Текст книги "За девятое небо"

– Надо уходить, – прошептала Мирослава и опустила наконец руки.

Светозар кивнул.

– Чтобы уйти, ты должна вспомнить, что отдала Топи, – сказал сварогин и отпустил плечи волхвы.

Чёрный Дрозд кружил над молодыми людьми.

Мирослава, хмуро смотря на Светозара, дотронулась руками до головы, тоненькими пальчиками пробежалась по спутанным золотым волосам. Чего-то не хватало… Что-то с волосами было не так, но она никак не могла понять, что именно.

– У тебя нет венчика послушницы. – Светозар внимательно следил за бегающими руками Мирославы.

– Точно! – ахнула волхва и прикрыла руками рот. – Я отдала Топи то, что дороже всего, – свой обет послушницы!

– Отдав Топи свой обет, ты стала служить ей, – покачал головой Светозар. – И как же ты решилась на подобное?

– Разве это слишком великая плата для спасения всего Света? – нахмурилась Мирослава.

– Но ты отдала свой обет Топи, а не Свету, и теперь находишься у неё в услужении. Как же ты Свет спасёшь?

Мирослава посмотрела на искрящийся родник, на бортике которого всё ещё стояли скляночки с водой. Сколько месяцев они уже так стоят…

– Череп… – прошептала Мирослава, глядя на журчащую воду.

– Что? – переспросил Светозар.

– Огонь в черепе человеческом выведет нас из лесу. – Мирослава вновь посмотрела в янтарные глаза Светозара, в которых отражался золотой огонь плывущих под потолком свечей. – Макошь мне так говорила, что огонь в черепе человеческом выведет из лесу.

– Хорошо, – кивнул Светозар, понимая, что та околесица, которую говорила сошедшая с ума от одиночества Яга, может помочь выбраться из плена. – И где тот череп с огнём?

– И правда – где? – Мирослава оглянулась: резные колонны, багряные стены, закрытые бархатом окна, подле ступеней родника – скатерть-самобранка, уставленная яствами, рядом с ней лежал тояг Светозара; под потолком плыли свечи. Черепа с огнём в тереме не было.

– Макошь не говорила, где этот череп? – спросил Светозар, так и не дождавшись ответа.

– Нет, – покачала головой Мирослава. – Но, вроде, говорила Топь, – прошептала ворожея. Воспоминания походили на туман, тающий в свете дня. – Кажется, на частоколе черепа висят. На границе Яви и Неяви. – Мирослава подняла взор на Светозара. – Я не представляю, где это…

Светозар оглянулся, остановив взгляд на закрытых окнах.

– Ты когда-нибудь открывала занавеси? – спросил сварогин Мирославу.

– Нет, – ответила волхва. – А зачем?

– Солнце, например, с утра в дом пустить, – ответил сварогин.

– Здесь солнца нет, – растерянно ответила Мирослава.

– Откуда ты знаешь, если никогда не открывала окна? – удивился Светозар, но Мирослава лишь пожала плечами. – Можно я открою? – спросил. Волхва кивнула.

Сын Леса подошёл к окну и отодвинул тяжёлую ткань. Оконный проём без стекла закрывали резные ставни – Светозар толкнул их, и ставни отворились.

По лёгким шажкам юноша услышал, что Мирослава подошла к нему.

– Что там? – тихонько спросила и заглянула через плечо.

За окном не было ни Чёрного Озера, ни снега, ни леса – за забором из человеческих костей, что можно было разглядеть в свете, лившемся из окна терема, простиралась чернильная мгла. На особо высоких костях висели черепа, и их глаза тускло светились багрянцем. Душный воздух не двигался – замер в звенящей тишине.

– Видишь, там ничего нет, – произнесла Мирослава и отошла. – Только черепа на заборе. Ох! – спохватилась волхва. – Те самые черепа!

Светозар же не мог отвести взора от знакомой непроглядной тьмы… Сын Леса уже бывал в таком липком мраке, когда сошёл с заворожённой тропы, следуя за Марьей. Тёмное, беспросветное Девятое небо – крайнее из окружающих мир небес, самое тёмное небо Света, за которым – Та Сторона, Неявь.

Светозар отошёл от окна и поднял тояг. Дрозд, чирикнув, опустился на навершие.

– Твоя птица говорит, что можно покинуть Живой Терем через окно? – удивилась Мирослава.

– Да, – кивнул Светозар, удивившись не менее. – Ты понимаешь моего Проводника?

– Да, – ответила волхва. – Я же говорила тебе, что многое понимаю и даже Песне внимаю. А ты меня безумной мыслишь… – покачала головой Мирослава.

– Не думаю я о тебе дурного. – Светозар положил на сердце руку.

– Негоже сыну Леса врать, – сухо ответила волхва. – Но я привыкла к тому, – устало вздохнула, – в Еловой меня считали странной. Даже родная сестрица стыдилась меня.

Светозар хотел ответить, но Дрозд опередил его, мелодично пропев.

– Твоя птица мудрее тебя будет, – усмехнулась Мирослава. – Нас следовать пути зовёт. – Волхва подошла к одной из колонн, подле которой лежали её дорожные вещи: на платье надела свиту, сверху накинула плащ, повесила на плечо сумку, а ноги обула в валенки. Затем прошла к роднику, взяла с его бортика склянки с водой и посмотрела на Светозара. – Теперь можем идти, – проговорила, убирая в сумку баночки. – Когда выберемся, сын Леса, каждый из нас пойдёт своей дорогой.

– Хорошо, – кивнул Светозар.

Дрозд вспорхнул с тояга Светозара и вылетел в окно. Светозар, подойдя к окну, огляделся: в свете, льющемся из избы, белел забор из человеческих костей с черепами, за которым простиралась мгла. Ставший серебряным Дрозд кружил между теремом и костями, освещая покрытую черепками землю и стоящий на кольях терем.

Сын Леса сначала опустил из окна тояг, затем пролез сам и помог спуститься Мирославе. Под ногами хрустели обломки костей. Живой Терем оплетала белёсая паутина; небо над головой было таким же тёмным, как и чернота за забором.

– Идите быстрее, пока Топь не хватилась вас обоих! – пропел Дрозд и полетел к калитке костяного забора.

Светозар подошёл к забору и снял череп – его очи вспыхнули алым. Сын Леса закрепил трофей на навершии тояга; Мирослава же взяла череп вместе с длинной костью, и его глазницы тоже засияли ярче.

Дрозд летал над калиткой, когда Светозар и Мирослава подошли к ней.

– Как отворите калитку, – пела серебряная птица, – Топь учует сие. Следуйте за мной как можно быстрее. Когда окажемся на другом берегу – будем в Царствии Индрика, и навьи не смогут нас достать.

– Хорошо, – ответил Светозар и, обернувшись к Мирославе, спросил: – Готова?

– Готова, – кивнула волхва. – Тебе не нужно страшиться за меня – я не хуже тебя справлюсь.

Светозар, нахмурившись, кивнул, отворил калитку и прошёл, Мирослава – следом. Дрозд летел впереди, разгоняя мрак серебристым сиянием: устланная дроблёными костями земля под ногами терялась в темноте. Мирослава невольно поёжилась, но тут же отогнала страх.

Как только калитка затворилась за беглецами, Дрозд полетел быстрее, а Мирослава и Светозар побежали за ним.

Мгла, закручиваясь облачками, отступала перед светом Дрозда и багряных очей черепов, она казалась живой – разгневанная нарушенным покоем, она шипела, овевала смертельным холодом.

– Быстрее! – чирикнул Дрозд.

Светозар и Мирослава бежали: от каждого шага кости под ногами хрустели и лопались.

И вдруг нестерпимый вой прорезал бытие – Мирослава от неожиданности вздрогнула и, поскользнувшись, упала.

– Быстрее! – Светозар остановился и, подбежав к волхве, помог ей подняться. – Лучше успеть покинуть Девятое небо до того, как сюда доберутся мавки.

Мирослава кивнула, подобрала череп и побежала за Светозаром.

Вой приближался, окружал со всех сторон, а серебристого берега Царствия Индрика всё ещё не было видно. Мирослава бежала рядом со Светозаром за Дроздом, стараясь подавить невольный страх – мгла наступала, и в её шипении волхве слышались слова: «Обманщица! Слова своего не держишь! Не пущщщщууууу…»

Тьма внезапно всколыхнулась и когтистой рукой схватила Мирославу за плащ. Волхва от неожиданности вскрикнула, не сбавляя шага вырвалась из лап, как вдруг глазницы черепа, что несла Мирослава на кости, вспыхнули золотым огнём, как и глазницы черепа на Светозаровом тояге.

Мирослава повернула череп горящими глазницами к тьме, и та с оглушительным визгом отступила.

Вой грянул с новой силой, когда Светозар, обратившись Словом к черепу, направил его жгущий огонь на тьму. С визгом отступила мгла, и в её клубах Светозар различил очертания волков.

Мавки, пронзительно взвыв, вновь набросились на бегущих Светозара и Мирославу, но золотой свет, лившийся из пустых глазниц черепов, не давал оборотням достать беглецов.

Мирослава уже тяжело дышала, но изо всех сил старалась не отставать от Светозара. Мавки, воя, гнали всё быстрее…

Впереди забрезжила серебристая полоса далёкого берега, когда на пути перед летящим Дроздом тьма вдруг сгустилась настолько, что Дрозд закружил, не смея влететь в плотный мрак.

– Что там? – не останавливаясь, спросил Светозар.

– Нет пути! – встревоженно пропела птица. – Нет пути!

Светозар и Мирослава направили свет черепов во мглу, и та расступилась, открыв жуткое создание, перед которым молодые волхвы остановились.

Белую кожу умертвия покрывала зловонная тина, запавшие глаза на подгнившем черепе смотрели чёрной тоской; липкие волосы, словно вода, струились по тощему телу.

– Ты задумал и сам убежать, и Хозяйку мою украсть? – шелестела Топь. – Ты, слуга Мора, что Смерть его Наместника хранить обязан?

Вой мавок стих – оборотни, скуля, затаились во тьме.

– Ты уже забрала Марью, – нахмурился Светозар, не отвечая на последние слова Топи. Нельзя внимать мороку – человек сам выбирает свой путь, и никто иной. Страха в душе не было – слишком многое пройдено, чтобы бояться очередную навь. В душе Мирославы же страх разливался льдом, и волхва невольно пятилась назад, не обратив внимание на то, что Топь назвала её спутника Моровым слугой. Светозар резко схватил девушку за локоть, и она покорно остановилась. – Я свободен, ты ведаешь о том, – строго проговорил сын Леса, глядя на Топь.

– Ты – да, – прохрипело умертвие. – А вот она, – Топь указала скрюченным пальцем на Мирославу, – нет. Она мне свой обет в дар принесла и со мной остаться должна.

– Не слишком ли многих ты погубила? – хмуро спросил Светозар, ещё крепче взяв Мирославу за руку, что от страха вновь шагнула назад.

– А это не твоё дело, сын Леса, – просипела Топь, прищурившись. – За тебя плату внесли, а за неё – нет. – Навь подплыла ближе. – Может, ты, юноша, вместо неё останешься? – наклонила голову набок. – И Мору служить тогда не надо будет. Ведь кого мавки-оборотни хоть раз кусали…

– Лучше пропусти нас по-хорошему. – Светозар чувствовал, как начинает злиться. Но если раньше он это чувство полагал Моровым, то теперь всё видел иначе – даже тьму. Сын Леса не внимал пустым речам Топи – он знал, что мавкой как не стал, так никогда и не станет.

– А то что? – прошипела Топь. – Неужели к Тьме посмеешь обратиться?

– Посмею, – кивнул сын Леса, – и тебя одолею.

– Ну, попробуй, – оскалилась навь и метнулась к Светозару.

– Стой на месте! – крикнул Светозар Мирославе, и волхва, скованная Словом сварогина, замерла, не в силах пошевелиться.

Мирослава видела, как Светозар, зашептав, окружил себя чёрной вязью Слов и, взмахнув тоягом, отогнал зашипевшую от злости Топь. Дрозд кружил над сварогином и Топью, ослепляя светом умертвие, что вновь бросилось на сына Леса.

Светозар тёмным Словом обратился к мёртвому, чей череп был на его тояге, и из золотого света глазниц вылетела чёрная птица и закружила вокруг Топи.

– Да как ты смеешь к навьям обращаться?! Ты не Наместник Мора, а лишь слуга Его! – визжала Топь, отбиваясь от крылатого духа мертвеца сипящими Словами и скрюченными руками, но неупокоенная душа, вылетевшая из черепа, не отставала от Топи – той, что погубила её и заковала в собственных костях. Чёрная птица кружила вокруг Топи вместе с колючими Словами Светозара, опутывала её, утягивала вниз к костям, которыми была устлана земля.

По велению Топи мавки, взвыв, набросились на Светозара и Мирославу вновь, но сварогин золотой вязью ворожбы окружил себя и скованную его Словом волхву, что испуганно смотрела на ожившую Тьму.

Мавки, отчаянно рыча, пытались прогрызть золотые слова, и устилавшие землю кости хрустели под их лапами. Светозар, смотря на то, как Топь и мавки отчаянно боролись с его ворожбой, чуял, что в этой схватке ему не выстоять – он не во владениях Света, а во власти Тьмы. И если он вновь откроет своё сердце мраку…

Сын Леса, отойдя от Топи дальше, раскрыл руки и закрыл глаза.

– Что ты делаешь? – ахнула Мирослава, когда ощутила, что ворожба Светозара стала таять.

Но сварогин не ответил волхве: он думал о Свете – вспоминал тот мир, откуда пришёл. Светозар пытался услышать Песнь, что наполняет всё бытие, увидеть её серебряный узор, сотканный из множества судеб.

Мавки, почуяв, что силы врага слабеют, стали отчаяннее рвать хранившую Светозара и Мирославу ворожбу, и золотые слова осыпались под чёрными когтями.

Мирослава вновь обратилась к Светозару, но юноша не внял ей – он замер с распростёртыми руками.

Дрозд кружил над ними, озаряя отвратительных мавок и корчащуюся в муках Топь, что почти одолела своего крылатого противника.

Мирослава, крепче обхватив кость с черепом, направила золотой свет глазниц на волков, и те с визгом отпрыгнули, но тут же вернулись обратно. Мирослава попробовала волхвовать, но от страха у неё не получалось произнеси и Слова – волхва могла только светом отгонять мавок, что с каждым разом всё больше смелели.

Светозар перестал слышать леденящий вой волколаков и хруст костей под корчащейся Топью – в его мраке воцарилась тишина. Когда тишина сгустилась настолько, что мир Светозара замер, он услышал тихую Песнь – чуть звучащую, но совсем настоящую. Песнь звенела светом, она текла звонким ручьём, возрастала могучим лесом и бушевала строптивым морем… Светозар стал повторять едва слышимые слова, что пело сущее, – с каждым Словом сварогин ярче видел ясный день белого света: серебряная Песнь сияющим всадником мчалась по миру, озаряя его. И Светозар обратился к Всаднику Словом.

Мавки наконец прорвали померкшую ворожбу, Топь освободилась, прогнав чёрную птицу неупокоенного духа.

– Слово своё ты исполнить должна! – шипела Топь, идя к Мирославе и закрываясь скрюченными руками от Серебряного Дрозда.

Волхва, вцепившись в кость с черепом, с ужасом смотрела на приближающуюся погибель, как вдруг всё бытие озарил ослепительный свет. Мавки разразились таким воем, что заложило уши.

Из снопа белого света, что вырвался из глазниц черепа тояга Светозара, явился белый Всадник с копьем.

– Как ты посмел, человек! – визжала Топь, когда Всадник, обнажив меч, разбрасывал мавок.

Мирослава во все глаза смотрела на невиданную доселе ворожбу: подобного она не читала даже в сказках, и в Свагоборе волхвы не молвили о такой силе.

Всадник, следуя велению Слова Светозара, разметал волков и бросился на Топь, но навь, шипя, обратилась Тьмой. Дрозд, чирикнув, отлетел дальше.

– Рано или поздно, но вы все сгинете! – булькала Топь, уворачиваясь от меча Всадника. – И тогда я приду по ваши души… Я заберу обещанное!

Ослепительным мечом Всадник рассёк последние клубы Тьмы и, направив коня в непроглядную Тьму, растворился в ней.

Светозар открыл глаза: гнетущая Тьма замерла, впереди серебрилась полоса Царствия Индрика.

– Быстрее, – сказал Светозар Мирославе и, схватив растерянную волхву за руку, побежал к свету. Дрозд полетел впереди. – Мы должны вернуться в Свет, пока Топь не собрала ещё больше своих слуг.

Мирослава бежала за Светозаром к серебристому берегу, который становился всё более осязаемым. И когда уже сияние Света было совсем близко, позади вновь послышался заупокойный вой Тьмы.

Вой приближался – с рыком и визгом мавки набросились на беглецов и вцепились в их плащи. Мирослава вскрикнула и едва не упала, но Светозар, изо всех сил держа волхву за руку, сумел встать на серебряную траву заветного берега. Рывком втянув Мирославу за собой, сварогин отбросил тоягом Тьму, что не смела ступить во владения Света.

– Всему своё время… – завывала обиженная Топь, и Тьма клубилась, стеной вздымаясь над серебряным берегом. – Ты ещё вернёшься ко мне, волхва…

Мирослава, тяжело дыша, опустилась на колени, положила рядом череп и опёрлась руками о землю, что была мягкой и тёплой, а трава походила на шёлк – от касания с серебристых стеблей поднимались мерцающие искры.

– Я чуть душу птицам не отдала, – шептала Мирослава, приходя в себя. – О, Боги…

– За своё Слово надо отвечать, – строго сказал Светозар, и Мирослава посмотрела на юношу: он стоял, опершись на тояг, на черепе которого сидел Чёрный Дрозд, и над головой молодого волхва серебрилось бездонное небо. За Светозаром высился тёмный лес, куда с берега убегала светлая тропинка. Тьма же продолжала шипеть, вздымаясь грозной до небес стеной, не смея ступить в царство Света. – Я тебя спас, но с Топью ты связана Словом навеки.

– И что же мне делать? – нахмурилась Мирослава, продолжая сидеть.

– Вставать – мы идём дальше. – Светозар кивнул на уходившую в лес тропу. – Мы – в Царствии Индрика. Надо вернуться в Свет.

Мирослава, подобрав череп и сумку, поднялась и встала рядом со Светозаром.

Дрозд вспорхнул со Светозарова тояга, и юноша снял с навершия череп.

– Тьма должна остаться во Тьме, – сказал сын Леса. – Да упокоится душа твоя безымянная, да примет дух твой Светоч, – прошептал Светозар умертвию и, подойдя к стене клубящейся Тьмы, опустил в неё череп. Тьма, ощетинившись, попыталась вцепиться в руку Светозара, но когти лишь соскользнули с его руки.

Мирослава с опаской смотрела на ворожбу юноши – касаться Тьмы, что простиралась за серебряным берегом, она не хотела.

– Дай мне кость, – велел ей Светозар.

Мирослава протянула ему череп, и сын Леса возвратил его во Тьму.

– Теперь идём, – велел сварогин и, опираясь на тояг, бубенцы которого сухо перестукивали, пошёл по тропинке, ведущей в тёмный лес. – Пора возвращаться в Свет.

Мирослава последовала за Светозаром; Дрозд, светясь серебром, летел впереди. Волхва несколько раз оборачивалась на шелестящую стену Тьмы, терявшуюся в белёсом небе. Во мраке виделись ужасные создания, что, тихо завывая, обещали забрать Мирославу.

– Не оборачивайся, – сказал Светозар, и Мирослава, отвернувшись от мрака, догнала сына Леса. – Когда ступаешь во Тьму из-за тщеславия, а не по велению Света, она будет преследовать тебя всю жизнь. Не зови её по своим стопам – не поддавайся страху.

– Почему ты решил, что я ступила во Тьму из-за тщеславия? – нахмурилась Мирослава, которой не понравилось замечание Светозара. – Ты меня совсем не знаешь.

Тёмный бор, мощный, дышащий древностью, расступился перед серебряной тропой, и Светозар с Мирославой вошли в лес Индрика.

– Того, что ты рассказала о себе, достаточно, дабы понять, зачем ты отправилась к Топи, – ответил Светозар, не взглянув на волхву.

– Я же тебе говорила, что я должна спасти Свет! – возмутилась Мирослава и поправила на плече сумку. – Я должна стать великой ворожеей ради всех!

Светозар усмехнулся, но ничего не ответил. Дрозд летел впереди, освещая непроходимый бор: ветви над головой так плотно сплелись, что сквозь них не было видно белого неба.

– Что здесь смешного? – рассердилась Мирослава, так и не дождавшись ответа. Страх перед случившимся уступил место ледяному гневу – неужели её никто и никогда не воспримет всерьёз? Даже странствующий юноша-волхв смеётся над нею… Зря своё сокровенное поведала. Доверять нельзя никому.

– Твоя гордыня, Мирослава, погубит тебя. – Светозар посмотрел на хмурую волхву. – Я не знаю, откуда в тебе столько… тщеславия. Тщеславие – тёмное чувство и ведёт к гибели.

– Но ты же сам обратился к Тьме, чтобы победить мавок! – возмутилась Мирослава. – Тебя Топь даже слугой Мора назвала…

– Я обратился ради тебя, а Топь болтает пустое – ей всё лишь бы морок наслать. – Светозар внимательно смотрел в голубые глаза, в которых плескался ледяной гнев задетой гордости. – Когда ступаешь во Тьму, ведомый Светом ради спасения души, ты можешь сам разжечь свет. Ибо тьма – это просто отсутствие света. Когда же ступаешь во Тьму, ведомый Тьмой, – сие грозит гибелью, ибо если света нет в тебе, то во тьме его нет и подавно.

Мирослава, хмуро посмотрев на сварогина, устремила взор вперёд: серебряная тропинка терялась в бескрайнем лесу. Стояла звенящая тишина, и даже Дрозд летел бесшумно.

– Кажется, Лес перестарался с твоим обучением, юный ведай, – обратился Дрозд к Светозару.

Но сварогин не ответил птице: плата за подобное обучение была слишком высока. Сварогин невольно вспомнил о Марье – он искренне надеялся, что Птицы отнесли её душу в Ирий, а не отправили к Мору. И против воли думал о том, что раны, нанесённые мавками, заныли.

– Где ты всему этому научился – Слову и Света, и Тьмы? – через некоторое время спросила Мирослава: как бы юноша-волхв не задел её гордость, любопытство взяло вверх. Если и она постигнет подобную ворожбу, то равных ей во всём Свете не будет, и даже Топь не сможет забрать её.

– У своего духа, – ответил сварогин.

– Не хочешь говорить – так и скажи, – покачала головой Мирослава.

– Мне правда нечего ответить. – Светозар положил на сердце руку. – Есть то, что не объяснить словами, – то, что открывается, когда следуешь своему пути, невзирая ни на что.

– Пустое дело с тобой беседы вести, – поморщилась волхва. – Вода на киселе – твои ответы.

– Коли так ты мыслишь – твоё право, – пожал плечами Светозар.

Мирослава не ответила – шли молча, Дрозд летел впереди, освещая тропинку, убегавшую в непроглядный лес. Сгустившаяся тишина звенела безмолвием, над тропой парил туман – серебристый, он кучерявился, медленно уплотняясь.

Наконец, сквозь туман проступили высокие столбы врат, что стояли по обеим сторонам заворожённой тропы. Столбы, поросшие белёсыми грибами, покрывали паутина и мох, сквозь которые виднелись очертания древних рун; пространство между брёвнами серебрилось кружевом ворожбы.

– Врата, ведущие в Свет, – сказал Светозар, остановившись. Дрозд опустился на навершие его тояга.

Мирослава, хмуро глянув на сварогина, встала рядом с ним.

– И где мы окажемся, когда пройдём сквозь них? – спросила.

– Ты можешь попросить Индрика отправить тебя туда, куда зовёт сердце, – ответил Светозар.

– В любое место Света? – переспросила, не поверив, Мирослава.

Светозар кивнул.

– Не все врата могут подобное, – ответил он. – Врата, что находятся на тропе, ведущей с крайнего неба, могут привести куда угодно – стоит только представить то место, куда желаешь попасть.

– Хорошо, – кивнула Мирослава и, вздохнув, направилась к вратам.

– Куда ты пойдёшь? – окликнул Мирославу Светозар, и она, остановившись, обернулась.

– Как ты и сказал – отправлюсь за своим сердцем, – ответила волхва, одарив сварогина ледяным взглядом.

Светозар, нахмурившись, кивнул.

– Тогда иди, – проговорил. – Да прибудет с тобой Лес и его Песнь.

Мирослава, не ответив, повернулась к вратам и зашептала, обращаясь к хранившей их ворожбе. Светозар видел, как от слов волхвы ворожба вспыхнула ярче и опала на землю искрами, открыв сияющий проём. Мирослава, не обернувшись, прошла во врата: ступила в свет и исчезла в нём. Врата, озарив ослепительным сиянием Царствие Индрика, померкли; с серебряной тропинки поднялись искры и, сложившись в искусный узор, закрыли проход.

– Даже за спасение не поблагодарила, – расстроенно прочирикал Дрозд.

– Если бы не она, я бы не покинул владения Топи, что обманом утащила меня за Девятое небо. – Светозар укоризненно посмотрел на своего пернатого помощника. – Я бы забыл обо всём, и вечно бы блуждал в лесу у Чёрного Озера, полагая, что остался в Свету. Как и ты, Проводник. Мы бы никогда не вернулись домой, и Марья погибла бы напрасно, храни её душу Светоч. Так что будем Мирославе благодарными и пожелаем ей, чтобы её никогда не оставляли Боги, и Песнь, которую она слышит, вела её по пути.

– Тебя будто по голове ударили, – прочирикал Дрозд и вспорхнул с тояга. Светозар улыбнулся своему Проводнику. – Куда мы отправимся?

– На Великую Поляну, – ответил Светозар и шагнул к вратам.

– Я думал, ты захочешь вернуться в Йолк, – удивилась птица.

От мыслей о Йолке у Светозара сжалось сердце: как бы ему хотелось увидеть и Лыя, и йарей, и Дрефа, и даже Великого Ведая Ахра! Как же он соскучился по всем! Но сын Леса покачал головой, отгоняя думы: то, что он узнал, будучи в плену у русалок, было слишком важно, чтобы тратить время на свои желания.

Если Бессмертный и правда жив и жаждет вернуться в Свет, он, Светозар, последний, кто будет защищать его Смерть, как бы Тьма ни пыталась заворожить его.

– Надо разыскать лесных волхвов, кто дал обет на заре веков, – тихо ответил Светозар Дрозду.

– Зачем? – удивилась птица.

– Чтобы узнать, правда ли вернулся Бессмертный и как мне быть с тайной его Смерти, – хмуро произнёс Светозар. – Кроме них, старцев, что живут вне мира, мне никто не сможет ответить. – Светозар закрыл глаза и зашептал, обращаясь к вратам.

* * *

Сияние врат таяло, открывая взору заснеженную поляну – такую огромную, что лес на другой её стороне походил на туманный мираж. Мороз звенел в застывшем в светлом безмолвии мире: небо над головой было белым, как снег, и роняло редкие снежинки.

В сердце поляны стояли кругом древние столбы – почти такие же, как и на Большой Поляне Йолка, – тёмные, высокие.

Светозар ступил в снег и чуть не провалился. Чёрный Дрозд, кружа над юношей, прочирикал.

– Забавно, согласен, – усмехнулся Светозар, опираясь на тояг. Врата за сыном Леса закрылись, и теперь позади него простирался дремучий бор.

Сварогин, выбравшись из сугроба, огляделся и вдохнул полной грудью холодный воздух, благоухающий лесной свежестью. Великий Индрик! Какая благодать! Как же он долго не был в Свету…

Марья… Она исполнила своё Слово – навь спасла весь Лес.

Дрозд пропел вновь.

– Да, Песнь о Марье будет звучать вечно, – согласился с Дроздом сын Леса. – А нам, ты прав, пора.

Ударив тоягом о снег, Светозар обратился Словом к замёрзшей воде: он просил её позволить ему пройти, обращался к каждой снежинке, что упала у него на пути, и снег, слушая веление сварогина, опускался перед ним.

Опираясь на тояг, бубенцы которого мягко перестукивали, Светозар двинулся по наворожённой тропе; Дрозд полетел впереди. Лютый холод строптивой зимы сыну Леса был не страшен – свет, что горел в его душе, согревал лучше золотого огня, отгонял тьму и думы о нывших ранах.

Дрозд тихо пропел, и Светозар посмотрел на ту сторону поляны, куда указывала птица, – из леса вышли три человека. Сын Леса остановился, нахмурился: люди уверенно двигались к сердцу Великой Поляны.

– Неужели кому-то из детей Сварога известно о Великой Поляне? О том, что здесь пересекаются заворожённые тропы? – удивился Светозар, и Дрозд, кружа, пропел в ответ. – Ты говоришь, их ведёт волхв, давший обет Лесу? – ахнул Светозар. – Воистину Боги не покинули этот Свет, и Песнь ведёт нас даже сквозь мрак невежества! – Сын Леса продолжил идти, Дрозд, кружа над ним, пропел вновь.

– Будь по-твоему, постараюсь быть не таким многословным, – усмехнулся Светозар.

Сварогин, ступая по наворожённой тропе, не отрывал взора от гостей поляны: впереди, насколько он мог различить, шёл старец, за ним – двое моложе. Люди наконец обратили внимание на Светозара и остановились. Некоторое время стояли, разговаривая и показывая на Светозара, но старик позвал своих спутников рукой, и они двинулись вновь.

– Волхв ведал, что я приду, – тихо сказал Светозар Дрозду, и он согласно пропел. – Значит, беда грядёт не только с Юга.

Сын Леса, дойдя до столбов, остановился, ожидая волхва и следующих за ним сварогинов; Дрозд опустился на тояг.

Редкий снег прекратился – мир застыл в хрустящем безмолвии ледяного холода. Далёкий тёмный лес, окружающий Великую Поляну, таял в белёсом тумане и молочные облака ложились на его острые вершины.

Когда люди подошли ближе, Светозар увидел, что волхв, походящий на сухое дерево, ведёт за собой двух воинов в доспехах и плащах – один был высок и черноволос, другой – белокурый – мощный, словно былинный богатырь.

– Вот уж кого точно не ждал, так это витязей, – прошептал Светозар Дрозду.

Старик, как и Светозар, словом зачаровывая тропу, подковылял к сыну Леса и сердечно поклонился; воины же, с недоверием глядя на Светозара, остановились позади волхва.

Светозар поклонился в ответ.

– Я знал, что ты придёшь, третий богатырь, – проскрипел волхв, внимательно глядя на юношу, одетого в зелёное одеяние из мха-веретенника.

– Я не богатырь, – покачал головой Светозар. – Я – сын Леса, – сварогин кивнул на Дрозда, и птица согласно пропела.

– Юродивый, что ли? – шепнул белокурый витязь черноволосому, но Светозар его услышал.

– Владею не мечом, а Словом, – ответил сын Леса удивлённому витязю. – Волхв.

– Тебе везёт на волхвов, – белокурый потрепал черноволосого по плечу, и тот хмуро посмотрел на своего товарища.

– Да, ты волхв, – подтвердил старец, кивнув Светозару. – Твоя сила и знания нужны самому царю – об этом мне поведала Песнь на границе миров. Ты – третий богатырь, следующий по Пути Света. Наш мир не должен обратиться во Тьму.

– Выходит, истинная угроза – не с Юга? – спросил Светозар помрачнев, и старец кивнул. – С Севера? – прошептал Светозар, и волхв кивнул вновь. – Он – жив?

– И только ты ведаешь, где Смерть его, – проскрипел старик, и с торчащих из его волос веток упал сухой листок. – И только ты ведаешь, как идти за Светом, имея в себе столько Тьмы.

– О ком вы говорите? – нахмурился черноволосый.

– А они – зачем? – спросил Светозар старца, кивнув в сторону воинов.

– Тебе одному не справиться, – покачал головой волхв. – Кроме Слова, нужна ещё и воинская сила.

– Разве она у них есть? – сомневался Светозар, оглядывая витязей. – Они – мои ровесники. Выбрал бы кого постарше да посильнее.

– Каждый из них стоит десятка умелых богатырей, – прошептал старец, и юноши за его спиной удивлённо переглянулись. – Их души созвучны твоей, Светозар, и их, как тебя, избрали Боги.

– И как их зовут? – поинтересовался сын Леса.

– Вель, – положил руку на сердце черноволосый.

– Любомир, – представился белокурый.

– Светозар, – сердечно кивнул сын Леса и, вновь переведя взгляд на седого старца, спросил: – А вас как величают?

– Я забыл своё имя за давностью лет, – сипло усмехнулся волхв. – Зови меня Велижаном.

– О ком вы говорили? – спросил Любомир. – Кто – жив?

– Драгослав, дядя нынешнего царя, Наместник Полоза, – ответил Светозар. Любомир и Вель смотрели на него с неверием. – Он нынче – слуга Мора, Кощей Бессмертный, что ведёт тёмную армию на наш Свет.

– Нет, кажись, ты точно юродивый, – поморщился Любомир. – Все же знают историю Освободителей…

– Это правда, – проскрипел Велижан, и Вель с Любомиром посмотрели на него. – И Богам Света вновь пришлось вмешаться в дела людей, чтобы распутать, наконец, эту древнюю пряжу.

– Да что происходит? – нахмурился Вель. – Даже если Драгослав Великий стал Кощеем Мора, какое отношение к этому имеем мы? Зачем мы пришли в эту глушь?