Текст книги "Дарю тебе небо – Любовь Ласточки"

Глава 12

К невыразимому облегчению Марины, ей сообщили, что экстренной операции по удалению глазного яблока не потребовалось, и Влада пока вернули в палату. Тем не менее лечащий врач подчеркнула, что положение серьёзное и Марине лучше всего поговорить с офтальмологом.

Она попросилась к сыну, но её не пустили, объяснив, что эта ночь для него была не из лёгких и Владу требуется отдых.

И вот теперь она сидела в обшарпанном, но идеально чистом коридоре офтальмологического отделения и с замиранием сердца ожидала вызова в кабинет врача.

Марина, казалось, полностью погрузилась в свои невесёлые мысли и не замечала ничего вокруг. Она очнулась только тогда, когда почувствовала на своём плече робкое прикосновение чьей-то руки. Марина подняла глаза и, к своему немалому изумлению, увидела, что над ней склонилась запыхавшаяся длинноволосая девушка с характерной родинкой на правой щеке.

Марина тотчас узнала её – это была Лада, одна из дочерей Людмилы. Одежда на Ладе была строгой и, вопреки обыкновению этой девушки носить модные вещи, выдержанной в тёмных тонах. Правда, ботинки были фирменными и идеально вычищенными, выделяясь из общего чёрного тона одежды лишь своими золотистыми застёжками и ободками, но в данный момент всю эту красоту закрывали надетые сверху синие бахилы.

– Тёть Марин, извините, – скороговоркой произнесла Лада, всё ещё продолжая тяжело дышать. – Прибежала, как только смогла. Как он?

– Лада? – Марина не сумела скрыть удивления. – Что ты здесь делаешь, девочка? Ты же сейчас должна быть со своей сестрой… Помогать ей…

– Ничего. С Лидой сейчас отец. Он справится. А я… Я не могу больше сидеть без дела и истерить на пару с сестрой. Я должна быть там, где я больше всего нужна. Вот пришла узнать, как сейчас Влад, и чем я смогу быть полезной ему и вам на данный момент.

Марина снова взглянула на девушку с миловидным, тонко очерченным лицом со слегка выступающими вперёд скулами и подбородком, выдающими такие свойства характера, как решительность и целеустремлённость. Сейчас как никогда нужна была поддержка – любая, пусть и от юной девчонки – ведь отныне она, Марина Озерова, оказалась в этом кошмаре совсем одна. Даже Вячеслава не было рядом, и совершенно некому было сказать слова утешения и ободрения.

А теперь возле неё оказалась вот эта милая хрупкая девушка, готовая разделить с Мариной самые трудные минуты в её жизни. А ведь Лада не является невестой её сына – она даже, как это принято у молодёжи выражаться, не «его девушка». Марина горько вздохнула, когда ей вдруг пришло на ум, что увивавшаяся за Владом во времена благоденствия Озеровых Светлана ни разу за всё это время не соизволила не то что появиться в больнице, но хотя бы позвонить!

Лада тем временем присела на диван рядом с Мариной и участливо поинтересовалась:

– Что говорят врачи?

Марина вкратце передала девушке разговор с лечащим врачом Влада. Та неожиданно мягко улыбнулась и сказала:

– Ничего, тёть Марин. Будем жить.

Марина несколько поколебалась, решая, говорить ли Ладе о том, что тревожило её сильнее всего, но потом тихо произнесла:

– Он всё понял. Про Стаса. Нам даже не пришлось ничего говорить. Он сам это сказал.

Лада мягко положила свою миниатюрную кисть – ухоженную, с безупречным маникюром – на руку Марины.

– Он справится. Постепенно. Дайте ему время, и он примет это. Мы ему поможем.

Марина взглянула на неё с изрядной долей удивления и сомнения:

– Зачем это тебе? – спросила она. – Нет, ты не подумай, я ни в коем случае не хочу тебя обидеть, но… Это наши дела. И наша забота.

Лада снова улыбнулась:

– Некорректный вопрос, тёть Марин. Ну да ладно. Считайте, что я ничего не слышала, – она немного помолчала и добавила: – Давайте сделаем так. Я пойду к офтальмологу вместе с вами. Узнаем получше, как обстоят дела, возьмём выписку из истории болезни Влада и рекомендации. Потом я зайду к его лечащему врачу и разузнаю всё поподробнее о его общем состоянии. Всё-таки я медик, и мне будет легче представить картину его болезни со слов врача.

– Спасибо, – искренне поблагодарила Марина, слегка сжав миниатюрное запястье девушки. – И извини, если что.

– Да ничего страшного, – отмахнулась Лада, состроив при этом милую гримасу – специально, чтобы подбодрить Марину. – С ваших слов уже понятно, что там всё довольно-таки неплохо. Справлялись и не с таким. Вот только его глаза… – Девушка на мгновение задумалась, прежде чем продолжить. – Ведь Влад и так видел неважно. Я имею в виду – до аварии.

– Ну да, – ответила Марина. – Я знаю. Он носил очки. Иногда. По правде говоря, меня это беспокоит. Влад показывал мне выписку от офтальмолога, но я, к своему немалому стыду и огорчению, совсем не разбираюсь в офтальмологической терминологии. Я поняла только по цифрам, что у него небольшая близорукость на обоих глазах. Там, в выписке, было много всего, что меня смутило. Я спрашивала об этом у Влада, но он только отмахивался, мол, ерунда, не бери в голову. – Марина вздохнула и добавила: – Подозреваю, что Стас… на эту тему знал больше. Влад доверял старшему брату, как никому другому. Только теперь… его уже не спросишь.

Она на несколько мгновений отвернулась, промокнула глаза чистым носовым платком, достала из миниатюрной дамской сумочки другой носовой платок, побольше, и тихонько высморкалась. Дыхание Марины резко участилось, и ей пришлось снова неоднократно воспользоваться платками, прежде чем она нашла в себе силы успокоиться и вновь повернуться к своей юной очаровательной собеседнице.

Лада смотрела на неё внимательно и как-то не по возрасту серьёзно. Она терпеливо ожидала, пока у Марины схлынет первая волна отчаяния, всякий раз накатывавшего при воспоминаниях о погибшем сыне. Наконец девушка тихо произнесла:

– Тёть Марин… Даже не знаю, что сказать. Я не умею выражать сочувствие и, честно говоря, не представляю себе, что значит для матери потеря сына. Но я знала Стаса. Знала, каким он был человеком. И я вам вот что скажу: такие, как он, живут не напрасно.

– Да он и пожить-то толком не успел! – Марина снова всхлипнула. – А ведь был таким молодым, сильным, здоровым! Казалось бы – живи да радуйся!

– А вот здесь, вы уж меня извините, тёть Марин, но вы неправы, – ответила Лада. – Пожить Стас как раз успел. И не просто пожить. Он по-настоящему ЖИЛ. Жил хорошо. Со смыслом. Летал на самолётах. И сделал в жизни столько, сколько, быть может, не дано никому из нас. Одно то, что он защитил Влада, спас его от гибели, дорогого стоит. – Лада немного подумала и добавила: – Считается, что Бог первым делом забирает к себе лучших. Если это утверждение имеет смысл, то понятно, почему из всех нас он выбрал именно Стаса.

Марина взглянула на эту, на первый взгляд, хрупкую, но не по годам мудро рассуждающую девушку, и в глазах её отразилась благодарность. Она обняла Ладу за худенькие плечи, по которым разметались выпавшие из причёски длинные каштановые пряди волос, и растроганно прошептала:

– Спасибо, моя девочка.

– Ну что вы, тёть Марин, – смутилась Лада. – Теперь у нас с вами есть Влад. Да? – Марина молча кивнула. – И мы сделаем для него всё, что от нас зависит. А дальше уж как Бог даст.

– Знаешь, – после некоторых колебаний призналась Марина, – у Влада есть оберег. Кулон с изображением Николая Чудотворца. Когда-то мы с Вячеславом приобрели его для Стаса. Ведь он выбрал для своей жизни рисковое дело. Мы просили сына никогда и ни при каких условиях не снимать оберег. И вот теперь, придя сюда, нашли этот кулон на шее у Влада.

– Вот как? – Большие зелёные глаза Лады округлились. – Наверное, это неспроста. Мне кажется, это говорит о том, что с Владом всё будет хорошо.

Марина кивнула:

– Возможно, это знак свыше. Когда я впервые увидела оберег у Влада, у меня сердце едва удержалось в груди. Я поняла, что Стас каким-то образом передал кулон брату. Возможно, Стас почувствовал недоброе и решил таким образом защитить Влада, возможно, он сделал это по каким-то иным соображениям. Но, обнаружив оберег у Влада, я испытала странное двойное чувство. С одной стороны, у меня сжалось всё внутри от невыносимой боли за Стаса. С другой же – я почувствовала невероятное облегчение и уверенность в том, что мой дорогой Влад будет жить.

В глазах Лады отразилось уважение:

– Какой же всё-таки молодец у вас Стас! А вы говорите – не пожил. Да он знал о жизни, может, больше, чем мы все, вместе взятые! Да-а… Не зря моя сеструха так по нему сохнет! – Она взглянула на лицо Марины и, смутившись, поспешно прибавила: – Ой, извините, это у меня жаргон такой. Молодёжный. Не обращайте внимания.

– Ну а ты? – спросила Марина напрямик. – Тебе разве не нравился мой Стас?

– Да ещё как! – Щёки Лады мгновенно окрасил милый и невероятно трогательный нежный румянец. – Признаюсь, я даже была влюблена в него… одно время. Но потом поняла, что он герой не моего романа, и успокоилась – в отличие от моей сестры. Вы уж простите меня, бога ради, тёть Марин, – поспешила оправдаться девушка, задним числом осознав, что своими излишне рациональными рассуждениями невольно причинила немыслимую боль матери, потерявшей сына. – У меня другой принц.

Последняя фраза вырвалась у Лады как-то спонтанно, помимо её воли. Это была её личная тайна, прятавшаяся в том закутке сердца, в который не было доступа никому. До сегодняшнего дня. Видя всю глубину отчаяния Марины, Лада, быть может, неосознанно поделилась с ней сейчас чем-то очень личным, сокровенным. Но на этом – всё. Дальше она ни в коем случае не станет развивать эту тему.

– Да? – Марина, сделав над собой невероятное усилие, постаралась улыбнуться. – И кто же он?

– Секрет! – ответила Лада и поспешила перевести разговор в другое русло.

Они ещё немного посидели и поговорили по душам. Наконец погасшая над дверью офтальмологического кабинета лампочка возвестила о том, что можно зайти.

Глава 13

У Влада были выявлены поверхностное травматическое повреждение роговицы левого глаза и глубокая проникающая травма всех основных структур правого глаза. Ему назначили интенсивную антибактериальную и противовоспалительную терапию стероидными препаратами местного действия, а также противоглаукомные средства для предотвращения повышения внутриглазного давления. Лечение пока можно было проводить в условиях травматологического отделения под строгим наблюдением врача-офтальмолога.

На правом глазу вправили радужку, наложив швы в процессе обработки проникающей раны. Также наложили сквозной шов на всю толщу роговицы. В перспективе здесь требовалась сложная операция при условии, что глаз сохранит способность отличать свет от темноты. Тогда, по словам врача, можно будет рассчитывать на сохранение остаточного зрения.

Левый глаз пострадал в аварии меньше, но и здесь было благополучно далеко не всё. Пока на этот глаз установили временную контактную линзу для лучшей герметизации раны, так что состояние глаза на данный момент не позволило провести детальное диагностическое обследование, но ведущий Влада офтальмолог уже теперь заподозрил серьёзное заболевание роговицы, называемое кератоконусом.

Как объяснил врач, кератоконус в своей начальной стадии, вероятно, имелся у Влада на обоих глазах ещё до аварии. Это заболевание коварно тем, что таким пациентам очки, как правило, доставляют значительный дискомфорт: изображение в них нередко плывёт, двоится, предметы меняют свою форму.

Врач пытался успокоить Марину и Ладу, сказав, что пока наличие у Влада кератоконуса – всего лишь предположение, не подкреплённое данными детальных обследований. Но Марина припомнила, что Влад то и дело норовил снять очки, так как ему что-то мешало в них смотреть, и материнским чутьём поняла, что злополучная болезнь у её сына всё-таки есть.

Врач обещал провести полную диагностику после того, как будет пролечен воспалительный процесс, попросив Марину принести результаты предыдущих обследований Влада, какие у неё имеются. Марина как сквозь гулкий набат слышала дежурные фразы о том, что не стоит отчаиваться раньше времени, что, даже если диагноз подтвердится, можно будет принять все надлежащие меры, чтобы наилучшим образом скорректировать зрение Влада, а позднее – и укрепить ему роговицу с помощью специальной операции. Конечно, этому вальяжно развалившемуся на стуле мужчине в белом халате легко говорить. Ведь Влад её сын. Не его.

Дальше было всё как в тумане. Врач что-то говорил о соблюдении режима закапывания глазных капель, об ограничении физических и зрительных нагрузок. И если бы Лады не было рядом, если бы Марина каждой своей клеточкой не чувствовала её поддержки, она, вероятно, не выдержала бы и разрыдалась прямо в кабинете.

Марина смутно помнила, как сквозь окутавший её сознание липкий туман поблагодарила врача, как взялась за ручку миниатюрной сумочки, собираясь уходить, но врач остановил её, спросив о месте учёбы и основном роде занятий Влада. Услышав в ответ, что Влад учится на архитектора, врач, понизив голос, произнёс:

– Я вас понял. Сожалею, но, очевидно, профессию молодому человеку придётся сменить. Архитектурное проектирование сопряжено с колоссальными зрительными нагрузками, которые в его ситуации противопоказаны и могут в итоге привести к полной потере зрения.

Марина и Лада спустились в буфет и заняли свободный столик возле окна, где открывался обзор территории больницы, которая, в полном диссонансе с настроением Марины, вовсе не казалась такой уж унылой и безотрадной. По периметру здания тянулись аккуратные клумбы, где были высажены слегка прибитые к земле недавней непогодой тигровые лилии. Теперь цветы словно проснулись, скинули своё привычное за последние несколько суток оцепенение и потянулись к безмятежно светящему солнцу.

Марина всё порывалась зайти к Владу, но ей ясно дали понять, что посещения больных откроются не раньше чем через час-полтора, и Лада настояла на том, чтобы по возможности где-нибудь перекусить. По подсказке дежурной медсестры Марина и Лада отыскали буфет, оказавшийся небольшим, но, к удивлению Лады, достаточно уютным для больницы помещением.

Ассортимент блюд был ожидаемо небогатым. Лада заняла очередь и старалась присмотреть что-то более-менее приличное из предлагаемого меню. Взяв в итоге два бифштекса с рисом и два компота, девушка притащила поднос к столу, где её ждала Марина, и проворно расставила принесённые тарелки и стаканы.

Марина сидела, уставившись в одну точку и не замечая ничего вокруг. Лада отнесла обратно пустой поднос, вернулась, встала позади уставшей, измождённой заботами и убитой пережитым горем женщины и мягко положила ладонь ей на плечо:

– Надо поесть, тёть Марин.

Марина автоматически кивнула, вяло взяла вилку и только тут заметила в руках у Лады довольно внушительный полиэтиленовый пакет, который та уже быстро разворачивала, доставая завернутый в хрустящую бумагу герметичный пластиковый контейнер. Девушка открыла крышку контейнера, и изнутри потянулся изумительный запах свежей выпечки.

– Вот, – произнесла Лада, понизив голос. – Слоёные пирожки с сёмгой. Испекла специально для вас. И… для Влада.

Её щёки заалели от смущения под вопрошающим взглядом Марины.

– Просто я представляла себе, что, даже если повезёт найти здесь что-то перекусить, еда будет довольно паршивой, – торопливо пояснила девушка, пытаясь скрыть всё больше и больше одолевавшее её смущение. – Это ещё хорошо, что здешний буфет оказался совмещённым с больничной столовой. Иначе даже не нашлось бы тарелки более-менее приличного второго. Но всё равно это ведь не очень вкусно, верно? – она кивнула на тарелку с дымящимся бифштексом и горкой желтовато-бурого риса. – Вот я и подумала…

– Спасибо, – растроганно проговорила Марина, пододвигая поближе контейнер с пирожками. – Выглядят аппетитно. Можно я возьму всё для Влада?

– Съешьте хотя бы парочку, – голос Лады звучал убеждающе, – вы наверняка теперь не готовите. Значит, практически ничего не едите. А для Влада я ещё напеку. Мне не сложно.

Девушка мило улыбнулась, и на её щеках (на правой стороне – прямо над самой родинкой) появились прелестные ямочки.

– Хорошо, – сдалась наконец Марина. – Раз ты так старалась, я не могу тебя подвести.

Она выдавила из себя некое подобие улыбки и взяла самый маленький из всех пирожков.

– Вкусно, – оценила Марина, откусив небольшой кусочек. – А ты, оказывается, кулинарная мастерица.

– Да, мы с сестрой любим готовить, – просто, без тени жеманства ответила Лада. – Ну и кушать тоже любим, разумеется. – Она подмигнула Марине, и та снова улыбнулась – на этот раз вполне искренно.

– Кстати, как там Лида? – произнесла Марина, просто чтобы что-то сказать.

– Ой, тёть Марин, лучше не спрашивайте! – Лицо Лады сделалось вдруг непроницаемо серьёзным. – Сами небось догадываетесь.

Марина внимательно поглядела на девушку и вдруг, сама того не заметив, мягко накрыла ладонью её запястье:

– Прости, – тихо произнесла она. – Лида очень любила его, я знаю. Но поверь – мне не легче. Я всё-таки мать. – Марина тяжело вздохнула и отложила на свободное блюдечко надкусанный пирожок, изо всех сил стараясь снова не разрыдаться прямо здесь, за столом. Её мало волновало, что подумают люди, пришедшие в буфет подкрепиться. Просто она запретила себе распускаться, решив, что, какие бы кошки ни скребли у неё на душе, пора уже взять себя в руки. Ведь самое тяжёлое – похороны сына – было ещё впереди. Иначе она туда не дойдёт. Просто не сможет.

– Тёть Марин, а возьмите-ка несколько пирожков домой, – неожиданно предложила Лада. – Ваш муж, наверное, совсем голодный. Пускай поест. Да и вы сможете подкрепиться, когда захотите. Смотрите-ка, их тут много!

Девушка достала из пакета другой герметичный пластиковый контейнер, битком набитый небольшими румяными пирожками.

– Ого! И когда это ты умудрилась столько напечь? – Марина изо всех сил старалась, чтобы её голос звучал бодро.

– Было дело, – ответила Лада и тихо вздохнула. Марина пристально вгляделась в лицо девушки, всё ещё окрашенное румянцем смущения, и поняла, что та сначала намеревалась утаить от неё второй контейнер с пирожками, очевидно, припрятав его для Влада.

– Ты сама хотела их ему передать, верно? – вырвалось у Марины, и Лада в ответ едва заметно кивнула.

– Спасибо, – искренне поблагодарила её Марина. – Спасибо тебе за всё. За эти замечательные пирожки, за твою потрясающую чуткость и неоценимое участие. Если бы не ты, я не выдержала бы в кабинете того врача и пяти минут и, конечно, не смогла бы сформулировать и десятой части тех важных вопросов, которые обязательно было необходимо ему задать.

– Вам не за что меня благодарить, тёть Марин. – Лада подняла на собеседницу лучистые зелёные глаза очень красивой формы и разреза. – Мы же с вами практически одна семья и помогаем друг другу как можем. Да, и вот ещё что. – Голос девушки приобрёл неожиданную решительность. – Я поищу в Интернете информацию о кератоконусе и обо всём, что говорил доктор, и обязательно вам сообщу, если найду что-то важное. Также постараюсь найти лучшие офтальмологические центры и врачей, специализирующихся на тех проблемах по зрению, которые есть у Влада. Надеюсь, общими усилиями мы справимся.

– Странно, – произнесла Марина, внезапно задумавшись. – Мне всегда казалось, что из вас двоих более серьёзная и ответственная девушка – это Лидия. Ты же производила впечатление более юной, беспечной… Ну, не знаю, как ещё выразиться.

– На самом деле мы очень похожие по характеру, наверное, – Лада мягко улыбнулась. – У нас одинаковые привычки и увлечения, схожие взгляды на жизнь. Просто по отношению к разным людям, а также в тех или иных ситуациях ведём себя по-разному. Ну и у Лиды много заскоков, конечно. Но с другой стороны – у кого их нет? Ой, простите, тёть Марин, – произнесла девушка, опомнившись. – Наверное, не следует так говорить про сестру.

– Не следует. Но ничего страшного. – Марина снова улыбнулась, сама того не заметив, уже безо всяких усилий. – Ты же любя. Скажи лучше вот что. – Марина с каким-то безотчётным и необъяснимым чувством, похожим на материнское, наблюдала, как девушка резво взялась за рис. – Ты только сегодня решила зайти к Владу или намереваешься посещать его… время от времени?

Лада оторвалась от еды и снова устремила на Марину взгляд зелёных миндалевидных глаз:

– Почему только сегодня? – Вид у девушки был такой, словно она даже не поняла сути вопроса. – Я бы хотела приходить к нему каждый день… Ну, в смысле, когда это будет возможно. Если вы не против.

– Вот уж не знаю, стоит ли тебе это делать. – В голосе Марины слышалась какая-то странная, невыносимая горечь.

– То есть как это – не стоит? – не поняла Лада.

– Влад только что потерял брата, – сказала Марина, понизив голос; лицо её при этом сделалось очень серьёзным. – Ещё одной потери он не переживёт.

– В смысле… – Лада сначала растерялась, но потом поняла, что имела в виду Марина. – Ах, вот вы о чём, – она грустно улыбнулась. – Ну, на этот счёт можете быть спокойны: я его совершенно не интересную. Ну то есть как девушка.

– Откуда ты знаешь? – спросила Марина, продолжая всё так же пристально глядеть на свою юную очаровательную собеседницу.

– Ну, это же видно невооружённым глазом. – Лада отложила в сторону вилку, отпила немного компота и тихо произнесла: – Он без ума от моей сестры.

– Влад может привязаться к тебе, если ты будешь к нему приходить, – проговорила Марина очень серьёзно. – И не спорь – я знаю. Особенно – учитывая его положение. У него ещё не было настоящего чувства к девушке, ему только кажется, что он влюблён в твою сестру, я не сомневаюсь. Если он когда-нибудь полюбит, то один раз и на всю жизнь. Как Стас. Так что если тебе этого не нужно, если тобой руководят жалость, сочувствие, бескорыстное желание помочь или же любой другой сиюминутный интерес, а потом ты вильнёшь хвостом и бросишь моего сына, то лучше не навещай его. Прошу тебя как его мать.

– Тёть Марин, давайте я сама решу, что мне нужно, а чего не нужно, хорошо? – тихо, но твёрдо ответила Лада.

– Ладочка, ты очень хорошая девочка, – Марина решила сменить тактику. – Но пойми: у Влада серьёзные проблемы. Неизвестно, как он будет видеть после аварии и будет ли видеть вообще. Если ты решишь остаться с ним из сострадания, он обязательно это почувствует. Очень сомневаюсь, что ты хотя бы отчасти представляешь себе, какой может быть теперь его жизнь.

– Счастливой, тёть Марин. Я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы это было так. Обещаю.

– Ответь мне, – попросила Марина, – как ты относишься к Владу? Представляешь ли ты, что на себя берёшь? Готова ли разделить с ним свою жизнь, несмотря на все его проблемы?

Лада улыбнулась:

– Из всех ваших вопросов я могу ответить только на первый. Ответ таков: я всё ещё надеюсь. И если случится чудо и моя надежда осуществится, остальные ваши вопросы отпадут сами собой, не так ли?

Марина долго и пристально смотрела на Ладу, а потом встала и крепко обняла её за худенькие плечи:

– Спасибо, моя девочка.

– Ладно, давайте кушать, – засмущалась Лада. – А то сейчас всё остынет.

– Ты права. – Марина мягко отпустила хрупкие плечи девушки и снова села за стол.

– Только никому не говорите, – Лада очень серьёзно посмотрела Марине в глаза. – Особенно Владу. Обещаете?

– Обещаю, – с готовностью ответила Марина. – Мм-м, какие же вкусные у тебя пирожки! Пальчики оближешь!

– Не смейтесь, – обиделась Лада. – Это был мой секрет. Просто вы очень… Настырная.

– Точно. – Марина впервые после гибели сына почувствовала, как у неё улучшилось настроение. – И любознательная. Был твой секрет – теперь будет наш. Ладно, кушай, детка, и пойдём к Владу.

– Вы идите, – ответила Лада. – Я зайду попозже. Сначала хочу поговорить с его лечащим врачом.

– Хорошо, – ответила Марина, собирая опустевшие тарелки и стаканы. – Я буду ждать тебя у Влада.

Когда она вернулась к столу, Лада упаковывала контейнеры с пирожками. Бережно обернув их в бумагу и положив в полиэтиленовый пакет, девушка протянула это добро Марине со словами:

– Вот, тёть Марин, возьмите. Один контейнер для вашего мужа и для вас, другой – для Влада. Попробуйте угостить его, пока они ещё тёплые, а если он не захочет… В его палате есть холодильник?

Марина неуверенно кивнула.

– Положите контейнер туда, чтобы пирожки не испортились. Может, вы сумеете дать их ему позже… Что с вами, тёть Марин? – озабоченно спросила Лада, увидев, что лицо женщины стремительно помрачнело. – Хотите, я провожу вас к Владу, а сама пойду к его лечащему врачу и потом вернусь?

– Да так, – ответила Марина. – Ничего особенного, не обращай внимания.

Она снова взглянула на встревоженное личико девушки, увидела светившееся в её глазах искреннее участие и сопереживание и тихо сказала:

– Ты права. Помимо всех наших проблем есть ещё одно серьёзное обстоятельство, которое меня беспокоит. Я расскажу тебе после. А сейчас нам надо спешить.

Марина приняла из рук Лады пакет, и они вдвоём направились к выходу.