Текст книги "Цирк кошмаров"

Ланской, придвинувшийся так близко, что Алиса с отвращением почувствовала на лице его дыхание, вгляделся в ее глаза и с восхищением присвистнул.

– Кошачий зрачок! Всё еще интереснее, чем я думал. Ты уникальный экземпляр, и я готов работать с тобой аккуратно и бережно. Если мы договоримся, с моей помощью получишь некоторые новые возможности. Меня очень интересует так называемый мир снов. Он же знаком тебе не понаслышке?

Алиса закусила губу. Было понятно, что профессор кое-что знает об этом, если отслеживает мозговые волны и может контролировать отца Олега, но сколь многое ему известно и как сделать так, чтобы не допустить это чудовище в распахнутый мир подсознания миллиардов не подозревающих беды людей?! На спящих можно воздействовать, им можно внушать что угодно. Нет, этого никак нельзя допустить. К тому же полагаться на милосердие профессора Ланского – откровенная глупость. Недаром его идеалы – фашистские «врачи», если можно назвать этих изощренных убийц таким возвышенным словом.

– Вы правы. Я недавно начала ходить по этому миру, – проговорила она, с осторожностью подбирая каждое слово, – и еще мало о нем знаю…

– Но ты встречала кого-то, кто может ходить там так же, как ты?

Профессор склонился к ней, и Алису едва не передернуло от отвращения. От него пахло крахмалом и какими-то медикаментами, он был таким белым, чистым, шершаво-правильным, как чистый альбомный лист.

– Встречала…

Девушка панически перебирала в уме, о чем же может знать Ланской. Знает об отце Олега, это точно, может догадываться про Квазимодо… А вот синеглазый… Что, если синеглазый парень из снов – это тоже агент профессора? Нет, нельзя даже думать об этом! И про Квазимодо лучше бы пока не говорить – пусть это будет их козырной картой в рукаве…

– Я нашла лабораторию, проследив за отцом Олега, – Алиса старалась говорить уверенно и в то же время медленно, взвешивая каждое слово. – А потом наткнулась на сына Моник – Квазимодо…

– Квазимодо? – перебил ее профессор удивленно.

– Я назвала так малыша, – пояснила Алиса.

Профессор кивнул и задумчиво потер переносицу.

– Я часто навещала его во снах, узнала кое-что о клинике, а потом встретила Моник – та как раз искала своего сына.

– Своего сына, говоришь?..

– Да, вы же сделали с ней эту ужасную операцию…

– Эта ужасная операция спасла ей жизнь… на некоторое время, – сухо добавил Ланской. – Ну продолжай же. Ты хотела рассказать о своих друзьях. Например, Олег Волков. Он тоже обладает способностями? – спросил профессор.

Нельзя, чтобы Ланской заинтересовался Олегом. Алексей Михайлович сказал, что это опасно. Значит, нужно переключить внимание профессора на что-то другое – то, на что тот непременно клюнет. И Алиса знала, о чем говорить. Она и без того заинтересовала Ланского, пусть же он сосредоточится на ней одной, а у друзей появится шанс сбежать.

– Нет, Олег не обладает даром ходить по снам, – поспешно сказала девушка. – Он неплохой компьютерщик, но не более того. Все, что связано с миром снов, лежало на мне. Однажды, когда я была во сне Квазимодо, его пытались убить, введя ему смертельную жидкость. Я очень испугалась и хотела это предотвратить так сильно, что все случилось само собой: сиделка выплеснула жидкость в рукомойник. И тогда я поняла, что на нее можно повлиять, заставив выпустить малыша и маму Олега.

– Интересно, весьма интересно! – Ланской разглядывал ее, словно энтомолог, углядевший необычайно редкий и весьма ценный экземпляр насекомого, которого как раз не хватало в коллекции. – Ты молодец, девочка, что сказала мне правду, тебе можно доверять!

Девушка едва удержалась от того, чтобы с гадливой гримасой не смахнуть его взгляд с лица, как смахивают назойливую муху. Она даже пошевелила пальцами, но заставила себя оставаться неподвижной.

Профессор опять со скрипом потер сухие руки и напомнил Алисе богомола – она видела такого на юге, куда они как-то ездили отдыхать с мамой. Богомол был похож на кузнечика, только гораздо крупнее, со сложенными на груди длинными лапами. Он так же, как Ланской, быстро-быстро тер их друг о друга.

Профессор перехватил ее полный непреодолимого отвращения взгляд и растянул сухие губы в подобии улыбки.

– Ну что же, девочка, – он поднялся с кровати, – освобождаю тебя от своего присутствия. Но еще вернусь. Обдумай пока свои перспективы, и, надеюсь, ты придешь к логичному выводу о неизбежном сотрудничестве.

Он вышел, сопровождаемый санитаром, в течение всей беседы неподвижно и безмолвно простоявшим у стены.

Алиса чувствовала странное возбуждение. Она вскочила и принялась ходить по комнате. Пустые беленые стены сводили с ума, слепили глаза, давили на лоб. Избавиться от этих ощущений не получалось. Панова попробовала погрузиться в медитацию, чтобы проведать Олега и Квазимодо, но не смогла. Мысли все время цеплялись за что-то – то за трещинку на стене, то за крохотного паучка, деловито снующего по паутинке, и снова обращались к угнетающе белым стенам.

Это было странно, поскольку Алиса научилась входить в состояние медитации довольно легко. Но хуже всего, что она не смогла заснуть ни с наступлением ночи, когда погас свет в небольшом окошке, ни утром. Сначала девушка списывала свое странное самочувствие на волнение и только к середине нового дня догадалась: ей добавляют нечто то ли в пищу, то ли в воду – что-то возбуждающее, мешающее уснуть. Видимо, профессор серьезно отнесся к рассказу о ее мнимых способностях и испугался, что его пленница сможет повторить тот же номер.

Первая мысль ее была радостной – хорошо, что она все же не рассказала о Квазимодо, он вне подозрений, а значит, сможет действовать… Но тут же пришло отрезвляющее осознание: она отрезана от друзей и не может общаться с ними, а малыш слишком еще мал, слишком напуган и, скорее всего, сломлен. Значит, они в ловушке.

В отчаянии девушка упала на пол и, обхватив ножку кровати, разрыдалась. Но ей не позволили найти утешение даже в слезах: тут же отворилась тяжелая металлическая дверь, и уже знакомый ей шкафоподобный санитар подхватил ее на руки и, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления, отнес на кровать. За ее здоровьем тщательно следили. Она была нужна профессору здоровой и невредимой.

«Как же мои друзья? Как же мама и Маркиза? Как они там без меня?» – подумала девушка, барахтаясь в сетях ужаса, словно в морской пучине.

Ответа не было.

* * *

Олег очнулся то ли в камере, то ли в палате. А скорее всего, данное помещение с успехом совмещало функции и того, и другого, и бежать из него было совсем не легко. По крайней мере, Олег не нашел ни единой зацепки, хотя изучил камеру со всем пристрастием стремящегося к свободе заключенного.

Папка с бумагами отца, конечно, исчезла. Наверняка ее забрали похитители. Но чего еще они хотели? У Олега не отобрали его любимую трость с серебряным набалдашником, его покормили и оставили в кувшине воды, но с ним не разговаривали, не допрашивали, не пытались запугать. Если бы не кормежка, он бы вообще решил, что о нем забыли. И это был плохой признак.

Волков, сильно хромая и опираясь на трость, долго расхаживал по камере, прокручивая в голове ужасные подробности нападения и гибель Сержа. Это было действительно ужасно! Страшнее, чем можно себе представить. Хорошо, что мама дома, в безопасности – это плюс. Как и то, что Чуду удалось сбежать. Правда, есть и минус: профессор заполучил бумаги отца, а они с Алисой попались ему в лапы. Ничего, они еще выкрутятся. Наверняка можно что-то придумать, ведь Алиса и Квазимодо обладают уникальными способностями, уже позволявшими малышу сбежать из клиники. Это удастся и во второй раз. Надо только дождаться ночи.

Едва только стало смеркаться, Олег заснул, не сомневаясь, что Алиса сама его найдет, кто, как не она, умеет ходить по снам. Всю ночь его мучили кошмары. Одним из самых безобидных стал быстро бегающий на четвереньках человек, пытающийся откусить Олегу фаланги пальцев, и карлик, запустивший руку ему в грудь, чтобы вырвать оттуда сердце.

Он проснулся, чувствуя реальную боль и дыша тяжело, с хрипом.

Хорошие сны – врагу не пожелаешь! Засыпать снова после такого не хотелось, но Волков подумал о встрече с Алисой и заставил себя погрузиться в сон. И тщетно. Его снова терзали кошмары, а Панова так и не появилась.

Утром, проснувшись в холодном поту, он вдруг подумал: а что, если она умерла? Что, если они ее убили?

Эта мысль вызвала дикую боль, скрутившую внутренности, как скручивают, отжимая, белье. Алиса Панова – странная девушка с необыкновенными глазами и смешными «рожками»… Милая, иногда слишком серьезная, иногда колючая… Она как-то исподволь, незаметно стала очень важной частью его жизни. До этого момента Олег не осознавал, насколько важной. И теперь вдруг оказалось, что одно ее существование в одном пространстве с ним придавало его жизни смысл. И если ее больше нет…

«Нет! Этого не может быть!» – Олег застонал и сжал ладонями виски. Ему казалось, что голова треснет, как перезрелый плод. И это стало бы лучшим выходом.

Жить без Алисы не имело смысла.

* * *

Цирк уехал – профессор на всякий случай отослал труппу подальше, растревоженный последними событиями. Цирк уехал, а предатель-клоун остался. Он лежал на земле, запрокинув к небу бледное и без всяких белил лицо, и под глазами его темнели не наведенные с помощью кисточки и палитры для грима синяки.

Гуттаперчевый пнул его безвольно откинутую руку, сплюнул и пошел прочь. В этом жалком изуродованном теле больше не теплился огонек жизни. Убийца шел и улыбался, поддевал носком кроссовки прелые листья, тронутые изморозью, словно отделанные изящным белым кружевом, и думал о манеже. Карлик даже скучал по нему, но профессор сказал: нужно остаться, верный слуга потребуется хозяину в ближайшее время, а значит, придется потерпеть. Жаль. Только на манеже, как ни странно, Гуттаперчевый ощущал себя полноценным человеком. Только там он забывал о своем уродстве, о нелюбви и обреченности. Только там у него вырастали крылья, позволяющие легко совершать самые невероятные трюки.

Там, в вышине, на трапециях или тонких летящих качелях он видел счастье. Огни, зажженные на арене, казались ему звездами. А он сам был богом, полновластным хозяином своего царства.

– Не забывай: цирк для тебя не основное. Ты – мои руки и уши, – напоминал хозяин.

Как-то, рассердившись на Гуттаперчевого, он запретил ему выступать целых два месяца. Это было очень тяжелое время, когда тело разламывалось от тоски и боли. С какой же радостью он вернулся! Каким волшебным сиянием встретила его арена, где становилось возможным любое колдовство!..

Занятый воспоминаниями, карлик и сам не заметил, как добрался до клиники. Охранник, прекрасно знавший его в лицо, привычно потребовал пропуск и, только пропустив пластиковую карту через щель турникета, открыл ворота.

– Профессор ждет, – сообщил он бесстрастно, и Гуттаперчевый поспешил в кабинет.

Хозяин сидел за столом, погруженный в бумаги, а за его спиной золотился солнечный свет, создавая вокруг фигуры сияние.

– Все сделано. Он больше не будет болтать, – сообщил карлик.

– Отлично. – Голос хозяина, как всегда, был ровным – просто констатация факта, лишенная даже оттенка похвалы. – Останешься пока здесь, под рукой. С завтрашнего дня начну эксперимент над девчонкой. Если то, что она рассказала, правда, это будет весьма интересно, и я извлеку из нее ее чудесные умения, даже если для этого придется залезть к ней в голову… в самом буквальном смысле…

Можно было бы счесть слова шуткой, но хозяин никогда не шутил. Он вообще вряд ли понимал смысл слова «шутка».

– Что мне нужно делать? – уточнил карлик.

– Пока ничего. Покрутись поблизости. Возможно, она попытается выкинуть какую-то штуку. У нее есть сила подчинить себе кого-то. В общем, следи, но не попадайся ей на глаза. Ты же умеешь быть незаметным.

Гуттаперчевый кивнул. Он прекрасно умел становиться незаметным. Это тоже являлось частью его личности и частью его профессии – разумеется, не акробата, а убийцы.

– Вот и ладно.

Он постоял еще немного, не понимая, закончены ли указания, но профессор занимался своими делами, больше не обращая на него ни малейшего внимания. Значит, инструктаж окончен.

Карлик бесшумно выскользнул в коридор и направился к палате, где содержали девчонку, – пора приступать к своим обязанностям.

14
Паутина отчаяния

Алиса требовала разговора с профессором уже не первый день, но никто ее не слушал. Желая прекратить издевательство над собой, девушка перестала есть и пить, но и это не помогло: похоже, наркотик стали выпускать в воздух в виде газа. А не дышать она уж никак не могла. От не находящего выхода возбуждения и изматывающей бессонницы девушка стала похожа на тень. Осунувшаяся, с огромными, обведенными густой тенью глазами она бродила от стены к стене. Все пальцы давно были разбиты в кровь в тщетных попытках привлечь к себе хоть какое-то внимание. Голова казалась невесомой и находилась в каком-то особом измерении, откуда до нашей Земли – миллиарды световых лет.

Иногда Алиса едва не засыпала. Несколько раз она ясно слышала телефонный звонок – а ведь телефона в палате не было, а мобильные у них, конечно же, отобрали. Невидимый телефон звонил упорно и яростно, но едва девушка пыталась схватить трубку, как снова оказывалась в своей камере, запертая среди белых стен, и вокруг – лишь звенящая тишина.

«Мерещится… Или кто-то хочет связаться со мной, но не может», – поняла Алиса.

Наконец, когда девушка была уже не на пределе, а где-то далеко за границами этого самого предела, профессор удостоил ее повторным визитом.

– Не обижайся на меня, девочка, – заявил он с порога, – я должен был принять эти меры, чтобы немного себя обезопасить.

– Что вы со мной делаете? – хрипло спросила Алиса, пытаясь сфокусировать взгляд на бесцветном пятне – таким ей виделся сейчас профессор. Амеба или, может быть, инопланетянин – размытый нечеткий силуэт.

– Ты устала? Бедная девочка, – в сухом голосе не было даже попытки изобразить сочувствие. – Ничего, сегодня же я дам тебе отдохнуть и прийти в себя. Если только ты кое-что мне пообещаешь.

Он замолчал и с оглушительным бумажным шелестом потер руки. Видимо, это был его любимый жест.

– Чего вы хотите?

– Обещания. Всего лишь обещания. Ты же честная девочка? Я могу верить твоему слову?

Идти на соглашение с профессором было отвратительнее, чем разговаривать с самым грязным, с самым искалеченным бомжом, но выхода не оставалось.

– Чего вы хотите? – повторила она еле слышно.

– Пообещай, милая девочка, что не будешь влиять на разум ни одного из моих людей: ни охранников, ни врачей, ни сиделок, ни санитаров, ни программистов – ни на кого. А еще пообещай, что не станешь бежать отсюда.

Алиса с трудом откашлялась. Горло было совершенно сухим.

– И что мне за это будет? – спросила она.

– О, очень, очень много. Во-первых, я не трону твою маму. А ведь это очень гуманно с моей стороны, не правда ли, вдруг у такой особенной девочки и мама совершенно особенная?..

– Нет! – Алиса отшатнулась.

– На «нет» и суда нет, – заверил профессор. – Если мы договоримся, я поверю, что твоя мама действительно совершенно обыкновенная и неинтересная для моих научных целей…

Девушка закусила губу и почувствовала во рту железистый вкус крови. Как ни странно, это ее немного взбодрило.

– А еще вы отпустите Олега и Квазимодо! – потребовала она.

– Сам хотел предложить тебе отпустить Олега, – Ланской кивнул. – Только не сейчас. После того как ты докажешь, что тебе можно доверять. Не хочу тебя расстраивать, но девочки иногда бывают легкомысленны и лживы. Я не хочу, чтобы ты была легкомысленной и лживой. Согласна?

Это надо было обдумать, но как думать под нацеленными на нее равнодушными стеклянными глазами, похожими на оптические прицелы двух снайперских винтовок?

Алиса дернулась.

– Я не тороплю тебя, – профессор, похоже, без труда считывал все ее мысли. – Поразмышляй тут обо всем в спокойной обстановке, а я вернусь через часик-другой.

Обстановку в тюремной камере никак нельзя было назвать спокойной, но тем не менее после ухода профессора девушке стало немного легче. Когда Ланской вернулся, она уже пришла к решению.

– Я должна знать, что Олег и Квазимодо живы и с ними все в порядке, – заявила она. – Мне нужно их увидеть, иначе я не соглашусь на ваши условия.

– Что же, законно, – профессор кивнул. – Я дам тебе увидеться с ними. Мягкосердечие – моя ахиллесова пята.

Алиса подняла затуманенный взгляд куда-то в область, где должно было находиться лицо профессора, но так и не поняла, шутит Ланской или нет.

Квазимодо лежал в той же комнате, где находила его Алиса, когда, едва пробудившись в лаборатории, принялась искать своих друзей.

Малыш выглядел очень плохо. Он казался сломанной куклой и лежал, тупо уставившись в потолок. Алисе едва удалось до него докричаться. Но даже когда его взгляд сфокусировался на ней, Квазимодо, похоже, не поверил, что видит свою подругу наяву, что она состоит из плоти и крови. Его взгляд, пустой и равнодушный, напугал ее гораздо больше самых изощренных угроз профессора Ланского.

– Я вытащу тебя отсюда! Клянусь! – прошептала она, склонившись к несчастному под пристальным взглядом профессора, даже не соизволившего выйти из комнаты и оставить их наедине.

Квазимодо вздрогнул. На секунду девушке показалось, что в его глазах проскользнула живая искра, но она тут же погасла.

Погладив ребенка по жидким волосам, росшим на уродливом черепе пучками, Алиса повернулась к профессору. Если в мире хоть как-то действует закон справедливости, этот человек должен однажды ответить за все свои поступки. Но пока закон не действовал. Профессор выглядел вполне преуспевающим и довольным жизнью, они же оказались в смертельной западне.

– Посмотрела? – спросил Ланской равнодушно. – Идем к следующему?

Алиса поспешно отвела взгляд и кивнула.

Они прошли по коридору и остановились у следующей безликой металлической двери, и у девушки болезненно сжалось сердце. Что случилось за это время с Олегом Волковым? Она просто не выдержит, если он тоже впал в отчаяние и потерял всякое желание жить! Этого не должно быть! Только не Олег!

Пальцы профессора защелкали кнопками на панели ввода кода, дверь начала открываться, и Алиса закрыла глаза от страха.

* * *

Когда дверь открылась, Олег даже не подумал поднять голову. Он сидел на кровати, подобрав под себя ноги, и сосредоточенно представлял, как вскрывает кожух компьютера и подетально разбирает его содержимое. Это нехитрое упражнение помогало окончательно не упасть в бездну безумия, а на приносящих еду санитаров Волков уже давным-давно научился не обращать внимания.

Он как раз извлек оперативную память, когда ощутил на себе пристальный взгляд. Санитар становился навязчивым, и Олег нехотя, не прерывая своего воображаемого занятия, посмотрел на источник раздражения.

Бледная, с запавшими глазами и резко выступившими на лице скулами, без привычных «рожек», Алиса казалась тенью себя прежней, но все-таки это была она. Живая.

Живая! Сердце гулко стукнуло в груди.

Он резко вскочил и, метнувшись к девушке, чтобы обнять, вдруг застыл, не решаясь закончить действие.

Алиса посмотрела на него напряженно, словно ища что-то в его лице, а потом сама обхватила руками за шею и тихо заплакала. Он чувствовал, как ее слезы стекают ему на шею, а одна капля пробежала по груди под белой футболкой, в которую его тут переодели.

Олег погладил девушку по спутанным светлым, блеснувшим в свете электричества медью и золотом волосам и вдруг столкнулся взглядом с тем, кто стоял за ее спиной.

Он сразу узнал профессора Ланского. Эти стеклянные, рыбьи, как сказала Алиса, глаза невозможно не узнать.

– И долго вы еще собираетесь нас здесь держать? – спросил Олег, сжимая худенькие вздрагивающие плечи Алисы.

Ему, как никогда, хотелось защитить ее, и так было больно от осознания, что он не в состоянии этого сделать, что сейчас у него нет ни единого шанса… Хотя… Может, схватить стоящую у кровати трость и стукнуть профессора по голове?.. Но план тут же пришлось отвергнуть. Будучи реалистом, Волков прекрасно осознавал, что даже если сможет действовать быстро и эффективно и Ланской потеряет сознание, выбраться из клиники все равно не получится. Надо сжать зубы и терпеть. Если бы только представился один-единственный шанс, Олег бы его ни за что не упустил!

– Это целиком зависит от твоей подружки, – профессор, наблюдавший за ними с равнодушной брезгливостью, вдруг каким-то, показавшимся Олегу особенно мерзким и суетливым жестом потер руки. – Она согласна помочь мне в кое-каких экспериментах, и, если проявит послушание, ты скоро вдохнешь сладкий воздух свободы.

– Ты же не согласилась? – Олег отстранил от себя девушку и заглянул в заплаканные несчастные глаза. Честное слово, сейчас он бы задушил профессора голыми руками. – И не думай соглашаться!

Алиса опустила голову.

– Не горячитесь, юноша, – Ланской покачал головой, – это совсем не в ваших интересах.

– У нас нет выхода, – проговорила Алиса тихо, – мы в ловушке, и я должна помочь профессору в мире снов.

Олег едва заметно нахмурился. Интересно, знает ли профессор о способностях Квазимодо? Если Алиса окажется в мире снов, она попросит Квазимодо оказать воздействие на кого-то из персонала или найдет за пределами стен клиники того, кто сможет им помочь. Не это ли шанс, о котором он так просил?..

Девушка, кажется, едва стояла на ногах, и Олега захлестнул гнев. До чего нужно было ее довести! Этот профессор – маньяк и садист! Нельзя с ним связываться ни за что на свете! Уж лучше поискать другой способ, чем рисковать жизнью, здоровьем, а может, и рассудком Алисы. Не для того он уже несколько раз мысленно пережил ее гибель, чтобы потерять ее теперь, когда она вернулась.

– Не соглашайся! – потребовал он.

– Твой друг все же слишком горяч. Боюсь, мне придется заняться им отдельно… – Профессор, словно курица склонив голову набок, изучающе посмотрел на них.

– Я согласна, я же говорила, – тихо, но решительно сказала Алиса.

Олег даже не поверил своим ушам.

А профессор удовлетворенно кивнул.

– Пойдем, – он тронул висящую плетью руку Алисы и направился к двери. Девушка последовала за ним будто привязанная.

– Алиса! – крикнул Олег ей вслед.

Она вздрогнула, остановилась, вжав голову в плечи, а потом, так и не оглянувшись, вышла вон. Олег бросился за ней, но промедлил всего лишь секунду, и тяжелая дверь захлопнулась перед его носом.

– Алиса! Не делай этого! Не соглашайся!

Он сорвал голос, крича это изо всех сил, и разбил в кровь пальцы, колотя о металлическую дверь, но никто так и не откликнулся.

Олег в ужасе застонал. Похоже, эта глупая девчонка решила принести себя в жертву. Как она не понимает, что не должна этого делать?! Как не понимает, что без нее он просто не выживет!

* * *

Алиса нырнула в сон, словно в глубокий омут. Такой глубокий, что, собственно, снов не было.

Ей казалось, прошло всего лишь мгновение, но сиделка, дежурившая у кровати, сказала, что миновали сутки. Девушке поставили укрепляющую, очищающую кровь капельницу.

– Пока что никаких препаратов, – заверил ее профессор, потирая руки.

Алиса молчала, чувствуя себя подопытной мышкой. Если бы имелась уверенность, что Ланской выполнит обещание и не тронет ее родных и друзей! Но такой уверенности не было.

За окном смеркалось, девушка чувствовала беспокойство и тоску, словно что-то должно было случиться. Но что? Плохое? Хорошее? Нет, ничего хорошего в этой клинике нет и быть не может. Совсем скоро, может, уже завтра, профессор начнет свои адские эксперименты, и ей придется сделать все, приложить какие угодно силы, лишь бы не дать ему того, что он хочет.

Как ни странно, после долгого сна состояние вялой усталости не прошло, а словно даже усилилось.

Стемнело. Она смотрела на окно, в котором отражались лампочки работающих медицинских приборов, и они казались ей глазами неведомых чудовищ. Время текло медленно, сочилось по капле.

И вдруг тяжелую ватную тишину прервали шаги в коридоре, замершие у ее двери. Алисе стало страшно, а руки от волнения сами собой сжались в кулаки.

Девушка почти физически ощущала, что за дверью кто-то стоит.

Но кто и зачем пришел к ней посреди ночи? Легко щелкнул замок, и дверь стала медленно открываться.

«Профессор! – вдруг с ужасом подумала Алиса. – Кто еще, если не он?!» Кровь застыла в ее венах при мысли, зачем профессору являться к ней посреди ночи. Очевидно, задуманный им эксперимент настолько чудовищен, что Ланской не решился провести его днем, на глазах своих многое повидавших подчиненных.

Девушка с усилием поднялась на кровати, ища глазами хоть что-нибудь, что могло бы послужить оружием, дало ей хотя бы долю шанса. Тщетно. Ничего подходящего не было. Профессор предусмотрел всё.

Алиса уставилась в черный проем двери, чтобы посмотреть прямо в глаза своему мучителю, и дверь наконец распахнулась…

* * *

Он сам не понял, когда заснул и опять очутился на проклятой, преследующей его каждую ночь в каждом кошмаре арене цирка. Но на этот раз не успело действие развернуться, как Олег почувствовал прикосновение чьей-то руки.

Оглянувшись, он с удивлением узнал Квазимодо.

– Ты? Ты умеешь ходить? – удивился Олег, глядя на малыша, который твердо стоял на собственных ногах.

– Умею, – подтвердил тот, – но только здесь.

Заиграла громкая цирковая музыка, и Квазимодо поморщился.

– Пойдем отсюда, – он потянул Олега за руку и, совсем как Алиса, открыл дверь, неожиданно возникшую в воздухе.

Олег без страха шагнул за своим провожатым и очутился в небольшой уютной комнате.

– Где это мы? – он с удивлением огляделся, понимая, что комната похожа на ту, где Квазимодо жил после побега, только гораздо меньше, а еще в ней было очень много самых разнообразных и неожиданных вещей. Большая деревенская печь соседствовала с плазменным телевизором, прямо на экран которого была наклеена фотография Моник. Старый деревянный стол с потрескавшейся лакированной поверхностью стоял рядышком с современным зеркальным шкафчиком для обуви.

Олег вспомнил, что видел все это в деревенском доме и жилой квартире, где они останавливались с Сержем. Видимо, Квазимодо собрал в своей воображаемой комнате все вещи, которые видел после бегства из клиники, они создавали в его представлении уют.

– Это моя комната, – сказал Квазимодо, указывая Олегу на диван. – Я всегда ухожу сюда, когда нужно отдохнуть. Здесь никто не помешает.

От вида этого по-своему уютного, но ужасно нелепого убежища у парня сжалось сердце.

– Ты должен спасти Алису, – заговорил малыш, сразу же переходя к сути дела. – Ей угрожает опасность.

– Я знаю, – Олег в волнении вцепился в подлокотник дивана, – но как я могу это сделать, когда я – заключенный?

– Ты выберешься из палаты и спасешь Алису, – Квазимодо говорил спокойно, как взрослый, уже составивший план действий. – Они убили мою маму и Сержа, и я не дам им убить Алису. Я так решил.

Разговаривать с ним было совершенно невозможно. Ну конечно, Квазимодо слишком мал, чтобы иметь представление о реальности. Должно быть, ему кажется, что выбраться из палаты для Олега легче легкого.

– Я не смогу выбраться, на двери замок, – терпеливо стал объяснять Олег, – да если даже и выберусь, наверняка не уйду далеко. Там везде двери с кодовыми замками, уйма персонала и охранников.

– Ты хочешь спасти Алису? – спросил Квазимодо, глядя в лицо Олегу огромными глазами, почти лишенными белка – примерно такие рисуют художники, изображая инопланетян.

Похоже, ребенок не слышал или не понял разъяснений.

– Я хочу спасти Алису и сделаю для нее все что угодно, – подтвердил Олег терпеливо.

– Это хорошо, – Квазимодо кивнул. – Надо действовать сейчас, иначе будет поздно.

Олег устало пожал плечами. Бедный ребенок! Наверняка появление, а затем жестокая смерть той, кого он считал своей матерью, серьезно повлияли на его психику.

Квазимодо пристально посмотрел на него, и Олег вдруг проснулся.

Он снова оказался в палате, где был заключен, но ощущение пристального взгляда не прошло. Олег приподнялся на кровати в поиске его источника и понял, что на него смотрят из окошечка в двери.

Поняв, что его обнаружили, наблюдатель отступил.

– Да пожалуйста, смотрите сколько угодно, занимайте места согласно купленным билетам, – буркнул Олег, вставая с кровати. – Может, вам еще и сплясать?

– Не надо плясать, – щелкнул замок, дверь открылась, и на пороге появилась ухоженная женщина, с лица которой, словно тряпкой, стерли любые приметы возраста.

Олег прекрасно знал это лицо. Но что же помощница профессора делает в его камере среди ночи?

– Как скажете, – ответил он, исподволь разглядывая женщину. – Тогда, может быть, спеть?

Она, не обращая внимания на его паясничество, разглядывала его с какой-то жадностью.

– Вот ты какой, сын Алексея Волкова… – произнесла Кати наконец. – Давно хотела посмотреть на тебя. Твою мать я уже видела и не знаю, что пообещал тебе Ланской, но со своей стороны обещаю, что жить она не будет. Как и ты.

Олег опешил от неожиданности.

– При чем здесь мама? – спросил он, шагнув к женщине.

– О! – помощница профессора усмехнулась. Усмешка удивительно не шла к ее кукольному, без единой морщинки лицу, делая его похожим на чудовищную маску. – Ты и твоя мать – это те, кто стоит между мною и человеком, которого я люблю. Он выбрал вас, а не меня, но ничего, все еще поправимо.

Она говорила так яростно, что Олегу стало не по себе.

– Вы сумасшедшая? – спросил он и, заглянув в горящие фанатичным огнем глаза женщины, понял, что это действительно так. Да и немудрено свихнуться, ассистируя явно безумному профессору и проводя все свои дни в клинике уродов.

– Напротив, – женщина покачала головой, – я очень разумна. И я очень, очень долго ждала. К сожалению, твоя мать ускользнула от меня прежде, чем я успела рассказать ей об участи, которая ее ждет. Поэтому я решила поговорить с тобой незамедлительно, пока ты еще жив.

– А что, разговаривать с мертвыми вы не умеете? Еще десяток-другой лет службы у профессора, и станете в этом специалистом! – Олег пытался оценить расстояние до Кати. Вдруг это как раз тот шанс, на который намекал Квазимодо?

Но она разгадала его маневр.

– И не думай перехитрить меня, – сказала женщина, качая головой, – тебе не вырваться. Взгляни, – она показала ему шприц, – там смертельный яд. Приблизишься ко мне – и я всажу тебе укольчик. Один маленький укольчик. Как укус комарика, а последствия… – она захихикала. – Хочешь проверить?

Олег готов был рискнуть – не ради себя, а ради Алисы, но нет, как раз ради нее нужно действовать наверняка, потому что другого шанса не будет. А пока требуется отвлечь, заговорить эту жуткую женщину.