Текст книги "Дарю тебе небо – Любовь Ласточки"

Глава 4

Марина Сергеевна Озерова (в девичестве Лагутина) вела активную и насыщенную жизнь – настолько, насколько это было возможно для женщины её возраста и положения. Она родилась в деревне Солнечногорского района Подмосковья и с ранних лет приобщилась к деревенскому хозяйству. Её родители держали небольшую овчарню и нескольких коз, и маленькая Марина то и дело бегала проведать ягнят и козлят. Особенно нравился ей пушистый молодой козлёнок по кличке Кузя, которого родители девочки норовили поскорее продать, а потенциальные покупатели всякий раз браковали по причине его комолости.

Марине нравилось играть с Кузей, гладить его по великолепной мягкой шерсти. Иногда девочка выводила козлёнка из его стойла на зелёную травку, присаживалась на заранее присмотренный пенёк или кочку, клала голову Кузи на свои колени, осторожно поглаживая её до тех пор, пока козлёнок не разомлеет, затем тихонько склонялась к голове своего питомца и оставалась в таком положении долго-долго, а иногда даже сладко задрёмывала на мягкой, слегка подрагивающей шейке.

Эта идиллия прервалась, когда на Кузю всё-таки нашёлся покупатель, а Марине настала пора идти в школу. Одна-единственная школа на всю округу находилась километрах в семи от их деревни, и маленькой Марине приходилось чуть ли не каждый день преодолевать этот нешуточный даже для взрослого человека путь для того, чтобы приобщиться к знаниям.

Училась девочка хорошо, и её родители не скупились на похвалы и маленькие сюрпризы или гостинцы всякий раз, как их дочь приносила пятёрку.

После окончания восьмого класса Марине пришлось идти в ПТУ и искать временную работу. Её взяли в бригаду штукатуров-маляров – сначала на испытательный срок с обучением по месту работы, а затем, когда девушка освоила всё, что ей полагалось по новому для неё делу, она вплотную приступила к своим должностным обязанностям. Сначала она работала на полставки, а по окончании ПТУ осталась на том же предприятии и перешла на полную ставку.

Марина работала не покладая рук, её трудовой день был забит до отказа, от постоянного запаха краски и штукатурки нередко раскалывалась голова. Бывало, что девушку в составе её бригады посылали на опасные объекты, ей приходилось работать на приличной высоте, после чего Марина возвращалась в общежитие, в котором она поселилась ещё со времени своего поступления в ПТУ, абсолютно выжатой физически и морально. А ведь ещё надо было готовить еду и наводить чистоту в помещении, отведённом ей и двум другим девушкам.

И тем не менее Марина умудрялась находить время и силы на любимые занятия. Со времени своего устройства на работу она начала проявлять интерес к рисованию. Она тратила половину своей небольшой зарплаты на приобретение книг по художественному мастерству и потихоньку их изучала. В один прекрасный день, только-только отметив своё двадцатилетие и получив некоторую денежную сумму в подарок, Марина на радостях закупила рисовальные принадлежности и стала пробовать применять полученные путём самостоятельного изучения пособий для начинающих художников знания на практике.

Сначала это были скромные карандашные наброски цветов, натюрмортов и незамысловатых узоров, которые ей доводилось видеть на кафельных плитках. Затем постепенно добавлялись краски – по первости робкими мазками, безошибочно выдающими руку начинающего художника-самоучки, но со временем всё более уверенно и осмысленно.

В редкие выходные, если позволяла погода, Марина стала выходить с мольбертом-треногой и красками на природу и пробовала писать с натуры. Из-под её кисти выходили привольные поля и луга, распускались первые весенние цветы, румянились и наливались соком спелые плоды яблонь и груш, соблазнительно алели посреди высокой травы лесные ягоды.

Марине нравилось экспериментировать и пробовать что-то новое. Вскоре она уже испробовала в своих работах весь арсенал художественных средств, какие только могла позволить её скромная зарплата. К незатейливой акварели прибавились нежная сухая пастель, темпера, сангина, уголь, мел, светлая и тёмная сепия. Обычную бумагу порой сменяла тонированная, также в качестве основы для рисунков использовались грунтованный холст и тонированный картон.

На её рисунках уже разливались бурные реки и озёра, возводились старинные и современные мосты, тянулись непроходимые топи болот, насаждались лиственными и хвойными деревьями леса, пышно зацветали сады, в зарослях молодой листвы кустарников резвились птицы, а молодые и нахальные белки, растопырив короткие кривоватые лапы, смешно и неуклюже карабкались вверх по узловатым древесным стволам.

Рисунки Марины были наделены редчайшим свойством – передавать всё разнообразие и полноту жизни. Их прелесть и какое-то удивительное волшебство заключались в умении не просто уловить статичный кадр, но вдохнуть в картину непостижимое движение, одушевить на первый взгляд обычные объекты – как живые, так и неживые, показать их во всех возможных гранях и оттенках.

Несмотря на очевидное художественное мастерство Марины, росшее от картины к картине, в её эскизах и полноценных работах была одна странность: Марина почему-то избегала изображать на своих рисунках людей. В ящиках её рабочего стола громоздились бесчисленные пейзажи и натюрморты, но не было ни одного портрета. Марина и сама не понимала тому причины. Возможно, её в принципе не привлекали человеческие лица, возможно, она попросту не нашла ещё для себя подходящего объекта, который ей захотелось бы отобразить на бумаге или холсте.

Зато Марина находила особую прелесть в рисовании церквей с их яркими золотыми куполами, расцвеченными бликами то появлявшихся, то исчезавших солнечных лучей, и с тонкими шпилями, уходящими в небеса и истаивающими в облаках.

Со своим будущим мужем Вячеславом Николаевичем Озеровым Марина познакомилась на одном из объектов, куда её послали по работе. Он был прорабом-бригадиром-строителем в компании по реконструкции и реновации зданий и сооружений, и Марине поручили отделку внутреннего помещения здания реконструируемой под его началом усадьбы.

Работящая миловидная девушка сразу приглянулась молодому бригадиру, но он считал недопустимым пользоваться своим служебным положением для того, чтобы привлечь её внимание. Так что ему пришлось мужественно выдержать три недели их совместной работы, прежде чем он решился наконец пригласить Марину на свидание.

За несколько встреч они, казалось бы, переговорили обо всём на свете – настолько похожими оказались их интересы и взгляды на жизнь. Они оба обожали поэзию Есенина и Асадова, любили качественно отснятые отечественные и зарубежные фильмы, пешие прогулки и долгие танцы под луной, когда их небольшой подмосковный городок постепенно погружался в царство Морфея, оставляя привольное пространство природы только для них двоих.

Вячеслав был неизменно предупредителен и галантен. Он словно бы предугадывал и заблаговременно исполнял любое желание Марины. Однажды он умудрился достать целую коробку шоколадок-медалек, которые были в то время в большом дефиците. Марина для приличия поотнекивалась, но все же приняла гостинец и устроила для них с Вячеславом незабываемое чаепитие с подаренными шоколадками и восхитительными блинами, приготовленными собственноручно по рецепту её бабушки.

К слову, готовила Марина великолепно. Она без устали порхала на кухне в неизменно накрахмаленном и безупречно выглаженном белом фартуке и творила из, казалось бы, самых обычных продуктов кулинарные шедевры. Многие сотрудницы по работе, которых Марина приглашала на свой день рождения, искренне недоумевали, как молодой хозяйке удавалось превратить повседневные блюда в праздничные, и всячески выпытывали у Марины рецепты. Впрочем, успеха в этих своих ухищрениях они не добивались, так как повариха-кудесница предпочитала хранить истоки своего кулинарного мастерства в строжайшей тайне.

Глава 5

За белой полосой по традиционным законам следует чёрная. После успешной сдачи очередного объекта на стройке Марина почувствовала недомогание, в итоге обернувшееся открытой формой лёгочного туберкулёза. Несколько месяцев борьбы за жизнь в тубдиспансере, потеря не слишком хорошо оплачиваемой, но стабильной работы, возвращение в съёмную квартиру, аренду которой она смогла себе позволить совсем недавно. И новость, свалившаяся на хрупкие плечи Марины как гром среди ясного неба. Вячеслав – такой надёжный, такой родной – оказался в реанимации Солнечногорской центральной районной больницы. Несколько месяцев неусыпного ухода за любимой женщиной и сопряжённые с этим переживания довели здорового, цветущего мужчину до приступа пароксизмальной мерцательной аритмии. К счастью, приступ удалось купировать. Как же Марина благодарила за это Бога! Теперь предстояло постепенное восстановление. Неделя постельного режима и – как следствие – потеря работы. Но главное – Вячеслав живёт и дышит в такт дыханию Марины! Остальное – сущие пустяки! Всего лишь временные трудности, с которыми они непременно справятся вместе!

Марина и Вячеслав поженились через пять месяцев после выписки Вячеслава из больницы. Свадьба была скромной – присутствовали только родственники и близкие друзья новобрачных, – и тем не менее молодая пара чувствовала себя самой счастливой на свете.

Один из приглашённых на торжество гостей – приятель Вячеслава, занимавший должность директора небольшой, но замечательно обустроенной базы отдыха под Солнечногорском, всего в пяти автобусных остановках от центра города, сделал молодожёнам поистине королевский подарок, имевший свою предысторию.

Когда-то бригаде, которой руководил Вячеслав Озеров, была поручена масштабная реставрация главного корпуса на территории упомянутой базы отдыха. Директору базы понравилась быстрая и слаженная работа бригады, а также её конечный результат. Он пожелал лично поговорить с бригадиром и поблагодарить от имени руководства компании-заказчика его и его бригаду. Вячеслав и его временный наниматель удивительно быстро нашли общий язык и, когда проект был сдан и одобрен руководством, продолжали поддерживать контакты, а позже и вовсе крепко сдружились.

И вот теперь Вячеслав, который был вынужден уволиться с прежней работы по состоянию здоровья, к своему изумлению узнал, что практически получил официальное назначение на должность заместителя директора некогда отреставрированной его бригадой базы отдыха (для того чтобы назначение вступило в силу, не хватало лишь подписи самого Вячеслава на заранее приготовленном бланке договора). Что же касается Марины, то её ждал похожий договор с назначением на должность администратора находящегося на территории той же базы плавательного бассейна.

Сотрудникам базы отдыха на время их работы предоставлялась скромная, но удобная квартира в многоэтажном доме. Марина и Вячеслав с радостью перебрались в новое совместное жилище и стали потихонечку устраивать там семейное гнёздышко.

Супруги Озеровы строго соблюдали рекомендации врачей. Марина продолжала принимать назначенные антибактериальные препараты и регулярно наблюдаться в больнице. А для своего мужа она даже купила два специальных пластиковых контейнера для лекарств с несколькими отделениями и ежедневно наполняла каждый из них необходимыми утренними и вечерними препаратами, бдительно следя за тем, чтобы он принимал их в должное время.

Наконец наступил день, когда очередной рентгеновский снимок показал, что лёгочная ткань полностью очистилась от бактерий – а это означало безусловную (по крайней мере, на данное время) победу над болезнью.

И тем не менее, помня назидание врача Марины насчёт планирования беременности, супруги Озеровы вынуждены были мужественно выждать положенные три года, пока из организма будущей матери не выведутся сильнейшие антибиотики.

И только четыре года спустя в семье Озеровых родился долгожданный первенец, которого счастливые родители назвали Станиславом, а около трёх с половиной лет спустя после его рождения на свет появился второй ребёнок, получивший имя Владислав.

Марина специально уже заблаговременно подобрала имена сыновьям, чтобы они наилучшим образом сочетались с отчеством «Вячеславович». Отец семейства, хоть втайне и мечтал о девочке, но после рождения сыновей смог выдохнуть с облегчением, потому что если бы у Озеровых родились дочери, то, по задумке Марины, их ожидала незавидная участь носить редкие по современным меркам имена Ярослава и Милослава.

Сыновья достались Озеровым потом и кровью. Это были по-настоящему желанные, выстраданные дети. Их появление на свет, учитывая непростую ситуацию со здоровьем их родителей, долго рассчитывалось и планировалось, а потому они были особенно любимыми.

Перенесённая тяжёлая болезнь со временем дала осложнения на органы репродуктивной системы Марины, так что после рождения младшего сына детей иметь она больше не могла. Тем сильнее проявлялась её поистине сумасшедшая, доходящая до болезненной патологии любовь к сыновьям.

Когда Стас и Влад были ещё маленькими, Марина не отходила от них ни на шаг, словно сердобольная наседка, терпеливо высиживающая птенцов, постоянно возилась и играла с ними.

Вячеслав, хоть и по-доброму ворчал на жену, что она вконец избалует детей, сам нередко с умилением и особой отцовской гордостью наблюдал за их совместными играми, а зачастую, непостижимым для него самого образом, ввязывался в общее веселье и, что называется, оказывался в эпицентре событий.

Ребята росли на удивление смышлёными и любознательными. Им нравились подвижные игры, но также они были не прочь посидеть возле матери и послушать, как она читает им интересные сказки. Любили мальчики и просто взгромоздиться на высокие стулья за столом, в центре которого пёстрой трубой возвышалась баночка с наточенными цветными карандашами, а несколько поодаль от неё сбивались в небольшие кучки детские раскраски. Стас и Влад брали понравившиеся им раскраски и с видимым упоением водили по ним карандашами, наполняя форму содержанием, расцвечивая и одухотворяя пустые контуры.

Марина старалась разносторонне развивать своих сыновей. Она с младых ногтей прививала им любовь к поэзии, языкознанию и живописи. Заметив, что Стас и Влад с увлечением занимаются раскрасками, Марина пригласила свою подругу – эксперта в области архитектуры и графического рисунка – оценить их способности.

⁂

С Людмилой Марина познакомилась в роддоме в тот год, когда должна была родить своего первенца. Будущих матерей поместили в одну палату, они охотно разговорились и очень быстро нашли общий язык.

К огромной радости Марины, Людмила оказалась выпускницей МАРХИ, утончённой, разбирающейся в искусстве дамой. Она родилась в Москве, где у её родителей была малометражная однокомнатная квартира. Жилплощадь полностью оккупировала сестра Людмилы, обзаведясь двумя детьми, но так и не выйдя замуж, и Людмиле по окончании института пришлось искать наиболее интересную и перспективную для неё возможность обустроиться и заработать на жизнь.

К этому времени она познакомилась с заслуженным медработником из Солнечногорска. Валерий был известным в узких кругах врачом-ревматологом. Он длительное время ухаживал за Людмилой, присылал ей милые и полезные посылки – предметы одежды, принадлежности для рисования и черчения. Людмила сдалась только тогда, когда поняла, что Валерий не преследует далеко идущей цели захомутать москвичку, а столь ненавязчиво и галантно ухаживает за ней потому, что у него к ней действительно есть настоящее, искреннее чувство.

Людмила вышла за Валерия, перебралась в его квартиру в Солнечногорске и открыла в этом сразу же полюбившемся ей тихом городке небольшую архитектурную фирму.

Она общалась в основном с сотрудниками и клиентами и большую часть времени уделяла обустройству нового дома. Институтских приятельниц Людмилы жизнь разбросала по разным местам, и многие старые связи были потеряны. Но, каким бы образцовым человеком и мужем ни был Валерий, как же Людмиле порой недоставало мудрости и особой женской чуткости настоящей подруги!

И вот теперь, познакомившись с Мариной, Людмила словно ожила душой. Она с увлечением рассказывала о своей учёбе в МАРХИ, о бесконечных архитектурных проектах и эскизах и с удивлением отмечала, что собеседница с жадностью ловит каждое её слово и, казалось, понимает её, как никто другой.

Причину такого пылкого интереса Людмила поняла, когда после выхода из роддома новоиспечённые молодые матери обменялись контактами и начали общаться. Они созванивались и вместе выходили с колясками на прогулки.

У Людмилы была сдвоенная коляска, так как, к их с мужем невыразимой радости, пополнение в семье получилось грандиозным – в назначенный день и час на свет появились очаровательные девочки-близнецы, которых на первый взгляд невозможно было отличить друг от друга. Лишь какое-то время спустя счастливые родители девочек заметили разницу, заключавшуюся в месте расположения на лицах новорождённых характерной родинки – у одной из дочерей – той, что появилась на свет пятью минутами раньше своей сестры, родинка красовалась на левой щеке, а у другой – на правой. Старшую девочку решено было назвать Лидией, а младшую – Ладой. Так захотел Валерий, чтобы имена дочерей (во всяком случае, в их коротких формах) были созвучны имени любимой супруги – Люда, Лида, Лада.

– Удивительно, насколько у нас с тобой всё похоже, – сказала как-то Людмила Марине, пока они везли свои коляски по залитому весенним солнцем тротуару. – Даже имена нашим детям и вы с Вячеславом, и мы с Валерием подобрали с особым смыслом.

– Да, – согласилась Марина. – Я вот хочу следующего нашего сына, если Бог нам со Славой его подарит, Владиславом назвать. А этот, значит, Станислав, будущий жених твоей старшенькой. Кто там у нас родился на пять минут раньше? Лидия? – Она шутливо подмигнула подруге и осторожно взяла маленького Стаса на руки. – Ну что, сынок, полетели?

– Мне кажется, Лида не возражает, да, дочунь? – ласково взглянув на девчушку с родинкой на левой щеке, с радостью поддержала игру Людмила. – А Ладусю мы прибережём для Владислава.

– Мы не против, – охотно отозвалась Марина. – Как только он родится, так сразу.

Она мягко опустила сына в коляску и бережно подоткнула ему по бокам одеяльце.

Как-то разговор подруг зашёл о любительских рисунках Марины, и Людмила, заинтересовавшись, попросила показать ей несколько эскизов.

Когда Марина, придирчиво пересмотрев все свои работы, отобрала три-четыре наиболее удавшихся, на её взгляд, рисунка и принесла их на суд подруги, та после долгого, внимательного изучения содержимого Марининой папки подняла просиявший смесью непонятных чувств взгляд.

– Ты утверждаешь, что нигде этому не училась? – В голосе Людмилы звучало явное сомнение.

– Только по пособиям для самоучек, – ответила Марина. – Ну, что скажешь? Тебе не нравится? – Она явно ждала вердикта образованной подруги.

– В некоторых нюансах ещё угадывается рука художника-любителя, – Людмила во всех своих суждениях старалась быть объективной и честной до конца, – но это заметно только при очень пристальном рассмотрении. Что же касается замыслов твоих рисунков, – по крайней мере тех, что я вижу, а также своеобразной самобытной манеры, в которой выполнены эти работы, – Мариш, это грандиозно!

Лицо Марины просияло:

– Тебе правда понравилось?

– Понравилось – не то слово! Тебе бы подучиться немного у профессиональных художников, ну или, на худой конец, у среднестатистического архитектора вроде меня, имеющего в зубах диплом, а за плечами – какие-никакие знания. Но, Марин, правда – у меня нет и десятой доли таких идей и такой самобытности исполнения, как у тебя! Я могу только немного подкорректировать твою технику. Давай попробуем. Покажу тебе кое-какие нехитрые секреты, и – серьёзно – хоть на выставки представляй свои работы! Кстати, могу попробовать организовать выставку твоих картин. Хочешь?

Глаза Марины засветились искренним, неподдельным счастьем, но тут же погасли, сменившись выражением смирения и обречённости.

– Ой, нет, Людочка, – тихо проговорила она. – Выставки не надо. Тебе, конечно, большое спасибо за столь щедрое предложение, но, как говорится, всяк сверчок знай свой шесток. А насчёт того, чтобы поучиться у тебя, то я с большим удовольствием.

– Ох, зря, Мариш! – Людмила сокрушённо покачала головой. – Если уж не тебе выставляться, то кому же ещё? У тебя такие оригинальные и самобытные рисунки! И темы необычные – церкви. Почему они доминируют в твоих работах?

– Не знаю, – пожала плечами Марина. – Просто нравится рисовать их, и всё.

– Мне кажется, в этом есть какой-то смысл, – задумчиво произнесла Людмила. – Быть может, пока что недосягаемый, скрытый от тебя самой. Но, по-моему, это неспроста. У тебя, Марина, особый дар. От Бога.

– От Бога у меня другой дар, – рассмеялась Марина. – Вот он! – Она с нескрываемой материнской гордостью указала на коляску, где мирно посапывал Стас, которому в скором времени должно было исполниться три года. – И кажется, скоро будет ещё один.

– Да ты что? – радостно улыбнулась Людмила. – Неужто мы ждём Владислава?

– Похоже, что так, – подмигнула Марина. – Готовь там свою Ладу.

– Маринка! Здорово! – воскликнула Людмила. – Поздравляю от всей души!

– Поздравлять пока рано, – с некоторой опаской взглянув на подругу, заметила Марина. – Вдруг что пойдёт не так?

Людмила мягко взяла её за руку:

– Не выдумывай. Всё будет хорошо. Я так за тебя рада! А уж как рада Ладусенька! – она окинула нежным взглядом одну из сидящих в новой сдвоенной коляске девочек, на чьей правой щеке красовалась характерная родинка.

– Ну вот, теперь на всех твоих девчоночек женихов хватит, – улыбнулась несколько успокоенная словами подруги Марина.

Людмила стала постепенно открывать Марине технические нюансы художественного мастерства. Когда она приходила в квартиру, где жили супруги Озеровы со своим имеющимся и намечающимся потомством, подруги расставляли перед окном мольберт, раскладывали рисовальные принадлежности и сосредоточенно брались за дело.

– Марин, скажи, а почему ты избегаешь рисовать людей? – спросила однажды Людмила. – У тебя столько зарисовок природы, а также вполне законченных пейзажей и натюрмортов, но нет ни одного портрета и даже ни одного человеческого лица в отдалённой перспективе. Это что, твой фирменный стиль? Или тебе не нравится рисовать людские лица и фигуры?

– Не знаю, – честно ответила Марина. – Никогда над этим не задумывалась. Скорее всего, и то и другое.

– Странно, – тихо произнесла Людмила. – На самом деле изображения людей призваны оживлять картины. Без них всё должно быть как-то неестественно, неправдоподобно… А у тебя почему-то получается вполне себе естественно и правдоподобно. Вот тебе и парадокс!

– Спасибо, – ответила Марина. – От тебя это звучит как похвала. Но мне самой не нравится. Вероятно, я ещё не дозрела как художник, чтобы действительно правдиво изображать людей.

– Вот ещё глупости! – отозвалась Людмила. – Ты замечательный, талантливый и самобытный художник. Не в этом дело.

Марина пожала плечами:

– Возможно, когда-нибудь это умение придёт. Наверное, что-то должно случиться в моей жизни, чтобы это произошло.

– А может, так и должно быть? – предположила Людмила. – Что, если это – одна из своеобразных изюминок твоего стиля? Говорю же – у тебя это получается на удивление естественно и правдоподобно.

– Я так не считаю, – честно призналась Марина. – Но, наверное, тебе виднее.

⁂

И вот теперь Марина попросила Людмилу устроить что-то вроде своеобразных тестов по выявлению способностей к рисованию и черчению у своих сыновей.

Марина показала подруге раскраски, заштрихованные цветными карандашами пока что робкими и неумелыми линиями, но Людмила уже с ходу отметила верное цветовосприятие и цветовоспроизведение у сыновей Марины.

Затем мальчикам вручили по простому карандашу с ластиком и по листу бумаги. Людмила вооружилась тем же набором и стала выводить на бумаге простые геометрические фигуры – конус, шар, куб – после чего попросила Стаса и Влада попробовать начертить такие же. Постепенно она усложняла задания – в ход пошли уже цветные карандаши и более сложные графические рисунки по типу разнообразных многоугольников.

– Ну, что скажешь? – спросила Марина, когда проверка была завершена. – Как у них получается?

– Пока что трудно судить, – ответила Людмила. – Для них ведь это первый подобный опыт. Кроме того, дети ещё совсем маленькие для таких серьёзных упражнений, особенно младший. Но способности и у того и у другого мальчика определённо имеются. Если хочешь, могу попробовать с ними позаниматься, посмотрим, что может из этого выйти.

Марина с радостью согласилась, и Людмила стала приходить к Озеровым по два-три раза в неделю. К её визитам всё необходимое для занятий уже было наготове. В пёстрой банке на большом, накрытом цветастой скатертью столе по-прежнему стояли цветные карандаши, рядом в картонной коробочке помещались несколько простых карандашей с ластиками на концах, несколько ластиков лежало отдельно, подле линеек для черчения.

Марина и сама с большим удовольствием присоединялась к занятиям и обращала внимание сыновей на те нюансы, которые упускала из виду Людмила. Всё было устроено так, чтобы мальчики воспринимали эти уроки не как что-то обязательное, а как развлечение, что, несомненно, сказывалось на результатах. Дети корпели над чертежами и рисунками с огромнейшей радостью и энтузиазмом, указывая друг другу на мелкие погрешности и делая это как-то по-доброму, без обид. По квартире то и дело разносился их счастливый смех.

Иногда Людмила брала с собой дочерей. Лида и Лада вели себя как настоящие леди – они тихонько присаживались на предложенные им стулья, брали специально подготовленные для них листы бумаги и карандаши и послушно повторяли упражнения вслед за взрослыми и мальчишками.

У Стаса и Влада было по отдельному альбому для рисования и черчения, что помогало время от времени отслеживать успехи каждого. Несколько месяцев спустя Людмила уже смогла увидеть и оценить первые стабильные результаты.

– Знаешь, у мальчиков совсем неплохо получается, – сказала она Марине. – Я бы на твоём месте подумала, чтобы развивать их дальше в этом направлении.

– Я с большой радостью, ты же знаешь, – отозвалась та. – Будем потихоньку заниматься с ними, показывать новые техники. Если ты не против, конечно…

– Я не о том, – перебила её Людмила. – Теперь уже очевидно, что твои сыновья пошли в тебя. У них настоящий талант в области графического рисунка. Особенно у Влада. Он схватывает всё на лету и по результатам почти уже догнал старшего брата, а ведь для такого дела у них существенная разница в возрасте. Если у Влада уже сейчас так здорово получается – только представь себе, что может быть через три-четыре года!

– Ты предлагаешь заниматься с ним более серьёзно? – не поняла Марина.

– Мне кажется, будет правильно дать ему классическое образование в этой области. Марин, он прирождённый архитектор. У него, как, впрочем, и у Стаса, есть все данные для поступления в МАРХИ.

– МАРХИ? – Марина взглянула на подругу с явным сомнением. – Ты имеешь в виду обучение в Москве?

– Ну да. А что тебя так пугает?

– Ну, другой город, столица и всё такое. Не хочу, чтобы мой сын жил в общежитии с чужими людьми.

– Так не вечно же ему за материнской юбкой прятаться, – резонно возразила Людмила. – К тому же если с ним будет брат, то и беспокоиться не о чем. Повторяю, у Стаса тоже есть талант – смотри, какая поразительная точность в воспроизведении на бумаге графических объектов: прямо оптический прицел настоящего пилота, честно – так что, я думаю, им обоим стоит попробовать. К тому же в МАРХИ, если на сегодняшний день ничего не изменилось, имеется очно-заочная форма обучения. Ребята могут какие-то дни ездить на лекции, а основной упор сделать на самостоятельное изучение материалов на дому.

– А если они не потянут? – Марина с беспокойством посмотрела на подругу. – Если самостоятельно не справятся с объёмом материалов? Может быть, есть архитектурный институт где-то поближе?

– МАРХИ – самый престижный, – убеждённо произнесла Людмила. – К тому же, если возникнут трудности, я всегда помогу, ты же знаешь. Пока будем их готовить. Обычно поступление в МАРХИ без репетиторов не обходится, а многие – как, к примеру, поступила и я в своё время – идут на подготовительные курсы. Но нам-то, как говорится, и карты в руки! – она подмигнула подруге. – И времени предостаточно – успеем подготовить ребят основательно.

– Ну что ж, звучит заманчиво, – согласилась Марина. – Людок, спасибо тебе, ты у меня незаменимая. И я правда желала бы для Стаса и Влада примерно такого будущего – спокойного и надёжного, как тихая гавань, – без всяких бурь и треволнений. Хотя мне кажется, что мои ребята хотят от жизни совсем другого. По-моему, они всерьёз мечтают стать лётчиками.

⁂

Марина задумчиво облокотилась на стол и погрузилась в воспоминания.

Волны памяти уносили её в ясный летний денёк, когда на чистой и безмятежной лазури неба не было ни облачка. Марина с сыновьями шла по мягкому песку, щедро рассыпанному на берегу озера, подставляя ласковому, отражающемуся в зеркальной водной глади солнцу счастливое, смеющееся лицо.

– Мамка, смотри, что это?! – выкрикнул Стас, вскинув голову к небу и указывая на едва различимую движущуюся точку, позади которой прочерчивалась тонкая белая полоса.

Полоса постепенно ширилась, образуя дорожку, убегавшую прямо в лазурную даль небес, словно бы приглашавшую усталых путников пройтись по ней и достигнуть обетованного рая.

– Это самолёт летит, сынок, – пояснила Марина.

– Самолёт? – живо переспросил Стас. – А что, он сам вот так и летит? И как, интересно, это у него получается?

– Не сам, – Марина оторвала заворожённый взгляд от отдаляющейся с каждым мгновением светящейся точки и серьёзно посмотрела на старшего сына, – им управляет человек, который сидит внутри, в самолёте.

– А что это за человек? – допытывался любознательный Стас.

– Лётчик.

– Я хочу стать лётчиком! – убеждённо заявил Стас.

– И я! – неожиданно в разговор прорвался задумчивый голосок Влада. Младшенький, высоко задрав голову, с нескрываемым восхищением следил за непостижимым светящимся чудом в небе. – Я тозе хотю стать лёт-тиком!

Марина полагала, что мальчики быстро забудут этот короткий эпизод и отвлекутся на что-то другое. Но не тут-то было. Вернувшись домой, Стас первым делом соорудил из бумаги самолётик, и они с Владом стали играть в лётчиков.

Игра давала простор воображению и настолько понравилась братьям, что они возвращались к ней снова и снова, как только выдавалось свободное время. Они с увлечением по очереди выпускали самолётик, и тот, чей черед наставал заниматься этим ответственным делом, гордо объявлял себя лётчиком.