Текст книги "Разбитое сердце королевы Марго"

Той ночью ей вновь приснился кошмар.

Гроза. Молнии. И черные тени, обступившие Маргариту. Они тянули к ней руки и звали по имени, но в голосах их слышались насмешка и изрядное презрение к ней, которая полагает, будто королевская кровь защитит ее от геенны огненной.

Во сне был отец с окровавленным лицом, с пустою глазницей, из которой торчал обломок копья. Он хотел обнять Маргариту, но от отца пахло землею и тленом, и запах этот страшил…

Маргарита проснулась, когда его руки, стремительно теряя плоть, которая словно стекала с них, коснулись ее, не то обнимая, не то хватая, чтобы уволочь в расщелину.

Она села в остывшей постели.

Под тяжелым балдахином было холодно. Свернувшись калачиком, спала у ног служанка, похрапывая во сне. У Маргариты появилось преогромнейшее желание пнуть девицу, чтобы свалилась она на пол, но вместо этого Маргарита встала сама.

Каменный пол оказался ледяным, но домашние туфельки были тут же и просторная домашняя накидка. Маргарита не знала, зачем она одевается и почему так не желает, чтобы служанка помогла ей. Пожалуй, она все еще пребывала в болезненном своем полусне.

Маргарита вышла из комнаты.

Стражника, которому полагалось охранять ее покой, не было.

Лувр наблюдал за нею.

Он и подсказал, куда идти, потянул в черноту коридора.

Коридоров в Лувре было множество, как и ниш, потаенных комнат и тишайших местечек, где люди могли бы уединиться от любопытных глаз.

Маргарита не была любопытна.

Она просто шла, ступая осторожно, будто крадучись. И сперва она услышала сдавленное дыхание, судорожное, словно кто-то бежал, очень быстро бежал, оставаясь меж тем на месте. А затем иной звук – влажный, всхлипывающий.

Вздохи.

И тоненькие взвизгивания.

Тьма отступила.

Первым Маргарита увидела мужчину, который стоял с опущенными штанами. Увидела его плоский, какой-то невероятной белизны зад и тощие ноги. И удивилась, потому как до этого дня ей не случалось видеть обнаженных мужских ног.

Увидела спину, в которую вцепились тонкие женские пальцы, а после – и саму женщину, прижатую к стене, даже вдавленную в эту стену. Она была, несомненно, жива, эта женщина. И цеплялась за своего мучителя, и запрокидывала голову на тонкой белой шее, охала, вздыхала…

Маргарита наблюдала за этими двумя с каким-то, самой ей непонятным интересом. Подмечая все новые и новые детали.

Покрасневшие щеки.

Размазанную пудру. Мушку над губой. Томные глаза…

Первой Маргариту заметила именно женщина, но ничего не сделала, не закричала, лишь улыбнулась и провела розовым языком по пухлым своим губам. А после глаза ее закрылись, и женщина слабо вскрикнула, повисла на мужчине.

Он обернулся.

Стражник? Стражник. Маргарита знает его имя… конечно, знает, просто забыла… он вот испугался и побледнел, и спешно схватился за штаны…

– Не надо. – Женщина оттолкнула его, будто разом потеряв всякий интерес. – Девочка не причинит нам вреда.

Маргарита кивнула: не причинит. Она никогда никому вреда не причиняла.

– Ваше высочество… – Стражник, поддерживая штаны, пятился. – Вы…

– Никому ничего не скажет. – Женщина провела рукой по волосам, забранным в высокую прическу. – Верно, дорогая?

Маргарита кивнула.

Не скажет. Незачем кому-то знать, что ночью она покидала свои покои.

– Идем? – Женщина протянула ручку, узкую и белую, с родинкой на запястье. – Я провожу тебя. Детям не стоит гулять по ночам в одиночестве.

Маргарита осторожно коснулась холодной кожи.

– Что вы делали? – спросила она, потому как от женщины странно пахло, и запах этот будоражил Маргариту.

– Занимались любовью.

Голос у незнакомки оказался очень красивым, низким, переливчатым, он завораживал Маргариту.

– Он… он тебя любит? – Маргарита впервые задумалась, что любовь может быть иного, не родственного свойства.

– Ах, милая. – Пальцы женщины коснулись щеки. – Любой мужчина любит женщину, с которой занимается любовью…

Она рассмеялась тихим смехом, и Маргарита не устояла, ответила улыбкой.

– Но только тогда, когда занимается… стоит ему выбраться из постели… ну или не из постели, – женщина подмигнула, – он тотчас забывает о своих недавних клятвах… не стоит верить мужчинам, дорогая. Они слабы, суетливы…

– А женщины?

– Ничуть не лучше.

Маргарита не хотела возвращаться к себе, поскольку пришлось бы расстаться с новой знакомой, чье имя она стеснялась спросить. А с нею так давно никто не разговаривал, тем паче что женщина говорила безо всякой снисходительности, напротив, как с равной себе.

– И что же делать тогда? Кому верить?

– Себе, дорогая. И только себе. – Пальцы скользнули по щеке. – Ты очень красива. А будешь еще краше. В этом твоя сила… мужчины летят на красоту, как мухи на мед. Пользуйся этим…

– Меня будут любить?

Маргарита замерла, страшась услышать ответ, потому что без любви она не сможет жить дальше, ни дня, ни даже минуты. И если ее подруга, а Маргарите хотелось бы назвать незнакомку подругой, ответит отрицательно, то она, Маргарита, умрет нынешней же ночью.

Именно так.

Но женщина вновь рассмеялась:

– Конечно, дорогая! Тебя будут любить, и многие! Они будут добиваться ответной любви и рисковать собой ради нее… но будь осторожна. Любовь – опасная игра.

Она проводила Маргариту к самым дверям.

– Никому не рассказывай, что ты видела, ладно? Это будет нашей с тобой тайной… маленькой тайной… хорошо?

Маргарита кивнула: у нее никогда еще не было собственной тайны.

Теперь она казалась самой себе неимоверно взрослой.

– Умница. – Женщина погладила Маргариту. – Иди… и будь счастлива.

Как ни странно, Маргарита уснула, стоило лишь забраться в постель. Она свернулась калачиком, закрыла глаза… и в собственном ее сне она уже не смотрела, она горела в мужских руках, прижатая к стене, раздираемая странным чувством.

Наверное, любовью.

Саломея вернулась домой поздно. Не то чтобы на это имелись какие-то причины, скорее уж беседа с Далматовым растревожила душу.

И ведь злиться на этого паразита не получалось…

– Свиданка затянулась? – Варвара сидела на полу, скрестив ноги.

Полосатые носки с помпонами.

Короткие шортики, маечка, тоже короткая, в синюю полоску. Два хвостика… она похожа на ребенка, и поневоле хочется думать, что Далматов ошибся.

– Затянулась. – Саломея уронила тяжелую сумку на стул. – Варвара… а скажи… ты была замужем?

– Трижды, – спокойно ответила она. – Я ведь говорила.

– И тебе было мало?

– Так я семью хочу. – Варвара дернула плечиком. – А не получилось… они умерли. Ты это хотела услышать?

– Да.

– Следила за мной?

– Нет.

– То есть копала… так ведь говорят, верно? Не подумай, что я обиделась… немного обиделась. – Она оттопырила нижнюю губку, и детское личико ее сделалось еще более детским. – Но я понимаю, что так надо… я бы и сама, если бы вдруг кто из родственничков неожиданно заявился, проверила бы его… а то мало ли… времена такие.

Времена.

Такие.

И девочка, которая сидела на полу, среди журналов и флакончиков лака, с пилочкой в руке, разве могла она хладнокровно убивать?

Наверное, могла.

– Ты спрашивай, я расскажу… или не спрашивай, но все равно расскажу.

Варвара спрятала пилочку в косметичку. Убрала лаки и эмали. Хлопнула ладонями по голым бедрам.

– Ты только сядь, ладно? А то когда ты так стоишь, мне неуютно… а мои мужья… первым был Андрюша. Мне тогда шестнадцать исполнилось… знаешь, ты только не смейся, но я действительно мечтала выйти замуж. Наверное, это глупость глупая, ведь мечтать надо о вещах серьезных или на худой конец выгодных, а я вот о свадьбе… платье белое, пышное… фата каскадом… букет из красных роз… машины… ленты… голуби… чтобы все говорили, какая невеста красавица…

Она вздохнула:

– Идиотство, правда? Мама говорила, что мечтать надо о хорошем будущем. О том, чтобы доучиться… поступить, закончить универ с красным дипломом. Работу найти стабильную, с большой зарплатой. А по мне это все… не хочу работать.

У Варвары синие глаза, яркие.

– Я кажусь тебе странной?

– Да нет, – ответила Саломея. – У каждого свои мечты… я вот тоже не хочу работать.

– Ты и не работаешь. – Варвара произнесла это просто, но вдруг резанула мысль, что Саломея вовсе не говорила о том, что она не работает.

Откуда тогда Варвара узнала?

Или и вправду собирала информацию…

– Ты же экстрасенс. – Варвара поднялась. – А это не работа… ну не такая, которая нормальная, чтобы в офисе с восьми до шести и час перерыва на обед. Ненавижу офисы… и да, я про тебя узнавала… и в городе этом давно… приехала месяц назад, но все как-то… вот приду к тебе и что скажу? Здравствуй, меня зовут Варвара… Пусти пожить… нет, так оно и получилось… давай на диван переберемся.

Саломея села.

– Классный… – Варвара погладила кожаную обивку. – Всегда такой хотела… знаешь, я представляла, как мы будем жить после свадьбы. Он и я… вдвоем… своя квартира… сделаем ремонт… я журналы собирала… свадебные и про ремонт. Представляла, каким будет наш общий дом… жизнь… мы никогда не будем ссориться и вообще…

Она вздохнула:

– Андрея я в школе встретила… я в десятом классе, а он физику вел. Только-только после университета. И весь такой… остальные учителя скучными были. Уставшими. Им, говоря по правде, давно на все было наплевать. На нас. На уроки… а вот Андрей… я влюбилась с первого взгляда.

– И решила выйти замуж.

Варвара кивнула.

Она забралась на диван с ногами, а руки скрестила на груди, не то обнимая себя, не то защищаясь от Саломеи.

– В том, чтобы хотеть выйти замуж, нет ничего плохого, – повторила она. – И я… я ведь не знала, что так получится… Андрей был особенным.

Всегда серьезный.

Всегда в костюме и с портфелем, не тем обтрепанным убожеством, которому давным-давно пора на помойку, что носил с собой учитель русского языка, а с кожаным, солидным. И девчонки на переменах гадали, из крокодиловой кожи портфель или из страусовой. Тогда это казалось верхом совершенства… пожалуй, Варвара была единственной, кто смотрел не только на этот треклятый портфель или лаковые ботинки, но и в лицо. А лицо было красивым.

Одухотворенным.

Светлые волосы, серые глаза… решительный подбородок с очаровательною ямочкой. Темные брови, которые грозно сходились над переносицей, когда он обращался к классному журналу. А голос… от этого голоса Варвара млела и терялась.

Получала тройки.

Нет, она и по остальным-то предметам не особо выделялась, поскольку, говоря по правде, была совершенно равнодушна, что к наукам гуманитарным, что к естественным. Но на физике ей хотелось выделиться… не получалось.

И когда Андрюша – так она называла учителя про себя – вздыхал, слушая, как Варвара отвечает, запинаясь, заикаясь на каждом слове, ей становилось невыносимо грустно. Тогда начинало казаться, что любви ее суждено быть безответной…

Страдала Варвара год.

До выпускного. А там, что стало причиной, избыток ли алкоголя, ощущение вседозволенности или горесть скорой разлуки, ведь теперь Варвара лишится и той единственной возможности увидеть любимого, которую имеет… как бы то ни было, но она призналась…

Наверное, Андрей был тоже пьян…

Рассвет они встретили вместе. И следующий день провели вдвоем… и как-то вдруг оказалось, что они и вправду созданы друг для друга.

– Мы, что называется, дышали в унисон. – Варвара гладила диван, как кошку. – Одинаковые взгляды, одинаковые вкусы. Мы оба любили ванильное мороженое, но не любили шоколадное, пили холодный чай. А в кофе добавляли лимон… мы читали одни книги… да многое! Просто чем больше мы общались, тем яснее становилось, что все это – не просто так.

Саломея слушала.

И пыталась понять, говорят ли ей правду.

Говорят… но вот говорят ли ей только правду?

– У него была девушка. С нею Андрей расстался… она не хотела его отпускать. Врала, будто беременна… а когда он справку попросил, то в больницу легла. Якобы потеряла ребенка и… и потом еще к ведьме обращалась… это я уже после узнала, когда… думаешь, мне нравится, что мои мужья гибнут? Но в общем, тогда это все… ее звонки… она под дверью караулила… плакала… за руки хватала… говорила, что я должна уйти, что это все приворот… я в такое тогда не верила.

Варвара вновь вздохнула и дернула себя за рыжий хвост.

– Мне даже жаль ее было… но жалость – еще не повод, чтобы от собственного счастья отказаться, правда?

– Наверное.

– Я так подумала, а потом она меня выследила и попыталась кислотой облить. Пришлось писать заявление… я его забрала, когда… мы с отцом Насти говорили. Он пообещал, что увезет дочь, что она больше не будет мне надоедать… и я забрала. Он ее действительно увез, но лучше бы ее посадили. Глядишь, и Андрей жив остался бы. Он очень переживал.

– За кого?

– За меня. – Варвара кривовато усмехнулась. – И за нее тоже. Считал себя виноватым, он ведь действительно думал, будто любит ее. И любил. Пока меня не встретил. Жениться обещал. И получилось, что он повел себя как сволочь. Но ведь он не виноват! Ну поженились бы они, и что? Как скоро он бы осознал, что ему она чужая?

– Не горячись.

– Не могу. Все это… – Варвара потерла грудь. – Уже давно было, но болит до сих пор… и вспоминать не хочется. Но если ты спрашиваешь…

Саломея кивнула: спрашивает.

Ей нужно знать другую точку зрения, ведь все может оказаться вовсе не так, как Далматов решил. Правда, переубедить Илью будет непросто.

– Еще мать его была против. Ей Настя нравилась… конечно, кто я такая? Вчерашняя школьница… и в училище поступила… я, к слову, мастер по маникюру. Если захочешь ногти сделать…

– Спасибо.

– Да тебе спасибо, что сразу не прогнала и слушаешь. Я ведь понимаю, как это все выглядит. Из города уехала, потому что шептались за спиной… родители и те слушать не захотели. Мама еще ладно, а отец… он сильно верующим стал. И все твердил, что мне грехи замолить надобно, прямая дорога в монастырь. А какой монастырь? Я еще жить хочу!

Эта обида не была наигранной.

И возмущение.

И печаль.

– Но тогда… он тоже злился, говорил, что нехорошо мужчину из семьи уводить… что если Андрей обещал, то должен жениться, я же другого себе найду. Представляешь? Мы тогда разругались насмерть. А с другой стороны, его мамаша на меня шипит. Ни одного слова нормально не скажет, все сквозь зубы… кто я против Настеньки, которая и красавица, и умница, и в аспирантуру поступает… тьфу.

Лицо Варвары исказила гримаса.

– Ты бы знала, сколько всего нам пришлось выслушать. Но мы не отступили… свадьба была именно такой, как я себе представляла… правда, кредит взяли, тогда думали, что скоро отдадим… я ведь подрабатывала. Андрей тоже… репетиторствовал, из школы его погнали, да… конечно, можно было бы просто расписаться, но ведь как тогда мечта? Он знал, насколько для меня важна эта свадьба, и говорил, что справимся. У его матери деньги были, но дать нам она наотрез отказалась. Про моих тоже молчу… в общем, кое-что нам подарили, но немного. Гостей почти не было…

Снова вздох.

Уголки рта подрагивают, будто Варвара не способна решить, расплакаться ей или все-таки изобразить улыбку.

– Мы бы рассчитались, мы не бедствовали, нет… у Андрея была квартира. К счастью, его матушка не настолько на меня разозлилась, чтобы и его оставить без жилья… работали… я не сразу заметила, что он изменился. Стал раздражительным. И подозрительным. Звонил постоянно. Спрашивал, где я и с кем, а я клиенток понабрала, чтобы поскорей с долгами рассчитаться. Порой приходила домой затемно… а там он и кричит… у меня, мол, любовник и…

Варвара всхлипнула.

– Извини. Это все неприятно вспоминать… потом он начинал каяться. Говорил, что любит меня безумно, что жить без меня не может, и если я уйду, то он покончит с собой. А я… я успокаивала. Я думала, что это все временное, что у него стресс. Из-за Насти… она на свадьбу разбитое зеркало прислала в подарок. Из-за матушки его, и просто все сразу навалилось. Все ждала, когда пройдет… не проходило. И мы как-то поссорились, я опять вернулась поздно, а он не поверил, что у клиентки была. Пощечину залепил… я и убежала к родителям… сказала, что все, надоело терпеть… ухожу…

Она мазнула ладонями по сухим глазам.

– Он ведь решил, что я и вправду уйду…

Всхлипнула.

– Они все говорили, что я виновата… я ничего не сделала! Понимаешь, ничего! А все равно… и в этом, наверное, была виновата… мне надо было обратить внимание… заставить его к врачу сходить… или самой сводить… чтобы прописал лекарства, чтобы… или не уходить тогда. А я… я разозлилась… я ведь ради нас с ним, а не просто так гуляю… и работаю… да, я и не учитель, у меня высшего образования нет, но все равно… он бы сам попробовал, что это такое, целый день чужие ногти пилить…

– Успокойся.

Саломея коснулась холодного плечика Варвары.

– Да… извини. Не люблю вспоминать. Стараюсь не вспоминать. Я пошла к родителям. Сама не знаю почему… мы ведь в ссоре были. Они и на свадьбу-то не явились, а тут вдруг подумалось, что, может, хоть с ними удастся… с мамой… отец упертый, в деда, хотя по крови они и неродные. Но не важно. Тортик купила, чтобы не с пустыми руками. Встретили, да не особо обрадовались, это точно. Прогонять не стали, уже хорошо. Сидели. Чай пили. Я рассказывала, как мы хорошо живем, как все… я теперь вот думаю, что мама поняла, что у меня не все ладно, но промолчала. Она на самом деле добрая очень. Всегда меня жалела. Отец… по нему никогда не поймешь, что он думал… но слушал, кивал… а тут звонят, что Андрей…

Варвара сунула кулачок в рот, закусила. И глаза ее, остававшиеся сухими, все же подозрительно блестели.

– Я… я решила, что это шутка… что Андрей попросил кого-то из своих знакомых… нет, он никогда раньше так не шутил, а тут… я не хотела верить, что он и вправду… а оказалось… оказалось, что… он умер.

Ей с трудом, но удалось произнести это слово. Варвара почти выплюнула его.

– Я долго не могла поверить… все стало таким… вот живу, а зачем… для чего… мама помогала. Без нее я, наверное, совсем потерялась бы… а отец… отец сказал, что мне в монастырь надо, что я проклята… что мама из-за меня умерла… но я ведь не виновата! Я ведь младенцем была и…

Варвара захлебнулась словами.

Она не убивала. Саломея не готова поверить, что вот эта девушка, которая все еще переживала давнюю трагедию, оказалась способна на убийство.

– Очнулась я уже после похорон. Мужа нет, ничего нет, все из квартиры вынесли… матушка его… через друзей… и меня бы выселили… я бы ушла, но тут из банка… и начинают говорить, что на мне кредит, что я платеж просрочила и проценты растут. Пеня. Они говорят и говорят, а я ничего не понимаю! Я тогда в шоке была. И бумаги подсовывают, мол, если подпишу, то долгов за мной не будет, но наоборот, они мне еще и приплатят. Я подписала. Оказалось, что квартиру им отдала… теперь понимаю, что там меня просто пугали и вообще все незаконно было, но… я не в состоянии тогда была думать.

Судорожный выдох. И Варвара сжимается в комок.

– Очнулась я в чужой квартире… съемной… и поняла, что натворила. Не скажу, что сильно жалела, все-таки та квартира принадлежала не мне, но… неудобно… и хотела позвонить его матери, объясниться, но представила, как она меня встретит, что скажет…

Она тряхнула головой.

– В общем, передумала. Решила жить с чистого листа, благо деньги имелись. А потом и с Яковом познакомилась. Тогда… понимаешь, я ведь действительно Андрея любила и люблю еще, наверное, но… деньги таяли, а я начала думать, что со мной дальше будет. Жить? С родителями? Этого я уже не могла, потому как отец ведь не слезет со своими грехами… то есть не со своими, с моими.

– Я поняла.

– Вот… а самой… да, комнату снимаю, но на это денег уходит… салон открыть? На это уже не хватит, а с банком я больше связываться не хотела. Оставалось бегать по клиенткам… и так до самой смерти. Не жизнь, а… – Она махнула рукой. – И тут Яков… весь такой…

Лощеный. Об этом Варвара подумала, впервые увидев нового клиента. Он был огромен, важен и толстогуб. Круглое лицо его лоснилось, глаза маслянисто поблескивали, а три подбородка обладали просто-таки удивительной подвижностью.

Яков кланялся и говорил:

– Вот и моя розочка… вы сегодня печальны. – Он протягивал руки, по-женски маленькие, аккуратные. За руками он следил. И за усиками, которые самолично ровнял маникюрными ножницами, обильно смазывал воском. – Что-то случилось, милая?

Яков шутил. И рассказывал якобы правдивые истории из собственной и чужой жизни, истории порой совершенно похабные, но при том смешные. И Варвара поневоле улыбалась.

Однажды Яков принес цветы.

И пирожные.

И пригласил на свидание, а Варвара согласилась. Нет, она любила Андрюшу и каждые выходные навещала, садилась у могилки и рассказывала о том, как живет. От этих встреч становилось донельзя тоскливо, так, что хоть самой в петлю лезь.

На свидание Яков явился в белом костюме и соломенной шляпе.

– Дорогая, – сказал он, предложив Варваре руку. – Не хотелось бы быть понятым превратно, но у меня к вам имеется предложение делового свойства.

– Какое? – Варвара не собиралась принимать никаких предложений. Но ведь интересно же!

– Выходите за меня замуж.

– Что?

Признаться, Варвара опешила. Яков же, подкрутив темный ус, продолжил:

– Я еще на похоронах тебя заприметил… – Он легко перешел на «ты» и по-хозяйски Варвару приобнял, словно тем самым давая понять, что отказа не примет. – Такая очаровательная девочка и в печали. Я, знаешь ли, не люблю, когда женщина печалится. Все же вы созданы для иного…

– Для чего? – мрачно поинтересовалась Варвара.

– Для радости! Женщина должна цвести…

– И пахнуть…

– Именно, – хохотнул Яков. – Желательно французским парфюмом. Вот у тебя, Варюшенька, есть французский парфюм?

– Нет.

– Будет. Все у тебя будет. Я человек небедный, и жену не обижу. Сама посуди, какая у тебя жизнь? А никакой. Бегаешь от клиента к клиенту, бьешься, что рыба об лед… ногти подпиливая, много не заработаешь. Те же копейки, что у тебя есть, уйдут, что вода в песок. Ты девочка молодая, тебе красивой жизни хочется. Оно и правильно, молодость на то и нужна. Но молодость и красота, Варенька, это ненадолго, скоро уйдут. И с чем ты останешься?

Варвара закусила губу.

Было бы неправильным сказать, что об этом она не думала.

– Андрейка – мальчик славный… был… и любовь у вас, оно понятно. На любовь я не претендую.

– А на что претендуете?

– Правильная постановка вопроса. – Яков вновь хохотнул. – На жену претендую. Такую, которая будет сидеть дома, следить за порядком в этом самом доме, мужа встречать с улыбочкой. Подаркам радоваться… капризничать иногда, потому как баба без каприза – что каша без соли.

– Не боитесь, что совсем раскапризничаюсь?

– Мне кажется, ты из тех, которые меру знают.

Яков был стар.

Не настолько, чтобы вовсе уж стариком глубоким, который вот-вот в могилу сойдет, но и старше Варвары лет на тридцать… тридцать лет – это же почти вечность!

– В свою очередь, деточка, ты переедешь ко мне. Я тут квартирку недавно купил. Обустроишь по уму, как оно тебе захочется, приоденешься. Машинку куплю.

– У меня прав нет.

– И права куплю. Невелика беда. – Он хохотнул, и все три подбородка мелко задрожали. – Шучу. Выучишься. А машинка нужна, для статусу, отдохнуть съездишь. Небось дальше Крыма в жизни не бывала?

Правду сказал, да и на Крымском побережье Варвара была лишь однажды, в детстве, и воспоминания о той поездке изрядно поблекли.

– Я понимаю, дорогая, что тебе надобно подумать, только долго не затягивай. Мордастеньких девочек куда больше, чем мужиков, которые готовы этим девочкам нормальную жизнь предложить.

– И ты согласилась.

– Согласилась. – Варвара терла щеки, которые полыхали ярким румянцем. – Осуждаешь?

Саломея пожала плечами: не в ее привычке было кого-либо осуждать.

– Он мне был… не противен, нет. Хороший мужик… и я подумала, что, может, у нас чего и получится. В конце концов, многие ведь живут без любви. И я буду. Привыкну. Стерплюсь. Ребеночка рожу. Главное, что больше никаких проблем. Мне так казалось, что если деньги будут, то все проблемы исчезнут…

Снова вздох.

И пауза.

Варвара почти успокоилась. Сидит, рыжий локон на палец накручивает.

– Нет, ты не подумай, Яков был хорошим. Когда трезвый. И подарки дарил… то цветы… то колечко… или браслетик… и не из дешевых, он вообще дешевого на дух не переносил. Из тех, которые думают, что чем дороже, тем оно лучше… правда, он выпивал. А как выпьет, так…

Варвара задрала маечку.

– Видишь?

Тонкий белый шрам.

– Это он меня ножом полоснул. Решил, что я ему изменила… потом каялся, плакал, что никогда больше… а выпивал и снова с катушек. Я ему как-то сказала, что если не успокоится, то уйду, так он меня едва не задушил. Сказал, что он меня не для того купил, чтобы я характер свой показывала. Вздумаю дернуться, и закопает. Знаешь, я ему сразу поверила. И… и научилась прятаться. Уходить из дому… или уже в доме… или просто поить дальше. В коньяк чуть снотворного и Яшка готов. Знаю, что так делать нельзя, но своя шкура дороже. Проспится. Раскается. На коленях ползает, деньги сует, чтобы погуляла, купила чего от расстроенных нервов. Он полагал, что нервы так и лечатся.

– А ты?

– А я лечила. Протрезвевший Яшка деньгам счета не знал, сколько хотела, столько тратила. Только я не тратила. Вкладывалась. Я ведь понимала, что рано или поздно, но он меня прибьет. Помощи ждать неоткуда. Отец, если расскажу, опять заговорит про Бога и смирение, про грехи мои. Мама только плакать будет. Полиция? Там с Яшкой связываться не станут. Да и закопает он меня раньше, чем дело до суда дойдет. Что оставалось? Бежать. А для этого нужны деньги. Вот я и сливала понемногу… и в украшения переводила опять же. Надо же было Яшке предъявить… так и жили. Пил он все больше. Стало совсем невмоготу… я и на отдых этот сорвалась, чтобы не возвращаться. Он меня приложил хорошо, так, что с трудом ходила потом… вот у Яшки и взыграла совесть. Поэтому, когда про отдых заговорила, не стал возражать… я бы с того отдыха и не вернулась, уже продумала все… и поехала. Он ведь оплатил путевку, а мне и вправду отдохнуть хотелось. На третий день позвонили, сказали, что этот придурок себе мозги вышиб. В тот вечер я напилась от радости.

Варвара запустила руки в волосы.

– Вернулась… опознание и все такое… знаешь, теперь я была… другой, что ли? Андрюшиных похорон почти и не помню, а здесь… распрекрасно. Еще думала, что теперь все мои проблемы решены. Богатая вдова… только ничего не получилось. Сын у него был от первого брака. Взрослый. И завещание, по которому все Яшкино имущество сыну этому переходило. Вот и осталась я ни с чем. Нет, те деньги, которые откладывала, были… и цацки забирать не стали великодушно. И тачку оставили. Но с квартиры попросили съехать.

Стянув резинку, она повертела ее в пальцах, отбросила.

– Денег на жизнь хватало, только я вдруг поняла, что привыкла, когда их не много, но достаточно. Яшка не был жадным…

– И поэтому ты решила найти себе нового мужа.

Варвара кивнула.

– Понимаешь… я, наверное, совершенно испорченная, но… подумалось, что ведь другие-то так и живут… найдут состоятельного, немолодого… я не собиралась никого убивать. И не убивала. И… и это тоже своего рода сделка. Олега я встретила в спортзале. Яшка приучил, говорил, что внешность – тоже капитал, а за капиталом следить надобно. Вот я и следила, как умела. Он тоже. Не скажу, что это была любовь с первого взгляда… так, раз перекинулись словом, другой, потом в кафе посидели. В городе встретились. Он был очень внимательным и слушать умел, как никто другой. Я рассказывала… про Андрея, про Яшку с его белой горячкой, а он – про жену. Мне должно было быть совестно, что семью разбила и все такое… отец меня вот проклял, как будто я виновата. Нормальную семью не так просто разбить.

Варвара тянула прядь за прядью, расправляя, а затем отпуская, и волосы спешили свиться тугими пружинками.

– Он ее не любил… он мне сразу так сказал. И что раньше – да, была любовь, а потом исчезла. Они вместе работали. Жили. Было удобно, но удобства – это слишком мало, чтобы и дальше. Он сказал, что любит меня. А я ответила, что он ошибается. И ушла. Мне не настолько еще хотелось замуж, чтобы в семью лезть. Я и спортзал оставила… номер сменила. А он все равно меня нашел. У нас не такой большой город, чтобы и вправду можно было спрятаться. Появился на пороге с цветами и кольцом. Сказал, что ушел от жены. Подал на развод, сказал, что даже если я не соглашусь, то он к ней не вернется. Чужая женщина. Он ее уважает безмерно, но… все равно ведь чужая. Слишком деловая… она и детей не хотела. И наверное, если бы вдруг захотела, то не смогла бы. Старая уже.

– А ты молодая.

– Молодая. Он сказал, что прекрасно понимает, что я его не люблю. Но он постарается, чтобы полюбила… и действительно очень старался. Цветы, подарки… не ювелирка, нет, но такие маленькие… сюрпризы, да… – Варвара прикрыла глаза. – Однажды подарил букет воздушных шаров… прислал коробку шоколадных сердечек… живого кролика, правда, пришлось отдать, потому что у меня аллергия на шерсть… Развод он получил, хотя жена была против. Она… она меня ненавидела. Я хотела встретиться, просто поговорить. Сказать, что не разбивала их семью, что этой семьи не было, и если ей Олег дорог, то надо его отпустить. Тогда он не уйдет… остаться другом. Он в это и вправду верил. И старался. Думал, что Ольга поймет… и я решила, что поймет. А она с первого слова сказала, что я – тварь и она меня ненавидит… и проклинает… хотя я уже проклята. В общем, не получилось разговора… потом она еще звонила, угрожала… в суд подала на раздел имущества. И судья – Андрюшина мамаша, которая меня и так ненавидела, а тут, сама понимаешь, третий брак… состоятельный мужчина… что еще думать, как не то, что я нашла очередную жертву…

Варвара резиночки надела на запястье, а встрепанные волосы пригладила.

– Наверное, со стороны это все выглядит, мягко говоря, подозрительным. Третий брак… и я Олега предупреждала, что о нас станут говорить, он только отмахивался. Единственное, о чем переживал – дело свое, он ведь в этот Центр годы жизни вложил. Труда… и ладно, что половину отдали Ольге, так ведь она совсем его выжила. Было просто невозможно и дальше с нею работать. Каждый день скандалы. Истерики. Она то обвиняла его, то в слезы ударялась, то вообще грозилась с жизнью покончить. Пить начала втихую… Олег никак не мог ее оставить, а у него, между прочим, сердце слабое. Весь извелся.

В отличие от Варвары, Саломее было нисколько не жаль неизвестного Олега с его слабым сердцем. Сам выбрал себе путь.

– И мы решили, что проще будет долю продать… покупатель нашелся быстро. Цену предложил неплохую. Олег рассчитывал на эти деньги другой Центр открыть. Он ведь хорошим хозяйственником был. И связи многие сохранились, и специалистов переманил бы, не всех, конечно, но многие бы пошли к нему. В общем, не собирался Олег умирать… и на отдых мы должны были полететь вместе. Я настаивала. Он за эти полтора года сильно сдал… сначала развод, потом суд, скандалы постоянные. И Центр, как бы Олег ни говорил, что ничего страшного, но я-то видела… для него этот Центр многое значил, и в его возрасте начинать все с нуля непросто.