Текст книги "Жрецы и фараоны. Сны"

Эдуард Юрченко
Жрецы и фараоны. Сны

© Юрченко Э. Г., 2011

© Университетское издательство ПУЛЬСАРЫ, 2011

Вы когда-нибудь играли в художественной самодеятельности? Или, скажем, в школьном театре? Возможно, на утреннике в детском садике? Впрочем, к чему эти предисловия?.. Все мы, так или иначе, играем различные роли: когда изображаем вселенскую грусть на лице, пытаясь уговорить родителей дать посмотреть категорически запрещенный для детей фильм, когда не хотим идти в школу, симулируя аппендицит (меня, кстати, чуть не прооперировали), когда, поступая на работу, убеждаем работодателя в нашем искреннем желании работать именно на этой должности, мечты о которой с самого детства занимали все свободное от учебы и спорта время, когда знакомимся с представителями противоположного пола, обещая всю свою жизнь, и до конца дней, ну и еще что обычно обещают в мыльных операх и телесериалах, и даже когда молимся (как правило, редко и когда здорово прижмет), пытаясь убедить Творца в своем искреннем раскаянии… Да, да, да, вывод из всего перечисленного вряд ли утешит читающего эти строки – ибо все мы большие лицемеры, вернее, все мы лицемеры с большой буквы. Исключением из этого печального правила являются дети, поскольку только они способны реагировать на этот мир адекватно тому, как его воспринимают… Но детство заканчивается, и мы становимся зависимы от традиций, привычек, правил хорошего тона и делового этикета, государственных и воровских законов, зависти, гордости и еще огромного количества причин, которыми объясняем свои гадкие поступки…

Ммм-дас-с… Мрачноватая получается картинка… Не находите?

Неужели все так плохо? Родился, год в состоянии амебы (ешь, спишь, отправляешь естественные надобности, иногда улыбаешься беззубым ртом, издавая непереводимые и непонятные звуки), первые шаги вперемежку с попытками засунуть в рот, а возможно, и съесть по неосторожности не убранные тапочки и другие предметы, несколько лет адекватной реакции на окружающую ситуацию с верой в Деда Мороза да с вопросами, заставляющими краснеть мам и загоняющими в тупик все старшее поколение, и достаточно длинный (от пятидесяти до семидесяти – это уж как повезет) путь лицедея и лицемера с возможным шансом возврата в состояние искреннего восприятия окружающего мира…

Говорят, в старости народ снова впадает в детство, но осветить эту тему смогу лет эдак через двадцать-тридцать, ибо пока из моих уст подобная информация будет звучать несколько надуманно…

Боюсь, это только часть правды, той, которую держим за семью печатями где-то глубоко внутри себя, пытаясь казаться лучше, чем мы есть на самом деле, правды, о которой часто боимся признаться самим себе, которую хотим унести с собой в могилу (похоже, с пафосом я все-таки немного переборщил).

Так что же остается светлого в душе среднестатистического обывателя в период его временного пребывания на этой грешной земле? Это мечты. Да, да, да… Как бы банально это ни звучало – мечты (не путать с материальными желаниями) о чем-то возвышенном и неосуществимом (победить дракона, достать звезду с неба, совершить подвиг или на худой конец дать в морду этому двухметровому качку с пятого этажа, собака которого с таким завидным постоянством отрывает номерной знак моего автомобиля (извините, отвлекся)… А еще нам остаются сны: добрые и страшные, правдивые и виртуальные, реалистичные и придуманные… Только в них мы можем быть героями там, где в реальной жизни боимся поднять голову или возразить, можем прыгать с девятого этажа и обратно без вреда для здоровья, и самое главное – можем летать. Вот, собственно, об этом и пойдет речь далее. Так что расслабьтесь и не пытайтесь найти в тексте какое-то рациональное зерно – его там просто нет, как нет смысла в «Черном квадрате» Малевича, попробуйте воспринять текст всеми органами чувств или, по крайней мере, прокрутите в голове сюжет, как ленту старого доброго советского фильма.

Сон первый

Дочь Иезуита Татьяна, была славным любопытным ребенком, но уже с пяти лет росла без матери под бдительным присмотром всевозможных нянек и теток, коих отец нанимал для воспитания дочери. Иезуит имел достаточно высокое положение в обществе, а чиновничий пост, занимаемый им в каком-то силовом ведомстве, давал огромную власть над большинством граждан той страны. Тысячи подчиненных, подлиз и льстецов, доступ через прослушку и слежку к тайнам других людей и организаций, психологические портреты и аналитические выкладки ведущих специалистов конторы, тексты выступлений и реплик, придумываемые лучшими пиартехнологами, психологами и другими режиссерами человеческих судеб, сделали из Иезуита сверхчеловека, по крайней мере, он был в этом уверен на все сто. Гордыня была вторым именем этого персонажа. С матерью Татьяны он развелся после публикации в какой-то желтой газетенке фотографий его персоны с барышнями легкого поведения, в непристойном виде. Вернее будет сказать, что это мать Татьяны подала на развод с Иезуитом. Однако многолетняя безнаказанность и власть сделали свое злое дело, и он, естественно, посчитав себя обиженным, решил этот спор по-своему: редактор издания, напечатавший компрометирующий материал, попал под страстное преследование фискальных органов, в результате которого потерял не только газету, но и практически все личное имущество; журналист, написавший статью и раздобывший фотоматериалы, был найден полуживой с черепно-мозговой травмой, выжить ему удалось, но память, как и способность здраво рассуждать, к бедняге не вернулись, так что его постоянным местом жительства стала психбольница. Мать Татьяны в ходе слушания дела о разводе и разделе совместно нажитого имущества была признана алкоголичкой, помещена в соответствующее лечебное заведение, лишена родительских прав, а равно, и всяческих прав на какое-либо совместно нажитое имущество. Нельзя сказать, что Иезуит очень боялся потерять контакт с дочерью, скорее наоборот – он бы с удовольствием забыл о ее существовании, однако гордыня и амбиции заставили поступить именно так. Он не мог проиграть, даже когда проигрывал. Все должно было быть в угоду ему, а не так, как хотела его жена. Имея неплохой достаток от не совсем законной деятельности, обеспеченной служебным положением… Тут следует немного оговориться: деятельность-то Иезуита была полностью законной: блюдя государевы интересы, он выполнял простые чиновничьи функции – что-то подписывал, что-то не подписывал, на что-то давал согласие, на что-то нет… с одной маленькой оговоркой – все перечисленное выше делалось им за деньги, которые благодарные посетители перечисляли в малоизвестный фонд как благотворительный взнос на что-то очень высокое и благородное (восстановление храма, помощь больным детям, развитие самой нужной государству отрасли и т. д.). Дальше все просто: специально обученный человек снимал в банке перечисленные деньги и передавал их другому специально обученному человеку, который эти, уже наличные, пожертвования либо передавал доверенному лицу Иезуита, либо переводил на счет какой-либо оффшорной фирмы, указанной тем самым доверенным лицом Иезуита. Вот, собственно, один из вариантов отъема денег у населения, о которых Остап Бендер даже не мечтал: просто, даже где-то банально, но зато работает безотказно. Конечно, существовали и другие способы получения денег от благодарных обладателей заветной подписи важной персоны, как то: паевые инвестфонды, оказание всевозможных услуг (от юридических до маркетинговых), покупка «мусорных» ценных бумаг, деривативов (фьючерсов, опционов)… Что-то я опять заговорился. Ну, да это, собственно, не так важно, важно то, что наш герой был ой каким небедным человеком. Правда, всю свою небедность он не мог вот так запросто показывать простолюдинам, журналистам, внутренней и государственной безопасности, сослуживцам. Посему все несметное имущество (яхты, автомобили, дома, квартиры) принадлежало де-юре не ему, а обезличенным иностранным компаниям, по большей части оффшорным, или его «друзьям», у которых Иезуит одалживал то или иное имущество во временное пользование бесплатно. А еще наш герой сильно прославился на научной ниве, вернее о нем как об ученом в научных кругах никто не знал, но гонорарам, получаемым им за чтение лекций и написание научных статей, мог бы позавидовать не только Эйнштейн (дело в том, что согласно действующему законодательству госслужащий не имеет права заниматься коммерческой деятельностью, а, соответственно, получать иные доходы, кроме как от написания научных статей, преподавания и зарплаты… Опять меня понесло). В общем, имея неплохой достаток, Иезуит обеспечил дочери хорошее образование: она пела, играла на фортепиано, рисовала, знала несколько языков, занималась танцами. Несмотря на это, Татьяна не любила принимать участие во всевозможных конкурсах, ее не прельщали известность и слава, она не получала удовольствие от общения с детьми отцовских товарищей, хотя делала это по настоянию Иезуита. К 18 годам дочь превратилась из гадкого коротко остриженного утенка в миловидную особу, что, к своему удивлению, заметил и сам Иезуит. Следует оговориться, что он не был обделен женским вниманием, ибо, с одной стороны, огромная рать подчиненных женщин, мечтая о служебном повышении, готова была разделить с ним постель, а с другой стороны, все тот же специально обученный человек организовывал (за вознаграждение, естественно) приезд на дом любой из понравившихся Иезуиту моделей или профессиональных жриц любви. В постельном плане Иезуит был что называется озабоченным человеком, причем его озабоченность заключалась не столько в качестве интимного свидания, сколько в самоутверждении и в еще большем самовозвышении. Так вот, обратив внимание на столь быстрое взросление и созревание дочери, а также на интерес к дочери со стороны сына чиновника, стоявшего рангом выше, наш герой решил воспользоваться сложившейся ситуацией, а именно: замужество дочери принесло бы Иезуиту немалые выгоды – это и приближение к семье Самого, и вообще…

Вот, собственно, основанная на таком нехитром предисловии жизнь героини первого сна текла своим чередом до известного возраста, когда мечты о принце становятся не только мимолетными вожделениями молодой особы, а начинают занимать большую часть ее сознания. В это же время Иезуит, зная своенравный характер дочери, унаследованный от матери, начал хитрую дипломатическую игру по формированию своего будущего в роли члена семьи вышестоящего чиновника, входной билет в которую обеспечивало замужество дочери. В доме Иезуита стали происходить празднования разнообразных знаковых событий, как то: покупка кем-то эксклюзивного спорткара, картины, завода, парохода – да мало ли чего еще, отмечались дни рождения, чьи-то профессиональные праздники и т. д. Множество людей в тот год побывало в доме Иезуита, от звезд шоу-бизнеса до детей-мажоров. При этом всех гостей объединяло одно – среди них не было случайных людей. Честно говоря, Иезуит сам был не в восторге от бедламов, творившихся в доме, однако выбранная тактика приносила свои плоды: Кирилл (сын вышестоящего чиновника) на фоне развязной примажеренной молодежи и уже зарвавшихся полузвезд становился для Татьяны самым близким и понимающим сверстником. Она привыкла к его постоянному присутствию в их доме, да и к тому же это был единственный человек из всех, вертевшихся вокруг, кто ее не раздражал. Однако для Татьяны Кирилл был хорошим, симпатичным парнем и только. Ему же Татьяна нравилась очень и очень. Скорее всего, он был в нее влюблен, влюблен, как бывают влюблены в восемнадцать лет: сильно, страстно и, кажется, на всю жизнь (красиво!).

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Не забывайте прокручивать прочитанное в голове, вспомните себя в восемнадцать лет, вспомните те чувства и ощущения, которые вы испытывали при виде дорогого человека. Давайте, не ленитесь.»

Однажды в посольство сопредельного государства, добрососедские отношения с которым, мягко говоря, не складывались, был приглашен Иезуит со своими близкими (он, дочь и очередная пышногрудая, напомаженная, отутюженная, с гордо поднятой головой длинноногая блондинка). На приеме присутствовало огромное количество богатых бездельников и покрытых плесенью чиновников. Большая часть присутствующих, никогда не игравшая в художественной самодеятельности, тем не менее с достоинством изображала светских львов и львиц. Барышни с подчеркнутой казательной непринужденностью и легкостью (до боли в каждом позвонке) прогибали спины, выпячивая напоказ малоприметные бюсты, лениво покуривали сигареты в длинных мундштуках либо потягивая через трубочку какой-то очень распространенный коктейль (ну, еще в который маслину кладут… Забыл). Кроме того, женщины были одеты во все – не скажу, что самое лучшее, но самое дорогое – это точно: бриллиантовые колье, цепочки, кольца и кулоны могли бы покрыть примерно четверть внешнего долга страны, проводящей прием (шутка). Хотя если сложить состояния всех присутствующих, а затем предположить, что его можно потратить на развитие страны, проводящей прием, то… могли бы быть установлены мраморные унитазы даже в местах лишения свободы той страны).

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Кстати, интересная мысль, почему, собственно, мы оцениваем наше с вами состояние по количеству абсолютно ничего не стоящих бумажек, напечатанных где-то далеко-далеко и находящихся в наших с вами карманах? Помните, как в детстве собирали фантики, складывали их в коробочку, прятали, хвастались в детском саду, менялись на другие (один оранжевый на два зелененьких). Как все это началось? Наверное, кто-то тогда подсказал, как надо поступать. Смешно, не правда ли – вырастая, мы продолжаем играть все в ту же бессмысленную игру: все те же ничего не стоящие фантики (я имею в виду деньги), все так же окружающие оценивают вас по количеству и разнообразию этих фантиков – чем больше, тем лучше, все так же мы их прячем, меняем, иногда дарим (отдаем безвозмездно), но это иногда… Так вот, мысль, которая посетила меня во время написания этих строк: «А почему бы не оценивать наше с вами состояние, привязавшись к иному эквиваленту, ну, скажем, к унитазу – очень нужная, незаменимая в хозяйстве вещь…» (шутка… хотя задуматься стоит, ведь все ваши деньги в один прекрасный момент могут превратиться в бумагу, а унитаз – он всегда будет унитазом, на нем можно посидеть, подумать, одним словом – вещь).»

Мужчины, эти надменные павлины с большими животами, с головами, переходящими в плечи, с сигарами и с коньяком, выпиваемым по привычке залпом и до дна, предпочитали отсиживаться за маленькими столиками небольшими компаниями, деловые разговоры (о футболе, рыбалке, машинах). В качестве украшений у мужчин были женщины (как правило, не жены). Безусловно, все эти пижоны (чиновники, мультимиллиардеры и просто миллиардеры) были не чем иным, как видимой частью айсберга: одни не вершили политику, хотя всем так казалось – они только подписывали что-то и озвучивали то, что им велели говорить (ну, скажем, режиссеры политики), а другие не владели теми несметными состояниями, которые им приписывались, вернее сказать, состояния-то у них были, вот только это были не их состояния, все деньги, равно как и собственность, находились у них во временном пользовании, т. е. в управлении, а истинных хозяев не знал никто или почти никто.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Вот и мне иногда кажется, дорогой читатель, что те надутые самодовольные личности, о которых мы слышим с голубых экранов и читаем в газетах, покупающие ультрадорогие яхты, футбольные клубы, отели и платящие за обед цену хорошего автомобиля, на самом деле являются всего лишь доверенными особами, слугами, если хотите, своих законспирированных хозяев. Но коль скоро есть хозяин, то, значит, есть кому казнить и миловать. Прокрутите в голове события последних десяти лет и вспомните, сколько вы слышали сообщений о скоропостижных кончинах тех или иных влиятельных людей (сердечный приступ, самоубийство либо автомобильная катастрофа), и вот уже мы слышим о новом олигархе, унаследовавшем состояние своего, ну, скажем, тестя (подобрали вменяемого и управляемого, женили на дочери управленца, пару лет на передачу дел и – на покой старика). Ну, да это мои вымыслы, посему относиться к ним надо как к вымыслам, или иначе – это как вам, читатель, будет угодно. По крайней мере, книга моя и писать буду, как хочу.»

Итак, читатель, представь большую кучу актеров, играющих серьезных людей, собравшихся в описанном выше посольстве, и такое же количество похотливых актрис, играющих верных спутниц своих спутников, а вернее спонсоров, дефилирующих туда-сюда, болтающих о том, о сем. Кроме этой когорты людей, на приеме присутствовали уже достаточно взрослые дети приглашенных и всяческий обслуживающий персонал – от звезд шоу-бизнеса до швейцаров и официантов. В основном зале стояли большие и малые круглые столы, убранные белыми атласными скатертями, уставленные большим количеством посуды и всевозможных приборов, пользоваться которыми не умел почти никто (возле каждой тарелки лежало по три вилки и по три ножа разных размеров и, вероятно, разного предназначения!) На блюдах посреди столов возлежала разнообразная снедь, украшенная зеленью и фигурно вырезанными овощами, бумажные салфетки и пластиковые шпажки. По залу туда-сюда сновали официанты с большим количеством алкогольных напитков. Часа через три разгоряченная спиртным светская публика, неприлично улюлюкая и выкрикивая бородатые либо пошлые тосты, шарила похотливыми глазенками по талиям и другим частям тел присутствующих. Кто-то даже пытался поруководить оркестром, а кто-то начинал любезничать с чужой барышней, пытаясь как бы невзначай пощупать оную на предмет целлюлита. В общем, каждый веселился как мог. Вечеринка была закрытая, т. е. не совсем официальная, а, соответственно, без журналистов.

Примажоренная молодежь старалась не отставать от ископаемого поколения и подналегала на спиртное. Ей был отведен отдельный зал, заказана дюжина популярных исполнителей, плюс полная свобода от предков, занятых нудными разговорами о политике. Они прыгали, кричали, бились головой о стенку, занимались непристойными вещами – развлекались, одним словом. На вечеринке Татьяна была по обыкновению с Кириллом. Вот, собственно, в этом зале возле стойки бара и произошло первое знакомство Татьяны и Андрея.

Сон второй

Так получилось, что он оказался рядом с ними. И если основная часть публики, сидевшей за стойкой бара, была повернута лицом к залу, то Андрей, пока еще незнакомец, сидел лицом к бармену и разгадывал какую-то головоломку со спичками, медленно перекладывая их с места на место. Он иногда прикладывался к стакану с прозрачной жидкостью и опять погружался в раздумья над головоломкой. Кирилл заказал пиво для себя и свежевыжатый морковный сок для Татьяны. Посмотрев какое-то время в зал на беснующуюся молодежь и вдоволь «насладившись» этим зрелищем, Татьяна случайно обратила внимание на Андрея и уже через мгновенье с интересом наблюдала за ним. Незнакомец, казалось, не замечал парочку, разместившуюся по соседству, и продолжал настойчиво перекладывать спички, что-то бормоча при этом.

– Интересно? – спросила Татьяна.

Андрей утвердительно кивнул, не поворачивая головы.

– Получается?

Собеседник отрицательно покачал головой, так и не повернув ее в сторону вопрошавшего.

– Хочешь выпить? – пыталась нащупать контакт Татьяна. Незнакомец просто приподнял свой стакан, показывая, что она как раз застала его за этим занятием.

– А потанцевать? – ее начинало разбирать любопытство: что за фрукт такой отмороженный на всю голову – сидит и никак не реагирует (будучи миловидной особой, она всегда была центром внимания, даже тогда, когда искренне этого не желала).

Незнакомец вновь молча отрицательно покачал головой.

– А покачаться под музыку?

– Мужики не танцуют – по слогам пробубнил Андрей.

– Ну а просто постоять под музыку?

– Я под музыку уже просто сижу…

Манера поведения незнакомца все более и более интриговала Татьяну. Ей захотелось взглянуть на него в анфас, а не в профиль, плюс самолюбие – до сих пор ни одна особь мужского пола так цинично не игнорировала ее. Желание протиснуться сквозь железный занавес становилось навязчивой идеей.

– Может, задумчивый Архимед все-таки оставит свои волшебные спички и обратит на меня внимание?

– Уже обратил.

– Когда же? – удивилась Татьяна. – С тех пор, как я подошла к стойке бара, ты ни разу не оторвал глаз от своего ребуса… Может, ты увидел мое отражение в своем стакане?..

– Да нет… Вы Татьяна, дочь Иезуита. Любите танцевать, знаете английский и французский, играете на пианино, поете, не особо любите тусовки и всевозможные мажорные мероприятия, короче говоря – спортсменка, активистка, красавица и завидная невеста с приданым.

– Ты что, следишь за мной? Или нет – ты следишь за моим отцом?

– За ним наверняка следят другие, а что касается тебя, то для них ты еще пока не представляешь интереса… – будто в никуда сказал Андрей, кивнув в сторону углового столика, возле которого как бы невзначай по стойке смирно стоял одетый в смокинг субъект спортивного телосложения с лицом, о которое, по всей вероятности, неоднократно разбивали кирпичи либо иные твердые предметы.

– Тогда откуда ты все это знаешь? – не унималась Татьяна.

– Что касается твоего имени, то его объявили, представляя гостей приема. Что же касается всего остального, то я сижу здесь неподвижно уже более трех часов, и на вашем месте успели побывать разные подвыпившие гости. А знаешь, о чем говорят пьяные люди?

– Нет.

– Вот. А пьяные люди обычно любят перемывать косточки другим пьяным людям либо просто окружающим. А учитывая, что ты на подобных мероприятиях гость редкий, угадай, о ком они еще могли говорить?

– А что они еще тебе успели рассказать? Вернее, что ты еще успел подслушать?

– Да, собственно, ничего особенного, так, тупой треп обмажорен-ных юнцов, доросших до осознания значимости положения своих родителей, деньги которых создают им явные преимущества перед огромным количеством подобных человеческих существ.

– Тебя чего понесло? Или ты всегда такой официальный?

– Да нет, наверное, пытаюсь произвести на тебя впечатление, так как на эти проклятые спички я впечатления не произвел.

– А что ты делаешь со спичками?

– Недавно нашел старую книженцию со всякого рода загадками и фокусами, для лиц среднего школьного возраста…

– И?

– Второй день голову ломаю над простейшей загадкой… Уже два коробка спичек со злости изломал, а загадку так и не разгадал.

– Не надоело?

– Надоело.

– Так займись чем-нибудь полезным.

– Чем, например?

– Пойди потанцуй!..

– В моем одеянии я могу только вальс танцевать, и то не факт.

– Так танцуй вальс.

– Под хип-хоп? Или под «Металлику»?

– Так пойди в зал, где взрослые.

– Да я, собственно, и вальс-то танцевать не умею, – улыбнулся Андрей.

В разговоре возникла затянувшаяся пауза… Через мгновенье оба заливались смехом, при этом Андрей не переставал смотреть на свои спички…

– А действительно, – вдруг заметила Татьяна, – чего это ты вырядился, как Элтон Джон на приеме у королевы?

– Это меня вырядили… Отец сказал, что я должен выглядеть солидно… Ну и вот…

– А зачем?

– Да я толком не знаю, да и неинтересны мне все эти протокольные вещи… Он говорит – я делаю. Вот в семье и порядок – никто ни с кем не ругается.

– Но тебе ведь не хочется это носить – по тебе видно, что это не твой стиль… Может, все-таки можно было найти другой, более компромиссный вариант?

– Не знаю… – задумчиво произнес Андрей. – Но ведь и ты пришла на эту вечеринку явно не по собственной инициативе…

– С чего ты взял?

– Ну смотри: три часа как идет вечеринка, а ты, во-первых, ничего не съела, а во-вторых, ни с кем, кроме твоего сопровожатого, не говорила. В этом зале только пять человек, кто не ест, не танцует и ни с кем не общается… Это ты, я, бармен-молчун да два гипсоголовых охломона-особиста, тусующихся возле обоих выходов из зала.

– Ты все-таки следишь за мной.

– Не-а.

– А я говорю: следишь. Иначе как объяснишь, что заметил только меня из такой толпы присутствующих? Или о них ты тоже можешь поведать с такой же наблюдательностью?

– Не о всех, но могу рассказать о многих, даже в подробностях…

– Интересно, и откуда же cтоль «энциклопедические» знания?

– Из желтой прессы, – улыбнулся Андрей.

– Фи… Молодой человек читает желтую прессу? А я уже успела посчитать тебя интеллектуалом.

– А по-твоему, интеллектуал должен обязательно держать в руке не желтую газетенку, а анализ финансовых рынков или книженцию «Как разбогатеть на форексе»?

– Оу! Ты знаешь слово «форекс»? Ты только что переместился на ступеньку выше в иерархии от человека очень глупого к человеку не сильно разумному. Браво! Так держать, малыш!

– А еще я умею играть на барабане…

– Понятно… Спускайся обратно на уровень «очень глупый».

– На самом деле я не читаю желтую прессу… Просто все дело в известности присутствующих. Проходя мимо киосков с прессой, волей-неволей обращаешь внимание на кричащие заголовки: «Новая пассия Иезуита», «Олигарх Иванов купил самую дорогую яхту» (типа «знай наших», хоть к нашим Иванова отнести ну никак нельзя), «Пасынок Петрова тайно встречается с женой Сидорова», «Васелина Тимова не любит целоваться с мужем» и так далее.

– М-м-м.

– Может, вернешь меня на ступеньку не совсем потерянных?

– Рано пока. Попробую задать еще пару вопросов. Ты там что-то о форексе говорил… Или тоже заголовок где-то увидел?

– Не только. Даже играл одно время.

– Почему играл? Насколько я знаю, на этом рынке зарабатывают, то есть работают.

– В казино тоже иногда зарабатывают, но я никогда не слышал, что там работают.

– Тоже мне сравнил… У нас целый предмет был о том, как зарабатывать на форексе… А вот о казино ни слова… Ты специально меня пытаешься запутать?

– Да нет… Ничего я не пытаюсь, я действительно так думаю. По-моему, форекс – это казино чистой воды.

– Объяснить можешь, только не выеживаясь и не умничая?

– Не умничая? Ну, попробую: в казино типа за лаве ставки, а по концовке шиш с маслом, а там – типа прогноз за лавешки, но в конце опять шиш с маслом… Вот.

– Очень доходчиво! – засмеялась Татьяна. – И все-таки?

– И там, и там нельзя системно зарабатывать, хотя все-таки возможен какой-то разовый выигрыш.

– Но нас в вузе учили, что данный рынок может быть просчитан, надо лишь знать тенденции его развития…

– Как ты думаешь: если бы вам в вузе рассказали, что форекс – это МММ для продвинутых? Сколько людей даже не попробовали бы этот лоходром?

– Слушай, хватит умничать, – будто бы обиделась Татьяна.

– Без базара… Всех лохов (потенциальных жертв афер) можно поделить на несколько категорий: на полных (отмороженных) дураков и умных (слегка примороженных) тугодумов.

– Хватит издеваться. Ты можешь просто нормально объяснить?

– В смысле, не умничая? – сказал Андрей, и они оба расхохотались.

Насмеявшись вдоволь и глотнув из стакана прозрачной жидкости, Андрей наконец-то оторвал взгляд от своих спичек и взглянул на Татьяну. Она действительно была достаточно миловидным созданием.

– Ладно, объясняю популярно: представь, что в казино пришел всего один человек и сделал ставку, и больше никого, а у казино деньги закончились, соответственно, выиграть этот один человек реальных денег, кроме, конечно же, своей ставки, не может, так как сумма денег казино равна его ставке, но зато проиграть у него есть шанс – это понятно. Теперь посмотрим на ситуацию, когда в казино пришло много народа, и все сделали ставки. В этом случае шанс выиграть у отдельно взятого посетителя сильно возрастает – чем больше посетителей, делающих ставку, проигрывает, тем больше получает победитель этой игры – своеобразное перераспределение денег участников. С одной только оговоркой: казино никогда не проигрывает – чем большая сумма денег прошла через кассу казино, тем больше это уважаемое заведение заработало. Казино в данном случае выступает эдаким посредником между потерпевшими фантазерами-идеалистами, верящими в то, что в казино можно разбогатеть, проходимцами-недоучками, уверовавшими в свою математическую гениальность после придумывания определенной закономерности выпадения той или иной цифры, при этом дающими советы всем и никогда не выигрывающими, и полными идиотами, кои срывают банк по извечному определению: «дуракам всегда везет». В общем, во всей этой присказке ничего интересного нет, кроме казино, ибо с точки зрения бизнеса только казино всегда зарабатывает, а посему пословица «хочешь выиграть в казино – купи казино» имеет более чем буквальный смысл.

– Очень поучительно: эти прописные истины известны всем. Так где же изюм?

– А изюм в том, что люди, зная все это, все же продолжают играть.

– Хорошо, а что ты можешь сказать о форексе?

– Ну, тут все еще проще…

– Что значит проще? Насколько я знаю, для того, чтобы делать прогнозы на форексе, необходим анализ большого количества показателей… и еще, и еще, и еще…

– В общем-то, это только часть правды. Ты можешь прочитать тысячи методик о стратегии работы на рынке форекс и все они будут очень аргументировано объяснены, но на самом деле форекс ничем не отличается от казино: вместо казино здесь торговые площадки (форекс-клубы), и каков бы ни был результат (проигрываешь ты или выигрываешь), всегда зарабатывает торговая площадка, и еще: просчитать на этом рынке можно все, кроме игры больших спекулянтов, таких как Торж Морос и ему подобных. По большому счету – это игра в карты, где один из игроков играет крапленой колодой (когда все будут играть на повышение, Морос и ему подобные воротилы обвалят рынок, и тем самым заработают на всех). При этом сговор финансовых воротил в игре на форексе нельзя квалифицировать как монопольный сговор, так как это почти невозможно доказать. Таким образом, работать на этом рынке по писаным правилам можно лишь в перерывах между аферами больших воротил. Вот.

– Интересный нюанс… Никогда об этом не задумывалась, – пожала плечами Татьяна.

– Да я тоже в общем-то не задумывался, просто нашел интересную статью одного аналитика в Интернете – вот, собственно, и вся премудрость. Я вообще думаю, что весь финансовый рынок со всем его многообразием – одна большая афера, и старик Маркс тому немое подтверждение.

– Ты читал идеолога коммунизма? – смеясь, спросила Татьяна.

– Пробовал читать «Капитал», но пока не осилил, так как многое не понимаю. Одно могу сказать наверняка: не знаю, какой он идеолог коммунизма, но то, что он великий экономист – это точно.

– Ты меня пугаешь. Слушай, ну нас и понесло. А с чего мы, собственно, начали?