Текст книги "Великие сражения Античного мира"

До 451 г. гунны не начинали осаду Орлеана, и за то время, пока они находились в Восточной Галлии, римскому полководцу Аэцию удалось сосредоточить всю свою энергию на подготовке такой мощной армии, какую он только смог собрать. Затем вместе с воинами вестготов ему предстояло встретиться с Аттилой лицом к лицу на поле боя. Аэций набирал под свои знамена, апеллируя к храбрости, чувству патриотизма, иногда страху. Кроме этих сил, которые по привычке носили гордое имя римских легионов, в его распоряжении были значительные войска союзников. Этих солдат в лагерь римского полководца привели корысть, религиозные чувства, наконец, общая ненависть к гуннам и страх перед ними. Король вестготов Теодорих также проявил себя выдающимся организатором. Орлеан так же стойко противостоял осаждающим, как это было и в последующие века. У переправ через Луару была организована оборона против вторжения гуннов. Наконец, после сложных маневров армии Аэция и Теодориха соединились южнее этой важной водной артерии.

После того как армии союзников начали двигаться в направлении на Орлеан, Аттила сразу же прекратил осаду города и отошел к Марне. Он решил не рисковать и не давать решающего сражения объединенным войскам своих противников, имея в распоряжении лишь центральный корпус собственной армии. Вождь гуннов отозвал свои войска из Арраса и Безансона и сосредоточил все силы гуннов на обширных равнинах в районе города Шалон-сюр-Марн. Одного взгляда на карту будет достаточно, чтобы понять, как искусно гуннский полководец выбрал место сбора своих сил и будущего поля сражения: характер местности прекрасно подходил для действий кавалерии, рода войск, которым была особенно сильна армия гуннов.

По преданию, именно во время отступления из Орлеана к Аттиле приблизился христианский отшельник и заявил ему: «Ты бич Божий, посланный для наказания христиан». Аттила сразу же присвоил себе этот новый ужасающий титул, впоследствии ставший самым известным из всех его прежних, наводящих страх и ненависть прозвищ.

Союзные армии римлян и вестготов (а также франков, аланов и др.) наконец встретились лицом к лицу со своим противником на обширных Каталаунских полях. Аэций командовал левым флангом союзников, король Теодорих – правым флангом. В центр, на самый передний край, намеренно поставили воинов вождя аланов Сангипана, верность которого вызывала у союзников сомнения. Аттила лично командовал центральным участком своей армии во главе своих соплеменников. Остготы, гепиды и другие союзные гуннам племена были расположены на флангах. Аттила начал битву энергичной атакой на том участке римских войск, на котором он в дальнейшем мог бы выделить часть своих лучших войск из центра на помощь левому флангу. Римляне, пользуясь более выгодным расположением на местности, отразили атаку гуннов. Пока в центре и на левом фланге союзников происходила ожесточенная борьба, правый фланг под командованием Теодориха обрушился на левый фланг войска гуннов, где стояли их союзники остготы. Храбрый король лично возглавил атаку и во время ее был выбит из седла копьем. После падения он был затоптан лошадьми собственной кавалерии. Но разгоряченных битвой вестготов не лишила мужества смерть вождя. Они смяли противостоящих воинов противника, а затем повернули во фланг центральному участку армии гуннов, которые с переменным успехом жестоко рубились со стоявшими против них аланами. (Гунны прорвали центр армии Аэция, затем обрушились на вестготов. Но контрударом римлян, бывших на левом фланге, гунны были опрокинуты. Аэций с римлянами начал теснить гуннов и вскоре овладел господствующей высотой, что и решило исход битвы. – Ред.)

Перед лицом этой опасности Аттила отвел центр своей армии к лагерю.

Ожидая, что с наступлением утра противник начнет штурм лагеря, Аттила выдвинул перед повозками и кибитками, служившими полевыми укреплениями, своих лучших лучников и приготовился к отчаянной обороне. Но «Бич Божий» решил, что ни один человек не должен лишить его жизни или взять в плен. Поэтому он приказал в центре лагеря сложить огромную пирамиду из седел своих кавалеристов. Вокруг он разложил награбленную добычу. Там же были размещены сопровождавшие его в походе жены, а на самом верху пирамиды разместился сам вождь, готовый погибнуть в пламени, но лишить врагов ценной добычи в случае, если их штурм лагеря будет успешным.

Но с наступлением утра взору победителей предстала мрачная картина поля вчерашнего сражения, на многие километры покрытого трупами (по свидетельству готского историка Иордана (VI в.), в битве с обеих сторон пало до 200 тыс. человек). Они также смогли убедиться в мрачной решимости своего врага продолжать биться насмерть. Союзники не приняли никаких мер к тому, чтобы отрезать лагерь гуннов от подвоза продовольствия и дать голоду довершить то, чего оказалось так сложно достичь силой оружия. Аттиле позволили беспрепятственно отвести остатки своей армии, что было чем-то похоже на победу гуннов.

Возможно, хитрый Аэций не хотел слишком решительной победы. Его пугала слава, которой добились союзники-вестготы. Он опасался также, что в лице принца Торисмунда, принявшего на себя командование войском после гибели вождя, которого вестготы выбрали королем вместо погибшего отца Теодориха, Рим может обрести нового Алариха. Аэций сумел убедить молодого короля сразу же вернуться в свою страну. Тем самым в конце концов Аэцию удалось избавиться и от опасного союзника, и от побежденного, но грозного противника.

Вскоре Аттила возобновил свои походы в Западную Римскую империю. Но никогда больше, как на Каталаунских полях, цивилизованный мир не стоял так близко перед лицом смертельной угрозы. Через два года Аттила умер, а после его смерти созданная гением вождя обширная империя рассыпалась, раздираемая изнутри восстаниями покоренных народов, которые на этот раз были успешными. На несколько веков имя гуннов перестало вызывать трепет, а наследие их империи ушло, как и жизнь царя, который сумел расширить ее до таких ужасающих пределов[72]72
  Может быть, автор не слишком много внимания уделил подробностям битвы и увлекся описанием последствий сражения. Но прекрасный рассказ о нем можно найти у Гиббона. Было бы слишком самонадеянным процитировать его или попытаться превзойти. Кроме того, о том же можно прочитать в произведении Герберта «Аттила».


[Закрыть].

Краткий обзор событий между Шалонским сражением (451 г.) и битвой при Туре (732 г.)

476 г. Гибель Римской империи, когда германец Одоакр низложил последнего западноримского императора Ромула Августула.

481 г. Образование франкского государства в Галлии под властью Хлодвига.

Середина V в. – начало VII в. Саксы, англы, юты и фризы завоевывают большую часть территории Британии, за исключением северных территорий и районов вдоль западного побережья острова. Основание германскими завоевателями восьми маленьких независимых государств.

533—555 гг. Полководцы императора Восточной Римской империи Юстиниана отвоевывают Италию, Северную Африку и Южную Испанию. На время эти территории становятся частью Восточной Римской империи.

568—570 гг. Завоевание большей части Италии лангобардами.

570—628 гг. Длительные войны между восточноримскими императорами и персидскими царями (Сасанидами).

622 г. Начало магометанской эры хиджры. Мухаммед выступает из Мекки и становится правителем Медины.

629—632 гг. Завоевания Мухаммеда в Аравии.

637—661 гг. Арабы-мусульмане завоевывают Сасанидский Иран.

632—718 гг. Походы мусульман-арабов против Восточной Римской империи. Завоевание ими Сирии, Египта и Северной Африки.

711—718 гг. Арабы переправляются через Гибралтарский пролив, вторгаются и завоевывают Испанию. В 718 г. арабы разбиты при Ковадонге последними свободными испанцами – здесь началась Реконкиста (до 1492 г.)

«На момент смерти Мухаммеда в 632 г. власть его религиозной державы ограничивалась Аравийским полуостровом. В то время как Восточная Римская и Иранская (Сасанидская) империи вели длительные войны без достижения решительных результатов в Месопотамии и в Армении (иранцы в ходе войны 604–628 гг. завоевали Египет, Сирию и Палестину, трижды выходили к Босфору. Но были разбиты в 628 г. на севере Месопотамии и потеряли все. – Ред.), воинственные арабские фанатики смотрели на эти государства как на свои будущие жертвы. В самые первые годы правления наследника Мухаммеда, Абу Бекра (халиф в 632–644 гг.), были предприняты походы на их территории. Деспотии на Востоке никогда не гарантированы от быстрого и полного подчинения. Несколько успешных битв, несколько осад городов арабами на территории от Тигра до Окса привели к свержению империи Сасанидов и крушению ее старой религии зороастризма. Семи лет войн оказалось достаточно для покорения богатой провинции Сирии, несмотря на то что там стояли большие восточноримские армии под защитой мощных крепостей. Халиф Омар еще не успел поблагодарить своих воинов за эту победу, как один из его полководцев Амроу объявил о полном покорении Египта. Через некоторое время арабы проложили себе дорогу вдоль побережья Африки до Геркулесовых столбов, тем самым отторгнув от Восточной Римской (Византийской) империи и Северную Африку. Походы на запад привели к новым впечатляющим победам над новыми врагами. Воспользовавшись междоусобицами в стане вестготов, в погоне за их сокровищами арабский полководец Тарик ибн Сеид, получив разрешение халифа, высадился в 711 г. в Испании, и к концу 714 г. имя Мухаммеда звучало над Пиренеями» (Галлам).

Глава 7
Битва при Туре (при Пуатье) в 732 г

Это событие спасло наших предков в Британии и наших соседей в Галлии от светского и религиозного ярма Корана.

Гиббон

Широкая равнина, пролегающая между Пуатье и Туром, состоит в основном из ряда богатых пастбищ, которые пересекают и питают своими водами Шер, Крез, Вьенна, Клен, Эндр и другие притоки реки Луары. Иногда местность переходит в живописные возвышенности, кое-где встречаются лесистые участки, пустоши или один за другим тянутся виноградники, нарушая однообразную картину бесконечных лугов. Казалось, сама природа предназначила эти территории для маневров многочисленных армий, в особенности больших сил кавалерии, решавшей судьбы народов в столетия сразу же после падения Рима, в те столетия, когда Европа еще не объединилась в государства, которые мы привыкли видеть на современной карте.

Здесь произошло не одно крупное сражение, но для историка особенно важным является именно то из них, что ознаменовало великую победу Карла Мартелла над арабами в 732 г. В результате той битвы были окончательно остановлены арабские завоевания в Западной Европе, а христианство было спасено от ислама. Тем самым удалось сохранить остатки древней и ростки современной цивилизации и вновь подтвердить превосходство индоевропейской расы над семитскими народами.

Французские историки Сисмонди и Мишле довольно легкомысленно отнеслись к тому живому интересу, что вызывает это великое сражение, послужившее итогом долговременного противостояния поборников креста и полумесяца. Но если французские историки недооценили подвиг своего национального героя, то их коллеги из Великобритании и Германии отдали должное триумфу Карла Мартелла над сарацинами. Гиббон в своем знаменитом исследовании посвятил несколько страниц рассказу о битве при Туре. Он проанализировал те последствия, которые мог бы иметь поход Абд эр-Рахмана (Абдурахмана), если бы он не был остановлен вождем франков[73]73
  См. т. VII, с. 17, где Гиббон не без доли сожаления отмечает, что «если бы завоевательные походы сарацин не удалось остановить, то, возможно, в современном Оксфорде преподавали бы Коран, и с его кафедр подвергшейся обрезанию аудитории разъясняли бы святость и истинность откровений Мухаммеда».


[Закрыть].

Шлегер, повествуя о том, как «армия Карла Мартелла спасла и избавила христианские народы Запада от смертельных объятий разрушающего все на своем пути ислама», говорит о «великой победе» словами самой горячей признательности (см.: Философия истории. С. 331). Ранке называет начало VIII столетия «одним из важнейших периодов истории, когда, с одной стороны, магометане угрожали хлынуть в Италию и Галлию, а с другой стороны, древние идолы саксов и фризов снова пытались проложить себе путь за Рейн. Перед лицом этой угрозы христианской культуре молодой вождь германских народов франк Карл Мартелл сумел бросить им вызов. Он обрушился на них со всей энергией, как этого требовало чувство самосохранения, и наконец ему удалось заставить врага сосредоточить свое внимание на других территориях»[74]74
  См.: Ранке. История реформации в Германии. Т. I. С. 5.


[Закрыть].

Арнольд оценивает победу Карла Мартелла даже выше, чем победу Арминия, и относит ее к «тем выдающимся свершениям, которые повлияли на судьбы человечества на многие столетия»[75]75
  См.: Арнольд. История государств, возникших на территории Рима, после его падения. Т. II. С. 317.


[Закрыть].

Таким образом, чем внимательнее исследуется это событие, тем выше становится оценка важности его значения. И, несмотря на явный недостаток информации об обстоятельствах и участниках сражения, это столкновение двух противоборствующих армий завоевателей на обломках Римской империи не может не вызывать самый глубокий интерес, именно благодаря тем последствиям, причиной которых оно явилось. Тот старый классический мир, история которого занимает так много места в прежних главах, к VIII столетию н. э. погиб и лежал в руинах. Его провинции с севера раздирали германцы, с юга – арабы. Наконец хищники встретились лицом к лицу. И каждый из них хотел стать единоличным хозяином добычи. Этот конфликт заставляет Гиббона вспомнить старую сцену из Гомера, который сравнивает поединок Гектора и Патрокла за тело Кебриона (возница Гектора, которого Патрокл убил, бросив камень, попавший в лоб) со схваткой двух львов, которых голод и ненависть друг к другу заставили вступить в борьбу над телом мертвого оленя. Сравнивая постепенное отступление державы сарацин (мусульман) перед превосходящей мощью воителей севера, было бы к месту упомянуть еще одно сравнение, использованное при описании того же эпизода из Илиады. Отступление Патрокла в поединке с Гектором сравнивается с вынужденным отступлением задыхающегося, выбившегося из сил вепря, который до этого долго и свирепо сражался с превосходящим по силе зверем за доступ к источнику среди скал, из которого каждый из них хотел напиться.

К 732 г. прошло уже три столетия с тех пор, как германские завоеватели переправились через Рейн, границу, которую они никогда надолго не пересекали до этого, и ступили на территорию Римской империи. Но ими так и не была создана система государственной власти, многочисленные племена так и не были объединены в один народ. Ко времени, когда Карл Мартелл оказался перед лицом угрозы вторжения сарацин с юга, в стране не существовало общего языка и обычаев. Галлия еще не стала Францией. В ней, как и в других провинциях Западной Римской империи, власть цезарей была уничтожена еще в V столетии. На руинах Римской державы сразу же возникло множество королевств и княжеств варваров. Но лишь немногие из них выдержали испытание временем. И ни одно из этих государств не сумело объединить под своей властью достаточное количество соседних владений в единое организованное гражданское и политическое сообщество. Основная часть населения все еще состояла из покоренных жителей провинции, романизированных кельтов (галлов), долгое время находившихся под властью империи. Эти племена впитали изрядную долю крови римских завоевателей, успели усвоить язык, литературу, законы и другие атрибуты латинской культуры. Теперь там же, в Галлии, совместно с галлами и галло-римлянами, покорив их, проживали постоянно или кочевали с места на место их германские завоеватели. Некоторые из германцев еще сохранили свою первобытную независимость и первозданные национальные черты. Другие под влиянием своих цивилизованных соседей сумели освоить первые зачатки культуры, смягчить первобытную жестокость и стать более дисциплинированными. Следует помнить, что Западная Римская империя погибла не под внезапно обрушившейся на нее лавиной вторжения варварских племен. Германские завоеватели переходили Рейн не огромными массами, а компактными армиями, имевшими в своем составе одновременно лишь по нескольку тысяч воинов. Завоевание провинции произошло как результат бесконечного числа локальных вторжений немногочисленных войск. Победители либо отходили обратно с награбленными трофеями, либо поселялись на завоеванных территориях. Обычно они обладали достаточной военной силой для того, чтобы совершать новые набеги против враждебных племен или захватить еще не подвергшийся нападению город или селение местных жителей. Однако постепенно завоеватели стали склоняться к тому, чтобы навсегда остаться на захваченных территориях. Они утрачивали ту неутолимую жажду новых походов и приключений, что заставляла их собираться под знаменами храбрейших племенных вождей, оставлять родные леса и совершать военные набеги на земли на левом берегу Рейна. Германцы принимали христианство и, отказываясь от старых верований, в значительной мере теряли ту грубую жестокость, в которой их воспитывала вера в древних северных богов-воителей, обещая в качестве награды тем, кто был храбр на земле, нескончаемую череду боев и пиров на небе.

Но, несмотря на смену религии и другие последствия влияния более культурных народов на германцев в Галлии, несмотря на то, что франки (которые изначально представляли собой конфедерацию германских племен, проживавших между Рейном, Майном и Везером) сумели продемонстрировать свое превосходство над прочими завоевателями Галлии и над самими жителями завоеванных территорий, их страна долгое время представляла собой неупорядоченное скопление оседлых и кочующих племен. Первые франкские короли из династии Меровингов вели непрерывные междоусобные войны против своих соплеменников за владение завоеванными территориями. Одновременно самые сильные из них энергично боролись за защиту своей страны от германцев-язычников, которые постоянно стремились перейти Рейн и отвоевать себе свою долю добычи на осколках империи.

Завоевательные походы сарацин на южные и восточные римские провинции были более стремительными и организованными, чем набеги германцев на севере. Новая организация общества, предложенная мусульманской религией, объединяла и усиливала новых завоевателей. От смерти Мухаммеда до битвы при Туре прошло ровно сто лет. За это столетие последователи пророка сумели покорить половину территорий бывшей Римской империи. Помимо завоевания Сасанидского Ирана, сарацины сумели в результате череды победоносных походов покорить Сирию, Египет, Северную Африку и Испанию. В начале VIII в. н. э. мусульманский мир еще не знал той междоусобной вражды, которая пришла туда позже. Все завоеванные страны подчинялись халифу. Везде, от Пиренейских гор до реки Окс, возносились молитвы имени Мухаммеда, а Коран почитался как книга высшего закона.

Под командованием одного из самых талантливых и знаменитых полководцев арабская армия, закаленная в боях, имея преимущество в выборе времени, места и характера битвы, отправилась в великий поход на завоевание Европы к северу от Пиренеев. Победоносное мусульманское воинство после покорения Испании стремилось к захвату новых христианских городов и храмов, оно пребывало в фанатичной уверенности в непобедимости своего оружия. Не только современные христианские писатели и поэты, но и древние арабские историки упоминают о той надменной самоуверенности мусульман, сокрушивших державу вестготов в Испании. Их воинственные устремления поощрялись халифом, который в 729 г. второй раз назначил правителем Кордовы Абдурахмана (Абд эр-Рахмана) ибн Абдиллах Альгхафеки (Abderrahman Ibn Abdillah Alghafeki), полководца, продемонстрировавшего свое мастерство и отвагу в кампаниях в Африке и Испании. Храбрость и великодушие этого человека сделали его кумиром своих солдат. Ранее он уже участвовал в нескольких войнах в Галлии и считался знатоком национального характера и тактики франков. Кроме того, Абдурахман был почитаем как истинный мусульманин, так как он сумел отомстить за уничтожение нескольких отрядов правоверных к северу от Пиренеев.

Помимо признания заслуг Абдурахмана на военном поприще, арабские историки пишут о нем как об образце чистоты и справедливости. За первые два года своего второго правления в Испании он провел ряд жестких реформ, направленных на искоренение злоупотреблений, которые систематически допускались при правлении его предшественников. Одновременно Абдурахман вел энергичные приготовления к завоевательной войне в Галлии. Помимо войск, набранных в Испании, он получил из Африки большой корпус отборной берберской кавалерии, на командных должностях в котором стояли арабы, доказавшие свою храбрость и воинское мастерство. Летом 732 г. во главе армии, численность которой, по оценкам арабских историков, составляла до 80 тыс. воинов, а по христианским источникам – несколько сотен тысяч человек, Абдурахман переправился через Пиренеи. Возможно, арабские источники преуменьшают количество воинов в армии Абдурахмана, но тем не менее их оценки больше соответствуют действительности. Герцог Аквитании Эд безуспешно попытался остановить это многочисленное воинство, потерял множество укрепленных городов и половину своей территории. Наконец, на защиту Галлии и христианской веры выступила мощная армия Карла, принявшего прозвище в честь бога-воителя своих предков и его любимого оружия, которым он сокрушал врагов в битвах[76]76
  Слово martel обозначает «молот». См. «Скандинавские саги», где упоминается любимое оружие бога Тора.


[Закрыть].

Еще до VIII века короли Меровингов утратили свое значение и власть, превратившись в марионеток с короной в руках франкской знати. Карл Мартелл, как и его отец Пипин Геристальский, был майордомом австразийских франков, самого воинственного из франкских племен, больше других сохранивших свои германские корни. От имени номинального короля он вел борьбу за приведение к покорности немногих оставшихся буйных независимых правителей районов и городов страны. Вынужденный постоянно бороться за власть со своими соплеменниками и одновременно вести еще более опасные оборонительные войны против жестоких неукротимых языческих племен фризов, баваров, саксов и тюрингов, которые в то время с особым упорством и яростью атаковали земли германцев-христиан на левом берегу Рейна, Карл Мартелл, помимо личной храбрости, сумел приобрести большой военный опыт. Он создал из франков-ветеранов что-то вроде ополчения. Историк Галлам выражает сомнение в том, не преувеличиваем ли мы значение битвы при Туре, восхищаясь этой победой? Не слишком ли безрассудно поступил Карл Мартелл, поставив на карту в генеральном сражении против агрессора судьбу Франции? Однако, принимая во внимание то, что Карл не имел постоянной армии, и независимый характер воинов-франков, собравшихся под его знаменами, наиболее вероятным представляется то, что он просто не имел достаточной власти для того, чтобы придерживаться тактики наблюдения за противником и изматывания его сил маневрами, задерживающими решающую битву. А опустошительные набеги легкой кавалерии сарацин в Галлии приобрели такой широкий масштаб, что Карл был просто не в состоянии больше сдерживать справедливый гнев франков. И даже если бы ему удалось убедить соплеменников малодушно наблюдать за тем, как арабы штурмуют новые города и опустошают новые районы, он не смог бы продолжать командовать объединенной армией после того, как истечет обычный назначенный срок военной экспедиции. И если слова арабских историков о том, что мусульманская армия к тому моменту была дезорганизована, соответствуют действительности, то Карл сумел правильно выбрать момент для генерального сражения и умело провести его.

Монастырские хроники, из которых мы черпаем мелкие подробности памятной битвы, с полной достоверностью доносят до нас ту обстановку страха, который вызвало вторжение сарацин, и накал той войны. Там говорится, что сарацины и их царь, которого звали Абдурахман, отправились из Испании со всеми своими женами и детьми и со всем имуществом в таком огромном количестве, что не в силах человека было даже попытаться пересчитать их. Они везли с собой все оружие и все, чем владели, как будто собирались навсегда поселиться на землях Франции.

«Тогда Абдурахман увидел землю, заполненную во множестве его воинами. Он переходит через горы, его армия попирает и горы, и равнины и проникает далеко в страну франков и предает мечу всех на своем пути. Когда Эд решил дать ему сражение у реки Гаронна, а затем спасался бегством с поля боя, один Бог знает, сколько было убито. После этого Абдурахман преследует герцога Эда и желает осквернить и сжечь святой храм в Туре, но против него выступает вождь австразийских франков Карл, воин с юных лет, которого Эд просил о помощи. Почти семь дней они шли навстречу друг другу, пока, наконец, не встретились на поле битвы. И народы севера стояли подобно стене, непреодолимые, как ледники. И они предали всех арабов остриям своих мечей».

Европейские историки наперебой утверждают, что одной из главных причин разгрома арабов стала гибель Абдурахмана. Так, один из них пишет, что после того, как сарацины узнали о смерти своего вождя, они растворились в ночи, что было приятным сюрпризом для христиан, которые были готовы на следующее утро вновь увидеть их покидающими свои шатры и готовыми продолжать сражение. Один из монахов-летописцев сообщает, что потери мусульман составили 375 тыс. человек, в то время как христиане потеряли всего 1007 воинов. Такую разницу в числе убитых он относит к воле Провидения Божьего. Автор изучил и перевел некоторые самые захватывающие эпизоды из трудов таких историков. В них есть все, кроме подробного и правдивого описания самого великого сражения, а также тех действий, которые предшествовали ему или следовали за ним.

Но, хотя и приходится пожалеть о скудности и сомнительности этих повествований, их наличие дает возможность сравнить данные западных источников с мусульманскими хрониками, написанными на эту тему. Исследователь давних событий редко получает столь уникальную возможность. В случае с битвой при Туре мы получили гораздо более достоверное изложение этого исторического события обеими сторонами, чем это часто бывает. Случается, что, когда речь идет о значительном историческом факте, до нас доходит огромное множество подробностей о нем, которые, к сожалению, поступают от представителей лишь одной из сторон. В таких случаях ничто не гарантирует исследователя от преувеличений, искажений и прямых фальсификаций, которые национальное тщеславие часто заставляет преподносить вместо реальных исторических событий. Арабские историки, которые описывают войны и завоевания соотечественников в Испании, рассказывают и о походе великого эмира в Галлию, его поражении и гибели близ Тура в битве против франков под командованием короля Кальдуса, как они называют герцога Карла[77]77
  Арабские хроники были сохранены и переведены на испанский язык доном Хосе Антонио Конде в его «Истории владычества арабов в Испании», опубликованной в Мадриде в 1820 г. Изложение Конде, которого решил придерживаться и автор, сохраняет стиль и дух оригинальных восточных документов. Поэтому мы как бы рассматриваем войну в Западной Европе между магометанами и христианами с позиции сарацин.


[Закрыть].

Они рассказывают, как на границе франков с мусульманами произошло столкновение с вождем христиан, который собрал всех своих людей и повел их в бой, и что какое-то время результаты битвы казались непредсказуемыми. «Но, – продолжает автор арабской хроники, – Абдурахман обратил их в бегство, и его люди были воодушевлены постоянными успехами. Они были полны доверия к своему эмиру, его храбрости и военному опыту». После того как мусульмане покарали своих врагов, они перешли реку Гаронну, и подвергли их земли опустошению, и захватили бесчисленное количество пленников. И их армия проходила повсюду, подобно разорительному шторму. Богатые трофеи сделали воинов ненасытными. Переправившись через реку, Абдурахман сверг франкского правителя, и тот удалился в свою крепость. Но мусульмане захватили ту крепость и убили того вождя. Потому что все склонялись перед их саблями, которые называли похитителями жизней. Все народы франков трепетали перед этой грозной армией, что привело их к своему королю Кальдусу. Они рассказали ему об опустошении, которое сеяли мусульманские всадники, и как они прошли все земли Нарбона, Тулузы и Бордо. И они рассказали о смерти своего вождя. Король приказал им приободриться и предложил свою помощь. В 114 г. (хиджры) он оседлал коня и, захватив с собой все войско, которое смог собрать, отправился навстречу мусульманам. Он обрушился на них близ великого города Тур. И Абдурахман и другие достойные вельможи увидели, что мусульманское воинство, которое было перегружено военной добычей, находится в беспорядке. Но они не стали вызывать недовольство солдат приказом бросить все имущество, кроме оружия и боевых коней. И Абдурахман решил довериться храбрости своих воинов и удаче, которая прежде никогда не оставляла его. Но (примечания арабского автора) этот недостаток дисциплины стал гибельным для армии. Итак, Абдурахман и его войско напали на Тур, чтобы захватить еще более богатую добычу. Они яростно бросились на штурм города, и их ожесточение было так велико, что они штурмовали город почти на глазах армии, прибывшей на его спасение. И свирепость и жестокость мусульман против жителей города были подобны ярости тигров. «Ясно, – пишет далее араб, – что Бог должен наказать их за эту невоздержанность. Поэтому удача отвернулась от мусульманских воинов.

Близ реки Овар (очевидно, Луары) (по современным данным, там, где сливаются Вьенна и Клен – у Пуатье. – Ред.) две великие армии двух народов и двух вероисповеданий бросились друг на друга. Сердца Абдурахмана, его военачальников и солдат были полны высокомерия и гордыни, и они первыми начали битву. Мусульманские всадники со всей силой и яростью набросились на отряды франков, которые оборонялись мужественно и отважно. До захода солнца с обеих сторон полегло множество воинов. Ночь разделила две армии, но ранним утром мусульмане возобновили битву. Их всадники вскоре пробили себе дорогу к центру христианского воинства. Но многие мусульмане опасались за сохранность добычи, оставленной в своих шатрах. И когда в их ряды пришло ложное известие, что враг сумел проникнуть в их лагерь, некоторые отряды всадников поскакали на защиту своих шатров. Но другие восприняли это как бегство, и все войско было поколеблено. И когда Абдурахман попытался восстановить порядок и вернуть беглецов в битву, его окружили воины франков, он был пронзен сразу многими копьями и так погиб. Тогда все войско побежало от врага, и многие бегущие были убиты. Эта смертельная неудача мусульман и гибель великого полководца и умелого всадника Абдурахмана произошли в сто пятнадцатом году».

Было бы трудно ожидать от противника более ясного признания своего полного поражения, чем это сделали арабы в своей летописи европейского похода. Отличие их повествования от христианских данных состоит в том, сколько дней продолжалось сражение. Неясно также, был ли спасен подвергавшийся штурму город или нет. Но это ничего не значит по сравнению с признанием того, что решающее сражение между франками и сарацинами действительно произошло и победу в нем одержали франки. Тот факт, что, по мнению мусульман, сражение при Туре имело важное значение, очевиден не только по выражениям их историков «смертельная битва» и «позорный исход», которое они многократно используют в своих рассказах. Он подтверждается и тем, что сарацины с тех пор никогда не предпринимали серьезных попыток завоевания земель за Пиренеями. Карл Мартелл, его сын и внук получили время для укрепления и расширения своей державы. Конечно, основанная гением Карла Великого новая христианская Западная Римская империя, в которой он железной волей утвердил мир и прекратил прежнюю анархию в вероисповеданиях и междоусобицы между народами, не смогла сохранить свою целостность после смерти великого правителя. На Европу обрушились новые испытания. Но христианство хоть и было разобщено, но сохранилось. Прогресс цивилизации, развитие народов и стран современной Европы с того времени пусть и не всегда гладко, но неизменно двигались вперед.