Текст книги "Разрешение жить"

Двойная радость

– Да иди ты! – крикнула Валя в трубку так, что стоящая рядом бабулька с рюкзаком вздрогнула, – не хочу я, ну, мам!

– Валька, не дури, езжай, – визжал старый мобильник материным голосом. – Тёть Нина и билет ей оплатила, и встретит, и приветит, всё устроит, а она, видите ли, не хочет, цаца какая!!! Скоро практика, потом место в кафе, я еле договорилась, чтобы тебя взяли, а она не хочет, зараза. А не сделаешь – и не заявляйся, не пущу домой, уяснила?

Валя в бессилии отжала кнопку вызова и сунула телефон в карман. До отхода поезда оставались минуты, но она все медлила, стоя у вагона.

– Так чё, девушка, ехать будем или как? – буркнула толстая проводница недовольно.

Валя обреченно сунула ей билет и вошла в вагон. Добрела до плацкартной полки, скинула куртку и шапку и, даже не взяв бельё, улеглась и отвернулась к стене.

«Как же может быть так плохо?» – размышляла она с каким-то отстраненным удивлением. Больше всего на свете ей сейчас хотелось отключить мозг и не думать, что ей предстоит совершить в городе, куда поезд доедет через сутки. Мысли бились в голове испуганными птицами, сердце ныло и болело. Всего полгода назад ей казалось, что в её монотонной жизни наконец всё наладилось, а теперь…

…Валька всегда считала себя человеком средним, а иногда и минусовым, никаким.

– Ни внешности, ни способностей, – в сердцах криком резала мать, расписываясь за тройки в дневнике, когда Валька учились в началке. Внутри у девочки всё сжималась от обиды, она злилась и тихо плакала в своём углу.

Кричать мать умела хорошо. Могла и по затылку залепить, и швырнуть тяжелым – только успевай уворачиваться, поэтому Валька старалась не отсвечивать и мать не гневить. После приступа гнева мама плакала, просила прощения, кляла отца, ушедшего ещё до рождения Вальки, и становилась такой жалкой и несчастной, что дочь сразу прощала её. Но постепенно она сама начала верить в материны злые вердикты.

– Нос – кнопка какая-то, волосы – серые, как пыль, рост низкий, – бормотала девочка в 14 лет, стоя у зеркала и ненавидя себя. – Ни шмоток, ни увлечений. Подруга, и то одна.

После школы Валька поступила в пищевой техникум, училась средне, хотя старалась. Когда на неё обратил внимание молодой человек, счастью не было предела. Невзрачной внешности долговязый солдат-срочник по имени Костя случайно встретился Вале в автобусе. Он спросил у неё время, она, удивляясь своей храбрости, предложила ему пирожки, приготовленные на уроке в училище. Он похвалил. Впервые в жизни она кому-то понравилась, кто-то интересовался её жизнью, хотел общаться, водил в кино… Словом, она влюбилась без памяти, а он, после нескольких свиданий на квартире у друзей, вдруг стал недоступен. К кошмару отвержения добавился ужас от увиденных двух полосок на тесте. Гинеколог в поликлинике сказала, мол, аборт делать поздно, и велела вставать на учёт.

Валька метнулась к маме, та даже орать не стала, быстро нашла выход. Подруга-гинеколог из другого города пообещала помочь решить проблему бесплатно, по старой дружбе.

– Сессия сдана, каникулы у тебя, как раз успеем управиться – деловито сказала мать, тоном будничным, будто речь шла о ремонте кухни. До последнего момента Валя была уверена: аборт нужен. Но однажды, идя из магазина, она увидела плакат на заборе – разрезанное ножницами фото ребёнка и надпись: «Аборт – это убийство».

Осознание задуманного навалилось на неё цементной плитой: «Мы все возьмем его и разрежем – я, мать и тётка Нинка – и спокойно станем жить дальше? Может, оставить?..»

В момент, когда девушка подумала об этом, в её душе будто маленькая свечка зажглась, свет которой растворил чёрную тоску. Она представила беспомощного малыша, который только от неё, Вальки, зависит и уже её любит.

Заикнулась матери, мол, может, не надо, та едва не пришибла.

И вот, Валька лежит теперь на нижней полке, едет на убийство и пытается расслабиться. Чувствуя себя загнанной в угол, повторяя про себя одно: «Кто-нибудь, помоги!». Измученная нервным напряжением, она забылась под стук колес.

– Ну-ка тихо, куклы, человек спит, – проснулась Валя от возни и громкого шепота и приоткрыла глаза.

Рыжеволосая женщина с копной непослушных кудрей, с такими же рыжими девочками-близнецами устраивались на соседней полке. Девчонки с хитрыми лисьими личиками снимали рюкзачки, толкаясь и хихикая.

– Мам, мы наверх полезем, – нараспев заканючили они.

– Быстро и чтоб тишина там была! – пытаясь говорить строго, попутчица не могла сдержать улыбки.

Лисички ловко вскарабкались на верхние полки, не переставая хихикать и переговариваться.

– Разбудили Вас, – открыто улыбнулась она Вале. – Меня Кирой звать, а это мои Лика и Вика.

Лисички наверху прыснули.

– Валя, – представилась девушка. Впервые за несколько недель смогла улыбнуться.

Они разговорились с Кирой за чаем, когда девочки угомонились и уснули на верхних полках. Не в силах больше терпеть внутреннее отчаяние, Валя, утирая слёзы, излила собеседнице душу, рассказав всё – и про беременность, и про Костика-предателя, про мать и про тётю Нину.

– А ты, наверное, счастлива замужем? – спросила Валя у Киры, перестав всхлипывать. – Такая красивая, как ты, не может быть несчастливой…

«Было тяжело идти против всех»

– Счастлива? – помолчав, переспросила та, откинув непослушную кудрявую прядь с лица. – Знаешь, я забеременела в 15 лет… От насильника. Шла после школы поздно домой по парку, папа не смог встретить. Была зима. Меня ударили по голове, затащили в машину, я отключалась, а когда приходила в сознание, чувствовала только боль. Это был взрослый трезвый мужчина. Очнулась лежащей на снегу, в мыслях – страх, что узнают родители. Они очень строгие люди, научные работники. Я пыталась встать, потом отключилась снова, очнулась уже в больнице, в реанимации. Уже потом поняла, что мне несказанно повезло – насильник не убил меня. Был шок от позора, от того, что все всё знают. Слёзы, истерики, успокаивающие уколы…. Насильника не нашли, а через какое-то время мне и моим родителям сообщили о беременности.

УЗИ показало близнецов. Нет слов, чтобы описать шок – мой и моих родителей. Увидев на мониторе расплывчатые силуэты, я желала только одного – чтобы они исчезли, растворились. А потом вдруг поняла, что не буду убивать.

Кира говорила спокойно, почти без эмоций.

– Мою идею оставить детей не поддерживал никто, да я и сама порой сомневалась, пока они не начали шевелиться в животе… Было тяжело идти против всех… Но меня поддерживала мысль, что я отстаиваю право своих детей жить.

– А потом? – спросила Валя тихо.

– Потом тоже было сложно, – ответила Кира. – Я попала в подростковый реабилитационный центр, мои родители развелись. Но ни разу я не пожалела о том, что не сделала аборт. И я не представляю себя без моих дочек. Они моя двойная радость, моё счастье. Из роддома меня встретил мой отец, он поддержал меня тогда и помогает до сих пор. Из-за рождения детей я рано повзрослела. Но зато получила два высших образования, сейчас консультирую семьи и женщин, собирающихся делать аборт. И каждый раз, когда удаётся отговорить кого-то от убийства, очень радуюсь.

…Через несколько часов Валя уже сидела в поезде, двигающемся к её городу. Она не знала, что её там ждёт, но твёрдо была уверена в одном – ребёнок будет.

Всыпав овсяные хлопья в кипящую воду, Кира потянулась за ложкой, но бросила взгляд на смартфон, где висела непрочитанная смс-ка. Присела на табурет, чтобы прочесть её.

«Дорогая Кира, привет! Позавчера я родила мальчика, 3400, рост 52. Назвали Мишей. Когда приехала, вдруг позвонил Костя. Сказала ему о ребёнке, он обрадовался, представляешь? Оказывается, когда он исчез, потерял телефон, а потом попал в госпиталь. Как только его выписали, искал меня, даже к нам домой приходил, но мать моя его выпроводила. После приезда я пожила два дня у подруги, а потом Костина мама, тётя Таня, забрала меня к себе в село. Она простая и очень добрая. У них хозяйство, я ей всю дорогу помогала, пока живот позволял. Костя вернулся из армии, когда я была уже на седьмом месяце, мы зарегистрировались. И как же я тебе благодарна за то, что ты тогда рассказала мне свою историю…»

Мирослав Бакулин

Анна

На Богословских курсах по субботам царило всеобщее благодушие. Вот уже десять лет старенький преподаватель разбирал подробно Священное Писание. Он знал греческий и латынь, был начитан святых отцов, поэтому разбор был до буковки. Сначала молились, потом беседовали, а уж после пили чай с задушевными разговорами о жизни, чтобы потом пойти на вечернюю службу.

Все как-то привыкли к этому делу, тем более что постоянно приходили на курсы священники, совершали молебны, отвечали на вопросы курсантов. На курсы приходило человек пятьдесят, от студентов до бабушек. Была среди них и молодая женщина Анна, очень красивая, мать двоих прекрасных дочек. У мужа ее, Николая, недавно умерла мама, и он впал в вялую депрессию. Мама жила с ними в одном доме и помогала им, как могла. И вот ее не стало – квартиру сдали внаем, и Николай как-то совсем отказался работать. Он считал, что рента за квартиру мамы заменяет его зарплату. Он лежал на диване, смотрел телевизор, пил пиво, играл в компьютерные игры и толстел.

Анна сделала несколько попыток поднять его с дивана, но все ее словесные домкраты не работали – Николай с дивана сходить не хотел. Через некоторое время Анна стала краситься, сделала новую прическу.

Это как-то сразу заметил Василий Васильевич, старичок-професссор с Богословских курсов, и решительно подошел к Анне:

– Что случилось?

Анна сделала недоуменное лицо:

– А что случилось?

– Вы решили изменить мужу?

– С чего Вы взяли?

– Это видно невооруженным глазом. Вы переменили свой внешний вид, и это кому-то предназначается.

Анна покраснела и стала жаловаться на мужа, на его образ жизни и внешний вид, потом сказала, что на работе ей нравится один мужчина и что она хотела бы каких-то перемен в жизни.

– Слушайте, у Вас же двое детей, у Вас есть муж. Как можно думать еще о чем-то? Дал вам Господь крест, так несите его. И как сказано: «Претерпевший же до конца спасется» (Мк. 13, 13). И потом, этот мужчина вряд ли захочет на Вас жениться – ему двое чужих дочерей, конечно, не нужны. Получится только блуд – и ничего хорошего.

Анне стало ужасно стыдно, что ее внутренние пожелания были написаны у нее на лице и видны даже

постороннему. Она думала пару недель, а потом отказалась от своих планов что-то менять. Смыла макияж, стала одеваться скромнее. А через полгода она забеременела от мужа.

Она пришла со слезами к Василию Васильевичу:

– Никто не хочет этого ребенка. Муж говорит: «Я такой толстый – от меня теперь не может быть детей». Словно с ума сошел. Я ему говорю: «А от кого тогда этот ребенок?» Он говорит: «Мы троих детей не потянем – я не работаю, ренты и твоей зарплаты не хватит. Тем более, полтора года будешь в декретном отпуске. Подумай сама. Мне кажется, нужно делать аборт».

Я побежала к маме посоветоваться, а она замахала на меня руками: «Что ты? Не надо тебе никакого ребенка. У тебя муж не работает – ты одна не потянешь. Сейчас такие проблемы легко решаются медициной». Никто, никто не хочет этого ребенка.

Василий Васильевич улыбнулся:

– А это вообще не дело людей решать, быть другому человеку на свете или нет. Бог дает жизнь. Перестаньте волноваться и будьте счастливы, потому что беременность – это самое счастливое время для женщины, это полнота жизни. И не слушайте Вы в этом вопросе ни маму, ни тем более мужа. Ребенок родится, и всё в жизни наладится – он, наконец, поднимет Вашего мужа с дивана и всё переменит в Вашей семье.

Анна, всхлипывая, прошептала, глядя на Василия Васильевича заговорщически, но будто с укором, словно маленькая девочка перед отцом:

– А если всё станет еще хуже? Я не вынесу этого…

– Вынесете, матушка моя, вынесете. Господь не посылает креста тяжелее наших возможностей. И потом, вот Вы живете на свете – представьте, что сейчас кто-то бы решал, жить Вам или не жить. Нужно не только в Бога верить – нужно Богу верить. Доверие и есть основа веры.

Анна как-то успокоилась и перестала плакать. После недели размышлений она решила сходить на исповедь и после беседы со священником совершенно укрепилась в мысли выносить и родить младенчика вопреки всем.

Когда же пришло время, родилась девочка Лена, но родилась с врожденным повреждением сердца: между клапанами была дырочка, через которую кровь перетекала из желудочка в желудочек; давления не хватало: девочка была слаба, губы у нее были синими. Горю Анны не было конца – она беспрерывно рыдала. Через несколько дней она пришла к Василию Васильевичу:

– Что мне делать? Они были правы – не надо было рожать. Видите, дочка родилась с пороком сердца. Будет ли она жить?

– Не нужно печалиться: в старые времена, если ребенок рождался слабым, его сразу же крестили. Нужно организовать Крещение.

Анна посмотрела на него недоуменно:

– А Вы мне поможете?

– Конечно. Будут крестить только Вашу дочку в больничном храме у моего знакомого священника. Я обо всем договорюсь. Вот увидите: окрестим Вашу дочку, и она непременно выздоровеет. Твердо в это верьте.

– Но нужно, чтобы Вы непременно были крестным у дочери.

– Ну, милая моя, это такая ответственность. Я обычно отказываюсь от таких предложений.

– Нет уж, Вы уговорили меня рожать – Вы и будьте непременно крестным Лены.

Крестили крошечную Леночку в больничном храме Святителя Луки Крымского. Крестили уже вечером, тихо, при свечах. Были только родители с ребенком да Василий Васильевич. Седенький батюшка читал молитвы неспешно и негромко. В храме стояла звенящая серебряная тишина. Василий Васильевич принял младенца от купели и стоял с трепетом. Он шевелил губами, повторяя слова молитв, которые произносил батюшка.

Анна сказала, что на неделе девочке будут делать УЗИ сердца, будут новые анализы. А через две недели она пришла на курсы совершенно спокойная и просветлевшая.

Василий Васильевич спросил:

– Как там анализы у девочки?

Анна посмотрела на него удивленными глазами:

– Так мы же ее крестили – чего Вы спрашиваете? Конечно, дырка в сердце сразу заросла – это и так понятно было. Она теперь здоровенькая.

Тут уж настало время удивляться старику-профес-сору: он думал и надеялся, но никак не ожидал, что сердце зарастет так быстро, но более всего он был удивлен вот этой твердой уверенности Анны, что Крещение исправит всё.

Девочка потихоньку росла, она «подняла» папу с дивана – он устроился на работу. Семья зажила интересами деточек, супруги сплотились вокруг их «святой возни». Анна была строга с ними, зато, когда папа возвращался с работы, девчонки с радостью неслись к дверям встречать его. И не было у них больше счастья, чем уткнуться головой в его толстый живот. А крошечная Лена сразу засыпала у него на руках…

Мария Сараджишвили

Странная мечта

Из кабинета известного профессора-окулиста был слышен странный диалог:

– Слушаю Вас, уважаемый.

– Я хотел бы сделать моему отцу операцию хотя бы на один глаз.

– Поясните ситуацию, пожалуйста.

– В молодости произошел несчастный случай, и он полностью ослеп.

– Сколько ему лет?

– 75.

Окулист удивленно взглянул на посетителя:

– Человек большую часть жизни прожил в таком положении и давно привык к этому. Имеет ли смысл делать операцию, когда в любой день он может умереть? По крайней мере, это нелогично. Может, Вы не в курсе, но это дорогостоящая операция и общая страховка на нее не распространяется.

– Понимаете… у меня такая мечта… Я хотел бы успеть. Долго копил деньги…

– Мечта?

Габо замялся, раздумывая, стоит ли рассказывать здесь историю тридцатилетней давности.

* * *

В том году зима выдалась на редкость снежной и холодной.

Увязая в снегу, Нино из последних сил пыталась добраться до дома. Резкая боль то и дело вспыхивала внизу живота. Единственная мысль заставляла идти вперед: «Хоть бы не родить прямо здесь, в лесу, без людей».

Время от времени она оглядывалась назад, нет ли погони.

Сумерки сгущались, а большая луна светила всё ярче и ярче. Рождественская ночь вступала в свои законные права. Самый любимый семейный праздник в деревнях, отмечавшийся даже в безбожное время.

Эх, как она надеялась, что к Рождеству случится чудо: смягчится сердце у ее отца, и он простит ей ее ошибку. Увы, надеялась она напрасно.

Нугзар, как увидел на пороге дочь с пузом, озверел:

– За этим я посылал тебя в город? – и залепил пощечину. – Без ножа зарезала!

Выбежал брат и добавил свою порцию радости – вцепился в волосы.

– Опозорила нас перед людьми, негодная! Как теперь по улице ходить?!

Хорошо, что мать вмешалась:

– Поздно уже орать! – цепким взглядом оглядела живот. – Какой месяц?

– Уже девять, – пробормотала Нино.

Забрезжила надежда. Мать всё уладит, уговорит.

Но и от матери услышала совсем не то, что хотела

услышать:

– Она вот-вот родит. Нам надо кому-то сбагрить этого ребенка. Чтоб никто ничего не узнал. У меня знакомая акушерка в Они как раз такими делами занимается. Продаст его каким-нибудь бездетным. Еще, может быть, корову новую купим. Пока заприте ее в комнату и смотрите, чтобы не сбежала. Хорошо, что скоро Рождество и все по домам сидят. Нам свидетели не нужны.

Брат, немного успокоившись, втолкнул Нино в свою пристройку.

Вырванный клок волос и пылающее лицо не заботили ее совсем. Куда больше терзала мысль: «Они продадут моего мальчика без всякого сожаления. Надо бежать… Но как?»

Нино дождалась, когда страсти утихли и родственники перебралась поближе к столу залить стресс вином, не дожидаясь праздника. И вылезла через окно.

На улице было пустынно. Начинало темнеть… Она шла уже больше часа, с надеждой вглядываясь в заснеженную даль. Показались очертания соседней деревни. Нино собрала остаток сил и направилась к крайнему дому. Через редкую изгородь было видно, что во дворе возится человек у поленницы дров.

– Откройте, пожалуйста! – крикнула Нино.

– Кто ты? – отозвался хозяин. – Я не узнаю тебя по голосу.

И пошел вперед, выставив руки перед собой.

– Неужели слепой? – мелькнула догадка у незваной гостьи.

Но ей было не до приличий, и она закричала:

– Помогите мне, я сейчас рожу!

– Мама, иди скорей!

Из дверей, вытирая руки о фартук, выглянула женщина средних лет.

– Посмотри, какой у нас меквле! – крикнул ее сын.

Через пять минут Нино сидела у железной печки и грела окоченевшие руки о чашку чая. Жизнь снова обретала радостные очертания.

Через час родился ее сын. Темо – так, как выяснилось, звали слепого хозяина дома – предложил назвать мальчика Габриэлом в честь Архангела, принесшего благую весть. Так и сделали.

– Я дам ему мою фамилию, чтобы никто не посмел косо смотреть на него, – предложил Темо. – Мне его Бог послал за все мои мучения.

Потом неожиданно попросил:

– Может, ты останешься у нас. Тебе всё равно некуда идти.

И рассказал свою историю.

Пять лет назад, как раз на Рождество, Темо готовился к свадьбе и чувствовал себя самым счастливым человеком в мире. Его жена была беременна, и впереди их могло ждать только всё самое лучшее, о чем вообще можно было мечтать.

В двенадцать ночи в деревне началась праздничная стрельба. Темо тоже вынес отцовскую двустволку и пальнул в небо. После выстрела наступила кромешная темнота. Ружье разорвалось у него в руках. Месяц он пролежал в больнице. Раны на руках залечили, а вот зрение вернуть не удалось. Жена, испугавшись дальнейшей жизни с инвалидом, сделала аборт и ушла к родителям. И вот сейчас, на Рождество, такая удивительная встреча…

Потом у Габо появились еще три брата.

* * *

«Пожалуй, не стоит ворошить старое», – подумал Габо и обрисовал свою мечту профессору самым тривиальным образом:

– Мне хотелось, чтобы отец увидел всех, с кем прожил эти годы…

Примечание

Меквле – человек, который первым приходит в дом после Нового года и приносит благополучие.

Пока еще есть время

…Русико сидела в коридоре возле кабинета гинеколога и тщетно пыталась сохранить душевное спокойствие. На данном этапе она вела исключительно здоровый образ жизни и всячески избегала любого негатива. Нервы, как известно, всему голова. Если хочешь забеременеть, надо быть спокойной как удав.

Но попробуй не реагировать, когда перед носом вопиющее безобразие. Без очереди пролезли уже три человека – и все «на пять минут что-то спросить». Их «пять минут» прочно выливались в полчаса. Вот тебе и визит по записи с номерным талончиком, который выдает электронная штуковина в вестибюле. Вот тебе и внешний вид, как в лучших клиниках Европы… «Нет, Грузию никакой Европой не исправишь», – подумала Русико. И как бы в подтверждение этих мыслей в кабинет заплыла толстая врачиха с беременной девицей на последнем сроке, кивнув очереди:

– Эта со мной.

– Наверное, какую-то свою знакомую ведет, – повторил кто-то, сидящий рядом, ее, Русико, мысли. Как тут было не обернуться на источник информации.

– За что, спрашивается, я заплатила 50 лар? – продолжала соседка, явно ища поддержки очереди.

Русико кратко согласилась, а соседка восприняла вежливый ответ как начало знакомства:

– У вас сколько детей?

– Ни одного, – обронила Русико и моментально уткнулась в мобильник.

Казалось бы, намек ясен – не лезь в душу, но эта клуша с немодной сумкой явно принадлежала к непонятливому большинству человечества и продолжала активно допытываться:

– А почему «ни одного»? Не замужем?

– Замужем, – сквозь зубы удостоила ответом Русико.

(Скажи ей, что не замужем, так тут же эта общительная мадам полезет предлагать в женихи своего соседа или троюродного брата, который «очень хороший, только временно не работает», то есть спит и видит, как бы вскочить на шею самодостаточной женщине. Знаем, проходили. Потому продолжаем внимательно изучать мобильник.)

Но соседку простой ответ не устроил.

– Никак не можешь забеременеть? – почему-то перейдя «на ты», продолжила она.

– Да.

Русико уже и тон железный включила, лишь бы соседка отвязалась. Чтобы окончательно заблокировать допрос, Русико достала наушники и демонстративно употребила их по назначению. Но увы, приставучая баба разбередила старую рану…

* * *

…Важа украл Русико, когда ей было 16 лет. Затолкал с другом в машину и увез к дяде в деревню. А потом позвонил ее родителям, когда непоправимое уже свершилось.

– С вами говорит ваш зять! – именно так он представился. – Думаю, мы с вами поладим. Как Русико? Конечно же, лучше всех! Скоро свадьба.

Отец с матерью с трудом разыскали их через полдня. И хотя Русико умоляла отца забрать ее домой, в ответ услышала:

– Видно, это твоя судьба. Мы хотели для тебя другого, но сейчас уже слишком поздно…

(В словах родителей была своя логика. Забрать дочку нетрудно, только за кого потом Русико замуж выйдет, когда все хотят только девственниц?)

И обе стороны приступили к обсуждению деталей свадьбы.

…Русико пришлось смириться и плыть по течению дальше. Важа, хоть и был на пятнадцать лет ее старше, но имел свои весомые плюсы: не бил, не изводил постоянными придирками, как отец мать, не ревновал ее ко всему оставшемуся мужскому населению земного шара. И даже спокойно выпускал из дома с первых же дней, потому что: «Меня тут все знают и уважают. Никуда ты от меня не денешься». Но, самое главное, он ее любил. Это было видно по его взгляду, скупым словам, своеобразной заботе.

Через месяц после свадьбы Важа признался:

– Когда я первый раз тебя увидел в магазине, сразу понял, что именно ты нужна мне для счастья. Знакомиться не стал – ты бы на меня не среагировала. Поэтому у меня другого выхода не было, как украсть тебя.

Русико это все не волновало. Никаких встречных чувств у нее к Важе не было. Просто не ее это человек, хоть пудрой сахарной осыпь – лучше не станет. Но все равно надо было жить дальше и не зацикливаться на чувствах.

…А через три месяца Важа случайно убил человека. Повздорили из-за карт. Он сам потом удивлялся: кто же мог знать, что потерпевший окажется таким хиляком – скапустится от одного удара. Дальше – арест, суд, приговор… Прощаясь с женой, Важа без всякой лирики сказал:

– Меня не жди. Выйду уже стариком. Вернись к своим и живи, как знаешь.

Уже дома, приходя в себя после всех потрясений, Русико обнаружила, что беременна.

Ох, как это некстати. Сообщить мужу? Он стопроцентно скажет, чтобы вернулась к свекрови и во что бы то ни стало сохранила ребенка – его след на земле.

Мать, узнав новость, тоже отсоветовала оставлять:

– Видишь, тебя сам Бог избавил от этого громилы. И нитку эту последнюю убери. Из тюрьмы он тебе все равно не помощник, а нам придется растить, мучиться. Не стоит Важа такой чести.

Русико колебалась недолго. Тем более что будущее рисовало множество вариантов: «В семнадцать лет вся жизнь впереди. Осмотрюсь и уеду куда-нибудь. Встретится нормальный мужчина, от которого у меня еще будут дети»… И сделала аборт.

Мечта исполнилась частично: она перебралась из Кутаиси в Тбилиси, активно знакомилась, но серьезные отношения никак не завязывались. Свое кратковременное замужество в карман не спрячешь. К тому же местный мужской контингент осторожничает: квартирный вопрос над всеми довлеет.

…Русико разменяла уже тридцатник, но семейным счастьем и не пахло. Но вдруг блеснула надежда. Удалось познакомиться с молодым, видным, перспективным Векой, работником банка. Какое сравнение с ее бывшим питекантропом! И тут как раз то, что надо, – новая беременность. Прекрасный повод зафиксировать отношения.

Сообщила новость будущему отцу, а тот – будто кислым виноградом подавился. Отдышался, откашлялся и такое лицо сделал, будто в ссуде кому-то отказал.

– Извини, это не для меня. Я недостаточно стою на ногах.

– Если ты не хочешь ребенка, его не будет, – бросилась Русико его успокаивать.

Бека сразу повеселел, вновь улыбка голливудская появилась, точь-в-точь такая, как их на тренинге научили. Снова стал прежним олицетворением успешности в этом мире. Как такого упускать?

На другой день Русико избавилась от возможного наследника. Опять, значит, не время. Позвонила Беке – порадовать, а вместо него какой-то голос с музыкальным сопровождением: «Номер абонента не зарегистрирован». Ясно: симку сменил, решил перестраховаться.

…Время календарь листает, на тебя не оглядывается. У подруг уже дети школы заканчивают. Русико и так, и этак свою жизнь анализирует. Где же она свой шанс упустила? Интересно, жив ли еще Важа? Может, это была ее стезя, только она не поняла.

Сейчас, спустя двадцать лет, ясно одно: дорога к счастью не бывает выстлана персидскими коврами. А сын убийцы, – Русико точно знала, что эти два зачатка были мальчиками, – мог стать музыкантом. Другой, Бекин, тоже кем-то бы стал. Впрочем, это уже неважно. Главное, они были бы рядом.

А так хочется ребенка. Эти глазки, пальчики, складочки на ножках… До дрожи в пальцах, до сумасшествия…

Сказали древние: если женщина захочет, сквозь скалу пройдет. А тут такая цель святая – стать матерью. И Русико нашла себе еще один вариант – Ачико, зануду с вечно потными руками, но кто на это смотрит, когда перед тобой цель.

…Год, другой проходит, но волнующих признаков беременности все нет. Только деньги на тесты зря тратятся.

Вот почему Русико оказалась у этой двери. Она сдала кучу анализов, и сегодня врач должна дать окончательный ответ.

* * *

Тут как раз подошла ее очередь. Врач шелестит бумагами. Затянувшаяся пауза действует на нервы. И вот, наконец, приговор:

– К сожалению, во время последнего аборта Вам повредили трубы. Новая беременность невозможна.

Глаза за стеклами очков смотрят, словно извиняясь. Врачу, кажется, и самой неприятно вот так обрубать последнюю надежду.

– Но Вы не отчаивайтесь. Может, кого-нибудь усыновите. Поверьте, эмоции те же, как и у любой рожавшей матери.

Но Русико еще не совсем оправилась от впечатления после приговора:

– Нет, я пока еще не готова к такому шагу.

– А Вы подумайте. Если решитесь – позвоните мне. Через меня разные люди проходят. Кто-то не может родить, а кто-то от почти готового рад избавиться.

Русико попрощалась и пошла к выходу. В маршрутке ехала в состоянии оцепенения. Вживалась в безнадежность. И тут ее толкнули самым бесцеремонным образом.

– Смотреть надо! – выкрикнула она и тут же осеклась.

Рядом с ней опустилась женщина с тщедушной девочкой.

– Извините.

Сразу бросились в глаза выступающие передние зубы девочки и отсутствующий взгляд.

– Что с ней?

– ДЦП.

– Она одна у Вас?

– Нет. Есть еще сын старший, – и равнодушно уточнила. – Он обычный.

– Какое счастье! – вырвалось у Русико.

– Да, он мне помогает, – сказано было без эмоций. – Но для меня на первом плане Саломе. Она важнее.

Русико ничего не ответила. Как это так: инвалид ценится выше, чем здоровый? И видно, что мать не врет. Для нее, видимо, это так и есть.

…Всю ночь Русико не могла заснуть. Лучшая половина жизни уже прожита. Для себя, в поисках своего логически просчитанного счастья. Прямо как в детской считалочке: шла, шла, шла и коробочку нашла. А в ней пусто. Вакуум. Теперь и идти, выясняется, некуда. А может, надо, как та женщина из маршрутки, действовать против логики?

Утром она набрала номер своего врача.

– Если будет какой-то случай для меня, сообщите, пожалуйста. Да, да, я согласна на любого. Не хочу упустить свой последний шанс. Пока у меня еще есть время.