрел тренерский состав ярославского «Локомотива». Но, как ни странно, никакого Леонида Владимировича там не было. Знаменитый Том Роу был, Дмитрий Сергеевич Юшкевич, Николай Борщевский, Йорма Валтонен, Шон Гувремон…

Тем не менее, в 15:52 Егор в сопровождении Верного уже был у центрального входа в новый культурно-спортивный Дворец «Арена 2000. Локомотив». Потому что, если вы хотите быть точным, лучше всего прибыть к месту встречи на несколько минут раньше. Это простое правило неизвестно девушкам и даже многим мужчинам. Но Егор был не из их числа. Тем паче «Арена 2000» – это знаковое место для любого ярославца. Здесь выступали самые знаменитые зарубежные и российские звезды, от «Scorpions» и Патрисии Каас до Ларисы Долиной и «Дискотеки Авария». И, конечно, здесь прошли соревнования по боям без правил, молодежные Дельфийские игры России, различные ледовые шоу…

Как ни странно, но Леонид Владимирович уже тоже был тут. Он стоял у центрального входа в «Арену» и разговаривал с каким-то мужчиной. Но, видимо, почувствовав взгляд Егора, вдруг оглянулся по сторонам, увидел Егора и позвал его взмахом руки.

– Вот, – сказал он своему собеседнику, когда Егор подошел к ним, – вот этот парень. – И, заметив, как мужчина посмотрел на Егора, тут же добавил: – Вы не смотрите, что он худой и мелковат. Мой в его годы тоже не был Поддубным.

– Ладно, – сказал мужчина Егору. – Брата твоего я видел на корте. Попробуем и тебя. Завтра в двенадцать приходи на Чкалова, двадцать, в Дом спорта «Торпедо». Спросишь Виктора Николаевича. Это я. Свободен.

Егор посмотрел на Леонида Владимировича:

– Но это… у меня коньков нет…

– Ничего. Мы дадим, – усмехнулся Виктор Николаевич.

* * *

Вся детская хоккейная секция «Орлы “Локомотива”» – малышня от пяти до десяти лет, но в спортивных доспехах и на коньках – сидела на скамьях вокруг ледового корта, когда Егор на подворачивающихся ботинках с коньками добрел, держась за поручни, из раздевалки до льда. Здесь же сидел их тренер – молодой, но уже известный хоккеист Протасов, а также Виктор Иванович, который оказался директором спортивной школы.

И, конечно, едва ступив коньком на лед, Егор тут же шлепнулся оземь под дружный смех этой малышни. Но это полбеды, дальше было еще хуже. Представьте себе Чарли Чаплина на коньках, и вы поймете, что я имею в виду. Впрочем, даже великий комик не смог бы так замечательно смешить публику, как это получилось у Егора, когда он пытался встать на ноги, снова падал то на «шпагат», то на «веревочку», опять вставал, проезжал два метра и падал опять. Поднимался на четвереньки на разъезжающихся ногах, выпрямлялся, с трудом балансировал и шмякался вновь.

Удивленные громким детским смехом, гимнастки в соседнем зале (и Катя в их числе) остановили свою тренировку и пришли взглянуть, что за шоу тут происходит.

Егор, слава богу, их не видел. Он продолжал сражаться со льдом, и это был поединок Давида с Голиафом. Но, как вы знаете, не Голиаф победил Давида, а Давид Голиафа. Через десять минут смех стал звучать все реже, а потом и вовсе прекратился. Потому что сказались и гимнастические упражнения на растяжки, и кувырки, и все силовые нагрузки, которыми изнурял себя Егор на ежедневных тренировках. И через пятнадцать минут этого воистину смешного и веселого шоу вдруг раздались аплодисменты – Егор поехал! И не просто поехал, а уверенно, почти как настоящий конькобежец. Нет, конечно, не так красиво, как Плющенко, но без всякого падения он сделал полный круг по корту и заслужил аплодисменты не только пацанов детской хоккейной секции, тренера и директора клуба, но и юных гимнасток (среди которых была и Катя).

А Егор… Набрав скорость, он вдруг ощутил кайф скорости и полета! Скорости и полета! Скорости и полета! И засмеялся от счастья!..

* * *

А когда, усталый, измочаленный и счастливый приемом в хоккейную секцию, Егор вышел из Дворца спорта к преданно ожидающему Верному, то снова увидел Катю. Она стояла у своего мотороллера и рассматривала на тумбе театральные афиши.

– Привет, – сказал ей Егор. – Ты кого-то ждешь?

– Ага, – кивнула Катя. – Тебя.

– Меня? – изумился Егор.

– Ну, да. Ты смешной. Ты себя видел на YouTube?

Егор похолодел.

– Где? – переспросил он мертвым голосом.

Неужели его позорные падения и кувырки на льду уже в YouTube?

– Смотри, – сказала Катя, достала из своей спортивной сумки планшет и, присев на мотороллер, включила его. Но даже не стала заходить в YouTube, потому что все, что она хотела показать Егору, уже было сохранено у нее в отдельном файле. Который она тут же открыла одним касанием пальца и…

Это была целая галерея фотографий и видеороликов, выложенных в YouTube зрителями тренировок Егора на Волжской набережной и в парке у Красного маяка. «Шпагаты» и «веревочки», которые Егор, копируя Джейдена Смита из «Карате-пацана», делал на спинках садовых скамеек… Его прыжки… жимы… многоскоки…

– А ведь еще зимой ты ходить не мог, – сказала Катя, сунула планшет в сумку, села за руль своего мотороллера и кивнула на заднее сиденье. – Садись. Мы же рядом живем.

Егор не поверил своим ушам – Катя повезет его домой?

– Да садись же, – засмеялась Катя. – Что ты стоишь столбом? Это твоя собака?

– Да… – Егор осторожно, не касаясь Кати, сел позади нее, двумя руками взялся за сиденье под собой.

– Нет, – сказала Катя. – Так ты свалишься. Обними меня.

Обнять Катю?!

Он растопырил локти и стал трусливо сводить руки на Катиных плечах и груди.

– Да не тут! – снова засмеялась Катя. – Ты смешной. За пояс меня обними.

Егор, наконец, сообразил, что от него требуется, неловко и как-то отстраненно обнял руками Катину талию и… От резкого рывка мотороллера тут же чуть не свалился назад. А удержавшись, уже всем телом прильнул к ее спине.

И…

Боже мой! Ветер в лицо, запах Катиной шеи и плеч, ее волосы, струящиеся по его лицу, и мягкое тепло ее спины…

Мотороллер в сопровождении Верного летел по улице Чкалова, потом по какому-то проспекту и площадям, мимо каких-то парков, памятников, фонтанов и автомобильных моек – нет, Егор не видел ни этих красот, ни радужных водяных струй, ни, вообще, где они и куда они едут. Ему было все равно, пусть хоть на край света, лишь бы вот так, в обхват держать Катю двумя руками, дышать ее теплом…

Резкий полицейский свисток прервал это счастье. Катя тормознула у ног молодого полицейского.

– Так! – строго сказал ей полицейский. – Почему пассажир без шлема?

Катя сняла свой шлем и кокетливо встряхнула волосами:

– Извините, товарищ командир! Он первый раз, мы с тренировки. – И невинно посмотрела полицейскому в глаза.

Но полицейский еще пытался сохранить строгость и произнес, подозрительно глядя на Егора:

– Мне кажется, я его где-то видел…

– Конечно. На YouTube. Показать? – тут же подтвердила Катя и полезла в сумку за планшетом. – Смотрите.

– Не нужно. Я тебя вспомнил, – сказал полицейский Егору. – Ты же спортсмен, я тебя видел у Красного маяка. Ладно, езжайте. Только осторожно.

– Спасибо, старшина, – сказала Катя и дала газ.

И снова они катили в сопровождении Верного по летнему Ярославлю – то в потоке машин, а то сами по себе, и Катя через плечо говорила Егору:

– Видишь, какой ты знаменитый…

Егор молчал. Ему было все равно – знаменитый он или нет. С него достаточно было того, что он обнимает Катю. К сожалению, очень скоро Катя прикатила на своем мотороллере прямо к дому Егора.

– Спасибо, – сказал Егор, слезая с заднего сиденья. – Увидимся на тренировке.

– Конечно, – ответила Катя. – Хочешь, я за тобой заеду?

– Правда, заедешь?

Она пожала плечами:

– А почему нет? Завтра в одиннадцать тридцать. Пока.

И она уехала, а Егор и Верный еще стояли и стояли, глядя ей вслед. Ни Егор, ни Катя, ни тем более Верный не знали, что с момента их появления перед домом за ними из окна соседнего дома наблюдал Костя Зайцев.

* * *

Украшенные флагами и флажками, два автобуса с надписью «Спортивная база “Голубино”» подкатили к Дому спорта «Торпедо», и подростки, вернувшиеся со смены, стали выходить из них с рюкзаками и спортивными сумками в руках. Вышел и Виктор – загорелый и как-то разом возмужавший. Пожав руки своим приятелям – «Соколам “Локомотива”», он подошел ко второму автобусу, из которого выходили такие же рослые и загорелые девчонки-спортсменки, о чем-то поговорил с одной из них, а потом поцеловал ее в щечку (которую та охотно подставила), и только тут увидел маму и брата, стоявших среди встречающих родителей.

Недовольно нахмурившись, он подошел к ним.

– Зачем вы пришли? Что я – маленький?

– Нет, ты уже большой, – сказала мама, изумленно глядя на него снизу вверх. – А кто эта девушка?

– Это Наталья, – с каким-то неясным вызовом сказал Виктор и повернулся к Егору: – Привет, братан. На мотороллере катаешься? И как?

Егор похолодел. Откуда брат знает о мотороллере и Кате? И ответил растерянно, даже заикаясь:

– Н-ну, это… Ну-ну, проехал пару раз…

– Да ты не дрейфь, брательник! – жестко обнял его Виктор. – Нравится тебе Катя, ну и бери ее. Я ж тебе с детства все уступаю. А я, как ты видишь, уже нашел замену.

Но вызывающий тон Виктора не понравился ни Егору, ни матери.

– Та-ак… – протянула она. – Начинается…

* * *

А теперь позвольте вас спросить: что бы вы сделали на месте Егора в такой ситуации? Она же нередкая и даже, я бы сказал, типичная для братьев – очень часто им нравятся одни и те же девушки. Так вот – что бы вы делали на их месте? Да, до восьмого класса Катя нравилась Виктору, и Виктор нравился Кате. Об этом знала вся школа, потому и бесился Роман Бугримов, который тоже претендовал на Катино внимание. Но даже после всех драк и побоища, которое Бугор устроил Виктору на ледовом корте, Катя не ответила Роману взаимностью, а предпочла… Егора. Собственно говоря, это был ее выбор – открытый и даже, я бы сказал, демонстративный. Ведь Егор не интриговал за спиной у брата и не ухаживал за Катей, пока Виктор был на сборах в «Голубино». Поэтому я считаю, что он был чист и честен со своим старшим братом. А вы как думаете? Должен был он отказаться от дружбы с Катей только потому, что это задевало самолюбие Виктора?

Впрочем, что бы мы с вами ни думали, повлиять на развитие событий мы не можем. Трещина легла между родными братьями, Виктор перестал разговаривать с Егором, и никакие дипломатические усилия матери не помогали. А Катя продолжала открыто приезжать за Егором и в сопровождении все того же Верного ездить с ним не только на тренировки в «Торпедо». Нет, помимо этого она увозила Егора на самый популярный у ярославцев пляж у Прусовских карьеров, который в народе называют Байкал за прозрачную воду, песчаное дно, живописные берега и сосновый бор. Здесь Катя научила Егора плавать, ведь раньше он со своей мертвой ногой даже в воду не заходил и на пляжах не был. А теперь, поймав пловецкий секрет, Егор очень скоро стал плавать не хуже других, и они с Катей заплывали далеко за буйки. А на полянах в сосновом бору Катя рассказывала Егору о прочитанных книгах и читала Есенина, Пастернака, Багрицкого, Смелякова – Катя оказалась умной и эрудированной девочкой. Было очевидно, что, будучи на год старше Егора, она взяла над ним шефство…

Что ж, те, кто знает биографии выдающихся спортсменов, не станут этому удивляться. Прочитайте хотя бы биографию того же Ивана Ткаченко – его жена Марина, с которой он прожил пятнадцать лет, старше его на три года. А все потому, что, по моему мнению, у некоторых женщин есть так называемый «третий глаз» – интуиция, с помощью которой они видят в мужчинах, куда больше, чем видим мы сами в себе.

* * *

В серой кепке пришел сентябрь…

Северный ветер раздевал пожелтевшие парки, березовые рощи и сосновые боры. Волга стала свинцовой, холодные дожди и слякоть на улицах усиливали печальное настроение осени. Это сама природа готовилась отметить всем известное горестное событие.

Седьмого сентября во всех ярославских школах и Домах спорта состоялись траурные митинги памяти легендарной хоккейной команды «Локомотив».

– Дорогие ребята! – сказал Виктор Николаевич, директор Дома спорта, ста двадцати юным хоккеистам, выстроившимся на центральном Леонтьевском кладбище вокруг мемориального комплекса погибшим хоккеистам. – Сегодня мы скорбим о наших замечательных хоккеистах, трагически погибших в авиакатастрофе седьмого сентября две тысячи одиннадцатого года. Тридцать семь наших товарищей, цвет и гордость нашего клуба – вот они перед вами, молодые, красивые…

Показав на мемориальную гранитную стену с портретами погибших, Виктор Николаевич стал перечислять:

– Капитан команды Иван Ткаченко, тридцать один год…

Защитник Виталий Аникеенко, двадцать четыре года…

Защитник Михаил Баландин, тридцать один год…

Нападающий Александр Васюнов, двадцать три года…

Дети смотрели на портреты погибших и на украшенные цветами гранитные могильные памятники, выполненные в виде спортивных победных кубков с портретными фигурами хоккеистов.

А Виктор Николаевич продолжал:

Вратарь Александр Вьюхин, тридцать восемь лет…

Нападающий Александр Галимов, двадцать шесть лет…

Защитник Марат Калимулин, двадцать три года…

Нападающий Александр Калянин, двадцать три года…

Нападающий Андрей Кирюхин, двадцать четыре года…

Нападающий Никита Клюкин, двадцать один год…

Нападающий Сергей Остапчук, двадцать один год…

Нападающий Олег Скурницын, девятнадцать лет…

Молча стояли шеренги малышей «Орлов “Локомотива”», восьми-двенадцатилетних «Стрижей “Локомотива”» и тринадцати-шестнадцатилетних «Соколов “Локомотива”».

– Мы никогда не забудем вас, – сказал погибшим Виктор Николаевич. – И клянемся, что всегда будем достойны вашей памяти, всегда будем мужественно и гордо защищать честь нашей с вами команды «Локомотив». В память о вас объявляю минуту молчания.

В полной тишине, не шевелясь, смотрели теперь друг на друга с портретов – молодые лица команды Ивана Ткаченко, а из шеренг – юные «орлята», «стрижи» и «соколы», среди которых были Виктор и Егор Юрасовы.

Егору показалось, что Иван Ткаченко видит его со своего гранитного памятника и – молодой, смеющийся – даже подмигнул ему.

* * *

Стучали клюшки, скрипели коньки по льду, резиновая шайба летала по корту. Это восьми-двенадцатилетние «Стрижи “Локомотива”-1» играли со «Стрижами “Локомотива”-2». И хотя это был всего лишь тренировочный матч, борьба шла не на шутку.

А на скамейке сидели тренеры, Виктор Николаевич и Леонид Владимирович – тот самый усатый мужчина, который в любую погоду приходил на тренировки Егора на Волжской набережной. Теперь все они внимательно следили за игрой «стрижей», что-то записывали в свои тетради и блокноты и периодически подзывали к себе отыгравших игроков, обсуждали с ними подробности и детали игровых комбинаций.

И особое внимание взрослых было сосредоточено на Егоре. Он уже катался и играл не только вровень с остальными, но порой даже техничней и лучше их. Конечно, были ошибки и падения, но что-то в его игре было нестандартное и, я бы сказал, вдохновенное. Даже мне, который, честно говоря, слабо разбирается в тонкостях хоккейной игры, казалось, что в его игре, стремительных проходах и неожиданных финтах есть свой ритм, рифмы и – не побоюсь этого слова – поэзия. Да, все остальные ребята тоже играли хорошо и, возможно, даже замечательно. Но как Державин среди юных пиитов Царскосельского лицея легко, по нескольким четверостишиям выделил Пушкина, как любой профессиональный хореограф сразу, с первого па и фуэте может увидеть в юном студенте балетного училища будущего Барышникова, так и тренеры хоккея способны порой разглядеть в неказистом мальчишке будущего Харламова или Третьяка.

– Ему хотя бы есть тринадцать? Или еще нет? – негромко поинтересовался Виктор Николаевич у молодого тренера «Стрижей».

– Тринадцать ему через неделю, – сообщил тот.

– Ну, не знаю… Не знаю… Совсем сырой еще…

– Но у нас еще два месяца, – ответил тренер.

* * *

– Татьяна Борисовна, – сказал на следующий день Виктор Николаевич матери Егора. – Я пригласил вас к себе в кабинет, чтобы обсудить вот какую ситуацию. Оба ваших сына стали членами нашего спортивного клуба и показывают неплохие результаты. При этом Виктор у нас давно, с восьми лет, а Егор совсем недавно. И скажу вам честно, у нас есть на вашего Егора определенные планы и надежды. Для него это значит особый режим тренировок и повышенные нагрузки. Потому что настоящий хоккей требует не только ловкости, скорости и прочих талантов. Нужна еще и солидная масса тела, чтобы противостоять тяжеловесам противника. А, как вы сами знаете, был период, когда он отставал в своем физическом развитии. Поэтому без вашего согласия мы не можем разработать для него программу усиленных тренировок. Что вы думаете?

– Ну, я не знаю… – растерялась Татьяна. – Он… он и так всё время тренируется…

– К сожалению, не всё. Каждый день он полтора-два часа работает на мойке машин.

– Где? – изумилась Татьяна.

– А вы не знаете? Я думал, вы в курсе. Извините. Я в его годы тоже подрабатывал втайне от мамы, собирал деньги ей на подарок. Возможно, он тоже – вам или… девушке. Но дело не в этом. Позвольте мне быть откровенным. Нам с вами нужно его подкормить. Подождите! Не перебивайте. Я же понимаю, вы не можете одного кормить больше, а другого меньше. Так не бывает. Да и средства для этого нужны. Поэтому я, как директор клуба, принял решение: мы им обоим назначаем клубную стипендию. Но при условии, что Егор бросит работу на автомойке и приступит к тренировкам не со «Стрижами», а с «Соколами “Локомотива”». Вы согласны?

* * *

О, это были непростые тренировки! Часть из них вы видели в фильме о Харламове «Легенда № 17» – там, где Тарасов готовит своих ребят к игре с канадцами. Нет, четырнадцатилетних «соколят» тренеры, конечно, не нагружали такими чугунными чурками, как взрослых хоккеистов. Но, поверьте, нагрузки и тут были не стандартные, – «Соколам Локомотива» предстояло выступать на юношеском чемпионате Ярославской области, к которому готовились все спортивные клубы, включая «Буревестник». Вот цитата из ярославской прессы, которая говорит, насколько это были серьезные соревнования.

«В Ярославле, в ледовом спортивном комплексе “Чемпион” стартовал открытый чемпионат области по хоккею. Проходить он будет в формате Любительской хоккейной лиги. В нашем городе этот формат был испробован три года назад. Тогда в сезоне участвовало лишь семь команд. В этом году для участия в турнире заявили уже двадцать три команды.

Почётным гостем спортивного праздника стал президент Федерации хоккея России Владислав Третьяк.

В юношеском чемпионате участвуют спортсмены, которым еще не исполнилось восемнадцать лет…»

* * *

Итак – включайте фантазию! Представьте себе ледовый дворец, полные трибуны шумных зрителей, громкую спортивную музыку, огромные цифровые табло и бои «Соколов “Локомотива”» с «Волками “Шинника”», «Ястребами “Металлурга”» и «Акулами “Водника”». А также сражения «Буревестника» с «Грачами “Энергетика”», «Тиграми “Автопрома”» и «Скворцами “Зелентреста”». Каждая забитая шайба вызывает на трибунах взрыв голосов и пищалок.

Понятно, что в своих подгруппах «Соколы» «порвали» своих соперников, а «Буревестник» – своих. При этом Роман Бугримов, выскакивая на лед, каждый раз буквально сметал со своего пути и «скворцов», и «орлов», и даже «тигров»! А у «Соколов» из двух братьев Юрасовых играл только Виктор, а Егор сидел на скамье запасных – тренер до самого финала не выпускал на лед ни его, ни еще пятерых запасных игроков.

Конечно, Егор страдал. Мало того, что его родной брат Виктор с ним не разговаривал, так еще на глазах у всего города (и Кати!) он отличался в каждой игре красивыми прорывами к воротам и отличными пасами. А забив очередную шайбу, каждый раз с открытым вызовом смотрел с корта не на свою Наталью, а именно на Катю! И было непонятно – то ли эту шайбу он ей посвящал, то ли, наоборот, мстил за «измену». Впрочем, Егор понимал, что и в том и в другом случае каждая такая шайба забивает очередной кол в их разрыв с братом и, похоже, этот чемпионат окончательно их поссорит.

Было от чего страдать.

А еще одной причиной для страданий была игра «Буревестника», точнее – Романа Бугримова. Как ни странно, Роман вел себя точно так же, как Виктор, – забив шайбу (а забил он их даже больше Виктора), и он взглядом искал на трибуне Катю! Блин, злился Егор, сидя вдали от Кати на скамье запасных. Как будто в Ярославле нет других красивых девочек!..

Но, наблюдая за Бугром, Егор увидел и еще кое-что. Получив шайбу, Роман по прямой, напролом и буквально тараном устремлялся к воротам «скворцов», «орлов» и «тигров». Не пасовал, не финтил, не обводил защитников, а как разъяренный бык, как чугунный снаряд сшибал на своем пути все и вся. И даже потеряв шайбу, просто не мог остановиться, а продолжал по инерции лететь вперед еще метров десять, а то и больше.