Текст книги "Полоцкая война. Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного. 1562-1570"

9. «Полоцкое взятье»: «последний довод королей» в деле

Выстрелы по царскому посланцу положили конец паузе в боевых действиях. Ответ Ивана Грозного на сделанное с литовской стороны «предложение» был недвусмысленным: «Царь и великий князь велел по острогу и по городу из болшово наряду (составлявший летописную повесть книжник несколько поторопился с «болшим» нарядом – он только-только прибыл, и нужно было еще несколько дней, чтобы установить огромные орудия на подготовленных позициях. – В. П.) стреляти и учал советовати, как бы над острогом промыслити»³⁷⁸. Обстрел города велся с разных направлений (поскольку, как уже было отмечено, русские воспользовались паузой в боевых действиях на время переговоров и, по словам летописца, «по государскому приказу воеводы туры блиско Острожных ворот и острожные стены и наряд за турами поставили, и пушкари и стрелцы под турами стали»³⁷⁹). Наиболее губительным был огонь из-за Двины, поскольку Великий посад с этой стороны не имел стены.

Сам полоцкий воевода, поняв, что его замысел раскрыт, утром 9 февраля 1563 г. отдал приказ оставить Великий посад и собрать все оставшиеся силы в замке. «И в те поры воевода полоцкой Давоин и ляхи посады в болшом остроге зажгли во многих местех», – записал составитель разрядной повести о взятии Полоцка³⁸⁰. Летописная повесть расписала это событие более полно. По словам московского книжника, по приказу Довойны польские наемники «болшой острог и ворота Острожные и в остроге церкви и гостины дворы и лавки в торгех и все острожные дворы зажгли во многих местех», а тамошних посадских людей, полоцких мещан, «из острогу учали забивати в город»³⁸¹.

Столбы дыма, крики и шум, доносящиеся из Великого посада, вызвали возбуждение у русских детей боярских, стрельцов и казаков, сидевших в закопех и за турами напротив посада. Желанная добыча уходила из-под самого носа, что допустить было невозможно – какой смысл в войне без «дувана»? И вот «стрелцы царевы и великого князя и боярские люди и казаки в острог вошли и палися на Полотцских животех и с Ляхи учали битися»³⁸². Поддержать своих бойцов, вступивших в схватку с поляками, Иван выслал несколько сотен детей боярских Государева полка. Князья Д.Ф. Овчинин и Д.И. Хворостинин со своими людьми, а с ними и «иные головы» «ляхов в остроге потоптали и в город вбили», позволив стрельцам и казакам с боярскими людьми отойти из горящего посада вместе с награбленным имуществом. Тем временем множество жителей окрестных деревень, собравшихся под защиту стен Великого посада, «выбежали» из горящего города в русский лагерь³⁸³. Согласно воеводским отпискам, только в расположение Государева полка вышло 3907 мужчин и «женок и девок» 7253, всего 11с лишком тысяч душ, не считая тех, кто «выбежал» в станы других полков или попал в руки татар³⁸⁴.

К утру следующего дня Великий посад выгорел дотла. Решение Довойны оставить Великий посад А.Н. Янушкевич считал фатальным, предопределившим падение города³⁸⁵. Не согласимся, однако, с его мнением, поскольку судьба Полоцка, как уже было сказано выше, была предопределена задолго до того, как Иван Грозный подступил к городу. Укрепления города были безнадежно устаревшими, помощь от Радзивилла не могла подойти, так как у гетмана не было войск и, наконец, у Довойны банально не хватало опытных бойцов. Потому-то в сложившихся условиях решение оставить Великий посад, недостаточно укрепленный и уязвимый от огня даже мало– и среднекалиберной русской артиллерии³⁸⁶, было, пожалуй, единственно верным. Конечно, пан воеводич Ян Глебович мог возражать (если верить М. Стрыйковскому³⁸⁷) против такого решения, но в феврале 1563 г. у полоцкого гарнизона не было выигрышной стратегии.

Так или иначе, но, сдав русским Великий посад, полоцкий воевода сделал последний шаг в большой игре со своей стороны. Ответный ход теперь был за русской стороной, и он не замедлил воспоследовать. Согласно летописной повести о взятии Полоцка, 9 же февраля Иван Грозный «повеле над городом делом своим промышляти болшим и приказал боярину князю Михаилу Петровичу Репнину против Великих Ворот в остроге на пожженном месте пушки болшие, Кашпирову да Степанову да Павлин да Орел да Медведь, и весь наряд стенной и верхней поставити блиско городских ворот; а вкруз города и городние стены за Двиною и за Полотою по тому же велел болшой наряд изставити и со все стороны бити без опочивания день и нощь»³⁸⁸.

А.Н. Лобин полагал, что книжник, составлявший летописную повесть, ошибся, сместив расстановку тяжелой артиллерии на руинах Великого посада на четыре дня, поскольку не только подтянуть огромные орудия от Волова озера к посаду было за сутки-двое проблематично, но и разместить их там, пока позиции под них не были оборудованы, а дорога не расчищена, тем более³⁸⁹. Но свидетельство летописной повести можно истолковать и так: 9 февраля Иван Грозный приказал расставить тяжелые орудия «болшого» наряда на пепелище Великого посада и «вкруз» города, а в последующие дни посоха, пушкари и отряженные боярские люди занимались тем, что выполняли царское повеление.

Разрядная повесть рисует картину последовавших за гибелью Великого посада несколько иначе – более полно и, похоже, достовернее. Согласно ее сведениям, 9 февраля Иван Грозный приказал установить за Двиной орудия «больного» наряду – «Тортуну», «Орел», «Медведь» и другие пищали. 10 февраля последовал приказ установить туры «противу города из-за Полоты реки», а на следующий день – установить туры «противу города из завал[ь]я» «от Полоты». В тот же день было повелено поставить на Иванском острове «две пушки ушатыя (т. е. мортиры. – В. П.) больную да Степанову». Еще одна мортира, «ушатая старая», устанавливалась за Полотою за турами, что были вкопаны 10 февраля. Наконец, 13 февраля велено было поставить «противу великих ворот пушку Кашпирову да Степанову, да Павлин и весь болшой наряд стенной и веръхней»³⁹⁰. Это детальное описание расстановки орудий «болшого» наряду выглядит более достоверным, нежели летописное (хотя и совпадает с ним в отдельных моментах), поэтому мы и будем его придерживаться дальше.

Итак, с 9 февраля 1562 г. начался последний отсчет в осаде Полоцка. Видимо, понимал это и сам Довойна и его начальные люди, иначе чем можно объяснить отчаянную попытку совершить вылазку в ночь на 13 февраля 1563 г. из замка против устанавливавших за Полотою на месте Заполоцкого посада туры ратников Ертаула и Передового полка под начальством воеводы боярина И.В. Шереметева Большого. 800 конных (в том числе и почт самого полоцкого воеводы), не считая многих пеших защитников Полоцка, атаковали занятых осадными работами русских, но были разбиты и «втоптаны» обратно в город. При этом был контужен сам Шереметев, пушечным ядром «поглаженный» по уху. Взятый в бою польский наемник показал, что цель вылазки заключалась в том, чтобы привести в негодность русский наряд. Однако, как справедливо заметил А.И. Филюшкин, главную опасность для замка представляли установленные к тому времени орудия на Иванском острове и за Двиною (на месте Кривцова посада?), но никак не одна-единственная мортира в Заполотье, почему и стоит расценивать эту вылазку как попытку наиболее боеспособной части гарнизона вырваться из замка³⁹¹. Эта версия выглядит тем более правдоподобной, если принять во внимание, что, переправившись через Двину, участники вылазки могли рассчитывать попасть на Виленскую дорогу. Если же принять во внимание, что 13 февраля действовавшие в загонах казанские татары доставили к Ивану двух «языков», Марка Иванова и Федора Сафонова, сообщивших о вступлении наивысшего гетмана с помочным войском³⁹², то картинка складывается полностью.

Известия, полученные от них, впечатляли. «Языки» показали, что пришел-де «виленской воевода да Троцкой воевода, да Григорей Хоткевич, и иные воеводы литовские многие, а с ними сорок тысяч литовских людей и лятцких, а наряду с ними 20 пушок, а стоят в Глубокой, а идут к Полотцку, а перед ними в яртоуле идет Варкалап (Б. Корсак, местный уроженец, хорошо знавший здешние места. – В. П.) а стоит от Бобынич за три мили»³⁹³. А.И. Филюшкин полагал, что в этом случае налицо хитрая стратагема, задуманная Радзивиллом и призванная ввести русское командование в заблуждение относительно намерений литовской стороны, и что она имела успех – Иван Грозный прказал отрядить «лехкую» рать навстречу неприятелю³⁹⁴. Однако если посмотреть на состав рати, то нельзя сказать, что «подлинные вести», полученные от пленников, возымели серьезный эффект. Осадные работы и подготовка к большой бомбардировке как шли своим чередом, так и продолжали идти, а навстречу литовцам была выслана трехполковая рать, состоявшая преимущественно из татар и ратников с Поволжья силой примерно 4–5 тыс. бойцов³⁹⁵. Решение отправить несколько тысяч всадников без пехоты и артиллерии против 40-тысячного неприятельского войска выглядит неразумным, но если предположить, что эта «лехкая» рать должна была проверить достоверность фантастических сведений, что сообщили «языки», то тогда такое решение выглядит вполне логичным. Вряд ли в русской «ставке» были совсем уж в неведении относительно реального положения дел у Радзивилла, но бережного Бог бережет.

Так оно все и получилось. «Лехкая» рать выступила навстречу литовскому войску, высланные вперед сторожи взяли «языка», который показал то же самое, что и предыдущие – 40 тыс. ратных людей с наивысшим гетманом и нарядом стоят в Черном бору, хотят идти на Полоцк, после чего «царевич» Ибак со всей ратью повернул назад, причем составитель разрядной повести добавил, что-де «государевы воеводы с литовскими людми розошлися без бою, дал Бог здорово»³⁹⁶. И поскольку никаких перемен под стенами Полоцка не произошло, очевидно, что «лехкая» рать доставила обнадеживающие «подлинные вести», которые позволили воеводам Ивана Грозного составить точное представление о настоящей силе литовского войска и его намерениях³⁹⁷.

Тем временем, расставив 13 февраля тяжелую артиллерию вокруг Верхнего замка, русские пушкари начали обстреливать его «без опочивания день и нощь». Летописная повесть рисует апокалиптическую картину расстрела замка «болшим» нарядом. «И из наряду во многих местех вкруз города стены пробили, – писал летописец, – и ворота выбили, и обламки з города позбили, и людей из наряду побили, якоже ото многаго пушечего и пищалнаго стреляния земле дрогати и в царевых великого князя в полкех; бе бо ядра у болших пушек по двадцети пуд, а у иных пушек не многим того полегче». Правда, нельзя сказать, что Полоцк был буквально залит дождем ядер, – гигантских пушек «болшого» наряду скорострельность была невелика. Но они брали не количеством выпущенных ядер, но эффектом, производимым попаданием одного такого огромного ядра в цель. «Городная же стена не удръжашеся, но и в другую стену ядра прохожаше», – с удовлетворением отмечал летописец. И далее он писал, что «полочане же со града никоторым пушечным и пищалным боем не промышляли и из города ни какову стравку не выежживали, но токмо крыяшеся в домех своих, в погребах и в ямах от пушечново и пищалново стреляния». Сам же полоцкий воевода со своими близкими укрылся в храме Святой Софии, «нападе бо на них страх и ужас и ничим же противитися могущее»³⁹⁸.

14 февраля, стремясь ускорить ход событий и «дожать» противника, Иван Грозный приказал начать обстрел Верхнего замка «из верхних пушек из вогненых, и попытати город зажигати». Видимо, речь шла об использовании зажигательных снарядов, в том числе и «чиненых», которые описывал казанский хронист X. Шерифи в своем описании осады Казани русскими³⁹⁹.

Залпы «болшого наряда» произвели необходимый эффект на неприятеля. М. Стрыйковский сообщал, что немалая часть гарнизона замка была выведена из строя, пытаясь тушить возникавшие то тут, то там пожары, 40 городней замковой стены выгорело, и в крепостной ограде возникли немалые бреши⁴⁰⁰. Разрушения, хорошо заметные со стороны, не оставляли сомнений в том, что Верхний замок доживает последние дни. Вечером 14 февраля Иван Грозный «воеводам, которые за турами, велел под город в ночи по-слати стрелцов, и городную стену зажечи повеле не в одном месте». Стрельцы успешно выполнили царский приказ. «Записная книга» уточняла, что стрельцы «город возле болших ворот зажгли за пять часов до света февраля 15 день»⁴⁰¹.

Непрерывная бомбардировка, невозможность потушить многочисленные пожары и исправить нанесенные огнем русского наряда разрушения, растущие потери гарнизона, а тут еще и подожженная в нескольких местах стрельцами замковая стена – все произвело на Довойну и его «штаб» гнетущее впечатление. В том, что штурм вот-вот начнется, в этом в Полоцке к утру 15 февраля мало кто сомневался, и что отразить его не получится – тоже. Обещанная же помощь не появилась.

Выбор у Довойны и его людей был небогатый – или погибнуть, или капитулировать, не дожидаясь приступа. И вот незадолго до рассвета (согласно летописной повести, «часа за два до света», т. е. в 5-м часу утра) 15 февраля к Ивану прислали воеводы князья Василий Серебряный и Михайло Репнин сына боярского Шарапа Федцова с вестью, «что з города кличют и владыка и воевода Полотцской Довойна город государю здают, да и знамя городцкое з города здали; а то знамя прислали воеводы ко государю с Ываном с Ко был иным»⁴⁰².

В русском лагере тем временем шли последние приготовления к штурму. Воины «клали» на себя доспехи и занимали отведенные для атаки исходные позиции, ожидая сигнала к началу штурма. Сам Иван, отдав приказ епископу Коломенскому «со всем собором» «во церкви молебная совершити и просити милости у Спаса и у пречистые Богородицы и у великих чюдотворцев», «учал наряжатися и полку своему повеле к стану збиратися»⁴⁰³. Получив весть о готовности полочан сдаться и знак серьезности их намерений – то самое знамя, Иван отправил к воеводам Ивана Черемисинова разузнать, что и как. Воеводам же он приказал, чтобы они передали Довойне и полоцкому владыке Арсению – пускай явятся к воеводам с челобитьем, а уж воеводы передадут его царю. От себя же Иван «под город послали своего полку голов для береженья князя Петра Щепина Оболенского и иных многих голов и дворян. А во все полки послал, чтоб во всех полкех стояли на конех наготове, а своему полку велел стати против города блиско своего» в готовности начать штурм⁴⁰⁴.

В напряженном ожидании прошел еще час, и по прошествии этого времени в царскую «ставку» прискакал Иван Черемисинов с новым известием – полоцкий владыка Арсений со всем собором и с крестами вышел из замка, «а просят у государя милости». Иван отослал Черемисинова обратно с требованием передать Арсению: «Толко не выйдет из города воевода Довойно, и стрелба в город не престанет»⁴⁰⁵. Минул еще час, и с рассветом к царю прискакал от воевод сын боярский Василий Измайлов, доставивший долгожданную весть – «полотцской воевода Довойно и Станислав Станиславович и дворяне королевские и шляхта вышли к бояром и к воеводам, ко князю Василию Семеновичю Серебреному да ко князю Михаилу Петровичю Репнину, из города вышли и со владыкою же вместе просят у государя милости»⁴⁰⁶. Если верить М. Стрыйковскому, то решение Довойны капитулировать было в штыки принято польским ротмистром В. Вершлинским и частью (?) полоцкой шляхты (во главе с Я. Глебовичем?)⁴⁰⁷, и этот час ушел у Довойны и Арсения на то, чтобы уговорить их сложить оружие и не доводить дело до кровопролития. Конфликт внутри полоцкой элиты был улажен, и после этого представительная полоцкая делегация, перебравшись через завалы, явилась к русским позициям, где их уже ждали воеводы. Они объявили Довойне, Арсению и «полотцким лутчим людям», что государь готов их принять в своем большом шатре. В сопровождении Ивана Черемисинова полоцкая делегация отправилась в расположение Государева полка.

Явившись ранним утром 15 февраля («в час дни»), Довойна, Арсений и сопровождавшие их Я. Глебович и другие «лутчие полотцкие люди» били челом царским дворовым воеводам, чтобы те сообщили Ивану о готовности полочан капитулировать. И еще они били челом, чтобы «государь им дал очи свои видети, а людем бы пожаловал, милость показал: которые похотят ему, государю, служити, те бы ему, государю, служили; а которые люди похотят ехати к королю или в ыные земли, и государь бы пожаловал»⁴⁰⁸. Иван потребовал от Довойны прежде, чем дать ему аудиенцию, чтобы тот ответил на вопрос – кто намерен служить ему, а кто хочет отъехать к королю. Довойна попытался было потянуть время, предложив отпустить его обратно в Полоцк, чтобы он на месте расспросил своих людей, кто как намерен поступить. Наивная хитрость полоцкого воеводы не нашла понимания у царя⁴⁰⁹.

Последующие события развивались по московскому сценарию. Арсений и Довойна в сопровождении своей свиты были приняты Иваном Грозным, который восседал в своем шатре в доспехах, окруженный одоспешенными и вооруженными Владимиром Андреевичем, «царем» Симеоном и множеством бояр, воевод и детей боярских. В своей речи, обращенной к полоцкой делегации, Иван объявил им, что он пришел вернуть свою отчину, город Полоцк, и наказать своего «брата» короля за его многие неправды и что он милует Полоцк, казнить никого не будет, но город должен быть очищен и занят русскими войсками⁴¹⁰.

Выбора у Довойны и Арсения не было, и они согласились с требованиями Ивана. Сам полоцкий воевода и архиепископ были разведены и оставлены в царском лагере «за сторожи» порознь, польские ротмистры и их люди были отделены ото всех остальных, равно как и полочане, которых собрали на возвышенности у Полоты против Большого полка. А дальше «повеле царь и великий князь Полочан переписати, дворян королевских и шляхт и всяких служилых людей; а бурмистров и гостей и лавников и земских людей торговых велел переписати по тому ж опроче; а Лядских людей конных и дрябей велел переписати по тому же и держати их опроче»⁴¹¹. Пока шла перепись, к вступлению в город готовились воеводы князь П.И. Горенский, второй дворовый воевода, и третий воевода Большого полка князь В.С. Серебряный (любопытно отметить, что в летописной повести князь Серебряный записан вперед князя Горенского), «а с ними дворяне и дети боярские многие да головы стрелецкие все со всеми стрельцы». Во второй половине дня 15 февраля, «за два часа до вечера», воеводы с ратными людьми вступили в Полоцк, заняли замок и «на королевском дворе стали и город устроили по государеву и великого князя наказу»⁴¹².

Два дня потребовалось для того, чтобы подготовить торжественный въезд Ивана Грозного в его «отчину». 18 февраля 1563 г. царь в сопровождении блестящей свиты, коломенского епископа с собором «с пречюдным образом пречистые Богородицы Донским и с ыными образы чюдотворными и с честными кресты» вошел пешим в город. Пройдя через сожженный Великий посад, он проследовал в полоцкий храм Святой Софии, где отстоял торжественный молебен, после чего отправился на бывший королевский, а теперь царский двор, где принял своего двоюродного брата, «царя» Симеона и «многих бояр и воевод», поздравивших его с победой. Вечером того же дня Иван устроил торжественный прием в своем шатре в осадном лагере, на котором присутствовал весь цвет русского командного корпуса и куда были приглашены Довойна, архиепископ Арсений, и Ян Глебович, и многие полоцкие королевские дворяне. Полоцкая эпопея закончилась⁴¹³.

Глава IV
После взятия Полоцка: война как процесс

Со взятием Полоцка в феврале 1563 г. была перевернута самая яркая и значимая страница истории Полоцкой войны 1562–1570 гг. Главная ее цель была достигнута⁴¹⁴, и теперь стояла задача надежно закрепить завоеванное. Для всего этого требовалось время, и немалое, и сделать это можно было двумя путями – с одной стороны, как можно скорее привести новообретенную «отчину» в порядок и начать ее политическое и хозяйственное освоение, а с другой стороны – обезопасить ее от неприятельского реванша. Эти две задачи и предстояло решить в первые недели и месяцы после взятия Полоцка новым его властям. А война между тем отнюдь не была закончена – она просто перешла в новую стадию. На этом ее этапе боевые действия в формате (преимущественно) «малой» войны отнюдь не мешали дипломатическим контактам и попыткам разрешить затянувшийся и изнурительный для обеих сторон конфликт посредством переговоров. «Война как процесс» – такое название дал историк Дж. Линн подобной войне⁴¹⁵.