Текст книги "Сод"

5
Плохая девочка

– По-моему, я никогда в жизни так не спала. Нет, правда! Я уже не помню, чтобы так хорошо, и не просыпаясь. Спасибо вам огромное.

– Да не за что, – пожал плечами Ит. – Выспалась, и хорошо. Ребят, давайте доедайте, и поехали. А то Карин голову оторвет, если мы собьемся с плана.

– Не собьемся, – Скрипач откусил половину бутерброда. – Моам мы впокойна похавтракать?..

– Можешь ты не говорить с набитым ртом? – рассердился Ит.

Скрипач, наконец, проглотил свои полбутерброда.

– Можешь ты жрать побыстрее? – так же сердито спросил он. – Что это за медитации по полчаса над тарелкой? Доел быстро, и пошли! Вон, даже Эри, и та уже доедает, а у тебя как было, так и есть.

Ит в это утро и впрямь был излишне задумчив и, кажется, расстроен. А еще, по мнению Скрипача, он нещадно тормозил, и постоянно что-то забывал. Сначала оставил включенной воду в ванной, потом пошел к машине в домашних тапочках, когда грузили оборудование – тапочки эти в минус двадцать пять смотрелись просто великолепно, что говорить – потом завис над тарелкой овсянки, причем сам кашу не доел, и начал торопить остальных, чтобы ели поскорей.

– Могу, – смиренно отозвался Ит. В два счета выскреб овсянку, и поставил тарелку в мойку.

– Смотри-ка, и правда, может, – удовлетворенно заметил Скрипач. – Эри, дуй переодеваться, и поскакали. Возьми телефон с собой на всякий случай. А то нам в этот раз по лесу долго шататься придется. Мало ли что, вдруг что понадобиться.

Эри кивнула.

– Возьму, конечно. Я же еще шнурок к чехлу пришила, так что запросто. Не потеряю.

– Чего его терять, лопату эту, – проворчал Ит, включая воду. – Рыжий, ты кофе с собой возьмешь?

– Сейчас заварю. И бутербродов надо тоже, мы ведь надолго…

* * *

На выезде из города, разумеется, влипли в пробку – судя по сообщениям какой-то радиостанции, передававшей дорожную обстановку, больше похожую на сводку с фронтов, предстояло больше часа наслаждаться видом заснеженных машин, и дышать выхлопными газами.

– Так про что ты хотела вчера рассказать? – поинтересовался Скрипач. – Времени у нас вагон и маленькая тележка. Делать нечего.

– Про школу, – вздохнула Эри. – Ит, ты, наверное, не всё вчера слышал…

– Всё, – сообщил Ит. – Прости, но стены достаточно тонкие. По крайней мере, для меня.

– В общем, в школе получилось хреново, – Эри покачала головой, явно осуждая себя. – Я сама виновата. Надо было как-то не так, наверное.

– Не так – что именно? – уточнил Скрипач. На этот раз вел машину именно он, но сейчас машина стояла, поэтому Скрипач повернулся к Эри и с интересом на нее посмотрел.

– Да всё, если честно.

…В младших классах она училась неплохо, вот только дружить с ней никто не хотел. Вернее, дети сначала охотно принимали ее в свои компании, но потом – Эри принималась рассказывать про Двоих, и через пару дней ее объявляли врушкой и чокнутой фантазеркой. А еще через пару дней начинали издеваться и гнать.

– Я не понимала, что я делаю неправильно, – говорила она. – Мне тогда казалось… ну, я думала, что про этих Двоих все знают. Или что у каждого есть такие двое. Ну или один. Когда девочки из класса рассказывали, что они ждут Прекрасного Принца, я всегда радовалась, потому что думала, что они говорят… ну, про то же, про что и я. А потом они показывали картинку в анкетах, знаете, такие тетрадки бывают у девчонок, и на картинке всегда был или актер из фильма, или из мультика какой-нибудь герой… в общем, кто-то ненастоящий.

– А двое, значит, были настоящими? – уточнил Скрипач.

– Ну да. Мне трудно объяснить, но я всегда знала, что Двое – есть, что они существуют, просто сейчас они где-то еще, не здесь. Но они не придуманные, как персонажи мультфильмов, или как роли, которые играют актеры. И еще… эти девочки… мы ведь тогда были еще маленькими, ну что такое первый или второй класс? Так вот, эти девочки фантазировали, какая у них будет жизнь после встречи с Принцем. Что у них будет квартира или дом, обязательно богатый. Что будет машина, бассейн свой, или еще что-то такое же идиотское. И что Принц на них женится, и у них тут же будут дети. Причем много. Четыре, пять… они придумывали имена этим детям, они их рисовали, смешно так, потому что рисовали они конвертики с ленточками, голубыми или розовыми, мальчик или девочка… вот этого я совсем не понимала. Я про это вообще не думала.

– А про что ты думала? – с интересом спросил Ит. Интерес был неподдельным, самым что ни на есть настоящим.

– Я думала только про одно – как мне найти Двоих. Причем в любом виде. Если они болеют, то вылечить… мне почему-то казалось, что они не здоровые, и я даже какое-то время носила с собой бинтик и йодный фломастер… глупо, да? Потом оказалось, что не так уж я была и не права, но бинтик с фломастером вряд ли кому-то сумели бы помочь… я не думала о том, что будет дальше, и я очень сильно удивлялась, почему никто меня не понимает, совсем.

Пробка чуть сдвинулась, и машины снова замерли. Скрипач чертыхнулся себе под нос, и снова поднял опущенный было ручник.

– А ты пыталась про это с кем-то говорить? – спросил он. – Зачем?

– Я искала себе подобных, не понимая, что именно ищу, – Эри вздохнула. – Ит, можно мне сигарету?

– Можно, – отозвался тот. – Что еще ты делала?

– В смысле?

– Ну, кроме того, что рассказывала?

– Я пыталась понять, как они выглядят. Я их рисовала, лепила, вырезала из всего подряд.

– Это как? – с опаской поинтересовался Скрипач. Пробка снова поехала. – Из чего и кого ты вырезала?

Эри засмеялась.

– Силуэты, – объяснила она. – Знаете, как вырезают силуэт по тени? Ну, обычно они как профиль из черной бумаги, в овальчике?

Ит кивнул.

– Я пыталась сделать то же самое, и хорошо, что эти уроды не сохранились, мама всё выкинула.

– Эри, а ты понимала, что пытаешься изобразить… ну, не людей? – осторожно спросил Ит. Действительно важный вопрос, если вдуматься.

– Нет. Тогда – точно нет. Мне казалось, что двое – люди, только какие-то не такие. Говорю же, я долго не могла даже понять, мальчики они или девочки, потому что с полом ну никак не складывалось. А потом я решила, что они всё-таки мальчики, и…

– И? – подбодрил Скрипач.

– И я оказалась права, потому что они были именно мальчиками.

– Не совсем, – покачал головой Ит. – По отношению к тебе да, мальчики. А так вообще-то в нашей расе три пола, если что.

– Я знаю, – кивнула Эри буднично. – Но это я годам к тридцати разобралась, когда научилась пользоваться архивом. А тогда я просто решила, что они мальчики, но не совсем такие, как обычные. Я, правда, не совсем понимаю, как это работает, потому что про это в архиве очень мало. Есть несколько откровенных сцен, но я их не смотрела.

– Совсем? – удивился Ит.

– Совсем. Открывала, и ту же закрывала, не досматривала. Это же личное, это нельзя было смотреть, как мне кажется.

– Эри, а с кем были эти сцены? – уточнил Ит.

– Пару раз с женщинами, пару раз с… ну, это мужчины такие, которые высокие, и с такими красивыми руками… как бы сказать… впрочем, неважно. Я не про это сейчас. Про то, что в школе зря начала говорить. К третьему классу я стала отщепенкой, и принялась врать. И прогуливать. Лишь бы не быть там, и не видеть этих рыл с их Прекрасными Принцами, конвертиками, и не слушать, что говорили учителя.

– А что с учителями было не так? – поинтересовался Ит.

– Они постоянно врали, – поморщилась в ответ Эри. – А когда не врали, рассказывали непонятно и путано. Нет, теперь-то я знаю, что рассказывали они нормально, это со мной неладно. Потому что нельзя было отдавать меня в простую школу, надо было в коррекционную. Которая для дураков.

– Что ты говоришь такое, – рассердился Скрипач. – Ты нормальная совершенно, уж это-то мы выяснили. Да, с кровообращением есть проблемы, но не криминальные. Даже здешними средствами всё можно было исправить за пару месяцев. Раз и навсегда.

Рыжий, разумеется, сейчас слегка привирал – исключительно для того, чтобы успокоить Эри. И ободрить. Проблемы у нее и впрямь имелись, но на данном этапе эти застарелые, весьма застарелые проблемы пришлось бы неспешно лечить год. Даже по шестому уровню…

– В общем, неважно, – махнула рукой Эри. – Важно то, что я действительно превратилась в записную врушку. Говорила маме, что иду в школу, выходила, а вместо школы шла шататься по городу. Или, если деньги были, ехала в какой-нибудь другой район. А в школе говорила, что мама заболела, или бабушка, или дедушка. И что я ездила к ним. Иногда меня ловили, наказывали, маму постоянно вызывали в школу, но я все равно продолжала врать. И убегала точно так же, причем чем старше я становилась, тем изощреннее врала, и тем хуже училась.

– Да, фиговая ситуация, – покивал Скрипач. Пробка снова поехала, но, увы, счастье длилось не долго – проехав метров двести, машины опять встали. – Но я не совсем понимаю, почему ты убегала? В школе было настолько плохо?

– Ужасно. Когда я пыталась объяснить, что я не понимаю что-то, на меня принимались орать. Когда я заговаривала про двоих, меня поднимали на смех. Мальчишки били, девчонки обзывали, кляузничали. Тогда я не понимала, что это я была во всем виновата, тогда мне казалось, что виноваты они… а я – права. Хотя на деле всё наоборот.

Ит посмотрел на нее с сочувствием – сейчас он сидел на заднем сиденье, рядом с Эри, и проверял датчики для новой точки.

– Ну, практика показывает, что не настолько уж ты оказалась неправа, – заметил он. – Может быть, ты преувеличиваешь?

– Если бы, – вздохнула Эри. – Я жила тогда, как на вокзале. На чемоданах. Такое ощущение, знаете… что вот-вот придет твой поезд, и ты уедешь. А тебя вместо поезда заставляют делать всякие ненужные и глупые вещи. Учить какие-то уроки, выполнять какие-то задания. Зачем? Для чего? Ведь поезд вот-вот окажется тут, и начнется другая жизнь, твоя, настоящая. Это много позже я поняла, что я тут застряла… навсегда. А тогда, в детстве, мне всё то, про что я говорила раньше, казалось совершенно очевидным.

– А куда ты убегала? – спросил Ит. – И что делала?

– Ждала, – она пожала плечами. – Бродила по городу, грелась, где придется – в метро, в фойе кинотеатров, в магазинах. Когда было потеплее, выбиралась в парк гулять, там днем безлюдно тогда было, и… – она смущенно замолчала. – Я лепила. Из снега.

– Двоих? – догадался Ит.

– Ну да. Или кого-то одного из двоих. Пыталась вспомнить руками то, что не помнила голова. Лица, позы. Хорошо, что никто не видел, меня бы, наверное, напрочь засмеяли. Скульптор из меня еще худший, чем писатель.

– Эри, прости, но ты слегка на себя наговариваешь, – Ит задумался. – У тебя правильная речь, ты адекватно мыслишь. То, что ты записывала, мы не читали, но почему-то кажется, что это будет вполне нормально.

– Зря кажется, – усмехнулась Эри. – Ит, поверь, хорошо, что вы этого не читали. Я покажу потом что-нибудь.

– Когда наберешься смелости, – закончил за нее Скрипач. Пробка снова поехала. – Или хорошо выспишься.

– Я же говорила, что прекрасно выспалась, – возразила Эри.

Сегодня она и впрямь выглядела гораздо лучше, чем в прежние дни. Возраст – где-то тридцать пять – тридцать семь, тени под глазами стали значительно меньше, лицо разгладилось. Вот что значит грамотное обезболивание, правильно подобранная дозировка по компенсации, и поддержка. Ни тебе отеков, ни вынужденных поз, ни бесконечных пробуждений. Как знать, может быть, начни они подобную программу раньше, результат подарил бы Эри пару лет жизни, даже с учетом второй программы… понять бы еще, что это вообще такое.

– Хорошо выглядишь, – улыбнулся Ит. – И вообще, что бы ты ни говорила про себя, ты молодец. Ведь ты же справилась тогда, правильно? Ты дождалась… их?

Эри вздохнула.

– Это не совсем так, – возразила она. – «Дождалась» неправильное слово. Мне кажется, что я заставила их придти.

– Экипаж Контроля заставить придти весьма проблематично, – справедливо заметил Скрипач. – Если бы их можно было так заставлять…

– Можно, – перебил Ит. – И ты прекрасно знаешь, как это делается.

Скрипач в ответ тяжело вздохнул.

– Тут явно не тот случай, – покачал он головой. – Ей нечем было их шантажировать. Ведь так, Эри? Шантажа с твоей стороны не было?

Она задумалась. Машины снова тронулись с места, и сейчас Эри рассеянно смотрела в окно, на медленно проплывающий мимо заснеженный город.

– Не знаю, какой шантаж ты имеешь в виду, но, как мне кажется, он был, – медленно произнесла Эри. – Мне до сих пор кажется, что я вынудила их придти. Заставила. Или…

– Или? – не понял Ит.

– Я до сих пор не уверена, что это они приходили, – Эри прикусила губу. – Мне порой кажется, что это я приходила. Туда, к ним.

* * *

Точку сняли в рекордно короткий срок – да два с половиной часа. Потом сидели в машине, отогревались кофе, жевали бутерброды, и ждали, когда же поутихнет снег. Снегопад разошелся не на шутку, температура упала еще сильнее, почти минус тридцать, и это днем.

– Завтра потеплеет, – хорошо знающая местную погоду Эри охотно делилась своими наблюдениям. – Если снег сильный, то точно потеплеет. Раньше снегопад обычно вместе с теплом начинался, а сейчас немножко иначе стало.

– Нелогично, – возражал Скрипач. – Одновременно должно быть.

– Было. А теперь почему-то вот так.

– Действительно, странно, – покивал Ит. – Впрочем, неважно. Эри, слушай, а ты можешь еще рассказать про школу, раз уж начала?

Эри тяжко вздохнула, и поставила термос обратно в держак. Видимо, тема ей не очень нравилась, и она уже сама не радовалась тому, что тема эта оказалась поднятой. Однако Ит чувствовал, что это важно.

Да и вообще, всё, что окружает Эри, и всё, что с ней происходило – важно. Архи-важно.

– Одиночество, – вдруг произнесла Эри. – Ужасное одиночество. Я была изгоем в этой проклятой школе, меня ненавидели все, я ненавидела всех. Ит, ты просишь рассказать… а ты понимаешь, что просишь рассказать про пытку? Вот если бы тебя попросили о таком, ты сам как бы поступил, а?

Ит нахмурился.

– Их было трое, этих тюремных санитаров, – почти неслышно проговорил он. – Трое, и все они были садистами. Знаешь, когда ты изуродован, переломан, на аппарате; когда ты привязан к койке, и загибаешься от боли и голода, а тебя еще пару-тройку раз в день бьют… да, про такие пытки тяжело рассказывать, это верно. Я о подобных эпизодах своей жизни тоже обычно не часто распространяюсь.

Эри смотрела на него с немым ужасом.

– Что с тобой случилось? – шепотом спросила она.

– Расстреляли. Во время не очень удачного прохода через систему порталов, о которой ты, я думаю, не имеешь представления, – пожал плечами Ит. – Расстреляли, а потом я три месяца гнил заживо в тюремной больнице.

– И никто не мог помочь?..

– Не мог, – молчавший доселе Скрипач вздохнул. – Потому что мы с остальной частью семьи сидели тогда по одиночным камерам в этой же самой тюрьме. И до последнего момента не знали, удастся нам оттуда выйти, или нет. Мы даже не знали, жив ли он. Про это в твоем архиве, Эри, тоже ни слова.

– Видишь руку? – Ит поднял левую руку, и продемонстрировал ее Эри. Та с опаской кивнула. – А вот хрен там. Это только отчасти моя рука. Здесь нет ни одной настоящей кости. Это эндопротез… правда, мясо свое, – он усмехнулся, – но некоторые вещи даже на шестерке не лечатся. Боюсь, что на счет пыток наш маленький коллектив запросто мог бы заткнуть тебя за пояс, но… отчасти ты права. Притчу про крест помнишь?

– Который для каждого своего размера? – уточнила Эри. – Еще бы. Помню. Она мне не нравится.

– Мне тоже, но сейчас речь о другом. Если тебе тяжело вспоминать про школу, не рассказывай. Пойми, мы пытаемся сейчас понять, кто ты такая, и… и что на самом деле тогда произошло, – Ит вытащил из держака термос, отхлебнул кофе. – К сожалению, это очень важно. Очень.

– Почему? – нахмурилась Эри.

– Потому что, как выясняется, от твоего рассказа может зависеть наша жизнь, – невозмутимо сообщил Ит. У Эри вытянулось лицо. – Да, да, да, у нас рожи были точно такими же в тот момент, когда мы сами это поняли. Все серьезнее и хуже, чем мы подумали в первый момент.

– Из-за чего? – она с испугом смотрела на Ита.

– Про это потом и отдельно. Разговор предстоит долгий. Так что на счет школы? Расскажешь или нет?

* * *

…Она оказалась самая некрасивая в классе, и это только подлило масла в разгорающийся огонь. Самая некрасивая, самая бедная, самая глупая… самая лживая. В восьмом с ней даже никто не хотел садиться рядом, поэтому половину уроков она стояла в конце прохода, прижимая к себе портфель, который пытались вырвать из рук и выкинуть в окно одноклассники.

Конечно, она уже давно никому ничего не рассказывала. Как известно, розовые очки имеют тенденцию биться стеклами внутрь, а уж про это Эри было известно не понаслышке. К пятнадцати годам она превратилась в настоящего волчонка, озлобленного, изворотливого, вечно ожидающего нападения веселых охотников; и зверь, который в ней тогда проснулся, был отнюдь не добрым.

– А чудеса с тобой происходили? Что-то типа тех, из детства? – поинтересовался Скрипач.

– Да, только они были совсем другого рода, – Эри прикусила губу. – Не совсем чудеса, пожалуй. У меня словно образовались две жизни. В первой я пыталась как-то отбиться от своего окружения, а во второй… во второй я ждала. Верила и ждала. В ней, в этой второй жизни, я была хорошей. Терпеливой, доброй. Но этого никто не видел, потому что я никому этого не показывала.

– Даже маме? – прищурился Ит.

– Особенно – маме, – поправила его Эри. – С мамой тоже вышло нехорошо. Мама меня возненавидела, и заслуженно. Нет, я понимала, что надо как-то исправиться, надо что-то изменить, но я не представляла, как. Да и что я могла изменить, наворотив столько глупостей?..

– А что, на твой взгляд, ты могла бы изменить? – спросил Ит.

– Надо было научиться… ну, притворяться. Обманывать. Но на старом месте, в той школе, я никого не смогла бы обмануть. Они же знали, какая я на самом деле. И поэтому… поэтому я попросила маму перевести меня в другую школу.

– И? – с интересом спросил Скрипач.

– И это помогло. Правда, я сама удивилась даже. Там оказались совсем другие дети, вернее, подростки, и там я познакомилась с первой девочкой, которая стала потом моей подругой. Мы много лет дружили, общались.

– А где она сейчас? – Ит подтянул к себе поближе пакет с бутербродами, вернее, с остатками бутербродов.

– Уехала за границу, давно уже. И лет десять, как перестала писать, – Эри вдруг улыбнулась. – Но я уверена, что у нее все хорошо. Она очень добрая. И трудолюбивая. И умная. Я тогда так удивилась, когда она… ну, когда она впервые предложила мне погулять. До того момента никто не предлагал.

– Эри, а что за чудеса, и что за часть жизни, в которой ты была хорошей? – Скрипач решил, что не стоит зацикливаться на подругах – ему было интересно не это.

– Ну… – Эри замялась. – Было несколько мест в Москве, в которые я приходила чаще всего. В новой школе я тоже иногда убегала с уроков, но так… редко, гораздо реже, чем раньше. И приходила в эти места.

– Зачем? – Ит вынул из пакета бутерброд, протянул его Эри – та отрицательно покачала головой, мол, не хочу.

– Ждала. Я эти места называла точками наибольшей вероятности, – объяснила она.

– Вероятности – чего? – не понял Скрипач.

– Того, что там что-то произойдет. И там действительно происходило что-то. Обязательно. Каждый раз.

– Но не то, чего ты ждала? – уточнил Ит.

– Не то, но… как бы сказать… происходило то, что я хотела… ну, то есть не то, чтобы хотела, а… – Эри нахмурилась. – Например, в прошлой школе был один мерзкий тип, который бил меня чаще других. И вот я сижу в одной своей точке, и тут выходит на дорожку этот самый тип, а на него набрасываются хулиганы, и дают ему по шее, – она засмеялась. – Или учительница была одна злющая, Циля Исааковна, так вот у этой Цили в другом месте на моих глазах сломался каблук, и она упала в грязную лужу.

– Подожди, – Ит задумался. – А где находились эти твои места?

– В городе, в парках, – Эри погрустнела. – Одно – напротив микрорайона в Битце, в лесу, второе – в Нагатинской пойме, на аллее, третье – в Парке Культуры, на набережной, четвертое – на Баррикадной, на площади, пятое – во дворе дома на Котельнической…

– Высотки? – уточнил Скрипач странным голосом.

– Да, высотки, – пожала плечами Эри. – А что?

– Да ничего, – Ит хмыкнул. – То есть ты убегала из школы и ехала туда? В учебное время?

– Ну да.

– И там происходили эти случаи? На твоих глазах?

Эри кивнула.

– А тебя не смущает, что, например, учительница там оказалась в разгар своего рабочего дня? – заметил Скрипач.

– Может, у нее больничный был. Или выходной. Нет, не смущает, – однако, Эри, кажется, все-таки задумалась. – Да, совпадений многовато… но там ведь не только такие случаи были. Там, например, оказывались люди, с которыми мне хотелось поговорить, и которых я не знала. Просто так подсаживались, и мы говорили, причем подолгу. Самые разные люди. Незнакомые. И хорошие. Или там происходило что-то, в чем я могла помочь.

– Что именно? – заинтересовался Скрипач.

– Всякое. Бабушку через дорогу перевести, кошку снять с дерева, одолжить рубль, помочь малышу с домашкой… ну, всякое. Небольшие такие события, но они мне душу грели почему-то. Мне тогда казалось, что я не просто так живу, не просто так жду…

Ит задумчиво смотрел на нее, не отрываясь.

– А сейчас? – спросил он.

– Что сейчас? – не поняла Эри.

– Сейчас тебе кажется иначе?

Эри отвернулась.

Снег, кажется, и не думал прекращаться, снегопад усилился – да, придется ехать шестьдесят, максимум, и вытаскивать тяжеленную Люсю из сугробов.

– Я всю жизнь прожила просто так, – тихо сказала Эри. – Вся моя жизнь была одно ожидание. Четыре встречи… тогда… и дальше сорок лет пустоты, в которой я не ждала уже ничего, кроме смерти.

– Врешь, – покачал головой Скрипач.

– Вру, – согласилась Эри. – Я сама себе не могла признаться, что все эти сорок лет – ждала. Их.

– А дождалась нас, – беззвучно заметил Ит.

Эри повернулась к нему.

– Не знаю, – взгляд ее был сейчас тяжелым и темным. – Я теперь вообще ничего не знаю, Ит. Я просто благодарна мирозданию, что я сейчас сижу в этой машине, и вижу… вас… Это всё, наверное. Мне больше ничего не надо.

Мало мы знаем о пытках, подумалось Иту. Мало. Потому что с таким и он сам, и Скрипач, сталкивались впервые. Сорок лет – это кем надо быть, чтобы вот так эти сорок лет выдержать? Ведь все эти годы она ни на секунду не выпускала из мыслей тех, кого ждала. И без колебаний сунула голову в духовку из-за того, что ее – не узнали.

– По этому поводу надо выпить кофе, – решил как-то разрядить обстановку Скрипач.

– Кофе кончился, – сообщил Ит. – Заводи, и поехали. А то сейчас нас занесет уже окончательно.

* * *

Дома Эри отправилась к себе, переодеваться и принимать душ, а Ит со Скрипачом сели за расшифровку. Точнее, за констатацию столько же идеального результата, как и предыдущий. Это походило уже не на странные совпадения или случайные ошибки, это напоминало в большей степени фарс или комедию.

Таких результатов в природе не бывает.

И как только это дойдет до Карина, который умом не блещет, но рано или поздно разберется… в общем, как только до него дойдет, у них начнутся неприятности. Потому что сюда, для начала, припрется с десяток ученых официалки, а это уже не игрушки, тут просто так не отобьешься.

Результаты, тем не менее, скинули, датчики и основной блок разложили обратно в кофры, и принялись за готовку – в этот раз Скрипач решил, что надо сварганить плов, благо, что на «Горизонте» он заказал грамотных специй, и специи эти просились в дело.

Через час, видимо, на запах зирвака, пришла Эри – и, посмотрев на бардак, который они развели, пакуя датчики, принялась за уборку. Еще через сорок минут их спальня приобрела цивильный вид, грязные вещи вовсю крутились в стиральной машинке, а чистые Эри аккуратно раскладывала в шкаф, на полки.

– Я когда-то была ужасной неряхой, – сообщила она в ответ на вопрос Ита: на фига это делать? – И долго с собой боролась, чтобы это преодолеть.

– Получилось?

– Еще как получилось, – Эри сдула со лба прядку волос. – Годам к сорока пяти я привела в порядок не только квартиру, но и дачу. Представляешь, сколько лет у меня ушло на то, чтобы превратиться в педантичную зануду?

Ит засмеялся.

– Да уж, – покачал он головой. – Долго старалась, что верно, то верно. Ты молодец. Рыжий вон так и не одолел эту науку. Он у нас главный по организации бардаков.

– Договоришься сейчас, – сообщил голос с кухни. – Продолжишь в том же духе – плова не получишь. Будешь бутерброды есть с сохлой колбасой.

– Ладно, ладно, прекратил, – заверил Ит. – Слушай, а у нас же настойка эта лежит. Которая горькая. Может, уговорим? Не пропадать же добру… Эри, ты как к алкоголю относишься?

– Редко, но отношусь, – пожала плечами Эри. – Был период, когда я пыталась пить. Чтобы как-то это всё забыть и отодвинуть. Но пьяницы из меня не вышло.

– Почему?

– Это слишком скучно, и голова потом, как чужая. А у меня и так с головой нелады. Но против настойки я ничего не имею. Ой, я только домой сбегаю, хорошо? – вдруг спросила она. – У меня тоже кое-что вкусное есть, я принесу. К настойке в самый раз будет.

Вернулась она минут через десять, держа в руках банку с солеными помидорами и огурцами. Банка была явно домашняя, соленья самодельные, и Ит ощутил, как внутри у него что-то сжалось – Борки, конечно, любимые Борки, и бесчисленные банки, которые крутили Скрипач и Берта, а еще Фэб, которому было велено отнести в катер неподъемную сумку, берет эту сумку за ручки, и распрямляется с ручками в руках, а сумка остается стоять на полу, потому что в ней слишком много банок, и ручки не выдерживают… и Фэб стоит, как идиот, с этими ручками, а Даша с Верой, которым чуть больше десяти лет, заливаются смехом…

– Ты сама солила? – спросил он.

– Ага, – кивнула Эри в ответ. – Я по чуть-чуть делаю каждое лето. Шесть таких баночек, шесть варенья, шесть смородины с сахаром. Точнее, делала. В этот раз по три сделала. На поминки мамы, на свой День Рождения, и на Новый Год, если доживу до него.

– Эри, а когда у тебя День рождения? – вдруг дошло до Ита.

Угадал?

Или…

– В тот день, когда вы появились… – Эри опустила голову. – Я собиралась… ну, в магазин… а, ладно, я не хочу про это. Пожалуйста.

Кретин, обругал себя Ит.

Она ведь несколько раз говорила – пусть намеками и полунамеками. Но говорила: и про пятьдесят восемь, и про смерть, и…

– У тебя в тот день был День рождения? – переспросил он. Эри кивнула. – Тогда прости нас еще раз. Мы и так сплоховали, но я не думал, что до такой степени.

– Да ничего, – она попыталась улыбнуться. – Ерунда.

– Не ерунда, – отрезал Ит. – Да уж, хорош получился подарочек. В общем, у нас, получается, есть двойной повод выпить. За двойной День рождения в том числе. Не вытащи мы тебя из духовки, это твое предсказание и впрямь бы сбылось.

– Оно сбудется, – покачала головой Эри.

– Но уж точно не так, – возразил Ит. – И не сейчас. Ладно, хватит рефлексии. Пошли, поможем нашему шеф-повару. Только дай я сначала схему скорректирую, чтобы у тебя утром голова не болела.

* * *

Сидели в результате за полночь.

Сначала, пока готовился плов, Скрипач послал Ита в магазин «за тортиком», потом забраковал принесенный тортик, и снова отправил Ита все в тот же магазин – потому что решил печь пирог сам. Параллельно с ингредиентами для пирога Иту было велено купить еще две по ноль семь, но водку Ит принес «неправильную», поэтому третий и последний заход в магазин осуществлялся уже под руководством Эри, которая по телефону рассказывала, куда пойти, и что купить. К возвращению Ита плов был готов, огурцы с помидорами переложены в тарелочку, колбаса нарезана, а горькая настойка извлечена из морозилки, где прозябала до того почти полтора часа, и дошла до нужной кондиции. Сначала решили «немножко посидеть», и только потом заниматься пирогом – к пирогу Скрипач пообещал «припахать» всю имеющуюся в наличии рабочую силу в лице Ита и Эри.

– Потому что нечего филонить, – объяснил он. – Я вам не кухарка.

Плов, разумеется, получился выше всяческих похвал, горькая тоже оказалась ничего, а огурчики и помидоры, которые принесла Эри, пошли «на ура» – Скрипач, понимающий толк в домашней консервации, сообщил, что так вкусно даже у него не получалось. Стали выяснять, что там, в банке, помимо овощей, и на полчаса углубились в тему маринадов, солений, и варений.

– Самое лучшее – это цедра, – говорил Скрипач, пытаясь незаметно вытащить из тарелочки последний огурец. – Когда варю яблоки, всегда добавляю лимонную цедру. Или ваниль, но немного. Верка еще любит, чтобы изюм был в яблоках, но изюм надо сначала проспиртовать хорошенько…

– А для чего? – удивлялась Эри. – Никогда так не варила, с изюмом.

– Чтобы банки не взорвались. Домашнее вино не пробовала делать? В брагу всегда изюм добавляют. Я, пока не понял про это, так с десяток взрывающихся банок закрутил. Мне только потом объяснили, что с изюмом можно варить, но надо его на ночь в водке замачивать.

– Интересно. Никогда про такое не слышала. Я в яблоки корицу добавляю обычно. И сахара побольше. У меня на участке две яблони, но у нас же зима в сентябре начинается, яблоки незрелыми снимаем, они кислые. А дозревают плохо, портятся, поэтому я обычно варенье…

– Как ты умудряешься вообще выращивать помидоры? – удивлялся Ит. – Нам в прошлый раз показалось, что тут вообще ничего вырастить невозможно.

– Рассадой, на подоконнике сначала, потом в землю, под пленку или под рамы старые. Их очень мало получается, болеют, я зелеными снимаю. Вообще, все снимают зелеными, помидоры как раз хорошо в доме дозревают, быстро. А потом вот так, солить. Огурцы неплохо растут, но тоже только рассадой. И только под стеклом.

– Понятно, – протянул Скрипач. – Да, у нас с этим проще. Я как-то под яблоню выкинул перезревший огурец в июне…

– А июне? – удивилась Эри.

– Ну да, я их сажал в начале апреля. Так потом там десяток таких плетей вымахало, что мама не горюй, – Скрипач засмеялся. – Девчонки с яблони огурцы собирали. Ит, помнишь?

– Помню, – улыбнулся тот. – Над нами, по-моему, весь поселок ржал.

– Я всего лишь хотел удобрить дерево, – проворчал Скрипач. – И просто порубал под него этот огурец. И на тебе.

– У вас так тепло? – удивилась Эри. – Огурцы так рано? В апреле?

– Ну да, – кивнул Скрипач. – Это же Терра-ноль. Там зимы толком не бывает. Нет, ну то есть бывает, конечно, но там зимой плюс пять на улице обычно. За сто лет один раз зимой снег выпадал на нашей памяти.

– Какое там за сто, больше, – покачал головой Ит. – Это в тот Новый год, когда Дашка родилась. Ни до, ни после – не было снега.

– Здорово, – в голосе Эри чувствовалось искреннее восхищение. – Я люблю, когда тепло. Когда лето, солнышко. У нас лето короткое совсем, в августе уже заморозки бывают, в сентябре белые мухи чаще всего… такая долгая зима… от нее устаешь, она ужасно выматывает. На улице всё замерзшее, и ты сам словно тоже замерзаешь где-то внутри. Всегда ждала весну, каждый год. Просыпаешься утром, и понимаешь – она еще на день ближе. Всю жизнь думала, что мне всю жизнь холодно. Сколько себя помню, мне всегда хотелось согреться. Вы же у меня дома были? – Скрипач покивал. – Я даже кровать у батареи поставила. Чтобы потеплее.