Текст книги "Лечить или любить?"

Глава 2. Любовница токаря Ивана

– Худшее время для нашей дочери – это тот момент, когда хвалят ее брата, – вздохнула женщина и грациозным, каким-то кинематографическим движением поправила медно-рыжие, тщательно уложенные волосы.

Ее муж согласно кивнул:

– Это очень тяжело. Я сам рос со старшим братом, и наши отношения никогда не были идеальными. Иногда мы ужасно дрались – могли сцепиться из-за какой-нибудь игрушки или дурацкой шутки, но если во дворе кто-то обижал меня, он становился прямо бешеным. А я всегда выгораживал его перед родителями – он был трудным подростком, и у взрослых к нему всегда было много претензий. Помню, как во время особо мощного шухера я прятал его сигареты и выкидной нож у себя под рубашкой… – Мужчина улыбнулся воспоминаниям.

– Расскажите поподробнее о ваших детях, – попросила я. – Какие они?

Родители начали говорить одновременно. Замолчали, не ответив на мою улыбку, взглянули друг на друга. Потом муж жестом предоставил инициативу жене.

– С самого начала с ними очень много занимались. Моя мама – педагог. Когда у Нади выявили слух, мы сразу же пригласили преподавателя. Она подготовила ее к музыкальной школе, и Надя пошла сразу во второй класс. Еще ей очень нравится заниматься теннисом, тренер ее хвалит. В школе тоже все пятерки, хотя гимназия очень сильная. Она с удовольствием готовит творческие работы, бабушка ей помогает. А Илья играет на виолончели. Он сначала хотел гитару, но педагог сумела его убедить, теперь он с удовольствием ходит на ансамбль и еще занимается ушу, ходит в бассейн – это нам наш невропатолог порекомендовала – у него нестабильность шейных позвонков… В школе у Ильи очень хорошо идет язык, недавно мы были во Франции, он сказал, что ему нравится французский, и мы подумали на будущий год нанять учителя…

Женщина замолчала, с некоторой неуверенностью взглянула на меня, снова поправила волосы. Мне показалось, что ей хочется вытащить зеркало и проверить косметику. Мужчина смотрел на жену с каким-то сложным чувством, которое я не сумела понять.

– Что ж, попробуйте теперь вы, – вздохнула я, обращаясь к отцу. – Какие они?

– Надя никогда не ляжет спать, если не сделаны уроки. И это было едва ли не с двух лет: не наденет вещь, если она уже ношенная или на ней пятно. У нее железная воля: она вообще-то по конституции полненькая, недавно решила худеть, не ела вообще ничего сладкого и вкусного – именно того, что любит. Похудела на пять килограммов. Дальше врач запретил, и я пригрозил, что будем кормить насильно, через зонд. Илья всегда злился и плакал, когда в детском садике ему не давали главную роль. До смешного: он всегда дразнил сестру свинкой и терпеть не мог игрушечных поросят, которых она собирает. В прошлом году в школе ставили спектакль, где главным героем был поросенок. Илья двое суток рыдал, что ему не досталась эта роль. Надя говорит: «Лучше бы его не было, зачем надо было рожать второго ребенка?» Илья говорит: «Давайте Надьку-свинку бабушке отдадим, а я с вами спокойно жить буду». На людях они ужасно вежливые и положительные – вы сами видели, а дома так тяжело, что мне с работы не хочется возвращаться…

– Кем вы работаете?

– Я замдиректора в крупной фирме, которая занимается консалтингом.

– А вы? – я обратилась к женщине. – Занимаетесь домом и детьми?

Женщина вздернула подбородок.

– Нет, я художник-модельер. Работаю в Доме моды. Создаю свои коллекции… Но я согласна: у нас прекрасные дети – умные, здоровые и красивые (свободной рукой женщина украдкой постучала по ножке стула). Я занимаюсь любимым делом и достигла в нем больших успехов. В семье все благополучно в финансовом плане (стука по дереву не последовало, значит, дети все-таки важнее)… Но из-за постоянной вражды между детьми все это не приносит мне никакой радости! Ведь Наде всего десять лет, а Илье – восемь. Я просто не выдержу…. Скажите, что нам сделать, чтобы это прекратилось?!

Я молчала довольно долго, исподтишка наблюдая за супругами. Потом решилась:

– Вы знаете, мне кажется, что ваши дети тут ни при чем…

– Как это?! – супруги опять отозвались хором.

– Неужели вы думаете, что мы сами их к этому побуждаем? – саркастически улыбаясь, поинтересовался мужчина.

Женщина сразу бросилась оправдываться, наверняка она уже сама не раз думала об этом:

– Мы всегда старались поровну делить внимание между ними. Я читала книжки по воспитанию. Готовили Надю к рождению брата. Консультировалась с психологом. У меня мама педагог. Они никогда ни в чем не нуждались. Если одному покупали игрушку, то другому тоже обязательно…

– Скажите, пожалуйста, когда вы последний раз были на показе коллекций жены? – спросила я внезапно у мужчины.

– Что-о?! – удивился он, явно сбитый с толку моим вопросом. – Да у меня времени нет, это же днем… И вообще… женские тряпки… для тех, кому заняться нечем… я в этом не понимаю.

– Ну уж… – усмехнулась я. – Красивые девушки, в красивых одеждах, красиво двигаются – чего ж тут не понять?

Мужчина поднял руку, словно защищаясь. Женщина приоткрыла рот, собираясь что-то сказать…

– Будьте любезны, – обратилась я к ней, – объясните мне, в чем суть последнего крупного проекта, над которым работала контора вашего мужа? И какие были сложности?

– А что вы у меня спрашиваете? – мгновенно огрызнулась женщина. – Это его работа – его и спросите… У меня, значит, просто так, тряпки, а у него, видите ли, дело! А что за дело-то? Я-то хоть красоту создаю, это все видят, а у них? Бумажки какие-то или файлы электронные, сидят по тысяче человек в офисах и консультируют друг друга, как воздух продавать… А потом кризисы по всему миру! Дома мы его из-за этой работы не видим… и еще на детей сваливает!

– Перестань, Татьяна! – прикрикнул мужчина. – А кто Надьку едва ли не с пеленок настраивал, что она должна быть во всем лучшей? Ты и мать твоя – педагог! Илюшка же маленький ей в рот заглядывал. И она его тетешкала, учила всему. А как стал подрастать, умнеть и его тоже хвалить начали – так из нее такая злоба полезла! Как же, конкурент! И он тоже начал… А кто настроил? Кто настроил, я тебя спрашиваю?!

– Стоп! – крикнула я.

Мужчина (его когда-то сломанный нос выдавал в нем боксера и не оставлял сомнений в том, что он меня услышит – рефлексы сохраняются дольше всего прочего) замолчал и опустил сжатые кулаки.

Молчали еще с минуту, переживая то, что произошло.

– И что же нам теперь делать? – тихо спросила женщина.

– А теперь давайте учиться быть счастливой семьей, – так же тихо предложила я. – Ведь у вас есть для этого абсолютно всё. Знаете советский анекдот про любовницу токаря Ивана?

– ???

– Советское время, идет торжественное собрание по случаю пятидесятилетия завода. Токарь Иван, отработавший на заводе 20 лет, с женой, оба принаряженные, сидят в зале. Со сцены говорят торжественные речи. Жена на заводе первый раз:

– Ну, Вань, расскажи мне, где тут у вас кто? Где директор-то?

– Вот, в президиуме, в центре, лысый.

– А жена его где?

– Вон та, в первом ряду, в розовой кофте.

– А любовница?

– Вон, с краю, в голубом платье, Люба-секретарша.

– А главный инженер?

– Тоже в президиуме, в очках. И жена его – тоже инженерша, вон сидит.

– А любовница его?..

Обсудили всех, наконец жена спрашивает:

– Ну, Вань, а твоя-то любовница где?

Ваня мнется, потом все-таки показывает толстым пальцем:

– Во-он, в мохеровом шарфе, Шура из ОТК…

Жена привстает, долго с любопытством глядит, потом садится и удовлетворенно говорит: «Наша-то – лучше всех!»

Родители Нади и Ильи хохочут, а у меня появляется надежда.

* * *

Не так уж редко случается, что люди, живущие рядом, не умеют радоваться успехам друг друга, воспринимая достоинства и достижения партнера едва ли не как вызов себе лично. Тогда совместная жизнь незаурядных личностей превращается в соревнование конкурентов, явное или неявное выяснение отношений и неустанное взвешивание: кто сделал больше? Кто отстал? От самого бытового и мелочного: кто должен сегодня мыть посуду? кому забирать детей из школы? – до экзистенциально нерешаемого: кто принес больше пользы человечеству?

Иногда, как в описанном выше случае, отражением этих «разборок» становятся отношения детей.

Разумеется, изменить честолюбивых, сильных, целеустремленных и, может быть, даже тщеславных супругов (а где-то там маячит еще и бабушка-педагог!) мне было не под силу. Да, в сущности, я не видела в этом необходимости. Достаточно было лишь изменить их отношение к семейной системе, заставить увидеть ее целостность, научить мужа гордиться достижениями жены («Это и мое тоже!») и наоборот. А умненькие и развитые дочь и сын, чутко уловив общее изменение настроя семьи, почти мгновенно перестроились бы. И вот уже Надя важно говорит родителям: «Я слышала, что на Илюшке весь ансамбль держится – у него там у единственного абсолютный слух», а Илья предлагает однокласснику, не понимающему решения задачи: «Я сестру попрошу. Она знаешь как здорово объясняет: у нее кто хочешь поймет!»

Глава 3. На что там смотреть!

– Моему сыну Кириллу одиннадцать лет. Последнее время он плохо спит по ночам, днем все время почесывается, как блохастая обезьянка, капризничает в еде, в школе упала успеваемость, учителя жалуются на его невнимательность…

Классическая клиническая картина невроза. Очень точное описание. Посетительница явно владеет словом.

– Где же Кирилл? – я демонстративно огляделась. Приличного вида и средних лет дама пришла ко мне на прием без ребенка. – Вы оставили его в коридоре? Давайте пригласим его сюда, я в соседней комнатке дам ему рисуночное задание…

– Я пришла одна, потому что все проблемы – во мне! – решительно заявила дама.

Скорее всего, так и есть. Дети до подросткового возраста редко имеют свои собственные психологические проблемы, гораздо чаще это проблемы семьи. Но далеко не все родители столь четко это осознают. Кажется, с дамой будет легко работать…

– Я слушаю вас.

– Дело в том, что мы разводимся с мужем. Не подумайте, никаких скандалов в доме нет, мой муж – очень порядочный человек, кандидат исторических наук…

Если бы научная степень гарантировала человеческую порядочность, мир был бы устроен гораздо проще, подумала я.

– Но Кирилл все равно очень переживает. У него с мужем прекрасные отношения…

Еще бы он не переживал! В одиннадцать лет, как раз когда формируются образцы поведения, хороший отец уходит из дома!

– Мы, конечно, стараемся всё смягчить. Мы и сюда хотели прийти вместе, но у него как раз сегодня работа… Но я ему все передам, у нас с мужем тоже прекрасные дружеские отношения…

– Послушайте! – не выдержала я. – Если у вас у всех прекрасные отношения, зачем же вы разводитесь с отцом своего сына?!

Дама потупилась.

– Кирилл – не сын моего мужа.

– А, понятно, – кивнула я. – У вас распадается второй брак, а Кирилл – сын от первого брака. Его собственный отец общается с мальчиком?

При работе с семьей я всегда исхожу из интересов ребенка, потому что так решила когда-то. Пусть там эти, с прекрасными отношениями, сами разбираются… Сейчас надо подумать о ресурсах, которые есть у Кирилла!

Дама опустила голову еще ниже.

– Это не второй брак, – едва слышно сказала она. – Это четвертый. Кирилл – ребенок от второго. Его родной отец – очень порядочный человек, прекрасный специалист, но он сейчас живет в Германии…

Та-ак! Четыре распавшихся брака с исключительно порядочными людьми. При этом сама дама весьма привлекательна и ухожена, но отнюдь не выглядит роковой женщиной. Скорее, она главный бухгалтер предприятия или классная дама в престижной гимназии…

– Кем вы работаете?

– Я главный редактор в техническом издании. А вообще-то я филолог, кандидат наук…

Ага. Скорее всего, в биографии дамы есть нечто ужасное, чего я не знаю. Впрочем, я сама виновата, дама напрямик сказала об этом едва ли не в самой первой фразе…

– Вы сказали, что проблема в вас. В чем она состоит? – Дама молчала. – Проблемы с алкоголем? Наркотики? Медикаментозная зависимость? Психиатрия в семье? Нимфомания?

По мере моих предположений дама всё более энергично мотала головой.

– Тогда что же?! – сдалась я.

– Я не знаю. В том-то и дело! – с отчаянием в голосе сказала женщина.

В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что все четыре брака нашей дамы заключались и распадались по одному и тому же алгоритму: спокойное начало без особенных страстей. Все знакомства происходили на работе – мужчины влюблялись и красиво ухаживали довольно продолжительное время: были и уважение, и дружеская привязанность. Но спустя пару лет после заключения брака происходило нарастание каких-то опасений и ожиданий. Ощущалась нервозная обстановка, высказывались пустые претензии, за которые обоим было стыдно. После примирений начинались бесплодные попытки выяснить отношения, и наконец – разрыв. И в результате – облегчение и сожаление, смешанные почти в равных пропорциях…

– Понимаете, – дама наконец произнесла ключевую фразу, за которую я смогла ухватиться, – каждый раз я ожидала чего-то подобного. Оно и происходило.

В отличие от многих психологов и психотерапевтов, я не очень люблю копаться в далеком прошлом своих клиентов. Не для меня десять лет психоанализа по два раза в неделю, с подробным обсуждением проблемы горшка и половой жизни родителей… Существуют же и другие методы – так я всегда полагала и этим руководствовалась на практике. Но вот проблема мамы Кирилла… Начинать здесь явно надо издалека… Откуда у умной, красивой, прекрасно адаптированной к жизни женщины взялись столь странные ожидания?

– Может быть, ваша собственная семья так старательно понижала вашу самооценку, что вы до сих пор не можете…

– Что вы! – грустно усмехнулась дама и рассказала, что ее растила мать-одиночка, которая работала продавщицей в магазине и очень гордилась тем, что дочка всегда прекрасно училась, окончила институт, аспирантуру, защитила диссертацию…

– Мама, к сожалению, скончалась, а других родственников у меня нет… – дама сокрушенно покачала головой. – Мне до сих пор жаль: она для меня все сделала, надрывалась на двух работах, а я теперь могла бы… ну, что называется, обеспечить счастливую старость… А она не дожила…

Мне становится понятно, что мама долго была главным человеком в жизни девочки, из которой выросла моя теперешняя посетительница. А может быть, и теперь остается?

– Ваша мама гордилась вами и радовалась вашим интеллектуальным достижениям. А что она говорила по поводу брака, семьи?

Дама задумалась.

– Да ничего вроде бы не говорила. Мы же с ней вдвоем всегда жили…

– А все-таки? Постарайтесь припомнить. Мне кажется, что именно здесь должен быть ключ…

Спустя еще какое-то время (и вроде бы даже не в эту встречу) даме удалось вспомнить удивительную по своей простоте сценку, которая в период ее взросления повторялась много раз.

Она, девочка-подросток, бросает тетрадки в портфель, выбегает из комнаты в полутемный коридор, где на стене висит зеркало, и вертится перед ним, пытаясь разрешить вечный подростковый вопрос: хороша или нехороша?! Смотрит на себя то так, то эдак…

А из комнаты раздается то добродушно-усталый, то раздраженный голос матери:

– Маринка! Ну что ты там всё вертишься, что высматриваешь? Не на что там смотреть! Понимаешь?! Не на что! Пустое это все! Помой лучше пол или уроки повтори!

Не на что там смотреть! Как просто и как жестоко…

Проходили годы. Девочка Марина росла, хорошела, стала прекрасным специалистом и милой спокойной женщиной. Порядочные умные мужчины обращали на нее внимание, ухаживали, женились на ней. А она… она любила и уважала их, но счастье казалось ей каким-то украденным, доставшимся не по праву; подсознательно она все время ждала, когда же они заметят подвох, когда догадаются, что «смотреть-то там не на что!» А они… Они не то чтобы догадывались, они просто ничего не понимали в происходящем, нервничали всё больше и больше и… в конце концов уходили!

А мама-продавщица, которая одна могла бы все поправить (например, полюбив одного из зятьев и сообщив дочке, какая они прекрасная пара), мама, к сожалению, слишком рано умерла…

Когда все это стало ясно нам обеим, Марина не могла удержаться от слез. Я даже не пыталась утешить ее и что-то подсказать. Теперь она понимала все сама.

– С мужем я теперь договорюсь, – твердо сказала дама. – Я же вижу, что ему и самому не очень-то хочется уходить. И роман свой, якобы повод для всего, он скорее придумал, чем пережил. Я же его хорошо знаю. Главное другое. Главное – не сказать лишнего Кириллу! Какая же это все-таки ответственность! А мы ведь часто думаем, что самое важное – накормить, одеть, дать образование… А главное-то – в другом!

Мне ничего не оставалось, как согласиться с ней.

Глава 4. Страшилка про Марка

Во время приема дверь в мой кабинет заперта изнутри. Но снаружи висит табличка «Стучите, и вам откроют». Ее цель очень проста: чтобы действительно стучали, и я знала, что следующая семья уже пришла. Потому что предыдущие посетители обычно не прочь захватить время следующих. Если никого нет, я не против.

Они постучались без всякой записи (такое тоже случается – и это нормально, бывают же в жизни экстренные ситуации). Объяснили свой визит так: «Вот здесь у вас написано, мы и постучались, потому что нам уже все равно, куда стучаться…»

Я не помню, кто именно из взрослых пришел ко мне с Марком в тот, первый раз. Кажется, мужчина и женщина. Но я на них почти не смотрела. Потому что слишком поразил меня вид самого Марка.

Вы видели когда-нибудь документальные кадры про концлагеря времен Второй мировой войны? Те, самые ужасные, где дистрофичные еврейские дети с огромными обведенными черными кругами глазами, ручками-палочками и раздутыми животами? И вот представьте себе: в самом конце ХХ века на пороге передо мной стоял точно такой же ребенок!

Первая моя мысль была панической и трусливой: это не мои пациенты! У ребенка явно не психологическая проблема – он тяжело болен! Надо быстро придумать, куда и к кому его послать. На обследование, на лечение, что угодно… Только не ко мне!

Но от психологического аналога клятвы Гиппократа деваться некуда. Передо мной явно страдающие люди, они обратились ко мне за помощью, стало быть, я должна хотя бы попытаться…

– Да что же это с ним такое?! – совершенно непрофессионально спросила я. – Почему он у вас такой худой?

– Он не ест, – ответил мужчина. – Почти совсем.

– Давно? – изумилась я.

– С самого начала. Практически с рождения.

– Как это? Поподробнее, пожалуйста. – Тут во мне заговорил даже не профессионализм, а просто формальная логика. Ведь если бы ребенок с рождения не мог есть из-за какой-то болезни, то ему попросту не удалось бы дожить до сегодняшнего дня. Значит, всё несколько сложнее.

Пятилетний Марк с трудом (мешала слабость) взобрался на скамейку и глядел на меня с умеренным любопытством. А один из взрослых начал рассказывать – тусклым, каким-то безнадежным голосом.

После первых же слов я поняла: никуда послать их не удастся. Они уже везде были. Обследовались во всех возможных центрах. Сдавали все возможные анализы. Консультировались со всеми специалистами, включая психиатра, который подтвердил полную нормальность Марка. Был даже телемост с врачами Израиля. Никто не нашел у Марка никакой конкретной болезни. Тем не менее в настоящее время ребенок явно умирал, у него уже как-то там опасно изменилась формула крови… Последняя гипотеза отчаявшихся эскулапов была такой: это какая-то хитрая онкология, у которой никак не удается найти первоначального очага. Предлагали положить Марка в больницу на капельницы, но семья отказалась, понимая: из больницы Марк попросту не выйдет.

Нда-а, оптимистичненько, ничего не скажешь…

– Расскажите о вашей семье и о характере самого Марка, – потребовала я.

Вскоре узнала следующее: если не считать еды, Марк – совершенно беспроблемный и очень одаренный ребенок. Никогда никаких истерик. Всегда вежлив. Умеет читать и писать. Говорит на трех языках. Умеет сам себя занять. Легко общается как с детьми, так и со взрослыми.

Семья Марка состоит из семи (!) человек. Все, кроме Марка, взрослые. У всех высшее образование. Марка все безумно любят, готовы ради него на все, он отвечает взаимностью. И вот в такой семье, такой ребенок – умирает, причем неизвестно от чего… Как тут не прийти в отчаяние!

Потом я поговорила с самим Марком. Эта беседа только подтвердила все то, о чем говорили взрослые: умный, воспитанный, коммуникабельный ребенок.

После этого Марк был отправлен домой: у мальчишки уже глаза от слабости закатывались!

Взрослых я пригласила отдельно (пришло опять двое – но я опять не помню, кто именно).

– Так, – по возможности укрепив свое сердце, сказала я. – Если бы он совсем не ел, то уже умер бы. Значит, все-таки иногда он что-то, где-то и как-то ест. Пробовали отдавать в садик?

Пробовали, тот самый психиатр советовал. В садике Марку очень нравилось. Он охотно ходил на все занятия. Но ничего не ел. Отдавал все вкусное другим детям. Остальное оставалось на тарелке. Врачи сказали: забирайте, дома он хоть что-то ест в течение дня. Воспитательницы и дети огорчились, когда Марка забрали из садика: его все любили…

– Расскажите, как происходит кормление Марка дома. Конкретно, с деталями и прямыми цитатами.

Через некоторое время я уже не знала, смеяться мне или плакать. Ибо кормление Марка в семье происходило так:

– Марк, ты знаешь, что надо кушать?

– Да!

– Марк, вот сырок глазированный (в семье есть легенда, что Марк любит молочное и сладкое), он маленький и питательный. Ты должен его съесть.

– Да! Только половинку…

– Хорошо, половинку. И еще яйцо. Оно тоже маленькое. В нем много белка.

– Да! Только… я белок не люблю, он противно трясется… Можно желток?

– Конечно, конечно! Значит, половина глазированного сырка и желток. Я иду варить яйцо. Сара, неси сырок!

– Я с дедушкой поем.

– Марк! Дедушка сейчас читает лекцию в институте. Ты же там был и знаешь, что дедушка преподает студентам.

– Да! Там очень интересно. И лекция мне понравилась.

– Марк! Ты должен поесть!

– С дедушкой…

– Он придет поздно.

– Но я же никуда не тороплюсь…

Звонок телефона.

– Абрам! Он согласен съесть сырок и яйцо. Но только в твоем присутствии!

Дедушка быстренько сворачивает лекцию в институте…

– Я знаю, что нужно делать! – как в омут кидаюсь я. – Сейчас я вам объясню…

В душе, конечно, страх: а вдруг уже поздно?! Бывают же, я читала, необратимые изменения и в организме, и в психике!

Из семерых членов семьи в доме осталось двое. Остальные эмигрировали к родственникам: не могли видеть, как издеваются над умирающим ребенком. Вся еда – печенье, конфеты, чипсы, сырки, фрукты, йогурты – была убрана. Холодильник – плотно закрыт. Четыре раза в день на стол перед Марком ставилось то, что, по мнению взрослых, он должен был съесть. Ни к чему не принуждали и не уговаривали. Клали ложку и вилку – и уходили. Стоит заметить, что в пять лет Марка всё еще кормили с ложки. Через пятнадцать минут все то, что осталось, демонстративно счищали в помойное ведро (активизация биологических рефлексов – помните, как собака бросается, если у нее попытаться забрать даже ненужную ей кость?). Из доступного – только графин с разведенным соком.

Обычные дети с этой проблемой едят ужин. Марк держался двое с половиной суток. Не ел вообще ничего, только пил сок. На третий день он был пойман на кухне: поставил на стол табуретку и полез в шкафчик, где тетя Сара хранила сухарики из остатков хлеба, нарезанные для зимнего кормления голубей. Про сухарики все забыли, а Марк помнил – он сам помогал их резать. Интеллект у Марка был таким, что пауза после «поимки» длилась всего несколько секунд. Потом Марк сказал: «Ну ладно… несите ваши котлеты!»

Что произошло? В общем-то, ужасное, но, к сожалению, не такое уж редкое сегодня явление. Пятилетний ребенок полностью управлял поведением семерых взрослых людей с высшим образованием. Понятно, что подобная задача была ему не по силам. К тому же из-за характера и методов воспитания ему были недоступны обычные детские способы управления и манипуляции – капризы, истерики и т. д. Пищевое поведение и горшок – еще Фрейд все это описывал. Но горшок тоже не годился – маленький Марк был брезгливым чистюлей и не пачкал штанишки уже после года. Оставалась еда. И бедняга Марк – единственный ребенок большой любящей семьи – накануне нашей встречи буквально умирал от истощения.

Я предупредила родственников Марка, что, потерпев поражение с едой, он будет искать другие способы манипуляции, благо интеллект позволяет. «Кто предупрежден, тот вооружен!» – бодро заверил меня дедушка Абрам.

Через пару недель семья узнала, что из еды действительно любит Марк. Оказалось, что на самом деле он предпочитает вовсе не сладкое и молочное, а овощи и фрукты и больше всего любит гречневую кашу – ест ее огромными тарелками без всяких заправок. Правда, я думаю, он так восполнял дефицит железа, что-то же там было у него с кровью…