Текст книги "Азия roadbook: Автостопом без гроша"

Глава третья, в которой Степа ест рыбу, а Рэббит вспоминает о дружбе народов

– Merhaba, bilet! – сказал полицейский.

Вообще в этом путешествии от нас все время чего-то хотели, как правило, того, чего у нас не было. Хотели денег, виз, сочувствия, разрешения на работу. Теперь вот хотели билеты. Всегда неприятно, когда от тебя что-то настойчиво хотят, а у тебя этого нет. С одной стороны, не хочется разочаровывать человека, а с другой – такая ситуация означает конфликт. Быть постоянно в состоянии конфликта с людьми, натасканными на таких, как мы, было утомительно.

– Bilet! – повторил полицейский.

Мы глупо улыбались, посматривая друг на друга и на табличку, обещавшую 6 «ау» безбилетникам. Вокруг начала собираться толпа из зевак и других проверяющих.

– Тикет, тикет! – подключился более англоговорящий коллега полицейского.

– Аа, тикет, ну так бы сразу и сказали! – облегченно выдохнул Степа и полез в рюкзак.

Я с любопытством смотрел на Степу, не понимая, что он задумал. Степа тем временем достал кусок колбасы в замасленной бумаге и медленно положил его на сиденье. За колбасой последовала большая жареная рыба. Полицейские в недоумении смотрели на колбасу и рыбу, которые сильно и приятно пахли специями. Выложенная еда красиво подсвечивалась солнцем сбоку и выглядела как натюрморт. Глаза полицейских заблестели, и они начали интенсивно сглатывать слюну. Было видно, что они хотят съесть рыбу.

Третьим номером Степа достал справки АВП (Академии вольных путешествий) на английском с большими размазанными печатями. Тогда на английском языке она называлась как International Academy of Free Travels[15]15
  Международная академия вольных путешествий (англ.).


[Закрыть]. По крайней мере именно эти слова стояли в шапке наших справок.

– Free travels![16]16
  Бесплатные путешествия (игра слов, англ.).


[Закрыть] – сказал со значением Степа, ткнув пальцем в шапку.

– Yes, it’s a free travel pass. Look here – my photo, his photo[17]17
  Да-да, это билет для бесплатных путешествий. Посмотрите сюда – его фото, мое фото (англ.).


[Закрыть], – подтвердил я.

Англоговорящий полицейский смотрел то на справки, то на сиденье с едой.

– International! – добил его Степа.

Полицейский заговорил со своими коллегами, тыкая попеременно в справки, в нас и в рыбу. Толпа зевак сочувственно кивала и лезла смотреть и читать бумаги. Наконец авторитетного вида мужик в белой офисной рубашке выхватил их из рук и сунул полицейским в лицо, драматически воскликнув: «International! Free!»[18]18
  Международный! Бесплатный! (англ.)


[Закрыть] Похоже, это поставило точку в дискуссии последних. Англоговорящий полицейский повернулся к нам и сказал:

– Thank you. Very good[19]19
  Спасибо. Очень хорошо (англ.).


[Закрыть].

– Тешеккюр[20]20
  Спасибо (тур.).


[Закрыть], – хором ответили мы, убирая рыбу.

Первый раз всегда волнителен, тем более что мы были запуганы контролерами в Италии и тем, к каким последствиям мог привести безбилетный проезд там[21]21
  Безбилетный проезд в ряде областей Италии является уголовным преступлением и может повлечь тюремное заключение.


[Закрыть]. Проверять в Турции, что такое 6 «ау», не хотелось. Это уже потом, когда мы стали циничными оверлэндерами, закаленными в боях за место в разных видах общественного транспорта, такие ситуации решались автоматически, а 6 «ау» казались чем-то смешным и нестрашным. Пока же мы только начинали понимать закономерности функционирования в этом обществе и делали свои первые шаги на пути к сирийской границе.

В Ялову паром прибыл довольно поздно. Мы шли по улицам этого небольшого городка, рассматривая настоящую Турцию. Настоящая Турция казалась очень сильно поврежденной – везде стояли руины, недостроенные дома и зияли ямы от снарядов. Турция уже долгое время пыталась стать членом Евросоюза – процесс этот, казалось, начался еще до моего рождения и не завершится еще пару поколений. Тем не менее было интересно оценить ее именно под этим углом – развитие инфраструктуры, общественных институтов, общая приглаженность и так далее. На выходе из города открылся вид на поля вокруг, усыпанные пустыми бетонными коробками зданий, которые забросили много лет назад. По крайней мере у этой мистерии было простое объяснение: несколько лет назад государство давало щедрые субсидии на постройку собственного жилья, поэтому предприимчивые люди доводили постройку до определенного уровня, требуемого условиями ссуды, забирали ссуду и скрывались. Ну или не скрывались, а просто радовались ссуде. В итоге общее количество частного жилья так и не увеличилось, а все склоны, горы и прочие не очень пригодные для сельского хозяйства земли были забиты такими вот бетонными остовами.

На следующее утро, переночевав в палатке, мы вышли на очень небольшую местную трассу и доехали до городка Изник. Город был известен, конечно, римской городской стеной. Печальный опыт посещения стен в Стамбуле не научил нас осторожности. Впрочем, в этот раз все прошло хорошо – город оказался поселком городского типа, в центре которого были обязательные здания администрации, почты и памятник Ататюрку[22]22
  Ататюрк – в буквальном переводе Отец турок, Мустафа Кемаль, автор идеи секуляризации и модернизации Турции.


[Закрыть]. Стена за прошедшие века вросла в поселок, став его частью – она проходила через огороды, ее использовали в качестве одной из домашних стен, пристраивая свои дома слева, справа, а иногда даже и с обеих сторон. В целом она почти полностью вросла в землю, кроме нескольких башен, которые использовали в качестве свалки. Почему-то никакого внутреннего протеста все это не вызвало, даже наоборот – такое функционирование стен казалось более логичным, чем их облицовка какой-нибудь плиткой «под природный камень» с последующей организацией автобусных групп туристов.

Как раз на выезде из Изника и произошел наш первый контакт с настоящим местным населением настоящей Турции, еще не испорченной мечтами о Евросоюзе и высоком ВВП. Мы сидели на рюкзаках на обочине в тени какого-то дома, лениво стопя редко проходящие машины. Метрах в ста находился автосервис, из которого выбежал мальчик лет десяти. Увидев нас практически у себя во дворе, мальчик впал в глубокий шок и долго не мигая на нас смотрел. Он начал медленно и, как ему казалось, незаметно сокращать дистанцию, время от времени подходя боком на пару метров, а потом надолго застывая. Вся процедура напоминала охоту кота на мышей. Я краем глаза следил за мальчиком, опасаясь, что он здесь, чтобы спереть наши вещи. Я также опасался посмотреть на него прямо – это привело бы к неминуемому контакту, и кто знает, чем бы он закончился. Вдруг мальчик зазвал бы толпу своих родственников с камнями и битами.

Вспомнилось, как еще давно, в раннем детстве, когда я лежал в больнице, у нас в палате жил маленький грузин – нам было по 5–6 лет. Поскольку больница была инфекционная, то все находились в отдельных боксах. Мы с одним больничным приятелем были одной компанией с грузином, поэтому решили над ним глупо пошутить, закрыв снаружи дверь бокса так, чтобы он не смог выйти. Национальной неприязни в наших действиях не было, я тогда даже не знал, наверное, что такое грузин. Так что это была просто обычная детская шутка. Грузин же, однако, так не считал: придя в совершенно неописуемую ярость, он начал швырять через стенку, не доходившую до потолка, стулья, посуду и прочие предметы мебели. Когда они закончились, то в открытый небольшой проем двери полетели ножи, которых у него оказалось почему-то много. Ножи со свистом летели мимо нас и втыкались в пол. Выпустить грузина мы уже боялись. Так что, кто их знает, эти южные народы, что у них на самом деле на уме.

Мальчик тем временем подошел совсем близко, поэтому пришлось повернуться и посмотреть на него в упор. Секунд двадцать мы изучали друг друга. Вообще вся сцена по напряжению напоминала фильм Спилберга «Близкие контакты третьего рода» – мы были друг для друга не менее таинственны и непонятны, чем инопланетяне. Наконец, мальчик произнес:

– Халло!

– Халло, мальчик! – сказал я, подумав, что вот и пришли халлоуины – знаменитые существа из книг Кротова, которые любят разнообразить жизнь путешественников своими приветствиями. Мальчик, однако, быстро сдулся и, прокричав еще одно «халло», убежал в автосервис. Вскоре он вернулся с ножом в компании брата постарше.

– Sit! – сказал брат, похлопав по табуретке в автосервисе.

Есть такая психологическая практика – некоторое время говорить только «да», какие бы предложения и просьбы ни поступали. Считается, что это помогает сосредоточиться на позитиве и вообще расслабиться. Вот у нас как раз был такой день. К тому же машин все равно не было, поэтому, решив досмотреть это кино до конца, мы переместились на табуретки в мастерской. Постепенно из внутренних помещений стали выходить другие члены семьи, всего человек десять. Перед нами молча поставили стол, на стол постелили скатерть. Далее появились сыр, хлеб, помидоры и вода.

– Eat! – приказал англоговорящий брат. Вся семья стояла напротив стола, скорбно сложив руки, и смотрела, как мы едим. Сначала меня душили российские комплексы вежливости, я порывался, нелепо изгибаясь, встать с табуретки, делая приглашающие жесты семье – мол, вы тоже не стесняйтесь, присаживайтесь на одну табуретку, угощайтесь, а то что это мы тут. Я бы, наверное, продолжал этот цирк, нервно кроша хлеб на пол, если бы мальчик не повторил сурово: «Eat!» Степа тем временем спокойно и с достоинством поглощал дары. Морально раздавленный, я, по-быстрому запихав в рот пару кусков соленого сыро-творога, начал прощаться с семьей, одновременно пиная Степу под столом. Прощание вышло несколько скомканным, но, как мне кажется, искренним – обе стороны были рады избавиться друг от друга. Можно было сказать, что первый опыт межкультурной коммуникации прошел хорошо. Степа впоследствии высказал свое мнение по этому вопросу – с буржуазной моралью пора распрощаться, надо быть ближе к земле и людям и есть что дают. С течением времени мы поняли, что угощение на Ближнем Востоке – это отнюдь не признак особого расположения, как это было бы в России или Европе, а просто знак хорошего тона, вроде того, что помочь донести тяжелые сумки в РФ или что-нибудь еще в этом же духе. Поэтому не нужно драматизировать, а нужно просто есть.

Тем более что с едой были серьезные проблемы: Турция, готовясь к вступлению в ЕС в перспективе, заранее подняла цены на европейский уровень (кроме этого, она еще ввела евродизайн номеров на автомобилях, где только осталось приклеить звездочки сверху – этим в общем-то подготовка к вступлению и ограничилась). Наш бюджет на эти цены рассчитан не был. В принципе он не был рассчитан ни на какие цены – еду предполагалось добывать в процессе путешествия подручными средствами. Как правило, мы аскали еду в кафешках, формально прося объедки, но втайне рассчитывая на бутерброды или даже – страшно сказать – полноценный кебаб. Однако вредное влияние ЕС и мировой закулисы уже успело поразить турецкие забегаловки, поэтому на нас часто смотрели с недоумением и не понимали, как такое может вообще быть (богатые белые бездельники, ну и далее по тексту). Поэтому, чтобы не разрывать шаблон у владельцев фастфудов, мы решили сделать заявление в полицию о краже у нас всего и потом молча с навернувшейся слезой протягивать нашу копию этого заявления на турецком магазинщикам и рестораторам. Сей коварный план предполагалось осуществить в городе Кютахья, расположенном в небольших горах. Именно туда мы направлялись из Изника.

Автостоп был довольно ненапряжным – мы медленно ползли по небольшим дорогам, петлявшим среди виноградников, на тракторах, грузовиках и лошадиных повозках. На обочинах мумифицировался виноград, постепенно превращаясь в изюм. Проезжая, можно было видеть все промежуточные стадии между виноградом и изюмом – каждая стадия имела свой цвет. Стадии чередовались полосами, поэтому от долгого смотрения на них начинала кружиться голова. Разговаривать с водителями было необязательно, поэтому мы просто улыбались, смотрели на изюм и слушали турецкий фолк, игравший практически у всех. Что характерно, музыка была очень качественная, на уровне профессиональной этники, которую в РФ слушают только особые ценители. Таркана и Тату мы слышали в Турции единственный раз – на богомерзком острове Буюкада.

Долго ли, коротко ли, мы доползли до более крупной трассы, где нам остановился бизнес-турок, едущий из Стамбула. На лбу у этого человека огромными буквами было написано «ГЕМОРРОЙ». Однако он ехал прямо в Кютахью, поэтому предостережениями интуиции можно было по такому случаю пренебречь. Буксуя, дорогая машина бизнес-турка рванула с места. Самое страшное – турок говорил по-английски, что он немедленно начал демонстрировать. Мы услышали про его бизнес, жену и большой дом с 25 комнатами. Поскольку на улице начало темнеть, то, несмотря на черную метку, я стал фантазировать на тему вписки в одной из 25 комнат. Бизнес, которым занимался турок, состоял в производстве каких-то ваз (ночных?), унитазов и тому подобных вещей. «Italy, – победоносно кричал турок, – We send all to Italy!»[23]23
  Мы все посылаем в Италию! (англ.)


[Закрыть] Все это делалось каким-то образом из специальной породы, которую турок добывал на своем карьере. «Я вам покажу свой карьер!» – кричал турок, грозя пальцем перед носом у Степы, сидевшего впереди. За окном пошел дождь. «Теперь-то он точно не отвертится», – сквозь сон думал я на заднем сиденье. Я постепенно засыпал, поэтому происходящее снаружи мешалось со сном, в итоге выливаясь в полный бред. Мы, кажется, действительно приехали на карьер и в темноте ездили по грязным лужам среди груд ваз и унитазов. Дождь шел все сильнее, за нами гнался какой-то трактор, а мы мчались по грязи среди больших мертвых механизмов, с упреком смотревших на турка…

– Выходите! – возврат в реальность оказался суров: турок с решительным лицом стоял снаружи.

Глава четвертая, в которой герои осваивают дауншифтинг и попадают в жернова турецкой юстиции

– Выходите! – сказал из темноты снаружи турок. – Приехали!

Ничего не понимая спросонья, я вывалился из машины под дождь. Мы стояли на проселочной дороге – с одной ее стороны было большое поле, а с другой – район типовой многоэтажной застройки.

– Кютахья! – гордо обьявил турок, обводя рукой окрестности. – Here you can sleep[24]24
  Здесь вы можете поспать (англ.).


[Закрыть], – он ткнул рукой в поле, обошел машину и сел за руль.

– А, ну спасибо. – Ошалевшие от сна и восточного гостеприимства, мы судорожно вытаскивали рюкзаки из машины.

Турок помахал на прощание рукой, развернулся и поехал в 25-комнатный дом.

Мы же остались в ночи под мелким, как будто жирным дождем (вообще, надо сказать, осадки в Азии сделаны из какой-то специальной воды – после того как попадаешь под такой дождь, очень хочется вымыться; романтическое выражение «купаться под дождем» выглядело бы здесь как плохой анекдот), размышляя о планах на вечер. Собственно, по размышлении предложенное турком место ночлега оказалось единственным вариантом, поэтому мы побрели на поле.

– Стоп! – остановился вдруг Степа. – А где мой телефон?

Телефон заряжался от прикуривателя в машине и при паническом отступлении был там оставлен. Мы позвонили на Степин еще голландский номер, который работал на входящие. Разумеется, телефон был уже отключен. В общем получалось, что владелец пароходов и личного карьера по производству унитазов стырил у нас старый телефон «Эрикссон Т-100» (и это не реклама). Мы особо не расстроились, поскольку звонить в Турции все равно было некому, а единственная игра, которая была на телефоне, уже надоела.

Разложив палатку, мы пожелали друг другу спокойной ночи и уснули. По тенту стучал турецкий жирный дождь, в домах через дорогу турки досматривали свои вечерние телешоу, хозяин заводов играл в «змейку» на Степином телефоне, а происходило все это в городе Кютахья, затерянном где-то в горах Центральной Турции.

Кютахья находится на высоте около тысячи метров, поэтому воздух здесь был свежее, хотя нельзя сказать, что нас как-то поразила чистота горного утра.

Большинства городов Азии еще не коснулось проклятие типовой застройки, поэтому практически каждый город сохранил свою уникальную индивидуальность. В старых городах в условиях отсутствия армады строительных чиновников и главного архитектора с диктаторскими полномочиями дома обрастали надстройками, пристройками и подстройками, лесенками, переходами, расползались в стороны и соединялись так, что получились целые лабиринты кварталов, в которые встроились мечети, парикмахерские и прочие важные учреждения.

Турция в этом смысле благодаря Ататюрку, решительно порвавшему со средневековым мракобесием и выведшему Турцию на светлый путь европейской интеграции, намного ближе Советскому Союзу, где города уныло похожи друг на друга и где обязательно в каждом городе есть проспект Ленина (Истиклаль Джаддеси), памятник Ленину (Ататюрку), телеграф-телефон, площадь, парк, больница, район бетонных многоэтажек и прочие элементы Сим-Сити[25]25
  Сим-Сити – компьютерная игра, культовая стратегия для начинающих градоначальников.


[Закрыть]. Хотя даже в Турции большая часть городов по сравнению с СССР сохранила свой колорит – чем восточнее, тем в большей степени. Двигаясь на восток, замечаешь, что памятников Ататюрку становится все меньше, а женщин в бурках – все больше.

Кютахья была уникальна тем, что более советского города мы не видели за все путешествие. Это направление можно порекомендовать начинающему дауншифтеру, чтобы не отрываться от корней слишком сильно. Здесь есть даже елка.

Высота в 1000 метров давала о себе знать разреженным воздухом, отчего с непривычки немного «мазало». В теле наступила приятная расслабленность, торопиться никуда не хотелось, и мы медленно шли по Кютахье в сторону центра. Картинка очень напоминала московский район Медведково, поэтому мы представляли, что это и есть Медведково, просто мир сдвинулся, и Медведково стало другим. Каждый встреченный турок напоминал о том, что произошло с Медведково, и вызывал взрыв хохота. Поскольку смеяться открыто было некрасиво (люди могли подумать, что мы дураки), а турки встречались непрерывным потоком, мы просто шли и молча давились от хохота, отчего на глазах выступили слезы. Что было весьма кстати, так как мы были в Кютахье с единственной целью – получить бумагу в полиции о краже у нас всего.

Зайдя в какие-то сельхозпродукты по пути, мы с красными заплаканными глазами попросили вызвать полицию. Продавщица долго и испуганно говорила в трубку, после чего полиция приехала довольно быстро. Полицейские, конечно, не говорили по-английски, поэтому общение ограничилось словами «цап-царап» с характерным жестом (это, видимо, жаргонное обозначение слова «кража»), «Турция – гюзель»[26]26
  Красиво (тур.).


[Закрыть] и «тешеккюр».

Согласно нашей версии событий, ночью в палатку пришел черный человек и, пока мы спали, унес все имевшиеся деньги, оставив, впрочем, все остальное. Версия была очень неправдоподобной, но мы как-то не подумали об этом, ошибочно решив, что у нас примут заявление, выдадут копии и все расстанутся довольные друг другом. В кютахьинском РОВД были, однако, другие порядки. Сначала мы съездили на место преступления, где полицейские внимательно рассмотрели след в траве, примятый палаткой, затем нас повезли к «Биг Босс» в главное отделение, где мы зависли надолго.

Похоже, в Турции, как и в России, существовала палочная система в МВД, поэтому регистрировать явный висяк они не хотели, решив взять нас измором. Мы сидели в коридоре и ожидали каких-то непонятных людей, без которых ничего нельзя было сделать. На вопрос, когда они появятся, полицейские отвечали стандартно: «Five minutes!»[27]27
  Пять минут! (англ.)


[Закрыть]. Пришла другая смена, и появились полицейские, которых мы не знали. Увидев нас в коридоре, они злорадно улыбались, почесывая кулаки, решив, что мы задержанные. Мы в общем-то и сами уже начинали в это верить.

Когда файв минитс истекли в 30-й раз, я решил взять кабинет «Биг Босса» на абордаж, быстро проскочив секретаршу и ворвавшись в комнату начальника. Босс лежал на диване с газетой «Вечерняя Кютахья» в каких-то трениках, курил сигару и совсем не оценил маневра. «ВОН!!!» – завопил босс, вскочив с дивана.

В дверях столпилась половина отделения полиции, которая не знала, как на все это реагировать, и смотрела то на меня, то на босса. Это был мой звездный час. Нужно было громко и злобно потребовать звонка в консульство (ага, щаз, вице-консул как раз, наверное, пропивал наши 40 долларов за справки) и пообещать всех уволить.

Вместо этого я скуксился («Будут бить!») и, потупясь в пол, сказал, что нам очень нравится Кютахья, ее добрые люди и ее отличные полицейские, но мы не смеем больше пользоваться их гостеприимством и хотели бы откланяться, если, конечно, большой господин не будет возражать.

«Ха-ха-ха!» – дьявольским смехом расхохотался босс, сделав знак полицейским сзади.

Глава пятая, в которой герои ощущают связь с родиной и раскрывают нигерийский заговор

«Ха-ха-ха!» – страшным смехом захохотал начальник, сделав знак полицейским сзади.

Те кучей вытолкали меня из кабинета босса в приемную, после чего притащили туда же Степу с рюкзаками. До рукоприкладства, правда, дело не дошло, так как полицейские были весьма смущены наличием в их богоспасаемом учреждении двух белых обезьян (вдруг ее тронешь, а она возьмет и сдохнет – позор на всю Кютахью). Остроты ситуации добавлял тот факт, что по-английски никто из них не говорил. Поэтому полицейские бестолково толкали друг друга и нас, выпучивали глаза и, делая вопросительный жест рукой, восклицали экспрессивно: «Ы?! Ы?!»

Больше всего я боялся, что нас сейчас начнут обыскивать. Кроме кучи непонятных и явно фальшивых бумаг с печатями, полицейские обнаружили бы заначенные 1000 долларов, кража которых и была предметом заявления, и возникла бы неоднозначная ситуация («Ах вот где они были! Ну надо же… Ну спасибо, спасибо»). Ну а там до выяснения нас просто могли посадить в зиндан[28]28
  Зиндан – традиционная подземная тюрьма – темница в Средней Азии.


[Закрыть] – нравы в Кютахье, как я успел убедиться, были простые. Однако хитрые кютахьинские полицейские в своем желании навредить нам не успокоились – вместо физического насилия нас ударили по самому больному для каждого российского гражданина месту – его паспорту.

Как знают часто путешествующие люди (и как наверняка однажды узнают люди, путешествующие лишь иногда), российский паспорт – это не просто скучная книжка с визами и штампами, как у иных бездуховных наций, о нет! – это пуповина, связывающая гражданина РФ с его роем и осиной королевой-самкой. Поэтому потеря паспорта приравнивается к предательству, это практически потеря боевого знамени – отзвук тех счастливых времен, когда почти каждый гражданин, выпущенный за рубеж, являлся сотрудником органов или диверсантом. За это Российское государство начинает мстить сурово и безжалостно. Мало того что вы никогда не сможете получить новый паспорт в посольстве РФ в стране пребывания, чтобы продолжить путешествие, нет – вам прямая дорога домой. Агент провалился – свежий воздух Чукотки ждет его. Вместо паспорта посольство выдаст вам так называемую «справку на возвращение» – бумагу с печатью, где указано, что подателя сего необходимо отправить на родину хоть тушкой, хоть чучелом кратчайшим и прямейшим путем (дабы не возникало искушения изменить родине вторично). Но и право вернуться в Российскую Федерацию не дается просто так – вы должны заслужить его, приведя двух настоящих граждан с паспортами граждан РФ, которые письменно подтвердят, что вы – один из «нас». Так что слезы беспаспортной проститутки в российском консульстве в Стамбуле были понятны – она почувствовала, как тонка и уязвима ее связь с родиной.

Наши паспорта забрал начальник полиции, к которому я так неосмотрительно вломился. На закономерный вопрос «What the fuck?»[29]29
  Какого черта? (англ.)


[Закрыть] довольные полицейские торжествующе ответили: «Ы!!! Там разберутся, у!» У Степы, который до этого хладнокровно грыз ириски, начало дергаться веко – на родине военком, жаждущий свежего пушечного мяса, еще год назад передал материал в прокуратуру для возбуждения дела о злостном уклонизме и объявил нас в розыск. По этой причине мы хотели избежать медвежьих объятий родины как можно дольше. Однако с помощью турецких полицейских наши перспективы становились все более туманными.

Мы сидели в коридоре с грустными лицами, ириски закончились, а паспортов не было. Смеркалось. Наконец еще через 3 часа ожидания пришел первый адекватный человек, встреченный нами в Кютахье, – учитель английского языка. Его вызвали, дабы ассистировать при допросе. Это было очень хорошо, так как у нас снова появился язык – наше единственное оружие. Мы представили себя задержанными в райотделе в российской провинции – судя по всему, российские алгоритмы поведения здесь вполне работали.

– Hello, guys![30]30
  Привет, парни! (амер.)


[Закрыть] – с широкой улыбкой по-американски поздоровался учитель.

– Ну наконец хоть кто-то говорит по-английски, а то это недоразумение уже порядком затянулось, – снисходительно произнес Степа, похлопывая его по плечу. – Видите ли, мы делаем статью для одного московского журнала про то, как относятся к русским в Турции, у нас всего два дня на сбор материала, а мы вынуждены в итоге сидеть здесь. Вот наши пресс-карты, – Степа веером выложил красивые ламинированные карточки с нашими фото и надписями Press. Карточки мы сделали сами из бесплатных бейджиков, раздаваемых на всяких выставках.

– Кстати, а мы задержаны? – спросил я учителя. Тот, взглянув на карты, начал быстро и эмоционально выговаривать что-то дознавателю, который мрачнел с каждой минутой. Наконец тот встал и вышел из комнаты.

– Куда это он? – спросил я нашего переводчика.

– Он пошел заказать чай. Видите ли, у нас в Турции принято принимать гостей с чаем.

– Лучше бы он пошел за нашими паспортами. Я уже рассказывал вам эту возмутительную историю?

Учитель заерзал на сиденье, поглядывая на часы.

Дознаватель тем временем вернулся с человеком-чайником. Это был специальный сотрудник, который ходил с огромным чайником по отделению и все время проливал чай мимо стаканов и чашек на пол, а потом туда же мимо сыпал сахар, отчего пол в полиции был мокрым и липким. Человек-чайник налил нам по чашке чая с верхом, облив колени, и ушаркал в коридор.

Дознаватель, слащаво улыбнувшись, заправил лист бумаги в машинку и начал печатать.

– Мы бы хотели получить наши паспорта. Сейчас, – сказал Степа. Дознаватель сделал извиняющуюся мину, показывая на потолок.

– Как вас зовут? – подло улыбаясь, спросил я.

– Орхан.

– Нет, как ваше полное имя? Люди такой нужной и благородной профессии, как ваша, необходимы для нашей статьи.

Дознаватель, изменившись в лице, отставил чашку и опять вышел в коридор. Спустя еще 20 минут мы получили паспорта, копию заявления под нашу диктовку и два кебаба в качестве извинения от начальника отделения. Подавив искушение прокричать высоким писклявым голосом «Российская журналистика за кебабы не продается!», мы забрали кебабы и вышли в темную кютахьинскую ночь. Сам начальник, впрочем, появиться перед нами так и не решился, послав с дарами человека-чайника.

Опять переночевав на месте преступления (к слову, ленточками с надписями «Полиция» его никто так огородить и не удосужился), наутро мы двинулись на поезд, чтобы испытать волшебные свойства новой бумаги. Идея с поездом пришла в голову мне, поскольку что-то как-то не получалось у нас с автостопом в Турции, а кроме того, это была еще при Османской империи немцами построенная железная дорога в горах с кучей туннелей и мостов. Как любителю всяких старых инженерных сооружений, мне очень хотелось на нее посмотреть. Мы собирались ехать в третий по величине город Турции Измир, расположенный на Средиземном море. Главная цель посещения – почетный консул Пакистана, который мог поспособствовать в выдаче нам пакистанской визы. Мы были единственными пассажирами в вагоне, поэтому кондуктор подошел сразу именно к нам. Прочитав бумагу и задав пару контрольных вопросов: «Кютахья – цап-царап? Алибаба? Пара йок?»[31]31
  Кража? Разбойники? Нет денег? (тур.)


[Закрыть], он сказал, что все нормально и мы можем ехать до Измира. Поезд шел очень медленно, в итоге мы прибыли уже под вечер.

Наш вписчик в Измире Сердар учился на медика, а пока жил в квартире-студии недалеко от центра города, которую ему снимали родители. Еще он мечтал найти себе русскую жену. Вообще многие турки мечтают найти себе славянскую жену. Сначала я думал, что их как-то особо привлекает тонкость душевной организации славянок и изящество их форм, однако реальность оказалась куда суровее: русская жена была нужна Сердару в качестве кухонного комбайна. Турчанки, по его словам, ленивы и неспособны в домашнем хозяйстве. Выйдя замуж, они начинают стремительно рожать детей, толстеть и усеть (растить усы). Чтобы уйти от своей судьбы, Сердар провел к себе в жилище Интернет и стал проводить время на сайтах знакомств с русскими женами (есть такие специализированные ресурсы), общаясь с ними с помощью онлайн-переводчика.

К моменту нашего прибытия его отношения с одной из потенциальных жен вступили в решающую стадию – стадию перевода денег. «Светлана» была готова вылететь в Измир немедленно, но самолет из ее маленького украинского города стоил слишком дорого. Ее зарплаты медсестры в государственной больнице, конечно, на это не хватало. Она заняла денег у друзей и соседей, но денег все равно было мало. Не хватало всего лишь около 600 долларов. Конечно, Сердар не мог остаться в стороне: разрушить любовь и будущую семью из-за банальной нехватки денег – это совсем не по-турецки. Когда мы приехали к нему, шло обсуждение технических деталей перевода на Виргинские острова – это был самый удобный способ перевести деньги в маленький украинский город. После того как мы из любопытства подключились к беседе по-русски, «Светлана» впала в расстройство, а потом начала писать фразы в стиле «Нога – корень здоровья»[32]32
  Знаменитая шутка, автором которой является «Гуанчжоуская акция с ограниченной ответственностью по стелкам КНР» (см. Гугл).


[Закрыть]. После фразы «Hello, brother. How is weather in Nigeria?»[33]33
  Привет, брат! Как погода в Нигерии? (англ.) Примечание: в данном абзаце речь идет о нигерийском спаме, известном интернет-мошенничестве.


[Закрыть] «она» отключилась, а Сердар долго не мог поверить в такое коварство русских женщин. В благодарность за сэкономленные 600 долларов все наше пребывание в Измире он кормил нас чудесными завтраками, за что ему большое спасибо.

Измир представляет собой огромную набережную, чем-то похожую на знаменитый приморский променад Ниццы – если заменить дворцы потрепанными бетонными коробками, расширить набережную, а потом все получившееся умножить как минимум на четыре – тогда вы получите хорошее представление об Измире. Вообще после приятной горной прохлады Кютахьи попасть в раскаленную топку Измира с влажностью, близкой к 100%, было не очень приятно. По ощущению это было похоже на грипп с высокой температурой – ломало кости и хотелось все время спать. В городе гулять, кроме набережной, негде, поэтому все гуляют именно там. А поскольку пакистанский консул должен был быть на месте только после 14 часов, то утром следующего дня мы с Сердаром пошли «гулять» по набережной.

Продираясь через висящее в воздухе марево, составленное из плавящегося асфальта и морских испарений, и протирая глаза, которые заливало потом, я пытался что-нибудь рассмотреть. Набережная была практически лысой – небольшие пальмы тут и там не давали тени, поэтому казалось, что мы гуляем по включенной микроволновке – нас равномерно поджаривало со всех сторон. Сердар же, казалось, ничего не замечал, был оживлен и рассказывал про свою поездку по обмену в Европу в прошлом году. Из вежливости мы тоже притворялись, что ничего особенного не происходит, и бодро шлепали по расплавленному битуму, оставляя в нем следы. Почти теряя сознание от внешней и внутренней температуры, с приклеенными улыбками мы тащились по САМОМУ УЖАСНОМУ МЕСТУ ДЛЯ ПРОГУЛОК, которое только можно было придумать. Архитекторы Измира, должно быть, ненавидели свой народ. Наконец, Сердар сказал: «Вы кажется, устали… Давайте посидим, отдохнем». Он шлепнулся на газон на краю битумной полосы. Солнце сверху заняло, кажется, все небо. Поскольку сил придумать что-то другое у нас уже не было, мы молча упали на эту сковородку, пытаясь как-то свернуться в улиток, чтобы уменьшить площадь солнечного поражения.