Текст книги "Полоцкая война. Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного. 1562-1570"

4. «Конъно, збройно, у барве, маючи тарчи, древа…»: литовское войско в Полоцкой кампании

Что могла противопоставить этой колоссальной по тем временам силе Литва? Начнем с описания Полоцка. Представление о том, какими были его укрепления в начале 50-х гг. XVI в. (к зиме 1563 г. они явно не стали сильнее²⁸⁷), дают материалы ревизии Полоцкого воеводства 1552 г.

Согласно «Ревизии», цитадель Полоцка, Верхний замок, была расположена на «горе высокой самородней межи реками Двиною и Полотою» и «рублен» был замок «з дерева соснового (не самый лучший материал для стен. – В. П.) в пять стен городни кром веж». Из ревизии известно, что периметр Верхнего замка составляли 204 клети-«городни», длиной каждая 5–6 м (т. е. общая длина оборонительного периметра полоцкой цитадели составляла несколько больше 1 км).

Опорными пунктами в оборонительной стене Верхнего замка были 9 башен-веж. Резивия подробно характеризует каждую из них. Из этих девяти башен шесть были расположены попарно, разделенные 3–4 «городнями». По мнению белорусского археолога С.В. Тарасова, это было сделано преднамеренно – сдвоенные башни прикрывали друг друга и прилегающие участки замковой стены, фланкируя ружейным и пушечным огнем наиболее слабые места в обороне замка – прежде всего ворота и «фортку»-калитку²⁸⁸.

Не внушала уважения и артиллерия полоцкого Верхнего замка. Замковый наряд в 1552 г. составляли 10 «невелми великих» литых пушек на колесных лафетах, одно «дело великое спижаное», 2 дела «спижаных» и 2 кованых железных на колодах и козлах, 4 мортиры, 3 из которых были отлиты еще при Витовте, 2 железных «серпантина» на колесных лафетах и 3 – на козлах. Всем этим хозяйством должны были управляться 8 пушкарей²⁸⁹. Помимо этого, гарнизон мог полагаться также на 78 гаковниц (тяжелых крупнокалиберных крепостных ружей), а также на хранившиеся в замковом арсенале 605 «киев старосвецких железных» – под ними имелись в виду, видимо, совсем уж древние ручницы²⁹⁰. И даже отправка по королевскому приказу в Полоцк в августе 1562 г. 20 гаковниц не могла исправить плачевной ситуации с полоцкой артиллерией²⁹¹.

К Верхнему замку с западной стороны примыкали укрепления полоцкого «Великого посада». Его «острог крепок: а рублен острог и всякими крепостми делан по тому же, – говорилось в летописной повести о взятии Полоцка, – как и городная стена рублена, да и ров вкрузь острога от Полоты до Двины-реки делан крепок и глубок», однако при этом «от Двины-реки острожные стены не было»²⁹². По мнению белорусского археолога С.В. Тарасова, укрепления Великого посада насчитывали еще и 8 башен²⁹³. По всей видимости, конструктивно валы, стены и башни Великого посада, равно как и их состояние, практически не отличались от таковых Верхнего замка. Этого не скажешь об укреплениях Заполоцкого посада, сведений о которых практически не осталось. Из отрывочных сведений можно заключить только лишь, что здесь наличествовал «острог» и, возможно, ров, однако сила их явно была невелика²⁹⁴. Об укреплениях задвинских посадов, Екиманского, Островского и Кривцова, известно и того меньше, можно лишь предположить, что они в лучшем случае были ограждены тыном и, возможно, рвом, но не более того.

Слабым был и полоцкий гарнизон. Согласно материалам «Ревизии», в 1552 г. в нем на постоянной основе несли караульную службу при замке 30 пехотинцев-драбов. Содержались они за счет сборов на полоцкой таможне²⁹⁵. Помощь в этом занятии им оказывали местные мещане, жители Полоцка, «которы ночы на замку кличут и трубят», всего 51 человек)²⁹⁶. Кроме них, в замке было и 8 пушкарей. 1487 полоцких мещан, согласно «Ревизии», «окром роботы замковой и мостовой», должны были также «подводы на послы и гонцы давать а проводники сторожы замковые дают», а также выставляли «почтов» 47 «коней»²⁹⁷. Еще 6 «коней» выставляли «козаки замъку Полоцкого» и 49 – «слуги панъцерные» и «слуги путные» «замъку Полоцкого». Полсотни «коней» с владений своей епархии должен был снарядить для «обороны земской» полоцкий архиепископ²⁹⁸. 320 «коней» выставляла в случае войны полоцкая шляхта²⁹⁹.

В сумме весь этот военный потенциал Полоцкого воеводства составлял чуть больше пяти с половиной сотен «коней», и понятно, что сколько-нибудь долго без его силения оборонять Полоцк и его округу против мало-мальски приличной неприятельской армии было нельзя. Даже «лехкая» московская рать, насчитывавшая несколько тысяч закаленных в походах и боях всадников, легко одолела бы не имевшее боевого опыта полоцкое ополчение. Поэтому с началом войны Сигизмунд II и паны-рады всерьез озаботились усилением обороны города и Полочанщины. Еще по весне 1562 г. сюда были направлены польские наемники под началом коронного гетмана Ф. Зебжидовского, однако к осени их ряды сильно поредели – в ноябре 1562 г. под его началом числилось, к примеру, только 6 конных рот с 1308 «конями» против 13 с 2096 «конями» в июле³⁰⁰. И эти роты были отведены с началом зимы «на лежи» (на зимние квартиры) к западу от Полоцка. В самом же Полоцке на зимовку остались 4 пеших (драбских) роты списочной численностью около 700 бойцов³⁰¹. К ним стоит добавить еще почты полоцкого воеводы Ст. Довойны (300 «коней»³⁰²) и Виленского воеводича Я. Глебовича³⁰³, какое-то количество местных казаков (об участии 500 выехавших из Полоцка литовских воинов в невельской «поторжке» уже было сказано прежде) – ив сумме выходит около 2 тыс. конных и пеших бойцов³⁰⁴. Правда, во флорентийском архиве Медичи отложилось письмо неизвестного корреспондента, писавшего 6 марта 1562 г. из Кракова, что в Полоцке гарнизон насчитывал примерно 6 тыс. человек, в том числе 750 польской конницы и 800 польской же пехоты³⁰⁵. В принципе нет ничего невозможного ни в первой, ни во второй цифре. Большая включала в себя всех участников обороны Полоцка, в том числе вооруженных мещан и сбежавшихся под защиту стен и валов Полоцка местных крестьян, а меньшая – более или менее профессиональную часть защитников города. В любом случае значительное численное превосходство русского войска над защитниками Полоцка несомненно.

Подведем итог. Хотя после падения Смоленска к Полоцку перешла роль одного из ключевых пунктов в системе обороны северо-восточной границы Великого княжества Литовского, роли этой он не соответствовал. Общая архаичность военного дела Великого княжества вкупе с перманентным финансовым кризисом и слабостью великокняжеской власти не позволили ни усилить оборону пограничья, ни привести полоцкие укрепления в надлежащий вид. Старые укрепления Полоцка позволяли его гарнизону и укрывшимся за его стенами местным жителям отсидеться в случае набега «лехкой» московской рати, однако сопротивляться большой армии с сильной артиллерией город был не способен. Спасти его могла только поддержка извне. Но как обстояло дело с «помойным» войском, которое могло заставить московитов снять осаду с города, как это уже было в 1518 г.?

Увы, и здесь дела обстояли далеко не самым лучшим образом. Хотя шел уже второй (если вести отсчет от тарвастского казуса) год войны, мобилизация посполитого рушения по-прежнему работала с пробуксовкой. Пока московский гром не грянул, литовский шляхтич не торопился креститься и ехать на «службу земскую» «конъно, збройно, у барве, маючи тарчи, древа». Верховная же власть ломала голову над тем, как подготовиться к отражению вероятного неприятельского вторжения. 24 сентября 1562 г. украинным воеводам (в том числе и полоцкому), старостам, державцам и прочим начальным людям была разослана «наука», в которой прописывались их обязанности на ближайшее время. Для того чтобы на пограничье была «лепшая порадность», им предписывалось, в частности, привести в порядок всю замковую артиллерию и ее снаряжение и организовать несение надежной сторожевой службы и приложить все силы для того, чтобы сделать дороги непроезжими для неприятеля. Кроме того, ротмистрам наемных драбских рот предписывалось, чтобы они со своими людьми ночевали исключительно в замках, но никак не в предместьях-посадах³⁰⁶.

Наука наукой, однако одной обороной замков войну было не выиграть, надо было решать, что делать с посполитым рушением. В сентябре 1562 г. паны-рады писали Сигизмунду, что надо бы распустить собранные хоругви и панские почты, поскольку их запасы провианта и фуража были на исходе. Король согласился с этим предложением, но потребовал 24 сентября, чтобы те, кто опоздал явиться на сборы или вообще остался дома, был готов выступить на «службу земскую» по первому требованию³⁰⁷. Спустя пару месяцев это требование прозвучало. 13 ноября были разосланы по поветам «листы военъные», созывавшие шляхту на войну. В них говорилось о намерении неприятеля напасть на Литву, почему шляхте надлежало явиться «с почътом слуг ваших, конъно, зброино, з древы, с тарчами, яко воину служити повинъны, маючи з собою всю спижу военъную» надлежало на все тот же День святого Николая 6 декабря 1562 г. в Минск, к наивысшему гетману М.Ю. Радзивиллу Рыжему³⁰⁸.

В тот же день, 13 ноября, были разосланы аналогичные «листы» на Волынь, шляхте которой сообщалось, что ей назначен срок сбора в Речице снова на День святого Николая, а собирать их должен был князь Б.Ф. Корецкий. Спустя полторы недели, 23 ноября, приказ о мобилизации был отправлен татарским хоружим, а 6 декабря – тем хоружим и шляхтичам, «которые на воине на Друцъких полях не были». Им предписывалось явиться на сбор в Лукомль, где их поджидал воевода Троцкий и польный гетман Г. Ходкевич, на все тот же День святого Николая (может показаться странным, что приказ явиться на сборы разослан в тот день, когда они должны были завершиться, но, как отмечал А.Н. Янушкевич, ничего странного в этом нет – листы эти были датированы 3 ноября 1562 г. и написаны заранее³⁰⁹).

Тон этих разосланных листов был довольно жестким – «нетчикам» предписывалось, чтобы они «почъты свои слали ничим того для и часу означоного омешъкати и его росказанья нашого ослухати ся не смеючи конечъно»³¹⁰. 9 декабря были разосланы на места и «листы о долъги скарбные» с требованием в кратчайший срок собрать все недоимки, ибо «великие бремена на скарб наш пришли»³¹¹.

Увы, но прошлогодняя картина весьма неспешной явки шляхты на «службу земскую» повторилась. Если московские дети боярские, не говоря уже о прочих служилых людях, если и не на все 100 %, то по большей части являлись на место сбора, указанное в присланных грамотах, в срок, то о литовской шляхте этого сказать было нельзя. 6 января 1563 г., когда «тьмочисленная» московская рать собиралась в Великих Луках перед последним броском, из Вильно снова были разосланы «листы военъные». В них хоружим и шляхте сообщалось, что неприятель намерен напасть на Полоцк и Витебск, почему нужно срочно («кгвалътовьная потреба пришла») съезжаться в Минск к гетману. Последний же писал королю, что явка шляхты на сборы никакая, множество служилого люду «в домах своих позоставали ся», почему он «ку посилъку границ г[о]с[по]д[а]ръских и ку всперетью того неприятеля его королевъское милости не мает с ким тягънути». Почему, продолжал Сигизмунд, надо «кликати» и в костелах, и в местах на торгу, и в праздничные дни, и в дни торговые, чтобы каждый, кто считает себя шляхтичем, «наборзе» ехал на «службу его милости г[о]с[по]д[а]ръскую и земъскую до Меньска», «никоторого омешъканья и сплошеньства в том не чинечи и стерегучи се каранья в Статуте на такового писаного»³¹².

Тем не менее шляхта и на этот раз массово проигнорировала королевский призыв к ее сословной чести – если верить Радзивиллу, то к середине января 1563 г. в Минске под его началом было целых 100 всадников!³¹³

5. Полоцкий поход: начало

Гетман, отписывая королю о сотне всадниках под его началом, конечно, лукавил – только в его собственном почте в 1567 г. было 400 «коней» и 200 драбов с ручницами³¹⁴.

Тем не менее очевидно, что у него в январе 1563 г., в то время, когда войско Ивана Грозного совершало свой марш по направлению к Полоцку, сколько-нибудь значительных сил не было и воспрепятствовать наступлению московской рати он не мог. Срыв литовской шляхтой мобилизации в конце 1562 – начале 1563 г. означал, что судьба Полоцка была предрешена уже в эти дни и его падение – вопрос только времени. Как это произошло?

Для ответа на этот вопрос вернемся в ноябрьские дни 1562 г. Мы остановились на том, что 30 ноября Иван Грозный в сопровождении блестящей свиты покинул Москву и пошел на свое на дело государское и земское³¹⁵. С собою Иван взял «непобедимую воеводу чюдотворную икону пречистые Богородици, сиречь Донскую… да пречистую Богородицу чюдотворную Колотцскую и иные многие чюдотворные образы и кресты». Среди них особое место занимал «крест Полотцкий, украшен златом и камением драгим», попавший в Москву после того, как Василий III взял в 1514 г. Смоленск. Ивана также сопровождали в походе епископ Коломенский Варлаам, архимандрит кремлевского Чудова монастыря Левкий и Иосифо-Волоцкого монастыря Леванид «и иных монастырей священников с чюдотворными образы»³¹⁶. В.М. Воробьев отмечал в этой связи, что подобного рода идеологическая подготовка похода была особенно необходима – «ведь не на „безбожную⁴⁴ Казань он (Иван Грозный. – В. П.) вел войска, как десять лет назад, а на древнерусский Полоцк, волею судеб ставший литовским»³¹⁷.

«Взем Бога на помощь» и заручившись благословением митрополита Макария, своего духовного отца и учителя, Иван отбыл из столицы и, как уже было отмечено выше, спустя четыре дня прибыл в Можайск, где сделал остановку на две недели. Все это время он и его «штаб» занимались сложнейшей работой по «устроению полков». Только 18 декабря «царь и великий князь из Можайска к Лукам к Великими для своего дела и земского пошел»³¹⁸.

Марш к Великим Лукам по заснеженным зимним дорогам занял почти три недели, и в город Иван Грозный прибыл только 5 января 1563 г.³¹⁹ Город, согласно планам русской «ставки» (термин Ю.Г. Алексеева), в Полоцкой кампании должен был сыграть роль отправной точки для Полоцкого похода. Здесь собирались полки, и отсюда они должны были двинуться к конечной цели. Долгая пауза от прибытия Ивана Грозного в город и выступления рати из него была связана в первую очередь с завершением процесса «устроения полков»³²⁰. Прежде всего нужно было дождаться, когда в город подтянутся, как всегда, отстающие обозы, а также те, кто по тем или иным причинам опоздал к месту сбора³²¹. Однако самая главная причина, пожалуй, заключалась в том, что нужно было тщательно продумать все обстоятельства марша от Великих Лук до Полоцка. Главным врагом русского войска в этой кампании были не столько литовское войско, сколько размеры царской рати, характер местности и инфраструктуры на театре военных действий. А.И. Филюшкин верно подметил, что «Россия в казанских кампаниях конца XV – середины XVI в. имела опыт переброски на большое расстояние крупных воинских контингентов»³²², однако этот опыт был довольно специфическим. Казань стояла на Волге, а эта великая река представляла собой прекрасную торную дорогу, по которой легко было доставить к самым стенам татарской столицы судовую рать, наряд и необходимые для осады припасы³²³.

С Полоцком было все намного сложнее. Хотя город и стоял на Западной Двине, русские не могли перебросить по ней судовую рать и наряд так, как они делали в ходе казанских экспедиций. Опыта переброски больших масс ратных людей, обоза и наряда по сухопутью в распоряжении русского командования на то время не было. Ближайшие аналоги, походы Ивана III на Новгород и Василия III на Смоленск, хотя и осуществлялись зимой (кроме похода 1514 г.), однако по масштабу явно уступали Полоцкому походу. К тому же подготовительные работы (ремонт мостов, расширение и приведение в порядок дорог и пр.) могли быть осуществлены только на русской территории³²⁴. Не стоит забывать и о том, что, как уже было отмечено выше, Сигизмунд еще осенью 1562 г. разослал приграничным warlord’aM наказ организовать систему сторожей и сделать засеки, затруднив тем самым передвижения войск противника. Одним словом, именно природный фактор, отчасти усиленный деятельностью неприятеля (хотя с трудом верится, что приграничные воеводы, старосты и державцы смогли бы в оставшееся до начала кампании время провести сколько-нибудь серьезные оборонительные работы), должен был стать главным врагом Ивана Грозного и его воинства на пути к Полоцку³²⁵.

Сам царь и его воеводы готовились к этому, о чем прямым текстом и сообщает летопись. Еще по прибытии в Великие Луки Иван Грозный расписал «бояр и воевод и детей боярских по полком, и головы с людми и сторожи и дозорщики и все чины полковые служебные устроил и как ему, государю, довлеет». Кроме того, он указал также всему войску «запасы свои и конские» «с собою имати доволно на всю зиму и до весны», поскольку «идти и до Полотцка месты пустыми, тесными и непроходными». И чтобы облегчить движение, Иван «дорогу перед собою велел чистити, а под наряд по рекам мосты делати к городу Невлю велел же, как ему государю мочно идти многоми полки и за ними наряд провадити, а от Невля и до Полотцска, понеже та дорога лесна и тесна (выделено нами. – В. П.)…»³²⁶.

Великолукское «устроение полков» включало в себя и разработанный в «ставке» «график» выступления полков из Великих Лук по направлению к Невелю, где должен был состояться новый смотр всего воинства. 8 января 1563 г. «царь и великий князь приговорил со князем Володимером Андреевичем и з бояры итти с Лук с Великих для своего дела и земского на недруга своего литовского короля» следующим порядком. Первым, 9 января 1563 г., Великие Луки покидал Ертаул. 11-го из Лук выступал Передовой полк, на следующий день – полк Правой руки, 13-го – Большой полк и князь Владимир Андреевич со своим двором. Сам Иван со своим полком и двором должен был выступить из Великих Лук 14 января 1563 г., за ним 15 января Луки оставлял наряд (надо полагать, «середней» и «лехкой», поскольку «болшой» наряд отправлялся в путь после всего войска³²⁷). И 16 января из Лук уходил покинуть арьергард – полки Сторожевой и Левой руки. При этом на совете было решено, что обозыкоши двинутся каждый за своим полком³²⁸.

На совещании 8 января были приняты также решения, имевшие прямое отношение к ведению осады Полоцка. Прежде всего «приговорил царь и великий князь мосты зделати дубовые, с которыми мосты итти пешим людем к приступу Полотцку». Затем по царскому повелению «посмотря по месту, где будет не и станут, туры поставить около Полотцка по дорогам и по полым местом, тын розчетчи повытно по полком, по колку кому доведетца» с тем, чтобы полностью отрезать город от внешнего мира. Наконец, Иван Грозный «велел зделати размыслу и фрязом (инженерам и мастерам – градоимцам. – В. П.) щиты, с которыми итти перед туры и туры за ними ставити». Кроме того, были сделаны и предварительные указание относительно того, как и где становиться полкам вокруг Полоцка по прибытию на место. При этом решено было также выбросить вперед от осадного лагеря на 10–15 верст сторожевые заставы с тем, чтобы неприятель не смог застать врасплох русские полки под Полоцком³²⁹.

9 января войско тронулось в путь. Обращает на себя внимание тот факт, что, согласно утвержденному «графику», полки со своими обозами должны покидать Великие Луки с интервалами в 1–2 дня – сделано это было преднамеренно, во избежание проблем с организацией марша. Увы, проблем избежать не удалось. С самого начала «путное же царево и великого князя к Полотцску шествие нужно и тихо, потому что царь и великий князь всеми полки шел к Полотцску одною (sic! – В. П.) дорогою», и к тому же по царскому указу было строжайше запрещено после перехода границы «изо всех полков никакова человека по корм, ни на иную какую добычю отпущати не велел», «чтобы теми малыми делы болшого дела не теряли»³³⁰. Результат было нетрудно предугадать – несмотря на все старание, с самого начала похода на тесной заснеженной дороге возникали заторы³³¹.

Беспрестанные пробки на дороге (они начались уже 14 января – оказалось, что к моменту выступления Государева полка и его коша еще не все обозы полков Передового, Большого и Правой руки покинули Великие Луки, и в результате образовался «из города в острожных воротех затор велик», для разгребания которого потребовались немалые усилия³³²) только усиливали нервозность. И было с чего – в сложившейся обстановке неприятельский удар даже небольшими силами по растянувшейся на много верст походной колонне, медленно ползшей вперед, мог привести к самым печальным последствиям. «Ездя же царь и великий князь со избранными своими по всем воеводским полком сам и в заторех людей бояром своим и дворяном своего полку велел розбирати и пропущати коегождо в которой в свой его полк, – продолжал московский книжник, – да не смешаются полковые люди в ыных полкех, чтобы путному его (царя. – В. П.) шествию и делу его в то мотчания не было»³³³. А если добавить к этому еще и перебежчиков³³⁴, то стоит ли удивляться тому, что, по сообщению князя А.М. Курбского, по пути в Невель Иван Грозный своей булавой убил князя Ивана Шаховского³³⁵.

Однако, несмотря на все проблемы, русское войско медленно, но упорно продолжало двигаться к Невелю. 19 января 1563 г. Иван со своим двором и полком прибыл в город и остановился там на дневку. На совещание с государем были вызваны старицкий князь Владимир Андреевич и по одному «болшому» боярину и воеводе с каждого из полков. На совещании было решено – «смотру на Невле не быти для заторов, что у многих людей коши затерлись, а быти смотру под Полотцком»³³⁶.

Иван Грозный 19 и 20 января провел в Невеле, после чего двинулся к следующему «стану» у Белого озера. Проблема заторов на дороге не только не разрешилась, но еще и усугубилась. 22 января на Песье реке «затерлись» обозы Передового полка и полка Правой руки. Иван самолично, взяв с собою 200 лучших детей боярских своего полка, отправился разгребать затор (и не здесь ли произошел казус с Шаховским?), на что у него ушел практически весь короткий январский день. Собственный полк государя тем временем остановился, не доходя до речки – похоже, что дальше пока пути не было³³⁷.

На следующий день, 23 января, Иван пошел было вперед, в Ертоул, который вышел к тому времени к р. Полоте, т. е. на ближние подступы к Полоцку, а затем вернулся обратно к Стреле-озеру, в лагерь Передового полка. Государев полк тем временем прошел, наконец, Песью реку. Последующие четыре дня, с 26 по 27 января, выдались, похоже, особенно трудными. Русские полки покинули окончательно свою землю, где дороги были приведены в порядок, и двинулись по литовской земле. Здесь ситуация ухудшилась. Особенно тяжелое положение сложилось тогда, когда полки и их обозы проходили через Черный лес на подступах к Полоцку, для форсирования которого потребовалось три дня. Все эти дни Иван Грозный фактически не слазил с седла, лично и через своих «ясоулов» организуя прохождение полков с котами по лесной дороге к Полоцку³³⁸.

30 января Иван Грозный со своим двором, полком и обозом вышел к Соляному ручью, в пяти верстах от Полоцка, где и был разбит последний стан. Пока квартирьеры размечали лагерь, сам Иван в сопровождении свиты и охраны «ездил смотрити города Полоцка». Голова князь Дмитрий Хворостинин со своей «сотней» тем временем был послан вперед с приказом встать у Георгиевского монастыря к северу от Великого полоцкого посада, в излучине р. Полота, у дороги, ведущей на Ригу. Одновременно были выброшены вперед заставы во главе с князем Юрием Токмаковым, Иваном Воронцовым и Владимиром Карповым за Двину, к расположенному там Борисоглебскому монастырю³³⁹.

Появление передовых отрядов под стенами Полоцка не было новостью для полоцкого воеводы Ст. Довойны и полочан. Как уже было отмечено выше, перебежчики уже сообщили воеводе о приближении царского войска, а тут еще и сам Иван отправил в город свои грамоты «с полотцскими языки» «воеводе Полотцкому Довойну и к новонареченному владыке Арсению Шишке и шляхтам и ротмистром и Ляхом, чтобы похотели к себе государского жалования и государю служити, а государь их пожалует на всей воле их, какова жалованья похотят». Предложение московского государя не было услышано в Полоцке – по словам летописца, «воевода же и владыка и все Полочане не токмо хотя государского жалования к себе и государю служити, но и посланного их к ним с теми грамотами повелеша смертною казнью казнити»³⁴⁰. Казнив царского посланца, Довойна и его «штаб» показали, что сдаваться они не намерены. Что ж, к этому варианту развития события в «ставке» Ивана Грозного были готовы.