Текст книги "Разрешение жить"

Елена Кучеренко

Недавно я встретила в нашем храме Ирину Петровну, пожилую и очень хорошую женщину. Она появляется нечасто – они с мужем живут в другом районе и ходят в церковь рядом с домом.

В тот день они с сыном пришли договариваться о Крещении месячной внучки Машеньки.

– Ой, Лена, здравствуй! – обрадовалась она мне. – Вот мой сын Михаил. Вы ведь незнакомы? И внучка у нас уже… А помнишь, я тебе рассказывала?..

Я помню, да…

* * *

С Михаилом – родным сыном Ирины Петровны – я до того дня, и правда, не была знакома. Но хорошо знала семью ее пасынка Валеры. Они бывали у нас в храме наездами. Он, его жена и их четверо детей.

Как-то они появились с Ириной Петровной. Мы разговорились, и тогда-то я и узнала удивительную историю этой женщины. Очень счастливой женщины…

Давно, когда Ирине Петровне (а тогда просто Ире) было 25 лет, она попала в страшную автомобильную аварию. Выпили по глупости с друзьями по поводу окончания института и поехали кататься по городу на чьей-то папиной машине. И врезались в КАМАЗ. Ирина, единственная из всех, кто был в той машине, чудом осталась жива. Эта авария заставила девушку впервые задуматься о Боге: у нее была верующая бабушка, которая, навещая ее, всю поломанную, в больнице, всё время повторяла: «Господь тебя спас! Помни об этом! Его благодари!..»

А пока Ирину буквально сшивали по кусочкам. Врачам удалось спасти девушке жизнь, но «по женской части» они вынесли приговор: «Детей никогда не будет! Усыновляйте… Хотя вряд ли Вам кто-то позволит. Вы же инвалид!»

Шли годы. Ирина работала, начала ходить в храм, который открылся у них в районе, – не забыла наказа покойной уже бабушки.

Правда, иногда роптала: «Господи! Ты сохранил мне жизнь, но детей-то у меня не будет. И никому я такая не нужна».

Потом похоронила родителей и осталась совсем одна. И даже подумывала о монастыре. А когда ей было уже далеко за 30, познакомилась с Петром, прихожанином той же церкви, вдовцом с ребенком (этим самым моим знакомым Валерой). Они поженились и прожили в браке долгую и счастливую жизнь. Иногда, правда, женщина всё так же вздыхала, что своих детей у нее никогда не будет. Но пасынка она любила как родного. И тот ее очень любил. И до сих пор любит.

«…А в 50 лет случилось у меня то, что у всех женщин бывает в этом возрасте, – рассказывала Ирина Петровна. – Цикл прекратился. Подумала – климакс. Ну что ж… Жизнь… Я тогда и не расстроилась особо. У Валерочки были уже дети, и я с радостью возилась с внуками… Но со временем начало подташнивать. Я заволновалась – всякое ведь бывает. Моя мама умерла от рака. А потом живот начал надуваться.

– Ну всё, конец! Точно опухоль! – решила я».

Перепуганная женщина побежала в поликлинику.

– Доктор, у меня рак… И знаете, он почему-то шевелится…

Старенький очкастый врач долго щупал ее живот, листал карточку, протирал стекла очков, глубокомысленно почесывал лысину, переспрашивал возраст… А потом произнес:

– Вашему «раку» уже шестой месяц, наверное, вот и шевелится. Беременная Вы, бабушка! Неловко даже как-то!

И начал выписывать направление на обследования, а затем – на аборт… На стимуляцию преждевременных родов, в смысле…

– Какой аборт! Какие преждевременные роды! – замахала на него кулаками Ирина Петровна. – Я же этого ребенка всю жизнь ждала!

Потом были больницы, постоянные обследования… Почти всю беременность Ирина Петровна пролежала на сохранении. Врачи чем только не пугали: в таком возрасте не рожают, она не выносит, а если выносит, то родит больного ребенка, и как она его, почти старушка, будет растить…

Но рядом всегда был муж Петр. Они вместе молились и верили, что если Господь дал им в таком возрасте эту великую и нечаянную радость, то Он всё управит.

Ирина Петровна родила сына в 51. И выкормила грудью. Сейчас ему столько, сколько было ей, когда она попала в ту жуткую аварию. И все живы здоровы…

* * *

А женщина прямо светится. И в тот день они с сыном Михаилом с гордостью показывали мне ее внучку Машеньку: – Пятая внучка у меня, Лен! Представляешь?! Родная!!!.. Да что я говорю! Все они родные! И внуки, и Валерка, и Мишка! Господи, спасибо Тебе!

Часть вторая
«Чужой ребенок»?

Ольга Зиненко

Несколько лет назад мы с семьей жили в одном из отдаленных районов Москвы. Недолго, но я успела стать свидетелем такой замечательной истории.

Наш дом стоял в ста метрах от храма, и мы с сыном часто гуляли на его территории – большой, с детской площадкой и пирожковой. Там я познакомилась с Ирой, мамой троих сыновей. И вот самый старший, первоклассник, меня (максималистку в вопросах воспитания, как и большинство мам единственных первых детей) прямо-таки «возмущал». Саша был нервным, капризным, избалованным; из-за того что ему дали пирожок с малиной, а не с клубникой, мог закатить истерику с кувырканиями по земле, истошным криком и другими прелестями. Обижался на любой полувзгляд. Он не понимал слов «нет» и «нельзя». При том что младшие дети были образцом послушания. Когда мы с Ирой сошлись чуть ближе, не выдержала и аккуратно поинтересовалась, как так вышло, что старший, к которому обычно у родителей больше всего требований, такой…мммм… непохожий на младших. И узнала, что Сашу Ира с мужем усыновили пять месяцев назад, он пока не привык, не адаптировался. А еще никак не может смириться с потерей отца, для которого был светом жизни.

* * *

Отец Саши Геннадий, или дядя Гена, как его все называли, почти до 50 лет прожил бобылем. Не складывалось. Работал прорабом на стройке, «халтурил» с коллегами ремонтами квартир.

И вдруг повстречал Виолетту. Она работала в соседней бригаде маляром, приехала в столицу на заработки. Молодая (около 30), статная как лебедь, с карими жгучими глазами. Геннадий «пропал» сразу же и был готов положить мир к ногам своей дамы сердца, если бы мог. Виолетта, видя такое благоговение, снизошла и позволяла себя любить. Даже к Геннадию на квартиру переехала и работу бросила.

Гена с радостью расшибался в лепешку, чтобы заработать лишний рубль и преподнести любимой подарок. А уж когда узнал, что девушка беременна, чуть с ума не сошел от счастья!

Он готов был хоть сию секунду идти в ЗАГС, но Виолетта отказалась – не хотела свадьбу «по залету», лучше подождать и потом устроить торжество. Гена, как всегда, возразить ей не посмел и принялся делать ремонт в «их гнездышке», как любовно Виолетта называла его квартиру.

Саша родился в срок. Крепыш в 4 кило. Виолетта присылала счастливому отцу фотографии новорожденного по эс-эм-эс, и тот рассматривал глазки-складочки, носик-две-дырочки сквозь пелену слез, которые текли и текли, хоть что ты с ними делай! Но, оказавшись дома, молодая мама вдруг выдала: «Я завтра же отдам его в детдом, если ты не подаришь мне эту квартиру. Мы не женаты, по документам ты ему никто. Мне ребенок не нужен, а квартира пригодится. Предлагаю обмен». Гена потом всегда удивлялся, как пережил тот миг, как сердце не разорвалось…

Но, конечно, он выбрал сына. Хотя и Виолетту любил, и отдирал потом от сердца с болью. Он стал официальным отцом-одиночкой, переехал в старую мамину «хрущевку». Мама умерла за пару лет до этого, других родственников у него не было, рассчитывать – не на кого. Первые два года Гена работал на износ, чтобы оплатить няню сыну, потом договорился с заведующей детского сада, и «за ремонт», который сделал в одиночку, Сашу взяли в группу.

Мальчика он баловал. Выполнял все его прихоти. Никогда не повышал на него голос. Саша рос капризным, не умел находить общий язык со сверстниками, никому не уступал. «Ну не могу я ему сказать “нет”, не могу, извините», – извинялся перед мамами Гена и уговаривал Сашу вернуть малышу игрушку, обещая купить такую же.

Гена крестил сына, когда ему был год, нехотя, потому что все вокруг твердили: надо, чтобы у парня был Ангел Хранитель. Хотя сам в церковь не ходил, считая, что она существует, только чтобы дурить людей и вытягивать деньги. Ругал постоянно «попов на мерседесах» и злобных старух, которые заполонили храмы. Когда мамы на площадке обсуждали, какой сегодня праздник, ухмылялся: «Да у вас праздник каждый день, так никакого здоровья не хватит! То-то вы такие блаженные все…» В общем, недолюбливал он людей церковных.

Когда Саше исполнилось 7 лет, Геннадию поставили диагноз – рак. Четвертая стадия, врачи даже не пытались скрывать – время идет на убыль. Дядя Гена не раскис и решил во что бы то ни стало найти Сашке семью: ни в коем случае он не должен попасть в «учреждение», а то пропадет… Первым делом пошел к Виолетте, но та даже слушать ничего не захотела: у нее новая жизнь, любимый мужчина, надо будет – родит. И захлопнула дверь.

Была еще пара знакомых семей, порядочных, с хорошим достатком. Они называли Гену другом и часто просили подремонтировать что-нибудь за символическую плату или за «спасибо». Гена друзьям не отказывал и верил, что в трудную минуту они не останутся в стороне. Но они не помогли. В одной семье только родился второй малыш, и третьего они не планировали, а во второй жена оказалась категорически против чужого ребенка. Тем более мальчика, тем более… Гена не стал дальше слушать, ему надо было действовать – найти Сашке семью.

Ира и ее муж Алексей появились случайно, когда надежды становилось всё меньше. Они нашли информацию о Саше в интернете, на одном из форумов, где однажды Гена оставил объявление без особой надежды. Приехали познакомиться. Ира как-то «с лету» включилась в разговор с мальчиком. Гену поразило, что они не раздумывали «брать или не брать», а обсуждали, когда и как мальчику лучше переехать в новую семью. Рассказали о том, как живут сами. Оказалось, семья верующая, по воскресеньям – в храме, постятся, молятся, хотят много детей. «Вот угораздило-то!» – подумал дядя Гена, но виду не подал. Сказал только: «Я лично далек от этого». Ира и Алексей улыбнулись. А Саша предложил Ире прокатиться на его велосипеде, что означало высшую степень симпатии – он никогда ничем не делился. «Ну и ладно, пусть будут “церковные”, главное – люди хорошие», – отважно решил дядя Гена.

Ира и Алексей навещали Геннадия в больнице. Показывали фотографии Саши, рассказывали о нем – пошел в первый класс, нравится математика, по папе скучает, вот рисунок передал. А прежде Саша не рисовал, ленился. Ира принесла Гене святую воду и попросила пить. Он пил. В больницу приходил священник из церкви неподалеку, как-то они разговорились с Геннадием. Ира пришла, когда они уже прощались. «Слушай, – зашептал заговорщически Гена, – такой образованный мужик оказался, умный, я-то думал, что попы, ну то есть батюшки эти ваши, кроме “паки-и-паки” ничего не знают, а он – вон какой… разбирается… Но теперь у меня к нему пара вопросиков есть. Посмотрим, что он мне на них скажет». И хитро прищурился, потирая ладони. Он успел еще несколько раз поговорить с этим священником до своего ухода, о чем – никто не спрашивал, а Геннадий не рассказывал. Но после этих бесед он долго о чем-то думал, хмыкал, решал в голове какие то задачи, потом ложился на бок и крепко засыпал. А однажды даже спросил Алексея настороженно: «Сегодня ж воскресенье, ты чего так рано пришел? В церковь не ходили что ль?» – «Мы на Раннюю ходили, дети и Ира потом с Воскресной школой в Лавру поехали». – «А, ну ладно тогда», – согласился Гена.

* * *

Прошло уже больше пяти лет. Как-то мы снова оказались в том храме. Саша теперь помогает священникам в алтаре. Если бы мне Ира сама на него не указала, я бы в жизни не узнала в этом сосредоточенном, старательном юноше нервного и капризного пацаненка, каким он когда-то был. А еще было заметно, как

Алексей и Ира гордятся им, своим старшим сыном, таким взрослым и серьезным. По окончании службы, скинув с себя облачение, Сашка самозабвенно носился по двору за младшими братьями. Мальчишки хохотали и висли на нем, а он делал вид, что вот-вот упадет. И в тот момент – я могу это точно сказать – я видела глаза любящего и любимого счастливого ребенка, у которого есть семья.

И еще я уверена, что Сашка, стоя у алтаря, каждый раз молится о своем отце, для которого был светом жизни.

Мария Сараджишвили

Один старец ушел в отшельники и на протяжении десяти лет молил Бога об одном: узнать, почему на Земле одни рождаются и становятся богатыми, а другие – бедными. И почему в мире творится так много несправедливости?

И вот Бог смилостивился и послал к нему Ангела. Ангел сказал:

– Я не буду ничего объяснять. Для начала просто закрой глаза.

Старец закрыл глаза и, когда открыл их, очутился на дереве в дупле. Ангел продолжил:

– Здесь ты пробудешь три дня. Наблюдай за происходящим.

И стал отшельник наблюдать. На первый день проскакал всадник на вороном коне. Около дерева от седла случайно отвязался мешок и шлепнулся на землю. На второй день подошел к дереву крестьянин, развернул скатерть, уставил ее едой и начал было есть, но вдруг заметил мешок. Он увидел, что в мешке золото, ужасно обрадовался и побежал с мешком дальше, оставив обед под деревом. На третий день проходил бедный странник, увидел еду и набросился на нее с жадностью. Не успел он окончить трапезу, как вернулся всадник на вороном коне и стал требовать вернуть свои деньги. Стал его мучить, а потом убил, поняв, что это бесполезно.

И тут отшельник не выдержал и начал кричать от гнева:

– Ты же обещал мне дать ответы на мои вопросы, но я увидел еще одну сцену несправедливости!

– Подожди, – ответил ему Ангел. – Я сейчас тебе растолкую смысл увиденного. Всадник – это богач. Он объезжал свои владенья и собирал подати. У него еще полно таких же мешков, какой он потерял. Просто жадность не давала остановиться. Других ценностей, кроме злата, у него нет. Крестьянин разорился и заложил свое имущество. Вчера был последний день возврата денег, и, если бы он не нашел этот мешок, он бы остался без всего и попал бы в тюрьму. Но он откупился найденным золотом и спас себя и семью. А бедный странник в молодости в пьяной драке убил человека. После этого он мучился всю свою жизнь, раздал имущество и молил Бога о мученической смерти, дабы искупить свой грех. Вчера его желание исполнилось. Всадника же, убившего его, теперь будут преследовать кошмары. Он раскается и начнет помогать бедным.

«Почему в мире так много несправедливости». Притча

Грустные мысли крутились в голове у Кетеван этим тусклым серым утром. Раздражал весь комплекс подарков судьбы: очередной загул мужа, затянувшаяся полоса безденежья, бесконечные капризы детей.

Почему ее родители так рано ушли, оставив Кети один на один с этим ворохом проблем? И вдобавок нет ни одного родного человека рядом. Какой-нибудь завалящейся двоюродной тети и той не наблюдается. Хоть бы с детьми иногда посидела – и то был бы просвет. На Бесо ведь не то что детей, двух индюшек оставить нельзя – сдохнут через час. Сам до сих пор как большой ребенок, только постоянные «хочу» им движут.

При ее отце это все как-то сглаживалось. Точнее, папа юрист покрывал деньгами все выпирающие углы семейной лодки.

А теперь ни папы, ни мамы, ни стабильного денежного положения. Зато Бесо раскрывается бутоном недостатков, да в такой цветовой гамме, что в глазах рябит.

Сколько таких хороших людей, как Кети, по всей земле бессмысленно мучаются, – это ж страшно представить. И куда только смотрит Господь Бог!

Ход претензий к Создателю прервал звонок.

– Кто там? – осторожно через дверь спросила Кети. Не открывать же всем подряд в такое неспокойное время. По ту сторону замка ответили с запинкой:

– Откройте, пожалуйста, я к вам из Собеса.

Кети припала к глазку. Линзы выпукло показали лицо незнакомой пожилой женщины: «На нищенку явно не тянет», – подумала Кети.

– Вы не бойтесь, – заторопилась она с объяснениями. – У меня к вам одно дело… Деликатное.

Кети слегка приоткрыла дверь.

– Вы Кетеван Деметрашвили? – уточнила странноватая визитерша и добавила просительным тоном. – Возьмите меня к себе в бабушки.

– К-куда взять? – не поняла Кети, мучаясь от дежавю. Вспомнился Калягин в женском парике: «Здравствуйте, я ваша тетя из Бразилии!»

– В бабушки, – занервничала незваная гостья от непонимания. И поспешила внести документальную ясность. – Меня зовут Тасико Гвенцадзе. У меня дом свой, корова, хозяйство в Цхнети. Вы плохого не подумайте. У Вас ведь двое детей. Я за ними присмотрю. Все свое потом Вам оставлю. Кети молча хлопала глазами, не зная смеяться или злиться.

Тасико, пользуясь ее ступором, торопливо перечисляла все плюсы их будущего совместного проживания:

– Мне вашего ничего не надо. Я одинокая. Все могу по дому делать. Вы спросите моих соседей. Все скажут, что я не аферистка. – И тут же достала из кармана клочок бумаги. – Вот мой адрес. Вот телефон, – и сунула ей в руку листок с заранее написанным номером. – Только не отказывайте мне, как дочь Вас прошу, – в голосе ее послышались слезы.

Кети зажала бумагу в кулак.

– Хорошо-хорошо, не беспокойтесь. Я вам позвоню. Надо с мужем поговорить, – и поскорее захлопнула дверь.

Вечером Кети рассказала все Бесо, который как нельзя кстати был в относительно адекватном состоянии. Он тоже сперва не понял, в чем смысл столь необычного предложения, глубокомысленно повертел так и этак бумажку с номером, даже на свет зачем-то посмотрел. Потом произнес:

– А что? Это вариант неплохой. Корова, говоришь, есть. Деревенское мацони – это вещь. Завтра я съезжу в Цхнети, на дом посмотрю, туда-сюда. И вообще проверю, кто чем дышит. Ты же знаешь, – он постучал себя по лбу с залысинами, – мозг!

Кети успешно подавила усмешку.

– А то вдруг получим от мертвого осла уши, а не бабушку с мацони….

Так в семье Кети утвердилась Тасико. Она взвалила на себя все хозяйственные заботы почище любой домработницы и скоро стала совершенно незаменима. Ее молоко, сыр и яички очень живописно вписались в интерьер полупустого холодильника.

Кети на первых порах напряженно приглядывалась к дармовой помощнице, перепрятав от греха подальше уцелевшие от запоев Бесо несколько колец – весь золотой запас семьи.

Она никак не могла понять, зачем Тасико эта добровольная женская каторга. Причем на конкретный вопрос сама рабыня Изаура отвечала что-то совершенно несовременное:

– Устала от одиночества. К тебе, Кети, просто сердце потянулось. Вот и все. Это было особенно странно слышать: в наше-то волчье время и вдруг такой подозрительный альтруизм.

Потом Кети перестала ломать себе голову и зажила дальше. Нашла работу и стала без волнений оставлять детей на совершенно постороннего человека.

Так прошло несколько лет. Однажды вечером Таси-ко стало плохо с сердцем. Кети бросилась к ней, оседающей на пол у раковины.

– Эй, кто-нибудь, быстро звоните в «Скорую»!

Но через пять минут стало ясно, что «Скорая» уже не поможет.

Кети дрожащей рукой закрыла Тасико глаза.

На другой день они с Бесо поехали подготовить дом Тасико к похоронам. Требовалось сделать уборку и переставить мебель. Среди вещей попалась на глаза потрепанная тетрадь советского образца. Кети раскрыла ее, пробежала глазами по неровным выцветшим строчкам и уже не смогла оторваться.

* * *

«…Господи, как мне жить теперь? За что?!!!! Почему это должно было случиться именно со мной?!»

Кети перевернула еще несколько листов, и картина прояснилась. 16-летнюю Тасико соблазнил один студент, который приехал в гости к соседям. Провел романтично время и отбыл преспокойно в город, увозя с собой приятные впечатления. О том, что Тасико беременная, он даже не узнал. Сама будущая мать осознала шокирующую новость, когда уже невозможно было что-либо изменить.

«…Мне страшно подумать, что сделает отец, когда все узнает. Господи, сделай так, чтоб я не проснулась завтра утром. Так будет легче для всех. Что тебе стоит, Господи?»

Отец-таки узнал. Чтобы скрыть позор от соседей, запер дочь до родов дома, а для общего сведения объявил:

– Тасико сошла с ума, на людей кидается. Поэтому держим взаперти.

Когда родилась девочка, старший брат Тасико тут же вывез ее в город и сдал в детдом.

Тасико еще долго не выпускали на улицу, чтобы люди привыкли к факту ее «болезни». Отец все продумал. Даже если бы Тасико стала разыскивать ребенка, все вопросы можно было списать на бредовую идею.

«Где же она, моя доченька?! Только и успела на нее полчаса посмотреть. Все искала приметы, как бы ее от других отличить. Так нет, тельце чистое, беленькое. Одна крошечная родинка между средним и указательным пальцами. Как мне ее найти в этом людском море? В чьи руки попадет моя девочка? Дай Бог, чтобы в хорошие! А если нет? Тут свои родные со мной что сделали… Зачем столько злых людей на свете???»

Еще шелест страниц, и мелькнули даты смерти родителей.

«Я ждала смерти больного отца как избавления. Пока смотрела за ним, вся злость ушла куда-то и осталась только огромная усталость. Умирая, он сказал: «Прости меня. Я тебе жизнь поломал». Господи, найду ли я когда-нибудь свою девочку? Хоть бы отдать ей ту часть любви, которая во мне, и умереть на ее руках!»

Еще несколько листов и скупые строки.

«Сегодня моего брата зарезали в драке. Была у меня слабая надежда, что он скажет, в какой детдом отвез мою кровиночку. Но этого я уже никогда не узнаю…»

Потом шел подробный перечень детдомов, которые напрасно обошла Тасико, так и не найдя никаких следов.

Затем подчеркнутые строки и восклицательные знаки.

«Слава Тебе, Господи! Это точно она! Я сидела в автобусе, а моя девочка взялась правой рукой за поручень прямо перед моими глазами. У нее родинка между пальцами!!! Я пошла за ней, трясясь, что она заметит меня! Оказывается, все эти годы мы жили почти рядом. Она в Багеби, а я в Цхнети…»

* * *

На могиле у Тасико стоит камень с надписью: «Маме от дочери. Лучше поздно, чем никогда!»