Текст книги "Дублин"

– Хватит, – сказал он по-ирландски. – Я уже достаточно проиграл для одного дня.

Его голос показался Морису знакомым. Маленький встал, собрал монеты и собрался уходить. Второй обернулся, посмотрел на Мориса и вытаращил глаза.

– Эй, Муириш! – воскликнул он по-английски. – Как ты здесь очутился?

И через мгновение Морис уже сидел рядом со своим другом Брианом О’Бирном.

Они долго разговаривали. Морис рассказал Бриану обо всем: о рождении Доната, чему О’Бирн искренне порадовался, о Елене, – и тут ирландец покачал головой:

– Забудь об этом, Муириш! Твой отец прав. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Сам О’Бирн, как он пояснил, ездил в Ратконан, а теперь возвращался в Дроэду. Он присоединился к Фелиму О’Нейлу с самого начала бунта.

– Я бы в любом случае пошел с ним, Муириш, – сказал он. – Но раз уж еще и моя жена с ним в родстве… – Он пожал плечами. – Это судьба.

О’Бирн заказал еще эля. И пока они пили вместе, Морису казалось, что его старый друг пребывает в несвойственном ему настроении. В какой-то момент О’Бирн посмотрел на него и внезапно заметил:

– Твое место в Ратконане, ты ведь знаешь. Я с самого начала это понял.

– Да, там я чувствую себя как дома, – согласился Морис, хотя и не понял, что заставило О’Бирна это сказать.

Но в любом случае ирландец словно и не слышал его.

– Это твое место, – пробормотал он как будто самому себе, потом посмотрел на огонь и вздохнул. – Может, так оно и будет… – задумчиво добавил он.

И после этого так глубоко ушел в свои мысли, что Морису не хотелось ему мешать.

Глянув в окно, Морис увидел, что дневной свет уже меркнет. Затем он перевел взгляд на красивого ирландского вождя с такими же, как у него самого, зелеными глазами. Свет очага падал на его лицо, придавая Бриану задумчивый и романтический вид. И внезапно Морис, то ли из страха, что опоздает в Дублин и о его встрече с Еленой станет известно, то ли из желания побыть с этим человеком, которого он любил и которым восхищался, воскликнул:

– Я хочу поехать с тобой! Возьми меня в Дроэду!

О’Бирн бросил на него долгий взгляд и медленно улыбнулся, но покачал головой:

– Нет, Муириш, я уже достаточно бед принес вашему дому. И не стану уводить еще и сына Уолтера Смита.

Для Мориса его слова не имели никакого смысла, и он хотел было спросить, что имел в виду Бриан, но тот еще не договорил.

– Скажи мне, Муириш, – спросил он, – тебе нравится игра, риск?

– Не знаю.

– Каждый ирландец любит опасные игры, Муириш, – продолжил О’Бирн. – Это у нас в крови.

Может, все дело было в игре отсветов огня на его лице, но Морису показалось, что его друг стал до странности печальным.

– Этот бунт, Муириш, видишь ли, просто опасная игра. Катание костей.

– Игрокам иногда везет.

– Верно. – О’Бирн рассеянно улыбнулся. – Хотя некоторым везет всегда. Я бросал кости, когда ты пришел, Муириш. Но я проиграл.

– Мне хочется поехать с тобой.

– Мы еще встретимся, Муириш. А пока возвращайся в Дублин. Ты должен уезжать, потому что у меня тут есть еще дела.

И Морис уехал. Он скакал как можно быстрее и добрался до Дублина как раз перед закрытием ворот.

После ухода Мориса О’Бирн еще какое-то время сидел в одиночестве за столом. Если у него и были дела, на то не было похоже. Он просто задумчиво бросал на стол кости.

Наконец О’Бирн встал. Утром он должен отправляться на север, и кто знает, когда он снова поедет этой дорогой? Его весьма тронул рассказ молодого Мориса Смита об Орландо и Мэри. Это было воистину прекрасно – после стольких лет Бог даровал им дитя. О’Бирн слышал о таких случаях, но сам подобных людей не знал. Похоже на библейскую историю: чудо. О’Бирну очень захотелось снова повидаться с другом, пожать ему руку, поздравить. Если бы он выехал прямо сейчас, то добрался бы до поместья Уолшей до темноты.

И вскоре О’Бирн уже скакал на юг, к дому Орландо. На уме у него было много чего, когда он мчался сквозь сгущавшиеся декабрьские сумерки.

И ему даже в голову не могло прийти, что за ним кто-то следует.

Фэйтфул Тайди не слишком обрадовался, когда доктор Пинчер велел ему следовать за священником в Свордс. Хотя Фэйтфул послушно проследил за ним, он ничего не узнал, кроме того, что священник провел вечер в доме одной старой леди. Оказалось, это его мать. И все равно после сбора католиков Фингала в Свордсе, о чем сразу узнали в Дублине, этот город считался почти вражеской территорией. И потому, когда Фэйтфул зашел выпить в таверну, он тихонько забился в угол и держал глаза и уши открытыми.

И его бдительность была вознаграждена, когда он увидел вошедшего в таверну красивого ирландца. Фэйтфул знал, что это О’Бирн из Ратконана. Фэйтфул внимательно наблюдал за ним, видел, как он разговаривает с молодым Морисом Смитом, а потом поехал следом за О’Бирном до самого имения Орландо Уолша. Поскольку уже темнело, Фэйтфул вернулся в гостиницу в Свордсе. Но на следующее утро поспешил в Дублин, чтобы обо всем доложить Пинчеру.

Знаменитый доктор с жадностью выслушал отчет о прошлом вечере.

– И ты видел, как О’Бирн уехал один?

– Он долго разговаривал с Морисом Смитом.

– Да забудь ты об этом мальчишке Смите! – воскликнул Пинчер. – Он пустое место. Неужели не понимаешь? Ключ ко всему – О’Бирн! Он связан с сэром Фелимом О’Нейлом, величайшим предателем из всех предателей! И он поехал прямиком к Орландо Уолшу?

– Никаких сомнений.

– Так, я его поймал! – закричал Пинчер с восторгом, который и не пытался скрыть. – Я могу уничтожить Орландо Уолша!

В течение всего того декабря Орландо Уолш сидел в своем имении с семьей тихо, как мышка.

Было слишком заметно, что зимы стали холоднее, чем во времена его детства, а уж этот год оказался самым холодным из всех, какие только могли припомнить люди.

Близилась середина зимы, с севера неслись завывающие ветры. День и ночь на Фингал сыпался снег, пока не лег слоем больше чем в два фута. А после того начался ураган и все вокруг замерзло. В некоторые дни небо было ясным и снег сверкал. Но если от тепла подтаивала его поверхность, то к вечеру мороз снова превращал каждую каплю воды в лед. С карнизов крыши большого амбара повисли сосульки величиной со взрослого мужчину. К Рождеству Орландо услышал, что реку Лиффи рядом с Дублином сковало льдом.

Вокруг имения Уолша было спокойно. К северу вроде бы продолжались налеты на фермы протестантов. На юге протестанты из Дублинского замка высылали отряды, чтобы сжечь собственность католиков, попавших под подозрение.

– Они просто подталкивают их к бунту, – говорил Орландо жене. – Чтобы доказать, что все католики – предатели.

А тем временем могущественный лорд Ормонд, единственный человек, имевший реальное влияние в правительственном лагере, собирал военные силы, которые обещал привести к Дублину.

Наутро после Рождества тот джентльмен из Свордса опять приехал.

– Мы вооружаемся, Уолш, – сообщил он Орландо. – Наверняка будет сражение. Ты к нам присоединяешься?

– Нет, – ответил Орландо.

– Боишься? – Мужчина ухмыльнулся. – Мы уже однажды разбили их.

– У меня нет желания воевать с Ормондом, – просто ответил Уолш.

Прежде всего великий вельможа мог, скорее всего, собрать силы, с которыми пришлось бы считаться. Но он был и главной надеждой. Могущественный глава клана Батлер мог поклясться поддерживать Протестантскую церковь короля, но при этом был человеком сдержанным, и у него были десятки родственников-католиков.

– Нам следует договариваться с ним, а не сражаться, – сказал Орландо.

– Но все остальные с нами! – заявил человек из Свордса.

Это вовсе не было правдой. Орландо отлично знал, что немало землевладельцев-католиков, включая его соседей Толботов из Мэлахайда, держались в стороне. Другие позволили младшим сыновьям или братьям уйти, но сами благоразумно остались дома. Поэтому Уолш больше ничего не сказал и позволил гонцу уехать.

Несколько часов спустя у его дома появилось около десяти человек. Это были рабочие, но не местные. Орландо не понравилось, как они выглядели, но он был осторожен и держался вежливо. Глава отряда сообщил, что он бродячий монах-францисканец. Орландо не слишком ему поверил, но счел за лучшее не спорить. Убедившись, что перед ними дом настоящих католиков, мужчины держались вполне прилично. Орландо спросил, что у них за дело, и монах ответил, что они производят разведку насчет помещений и фуража, потому что армия О’Нейла пойдет этой дорогой. А вот это уже почти наверняка было ложью. Тем не менее Орландо впустил их в дом и накормил, втайне молясь о том, чтобы им не захотелось остаться на ночлег. Но они, к счастью, решили отправиться дальше. Монах сказал, что они едут на север, за Свордс. Когда они уже уезжали, Орландо услышал, как один из них сказал:

– Как только найдем каких-нибудь протестантов, тут же повесим.

После этого визита все было тихо.

Морис Смит смотрел с моста на Лиффи. Это было потрясающее зрелище. Огромные простыни льда накрыли почти все ее воды. Солнце заставляло лед сверкать. Дети скользили по нему неподалеку от берега, а какой-то предприимчивый парень уже наладил прогулки на санях вверх по течению реки.

Первое января. И по крайней мере протестанты пребывали в праздничном настроении. Накануне Ормонд и его отлично обученные солдаты промаршировали по мосту на ледяную равнину Фингала. Добравшись до Свордса, они встретились с необученным отрядом, собранным местными сквайрами-католиками, и без труда разбили их в короткой стычке. К вечеру того дня Тайди уже звонил в большой колокол собора Христа, возвещая победу, а доктор Пинчер вышел на улицы, крича, что протестанты в Дублине должны понимать, что эта победа – доказательство того, что Бог на их стороне.

Морис совсем недолго простоял на мосту, когда заметил небольшой кортеж, въехавший на мост с северной стороны. Пятеро всадников, одетых основательно, в соответствии с погодой. Они подъехали ближе, и Морис увидел, что их шапки покрылись коркой льда. Видимо, им пришлось долго скакать через снежные равнины. Ему стало интересно, кто это такие. На мосту всадники придержали лошадей и поехали шагом. Когда они проезжали мимо Мориса, он обнаружил, что в середине отряда скачет женщина. Ее лицо было наполовину прикрыто, но оно показалось Морису знакомым. Женщина поймала его взгляд и как будто вздрогнула. Они почти миновали его, когда Морис сообразил, что это Елена.

Но ее деда в отряде не было. В этом Морис был уверен и потому крикнул вслед:

– Елена!

Если бы она проскакала мимо, Морис понял бы, что ему следует держаться подальше. Но она, после короткой паузы, остановила лошадь, и сопровождавшие ее мужчины сделали то же самое. Взволнованный Морис побежал к ней.

А Елена, повернувшись, чтобы посмотреть на него сверху вниз, сдвинула черный шарф, прикрывавший нижнюю часть ее лица. И хотя девушка раскраснелась от холода, ее лицо все равно выглядело странно бледным и вытянувшимся, словно она внезапно стала намного старше.

Елена молча бросила на Мориса ледяной взгляд.

– Так твой дед передумал? – спросил Морис и улыбнулся; Елена продолжала смотреть на него. – Я хочу сказать, отправил тебя в Дублин. – Морис замолчал, ничего не понимая.

– Мой дедушка умер, – наконец сказала Елена; ее голос звучал холодно, как будто девушка говорила с незнакомцем.

– Умер?!

– Да. Умер. К нам явился отряд твоих дружков, – с горечью произнесла она. – И ими командовал священник!

– Священник?

– Священник, монах… – Елена передернула плечами. – Какая разница? Кто-то из ваших нечестивых орденов. Они явились, чтобы украсть что-нибудь. И начали грабить. Забрали даже медальон моей матери. Сорвали прямо с моей шеи. Дед стал протестовать, и они убили его. Прямо у меня на глазах. Мне просто повезло, что они и меня тоже не убили. Или не сделали чего-то похуже.

– Но это ужасно…

Морис почувствовал, как от его лица отлила кровь, и вспомнил совет, который сам же дал Елене, уверяя девушку, что ей ничто не грозит.

– Да. Это ужасно!

Морис слышал боль в голосе Елены, но в ее глазах горели только гнев и презрение. Морис беспомощно смотрел на нее. Перед ним был совсем другой человек. Чувственная девушка, которую он знал, исчезла. Ни следа от нее не осталось. На ее месте появилась молодая женщина, и эта женщина смотрела на него с отвращением.

– Правду говорят люди, – продолжила она с холодной яростью, – вы, католики, не просто нечестивцы. Вы животные! Разрежь паписта – и найдешь дьявола! – Она резко бросила эти слова.

И слова упали между ними, и они были хуже любого проклятия. На мгновение Морис был так потрясен, что даже заговорить смог не сразу.

– Елена! – умоляюще произнес он наконец. – Я в ужасе от того, что случилось…

Но она не позволила ему продолжить.

– Не желаю ничего слышать о твоих чувствах. И впредь даже близко ко мне не подходи, грязный папист! – Она пришпорила лошадь, но, прежде чем умчаться прочь, выкрикнула еще раз: – Папист!

В конце января к их дому подъехал седобородый купец и спросил Орландо Уолша. Купца вежливо провели в холл. А Орландо, пока не очутился в двух футах от него, не понимал, кто перед ним.

– Я приехал попрощаться, – объяснил Лоуренс.

Для иезуита ситуация становилась все хуже и хуже с каждым днем. Политики пребывали в смятении. В Англии король Карл и его парламент дошли до полного разрыва. Король покинул столицу. Парламент вполне успешно сам управлял городом. По другую сторону пролива, в Ирландии, лорд Ормонд продолжал поддерживать военный порядок в областях вокруг Дублина, но что теперь означало ирландское правительство, представляло оно короля, или парламент, или их обоих, никто толком не знал. В самом Дублине протестантские чиновники вели себя так, словно город находился в осаде. Ворота тщательно охранялись. Никаких чужаков не пускали в город без особого разрешения.

– Даже ты теперь не сможешь туда войти, брат, – сказал Лоуренс, – потому что ты католик. – Что до его собственного положения, объяснил он, Пинчер занимается постоянной агитацией в Дублинском замке. – Они могут в любой день арестовать меня. Я десять дней отращивал бороду и сбежал из города, переодевшись.

– Мы можем тебя спрятать, – сразу же предложил Орландо, но Лоуренс покачал головой:

– Нет, брат. Ты и твоя семья окажетесь из-за меня в большой опасности. Да и в любом случае меня уже ждет судно в Клонтарфе. Я уезжаю за границу.

– Что, навсегда?

– Не совсем. – Лоуренс немного помолчал. – Сэр Фелим – хороший человек, Орландо. Но он не военный, он не тот командир, в котором мы сейчас нуждаемся, и сам мог бы это понять. Но есть другой О’Нейл, который мог бы справиться с делом, если бы приехал.

– Ты говоришь об Оуэне Роэ О’Нейле?

– Да.

Из всех принцев Ирландии, поднявшихся до командующих большими католическими армиями на континенте, никто не был более известен, чем этот потомок древних верховных королей. Племянник самого графа Тирона, он, как твердили слухи, был посвящен в планы захвата Дублинского замка прошлой осенью. Но человек, живущий по-царски в качестве европейского генерала, все-таки нуждался в некоторых побудительных мотивах, чтобы рискнуть своей жизнью и состоянием и принять участие в бунте, пусть даже ради священной земли его отцов. Но если бы он решил приехать, то уж никто – ни его родственник сэр Фелим, ни кто-то другой из католиков – не стал бы сомневаться в том, чтобы передать ему командование.

– Ты думаешь, он приедет?

– Я собираюсь добавить свой голос к тем, кто уже умоляет его прибыть без промедления. И если мне это удастся, я вернусь вместе с ним. – Лоуренс улыбнулся. – А пока, если ты дашь мне стакан вина, я поздороваюсь с твоей женой и благословлю твоего сына, а потом отправлюсь дальше.

Провожая взглядом уезжавшего брата, Орландо почувствовал прилив бесконечной любви к Лоуренсу. Да, Лоуренс мог быть суровым и несгибаемым, но он всегда и все делал только ради блага. Он был преданным слугой истинной веры. Никто бы в том не усомнился. И возникни такая необходимость, Лоуренс умер бы за свои убеждения.

Прошло две недели. Погода немного улучшилась, стало теплее. Снег таял, и после нескольких солнечных дней Орландо увидел на прогалинах подснежники и даже один-два крокуса перед домом. Приходили вести о военных стычках в разных местах, но в Фингале теперь было спокойно. Лорд Ормонд знал свое дело. Несколько местных сквайров, взявшихся за оружие, бежали из страны, другие сдались лично ему и были отправлены в Дублин. Орландо слышал, что одним из них был тот самый джентльмен из Свордса, который несколько раз приезжал к нему. Но самого Орландо пока никто не беспокоил, и он уже начал надеяться, что его не тронут.

Как-то ранним утром, когда Мэри и малыш еще спали, а Орландо тихо играл с Дэниелом, приехал Дойл. Большое, грузное тело кузена заполнило весь дверной проем, когда он входил в дом. Дойл быстрым шагом пересек холл, нетерпеливо сбросив плащ на скамью, и заявил, что у него срочные новости.

– Завтра они собираются вынести приговор тебе. Я узнал от Тайди, служки, а он, конечно, все узнает от Пинчера. Тебя собираются объявить вне закона.

– Вне закона?!

Это был средневековый английский приговор, причем самый отвратительный из всех. Человек, объявленный вне закона, не имел прав на защиту. Его можно было ограбить или убить совершенно безнаказанно. Изгнанник мог лишь бежать, спасая свою жизнь, или отдаться на милость властей. Таким способом древнее государство вынуждало своих врагов уничтожать самих себя.

– Ты не единственный. Половина джентльменов, причастных к бунту, также приговорены. Некоторые уже бежали из страны, как ты знаешь. А их поместья, конечно, будут отобраны. Ты должен спасти то ценное, что сможешь.

– Но я никогда не вмешивался в бунт! – возразил Орландо.

– Знаю. Но твой брат – иезуит, и он исчез. А ты католик. Ты не переехал в Дублин… – Дойл в ярости встряхнул головой. – Я за тебя заступался и думал, что убедил их в твоей невиновности. Но я недооценил Пинчера. У этого человека везде свои шпионы. И говорят, ты встречался с О’Бирном, а он был в самой гуще бунта, и это как раз в то время, когда тебе следовало быть в Дублине. У Пинчера был шпион в Свордсе, и он проследил за О’Бирном до твоего дома. Не знаю, кто этот шпион, да это и не важно. Но обо всем было доложено судебным властям, а они желают лишить собственности как можно больше католиков. Чиновникам в замке наплевать сейчас на законность. Им достаточно обвинений Пинчера. – Дойл немного помолчал. – Ты знаешь людей, которые сдались Ормонду?

– Да. – Орландо подумал о джентльмене из Свордса.

– Ну вот, – продолжил Дойл, – когда Ормонд отослал их в Дублин, знаешь, что сделали судьи? Одного из них отправили на дыбу. – Он снова в отвращении покачал головой при мысли об этой жестокой пытке. – Они жаждут крови.

– Но если они отберут землю, мы просто погибнем! – в ужасе вскричал Орландо. – И что мне делать?

– Если ты сбежишь из страны или отправишься к бунтовщикам, то заявишь о своей виновности. Если останешься здесь, тебя арестуют. Я попытаюсь убедить чиновников посмотреть на все иначе. И конечно, мы позаботимся о Мэри и детях, но пока, думаю, тебе лучше спрятаться. – Дойл задумчиво посмотрел на Орландо. – Ты можешь найти такое место?

Вдали все еще вился дым, когда в тот мягкий мартовский день пришли солдаты, несколько сот.

Держа на руках младенца, Мэри Уолш ждала их у двери своего дома, рядом стоял маленький Дэниел. К ним подскакала группа офицеров.

Мэри знала, что они должны появиться, и после долгого разговора с Орландо в его укрытии она тщательно подготовилась. Солдаты представляли собой пугающее зрелище, и Мэри, пожалуй, еще труднее было бы скрыть свой страх, если бы в центре офицерской кавалькады она не увидела фигуру, которую и надеялась увидеть.

Джеймс Батлер, двенадцатый граф Ормонд, был хорошо сложенным мужчиной с широким умным лицом. Хотя ему было всего тридцать два года, он вырос в таком богатстве и с таким положением в обществе, что явно с легкостью командовал людьми. Спешившись, он подошел к Мэри и вежливо спросил, где ее муж.

– Его нет дома, лорд Ормонд, – так же вежливо ответила Мэри.

Взгляд графа замер на лице Мэри.

– Тебе известно, что мы должны его арестовать?

– Я слышала об этом, милорд, но не понимаю почему, ведь он всегда был предан королю. Возможно, – сухо добавила она, – судебным властям в Дублине известно что-то такое, чего не знаю я.

Хотя граф Ормонд ничего не ответил, но Мэри заметила, как на его лице мелькнуло выражение аристократического презрения, сказавшего ей, что именно граф на самом деле думает о дублинских властях.

– Мне бы хотелось войти в дом, – тихо произнес он.

Следом за графом в дом вошли два офицера и полдюжины солдат. Офицеры и солдаты обыскали дом от чердака до подвала. И снаружи, не сомневалась Мэри, солдаты рыскали по фермерским строениям в поисках Орландо. Пока продолжались поиски, сам лорд Ормонд оставался в большом холле у входа, где Мэри любезно предложила ему вина, и лорд не отказался. Пока они ждали, Мэри, зная, что должна воспользоваться этим временем, попробовала зайти немного дальше:

– Скажите мне, милорд… Мы все еще видим вдали дым, и он поднимается уже несколько дней. Похоже, судьи отдали приказ уничтожить фермы католиков? Сжечь все, что выращено? Но если это так, как будет кормиться Дублин и ваше собственное войско?

Это было еще одним примером бесконечной глупости людей из Дублинского замка – отдать приказ о бессмысленном разрушении. Они хотели заодно уничтожить еще и местных рыбаков.

– Да, ты права, – ответил лорд, не глядя на Мэри. – Я убеждал их прекратить все это. И надеюсь, к завтрашнему дню дым исчезнет.

– Но это очень печально, – заметила Мэри. – Нас собираются уничтожить без какой-либо вины. Сколько еще честных старых англичан должны вот так пострадать?

– У меня нет желания превращать в предателей сквайров Фингала, – честно ответил ей граф. – Но что бы ни утверждали они сами или сэр Фелим, факт в том, что они подняли бунт против королевского правительства. Именно так думает король, уверяю тебя.

– А я могу вас уверить, что мой муж к ним не присоединялся. Все это время он был здесь, со мной. Клянусь вам! Вы не найдете ни единого бунтовщика, который сказал бы вам, что он был с ними.

– И он не оказывал им помощи?

– Нет, если не считать группы бандитов, которые как-то сюда явились. Мы им дали еды и умоляли уйти поскорее, что они и сделали, слава Богу. Вот и все.

Ормонд заметил, что, на его взгляд, это преступлением не является.

– А теперь твой муж отправился к бунтовщикам?

– Нет.

– Сбежал за море?

Это был опасный вопрос. Если бы они подумали, что Орландо так поступил, власти могли перестать искать Орландо здесь, но это также означало бы его виновность.

– Нет, милорд, за море он не убегал.

– Мы найдем его здесь?

– Не думаю.

– Тогда где он? – тихо спросил Ормонд.

Вот оно. Настал момент, которого так страшилась Мэри. Но они с мужем заранее договорились о том, что она должна была сказать.

– Милорд, – вежливо начала Мэри, – я его жена, а потому просто не скажу вам. – Она задержала дыхание. Брови ее поднялись. – Если только, – чуть слышно добавила она, – вы не отправите меня на дыбу.

Мэри наблюдала за Ормондом. Не зашла ли она слишком далеко?

Но слава Богу, он не обратил на нее свой гнев, а смущенно поморщился – это Мэри увидела отчетливо. Они оба замолчали.

Минуту спустя солдаты вернулись, и офицеры доложили:

– Ничего не нашли.

Орландо жестом показал, что они должны подождать его снаружи.

– Дублинские власти желают конфисковать это имение, мадам, – заметил граф, когда они остались наедине. – И они все равно его получат. Однако я вижу, мне здесь явно нужен некоторый гарнизон. Около сотни человек, – холодно уточнил он. – И в имении должны вестись все необходимые работы, чтобы мои люди хорошо питались. Ты меня понимаешь?

– Думаю, да.

– Если твой муж предан королю и его правительству, то он должен быть предан и мне.

– На это, – с чувством произнесла Мэри, – вы вполне можете рассчитывать, милорд.

– Я не могу отменить обвинения, предъявленные твоему мужу. Это не в моих силах. Но если он здесь и будет снабжать моих солдат по моему приказу, его не тронут… пока. Это все, что я могу тебе обещать.

– И я вам благодарна… – Мэри слегка замялась. – И как долго все это может продолжаться?

– Кто знает? – Лорд вздохнул. – Все слишком неопределенно. Я вообще не представляю, от кого буду получать приказы через месяц. Мы просто должны жить сегодняшним днем. – Он бросил на Мэри долгий взгляд. – Найдите своего мужа к завтрашнему дню, мадам.

Мэри кивнула. Лорд коротко поклонился ей и ушел. Она едва успела присесть в реверансе.

Ранним утром на следующий день над морем висел светлый туман, когда Мэри шла к берегу. И поэтому сначала Орландо, смотревший с маленького островка с расколотой скалой, где он прятался последние три недели, не заметил жену.

Но потом, когда лучи восходившего солнца упали на берег, он увидел ее: Мэри махала ему рукой с песчаного пляжа. И он столкнул в воду куррах и заработал веслами, стремясь к жене, и солнце освещало его сзади. Орландо спешил узнать, какие вести она принесла.

Доктор Пинчер таращился на письмо. Он все еще не пришел в себя от изумления.

Апрель 1642 года был не слишком радостным. В Англии раскол между королем Карлом и его парламентом стал так велик, что стоило опасаться гражданской войны. Здесь, в Ирландии, хотя лорд Ормонд хорошо постарался, наводя порядок вокруг Дублина, бунт распространился еще шире. Вожаки старых англичан и ирландских сквайров с древними именами вроде Барри и Маккарти теперь вооружали людей в Манстере и дальше. Даже собственный дядя лорда Ормонда, католик, присоединился к бунтовщикам. И с каждым днем слухи о том, что великий генерал Оуэн Роэ О’Нейл наконец согласился приехать в Ирландию и взять на себя командование католическими силами, становились все тревожнее, все настойчивее.

Но эти проблемы как будто отошли далеко на задний план в мыслях Пинчера, когда он читал и перечитывал полученное письмо.

Прежде всего это письмо извещало о смерти сестры. Пинчер не испытывал печали и был вынужден честно себе в том признаться. За последние сорок пять лет он не получил от нее ни единого доброго слова. И хотя Пинчер верил, что сестра попадет скорее в рай, чем в ад, он все же поймал себя на мысли о том, что райские кущи весьма просторны, так что в будущем они с сестрой могут встречаться не слишком часто.

А остальная часть письма была еще более обнадеживающей.

Пинчер рассматривал почерк: твердый, мужской. Это, думал Пинчер, хороший знак. Стиль не слишком ученый, даже не элегантный, но это был стиль простого набожного джентльмена. К таким выводам Пинчер пришел, когда прочитал письмо в третий раз. В религиозных убеждениях писавшего тоже не могло быть сомнений. Это был глубоко верующий человек.

Его племянник Барнаби Бадж.

Пинчеру польстило, что племянник писал ему в такой уважительной манере, и доктор поневоле гадал, не устранила ли смерть его сестры тот невидимый барьер, который был воздвигнут так давно. Что ж, такое вполне возможно, предположил Пинчер. Может быть, при личном знакомстве племянник мог бы даже полюбить его. В конце концов, Барнаби был его наследником.

Несмотря на свой возраст, доктор Пинчер был готов набраться храбрости и, если понадобится, предпринять вояж за море, чтобы повидать племянника. Но похоже, такой необходимости не было. Потому что в конце письма обнаружилась самая прекрасная из всех новостей. Барнаби надеялся вскоре приехать в Ирландию. И вообще-то, он, может быть, даже остался бы там.

«Вверяясь Божьему провидению, – писал он, – я принял всерьез предложение нашего парламента и вложил в это дело пятьсот фунтов».

Всего месяц назад английский парламент, гадая, как ему финансировать и армию Ормонда в Ирландии, и возможный вооруженный конфликт с королем дома, наткнулся на новую идею получить пользу от Ирландии. Там уже испытали поселенцев и колонии; там уже продавали друзьям правительства земли непокорных ирландских вождей по мизерным ценам, но Акт от 19 марта 1642 года демонстрировал новый уровень английской изобретательности. Это было настоящим вдохновением.

Потому что теперь английский парламент решил положиться на всех добрых протестантов: «Дайте нам денег сегодня, и в должное время получите землю в Ирландии». Это было прямое обещание земли, пусть недоступной прямо сейчас, но которую должны были конфисковать в будущем у тех, кто нынче взбунтовался. Таким способом английские парламентарии надеялись собрать около миллиона фунтов – гигантскую сумму. Рассматривая условия Акта, Пинчер подсчитал, что им понадобится не менее двух с половиной миллионов акров: четыре тысячи квадратных миль, почти четверть всей Ирландии, что было во много раз больше всего того, чем владели те, кто к этому моменту присоединился к бунту.

– Не тревожьтесь, – сказал доктору один из чиновников Дублинского замка, которого Пинчер принялся расспрашивать об этом. – Если они сумеют собрать деньги, мы найдем им бунтовщиков.

При таких условиях пятьсот фунтов стерлингов могли обеспечить Барнаби тысячу акров, настоящее поместье джентльмена. И с помощью дяди он мог пойти даже дальше. Доктор Пинчер был весьма разочарован, когда Орландо Уолшу разрешили остаться на своей земле. Но теперь ему казалось, что на все следует посмотреть иначе, считать это лишь отсрочкой казни. Ормонд не будет вечно нуждаться в Уолше. А к тому времени, когда Уолша выкинут с земли, Барнаби Бадж сможет получить это имение. И разве не мог именно в этом заключаться Божественный план?

И доктор Пинчер принялся гадать, как скоро сможет приехать Барнаби и каким он окажется.

1646 год

Бриан О’Бирн и его жена остановились на пустой улице. В городке Килкенни было тихо. Стоял холодный декабрьский полдень. И О’Бирн не знал, что делать.

За последние пять лет ему пришлось пережить многое. Опасность. Немного радости – жена подарила ему чудесного сына два года назад. Некоторое одиночество, даже моменты сильной подавленности. Но ничто не было таким трудным, как выбор, стоявший перед О’Бирном теперь.

Он посмотрел на жену. В Джейн О’Бирн не было ничего особенного: приятная светловолосая женщина с маленькими аккуратными зубками, которая вполне могла бы быть женой любого землевладельца в любой из четырех провинций. Но она принесла Бриану О’Бирну деньги и кое-какие важные связи и прекрасно это осознавала.

Они провели в Килкенни уже три дня. Завтра Бриан должен был ехать в Манстер. Джейн возвращалась в Ратконан, где пока было безопасно. Три дня были хлопотливыми и радостными, но О’Бирн просто не мог сказать жене, что у него на уме. И он продолжал гадать, как ему затронуть важную тему, когда услышал, как сзади его кто-то окликает. О’Бирн обернулся.