Текст книги "Сод"

– Учтенного – девять миллиардов. Или уже десять? А на деле больше, я думаю. Индия, Китай, там ведь не всех можно сосчитать. Да и у нас тоже.

– Где-то десять миллиардов, я думаю, – протянул Скрипач. – И оно продолжает увеличиваться. Причем с каждым годом всё больше и больше.

– Ну да, – согласилась Эри. – Но я сейчас не про то…

Так вот, она снова осталась без работы – и теперь уже без перспектив куда-то устроиться в принципе. Ей исполнилось сорок пять, на руках была умирающая мама, впавшая в глубокий маразм, да и у самой Эри со здоровьем становилось всё хуже и хуже. Единственной радостью, если это можно вообще назвать радостью, стал архив, который она всё еще записывала, неизвестно для чего, да поездки на крошечный дачный участок с домушкой-сараюшкой, в два летних месяца. Жили они в тот период на пенсию мамы – самой Эри, конечно, не полагалось ни пенсии, ни пособия. Для пенсии еще слишком молода, пособия не получить, потому что работа в палатках была сдельной, и стажа никакого Эри не наработала.

А потом…

– Потом случилось настоящее чудо. Нет, сначала мама умерла, я думала, что следом отправлюсь, настолько было плохо, но потом появился этот человек…

Человек нашел ее в сети, и на три года Эри попала, по ее мнению, в настоящую сказку. Это оказался пожилой директор одного крупного государственного предприятия, он искал архивариуса, надомника, за скромную плату, и без претензий и требований. Эри подошла ему идеально.

Он дал ей работу: перепечатывать рукописные тексты, архив, и какую-то старую деловую переписку. Организация, поставки, ничего особенного – но, как он объяснил, эти данные положено хранить восемьдесят лет, а бумага уже сейчас рассыпается и портится. Поэтому надо перевести ее в электронный вид. Бумаги следовало под расписку забирать из архива, отвозить домой, печатать, а потом отвозить обратно, на сверку. Огромные кипы документов, пачки, связки… несколько раз Эри приезжала за ними на метро, а потом случилось еще одно чудо – этот человек, директор, подарил ей машину. Чтобы не таскала слабая женщина неподъемные бумажные папки.

– Вот эту твою? – поинтересовался Скрипач.

– Ага, эту, – подтвердила Эри. – Причем совсем новую, три года всего…

Эри буквально молилась на доброго директора. Так хорошо с ней никто раньше не поступал – не платил исправно, не дарил ничего, не требовал сверх меры. Она же добросовестно работала, раз в две недели привозила готовый материал, и забирала всё новые и новые папки, которым, кажется, не было ни конца, ни края. Это был период просвета, когда не нужно было думать про то, что завтра окажешься без еды и на улице, это была пусть и скоромная, но стабильность, и ей в те годы даже стало казаться, что она учится, пусть и немножко, верить в людей, и в то, что они способны на доброту. И в то, что ей тоже есть пусть и не самое лучшее, но всё же место в этом мире…

А потом добрый директор умер. Нелепо и странно. На него напали в подъезде подростки, и проломили ему голову – чтобы отнять сумку. А сумке было…

– Батон хлеба и кулек ирисок для внучки. Его убили за батон хлеба и кулек ирисок. Уже тогда выросли первые из многодетных… они же бедные все, не сказать, нищие, вот и воруют постоянно… решили, раз директор, то уважаемый человек, при деньгах… а у него и денег с собой обычно никаких не было, он очень расчетливый был, никогда не брал с собой копейки лишней. Подростков этих поймали, а потом отпустили.

– Почему? – удивился Ит.

– Потому что четырнадцати еще не было. Дети. Детей не наказывают.

– Ясно…

Новый директор, конечно, тут же уволили архивариуса. А старый архив просто сжег. Хорошо, хоть машину не отняли – со здоровьем у Эри к тому моменту стало плохо, и без машины она уже просто не справилась бы даже с элементарными домашними делами.

В сорок девять она снова осталась один на один с реальностью, без всяческой поддержки и помощи. Три года как-то перекантовывалась, сдавая комнату в квартире командировочным, и безостановочно ругаясь с милицией, а потом командировочных стало совсем мало, но, о чудо, Эри наконец-то сумела добиться инвалидности – и пенсии. Маленькой, но всё-таки пенсии.

– Мне много и не нужно, – рассказывала она спокойно. – Одежду я редко покупаю, и всегда в комиссионке, ем два раза в день. Никуда не хожу. Летом уезжаю на дачу, там, правда, холодно, но зато можно вырастить немножко овощей, чтобы зимой что-то вкусное съесть… я уже привыкла так, мне нормально.

– А волосы? – вдруг с интересом спросил Скрипач.

– Что – волосы? – не поняла Эри.

– Ты же красишь волосы, да? Зачем? Краска ведь дорого стоит?

Эри замялась.

– Ну… да, крашу, – кивнула она. – И джинсы тоже… сейчас уже почти не продают, у меня из старых.

– Так зачем?

– Наверное, потому что я все-таки верила, что они вернутся, – Эри прикусила губу. – Хотела быть максимально похожей на себя…. Какой была тогда, когда мы виделись. Рыжий, не надо, не говори, что я идиотка, я это и сама знаю. Просто я не хотела, чтобы они увидели седую старуху. Я, когда работала, даже сумела на зубы накопить и поставить – недоедала, но зубы сделала, – она улыбнулась. – Да, идиотка. Мне почему-то казалось…

– Да нет, ты права, – твердо сказал Ит. – Это просто желание остаться собой, верно?

– Верно, – согласилась она. – Может, я и неполноценная, но всё-таки женщина.

…Пара лет прошла относительно спокойно, но когда Эри исполнилось пятьдесят четыре, начались атаки – уже на ее квартиру, со стороны местного прихода. Сначала робкие, осторожные, но с каждым годом – всё наглее и нахрапистее. Жилья в городе отчаянно не хватало, многодетные ютились в коммуналках, работать они не спешили, а жилья, которое для них строилось, было слишком мало, и очереди растягивались на долгие годы. Конечно, квартира Эри стала лакомым куском, а сама она – объектом для вытравливания. Надо сказать, Эри еще долго продержалась. Может быть, из-за этой своей веры, может, из-за того, что была агрессивной и не давала спуску… как знать.

– У меня была подруга, – рассказывала Эри. – Давно еще. Тоже бездетная, мы, собственно, на этом сначала и сошлись. Так вот, ее довели. Просто довели. И она… она покончила с собой. Она была немножко старше, чем я, и квартира у нее была побольше – так ей даже из дома выйти не давали, годами, телефон прослушивали, названивали среди ночи, письма в почтовый ящик какие-то совали, бумагу под дверью жгли, чтобы выманить, молебны на лестнице устраивали. Безумие полное… На меня так не давят, квартира обычная, а там самый центр, да еще и четыре комнаты, пусть маленькие. В общем, она повесилась…

– Когда это было?

– Пять лет назад. Больше я ни с кем не дружила уже, нормальных людей, как мне кажется, почти не осталось, и найти их сложно.

– А твой архив? Ты кому-то давала его читать? – с интересом спросил Ит.

– Давала, конечно. Только они все решили, что я пишу рассказы, – объяснила Эри. – Даже те, которые нормальные были, они не поверили ни во что. Черный правильно сказал тогда – не поверят. Но читали, и даже хвалили, хоть и не верили. Это тоже было давно. Теперь я никому ничего не даю, и не собираюсь. Ни мне, ни остальным это уже не нужно. Не нужная дура, не нужные рассказы про тех, которые тоже никому не нужны. Такая жизнь, что поделать. Я привыкла.

Ит молча покачал головой.

Правильно, конечно, не нужно.

И не будет нужно – потому что в опрощенном, урезанном, низведенным до двух знаменателей мире нет места ни крыльям, ни чудесам, ни искренности. Та великая вера, которую Эри носила в себе, может вызвать разве что недоумение да глупые смешки. Вот дура, да на хрена это? Пожрать посытнее, потрахаться получше, поспать подольше… желательно при этом не работать, ну так если есть потомство, то зачем работать-то? Потомство же, всё и так положено, без работы.

…Он помнил, как Берта, после рождения девочек, рвалась работать. Рвалась, и при этом обожала своих двоих бесконечно любимых малышек. Два с лишним года, не смотря на то, что девчонки-погодки были еще совсем крошками, она работала дома – до сих пор перед глазами Ита нет-нет, да вставала эта картина. Ранее утро, на плите кипит каша, Дарья сидит у мамы на одной коленке, Вера на другой, а мама в этот момент одной рукой пытается открыть банку с вареньем, которое к каше, а второй – листать толстенный отчет, который вчера принес из института Фэб. Ни о каком безделье, обрастании жирами, объявлении себя героиней или королевой, почетной матерью, и речи не шло, равно как и о халяве в любых видах. Они всё поднимали сами. Всё. И квартиру, и дом, и участок – да, помощь от соседей была, но потом, как только дела выправились, они сами стали помогать всем, кому только могли. Никакими героями никто себя не мнил. Даже не думал про это. Родили девчонок? Родили. Молодцы. А теперь, будьте любезны, сделайте всё, что обязаны сделать родители. Воспитание, образование, жилье. Можно было бы и без жилья, в принципе, но Фэб и Кир про такое и слышать не хотели – девочки ведь. Были бы мальчики, можно было бы и без жилья – сам построит. А вот девочкам, с точки зрения рауф, жилье должны предоставить родители. Мало ли как жизнь повернется? Девочек надо беречь, заботиться о них, и отнюдь не из-за того, что они потенциальные матери – сама решит, чего от жизни хочет. Просто она – девочка, и этим всё сказано. Поэтому…

Две двухкомнатные квартиры, в хороших местах, обстановка, оплаченный университет и дополнительный блок, на их выбор, после окончания основной учебы. Двойное гражданство, неплохие стартовые счета, поездки, закрепленный за девчонками курортный съемный домик в Санкт-Рене, в одном из миров, предназначенных для отдыха; в богатой благополучной Санкт-Рене есть и не такое. Да, пришлось для этого изрядно потрудиться, покататься по миссиям, поработать на износ – но зато теперь душа не болит за собственных детей. Можно с уверенностью сказать, что такая жизнь, какая досталась Эри, их никогда не коснется. Может, она будет и непростой, и не совсем благополучной, но ни Даша, ни Вера не останутся один на один с крайней степенью нищеты, они не будут голодать, и веру в чужую доброту, скорее всего, никогда не потеряют. И привыкать к «такой жизни» им не придется…

– Кажется, я и не жила никогда толком, – усмехнулась вдруг Эри. – Тогда, давно, и вот сейчас. А между этим «тогда» и «сейчас» было какое-то огромное пустое ожидание, и ничего больше. Знаете, ребята, а ведь приятно иногда быть кусочком фракатала, который нашелся. Пусть ненадолго, но ведь нашелся же.

– Наверное, ты права, – кивнул Скрипач.

Ит промолчал. Слишком о многом он думал в тот момент, и мысли были совсем не веселые – еще один повод не произносить вслух то, что таилось внутри.

10
Места Эри

– Не надо туда ехать.

– Надо.

– Ит, это бесполезно, – Эри, сидящая напротив за столом, нервно теребила старое кухонное полотенце. – Там ничего не осталось.

– Мы договорились с Карином, что снимем показатели с этих мест, и завезли аппаратуру, – объяснил Ит. – Поэтому мы должны туда доехать, понимаешь? И вообще, ты последний раз в этих местах когда была?

– Лет десять назад. И не была, а мимо проезжала.

– Почему?

– Потому что там… Ит, господи, ну пожалуйста, ну не надо туда ехать! – взмолилась Эри. – Там… там сейчас…

– Эри, надо. У нас нет другого выхода. Понимаешь? Мы все под слежкой. Ты этого не видишь, мы видим. Проект, который мы делали раньше, остановлен. Полностью. Или мы тянем время и едем, или…

– Или что? – с ужасом спросила она.

– Не спрашивай. Ничего хорошего.

– Это из-за меня? – жалобно спросила Эри.

– Да, – не стал лукавить Ит. – Да, это из-за тебя.

– Почему?

– Потому что ты – уникальное явление. Увы, не одни мы это поняли. Просто тут есть один момент… – Ит замялся. – Они пока что считают, что смогут воздействовать на тебя через нас, потому что мы хорошо контактируем. Это пока, обрати внимание. Как только они поймут, что мы на твоей стороне, а не на их… – он не договорил.

Эри неподвижно смотрела на него – в детских глазах плескался сейчас безотчетный ужас.

– Они вас убьют? – наконец спросила она.

Ит улыбнулся.

– Нет, – покачал он головой. – Надеюсь, что нет.

Надеяться – это хорошо, а вот на самом деле… хрен его знает, может, и убьют. Когда разберутся окончательно в том, что такое Эри. В том, что она способна, например, совершенно неведомым образом проводить экипаж через время и пространство, а то и проходить сама неведомо куда, или… или, страшно подумать, создавать дубль-пространства – эту версию они с рыжим придумали вчера, чтобы как-то объяснить для себя присутствие экипажа на Соде с отсутствием фиксации факта этого присутствия.

Она сама не понимает, кто она такая, или что она такое.

Она произносит слова, совершает действия, и при этом – умудряется не верить в собственные способности и возможности.

Но самое плохое в данной ситуации то, что официалка, кажется, уже сумела сделать то, что не сумела сама Эри. Официалка – поверила. Поэтому – будем придерживаться плана.

Неделя.

Максимум.

Эх, жаль, пропал Новый год…

– Ты сегодня очень красивая, – улыбнулся Ит, – нет, правда. Четно-честно.

– Зачем ты про это говоришь? – удивилась она.

– Потому что мне нравится про это говорить, – пожал плечами Ит. – Знаешь, всё ведь совсем не так, как тебе кажется. Можно видеть, как эти все, вон там, на улице, а можно – совершенно иначе. Я думал про наш вчерашний разговор, про то, что ты говорила о своей жизни…

– Ваша была много хуже, – покачала головой Эри.

– Ничего подобного, – не согласился Ит. – Наша была лучше. Не знаю, как ты это всё выдержала – одна. Поверь мне, если бы рядом с тобой хоть кто-то был, а еще лучше – не кто-то, всё сложилось бы совсем иначе.

– Но вас и ранили, и в тюрьму сажали, и…

– Ну и что с того? – пожал плечами Ит. – Да, было. Но даже когда это было, мы не теряли веру, потому что знали, во что верим. И мы никогда не были одни. Никогда, понимаешь? Никто из нас. Даже в смерти! А ты… как же сложно это всё, чертовски сложно. Я уже тебе обещал, что ты никогда не будешь одна?

Они кивнула.

– Ну, значит, еще раз пообещаю. В общем, вот что получается. Мы тут с рыжим ночь не спали, но кое-что продумали. Сегодня смотаемся в твои места, а вечером надо будет серьезно поговорить. Скорее всего, тут, или, может быть, в твоей квартире. Посмотрим. Иди, одевайся, и выезжаем. На всякий случай накинь этот твой платок. Всё-таки город, сама понимаешь.

– Да, понимаю, – грустно кивнула она. – Не бойся. Я тот еще мастер маскировки.

* * *

Начать решили с Котельнической, это показалось логично. Сначала Котельническая, потом Парк культуры, а потом перемещаемся на окраины, смотрим Чертаново и Пойму. Почему? А чтобы меньше тратить времени на дороги, разумеется. Расстояния средние, но город большую часть времени стоит, не двигаясь, поэтому целесообразно подобрать маршруты так, чтобы стоять минимально.

Приборы – десяток датчиков и неизменный «дирижер» – забросили в багажник, уселись в заранее прогретую машину, и тронулись. Эри, невзирая на протесты Скрипача, снова нацепила свое дурацкое безразмерное пальто, и повязала платок; позже оказалось, что она совершенно права, в таком виде она действительно не привлекала внимания. А что было бы, одень она удобный комбинезон, лучше не думать.

По дороге на Котельническую Скрипач обратил внимание, что их, сменяясь, «ведут» две неприметные машины. Подмигнул Иту, тот пожал плечами в ответ. Ну да, есть такое дело. А ты что, мол, сомневался? Конечно, Скрипач и не думал сомневаться. Подпустил одну из машин поближе, чтобы рассмотреть сидящих в ней агентов, и досадливо скривился – разумеется, личины. Две средневозрастные тетки, коих в городе миллионы. Содрали с кого-то, и пользуются… впрочем, сами они поступили бы точно так же. Ну, спасибо, хотя бы не метаморфы. Хотя кто их разберет, агентов этих. Вторую машину тоже посмотрели, потом Скрипач, смеха ради, оторвался от преследователей, поплутав по дворам в районе Павелецкой, чем изрядно их напугал – как только вышли на основную дорогу, обе машины тут же пристроились следом.

– Вот пидорасы, – пробормотал Скрипач. – Прилипли, как банный лист к жопе.

– Кто? – не поняла Эри.

– Почетный эскорт от Карина, – объяснил Ит. – Видишь вон ту серую колымагу? И вот ту, зеленую?

– Ну, вижу.

– Это наше сопровождение. Хорошо бы понять, сколько их на самом деле.

– Двое в одной, и двое в другой, – Эри присмотрелась. – Значит, четверо.

– Это те, которых мы видим, – «успокоил» Ит. – На деле больше.

– Намного больше?

– Думаю, их с десяток, – вздохнул Ит. – Это странно.

– Почему? – удивилась Эри.

– Потому что мы не бежим, и вообще никуда не движемся сверх маршрута. Рыжий, притормози где-нибудь, где можно, – попросил он. – Эри, посиди тихонько.

Рыжий остановил машину на ближайшей парковке (конечно, платной), Ит вызвал Карина, и они приняли друг на друга орать – хорошо еще, что не на русском, а то у Эри, сидящей рядом с Итом, мигом завяли бы уши. Ит требовал прекратить «это представление», Карин возражал, что это «для их же безопасности», на что Скрипач, не выдержав, поинтересовался, от кого безопасность. Потом Ит начал орать про грязную работу и дилетантов, и про то, что эти придурки напугают «объект», а если «объект» напугать, она ничего не покажет, и работы не получится. В общем, ругались они минут десять, а потом обе машины слежки, стоявшие неподалеку, в минуту разъехались в разные стороны. Демонстративно.

– Так, часа полтора у нас есть, – удовлетворенно заметил Ит. – Рыжий, давай к высотке. Соскучился я что-то…

– Федот, да не тот, – проворчал Скрипач. – Хотя дом сам по себе хороший, конечно.

– Был хороший, – вдруг поправила Эри. – Сейчас… впрочем, сами увидите.

* * *

Увидели.

Лучше бы не видели.

Высотку, всю высотку, сейчас опоясывал забор из колючей проволоки. То есть сам забор был из толстой сетки, а поверху шла проволока, в два ряда. В заборе имелись ворота, расположенные напротив главного входа в здание, а на воротах имелась, во-первых, будка охраны, а, во-вторых, табличка. Подошли поближе, прочитали.

«Дом образцовой семейности, улучшенного содержания. Вход по пропускам».

– От пяти детей, и больше. И только из высоких чинов, либо светских, либо церковных, – пояснила Эри. – Я наблюдала, как тут это происходило. Сперва повышибали всех старых жильцов. Бабушек там всяких, бывших актрис и балерин, военных. Тут такие сцены были! Чуть не топиться люди шли в реку. Представляете, заслуженная артистка какая-нибудь, которая тут полвека прожила, и которой говорят – убирайтесь вон за неделю? Ужас.

– И вышибли? – спросил Скрипач.

– Конечно, вышибли. Потом в сети стали статьи всякие появляться, что, мол, дом передают особо нуждающимся в улучшении условий. И фотографии – семьи с кучей детей. Знаете, что самое смешное?

– И что же? – полюбопытствовал Ит, разглядывая забор.

– А то, что самых первых, которые сюда торжественно въехали, уже тоже выкинули. Как только дети выросли. Этот дом, его теперь как пример держат. Как плакат или агитку. Иностранцы, например, приедут, так сюда могут и на автобусе привезти, показать. Вот, мол, как мы для своих граждан стараемся. Впрочем, – поправила себя Эри, – у иностранцев то же самое. Особенно у китайцев каких-нибудь. Или у французов.

– Да, старики никому не нужны, – подтвердил Ит. – Старики – это некрасиво. Они не резвятся, не бегают, не смеются. Они дурно пахнут, и имеют по большей части скверные характеры. Они медленно ходят, постоянно болеют, и вечно всем недовольны. Нет, руины порой бывают живописны, но в большинстве случаев они, увы, превращаются в помойки.

– Это верно, – вздохнула Эри. – Пошли, с другой стороны посмотрим?

– Пошли, – согласно кивнул Скрипач. – У нас дома там приятный парк, и пара площадок, спортивная и детская. А у вас?

– А у нас в квартире газ, – развела руками Эри. – Мне не хочется идти, но раз мы приехали, то надо.

– Почему не хочется? – поинтересовался Ит.

– Сейчас покажу.

…Парка не было. Точнее, от него осталась пара старых тополей, основательно запиленых, чтобы не упали, да пара дорожек. Все остальное пространство занимала гигантская детская площадка.

Детская площадка за забором с колючей проволокой по верху.

Ит и Скрипач всмотрелись.

Чего тут только не было! Горки, качели, лазилки – но всё рассчитано на самых маленьких, ребенок постарше быстро бы заскучал. Впрочем, детей старше пяти лет тут и не наблюдалось. А детей, да и матерей, тут находилось в избытке, не смотря на мороз. Воздух, казалось, звенел от криков и визгов, дети носились по площадке, как ненормальные, а между ними, тут и там, торчали, как истуканы, мамаши – все, как на подбор, дородные, не сказать толстые, все в бесформенных длинных пальто, в юбках, и в завязанных ниже бровей платках. Возле забора в дальней части площадки снег, как поняли Ит Скрипач, отличался по цвету – и тут же стало ясно, почему. Просто на этот снег – ссали. Ссали сами мамаши, и давали ссать детям – чтобы не тратить время, и не вести ребенка домой. На глазах у всех одна из истканш степенно подошла к этому самому участку, грузно присела, и…

– Обезьянник, – пробормотал Скрипач. – Эри, это что, норма?

– Ну, тут, видимо, норма, – Эри отвернулась. – Обычно сами они не ссут. Ну, не все. Обычно они детей… по крайней мере, у нас в районе. Может, это новая мода. Не знаю. Я же говорила, что редко выхожу из дома.

– Н-да, – протянул Ит. – Собственно, всё логично. Чего от них и ждать. Эри, где стояла лавочка, на которой вы тогда сидели?

Эри задумалась. Подошла к забору, стала всматриваться.

– Вон там, кажется. Где комплекс стоит, красный.

– Ага, – Ит прищурился. Тоже подошел к Эри. – Точно или примерно?

– Точно… да, точно. Вон там, дальше, дорожка с лестницей, которая ведет во двор.

– У нас такая же, – заметил Скрипач.

– Видимо, да. А дальше шла дорожка, направо, и в ней были такие как бы карманы, в которых стояли лавочки. За кустами.

– Угу, ясно. Рыжий, чем бы их пугануть отсюда, чтобы посмотреть? – задумался Ит.

– Ничем, – отрезал рыжий. – Весь дом пуганешь? Окна никто не отменял, мы тут будем как на ладони. Ит, нереально. Можно пройти, там походить, поглядеть, но… дети. Воздействие и дети… пусть даже и такие… мне бы не хотелось.

– Чего это вы тут пялитесь?! – отмерзла вдруг одна из истуканш. – Чего на детей пялитесь, говорю?!

– А что, нельзя? – спросила Эри. – Мы, может, любуемся.

– Ща я тебе полюбуюсь, ведьма! А ну пошли вон!!!

– Заткнись, куча, – ласково приказал Скрипач. – Итак, на чем мы остановились?

– На том, что данные снять невозможно, – сообщил Ит. – Вообще, ты прав. Невозможно. По крайней мере, днем. Можно, конечно, прогуляться сюда ночью, вариантов много, но… время. Мы сильно ограничены во времени.

– И что ты предлагаешь? – рыжий прищурился.

– Проверить другие точки для начала. Если с этой полный швах, то, может, в других местах будет получше. Эри, что скажешь?

– Скажу, что не будет, – Эри отвернулась. – Я же с самого начала предупредила, что не надо ехать. Бесполезно.

– Ну, это мы еще посмотрим, – решительно сказал Скрипач. – Что там дальше? Парк?

– Парк, парк, – подтвердил Ит. – Ладно, пошли отсюда. А то как-то тягостно.

– Не то слово, – кивнула Эри.

* * *

Парк, как выяснилось, давно перестал быть Парком культуры.

Это теперь был Парк Благодати.

– Что это за на хрен? – оторопело произнес Скрипач, прочитав табличку на воротах. – Эри, мы не смотрели в сети, честно. Что это такое?

– А это церковь парк выкупила. Это теперь ее развлекательный комплекс, – объяснила Эри. – Их таких везде много. Тут всё вместе. И храмы, и карусели, и молельни. Можно даже мини-машинку или сани взять, парк-то большой, пешком не везде дойдешь. Только не вздумайте тут курить! Они пить разрешают, а курить ни-ни. Не понимаю, почему они так боятся курящих…

– А вот на этот вопрос у меня ответ есть, – торжественно возвестил Скрипач. – Курящих они боятся, потому что курящий, он думает. И он спокойный. Его трудно разозлить, и у него всегда есть пять минут в запасе для принятия решения. Когда некурящий уже несется куда-то, очертя голову, курящий спокойно курит, взвешивает все «за» и «против», и с решением у него обычно получается как-то лучше. Понятно, что это не ко всем курящим относится, но процентов семьдесят именно такие. Опасные люди, надо сказать. Тот, который думает, он всегда опасен.

– Нечто похожее приходило мне в голову, – призналась Эри. – Но мне казалось, что чуть не так. Что их бесит сам факт того, что у человека может быть какой-то выбор. Пусть и плохой, но личный. Это ведь тоже свобода. Кстати, черный и рыжий дымили оба. И много, как в последний раз.

– Охотно верю, – усмехнулся Скрипач. – Мы тут тоже… гм… отрываемся.

В парк пришлось покупать билеты, дорогие, дающие право на одну поездку электромашинкой в дальнюю часть парка, на «большие катки», и право прокатиться на одном аттракционе из списка. «Златые врата», «Райский сад», «Благодать», «Купельки», «Колокольчики».

– Как-то очень приторно, – скривился Ит. – Что такое «Купельки»?

– Понятия не имею, – дернула плечом Эри. – Говорю же, я тут сто лет не была, и не собиралась сюда.

– А как же твое место?

– Тут больше нет моего места…

Эри оказалась права – места больше не было. Точнее, на участке набережной стоял теперь длинное, узкое, и мрачное на вид здание, надпись на входе гласила, что тут находит «Молельный дом», при котором можно «испить горячих ароматных напитков» и «откушать сладостей». «Кушать сладости» в таком месте, по мнению Скрипача, можно было разве что из мазохизма. Но, тем не менее, зашли. Надо же было как-то проверить…

Дом поражал, прежде всего, пустынностью. У короткой стоечки с «ароматными напитками» куковали две тетки, очень похожие на давешних агентов, в самом молельном заведении не было вообще никого, видимо, из-за холода. Прошлись, осмотрелись.

– Эри, пойди, выпей там пока что чего-нибудь, мы быстро, – приказал Скрипач.

– А тетки?

– Их я беру на себя, – ухмыльнулся рыжий в ответ. – Да не бойся ты, это не агенты. Просто какие-то две левые дуры.

Для теток даже воздействие не пригодилось – Скрипач просто отдал им билеты с купонами на покатушки, и веселые тетки тут же отправились к аттракционам, расположенным ближе к входу в парк. Бармена Эри погнала за каким-то редким «напием благодейственным на диких травах», и он исчез минут на десять – как раз хватило времени бросить пару датчиков, снять результат, обалдеть от него, и к возвращению бармена убрать датчики обратно.

Да, результат был.

И еще какой.

Спиральных структур было… двенадцать. Не одна, как в прошлый раз, не две встречные. Двенадцать, и это только тех, что поддавались анализу. Возможно, их было больше. Много больше. Впрочем, думать сейчас при веем желании было бы некогда – Эри забрала с собой «напий», они вышли из под сени угнетающих стен «Молельного дома», и отправились к выходу из парка.

– Ну что, там есть что-то? – с интересом спросила Эри, отправляя «напий» в ближайшую урну. – Как же гадостно воняет эта штука…

– Есть, – подтвердил Ит. – Еще как есть. Двенадцать спиралевидных «рукавов», и плавающий центр, то есть мы не фиксировали локацию явления, а сумели увидеть только круги на воде, если можно так выразиться.

– Они считают, что это сделала я? – с тревогой спросила Эри.

– Да. И мы тоже так считаем. Ладно, поехали дальше.

* * *

Когда приехали в Чертаново, не по себе стало уже Иту – увиденное основательно выбило его из колеи.

Проспект – был. То есть не просто был, он стоял, как вкопанный. А вот леса на другой стороне дороги уже не было. Вместо него высились стройными рядами бесконечные однотипные дома. И ни деревца. Унылая картина: снежная пустыня с понатыканными тут и там панельными дешевыми строениями. До горизонта.

– Давно это всё построили? – спросил Скрипач.

– Лет двадцать, наверное. Не помню точно, – Эри задумалась. – Я тут проезжала десять лет назад, они уже стояли. Стараюсь не ездить больше.

– Почему? – Ит повернулся к ней.

– Потому что мне больно, – Эри опустила голову и вытерла варежкой глаза. – Потому что когда я это вижу, у меня ощущение такое… как будто тут было кладбище, а на месте могил сделали ну вот это всё. Ведь так же нельзя, верно? Для меня эти места были… не знаю… очень важными. И мне больно их такими видеть. Но тут еще ничего. Хуже всего в Пойме.

– В Пойме? – переспросил Скрипач.

Эри кивнула.

– Вы сами увидите. За что? Я же не оскверняла их храмы, за что же они осквернили мои? Всё то, что было для меня важно, всё то, что я любила, всё – разрушено и растоптано. А лес? Они ведь вырубили лес, сволочи! Чтобы напихать своих этих… – она сплюнула. – Деточек… Деревья корчевали, бульдозеры нагнали сюда… это еще давно, лет двадцать назад, может, больше. Я приехала, как всегда, а тут – вот такое. Сплошная стройка, всё перекопано. Ну и перестала ездить. А десять лет назад мимо надо было проехать, ну и вот… вот это всё… тут еще ипподром был, так его тоже снесли, лошадей увезли куда-то. Там теперь торговый центр, видите? А сколько тут птиц погибло! Они отсюда по всему городу разлетелись, и мы потом долго видели их на улицах мертвыми. Белые дятлы, синицы, снегири, клесты… Я тогда еще дружила с Надей, она была жива, и мы ходили по улицам, и видели этих птиц. Мертвых птиц, у которых отобрали дом.

А у тебя отобрали часть души, подумалось Иту. Именно поэтому ты сейчас стоишь тут, и плачешь. От бессилия и обиды. Те крохи, которые у тебя оставались, которые ты хранила, берегла, как зеницу ока, у тебя отняли – еще бы, не было бы тебе больно после этого. Он вспомнил себя – когда они, тогда еще не полной семьей, попали в заложники на Терре-ноль, и он при все желании никак не мог попасть на могилу тогда еще мертвого Фэба. А если бы могилу тогда кто-то тронул, да еще и вот так? Это же можно сойти с ума – от боли. От безысходности и боли…

– Поехали отсюда, – приказал он. – Не будем мы тут ничего проверять. Скажи только, место было… вон там? Где самые первый дом?

Эри кивнула и снова вытерла глаза варежкой.

– Да, именно там. Примерно где подъезд.

– Пошли в машину, – вздохнул Скрипач. – Варварство какое-то.

* * *

Истинную степень варварства они увидели, когда приехали в Пойму.

На самом деле, никакой Поймы на этом месте не было, а был огромный развлекательный комплекс: гигантский паркинг, подземный и надземный (поехали вниз, потому что наверху не было мест), нелепые аляпистые здания, сплошь в зазывной рекламе, в которой непосредственность граничила уже с откровенной глупостью, крытые переходы между ними, и толпы людей – разумеется, с детьми.

– «Парк мечты», – мрачно сообщила Эри, когда они, оставив машину, отправились наверх. – Бесподобный день для всей семьи. Качели, карусели, крутилки и вертелки, а чтобы гарантированно остаться без мозгов, еще и благочестивое кино.