Текст книги "Наследник. Моя маленькая тайна"

Глава 17

Ярослав

Аська сильно тормозит еще. Слишком сильный стресс для моей хрупкой девочки. Рассеянный, совершенно растерянный взгляд. Пульс под моими пальцами пытается разогнаться, пробуждая в ней эмоции после сильного препарата. Я бы вколол еще, если бы было можно. Впервые боюсь женской истерики. За ней стоит слишком много.

Настя пока не плачет. Она прижимается ко мне всем телом и мелко дрожит. Подтягиваю к нам край одеяла. Укрываю. Слушаю, как стучат ее зубки.

– Все хорошо, – шепчу ей в макушку плавно укачивая, как маленькую. – Ты в безопасности, – важно, чтобы она слышала мой голос, чувствовала меня рядом. Говорю все, что приходит в голову, что есть внутри меня. – Люблю тебя. Я рядом, маленькая моя.

– Ты не ви – но… – судорожно вдыхает. – виноват, – выговаривает такое сложное сейчас слово. – Не виноват, – повторяет. – Я… – еще один вдох, смешанный со всхлипом. – втянула. Тебя. В это. И сына. Он. Маленький. Такой. А я… – замолкает.

Переворачиваюсь вместе с ней на бок. Слышу, как она плачет. Почти беззвучно, только шмыгает носом и тяжело дышит.

– Ты, – глубокий вдох. – пришел за мной.

– Пришел. Разве могло быть иначе?

– Успел, – слышу ее улыбку.

Разворачиваю на спину, подминаю под себя. Настя и правда улыбается солеными от слез губами. На них блестят прозрачные капельки. Не сдержавшись, наклоняюсь и собираю их языком.

– Еще один шаг и все, меня бы не стало. Только тело, оболочка…

Она говорит, а мне больно. Внутри все рвется от того, что эта сволочь сделала с моей девочкой.

Ничего. Я починю. У меня есть опыт. Вот это ее «Успел» заставляет биться мое сердце с удвоенной силой.

Прикасаюсь губами к ее лицу, стираю влагу пальцами.

– Ты у меня невероятная, Аськ, – шепчу ей в ушко.

– Мама! – в комнату влетает Ян. Быстро переворачиваюсь и слетаю с кровати. Он забирается на нее, на четвереньках подползает к маме. – Гулять пойдем? – смешно плюхается на попку. – Там снееег, – мечтательно тянет.

Столько дней взаперти. Ему очень хочется на улицу. Настя с испугом смотрит на меня.

– Пойдем, – киваю им обоим. – Сейчас маму покормим и пойдем лепить снеговиков и играть в снежки.

– Ура! – ерзает мелкий.

Попав в знакомые условия, гибкая детская психика быстро адаптируется. Даян получил свое ощущение безопасности. Когда будет можно, я найду для него хорошего детского психолога, чтобы воспоминания о случившемся не застряли в подкорке и не превратились в травму, которую он пронесет с собой через всю жизнь.

Со двора нам выходить пока нельзя, но на закрытой, охраняемой территории вполне можно провести время.

Забираю Настю в большую гостиную, подтягиваю низкий столик на колесиках. На кухне грею для нее кружку куриного супа, нарезаю хлеб, кладу на него ломтики сыра.

– Пахнет очень вкусно, – тихо говорит моя девочка.

– Я старался, – вкладываю горячую кружку в ее ладони, помогаю держать.

– Ты сам приготовил? – стучит зубами о керамический край. – Это точно можно есть? – старается шутить.

– Не уверен, – жму плечами. – Но пахнет да, ничего так, – целую ее в губки. – Поешь, пожалуйста.

Хорошо, что пока так. Эмоции наплывами, отходняк от лекарств и действие травяного настоя дадут ей немного времени, чтобы перестроиться и принять тот факт, что здесь ее не обидят.

Я брал сюда совсем немного наших вещей. Вечером закажем с ней шмотки. Пока кидаю на кровать свой свитер не потому, что не взял ее, хочу, чтобы запах мой чувствовала, ощущала мое присутствие, даже когда я отхожу на несколько шагов. А еще он длиннее и теплее. Бегать за сыном она не сможет. Не хочу, чтобы замерзла.

Созваниваюсь с ответственным за нашу безопасность. Согласовываю с ним выход на прогулку во двор. Только получив разрешение иду к своим. Сначала помогаю одеться Насте. Она неловко краснеет и все время смотрит в пол.

– Я могу сама, – проводит ладонью по моим волосам, пока завязываю ей шнурки.

– Мне приятно заботиться о тебе, – ловлю ее за запястье, целую приподняв рукав свитера. – Ян, иди обуваться, – зову малого.

Всей семьей спускаемся вниз. Выходим на мороз. Снега снова навалило столько, что даже мои огромные ботинки утопают почти на всю высоту. Даян падает в сугроб и звонко смеется. Через пару шагов Настя тоже спотыкается и садится попкой в снег. Ее глаза блестят от слез.

– Нет, нет, нет, – стаскиваю перчатки, теплыми пальцами вытираю капельки с ресниц. – Не плач, – помогаю ей подняться.

– Мне хорошо, – шепчет Ася.

– Ай-яй! – мне в поясницу прилетает снежок. – Это кто это тут у нас такой хитрый? М? – разворачиваюсь к Яну. – Ну держись, маленький разбойник! – загребаю голыми ладонями снег, быстро комкаю его в корявый снежок и бегу за Даяном.

Ася устроилась на скамейке. Смотрит, как два ее мужика носятся по детской площадке. Мне важно, что она улыбается. Я этого и хотел. Окунуть ее в привычную среду. Максимально не зацикливаться на страхе, боли, наших переживаниях. С ней будет работать психолог, а пока я делаю все, что могу.

– Замерзла? – присаживаюсь перед любимой девочкой на корточки. У самого уже пальцы выламывает от холода.

– Немного, – признается она.

– Тогда домой.

Забираю Яна. Дома сразу отправляю его в горячую ванну, хорошо растираю мочалкой, одеваю, даю витамины и кружку того же супа. Малой, зевая, рассматривает плавающие в нем макароны «звездочки» и лениво отхлебывает бульон.

Пока Ася в душе, укладываю маленького мужчину спать. Мы постепенно выровняем ему режим. Не все сразу.

– Яр, – оглядываюсь на Асин голос.

Она стоит передо мной босиком, в одном коротеньком белом полотенце, едва прикрывающем грудь и попу. Крепко сжимает его в кулачке, чтобы не упало. Влажные волосы хаотично разбросаны по плечам. Глаза цвета жженой карамели отражают свет точечных потолочных светильников.

Залипательное зрелище.

В несколько больших шагов оказываюсь рядом, обнимаю ее за талию задирая это чертово полотенце выше.

– Что ж ты делаешь со мной, любимая… – упираюсь лбом в ее утопая в растерянном взгляде.

Она разжимает пальцы, и полотенце падает до талии. Теперь его держат лишь мои руки.

– Помоги мне, – просит она, встает на носочки, сама целует. – Хочу чувствовать себя твоей женщиной. Только твоей, Яр, – голос снова дрожит. – Чтобы везде только ты. Твой голос, твой запах. Пожалуйста, помоги мне забыть саму мысль о том, что я могла бы быть с ним.

Убираю ладони позволяя мокрому полотенцу оказаться на полу. Сердце стучит в горле, мешает нормально дышать. Осторожно беру ее руки в свои, переплетаю в замок наши пальцы, подношу к губам и целую каждый. Под кожей проносятся электрические микроимпульсы, губы покалывает от недостатка кислорода в легких. Ася закрывает глаза показывая мне высшую степень доверия после случившегося. Этот момент сразу отпечатывается на подкорке. Он пройдет со мной через всю жизнь, потому что эта женщина открывается передо мной, оголяет не тело, все чувства, эмоции. Она знает, как уязвима сейчас. Знает, что я не сделаю ей больно. Это вышка!

Я тоже прикрываю веки. Практически вслепую нахожу ее мягкие губки своими. Острое прикосновение горячих языков сносит крышу. Расплетаю наши пальцы, обнимаю Аську за талию, вжимаю в свое окаменевшее от напряжения тело. Провожу пальцами вдоль позвоночника, замираю на копчике, рисую хаотичные узоры на пояснице.

Она дрожит, но это не страх или холод. Это бьются вдребезги ее тяжелые эмоции, которые я утягиваю на себя. Понимаю, что нам нужно этой ночью. Мне нужно, чтобы она кричала до хрипов, плакала отпуская себя, вырывая с корнем все случившееся. А утром ее глаза снова будут улыбаться.

Поднимаю ее на руки, уношу в спальню.

– Не открывай глаза, – прошу.

Нахожу чем завязать ей глаза. Настя неловко переступает с ноги на ногу. Мы будем возвращать доверие к этому миру, маленькая моя.

Оказываюсь у нее за спиной. Веду ладонями сверху вниз очерчивая изящные линии хрупкой фигурки.

Скидываю с себя всю одежду на пол. Хочу, чтобы она чувствовала меня. Мой жар, мою дрожь, мое желание.

Убираю вбок ее волосы, веду губами по шее к плечу. Оставляю на нем влажный след, впиваюсь зубами. От неожиданности она вздрагивает, врезается ногтями мне в бедра, откидывает голову на грудь открываясь еще больше.

– Да, моя девочка, – улыбаюсь, дразня ее самые чувствительные местечки. – доверяй мне. Мы пройдем с тобой по грани сегодня, – жарко шепчу ей в ухо. – Сломаем ее к чертям, – смыкаю зубы на мочке, оттягиваю ее ловя новый всхлип. – потому что между нами не будет граней, Ась. Я полностью открыт для тебя. Всегда.

Разворачиваю ее лицом к себе и даю физически почувствовать свои слова.

– Моя женщина… – сдавлено дышу между поцелуями. – моя…

Оставляю на всем ее теле свой запах, как она и хотела. Слушаю ее рваные крики, как хотел я.

– Яр, не отдавай меня больше никому…

А вот и слезы.

– Прости меня, – вздрагиваю всем телом захлебываясь собственным дыханием.

Мы без защиты сегодня. Я прошу прощения за то, что привязываю ее к себе вот так, не спросив. Она готова. Знаю. Докажу ей это.

– Сумасшедший, – смеется сквозь слезы Аська.

– Я хочу дочку.

Поднимаю ее на руки, уношу на кровать. Мы, наконец, до нее добрались.

– Спать сегодня не будем? – Аська переворачивается на живот, подтягивается на локтях чуть выше, целует меня в нос.

– Нет, – подмигиваю ей. – Надо повторить процедуру, чтобы наверняка получилось, – даю ей свое медицинское заключение.

– Ярик! – она смущенно прячется у меня на шее щекоча кожу волосами. – Ты заставляешь меня краснеть.

– Тебе не надо меня стесняться, Ась. Мне все безумно нравится.

Под утро пьем какао прижимаясь друг к другу у окна закутанные одним на двоих одеялом. Неудобно, но безумно тепло и приятно. Ноги кайфово дрожат, голова слегка кружится. Во всем теле легкость, а в ушах еще стоит звон, как отзвук слишком быстро пролетевшей ночи. У нас есть буквально пара часов, чтобы поспать. Потом проснется Ян. А после обеда нас повезут на первый допрос.

Крепче обхватив Аську за талию одной рукой, приподнимаю от пола затисканную мной тушку и несу в кроватку. Теперь точно просто спать. Глаза закрываются на ходу. Голова не успевает коснуться подушки. Нас вырубает.

– Папа, – распахиваю слипшиеся ресницы от услышанного. – Пап, – хнычет Ян, толкая меня в спину.

Папа? ПАПА?!

Едва не забыв от шока, что я голый, разворачиваюсь к пацану, в последний момент удержав одеяло на стратегически важном месте.

– Чего случилось? – натягиваю улыбку. В оконном отражении вижу, что она идиотская. Малой тоже не верит.

Я потерялся. Охренеть… Папа… И как теперь вписать в его картину мира Карима? Твою ж… Дотянули. А я говорил Аське, что надо объяснить!

Впиваюсь пальцами себе в волосы, нервно ерошу их и снова стараюсь улыбаться.

– Я описался, – виновато озвучивает Даян причину своих слез.

– Это ничего, – собираю себя в кучу. – Это мы сейчас поправим. Беги в гостиную. Дадим маме еще немного поспать.

Папа!

Я был Яром, даже дядей Яром. Был доктором, но папой… Нет, это точно надо переварить.

Я не против. Мне нравится, но тут все так сложно.

Снимаю постельное белье с кровати Даяна. Набираю в ведро воды с порошком, чищу матрас, оставляю не застеленным, чтобы все просохло.

Почему вдруг «Папа»? Сейчас. Ни с того ни с сего?

Офигенный ты детский врач, Березин! Психологию изучал!

Но я все же не психолог, я педиатр. А еще меня кроет эмоциями.

Стараясь не показать малышу волнения, ополаскиваю его под душем, переодеваю.

– Идем готовить завтрак? – аккуратно подталкиваю в спину в сторону кухни.

– И для мамы плиготовим? – он сам забирается на табуретку.

– Конечно.

Открываю верхние шкафчики, смотрю, что у нас есть из продуктов. Набор скудный. После допроса надо бы зарулить в магазин или заказать доставку.

Нахожу рис, остатки молока в холодильнике. Набираю в поисковике в телефоне: «Как сварить рисовую кашу?». Браузер вываливает море различных рецептов. Я и не знал, что их столько. Это же просто каша!

Ладно, рискнем. Надеюсь, Аська не оденет ее мне на голову. Пока вожусь с рисом, решаю, что Даяна тоже обязательно надо привлечь к процессу приготовления завтрака для мамы.

Вручаю ему остатки пучка салата «Айсберг».

– Рви его пальчиками вот на такие кусочки, – показываю. – И бросай в миску.

На случай, если с кашей выйдет полный провал, у нас будет хотя бы салат.

– Папа, так? – снова режет мой слух это непривычное слово.

– Все супер, – немного растерянно заглядываю в миску и попадаю ножом мимо огурца себе по пальцу. – Бл…! – прикусываю язык.

Поднимаю руку вверх, чтобы не заляпать кровью полы, открываю холодную воду и… с кашей выходит провал. Она благополучно убегает на плиту. Да что ж такое! Выключаю газ, смываю кровь, в аптечке нахожу пластырь и при помощи зубов заклеиваю еще кровоточащую ранку.

Провозившись с завтраком и уборкой минут сорок, мы с Яном все же накрыли на стол.

– Я пойду будить маму. У тебя есть пять минут на мультики, – включаю ему детский канал.

Глава 18

Настя

– Настя, постарайтесь расслабиться, – улыбается мне мужчина в форме. – Считайте, что это просто беседа, – с волнением кошусь на диктофон.

Мне страшно, хотя я ничего толком не знаю. Если Самира выпустят, он будет мстить за каждый час, проведенный за решеткой. А я не вывезу всего этого второй раз. Мне бы отойти от того, что уже случилось. Ярик говорил про психолога. Стыдно… Говорить со специалистом о гибели мужа – это одно. О Самире… Каждое его прикосновение, как мазок самой черной грязью прямо на сердце. Воспоминания о нем проходятся разрядами животного ужаса по позвоночнику и сосредотачиваются внизу живота не давая расслабиться. Он сумасшедший. Его надо поместить в лечебницу, изолировать от простых людей.

– Настенька, вы находитесь под защитой самой оснащенной и подготовленной команды. Вам совершенно нечего бояться, – убеждает меня мужчина. – Расскажите мне все, что вам известно о гибели Карима Салаева.

– Ничего, – перевожу взгляд на окно.

Там, за ним крупными хлопьями сыплет снег. Соседнего здания не видно, на крыше припаркованного неподалеку автомобиля уже образовалась снежная шапка. Маленькая зимняя птичка прыгает по ветке, и все время встряхивает перья. Улыбаюсь ей. На меня похожа. Трепыхается там, где это практически бесполезно, но не сдается. Упрямая… Ярослав все время мне это говорит. Наверное, я не сошла с ума в доме Салаева только поэтому.

– Как же так, Настя? Он ведь был вашим мужем.

– Совсем недолго. Мы прожили в браке неделю. Потом он срочно уехал по делам семейного бизнеса и его не стало. В день, когда нам сообщили, меня выбросили на улицу даже не сказав, как и что произошло. Не дали его оплакать. Не позволили проститься. И знаете, – смотрю в его светло-голубые жутковатые глаза. – Сейчас я не уверена, что хочу это знать. Я просто пытаюсь жить и воспитывать сына достойным человеком. Карим был таким. Ярослав такой. А Самир – мразь, которая не заслуживает называться мужчиной.

– Почему Самир Салаев так яро желал заполучить вас? Я понимаю, если бы это касалось Даяна. Но здесь явная манипуляция через ребенка. Зачем?

Он говорит со мной, как психолог, а не как следователь. Понимаю, что это часть работы и здесь, скорее всего, своя специфика. Могу даже предположить, что для меня его подбирали специально, ведь Березин сейчас находится в другом кабинете. Сомневаюсь, что с ним говорят так же осторожно, мило и вежливо.

– Я не знаю, – жму плечами, беру в руки стакан воды, делаю пару глотков. – Так вышло, что я познакомилась с обоими братьями, но выбрала младшего. Карим был добрым, романтичным, каким-то теплым, что ли. Со стальным стержнем внутри, но для меня в нем что-то переключалось. Самир всегда через чур настойчивый, грубоватый, наглый. Он считал, что я должна достаться ему просто потому, что он так хочет. Знаете, такая доступная детдомовская девчонка, которую некому защитить и которой можно пользоваться. Я пользоваться собой не дала и в нем проснулся азарт. Заполучить девушку брата стало чем-то вроде спорта. Чем ближе я была к Кариму, тем злее и настырнее становился Самир. Последней точкой кипения стала наша свадьба и ночь… Моя самая первая ночь с мужчиной. Не с Самиром.

– Он угрожал вам?

– Дома еще. На следующее же утро обещал доказать, что он лучше и под ним я буду кричать так, что весь дом будет слышать и завидовать. Это были эмоции. Потом он даже извинялся за них. Приносил мне цветы, которые я теперь ненавижу. Они были везде. В спальне, гостиной, мусорных баках. Я выкидывала.

– А потом?

– И потом. Когда меня выгнали на улицу, порывался заделаться в благодетели. Квартиру предлагал снять, чтобы, конечно же, жить там вместе. Если бы не Ярослав… – улыбаюсь, думая о Березине. – Не уверена, что не сдалась бы в какой-то момент. Я боялась Самира. Очень. Яр не дал опустить руки. Дальше еще проще. Узнала, что беременна. Поняла, что мой ребенок станет еще одной возможностью давить на меня, а еще я знаю правила. Мой малыш принадлежит семье моего мужа. Как я могла допустить, что его у меня заберут? Это стало самым страшным кошмаром. Я продала все, что у меня было. Вышли копейки, но хватило, чтобы сбежать. Ярослав бросил в столице все. Любимую работу, хорошую квартиру, друзей. Помчался за мной в крохотный городок, где я, сменив документы, смогла затеряться.

– Настя, а почему вы не обратились за помощью к знакомым своего деда? Он ведь был не последним и очень уважаемым человеком.

– Я выросла в детском доме, – напоминаю ему. – О каких знакомых и связях вы говорите? Все мои связи – это Ярослав, Виктор и пара хороших девчонок с бывшей работы. И Яр с Витей сделали все, что было в их силах, чтобы вытащить нас с сыном.

– Упрямый доктор, – смеется следователь. – Настя, расскажите, что происходило в доме Салаева?

– Он все время старался меня унизить или запугать. Давил через сына. Притащил в дом своих родителей. Его мать даже ударила меня, представляете?

Смеюсь. Мужчина странно на меня смотрит. Да, это нервное. Меня уже слегка потряхивает от этого разговора. Хочется глотнуть волшебной травяной настойки, которую делает для меня Березин.

– За что?

– За неподчинение, конечно. Ребенка от них скрыла. Враг народа, – заламываю пальцы.

– Что еще?

– Да ничего. В день, когда Салаев окончательно взял меня за горло и поставил условие: либо я сплю с ним, либо он отдает моего Даяна своим родителям, я сдалась. Уже готова была войти в его спальню, когда пришел ваш отряд и не допустил этого.

Молчим. Он что-то пишет в блокнот. Диктофон все еще работает. Я смотрю на птичку. Она не улетела. Так и сидит на ветке. Нахохлилась. Распустила перья. Ежусь, обхватываю руками плечи, как будто я сейчас там, на засыпанной снегом ветке. Мне странно, пусто и тоскливо.

– Я правда ничего не знаю, – вздыхаю, пряча лицо в ладонях и снова поднимаю голову. – Если бы я могла помочь.

– Вашего мужа убили, Настя, – ошарашивает меня.

Я догадывалась. Но слышать… Это больно и так страшно, что мое сердце болезненно сжимается и пропускает пару ударов. Становится плохо. На стол ложится две таблетки и доливается в стакан вода.

– Выпейте. Это поможет.

– Нет, спасибо, – хрипло отвечаю, неизвестный препарат отодвигаю от себя подальше.

– Думаете, я хочу вас отравить? – приподнимает брови мужчина.

– Не думаю, но без согласования с Ярославом я таблетки не принимаю, – пью воду. Становится немного легче. – Вы знаете, кто его убил? – возвращаю нас к теме разговора.

– Бизнес Салаевых завязан на грузоперевозках. Это основное направление. Самир еще строит бизнес-центры под аренду площадей, но еще их отец поднимался именно на фурах. Карим не знал, что этот доход давно перестал приносить былую прибыль из-за выросшей конкуренции и, чтобы спасти дело своей жизни, отец и старший сын заключили сделку с одним персонажем в верхах. По заказам сверху компания Салаева перевозила разную запрещенку на территорию боевиков. Им открывали границы в случае необходимости и очень хорошо платили. Внезапно началась смена руководства на некоторых постах, и на таможне возникли проблемы. Самир не смог сорваться туда. Его отец практически отошел от дел передав управление старшему сыну. Отправили Карима, объяснив тем, что горят сроки, а скоропортящийся груз не пропускают. Ваш муж поехал, узнал много нового о своей семье и словил пулю в голову от того, кто покрывал весь этот бизнес. Как вы понимаете, у убийцы Карима хватило сил и влияния, чтобы отвести от себя внимание. Но следы всегда остаются. Их искали, собирали в общую картинку несколько лет. Сейчас наши спецы раскручивают Самира на показания. И он их даст. Я вам гарантирую.

– Как это страшно… – кусаю до крови губы, чтобы не плакать.

– Сейчас решается вопрос о том, чтобы вывезти вас из страны на некоторое время. Пока все это не закончится, вы будете оставаться под защитой. Настя, – мужчина крутит в руках ручку. – я хочу, чтобы вы не боялись, но понимали всю серьезность ситуации. – Там, – поднимает вверх палец, – уже знают, что скоро их возьмут за жопу. Они подчищают следы и … – он переходит на «ты» – ты была в доме Самира, а значит теоретически могла узнать то, что они скрывают. Ты дорога Салаеву. Значит, через тебя на него можно влиять. Рычаг давления, который обязательно захотят использовать, чтобы Салаев не отдал нам нужные ключики.

– Я могу его увидеть?

– Не самая лучшая идея.

– Но все же? Хочется посмотреть в глаза человеку, который подставил под пули родного брата.

А еще увидеть его к клетке, но это решаю не озвучивать.

***

Кутаюсь в куртку на морозе. Снег липнет к ресницам, залетает за шиворот, стекает холодными каплями по шее.

Меня ведут через двор, закрытый со всех сторон высоким бетонным забором, к одноэтажному длинному корпусу с зарешеченными окнами. У входа охрана с немецкими овчарками. Два лохматых «столбика» смирно сидят, лишь иногда вздрагивая ушами и приподнимая замерзшие лапки от земли.

Нас пропускают внутрь.

Тепло. Запах только тяжелый. Никак не могу уловить, что в нем такого, что дышать получается через раз, чтобы эта гадость как можно меньше проникала в легкие. Темная краска на стенах впитывает в себя свет ярких потолочных светильников. Они не спасают от воцарившегося в коридоре полумрака.

Поворачиваем за угол. Оказывается, здесь два корпуса. Второй просто с улицы не видно. Изолятор с тяжелыми металлическими дверями и маленькими окнами с запирающейся заслонкой. Мой сопровождающий забирает у охраны ключи, пару раз прокручивает самый большой и затертый в замочной скважине. Дверь открывается, противно скрипя петлями. За ней еще одна дверь из кованых прутьев, межу которыми вполне можно просунуть руку.

У стены камеры стоит узкая двухярусная кровать с синими шерстяными одеялами. На нижнем ярусе продирает глаза Самир. Спал.

– Дальше нельзя. У вас пять минут, – разъясняет следователь.

Уходит и забирает с собой охранника. Вооруженный мужчина останавливается в конце коридора, а тот, что меня допрашивал, скрывается из виду.

В животе смерчем закручивается что-то мерзкое и холодное при виде Салаева. Странное чувство удовлетворения расползается под кожей. Передергиваю плечами, когда Самир плавным звериным шагом подходит к решетке. Берется за нее обеими руками, прислоняется лбом к холодному металлу.

– Я знал, что ты придешь, – удовлетворенно улыбается.

– Нравится клетка? – делаю шаг назад. Любуюсь картинкой.

– Уютненько и кормят ничего. Ты за меня волновалась, любимая? – скалится он и тянет ко мне руку. Почти дотягивается кончиками пальцем до щеки. Отшатнувшись, делаю еще один шаг назад. – Да брось, Настя, – недовольно кривится.

– Ты больше не прикоснешься ни ко мне, ни к моему ребенку. Я пришла, чтобы убедиться в этом. И знаешь, Самир, – предательски проседает до хрипоты мой голос. – Мне безумно нравится то, что я сейчас вижу. Ты ответишь за все, – медленно иду к нему. – За слезы моего сына. За сломанные кости моего мужа. За смерть мужчины, которого я любила. А я никуда не поеду. Не стану больше бегать от тебя, – тоже прижимаюсь лбом к решетке и наши губы почти соприкасаются. Смотрю прямо в его потемневшие карие глаза. – Хочу своими глазами увидеть, как тебя упекут за решетку лет на двадцать.

– Наивная, – шепчет он. – Я выйду отсюда через пару дней, и ты отдашь мне то, что задолжала. И учти, детка, теперь я возьму с процентами!

– Что же я успела тебе задолжать? – отхожу от решетки. В нашу сторону идет мой сопровождающий. Берет с собой охранника.

– Себя, любимая, – подмигивает Самир и уходит в тень камеры.

– Ненавижу тебя, – кидаю ему прежде, чем захлопывается дверь. – Спасибо, – благодарю обоих мужчин.

– Полегчало? – невесело усмехается следователь.

– Нет. Но чувство удовлетворения от увиденного появилось. Уже неплохо. Скажите, а мы можем не уезжать?

– Можете, конечно, – кивает, открывает для меня дверь. С улицы в лицо бьет мороз. Щеки начинают гореть. Поднимаю выше воротник куртки, вжимаю голову стараясь закрыться от поднявшегося колючего ветра. – Но я бы на твоем месте сто раз подумал. Ась, – он хватает меня за куртку и разворачивает к себе лицом. – я по-человечески понимаю, что тебе больно, страшно, ты устала бегать и твоя нежная, раненая душа жаждет мести. Правда понимаю. Не думай сейчас о себе и об этих эмоциях. Адреналин схлынет, тебя начнет жрать страх. А у тебя сын маленький, который еще не отошел от стресса. Тебе только так кажется, а он еще долго будет все это переживать. Думай о нем, о своем докторе. Оставь специалистам их работу.

Подталкивает меня внутрь корпуса, где проходил допрос. Даян с Яриком сидят в коридоре, о чем-то секретничают. Глядя на них, я снова оттаиваю.

Старый следак или психолог, я так до конца и не поняла, кто же он, гладит меня по плечу.

– Вот и умница. Вас отвезут на квартиру. Я сообщу, когда вылет.

– А Витя? – ловлю мужчину за манжет форменной куртки.

– Он останется здесь. Звездочку на погоны будет себе зарабатывать, – подмигивает он и чеканя шаг уходит в кабинет, где мы с ним так долго говорили.

– Мамочка! – подбегает ко мне Даян и сразу же обнимается. – Де была?

– Где, – автоматически поправляю. – Гуляла, – целую сынишку в щеку. – Там такой снегопад, – делаю больше глаза, щекочу сынишку по ребрам. Он извивается и звонко хохочет.  – Пойдем смотреть? – часто кивает. – Тогда беги, забирай курточку.

Березин смотрит на меня стиснув зубы. Подхожу. Утыкаюсь носом в его каменную грудь, забираюсь ледяными пальцами под край свитера и футболку. Он вздрагивает, шумно выдыхает.

– Дать бы тебе по заднице! – рычит мне в макушку крепко прижимая к себе.

– Мне это было очень-очень нужно, – подтягиваюсь, целую его в плотно сжатые губы.

– Это не отменяет моего желания дать тебе по заднице, Настя! – рычит Яр.

– Готов! – отвлекает нас от разборок сынишка.  – Папа, помоги, – просит застегнуть неудобный замок. Березин отмирает и начинает потихоньку успокаиваться.

– Я люблю тебя, – провожу пальцами по его волосам. Отхожу, чтобы не мешать моим мужчинам находить новый коннект, под названием «папа – сын».

Домой едем молча, с сопровождением. так же, как добирались сюда. Березин все равно недовольно сопит всю дорогу, нервно ведет машину и, похоже, только Даян спасает меня от скандала.

Заходим в теплую квартиру. Ярослав с грохотом бросает на тумбочку ключи. Помогает Яну разуться, снимает с него куртку, отправляет в комнату.

– Зачем ты к нему пошла? – разворачивается, прижимает меня к стене всем телом, упирается в нее ладонями по обе стороны от моего лица. – Зачем, Ась?!

– Не кричи на меня, пожалуйста, – вся моя решимость улетучивается. Рядом с ним я снова маленькая детдомовская девочка. Беззащитная и одинокая. – Хотела увидеть это животное на своем месте. В клетке.

– Дура! – зло рявкает он прямо мне в губы и отчаянно бьет кулаком в стену.

– Знаю. Поцелуй меня, – тянусь к его губам. Отворачивается. – Яр, – глажу его по щеке.

– Наказана, – не больно кусает меня за нижнюю губу, наклоняется и помогает снять ботинки.

– Я согласна, – глажу его по волосам, пока он не поднялся. – За горячий обед ты меня простишь? – забираюсь глубже, массирую ему голову наводя на голове забавный хаос.

– Ммм, – стонет он, упираясь лицом мне в живот. – Хорошо как. Но одним обедом ты не отделаешься за такую глупость, – нехотя поднимается во весь рост.

– И что мне теперь делать? – облизнув губы смотрю как темнеют его красивые глаза.

– Сына спать уложишь, я покажу, – целует меня в нос, крутится на пятках и сваливает, оставляя меня краснеть в прихожей.