Текст книги "Наследство разрушительницы"

26

Профессор Парусников присел у кровати и крепко сжал руку сына.

– Игорь, я рад, что дела пошли на поправку. Ты себя нормально чувствуешь?

– Я в порядке, папа. – Игорь улыбнулся отцу. – Голова не болит. И плечо нормально. Только под гипсом все чешется. Ужас!

– Терпи, – профессор развел руками и поднял глаза к потолку. – Ни одна медицина мира, даже самая продвинутая, не изобрела средство от зуда под гипсом. Российская в этом случае предлагает палочку.

Профессор запустил руку в боковой карман пиджака и достал полированную палочку.

– Японцы ими едят, а мы – чешем под гипсом, – рассмеялся Игорь.

– У каждого народа свои пристрастия, – в тон ему ответил профессор и предложил: – Хочешь попробовать?

Правой рукой Игорь взял палочку и запустил ее под гипс, почти полностью закрывавший левое плечо. Несколько секунд он елозил палочкой под гипсом.

– Что ж, – сказал он тоном специалиста, начинающего доклад на научной конференции. – Российская медицина нашла частичное решение проблемы. Полностью, конечно, зуд не удаляется, но основные очаги ликвидированы.

– Не все сразу, мой дорогой, не все сразу, – улыбнулся профессор и достал из кармана вторую палочку. – Пока, как видишь, мы пользуемся японской техникой. Но, возможно, скоро изобретем что-то свое.

Он прижал руку Игоря к губам.

– Я рад, что ты в хорошем настроении. Да, мы здесь тебе принесли кое-какие экзотические фрукты. Ты же все-таки должен почувствовать, что находишься в израильской больнице.

Профессор повернулся к стоящему за его спиной Раджаду. Тот почтительно склонился и подал Парусникову большой полиэтиленовый пакет.

– Оп-ля! – Профессор со сноровкой иллюзиониста доставал из пакета фрукты разных видов, а Раджад размещал их на прикроватной тумбе. – Киви, манго, личи…

– Ух ты! – Игорь взял из рук отца ярко-красный шарик. – Я всегда считал, что личи фиолетового цвета.

– Я тоже, – согласился профессор, – но Раджад мне объяснил, что на Ближнем Востоке личи красные. А вот, посмотри. Карамбола.

Профессор взял из рук Раджада желтую звездочку.

– Обрати внимание на форму. Идеальная пятиконечная звезда. Как будто кто-то специально вырезал. А вкус… – Профессор закатил глаза. – В меру кисленькая. Тебе понравится.

– Может быть, кто-то специально и вырезал? Там, наверху, – Игорь поднял палец к потолку и протянул ладонь, на которую профессор положил диковинную звезду.

Несколько секунд Игорь рассматривал ее со всех сторон.

– Такого я никогда не пробовал, – наконец сказал он.

– Так попробуй!

Игорь осторожно откусил ножку звезды и пожевал.

– Вкусно.

– Я же говорил, что тебе понравится, – оживился профессор. – Ну, мы тебе все это оставляем. Ешь и поправляйся. Все свежее. Раджад сегодня утром специально на рынок ездил.

Игорь поднял глаза на араба.

– Спасибо, Раджад!

Раджад приложил руку к груди и церемонно поклонился.

– Ну, хорошо. – Профессор еще раз сжал руку сына. – Мы пойдем. Заглянем к тебе завтра. Врачи говорят, что еще два-три дня, и тебя можно будет забирать. Я возьму билет на конец следующей недели. Но не в Москву.

Игорь резко вскинул голову.

– Поедешь в Сочи, – опередил его профессор. – И не спорь. Тебе нужно отдохнуть. Мое начальство уже беседовало с твоим. Тебе дали три недели на восстановление. Проведешь их в санатории. В конце концов, у тебя производственная травма, а реабилитация входит в страховой полис каждого члена экспедиции.

Профессор хотел подняться со стула, но Игорь его удержал.

– Папа, а где Арина?

Парусников замялся. Разговора на эту тему он хотел избежать, но Игорь смотрел на него немигающим взглядом. Профессор замялся.

– Я хотел поговорить с тобой об этом потом, когда ты выйдешь из больницы.

– Где она? – повторил Игорь.

«В конце концов, я не сделал ничего плохого, – подумал профессор. – И стыдиться мне нечего».

– Я отправил ее в Москву, – решительно сказал он. – Тем же самолетом МЧС. Оставлять ее здесь с чужим паспортом было слишком опасно. Раджад отвез ее в аэропорт и посадил в самолет. Судя по тому, что из Москвы не было никаких сигналов, паспортный контроль она прошла без проблем.

Профессор взглянул на сына. Улыбка сошла с лица Игоря. Он смотрел в потолок мрачно и хмуро. Перед его внутренним взором вдруг всплыло лицо Арины. Ее широко распахнутые глаза, рыжие волосы. Он ощутил на щеке ее дыхание. Как он обнимал ее в пещере! Но теперь она далеко.

Может быть, даже улетела из Москвы. В этот свой Углегорск. Но он ее найдет и там. Обязательно. Потому что воспоминания о ней и о минутах, проведенных вместе, ни на мгновение не оставляли его.

– Игорь! – позвал профессор Парусников. – Что с тобой? Я не мог оставить ее здесь. Ты же должен понимать. Что было бы, если бы все раскрылось? Она просто оказалась бы в местной тюрьме. И я не уверен, что мои израильские друзья смогли бы нам помочь.

Игорь перевел взгляд на отца и понимающе кивнул.

– Я понимаю, папа. А о чем ты хотел со мной поговорить?

– Игорь! – Профессор попытался подняться со стула, но Игорь крепко держал его за руку. – Давай потом, когда ты поправишься.

– Говори, говори, – улыбнулся Игорь. – Я же вижу, тебе не терпится о чем-то меня расспросить. Говори! Я нормально себя чувствую.

Профессор помедлил и придвинул свой стул вплотную к кровати.

– Эта девушка рассказала мне, что, когда она осталась одна, крышка саркофага то ли приподнялась, то ли сдвинулась, и из него пошел туман, который светился зеленоватым светом. Я хотел спросить у тебя, ты ничего не заметил? Какое-нибудь зеленоватое свечение? Ведь, если это ей не привиделось, то туман должен был пройти через камни, которые вас разделяли.

Игорь помрачнел. Это не укрылось от взгляда профессора.

«Неужели там что-то произошло? – подумал он. – Что Игорь почему-то хочет скрыть?»

– Я ничего такого не видел, – сказал Игорь. – И, честно говоря, я был не в том состоянии, чтобы смотреть по сторонам. Я пытался спастись от этого камнепада. И…

Игорь закрыл глаза и вновь увидел перед собой ее лицо.

– Тебе нехорошо, – переполошился профессор. – Я же говорил, что не стоит начинать разговор сейчас.

– Все нормально, – голос Игоря звучал вполне уверенно и веско. – Просто я не видел никакого зеленого тумана.

– Это все, о чем я хотел тебя спросить, – профессор поднялся.

– Папа, а что произошло дальше? Арина об этом не говорила? Туман просто рассеялся, и все?

– Она сказала, что туман вошел в нее.

– Как «вошел в нее»? – Игорь приподнялся на локте.

– Игорь. – Профессор подоткнул со всех сторон подушку и уложил сына. – Врачи ее досконально проверили. Сделали все анализы. У нее все в порядке. А этот туман… Ты же понимаешь, что это галлюцинация, вызванная шоком? Землетрясение, падающие камни, темнота. Она одна. Хорошо, что рассудок выдержал. Она пришла в себя довольно быстро.

– Но ты же спросил у меня об этом тумане, – Игорь не сводил глаз с отца, и профессор поежился под этим взглядом. – Значит, допускал нечто подобное?

– Что значит «допускал»? – замялся профессор. – Я просто хотел выяснить. Мало ли что могло произойти там, у саркофага.

Он помедлил несколько секунд и добавил:

– Когда мы добрались до саркофага, через крышку проходила трещина. То есть его целостность была нарушена землетрясением. И чисто теоретически…

Профессор замолчал.

– Что?

– Нет, ничего. Все это ерунда и попытка оправдаться за неудачу. Саркофаг был пуст, и только это является непреодолимым фактом. А все остальное, – он помолчал и добавил: – не заслуживает внимания.

Профессор начал подниматься с кресла. Раджад поддержал его и помог встать. Игорь взглянул в лицо араба и замер. Он был готов поклясться, что Раджад понял все, о чем они говорили.

«Похоже, он говорит по-русски, – подумал Игорь. – И все, о чем мы говорили, ему чрезвычайно интересно. Почему? Зачем ему знать про этот зеленый туман?»

Игорь пожалел, что затеял этот разговор сейчас, в присутствии постороннего.

27

За те сорок минут, пока такси везло ее от элитного загородного поселка в центр города, Арина так ничего и не придумала. Денег у нее нет и взять их негде. Паспорт тоже потерян. Значит, улететь домой она не может. Ночевать негде. Положение безвыходное. А если учесть, что Миша со своими гориллами вполне может искать ее, то вообще очень опасное и непредсказуемое.

Выйдя из машины, Арина пошла к стеклянному подъезду знакомого здания. Она приняла решение. Она зайдет к Львову, но будет холодна и официальна. Пусть он только попробует потянуть к ней свои ручонки. Она не собирается просить его о работе. Она просто покажет записку Светы и попросит одолжить ей денег. Потом снимет номер в гостинице и дождется, когда в Москву вернется Игорь. Этот план ей очень понравился, и она вошла в большие стеклянные двери, точно зная, чего хочет от жизни.

На двадцать втором этаже ничего не изменилось. Та же приемная, тот же молодой человек в костюме и при галстуке, та же блондинка. Только вместо темного костюма на ней был бледно– розовый. Она записала на маленькой бумажке фамилию Арины и скрылась за дверью кабинета.

Через несколько секунд дверь кабинета распахнулась и на пороге встала бледно– розовая секретарша.

– Проходите, пожалуйста! Эдуард Михайлович ждет вас.

Арина пошла к двери. Нельзя сказать, что она была совершенно спокойна. Воспоминания о том, что произошло в этом кабинете всего четыре дня назад, заставили дрогнуть сердце. Арина остановилась на пороге, поймала на себе удивленный взгляд бледно– розовой секретарши и вошла в кабинет. Дверь за ее спиной закрылась.

Кабинет был пуст. В центре большого стола красовался поднос со сладостями и фруктами. Арина вспомнила, что в последний раз перекусила в полете, и ей нестерпимо захотелось взять с подноса кусочек истекающей медовой сладостью пахлавы. Но она не посмела протянуть руку, а только оглянулась в поисках хозяина.

Открылась какая-то задняя дверь, и в кабинет вошел Эдуард Львов. В руке у него была красивая бутылка с коричневой жидкостью. Увидев Арину, он округлил глаза и развел руки в стороны, словно увидел не отвергшую его женщину, а лучшего друга, возвращения которого едва дождался.

– Здравствуйте, Арина! Я очень рад вас видеть у себя.

В его голосе звучали радушие и почти искренняя радость.

– Здравствуйте, Эдуард, – у Арина не получилось произнести эти слова сухо и безразлично.

«Наверное, радушие порождает радушие, – подумала она. – Но нельзя поддаваться на эти его уловки».

– А у меня сегодня день рождения. – Эдуард потряс в воздухе бутылкой и кивнул на поднос. – Но отмечаю я его, как видите, в одиночестве. Грустно и печально. Как там? У Лермонтова, по-моему: «И некому руку подать в минуту душевной невзгоды».

Арина промолчала. Строку про «душевную невзгоду» она не помнила и удивилась. Оказывается, этот строитель способен цитировать стихи. Разговор явно развивался не по ее плану.

– Вам некого пригласить на торжество? – усмехнулась Арина.

– Представьте себе! – Эдуард поставил бутылку на стол и достал из серванта два бокала. – Глеб и Света уехали. А больше у меня никого нет. Надеюсь, вы не откажетесь скрасить сегодня мое одиночество?

Арина промолчала. Что это с ней? Она поддается его чарам? Неужели не ясно? Он же все это придумал. И свой день рождения. И поднос этот поставил, чтобы произвести на нее впечатление. Стоп! Но откуда он знал, что она приедет именно сегодня? Неужели он говорит правду?

Львов словно прочел ее мысли.

– Мне сегодня исполнилось сорок пять лет! – сказал он и торжественно поднял бокал с коричневой жидкостью. – Это печальная дата, потому что я встречаю ее в одиночестве. У меня нет жены и нет детей. И хотя я пью очень дорогой коньяк, но ни он и никакие другие блага, которые можно купить за деньги, не могут мне заменить тихого семейного счастья. Я прав, Арина?

Арина пожала плечами.

– Наверное, правы.

– А если я прав, то берите бокал и поддержите меня в этот печальный день.

Он взял со стола и протянул Арине второй бокал, до середины наполненный коньяком.

– Я вообще-то не пью, – начала Арина.

– Перестаньте, – перебил ее Львов. – Хоть вы не добивайте меня. Вам ведь не вести машину. Потому пейте смело. Это очень хороший коньяк.

Арина взяла бокал, проклиная себя за нерешительность.

– Будьте здоровы, Эдуард! И будьте счастливы!

Два дня назад она и представить себе не могла, что будет желать счастья этому человеку.

Бокалы соприкоснулись в воздухе с хрустальным звоном. Арина пригубила ароматную жидкость, от крепости которой перехватило дыхание, поймала на себе возмущенный взгляд Львова и сделала еще один глоток.

– Угощайтесь! – широким жестом Львов показал на поднос. – Настоящие восточные сладости. Друг прислал из Стамбула.

Арина, стесняясь, взяла пирожок с рифленой поверхностью.

– Вы, наверное, голодны, – догадался Львов и хлопнул себя ладонью по лбу. – А я вас сладостями угощаю. Сейчас поедем куда-нибудь пообедать.

«Все! Хватит! – решила Арина. – Поток любезностей пора прекращать. Иначе это плохо кончится!»

– Спасибо, Эдуард, я не голодна, – соврала она и добавила: – Обратиться к вам мне посоветовала Света. Она уехала и будет только к концу недели. Но мне написала записку. И советовала обратиться к вам, если мне будет нужна помощь.

– И вам, как я понял, нужна помощь. – Влажной салфеткой Львов стер с пальцев сахарную пудру и остатки меда. – Я готов вам помогать. И согласно указаниям Светы. И без всяких указаний. Какая помощь вам нужна?

– Я хочу попросить вас одолжить мне деньги.

– Деньги? – переспросил Львов.

– Да, мне нужно в Москве дождаться…

Слова «одного человека» Арина не произнесла. Не успела. Ей в голову пришла простая мысль, которая почему-то не приходила раньше. Адреса Игоря у нее нет. Ее телефон пропал. Значит, найти ее Игорь никак не сможет. И она его. От этой мысли Арине стало не по себе. Значит, никакой встречи не будет. И Игорь потерян для нее навсегда. Что же ей теперь делать? А ничего. Игорь потерян для нее вовсе не из-за телефона. Она ему просто не нужна.

Смятение Арины не укрылось от Львова. По его лицу проскочила улыбка, которую можно было с одинаковой вероятностью определить и как сочувствие, и как торжество.

– Кого вам нужно дождаться? – спросил он.

– Свету, – чуть не плача ответила Арина.

– Света вам не поможет, – резко проговорил Львов. Он не знал, почему именно изменилось настроение Арины, но интуитивно понял, что пришло время активных действий.

Арина молча смотрела на Львова глазами, полными слез.

– Света вам не поможет, – повторил Львов. – И Глеб не поможет. А я помогу. Я дам вам все, Арина! Работу, дом, тепло, любовь.

Последнее слово прозвучало неожиданно и заставило Арину вскинуть голову. О чем он говорит? Это движение не укрылось от Львова.

– Да, Арина, именно так, – горячо проговорил он. – Я влюбился в вас с первого взгляда. Я вел себя отвратительно в нашу прошлую встречу. Простите меня. Но у меня есть оправдание. Я потерял голову, увидев вас. Я был сам не свой. Я не понимал, что я говорю и что я делаю. И сейчас я предлагаю вам все, что есть у меня. Не говорите ничего, просто не отказывайте мне сейчас.

У Арины зашумело в голове. «Это коньяк, – подумала она. – Вот что значит пить на голодный желудок».

Она понимала, что должна что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова. Она была готова к любому разговору, к любому развитию событий, но только не к такому.

Ее молчание воодушевило Львова. Он схватил руку Арины и впился в нее долгим поцелуем. Поднял голову, и их глаза встретились.

– Не отталкивайте меня, Арина! – прошептал он. – Измените наши жизни. Свою и мою. Сейчас это зависит только от вас. Я предлагал вам место своего секретаря. Я снимаю это предложение. Я предлагаю вам все, что у меня есть. И самого себя в придачу.

Шум в голове усилился. Голова кружилась. Арина едва стояла на ногах. Все дальнейшее происходило будто не с ней. Она ощутила на талии его крепкую руку.

Резким движением он прижал ее к себе, и на губах она ощутила терпкий вкус коньяка. Арина попыталась вырваться, но он держал крепко. Она ответила на поцелуй, и ею овладело ощущение полета.

«Неужели коньяк? – мелькнуло в голове, и тут же понеслись другие мысли. – Он решит все мои проблемы! Игорь все равно меня не найдет! Да и искать не будет. Света не поможет, и Глеб тоже. Пусть. Пусть все случится». Щека Львова, прижатая к ее лицу, пахла удивительным одеколоном. Зачем она выпила так много коньяка?

Арина ощутила спиной жесткую поверхность и поняла, что он уложил ее на стол. «Зачем? Что это?» – хотела крикнуть она, но из горла вырвался только слабый хриплый стон.

Арина ощутила руки Львова на своих бедрах, хотела оттолкнуть его, но вместо этого схватила за ворот рубашки и притянула к себе. Она металась на жесткой поверхности стола, одурманенная коньяком и оглушенная всем, что с ней произошло. Она проклинала и благословляла. Хотела и не хотела. Притягивала и отталкивала. Он покрывал ее лицо поцелуями, а она колотила кулачками по чему-то мягкому и что-то шептала, сама не понимая, что именно.

Резким движением он раздвинул ей ноги. Арина поняла, что наступил «момент невозврата», вскрикнула, забилась в крепких руках мужчины, пытаясь оттолкнуть его от себя. Но ее метания только возбудили Львова. Его руки стали тверже и настойчивее. Он преодолевал ее сопротивление, как слон, продирающийся через джунгли. Поползли по бедрам трусики. Она рванулась в последней попытке все остановить. Но в этот момент ощутила его в себе и рухнула на стол, больно ударившись плечом о жесткую поверхность.

Вскоре все закончилось. Арина ощутила, что ее больше никто не держит. Шум в голове отступил, и она вдруг воспарила к потолку кабинета, увидев саму себя, лежащей на столе с задранной юбкой и раздвинутыми ногами. Что с ней произошло? Чем он ее опоил? Она ведь давала себе слово, что ничего такого не произойдет. Арина свернулась в клубочек и взглянула на Львова. Он приводил себя в порядок: натянул брюки, заправил в них широкую рубаху.

Арина почувствовала что-то липкое на ногах и соскочила со стола, запуталась в спущенных трусиках и едва не упала. Наскоро привела себя в порядок, одернула юбку и рухнула в кресло. Горло перехватил спазм, ее душили рыдания. Как все это случилось? Как она могла отдаться ему на столе?! Он говорил о любви! О какой любви может говорить мужчина, укладывающий женщину на стол в рабочем кабинете?! На стол укладывают девок. Шлюх. Шалав. Потаскух. А не любимых женщин. Рыдания прорвались. Арина плакала в голос, и слезы безудержно потекли по горящим щекам.

– Арина! – услышала она.

Сквозь мокрые ресницы она взглянула на Львова. Он стоял перед ней и почему-то казался растерянным и жалким. Арине показалось, что в его лице, особенно в глазах, произошла какая-то неуловимая перемена. Исчез уверенный и жесткий взгляд. Львов смотрел на нее жалким взглядом пса, жизнь которого полностью зависит от того, швырнет ли ему хозяин кость или нет.

– Арина, – повторил Львов, и его голос дрогнул. – Что я могу сделать для тебя?

В этих словах ей почудилась какая-то насмешка, и она вновь зарыдала. Так ей и надо. Глупой и слабовольной дуре. Теперь он будет презирать ее за то, что она отдалась ему. И не просто отдалась. А отдалась на столе. В его рабочем кабинете. Даже не догадалась потребовать отвезти ее в гостиницу.

– Арина, что я могу сделать для тебя? – упрямо повторил Львов, не двигаясь с места. Его руки висели вдоль тела, брюки держались на одной пуговице.

Арину охватила какая-то неясная злость. Все неудачи последних дней, потерянные надежды и обиды выплеснулись в крик.

– Что ты можешь сделать для меня? Ничего! Понял?! Ничего! Ты уничтожил меня! Уничтожил!

Она понимала, что допускает ошибку. Сейчас он рассвирепеет и просто вышвырнет ее из кабинета. Он добился чего хотел, а она так и останется ни с чем. Но сдержать себя она не могла и продолжала выкрикивать слова, смысл которых уже не понимала сама. Но Львов не рассердился. На его лице появилось плаксивое, виноватое выражение.

– Не сердись на меня, прекрасная Арина. Только скажи, что я могу сделать для тебя?

Слово «прекрасная» задело ее больше всего. Как он смеет ее так называть после того, что произошло? После того, что он сделал?

– Что ты можешь сделать для меня! – завопила она, и голос ее сорвался. – Ничего, – она хрипела еле слышно. – Прыгнуть из окна ты можешь для меня!

Он молча поднял голову, словно не расслышал или не понял ее последних слов. «Молчи, молчи! – заклинал какой-то внутренний голос. – Не надо его злить. Угомонись!» Но остановиться Арина уже не могла.

– Что?! – выкрикнула она. – Слабо? Слабо ради меня броситься из окна?

Мелькнул его безумный взгляд.

– Ты хочешь… – начал он.

– Да! – хрипло крикнула Арина. – Я хочу, чтобы ты выпрыгнул в окно!

Этот крик отнял у нее последние силы. Арина рухнула на подлокотник кресла и зарыдала, сотрясаясь всем телом. И вдруг ощутила на шее холодное дуновение. Арина подняла голову. Львов распахнул окно в дальней части кабинета и стоял, держась за ручку, а порывы ветра заносили в кабинет струи дождя. Львов вытянул шею, пытаясь заглянуть в черную бездну. Занавес раздувался и хлопал его по спине, словно подталкивал к открытому окну. На щеках Арины вновь, как у саркофага в пещере, выступила холодная испарина. Она попыталась крикнуть: «Что ты делаешь?», но горло перехватил спазм, и из него вырвалось только неясное всхлипывание. С ужасом она смотрела, как Львов бросил в ее сторону взгляд, полный тоски и отчаяния, сделал шаг к окну, откинул рукой полощущуюся занавеску, не обращая внимания на бьющие ему в лицо струи дождя, встал одной ногой на подоконник и, резко оттолкнувшись, исчез в черной мгле за окном.