Текст книги "Роковое пророчество Распутина"

Весна, лето, начало осени пролетели в каком-то чаду, нервы были взвинчены – я часто то плакала, то разражалась беспричинным смехом. Но вот эта минута, когда я провалилась в другую реальность. Мне страшно хотелось ее повторить. Но что это было – я не знала… И как снова вызвать то состояние – тоже.

А вскоре случилось еще одно событие.

За столом у нас редко говорили о политике, но тут мать произнесла с некой досадой и одновременно любопытством.

– Везде говорят о Распутине! Супостат эдакий! Окрутил императрицу, императора, все под его дудку пляшут! Истинно говорят: сатана во плоти! Как с ним кто столкнется, так все – пропал! – И мать несколько раз быстро перекрестилась. – Что за напасть на Россию! Где это видано – полуграмотный мужик всем вертит. Говорят, даже спит с императрицей. – И тут же мать нахмурилась, пожалела об этих случайно вырвавшихся словах.

А у меня все как-то странно болезненно и сладко сжалось внутри. Распутин!»

Анна оторвалась от чтения и посмотрела на часы. Пора домой… Елена, наверное, уже приехала. Теперь после работы Анна торопилась домой к Елене. Никогда раньше она не думала, что выражение «дом» имеет такой священный смысл. Оказывается, дом – это больше, чем место, куда приходишь ночевать, как это было в ее случае раньше. В квартире, где она жила с отцом-алкоголиком, собственного пространства Анна не ощущала. Ей нужно было прийти, прошмыгнуть в свою комнату и засесть там, как в осажденной крепости, откуда можно делать краткие вылазки на кухню. Даже электрический чайник Анна купила себе отдельно и держала его в комнате. В холодильнике были в основном полуфабрикаты, да и то она чаще покупала готовую еду, которую можно было съесть сразу, запив горячим чаем.

У Елены все было по-другому. Ее роскошная квартира была очень уютной: все продумано до мелочей. Картины на стенах в коридоре, кухня со множеством хозяйственных мелочей, привезенных из поездок, полочки с оригинальными сувенирами. Несколько светильников: бра, торшеры, встроенные лампы. Пол с подогревом.

Собака Дэн. Лабрадор, относившийся поначалу к Анне с опаской, наконец-то признал ее за свою.

И сегодня, когда Анна пришла домой к Елене, Дэн встретил ее с радостью, кинувшись на грудь.

– Ну подожди, подожди, – отбивалась Анна от него. – Дай хотя бы руки помыть…

Надев белые пушистые с помпонами тапочки, она отправилась на кухню, включила чайник. Когда он вскипел, Анна заварила чай и подошла к окну посмотреть на панораму, которая открывалась с семнадцатого этажа. Вечерние огни, спокойные, умиротворяющие. И за каждым окном – жизнь. И золотые крапинки-звезд на темном полотне неба.

Постояв на лоджии, Анна прошла в большую комнату, села в кресло и сама не заметила, как уснула… Проснулась она от того, что кто-то накрыл ее пледом. Анна открыла глаза.

– Спи, спи, – прошептала Елена.

– Да я уже выспалась. А ты только что пришла? – вскинулась Анна. – Я так крепко уснула, что даже ничего не слышала, хотя обычно у меня сон чуткий.

– Да, только что порог переступила. Пару минут назад. Голодна как волк, сейчас поем и на боковую.

– Дай я тебе подогрею еду, – вскочила Анна.

– Да сиди, я сама все сделаю, – сказала Елена.

Но Анна уже поднялась с кресла, подхватывая на ходу плед.

– Ты устала, а я уже выспалась.

Сестры прошли в кухню, и при свете яркой кухонной лампы Анна увидела, что под глазами Елены, несмотря на макияж, темные круги, а черты лица заострились.

Елена лениво ковыряла вилкой в тарелке.

– Нет аппетита? – сочувственно спросила Анна.

– Нет. Расскажи лучше, как прошел твой день.

– Как всегда. Работала. Сейчас у нас есть один интересный материал, мы его расшифровываем. Представляешь, нашли документы, связанные с Григорием Распутиным. Думаю, тянет на сенсацию…

Елена слушала ее вполуха, она была непривычно бледна и задумчива.

– Неприятности на работе? – неожиданно спросила Анна.

– А? – Елена вскинула на нее прозрачно-зеленые глаза.

– Что-то на работе?

Елена отложила вилку и посмотрела на нее.

– Давай сейчас нальем чай и пойдем в большую комнату. Посидим там, поговорим.

Внутри Анны разлилось блаженство. Ее сестра предлагает ей пойти и вот так просто почаевничать. И не просто сестра, а знаменитая телеведущая. Елена Демченко!

Все связанное с Еленой для Анны было окружено каким-то волшебным сиянием. Анне казалось, что сам воздух в присутствии Елены начинает искриться маленькими звездочками.

Елена забралась с ногами в глубокое кресло с чашкой чая в руках, рядом улегся Дэн.

Анна села на диван, сдвинув в изголовье ворох маленьких подушечек.

Елена молчала, сосредоточенно сдвинув брови. Анна боялась нарушить это молчание.

– Мне поступило одно предложение насчет работы, – начала Елена. – Хорошее денежное предложение – от одного российского олигарха, который сейчас находится за границей. От Дмитрия Берковича.

И Елена снова замолчала. Анна залюбовалась сестрой – мягкий свет падал на рыжие волосы, подсвечивая их золотистым ореолом. Сестра посмотрела на нее, и Анна поразилась ее взгляду: отрешенному, погруженному в себя.

– И что ты думаешь делать?

– Не знаю. Буду думать…

* * *

На другой день Вася с порога спросил Анну:

– Ты что-то читала из материалов, которые я притащил?

– Да. Отрывок из дневника какой-то экзальтированной девицы, которая то хочет стать поэтом, то кем-то еще. Никак не разберется в себе, мечется.

– Учти – таких в то время было очень много. Экзальтированные барышни, которым хотелось чего-то эдакого – не то сладкого разврата, не то участия в передовых революционных движениях. А часто соединялось и то и другое. Непонятно, откуда они взялись. Многие прилично воспитанные молодые девушки пошли в революцию помогать большевикам. Это странное явление, на мой сегодняшний взгляд. И, похоже, до конца необъяснимое. Наша героиня, видимо, из их числа.

– Любопытно.

– Вот и разбирайся с этим материалом. Все, что касается Распутина, нам теперь важно и нужно. Потом будем систематизировать и делать опись документов. Вообще вокруг Распутина много чего накрутили-навертели.

Анна машинально посмотрела на шкаф, где стоял глобус с полярной совой наверху. Как напоминание им о научной добросовестности.

– Но вообще-то пришествие Григория Распутина было подготовлено другими людьми. Поэтому он и смог так легко приобрести влияние на царскую семью. Почва была уже готова. Понимаешь? Го-то-ва! – с расстановкой произнес Василий. И добавил небрежно, но явно рассчитывая на похвалу: – Я в рамках нашего исследования одну статью подготовил на эту тему. Нам же надо наш центр аккуратно пиарить, приобретать вес. Известность… Если интересно, можешь ознакомиться.

– Конечно, интересно, – улыбнулась Анна. – Дашь посмотреть?

– Угу, – буркнул Вася. А потом, глянув на часы, воскликнул: – Мне пора! Сегодня Настя устраивает небольшой праздник в честь дня рождения Васюхи-малого. Пора бежать. Еще подарок племяшу купить надо. Да и мелочовку остальным. То да се. Еще одна родственница будет дальняя. Самостоятельная девица, которая, по слухам, работает в одной секретной организации. Я ее сто лет не видел. Некая Варвара Епифанова. Обещала прийти. У нее, как она сказала, сегодня встреча с одноклассниками, а потом к нам придет, на день рождения. К родственникам. Ну, я пошел…

– А статья где, о которой ты только что говорил?

– Статья? – Вася вторично порылся на полке. – Держи! Ты здесь останешься?

– Да, поработаю еще.

Елена сказала, что сегодня вернется поздно, и можно было тоже задержаться, забраться с ногами на диванчик и посидеть-почитать, как в старые добрые времена.

– Надолго?

– Не знаю.

– С Еленой все нормально? – проницательно спросил Вася.

– Все в порядке. Просто она сегодня будет поздно. А я лучше здесь посижу. Дома одна не хочу.

– Ясно. А то уж подумал, что у вас с ней разные терки начались и тебе опять идти некуда.

– Спасибо, Вась, за заботу.

– Это завсегда. Мы же друганы и коллеги. Салют?

– Салют.

– Там еще кусок пирога остался в холодильнике, можешь доедать. Не сиди голодная.

– И что бы я без тебя делала, страшно подумать…

– Вот и не думай!

Вася ушел. Оставшись одна, Анна подошла к окну. Ветер завывал совсем рядом, иногда он словно трясся в падучей и припадал к крыше – мелко-мелко стуча по ней, как будто бы кто-то сверху рассыпал крупный горох. За окном была уже непроглядная темень. А здесь уютно и тепло. Анна поставила чайник и взялась за статью. В глаза бросился заголовок: «Внутрисемейные дела семейства Романовых, проблемы престолонаследия и их влияние на кризис Российской империи». Рядом шла приписка. «Заголовок переделать. Слишком общо и пафосно». Затем более мелкими буквами шло: «Отослать в «Вестник проблем Российской истории» и в другом формате в издание «Курсом Евразии».

Анна налила в чашку кипяток и заварила чай. Он был таким, как она любила – горячим. Еще бросить туда три куска сахара, и будет вовсе замечательно.

Она забралась с ногами на диванчик и принялась читать.

«Одной из самых острых проблем, с которыми сталкивается любая монархия во все времена, является проблема престолонаследия».

Анна оторвалась от текста. Ну да! Вот английская принцесса Кейт Миддлтон тоже несколько лет назад столкнулась с этой же проблемой. Все таблоиды только и сообщали время от времени о беременности жены принца Уильяма, а потом опровергали собственные утки. Можно себе представить, как это нервировало бы любую женщину, которая могла бы оказаться на месте Кейт.

Вася детально рассказывал о рождении дочерей у императорской четы и всеобщем разочаровании, связанном с отсутствием наследника мужского пола.

«По сути, общество было наэлектризовано ожиданием, и это не могло не подрывать психику Александры Федоровны. В обществе ходили шуточки, ближайшее окружение императора и императрицы писали в дневниках и обменивались посланиями, где высказывались различные слухи и подозрения, в том числе и те, что императрица не может больше рожать и не способна выносить сына. Неприятности у императорской четы появились еще до приезда в столицу Григория Распутина: враждебное окружение, смыкавшееся вокруг августейшей четы, некая изоляция, в которой они оказались. Сестра Александры Федоровны – Елизавета Федоровна (Элла) – в письмах своей бабушке, английской королеве Виктории, сообщая о беременностях и родах Аликс, сетовала на слухи и всеобщее разочарование, что и в этот раз – не сын. Если представить себе, что все эти пересуды доходили до ушей императрицы, то можно понять, что уже с той поры она ощущала, что они с Ники одни против всех. И это во многом предопределило дальнейшую трагедию падения династии Романовых».

Вася писал легко, увлекательно и вместе с тем давал массу сведений, приводил выдержки из писем и документов.

«После рождения четвертой дочери, Анастасии, императрица уже совершенно отчаялась. И здесь со своими советами возникли «черногорки» – так называли двух дочерей черногорского князя Николы Первого. Стана (Анастасия) и Милица после учебы в Петербурге в Смольном институте остались при дворе российского императора и вышли замуж за представителей рода Романовых. Вторым мужем Cтаны стал дядя Николая II – Николай Николаевич.

«Черногорки» имели при дворе определенное влияние. Именно они и познакомили императорскую чету с неким доктором Филиппом, с которым императрица связывала надежды на рождение сына».

Анна пробежала глазами биографию Филиппа, приведенную в статье. Так, так… Она оторвалась от чтения и вновь подошла к окну.

Анна подумала, не пора ли ехать домой, вдруг Елена уже закончила свои дела. Но телефон сестры не отвечал. Ясное дело: работает и вырубила связь.

Анна вернулась к статье.

«Доктор Филипп взялся помочь Александре Федоровне в щекотливой проблеме. Ранее он вылечил сына Милицы, поэтому та с воодушевлением и рекомендовала доктора императрице. Но не все относились к Филиппу с таким безоговорочным доверием. Так, заведующий парижской и женевской агентурой Рачковский собрал на доктора досье, где наклеил ему ярлык «шарлатан». Французский посланник даже предостерегал императора и императрицу от «доктора». Но это не поколебало веру императорской четы в новоявленного кудесника. Они так страстно жаждали наследника, что готовы были на многое закрыть глаза. Лишь бы явилось чудо и Александра Федоровна зачала сына.

Филипп утверждал, что благодаря силе внушения может оказывать влияние на пол младенца в утробе матери. Его лекарством был гипноз.

И вот после двух месяцев гипнотических сеансов Филипп сказал, что императрица беременна. Этот факт был скрыт ото всех. Свое положение Александра Федоровна хотела сохранить в тайне. Беременность началась в ноябре 1901 года. Официально о том, что императрица ждет ребенка, было объявлено весной, а медики были допущены к ней только в августе 1902 года. Вот тогда-то и было объявлено, что у императрицы – ложная беременность и родов не ожидается.

Это известие стало страшным ударом для Александры Федоровны, разочарованием для придворных кругов и поводом для насмешек во всех слоях общества.

Ходили слухи о том, что императрица на самом деле родила урода. Как казус можно рассматривать тот факт, что полицией было приказано исключить из оперы «Сказка о царе Салтане» слова: «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку».

Анна представила себе императрицу – страдающую женщину, мечтающую только об одном – о сыне. Ее истерики, капризы, метания вполне объяснимы – судьба отказывала ей в том, чего она так страстно желала. В этом корень многих бед, корень несчастья этой семьи, их привязанности друг к другу, желания держаться до последнего и любой ценой. Отсюда – упрямство и негибкость императрицы, стремление видеть во всех врагов, и что касается придворных кругов – вовсе не напрасно. У Аликс не было друзей и подруг, кроме несчастной Ани Танеевой, которая вошла в историю под фамилией Вырубова. И еще нескольких придворных фрейлин. Все остальные, по ее мнению, относились к ней враждебно, включая свекровь, и постоянно интриговали против нее, даже родная сестра Элла, Елизавета Федоровна.

«Филипп был изгнан, но императрица считала, что благодаря именно его советам и воздействию она все-таки зачала и родила сына. Именно Филипп посоветовал ей поехать в Саровскую обитель. После чего и наступила долгожданная беременность.

Но рождение наследника омрачилось страшной правдой – он оказался болен гемофилией. Редким наследственным заболеванием крови. Носительницей этой болезни была прабабушка цесаревича – английская королева Виктория.

Радость от появления сына шла рука об руку со страхом потерять его в любой момент».

Анна отложила статью и подошла к окну. Деревья освещались фонарями. И ей вдруг показалось, что около одного из деревьев мелькнула тень. Она присмотрелась: как будто бы, прислонившись к дереву, стоял человек. Анна отвлеклась, а когда посмотрела туда же через несколько минут – уже никого не было…

Глава 3
Уроки нежной силы

Слабые люди выжидают благоприятных случаев, сильные их создают.

Александр Н. Афиногенов

Варвара Епифанова терпеть не могла встречи одноклассников и никогда на них не ходила. Несмотря на то что через одноименную популярную сеть ей время от времени присылали приглашения прийти на то или иное мероприятие и «встретиться с любимыми друзьями из прошлого». Так слезливо, с надрывом зазывала ее бывший лидер их класса – Зина Морошкина, а ныне Зинаида Кругликова, мать четверых детей.

Варвара собиралась отмахнуться от приглашения и на этот раз, то есть попросту проигнорировать очередное воззвание многодетной матери, но внизу шла приписка. «Варвара, Григорий Семенович очень хочет встретиться с тобой. И лично просил, чтобы ты пришла».

Это был прием из разряда «ниже пояса». Дело в том, что к их математику Раскину Григорию Семеновичу Варя питала нежнейшее почтение, смешанное с благоговением. Именно Григорий Семенович, учитель от Бога, как о нем говорили родители, с успехом прививал детям любовь к такому трудному предмету, как математика. Он последовательно выводил вчерашних троечников и хорошистов на районные и городские олимпиады, где они неизменно получали высокие баллы, а после с легкостью поступали в престижнейшие вузы Москвы.

Математика возникла в жизни Варвары Епифановой в самый трудный период ее жизни – когда родители расстались и до нее никому не было дела. Отец создал новую семью с «провинциальной профурсеткой», как говорила ее мать, и разом отрезал Варвару от себя. А в той прошлой жизни осталось немало хорошего: воскресные походы с отцом в парк Сокольники, зимой катание на коньках, летом и осенью – на велосипедах, тающее мороженое в руках, смех, совместно прочитанные книжки, зычный глубокий голос отца «Варю-юнь» и его звонкие поцелуи в щеку или в подбородок. И всего этого сразу не стало.

Взамен возникла озабоченная мать с вертикальной морщиной на лбу, ее краткие реплики: «Эта гнида ничего не получит!», «захотел потискать молодое тело», «старый козел», «провинциальная шлюшка». Мать бросала эти реплики по телефону своим подругам, не думая о том, что их может услышать Варвара. Или, напротив, ей доставляло удовольствие показать Варваре: какой скотиной, в конце концов, оказался ее отец.

Варя в это верить не могла. Ей очень хотелось встретиться с отцом и как-то объясниться. Спросить его, а как теперь будет жить она, Варвара? Будет ли он приходить к ним, гулять с ней в парке, целовать в подбородок и покупать мороженое?..

Но отец ушел однажды утром с чемоданом и никак не давал о себе знать.

Мать, когда Варя приставала к ней с вопросами, отмахивалась от дочери, как от назойливой мухи. Брезгливо поджимала губы и говорила: «Ему теперь не до тебя, там вот-вот родится ребенок».

Варвара затыкала уши и уходила к себе в комнату, когда и это не помогало, когда находиться дома рядом с наэлектризованной матерью становилось невыносимо, она уходила гулять в парк одна и бродила по дорожкам допоздна – просто так, без всякой цели. Потом она стала прогуливать уроки, потому что жизнь разом потеряла всякий смысл и не было желания вообще куда-то ходить и чем-то заниматься. Отец ушел в августе, и всю осень Варвара блуждала в парке, периодически пропуская уроки и не думая о том, что будет дальше.

С наступлением холодов прогулки не прекратились. Однажды Варвара, обессиленная, опустилась прямо на дощатый пол летней веранды и равнодушно-тупо смотрела, как кружатся в воздухе первые снежинки. Незаметно она уснула и проснулась закоченевшая от холода. Она даже не могла разогнуть пальцы.

Где-то рядом раздалась матерная брань, и Варвара вжалась в стену, надеясь, что ее не заметят. Но случилось обратное.

Трое парней остановились напротив нее. И один из них отпустил длинное замысловатое ругательство, сплюнув на землю. Варвара попыталась встать, но ноги плохо слушались. Она поднялась, держась руками за стенку, но ноги подкосились, и Варвара снова рухнула на пол.

С гоготаньем отморозки подошли к ней. Один из них ботинком легонько коснулся ее рук, как будто бы она была лягушкой или полудохлым зверьком, которого пытаются перевернуть на спину. Варвара сжала руки в кулаки, смех раздался еще громче. Сознание мутилось, было противно. Подташнивало и еще шумело в голове…

Рядом раздался звук льющейся воды, в нос ударил запах мочи. Она невольно подняла голову, стоявший рядом парень ссал, пытаясь направить струю на нее, но мешал ветер. Варвара рывком села, но кто-то подошел сзади и опустил ей на плечи руки, тем самым лишив маневра.

«Варю-ю-ю-нь! – раздавалось в ушах. – Варю-ю-нь…» И ее смех в ответ, и липкое мороженое в руках. Она слизывала его с пальцев, и еще легкость в теле, и чувство полета, когда летишь на велосипеде и отрываешься от земли, а ноги крутят педали все быстрее и быстрее… Ветер свистит в ушах…

– А она, придурочная, что ли? Пощупаем ее, Серый, а? Проверим целочку…

Слова не доходили до сознания, они были как тяжелые камни, которые катились сверху горы и готовы были расплющить ее.

– По-ща-дите, – хотела выдавить Варвара, но из горла вырвался лишь слабый писк. В ответ раздался взрыв смеха.

Некое «существо» присело рядом с ней на корточки.

– Как ты себя чувствуешь, а?

Наглые глаза, запах табака и страшный оскал.

«Наверное, я сейчас здесь умру, – подумала Варвара. – Вот прямо сейчас. И лучше умереть, чем…»

Мысль она не закончила, потому что сидевший на корточках стал расстегивать молнию на ее джинсах. Ему никак не удавалось это сделать, и, выругавшись, тот, кто стоял сзади, рывком поднял Варвару на ноги. Молча она лягнула парня, стоявшего перед ней. Тот, охнув, врезал ей изо всех сил по лицу. Рот наполнился кровью. Она нащупала языком выпавшие зубы.

– Вот тварь! – сказал один из парней с веселым изумлением.

На ней рвали одежду, она отбивалась, но силы были неравны. Она уже чувствовала, что падает в обморок, что все куда-то исчезло… Вдруг послышались еще мужские крики, ругательства, звук металла, ударившего о трубу…

И она снова лежала на земле, над ней склонялись двое мужчин. Как потом выяснилось – это были военные, которые шли парком на день рождения своего сослуживца. Они хотели срезать путь, но заплутали и вышли к летнему шахматному клубу, где и находилась Варвара в окружении банды отморозков.

Полумертвую от страха и холода Варвару отвели домой и передали матери, которая с перекошенным лицом кинулась к ней и стала трясти и выговаривать – почему она где-то шляется, не поставив ее в известность.

– Мамаша! – вежливо, но строго осадил ее один из провожатых. – Девочка ваша полужива, вы что, не видите? Ее из рук подонков вырвали. Еще немного, и изнасиловали бы, твари. Слава богу, все обошлось.

Мать вскинула на военного глаза, сказанное доходило до нее с трудом, потом она бросилась к Варваре и стала исступленно гладить ее по волосам, обнимать, приговаривая, что «все хорошо и ничего не надо бояться».

Мужчины ушли, а Варвара стояла в коридоре в разорванных джинсах и куртке с оторванным рукавом. Мать, внимательно вглядевшись в нее, охнула:

– У тебя лицо в кровоподтеках.

– И зубы выбиты, – спокойно сказала Варвара. Собственный голос показался ей отстраненно-чужим, словно эти слова говорила не она, а кто-то посторонний.

– Зубы? – истерично вскинулась мать. – Но надо же что-то делать! Бежать к врачу, писать заявление в полицию!

– Ничего не надо, – пробормотала Варвара. – Я просто умру, если придется куда-то идти. Давай все решим завтра. А сегодня я хочу принять ванну и спать… Прошу…

– Да, да, девочка моя. Это все старый козел довел, если бы он…

– Мама! – осадила ее Варвара. – Не надо.

Принять ванну не было сил, от горячей воды раны и ушибы болели еще сильнее. Она включила холодный душ. И постояв под ним минут десять, вышла из ванны, обернувшись в полотенце. Мать стояла в коридоре.

– Есть будешь?

– Неа, – кровоточащие дырки во рту мешали говорить, и Варвара сильно шепелявила. – Не хочу, только спать…

Она рухнула в кровать, обессиленная, униженная, тело горело от чужих жадных рук, скользивших по ней, срывавших одежду, ей казалось, что до сих пор она ощущает запах табака и перегара.

Варвара приложила руку ко лбу. Он горел…

– Я заболела, – прошептала Варвара. – У меня температура…

Выздоровление было долгим: две недели Варя пролежала с температурой, мать хлопотала рядом, бестолково суетясь и негодуя на «козла». Он был виновен во всех прошлых и будущих бедах – это стало жизненным кредо матери, превратившимся в манию.

Но и после того, как температура спала, оказалось, что до полного выздоровления Варе далеко. В ее мире что-то безвозвратно треснуло, нарушилось, и ей было не под силу восстановить утраченную цельность.

В школе она скрыла случившееся, но все видели, что с Варварой Епифановой что-то происходит.

Первым забил тревогу Григорий Семенович, математик. Он как-то попросил Варю остаться после уроков и попытался вызвать ее на разговор. Варвара молчала, наконец математик, вплеснув руками, воскликнул:

– Деточка, ну ты же просто терзаешь себя! Я это вижу. У меня есть племянница в этом же возрасте, весьма капризная девочка, и я все хорошо понимаю, но нельзя же так. Давай займемся математикой, чтобы восстановить душевное равновесие? Математика лучше всех справится с этим.

– Почему? – машинально спросила Варвара.

Преподаватель снял очки и протер их.

– Потому… Математика – это божественная гармония чисел. «Музыка сфер». Все подчиняется числу. Вся мировая гармония. Вот Пифагор…

Григорий Семенович рассказывал ей о Пифагоре так, словно лично знал его. А потом ему удалось почти невозможное – он вернул Варе интерес к жизни через сухие формулы, которые как голые стебли заполняли доску, а потом в конце взрывались цветочным ковром. И Варвара, решая задачи, словно бежала по цветущему лугу.

Уже после Варвара узнала, что у математика не было никакой племянницы, а была дочь Аля, погибшая в возрасте Вари. Погибшая нелепо и случайно, она переходила железнодорожные пути, споткнулась и упала на рельс прямо виском. Мгновенная смерть.

Чем-то Варвара напоминала Григорию Семеновичу Алю, возможно, поэтому он и принял в ее судьбе такое участие. А может быть, математик был просто добр по своей натуре и видеть страдания ученицы ему было тяжело. Правды Варвара никогда не узнала, да и не пыталась узнать.

К Варваре постепенно вернулся интерес к жизни, она полюбила математику, участвовала в олимпиадах, но главное – стала без страха смотреть в будущее.

А потом в один прекрасный момент в класс пришел Гоша Кунцевич, и он легко потеснил Варвару с пьедестала. Он стал лучшим и любимым учеником Григория Семеновича, и Варвара жутко страдала от этого, но поделать ничего не могла. Когда Гоша обращался к ней, она грубила, отвечала резко или вовсе поворачивалась спиной. До нее не сразу дошло, что она нравится Гоше, что он пытается завоевать ее внимание. Неприязнь к нему застилала глаза и не давала увидеть то, что было на самом деле.

Несмотря на отчаянные Гошины попытки склонить ее к симпатии, Варвара дулась и сердилась на него совершенно по-детски – словно мстила за то, что теперь она не занимает в сердце Григория Семеновича безоговорочно первое место.

Ни Гошины цветы, ни билеты в кино, ни кафе, куда он водил ее пару раз, не заставили Варю сменить гнев на милость. Правда, иногда она делала вид, что принимает его ухаживания, а потом одним махом опрокидывала робкие мечты влюбленного в нее парня. Оборвалось все внезапно. Гоша в десятом классе уехал вместе с родителями в Америку, первое время писал ей, а потом переписка оборвалась. Варвара отнеслась к этому философски, и вскоре Гоша стал для нее тусклым воспоминанием, оставшимся в прошлом, так как настоящее уже бурлило и выходило из берегов, грозясь затопить все и вся.

Перемены происходили во всех направлениях. Отец наконец-то отсудил у матери квартиру, надо было размениваться. Переезжать из трехкомнатной в двухкомнатную, искать варианты.

Отец за прошедший период возник в жизни Варвары всего два раза. В последний раз она с трудом узнала его – вместо поджарого стройного мужчины с веселыми глазами – перед ней был отекший располневший дядька, который изо всех сил старался на нее не смотреть, мямлил, что жизнь – сложная штука, обещал еще встретиться, говорил, что «у него все трудно», а Варвара стала «настоящей красавицей». И все было ложью от начала до конца.

На самом деле у него все было прекрасно – молодая жена родила еще одного наследника, точнее – наследницу, теперь у отца был полный комплект: сын и дочь, которую он назвал красивым именем Эльвира. Отец основал собственную фирму на паях с бывшим однокурсником, ставшим большим человеком и имевшим связи в московской мэрии и властных структурах. Итак, у отца были деньги, молодая красавица жена, собственное дело, сытая благополучная жизнь, куда Варя никак не вписывалась, и ее оставили за бортом, как надоевшую куклу или плюшевого мишку.

А его слова насчет красавицы – можно было счесть откровенной насмешкой. К своей внешности Варвара относилась более чем критически и терпеть не могла слюнявые комплименты, как она их называла, тем более от близких людей.

После свидания с отцом она сказала матери:

– Как он изменился!

Мать вскинула на нее глаза, обведенные черным карандашом, что придавало ей сходство с грустным Пьеро.

– Да? И как ты его находишь? Мне Алексей показался таким холеным, ухоженным.

– Как кот, слопавший мышку.

– Да-да, мы бедные мыши, которых он съел, – подхватила мать. – А теперь собирается нас выселить из нашей же квартиры. Нет чтобы оставить квартиру своей кровной дочери и жене, которая угробила на него свои лучшие годы…

Ни слова не говоря, Варвара повернулась и пошла в свою комнату. Там она долго стояла и изучала себя перед зеркалом. Серые глаза, русые волосы. Толстая коса, с которой она не хотела расставаться, хотя прекрасно понимала, что это несовременно и не модно. Но коса ей нравилась, она придавала Варе какую-то приземленность, в хорошем смысле этого слова. Ей нравилось распускать волосы и ощущать под пальцами тугой шелк, волосы становились мягкими, послушными и, вырываясь на свободу, с облегчением струились по спине и плечам.

Но красивой ее назвать было нельзя. Миловидной, симпатичной – но не красавицей. Здесь отец перегнул палку. Вот только – зачем? Хотел снискать ее расположения, подольстить?

Свою трехкомнатную в районе Сокольников они разменяли на маленькую двушку в Перове, о чем мать сокрушалась почти каждый день.

После окончания школы Варвара поступила в МИФИ, училась она без интереса, с однокурсниками не сходилась, держалась дичком и получила прозвище «странной особы» и «малахольной». А Варваре было невыносимо скучно. Скучны были люди, занятия, вся окружающая обстановка… Скучна жизнь. Она думала о себе как о маленькой старушке, которую уже ничего впереди не ждет.

Так бы все и шло по накатанной колее, если бы на четвертом курсе не состоялось судьбоносное знакомство с одним человеком, перевернувшим всю ее жизнь.

В тот день ничего, абсолютно ничего не предвещало никакие перемены. Все начиналось как обычно: занятия в институте, потом нужно было по просьбе матери поехать в аптеку и купить ей лекарство. Ну и домой.

Стоял апрель. В воздухе пахло свежестью и беспокойным ветром. Аптека находилась в центре, купив лекарство, Варвара неожиданно для себя решилась пройтись по Пречистенке. Она шла по тротуару, как вдруг увидела между домами в одном из переулков человека, который сползал по стене.

«Пьяный», – подумала Варвара и собиралась уже идти дальше, как что-то остановило ее, и быстрыми шагами она направилась в переулок. Мужчина тихо стонал, держась за сердце.

– Вам плохо? – наклонилась к нему Варвара.