Текст книги "Вторая заповедь, или Золотой венец прокуратора"

Егор Убаров
Вторая заповедь, или золотой венец прокуратора

© Егор Убаров, текст, 2020

© Де’Либри, издание, оформление, 2020

1. Вторая заповедь, или золотой венец Прокуратора

Обращение к читателю

Мастеру и Поэту – писателю Михаилу Афанасьевичу Булгакову посвящается…

После издания «поэмы» «Шизофрениада, или Операция S», Автор искренне полагал, что его долгий кропотливый литературно-лабораторный труд по обработке записей стенограмм заседаний «А. М. Лиги» горбольницы выполнен им в полной мере. Но жизнь и в этот раз, как и всегда, распорядилась по-другому, по-своему.

Прототипы литературных героев: Сан Сергеич, Егорша и Ваня Бессонов необычайно критически отнеслись к манере Автора слишком вольно трактовать слова и мысли пациентов, не соотнося их с записями имеющихся стенограмм собраний «Лиги». И справедливо потребовали основательной доработки.

В итоге… «утерянные», казалось, навсегда страницы стенограмм были чудесным образом «обнаружены», доработаны и прочно легли в основу написания Второй Книги. И уж теперь-то без всякой авторской «отсебятины», но строго согласуясь с текстом стенограмм собраний «А. М. Лиги» и записями профессора Сергеича!

– «Ну, не горят они… рукописи-то, никогда!»

Ох, и верно же сказано!

Вместо увертюры-предисловия.
Творческие грезы
(за месяц до…)

– Ну, что, Сергеич? Как там наш журналист, что говорит? Вроде как все готово к печати. Да и мужики в палате волнуются, хотят по экземплярчику заполучить. Во, дела-то какие! Ведь не ждали, не чаяли, что все сладится. Мы теперь – вроде как «научная группа», историки-альтернативщики! Сразу оговорю: мне бы… книжек двадцать надобно. Сам подумай: Тимохе, сыну, штук пять. Родне… ну, и так, для себя, для форсу! Эх… выйду я из нашего стационара, допустим, познакомлюсь с какой-нибудь дамой… интересной. Спросит она меня: «А вы, Егор Батькович, кем работаете-служите?» А я – так, по-простому, отвечу: «Мол, я… как бы проще выразиться? Я – исследователь туманной андромедности историко-философского Пути Познания Истины… в ее последней инстанции». Вот так – прямо, по-русски и по-простому скажу, как отрежу! И, будьте-нате вам – сразу же книжку нашу с автографом! Типа: любознательной даме сердца такой-то… от авторского коллектива. Ну и просьба к тебе, Сергеич, ты запиши меня в предисловии, как… главного консультанта! Я и отпишу в таком разе этой даме без лукавства: «В знак глубокого человеческого уважения от главного консультанта». Красота! Вот ведь что научная деятельность с человеком творит! Поднимает, допустим, в заоблачные высоты творчества. Ну а если… не судьба мне с дамой-женщиной полюбезничать…

Если уж не судьба – так я внукам буду дарить… и правнукам, и их женихам да невестам. Мне как раз тех двадцати экземпляров хватит. Так или нет, Сергеич? Чего задумался? Многого прошу, что ли?

– Уважаемый Егор, конечно же, мне абсолютно не жалко для вас тех ненапечатанных двадцати книжек. Поверьте, я задумался совсем не над этим. Была у меня беседа с нашим другом журналистом. Состоялась…

Планировали, обдумывали пилотный проект, так сказать. Решали, какие статьи и в какой последовательности расположить, чтобы читатель мог получить хоть минимальную фору времени, люфт для свободного погружения в тему сборника. Подсчитывали неизбежные расходы, искали источники финансирования. Думали и гадали, пытались набросать предварительную смету. Короче, Егор, печатать сборник мы не будем! И это решение окончательное!

– Прости, Сергеич, не понял?! Объясни, будь любезен!

– Постараюсь объяснить, Егор Алексеевич. И думаю… уверен, что, выслушав до конца мои аргументы, вы иначе оцените это нелегкое для нас решение. Ну, предположим, что нам удастся собрать часть необходимой для печати суммы денег. Наши друзья обещали добавить. Но! Поверьте, Егор, неприятности начнутся уже на стадии подготовки. Еще до того, как будет отпечатан весь тираж, информация будет слита-передана в пространства интернета и другие средства массовой информации. Наше детище, наши статьи будут распороты по частям, как старая сорочка! И вся ценнейшая, с таким трудом добытая за многие годы аналитическая и философская золотоносная «порода», будет выдрана клоками, по частям и использована апологетами различных религиозных и политических групп. И вне всякой логической связи этой вычлененной информации со всем остальным контекстом. Я сложно объясняю? Этим я пытаюсь сказать вам, коллега, что наш материал будет использован вне наших смыслов и логико-исторических итоговых выводов! Пример? Пожалуйста! Вот вы, Егор, пишите о том, как известные политико-религиозные круги Франции, Италии, Рима в свое время решили создать…

– Ну, чего воду-то в ступе толочь? Помню я все! И что с того?

– Прекрасно! Но ведь вы при этом не останавливаетесь и продолжаете свою мысль, объединяя эту историческую фальшивку с итоговым замыслом всей Большой Геополитической Игры, всего Глобального Управления Миром! Увы, но первоначального оригинального варианта работы никогда не будет ни в СМИ, ни в интернете! Отдельные группы фанатиков или… идиотов, такого же толка, попросту вытащат на поверхность и поднимут на свои политические скрижали лишь только один факт – доказанный нами же факт изготовления «фальшивки»! И естественно, это будет подано и истолковано, как аргумент в пользу «непререкаемых» идеологических сакральных столпов многих конкурирующих религиозных течений. В зависимости от того, кто и как распорядится аналитическими выводами вашего…

– Нашего!

– Конечно же, нашего расследования. Вы понимаете меня, Егор?! К моменту окончания печати последнего экземпляра наш прорыв в исследовании вопросов, связанных с грандиозным Геополитическим переворотом в Европе Средних веков потеряет все! И абсолютно новые свежие ответы на многовековые извечные вопросы общества и самой истории, и нестандартный сравнительный анализ различных верований и учений…

Короче, все-все наше, именно наше, оригинальное, ни разу никем не использованное… ни маститыми историками, ни исследователями, ни политологами, ни журналистами – все это потеряет свой первоначальный смысл и обретет совсем другое звучание. Искаженное!

– Короче, у тебя все как в том фильме: «Шеф! Все пропало! Клиент уезжает, гипс снимают!» Неужто и вправду всей нашей работе амба?!

– А я о чем, дорогой коллега?! И вот именно таким образом как раз и получится, что к моменту издания сборника его информативная ценность безвозвратно устареет! Горько, дружище, но это видится мне именно таким образом.

Но и это еще не все…

Предположим… только предположим, что мне удастся поднять свои старые университетские связи и организовать печать книги в какой-либо местной типографии. Скажем, в Онгудае или Кызыле, в Шарье или Городце. Допустим даже, что весь этот процесс удастся осуществить тихо и без широкой огласки. А еще – официально и с соблюдением всех юридических и правовых норм.

И вот, наконец, мы – счастливые обладатели нашего тиража! Думаю, что наш восторг будет недолгим!

Уже через пару месяцев руководство типографии без особого удовольствия, но все же будет вынуждено ответить на ряд настойчивых вопросов: кто, где и…с какой целью? А дальше покатится как снежный ком! Шум будет страшный! Обратите внимание, Егор, как пытаются опорочить известных режиссеров, журналистов, если вдруг какой-то влиятельной общественно-политической группе только лишь померещится присутствие в сюжете фильма, спектакля или статьи хоть намек на насмешку над «духовными скрепами» народа! На «провоцирование» межнациональной и межконфессиональной вражды в обществе, на искажение фактов утвержденного табу той или иной национальной истории.

Поверьте, доберутся и до нашего друга журналиста и нас – искателей правды! Нет, нас, конечно, не покалечат. Это точно! Потому что уже будет доложено о нашем асоциальном поведении и неадекватном восприятии окружающей действительности и мира в целом. А самое «смешное» (если вообще можно употребить этот термин в данном контексте) – это то, что наших друзей и помощников могут запросто обвинить в создании опасной секты, этакой масонской ложи с «вывертом». Как вы любите выражаться, Егор, – «это за ними не заржавеет»! А нам… нам просто накинут еще новые срока и разбросают по разным психбольницам страны. А страна у нас огромная!

– Вот это ты в самую точку, профессор! Страна у нас, хоть и одна, зато… ох, и здоровущая!

– Да, верно! Упрекнуть вас, Егор Алексеевич, в незнании родной географии весьма сложно. Но! Вы только представьте себе, мой друг: после того как мы уже хорошо узнали друг друга, успели вместе плодотворно поработать, этот новый срок и новые условия станут для нас пыткой! А сколько эта пытка может продлиться, лишь одному родному медуправлению да главврачу известно…

– Знаешь что, Сергеич! А ты не кипишуй! Сам себя до истерики-то не доводи, чай не на митинге! Ты лучше меня послушай да подумай, как следует: что да как нужно сделать…

– Это вы про комара и его чувствительный к подточке нос, коллега?

– А то?! Коли сам говоришь, что чудакам буйным разным нельзя все откровенно поведать да верно растолковать, так и неча бисер…

Короче, хоть ты и профессор, а ума житейского в тебе не шибко! Накажем журналисту нашему, чтобы все отпечатал правильно, по-человечьи. Чтоб никого наша правда-матка не оскорбила или в кураж какой не ввела! Ясно ли сказываю, Сергеич?

– Сомневаюсь я, Егор Алексеевич…

– В ком? В Жорке-журналисте? Пустое! А коль не справится, так мы ему враз растолкуем…

И вот тогда сам увидишь, профессор ты наш, какая она прекрасная и удивительная… эта писательская судьба! Жизнь и судьба творческих людей!

– Таких, как… мы с вами?

– Да, Сергеич! И при всем при том – членов нашей больничной «А. М. Лиги», разумеется!

– Будем считать, что вы меня успокоили, Егор Алексеевич! Но… почивать на лаврах будущего не в нашем стиле, дружище! За работу, коллега! За работу!

Часть первая
«Il Diavolo sta nei dettagli»
(Дьявол скрыт в «мелочах»)

Пилат прогнал эту мысль, и она улетела в одно мгновение, как и прилетела. Она улетела, а тоска осталась необъясненной, ибо не могла же ее объяснить мелькнувшая как молния и тут же погасшая какая-то короткая другая мысль: «Бессмертие… пришло бессмертие…» Чье бессмертие пришло? Этого не понял прокуратор, но мысль об этом загадочном бессмертии заставила его похолодеть на солнцепеке.

– Хорошо, – сказал Пилат, – да будет так.

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

– Признаться честно, профессор, именно такой негативной реакции на нашу книгу я и ожидал от Егорши! Но вы?! Вы-то, кажется, должны бы согласиться со мной в том, что печатать тексты рабочей стенограммы «А. М. Лиги», записанные рукой нашего поэта Вани Бессонова это… это, простите – нонсенс! Во-первых: это было бы никому не понятно!

– А у тебя там сейчас все понятно, как божий день?! Не оправдывайся, Жорик! Скажи уж прямо, что хотел прославиться за счет нашего больничного коллектива? И вообще, написано все занудно как-то! Сергеича-профессора (!) каким-то чудиком-пенсионером выставил. Меня – полоумным да дурным! А где тобой отражены в этой «поэме» наши творческие баталии в пылу жарких философических споров?! Короче, пресноватым у тебя литературный рассол получился. Я тебе это как профессионал говорю! Умей, значит, Жорж, признавать свои ошибки, инженер… человеческих душ!

– Егор Алексеевич, а в чем, собственно, моя вина, ну скажи же, наконец? Мне пришлось пойти на такую творческую компиляцию текстов только с целью…

– С целью себя показать! Дескать, смотрите, эко я какой ловкий да сметливый на фоне… «шизиков»! Ведь ты нас еще и «шизиками» окрестил, коллаборационист!

– Ну, это-то здесь при чем? Почему я стал еще и коллаборационистом, по-вашему?

– А шут тебя знает, кто ты есть после этого? Одно слово – индивидуалист без коллективной жилки! Ну, точно, как этот… Матвей Левин: сам за нас додумываешь и сам же дописываешь!

– Простите, но я уже просто не нахожу слов в свое оправдание! Да, я где-то сокращал, а где-то, наоборот, развивал наши общие тезисы! Мне что, Егорша, и во второй книге все твои сентенции надо полностью подавать?!

– Публикуй все подробно, журналист! А заодно этим и покажешь: вот, мол, как в спорах рождается истина! В научных… горячих спорах!

– Александр Сергеевич! Ну, хоть вы объясните Егорше суть и цели сборника! А заодно и аллегорический смысл слова «шизофрениада» в заглавии книги!

Ваня, ну а ты друг, тоже… разочарован? И ты заодно с нашим «правдорубом»?

– Я? Я… мне очень даже понравилось. Я доверяю тебе, Георгий. Твоему высокому таланту журналиста и тонкому чутью настоящего писателя.

– Ну, право, Ваня… это ты хватил через край! Не так уж все «высоко» и художественно «тонко». Хотя ты прав – я искренне старался сделать все, чтобы поэма была воспринята читателем с интересом!

– Единственно, что для меня осталось не совсем ясным, так это твои ремарки к моим стихам, Жора. Эти… «сэры Уильямы», «переписки с театром Глобус» и «письма к Гоголю»…

– Ваня, мне казалось, что это все как раз накрепко связано с общей канвой повествования. Величие Булгакова, гениального Уильяма Шекспира, ранимого Гоголя. А еще… Шекспир и Николай Васильевич Гоголь – они также обладали талантом необычайно зримого изображения художественных образов своих героев… ну, прямо как ты!

– Вот-вот, слушай его, Ваньша! Он тебе не то, что Гоголя приплетет, а еще и крылышки от Пегаса вручит… в качестве премии за поэтические заслуги! Зубы он тебе заговаривает!

– Ну, вот что, дорогие мои коллеги! На этом самом месте я позволю себе поставить точку в этом нескончаемом диспуте о качестве нашего совместного труда – произведения, посвященного попытке разгадать тайны романа Михаила Афанасьевича! В конце концов, мы сами согласились отдать в печать записи наших собраний в литературной обработке господина журналиста! Вспоминайте, вспоминайте хорошенько, Егор Алексеевич! И постарайтесь не быть столь строги к результатам совместного труда. Нашего общего труда коллеги, в конце концов!

Хотя я вынужден признать некоторую правоту аргументов Егора Алексеевича! Вы преподносите текст некоего «Профессора» и приписываете ему все мои мысли! А ведь это порой и ваше… личное мнение тоже.

Вопреки заявленной вами же цели, вы не столько продемонстрировали нам добротную литературоведческую работу исследователя произведения «Мастер и Маргарита», сколько попытались использовать имя писателя Булгакова и сам роман, как… как основу для создания нечто совсем-совсем другого.

– Во-во! А все ж зацепило тебя крепко, Сергеич! Да он же все твои лекции прилепил к этой своей «поэме»! Ты чё, профессор, еще не ущучил? Он ведь все в кучу свалил. И даже мои научно-философические открытия! Чистый плагиатор!

– Итак, заканчивая прения, подытожим и…

– Подведем красную черту!

– Покончим с пустыми и непродуктивными упреками в адрес нашего коллеги, друзья. А вам, дорогой Георгий, действительно остается лишь одно: постараться разобраться до конца с текстом романа «Мастер и Маргарита» и попытаться…

– Вместе с нами! Сообща, так сказать, Жорик!

– Да, да! Сообща и доказательно объяснить нашу точку зрения на скрытый тайный смысл произведения и литературно-художественно донести наше мнение до читателя!

– Высоко литературно, Жорж! Запомни, брателло, как… Бог свят! А посему – придется тебе, журналист, печатать все так, как мы тут порешим: слово в слово! Чтобы на этот раз все было без фантазий и твоего неуемного сочинительства! А то, тоже мне – Пал Антоныч сыскался…

– Кто?!

– Чехов писатель!

– Он не Павел, а Павлович…

– Не перебивай и не умничай, а отвечай коротко и четко: согласный аль нет?

– Я… согласен. Да!

– Ну, вот и ладно! А вот печатать книжку будешь теперь за свой счет! И денег у Тимохи-сына даже не проси! Не даст! Уж я об этом позабочусь…

«Прокуратор долго не мог заснуть. Влажная и жаркая иерусалимская ночь, казалось, вцепилась в тело Пилата всеми своими влажными щупальцами. Но вот ему удалось ненадолго уйти в полудремное забытье. И тут вдруг, как гром среди ясного неба, раздались гулкие тяжелые шаги. Каменные балаты пола дворца ловили эту тяжелую поступь и отбрасывали ее громовые отзвуки до самых отдаленных комнат…

– Кто? Кто здесь? – воскликнул разбуженный Прокуратор.

– Это я, игемон, не волнуйтесь! – раздался знакомый безликий голос помощника.

Пилат неуверенной рукой поднял подсвечник, отводя его то влево, то вправо перед собой, силясь разглядеть фигуру говорящего. Загадочные блики огня выхватили из темноты странный рисунок – силуэт сгорбившегося под тяжелой ношей человека.

– Афраний, что с вами? Кого вы сюда притащили?

– Я сделал все, как вы приказывали игемон! Я… я спас его!

– Кого вы спасли, черт бы вас побрал совсем?

Оторопевший от ужаса человек, который как тяжелый куль, почти без сознания возлежал на спине помощника, силился изобразить на лице нечто, похожее на учтивую улыбку…

– Это же он! Он – Иуда из Кириафа, игемон! А вот и его кожаный кошель с сребрениками. Их ровно тридцать… как вы и говорили. Больше при нем не было ни гроша, мы хорошенько его обыскали!

Человек на загривке Афрания согласно закивал косматой черной шевелюрой.

Пилат на секунду обомлел. Затем собрался с силами, твердой рукой поставил подсвечник обратно на прикроватный мраморный стол и так же твердо, спокойно и тихо произнес:

– Вы идиот, Афраний! И вы… уволены!»

…

«– Да я бы на его месте и сам так сделал, Сергеич! Приказывал спасти Иуду христопродавца? На тебе, прокураторское величество, получи и распишись!

– Согласен с вами, Егор Алексеевич. Пилату в романе вообще свойственна манера выражать свои мысли и даже приказы языком Эзопа. А это весьма темная материя, со своими подводными камнями. По-видимому, Афраний все же обладал редким даром угадывать суть «пожеланий» Прокуратора. Ошибок и разночтений здесь быть никак не могло, мой друг. Любой внимательный читатель имеет возможность не раз убедиться в этом, знакомясь с текстом загадочного повествования о давней палестинской истории в авторской версии художника Михаила Афанасьевича Булгакова.

И все же, как нам известно, сюжетная линия романа пролегла совсем по иному руслу, коллега. Весьма не весело и абсолютно не карикатурно и…без единого намека на фарс.

И, увы, не только романа…»

(Ваня Бессонов «Понять Прокуратора»)

«Вам не показалось, дорогой коллега, что некоторые абзацы так называемых „палестинских“ глав романа „Мастер и Маргарита“ порой чрезмерно изобилуют… неудобочитаемыми строками, рублеными фразами, некоей тавтологией и… безыскусно подобранными сравнениями. Вернее – вообще без них! И даже без какой-либо попытки внятно донести суть описываемых явлений до читателя?! Эта же необъяснимая странность касается и диалогов и размышлений героев! Прилагательные и даже глаголы – совсем не емкие и, по сути, не только не ведут к раскрытию всего сюжета в целом, но и воспринимаются нами, читателями, вовсе как… лишние, чуждые на страницах произведения.

Вот, например, Пилат обронил случайное слово или высказал туманный намек на какое-либо обстоятельство. Мы начинаем задумываться над этими строками, в надежде получить ответы из дальнейших глав повествования! Но эти ожидания так и остаются… неудовлетворенными.

Автор романа уже никогда не возвращается к этим "случайным" проговоркам. Он как будто даже уже и забыл об этих строчках, оставляя нам мизерные надежды на расшифровку непонятных (или понятных лишь ему одному?) сентенций…

В такие минуты читатель вправе с досады даже попенять писателю за такое легковесное и несерьезное отношение его, писателя, к элементарному читательскому интересу. Ведь прочитав и услышав от Автора "А", мы вправе обрести и…"Б"! Объективный и логический завершающий аккорд! В конце концов, это даже элементарная дань учтивости по отношению к объективным принятым правилам общения с читателями литературного произведения. Разве не так, коллега?

Так что же это? Результат сильной внезапной спешки писателя, учитывая трагические и скорбные обстоятельства последних лет жизни самого Михаила Булгакова? Но отчего… и по какой причине? Всех предыдущих десяти лет оказалось крайне мало, чтобы привести конструкцию фраз в оптимальные художественные рамки? Мастер попросту не озаботился такими мелочами? Не правда ли, странно, Георгий?

Как это все не вяжется с изумительно подробной манерой изложения мельчайших деталей повествования в "московских" главах. Здесь мастерски и скрупулезно писателем прописано все: от диалогов и до мотивов тех или иных поступков героев! Додумывать и догадываться о каких-то "тайных" скрытых мотивах сюжетной линии для нас нет здесь уже никакой необходимости.

Так может быть наиболее вероятна и вполне объяснима совсем другая версия: воодушевленные романом счастливые литературоведы и ценители творчества Мастера Булгакова, излишне вольно и искусственно объединили некоторые части текста романа, подготавливая его к широкой печати?! Не понимая и даже не догадываясь о важной значимости для смыслов всего произведения, некоторых фраз и, может, даже… отдельных слов?!

Вот и выходит так, господин журналист, что такая весьма популярная характеристика романа, как "компиляция" – все же имеет под собой реальное основание! Если только не забывать о том важнейшем факте, что этот эпитет относится вовсе не к смыслам самого романа, а к манере исполнения отдельных глав и их частей в процессе редакции и подготовки к изданию.

Да, мой друг, тут есть о чем серьезно подумать и чем озаботиться, принимая на себя нелегкий труд, не только проанализировать данное произведение, но и еще попытаться дать нашу с вами оценку главному замыслу романа Михаила Афанасьевича!

Поверьте мне, Георгий, что факт такой необъяснимой на первый взгляд неаккуратности автора, как раз и объясняет множественные разночтения сути романа!

Ведь волшебным "золотым ключиком", соединяющим главы и части произведения "Мастер и Маргарита" в единое целое и воссоздающим утраченные, казалось, навсегда "смысловые мосты", обладают… увы, немногие, коллега!»

– Вы правы, профессор! Можно ли адресовать все справедливые читательские упреки в недосказанности самому автору – Михаилу Булгакову? Создается такое впечатление, что перед выходом из печати над текстом рукописи кто-то основательно «поработал». Вплоть до ощущения примитивного изъятия из романа части фраз и целых абзацев?! И эта некоторая повторяемость слов и частей речи – тому свидетельство.

Но ведь произведение «Мастер и Маргарита» написано не учеником начальных классов гимназии! И вот получается, что, как только читатель начинает хоть что-то ясно понимать и стараться увидеть продолжение логической цепочки, тут… действие или реплики внезапно обрываются. Или даже… продолжаются, но уже как будто в новом варианте?! Логика событий, тайного сговора и неясных намерений Пилата и Афрания – нарушены!

– Роман готовился к печати вдовой писателя, Еленой Сергеевной, а также группой молодых талантливых ценителей творчества писателя и даже… одним прославленным советским поэтом. Но вероятно, что к этому приложил руку и кто-то еще, не названный…

Вот поэтому я и думаю, что кажущиеся искусственно воздвигнутые недоразумения в тексте – они и есть последствия вполне обдуманных действий участников-составителей, а может, и кураторов от литературы с самого «верха». Были таковые в наши приснопамятные советские времена.

Вы спрашиваете: с какой целью роман был препарирован столь странным образом? Да с той самой, чтобы любая, вполне логическая и подтвержденная недвусмысленными цитатами героев версия, все же никак не смогла бы быть доказательной! Ведь отдельные, ранее явно имевшиеся в романе звенья возможных вероятных версий, они – просто отсутствуют. А ориентироваться лишь на свои личные ощущения – дело весьма неблагодарное и отдает излишней самоуверенностью! Позволить себе самостоятельно править автора? – Такой чрезмерный «фанатизм» адептов романа никак не уместен в конкретном случае! Ведь фамилия автора на обложке романа – Булгаков Михаил Афанасьевич – большая личность, умница и тонкий знаток скрытых человеческих страстей.

– И все же в ваших словах чувствуется некий намек, профессор…

(«Ночные беседы с Профессором», записки журналиста)