Текст книги "Мотылек атакующий"

Двери суда распахнулись, и на пороге показался Артем в распахнутой кожаной куртке. Толпа завопила и завизжала. Девицы бросились обнимать своего кумира. Но Артем отпихнул их всех, потому что заметил стоящих в трех шагах Сергея с Машей. И шагнул к ним.

– Ну что, уроды, получили? Я давил вас, давлю и давить буду!

Артем заржал и не успел увернуться – Маша влепила ему пощечину. Артем хотел ударить ее ногой, но не достал: Сергей схватил его за отвороты куртки и отбросил в сторону. И сразу толпа кинулась на Стихаревых. На Сергея посыпались слабые удары – напавшие кучей мешали друг другу. И тут все перекрыл громкий крик Кущенко-старшего:

– Стоять! Вы что, не видите? Им только того и надо. Эти гады нас провоцируют. Потом с ними разберемся.

Толпа отхлынула. Кущенко подошел и обнял сына. Расцеловал его и что-то шепнул. Сказал тихо, но Маша услышала его слова:

– Отдыхай, я закрою вопрос. Теперь это мое дело.

В палату раненого адвоката Стихаревых не пустили, но им удалось поговорить с лечащим врачом. Тот сообщил, что состояние раненого тяжелое, однако опасности для жизни нет.

– Месяц-полтора пробудет у нас, а потом его выпишем, – сказал эскулап.

– Если что-то потребуется, мы всегда готовы помочь, – предложил Сергей.

– Вы мне что, материальное вознаграждение предлагаете? – не понял врач. – Спасибо, но я привык на законно заработанное существовать.

– Мы тоже, – успокоила его Маша.

Из больницы супруги отправились за город, к родителям Маши. Рассказали им о суде – без подробностей, разумеется. Уверили, что дело еще не закончилось. Тихо поужинали все вместе – говорить много не хотелось никому. Мама предложила дочери и зятю остаться переночевать, но Сергей отказался, сказав, что его с утра ждут в офисе. В последнее время он запустил работу, а Тимур один не справлялся. Новиков был хорошим исполнителем, а вот руководитель из него никакой.

Они неслись к городу по новой трассе. Маша рассеянно смотрела за окно на мелькающие заснеженные сосны, на темнеющее небо, на котором сквозь редкие облачка проглядывали холодные зимние звезды. Желания любоваться зимним пейзажем не было, потому что в голову лезла одна и та же бесконечная в своей обреченности мысль – Славик уже не увидит этой земной красоты.

Стихаревы подъехали к дому. Сергей начал парковаться, но вдруг сказал:

– Пожалуй, поставлю машину в гараж. Мало ли что… Ты поднимайся, я приду через минут двадцать.

В гаражном кооперативе, что располагался неподалеку, у них был просторный, сложенный из кирпича бокс. Сергей приобрел его по случаю и почти не пользовался им. Машина стояла в гараже лишь тогда, когда супругам доводилось уезжать куда-то вдвоем. Но это случалось редко. Так что в гараже хранились лишь комплект сменной резины да канистра бензина на всякий случай.

Маша не хотела возвращаться в пустую квартиру одна и сказала, что доедет до гаража. Лучше потом вместе прогуляются до дома. Сергей спорить не стал: он никогда не спорил с женой.

Машина подъехала к шлагбауму, Стихарев посигналил. Однако никто из домика охраны не появлялся. С неба начали сыпаться мягкие крупные снежинки. Сергей продолжал сигналить, но так же безрезультатно. Тогда он вылез из салона и постучал в высокое окошко. Из домика вышел охранник и начал поднимать шлагбаум вручную, выражая при этом неудовольствие. Маша даже из машины заметила, что мужчина нетрезв. Они въехали на территорию и медленно покатили вдоль ряда одинаковых боксов, пока не доехали до своего гаража. Сергей достал ключи, распахнул ворота, развернулся и задним ходом въехал внутрь.

Супруги вышли из гаража. И вдруг муж протянул Маше ключи со словами:

– Садись в машину и быстро уезжай!

Она сжала в кулаке ключи, не понимая, почему Сергей так взволнован. Потом обернулась и увидела направляющихся явно к ним троих парней. У каждого в руке было по бейсбольной бите.

– Вместе поедем! – крикнула Маша.

И тут же поняла, что им уже не уйти. Один из парней перехватил биту двумя руками, размахнулся, подскочил к Сергею и ударил, но тот выставил вперед руку. Маше показалось, что она услышала хруст. Парень тут же полетел на спину от встречного удара. А Сергей, морщась от боли, скомандовал:

– В машину, быстро! Я задержу их!

Маша вбежала в гараж и распахнула дверцу автомобиля. Хотела сесть в машину, но, обернувшись, увидела, как двое повисли на Сергее, и он пытается освободиться. Третий уже вставал с земли. Она бросилась на помощь мужу и вцепилась руками в одного из парней. Ее отпихнули, Маша упала, а когда начала подниматься, один из парней ударил ее кулаком в лицо. Что-то сверкнуло перед глазами, потом все потемнело. И Маша поняла, что лежит на бетонном полу гаража. Попыталась встать, но тот же парень подскочил и ударил ее ногой, потом еще раз. Маша закрыла лицо руками, и вовремя, потому что тут же получила удар по рукам. Она хотела отползти, но бандит продолжал бить ее. Маша перевернулась на спину, закричала, но захлебнулась кровью. «Сейчас эти гады убьют нас…» – пронеслось в голове. Увидела перекошенное злобой лицо, а потом оно исчезло куда-то, и голос Сергея спросил:

– Сама подняться можешь? А то у меня, кажется, рука сломана.

Она попыталась, но голова гудела, и все кружилось перед глазами. Сергей протянул ей здоровую руку. Маша ухватилась за нее и с трудом встала. Увидела лежащего возле автомобиля мерзавца, который бил ее. Двое других валялись у въезда в гараж. Оба делали попытки хотя бы сесть, но сразу падали.

– В машину! – велел Сергей. – Уезжаем отсюда…

Он повернулся и, обхватив здоровой рукой Машу за талию, подвел ее к машине. И тут увидел, как один из лежащих на земле парней достал из кармана пистолет, вскинул руку.

Сергей прикрыл жену своим большим телом, и в тот же момент грохнул выстрел. Затем другой. Потом сразу два.

Маша не сообразила, что происходит. Сергей вдруг стал медленно оседать на нее. И тогда она, все поняв, закричала.

Парень с пистолетом подошел и выстрелил еще дважды. Маша пыталась удержать падающего мужа. Но сил не было, и она рухнула рядом с его телом. С пола гаража поднялся тот, который бил ее. Подошел и опустился рядом на одно колено, схватил за горло и другой рукой стал молотить ее по лицу.

– Заканчивай, – услышала Маша и потеряла сознание.

Она уже не видела, как один из напавших взял канистру и стал разбрызгивать бензин по гаражу: на стены, на пол, на автомобиль, на комплект летней резины, на умирающего Сергея и на нее, лежащую без сознания. Потом вылил остатки на ветошь, отбросил канистру и щелкнул зажигалкой.

Маша очнулась от мощного хлопка, который опалил ее жаром. Попыталась подняться и тут же начала задыхаться. Гараж был объят пламенем. Рядом лежал Сергей, и Маша постаралась сдвинуть его с места. Дым разъедал глаза и обжигал легкие, от жара пылала кожа лица. Маша кричала и волокла мужа, надеясь спасти его. Шуба на ней вспыхнула, но она продолжала тащить Сергея. И только когда выволокла его на снег, сбросила с себя шубу, стала кататься по снегу, чтобы погасить тлеющее платье. Потом вскочила, чтобы сбить снегом огонь с одежды мужа, и тут взорвался бензобак «Фрилендера». Машу отбросило в сторону, ударило о землю…

Часть вторая

Машу лечили. Врачи делали все, что могли, но она не хотела жить. Сломанная челюсть срасталась медленно, Маша не могла жевать. Ей вставили в рот трубку и вливали в рот бульон. А она не хотела глотать, захлебывалась едой и плакала от ненависти к жестокому миру. Но рядом была мама, потом приехала Елизавета Петровна, и вдвоем женщины уговаривали ее. Дышала Маша тоже с трудом – ее легкие обожгло огнем. К тому же при каждом вздохе сломанные ребра сразу простреливало острой болью. Все ее тело было спеленато бинтами. Голова тоже забинтована. Лицо Маши обгорело не так сильно, как спина или руки, и все же, когда меняли повязку и смазывали кожу какой-то вонючей гадостью, мама убегала в коридор – рыдать.

Врач осматривал ожоги и умело скрывал свои эмоции.

– Ничего, ничего, – повторял он всякий раз, – пересадка кожи сейчас – ерундовая операция. Возьмут с попки и приклеют на мордочку, будет личико, как у младенца. Только не надо плакать: вся жизнь впереди, станете еще красивее, чем прежде.

А Маше не нужна была жизнь впереди. Ей нужна была прежняя, которой уже не будет никогда. Она сразу поняла, что Сергея больше нет, иначе муж был бы рядом. Какой бы ни был, как бы ни было ему плохо или больно, он сидел бы рядом с ее кроватью, держал бы ее руку в своей ладони, и от его прикосновения Маша мгновенно стала бы здоровой.

Но его похоронили. Без нее. Опустили в землю рядом со Славиком. Мама сказала, что было очень много народу, пришел весь его курс, пришли преподаватели и клиенты, для которых он строил дома. Почти все плакали, даже очень серьезные люди не могли сдержать слез. Многие выступали и говорили хорошие слова…

Про отца мама не говорила, и Маша поняла все. Однажды она спросила, как все случилось. Мама сначала изобразила непонимание, а потом заплакала и рассказала. Когда ей позвонили из больницы и сообщили про дочь, она сразу поехала к Маше. Звонок был с Машиного мобильного: кто-то нашел в телефонной книжке аппарата запись «мама» и нажал кнопку. Мама помчалась, ничего не сказав о несчастье отцу. А потом какой-то дурак продублировал звонок по городскому номеру, и папа, оставшийся дома один, снял трубку. Через два дня мама вернулась и обнаружила его мертвым в кресле с телефонной трубкой в руке. Похороны отца тоже прошли без Маши.

Рита приезжала в больницу почти каждый день и рассказывала всякую ерунду о том, что Пенкина наконец-то выходит замуж – познакомилась через Интернет с каким-то новозеландцем. Новозеландцу пятьдесят лет, он яхтсмен, но водку хлещет – будьте-нате… курс доллара опять начал расти… на машину Новиковых упала с крыши дома сосулька… Как бы между прочим, подруга сказала, что у фирмы Сергея и Тимура серьезные проблемы: налоговая насчитала какие-то сумасшедшие штрафы за несуществующие нарушения, и Тимур теперь будет судиться с налоговой.

А потом Ритка хихикнула и сообщила, что она, кажется, залетела.

– Хорошо, – с трудом выдавила Маша.

Однажды среди ночи Маша проснулась и увидела сидящего у постели Сергея.

– Ты жив? – обрадовалась она и попыталась встать.

Сергей, улыбаясь, удержал ее.

– Мама! – закричала Маша, желая разбудить спящую на другой кровати мать, чтобы та обрадовалась тоже.

Но Сергей прижал палец к губам.

– Как ты? – спросила Маша.

– Мне хорошо, – тихо ответил муж.

– А Славик?

– У него тоже все замечательно, – улыбнулся Сергей, – он играет с другими детьми, и всем им весело.

Маша заплакала от полноты чувств, взяла ладонь мужа и прижалась к ней губами. Ладонь пахла их домом и днем первого знакомства, когда в огромной мастерской стояла елка, а по столу была разбросана мандариновая кожура. Она зажмурилась и услышала голос Сергея:

– Не горюй, мотылек, у тебя тоже все будет хорошо. Потерпи немного.

Открыла глаза и увидела освещенную бледным ночником палату и маму, спящую на соседней кровати. Маша посмотрела на отражение лампы в ночном окне и попросила:

– Господи, не покидай тех, кого я люблю…

Шли дни, дышать становилось легче. Когда Маша смогла уже разборчиво произносить слова, во время очередной перевязки она попросила зеркало. Упрашивала долго. Мама даже сказала, что во всем отделении нет ни одного, потом долго рылась в своей сумочке и протянула древнюю серебряную пудреницу, в которой хранила тени. Но Маша потребовала большое. И тогда медсестра принесла зеркало из ординаторской, поставила перед Машей и отвернулась. Руки девушки тряслись, и зеркало тоже.

Маша посмотрела на себя и увидела чудовище с распухшим лицом, на котором вместо носа была лепешка.

– Я думала, будет хуже, – сказала она.

Пришла весна, теперь по утрам за окном светило солнце и орали воробьи. В один из таких солнечных дней сразу после завтрака в палату вошел человек в белом халате, наброшенном на помятый серый костюм. В руках он держал маленький потертый кейс.

– Следователь районного отдела внутренних дел капитан Мышкин, – представился мужчина и показал Маше удостоверение. – Я давно хотел пообщаться с вами, но врачи допустили к вам только сейчас.

Мышкин обернулся и посмотрел на родительницу больной:

– Будьте добры, оставьте нас наедине.

Людмила Ивановна пожала плечами и вышла.

Следователь достал из кейса листы и положил их на прикроватную тумбочку.

– А теперь расскажите мне, что произошло в тот вечер.

Маша тяжело вздохнула. Ей не хотелось вспоминать, но раз начато следствие, то сделать это необходимо.

– Когда мы с мужем ставили машину в гараж, на нас напали трое. У них были бейсбольные биты. Сначала ударили мужа, он подставил руку, и руку ему сломали. Потом ударили меня…

– Битой? – поинтересовался капитан Мышкин.

– Кулаком. Я упала. Один из троих стал бить меня ногами. Сергей смог расправиться с теми двумя, что набросились на него, а потом и с тем, который бил меня.

– Один победил троих? Со сломанной рукой? – не поверил следователь.

– Сергей был очень сильный. И потом, он защищал меня.

Мышкин усмехнулся и продолжил записывать.

– Что было дальше? – спросил он.

– Мы хотели уехать, но один из тех, кто лежал перед гаражом, достал пистолет и начал стрелять. Муж прикрыл меня, и все пули попали в него. Меня еще били. Потом те парни подожгли гараж. Я пришла в себя и потащила мужа наружу.

– Ваш муж в этот момент был еще жив?

Маша закрыла глаза и закусила губы.

– Так он был жив или нет? – повторил следователь.

– Не знаю, – прошептала Маша, – может быть…

– Может быть, жив или, может быть, мертв?

Маша снова закусила губы, но слезы катились сами.

– Наверно, уже умер, потому что, когда я его тащила, он не шевелился.

Следователь молча продолжал записывать. Потом посмотрел на Машу и сказал:

– А теперь рассказывайте, как было на самом деле.

– Почему вы мне не верите?

– Да потому что у нас другие сведения. Охранник гаражной стоянки показал, что вы с мужем целый вечер пьянствовали в гараже. Пили водку, курили, слушали громкую музыку. Он неоднократно делал вам замечания, а вы грубо отвечали ему. А потом вспыхнул пожар. По предположению охранника, из-за неосторожного обращения с огнем. В гараже ведь были канистры с бензином?

– Была одна канистра, – согласилась Маша, – только ни я, ни мой погибший муж никогда не курили. И не пили никогда. Только шампанское на Новый год – бутылку на двоих выпивали.

Следователь хмыкнул.

– Что вам не нравится? – спросила Маша.

– В то, что бывают некурящие мужчины, я могу поверить, – ответил Мышкин, – но чтобы мужик не принял водочки, когда душа просит…

Машу начала охватывать тихая ярость, но она сдержала себя.

– Может, у следователей душа и просит водки, но у моего мужа душа была не столь примитивная…

– Па-азвольте! – возмутился Мышкин.

– Не позволю, чтобы вы говорили гадости про моего мужа. Его застрелили, меня избили…

– Охранник показал, что вы там ссорились. Кто знает, что между вами произошло!

– Ага, мы поссорились, а потом совершили акт коллективного суицида?

– Чего? – не понял следователь.

– Коллективного самосожжения, – спокойно пояснила Маша.

Следователь задумался, а потом записал незнакомое слово на отдельном листочке. Маша продолжила:

– Мы не курящие и не пьющие, у нас убивают единственного ребенка, суд оправдывает убийцу, а мы едем с мужем в гараж, чтобы слушать громкую музыку, пить водку и курить, так, что ли? Только зачем нам гараж? От кого нам там прятаться? У нас же пятикомнатная квартира.

Маша говорила уже спокойно. И следователь тоже начал кое-что понимать.

– Но охранник показал… – произнес он.

– Как раз тот охранник на посту пьет да спит сутками. Спросите у любого члена гаражного кооператива. Его бы выгнали давно, только нормального человека на эту должность найти не могут. Вы лучше ищите того, кто хотел убить нас, а теперь меня, искалеченную, намерен упрятать за решетку.

– Может, страховая компания старается? – предположил Мышкин. – Автомобиль у вас был дорогой, гараж опять же, а им не хочется выплачивать страховую сумму.

Маша покачала головой.

– Я думаю, это все Кущенко организовал.

– Кущенко? – удивился следователь. – Вы с ним знакомы?

– Нет. Но именно его подонок-сын задавил нашего ребенка, а суд мерзавца оправдал. А потом они вдвоем угрожали мне и мужу.

– Свидетели были?

– Полно, – кивнула Маша. – Только все это их люди.

Мышкин почесал затылок.

– Кущенко известный, уважаемый человек, очень крупный предприниматель… Но чтобы вот так…

– А как он свои капиталы зарабатывал, вам разве не известно? Все бандиты теперь уважаемые люди. Многие сами в Думе сидят, другим и этим лень заниматься, своих шестерок туда послали…

– Про всех-то не надо, – шепнул следователь и оглянулся на дверь.

– Я не сомневаюсь, что тех троих негодяев с битами Кущенко на нас натравил.

– Вы их запомнили?

– Нет, – покачала головой Маша. – Но одного опознать смогу – того, кто меня бил. У него одна бровь словно разрублена, одна половинка выше другой. Еще небольшой шрам возле глаза, и веко повреждено.

– Я запомнил, – сказал Мышкин. – А теперь подпишите свои показания.

Маша взяла бланк протокола и прочитала написанное неровным почерком. «По существу дела сообщаю, что вечером, когда мы с мужем ставили машину в гараж, на нас напали трое неизвестных. Муж пытался оказать сопротивление и был застрелен. Меня избили, причинив мне многочисленные травмы (акт медицинского освидетельствования прилагается), потом гараж подожгли. Мне удалось выбраться…»

– К сожалению, эксперт в своем заключении указал, что смерть вашего мужа произошла в результате асфиксии, вызванной угарным газом, – сказал следователь. – Алкоголь в крови не искали, а пулевые ранения медик, видимо, не заметил.

– Ему за это хорошо заплатили, – усмехнулась Маша.

– Вы слишком негативно смотрите на жизнь, – обиделся Мышкин.

– А как мне смотреть на жизнь, если моего сына сбил спортивный «Мазерати», которым управлял наркоман, решивший, что он хозяин мира? Как мне смотреть на мир, если суд не принял во внимание реальных фактов? Как воспринимать то, что моего мужа убивали, а меня хотели сжечь живьем?

Маша не стала дочитывать протокол. Просто подписала по указке следователя «С моих слов записано верно, мною прочитано» и поставила подпись. Мышкин ушел. Через день Машу перевели в отделение челюстно-лицевой хирургии. Больных там было немного, в основном женщины всех возрастов, решившиеся на пластическую операцию. Машиной соседкой по палате оказалась сорокапятилетняя Роза Зурабовна, которой не нравились ее нос и подбородок. А до того она уже успела убрать складки с живота и бедер и обзавестись новой грудью.

– Хотите, покажу, как роскошно получилось? – спросила Роза Зурабовна.

И не дожидаясь ответа, стала расстегивать халатик.

– Не надо, – попросила Маша, – пусть лучше ваш муж оценит.

– А зачем ему смотреть? – улыбнулась соседка по палате. – Я же не для него стараюсь.

– А для кого? – не поняла Маша.

– Для себя! – гордо заявила Роза Зурабовна.

Мужу Розы Зурабовны, владельцу небольшого мебельного магазинчика, было лет шестьдесят. Когда он пришел навещать супругу и увидел Машу, то уже через пять минут подошел к ней и, не представляясь, спросил:

– Вам хорошая мебель по дешевке не нужна?

– Спасибо, у меня все есть.

– Ну, какая у вас может быть мебель?

– Итальянская, – пояснила Маша.

– Из ДСП? – уточнил муж Розы Зурабовны.

– Из массива ореха.

– Значит, переплатили. А у меня купили бы то же самое, только в два раза дешевле.

После этого разговора супруг Розы Зурабовны потерял к Маше всякий интерес. Он потрогал новую грудь жены и остался доволен.

– Слушай, Роза, ты мне такой подарок сделала, даже не представляешь! – сказал он. – Я когда-то регби занимался. Помню, схватишь мячик и бежишь быстро… Сейчас точно такое же ощущение. Дай потрогать еще, а?

Маша лежала, думала о своем, а муж Розы Зурабовны делился новостями:

– В доме чисто, ты не переживай… Мой брат Акоп письмо из Геленджика прислал…

– Как там Лева? – перебив, спросила Роза Зурабовна.

– Пишет, что будет делать мини-гостиницу. А я вот думаю, что это такое? Юбки мини знаю…

– Послушай, я тебя спрашиваю, как наш сын Лева, а ты мне про юбки.

– Нормально у него все. Так вот…

– Посмотри мне в глаза, Ашот. Я же чувствую, что-то не так!

– Да все нормально, говорю, только совсем немножко хромает.

– Ах, – вскричала Роза Зурабовна, – наш Лева ногу сломал!

– Да нет, – начал успокаивать ее муж, – ты же знаешь, у него ничего не ломается, ведь он спортсмен.

Тут муж Розы Зурабовны вспомнил, что в палате находится еще и Маша, и повернулся к ней.

– Вот вы послушайте… У меня, то есть у нас с Розой, есть сын Левон, а у Левончика есть черный пояс по тхэквондо. Ну на улице ведь драться нельзя, а мальчик хочет немного потренироваться. Вот он и ходит по разным другим секциям и говорит, что хочет записаться. Туда-сюда, потом предлагает кому-нибудь типа спарринг. Только с Левой никто справиться не может. Ну, он им всем там надает и уходит. А вчера он пошел с другом Хасаном в какую-то школу. Хасан, кстати, тоже большой мастер. Пришли они в спортивный зал, а там тренер однорукий. Ну, мой сын предложил ребятам: «Покажите, как вы против меня будете». А тренер тот говорит: «Сначала ты с твоим другом вдвоем против меня одного выходите. Если победите, то разрешу на ребятах моих тренироваться». Ну, вот и все.

– Как все? – закричала Роза Зурабовна. – Что потом было?

– Потом ничего. С Левой все нормально, а вот с Хасаном плохо совсем. Наверно, в больницу повезут. Тот однорукий им даже приблизиться к себе не дал. Они с двух сторон на него напасть решили, и Левочка по ноге получил. Хасан тоже по ноге, но ему потом нашатырку давали понюхать, потому что сознания не было у Хасана совсем. Теперь Лева хочет пойти к тому человеку и записаться к нему в ученики. Прощения собирается просить. Говорит, зал ему мыть будет, только бы взял.

– Что ты говоришь, Ашот! – закричала Роза Зурабовна. – Чтобы мой ребенок в двадцать два года мыл зал?

– А у того тренера и в самом деле одна рука? – не поверила Маша.

– Нет, у него две руки, но одна совсем не работает. Потом тамошние ребята сказали Леве, что их тренер был в спецназе, и его ранили. Теперь рука у него не сгибается, не поднимается, только пальцы чуть-чуть шевелятся…

Ночью Маша вспомнила рассказ мужа Розы Зурабовны и внезапно поняла, что ей надо делать.

Лева навестил маму на следующий день. Молодой человек и в самом деле сильно хромал. Лева был высок и широкоплеч. Но все равно Роза Зурабовна прижала его к своей груди и запричитала:

– Ой, ну что ты туда полез? А вдруг всю жизнь хромать будешь?

Лева освободился от материнского захвата и покосился на Машу.

– Устроились к новому тренеру? – спросила та.

Сын Розы Зурабовны покачал головой:

– Нет, отказал. Говорит, что меня учить не надо, а он занимается только с детьми и женщинами, чтобы они могли постоять за себя, если на них нападут. Я потом рассказал знакомым, на кого нарвался, и мне сказали, что мне и Хасану еще повезло. Если бы Андрей Иванович работал с нами в полную силу, то…

– Ой, не говори так! – закричала Роза Зурабовна. – У меня сейчас сердце лопнет, разорвется совсем! Откуда только такие люди злые берутся?

Лева, видимо, рассчитывал пробыть у матери не долго – он все время поглядывал на дверь. И Маша вышла из палаты, чтобы не мешать Розе Зурабовне беседовать с сыном. В коридоре к ней подошел врач и сказал, что ей предстоит еще один осмотр, так как специально ради нее в клинику приедет очень известный хирург, который сначала проконсультирует, а потом, если повезет, то и операцию проведет. Хотя Маше нужна не одна операция, а несколько.

– Ради меня приедет? – не поверила Маша.

– Именно, – сказал врач. – Оказывается, мэтра упросила ваша свекровь, которая хорошо знакома с его женой.

Прихрамывающего Леву Маша догнала на лестнице.

– Как зовут того тренера?

– Андрей Иванович Бармин, – ответил сын Розы Зурабовны. – Хотите, его телефон дам?

Светило пластической хирургии осмотрел Машу и, перебирая в руках ее прежние фотографии, сказал:

– Удивительно, вы на всех снимках как будто светитесь. Внешность-то я вам верну, не отличить от прежней будет, а вот сияние…

– Мне не нужна прежняя внешность, – покачала головой Маша. – У меня теперь другая жизнь. Какая получусь, и ладно.

– Что ж вы, голубушка, так к себе относитесь? А вдруг потом сами себе не понравитесь? К своему отражению вы уже привыкли, и если по утрам на вас из зеркала будет глядеть посторонний человек, то это испытание не для слабонервных. Кстати, если у вас станет другая внешность, то придется документы менять, а это такая морока, я вам скажу! Вот у меня случай был: пристала ко мне одна богатая бабенка, захотелось ей быть похожей на Анджелину Джоли, которая сама, между нами говоря, продукт пластической хирургии, причем не самый лучший. А богатой бабенке приспичило – хочу, и все. Но поскольку природа обделила ее не только умом, но и внешностью, я решил исправить недостатки. Конечно, силиконовых мозгов пока не придумали, но Анджелина Джоли получилась лучше оригинала. И что же? Муж сказал: «Не нужна мне Анджелина Джоли, я хочу, чтобы у тебя был нос картошкой и пухлые щеки». Пришлось возвращаться назад к природе. Вот так!

– У меня нет мужа, а я претензий предъявлять не буду. Подпишу на сей счет любой документ.

Хирург замолчал. Видимо, ему рассказали Машину историю.

– Ну, хорошо, – наконец сказал он. – Я поработаю с вами. Но клиника моя в Москве, вам придется ехать туда. Месяца три, а то и больше пробудете у меня. Пребывание в моей клинике – дорогое удовольствие, но для вас я готов сделать скидку.

Машу стали готовить к выписке, а ей так не хотелось возвращаться домой. Смотреть на знакомые стены и вспоминать то, чего уже не вернуть, не было сил. А маме одной в большом загородном коттедже не сладко. И потому Маша решила жить с мамой.

Вечером примчалась Рита.

– Я беременная на все сто, – заявила она.

– Мальчик? – поинтересовалась Роза Зурабовна.

– Надеюсь, что да, – ответила Рита, – хочу мальчика.

– Это правильно, – одобрила Роза Зурабовна, – а то сейчас такие девочки пошли – просто ужас!

– Надо же, я буду мамой, – вздохнула Рита.

– Поздравляю, – улыбнулась Маша.

А лучшая подруга снова вздохнула:

– Теперь вот не знаю, как мы разместимся втроем: квартира-то у нас хоть и трехкомнатная, но комнатки маленькие. В одной наша спальная, в другой Тимур работает. Я вынуждена изворачиваться, прям как бедная родственница, – у меня сейчас много заказов. Приходится на тимуровском столе устраиваться, когда мужа нет.

– Что вы на столе делаете? – встрепенулась Роза Зурабовна.

Но Рита решила не отвечать ей и в очередной раз тяжело вздохнула.

– А вы перебирайтесь в нашу, – предложила Маша.

– Продаешь? – не поверила Рита.

Маша кивнула. А подруга задумалась. И опять завздыхала:

– У нас таких денег нет.

– Отдадите, когда сможете, – успокоила ее Маша.

– Если частями, то, наверное, года за два рассчитаемся, – пообещала подруга. И наконец поинтересовалась: – А сколько ты хочешь за квартиру?

Перед самой выпиской из отделения челюстно-лицевой хирургии к Маше снова пришел следователь Мышкин.

Роза Зурабовна лежала поверх больничного одеяла и смотрела в потолок. Следователь покосился на ее «холмы» и тихо спросил:

– Мы можем побеседовать в каком-нибудь спокойном месте?

Маша вывела капитана на лестничную площадку, и Мышкин сразу достал из своего потертого кейса листы с распечатками фотографий.

– По вашим приметам я нашел несколько человек. Если быть точным, то семерых. Кто-то из них на зоне, кто-то не подходит по возрасту. Двое невысокого роста. Остался один. Я, правда, принес фотографии и остальных, на всякий случай.

Он протянул Маше лист с фотографией человека в полный рост с отмеченной сантиметровой шкалой. А затем еще три снимка – его лицо анфас и в профиль.

– Борис Немчинов, погоняло, то есть кличка, «Немец», – принялся перечислять данные следователь. – Тридцать один год, дважды судимый. Первая ходка – за разбой, вторая – за вымогательство, освободился полгода назад. Бровь ему распороли заточкой на зоне. Рост сто восемьдесят четыре. Подходит?

Маша посмотрела на фото и, узнав, сразу сказала:

– Этот бил меня.

Мышкин кивнул.

– Я так и думал. Но теперь возникает следующая ситуация. Свидетелей у вас нет. А Немчинов заявит, что был в то самое время в каком-нибудь клубе на другом конце города, и двадцать человек подтвердят его слова. Кроме того, если он поймет, что ему угрожает как минимум двадцать лет за убийство, за покушение на убийство и плюс за уничтожение чужого имущества общественно опасным способом, то, сами понимаете, готов будет на все, лишь бы не встретить старость в кругу людей, старость не уважающих. Даже если мне удастся возбудить дело, прокурор не даст санкцию на арест подозреваемого, а без этого вряд ли я смогу получить от него признательные показания. К тому же, вам необходимо будет обязательно прятаться. Программы защиты свидетелей у нас нет. Вернее, она пока толком не работает.

– Вообще-то я потерпевшая, – напомнила Маша.

– Да у нас потерпевшие лишь те, у кого денег много! На какого-нибудь олигарха косо посмотрели, и он уже звонит прокурору, чтобы посадить человека до конца жизни за врожденное косоглазие.

– Понятно, – усмехнулась Маша. – Ладно, я подумаю, как мне поступить дальше. А двух других, на нас напавших, можно будет найти?

– При желании многое возможно.

– А при очень большом желании?

– Тогда возможно все.

Мышкин дал ей свою визитку и удалился.

Маша вернулась в палату, где Роза Зурабовна разговаривала по телефону.

– Ты что, не понимаешь меня? Скоро лето, и мы поедем в Италию… Откуда я знаю, в какой город? Выберем самый лучший… Или в Барселону поедем… Какие еще ботинки? Мы будем ходить на пляж! А ботинки пусть тебе брат Акоп из Армении присылает…

Новиковы отвезли Машу за город к маме. Из дома она забрала только свои вещи. Детские оставила будущему ребенку Риты, а с вещами Сергея не знала, что делать. Можно, конечно, хранить всю жизнь его костюмы, рубашки и галстуки, но зачем? Чтобы каждый раз плакать, заглядывая в гардеробную?

Маша любовалась городом, которого не видела более трех месяцев. Он не изменился, но стал чужим. Маша смотрела на него сквозь стекла солнечных очков, закрывающих пол-лица, – подарок Риты. Еще ее лицо прикрывала тень от широкополой шляпы, купленной давным-давно в Венеции, куда Маша ездила с мужем.

Помнится, они шли с Сергеем к площади Святого Марка, уже увидели угол Палаццо дожей и голубей, спускающихся на брусчатку. Неожиданно муж потянул ее за рукав и почти втащил в маленький магазинчик – ради этой самой шляпы с широкой белой лентой и сеточкой вместо подкладки…