Текст книги "Полёт над цюрихским озером"

– Я правильно понимаю, что вы были именно втроём?

– Да, правильно, но мы просто целовались. На большее никто не пошёл. То есть Володя хотел. Но мы были против. Я не понимала, что делаю. И как получилось, что я целуюсь с девушкой, с моей подругой. И почему сама так этого хочу. Мне понравилось и не хотелось останавливаться. В промежутках мы долго разговаривали. Можно даже сказать, он учил нас жизни. С лёгкостью и в удовольствие. Доказывая это на своём примере. При этом, дома у него жена и четверо детей. Или же четвёртый должен был вот-вот родиться.

– Вы об этом так просто говорите, Жюли. Данный факт вас не смущал?

– Я его не знаю, как не знаю и его семью. Я вообще не могу быть уверенной в его словах. Может, он специально так говорил, чтобы мы на большее от него не рассчитывали. Потом я ушла в гостиную. Стала искать что-нибудь из еды. Но ничего не найдя, села на подоконник. И ощутила какую-то невероятную тяжесть. В моменты такого состояния я обычно кому-нибудь пишу, мне надо высказаться. А здесь и написать некому. И, главное, о чём? О том, что я веду себя аморально, целуюсь почти с незнакомым мужчиной, что ещё хоть как-то объяснимо, но также и с подругой. С подругой и с ним… В его офисе! Я вам это рассказываю и не могу поверить в реальность происходившего. Но всё так и было. Думаю, и вам сложно поверить. Мне было так невыносимо плохо. Хотелось спрятаться от себя, стереть из памяти эту ночь и свои действия. Я как будто опустилась и вернуть благоразумную Жюли возможности не было. Так как нельзя было закрыть глаза и сделать вид, что ничего не произошло. Я не знала, как реагировать, как смотреть в глаза подруге. Или кем она теперь для меня являлась. Мне хотелось убежать. Этого всего стало так много, минуты ночи перемешались и, казалось, был один сплошной поцелуй… Я сидела на подоконнике, смотрела на небо, а Мила с Володей оставались в спальне. Меня не волновало, чем они там занималась. Мой мир сузился до размеров этой маленькой комнаты. Наступил рассвет, пять часов утра. Я не видела выхода, но не собирала свои вещи, не уходила. Мне кажется, я ждала тогда какой-то команды. Была готова на всё. Одна часть осталась бы сидеть сокрушаться, а другая бы пошла навстречу себе, ещё до конца себя не узнавая. Но вот Мила вышла. Они вышли вдвоём. И стали говорить, что любят друг друга. Я слушала и не слышала. Просто не веря, кивала и улыбалась. Всё так логично ночью перемешивается и никогда не хочется спросить «почему» и «зачем». Сейчас любим, с утра нет. И что с того… Ночью всё так легко запивается и мы те, кем хотим быть. Это такое чувство… Я не могу вам передать. Но в эти минуты живёшь как будто. Тогда я этого ещё не понимала. Мне хотелось вырваться и сделать глубокий вдох свежего воздуха. Каким-то образом мы с Милой оказались в машине, потом у меня дома, взяли купальники и пошли в парк. Погода была на удивление тёплая. Я не могла к ней относиться как прежде. Какая-то стенка появилась. Мы дремали на лужайке, молчали. Я мало, что помню из того дня. Наверное, я так хотела его забыть, что стёрла усилиями мысли. И хорошо. Именно тот день я не люблю вспоминать. Сказали друг другу «пока» и исчезли на пару месяцев.

– Вы совсем не общались?

– Я следила за ней в социальных сетях, но не писала. Мне казалось, что я всё слишком преувеличила, придумала того, чего нет. А Мила продолжает жить своей насыщенной интересной жизнью, сдавая экзамены на «отлично» и делая дегустационные успехи. А я… А что я? Я вернулась к работе, собрала неплохой материал. В общем, была собой довольна. Но не было чувства, что я живу. Мне не хватало красок, чувств, моя палитра эмоций была такой однообразной. Хотелось, ну не знаю, страсти, может быть. Снова что-то обдумывать, анализировать. Просто та ночь была самой яркой в моей жизни. Она сошла с какого-то фильма или сна. И мне было сложно поверить, что место там нашлось и для меня.

– Когда состоялась ваша следующая встреча?

– Примерно через три месяца. Мила написала, что видела мою статью. Ей очень понравилось, и мою работу она сочла весьма талантливой. Когда увидела от неё сообщение, сидела несколько минут и не решалась открыть. Сразу стала корить себя за то, что не написала ей раньше. Мне её очень не хватало. С чего? Почему? Не могу дать на это ответ. И что значило её сообщение тогда, мне было тоже сложно сказать. Мы встретились на крыше одного бара. Издалека строился наш разговор, постепенно нащупывая дорогу друг к другу. Помню, пили хорошее вино. Сначала скованно, потом постепенно снова появилось это чувство свободы. Не сводила с неё глаз. Мы проговорили часов до двух ночи и с сожалением расстались. Как всегда, в ней было много жизни, красоты, такой, знаете, неописуемой, что-то глубже и сильнее обычной внешней привлекательности. То, что называют харизмой и то, что притягивает как магнит. Мы уже не сидели друг напротив друга, а находились совсем близко, я держала её руку и жалела, что не сказала раньше «Я так по тебе скучаю». Она сильнее, умнее, что написала. А я просто ждала. Как обычно. В этом наше самое большое различие. Я боюсь, что мне сделают больно, а Миле это было неважно. То есть гораздо важнее для неё было сделать шаг. Ведь кто захочет – пойдёт на контакт. А кто нет – тот не её человек. Такое простое и такое сложное жизненное кредо. Но всё же она всегда тянется к любви, ей важно чувствовать жизнь и тепло каждой клеткой своего тела.

– Она верно рассуждает, ваша подруга. Это смело и правильно. Дальше вы, Жюли, поступали именно так?

– Если бы. Мои мысли тогда спутались. Как спагетти в тарелке. Но мне было интересно их разбирать. Наверное, не всё так плохо было, раз интерес к себе не угас. Через какое-то время как по заказу мы встретились c нашими друзьями…

– Как это случилось? Кто первый вышел на связь?

– Мы встретились с Милой после её занятий. Зашли поужинать…

– Жюли, какие у тебя дальнейшие планы? Я сегодня в любом случае гуляю. Всю неделю училась, надо восстановиться. Ты со мной?

– Я не знаю. А куда пойдём?

– Ну… Можно было бы написать нашим друзьям. Если ты, конечно, хочешь. Я по ним слегка соскучилась, – Мила сделала детское выражение лица, умоляющее.

– Хорошо, давай, – Жюли странным образом тоже хотела снова их увидеть, с удивлением отмечая про себя данный факт.

– Минут через пятнадцать они ответили. Ждали нас в том же месте. Я, конечно, очень волновалась. Как нас воспримут. Они же, мужчины, всё обсуждают. Кто с кем и как прошло. За их столиком сидела девушка, разговаривала с Володей. Все были дружелюбно настроены, смеялись, болтали. Непринуждённо, как я и люблю. Через некоторое время Володя со своей пассией ушёл. Заметила, каким недобрым взглядом их проводила Мила. Ей было непривычно видеть, что мужчины заинтересованы в ком-то больше, когда она рядом. Мне было безразлично, куда и с кем он отправился. Нас осталось трое.

– Лёш, дай я тебя сфотографирую. Какая у тебя хорошая кожа. Как у младенца, – Мила беззаботно нахваливала Лёшу.

– Спасибо нашим русским баням за это.

– Что? Ты здесь в русские бани ходишь?

– Иногда в хамам. Но при желании можно найти всё. Горный воздух помогает. Хотя ведением здорового образа жизни похвастаться не могу, сами видите. Кому подлить?

– Мне достаточно, – Жюли отодвинула свой бокал, – на сегодня хватит. Я, наверное, пойду. Тяжёлая неделя была, устала.

– Как? Уже уходишь? Подожди, я тебя о многом хотел ещё спросить.

– И я осталась. Краем глаза посматривая на Милу, наблюдала за ней. Она тоже на меня смотрела. И от этого было тепло. Мы пошли танцевать. Казалось, вокруг никого не было. Только я и она. Странно, я так хорошо это помню. Могла бы прямо сейчас повторить все движения той ночи. Потом мы оказались на улице, весело что-то крича и напевая. Затем сели в машину Лёши. Его водитель нас куда-то вёз. Меня. Куда-то. Вёз. Расскажите это днём серьёзной Жюли. Она вас пошлёт. То есть нет, просто усмехнётся. Потому что в глубине души поверит, но виду не подаст. Никто не должен о ней знать больше, чем она сама позволит. Невинными глазами я смотрела на ночной Цюрих и думала до чего прекрасно здесь. С ней. Да и спутник вполне приятный, хороший номер снял. Мы оказались в одном из лучших отелей, с потрясающим видом. Были там, где и должны были быть. Как бы безумно это не звучало. Но у меня было именно такое чувство. Мила стояла у окна, а мы… Лёша налил мне виски. Залпом выпила и смотрела прямо на него. Всё кружилось. Я хотела его, и он не заставил себя ждать. Ничего не смущало. В этот раз всё было так просто. Потом то ли я позвала Милу, то ли Лёша потянул её к нам. Не знаю, как так вышло, что он отошёл на второй план. Был где-то на кровати или в комнате, мне было все равно. Мы с ней были вдвоём. Я не сразу это поняла, а потом уже не могла остановиться. Что-то сильное, настоящее почувствовала. На её лице были отблески фонарей, и это было прекрасно. Я знаю, ей тоже было хорошо. Мы стали одним целом. Чувствовала её. Потом его. Единение нас. Не надо ни о чём думать. Может, так и становятся проститутками. С грустными глазами. Неважно, любишь ты человека или нет. Днём любви хочется не так, как ночью. И днём может быть стыдно, сложно, но только не в сумерках. Где отрывками слов и взглядом мы провожаем друг друга и гораздо легче встретить близкую душу. Мне жалко тех, кто не ощущал такого. Пусть со стороны я кажусь сумасшедшей, призывающей спать с незнакомцами в дорогих отелях, но эти минуты запомнятся, и будет, о чём потом вспоминать. Без сожаления. Ведь нам всем было хорошо. Каждый оказал другому услугу. У него не было такого, сразу с двумя девушками. Как же это пошло звучит. Об этом даже сложно говорить. Ведь всё тоньше, гораздо тоньше. По крайней мере, для меня. Лишь один момент выдаёт в нас аморальность. Так получилось, что в тот вечер мы с Милой были в очках и обе забыли их на тумбочке. Вы представляете! Обе забыли очки в чёрной оправе. О чём могла подумать горничная, когда пришла с утра убирать номер. Эти очки стали нашей шуткой, сопровождающей нас долгое время.

– Через сколько дней после той ночи вы встретились с Милой?

– Буквально дня через три. Я – странно устроенное существо. Теперь мне было так легко. Мы шли навстречу друг другу и улыбались. Такой знаете, поддельно смущающейся улыбкой. На самом деле мы не стыдились, мы просто не знали, что с этим делать дальше. Не каждый день ты оказываешься в объятиях своей подруги. И что важно, хочешь в них оставаться, и она свои руки не размыкает. И вот так вы сидите долго-долго. О чём-то громко молчите. Я слышу, как она говорит «Не отпускай меня. Что бы ни случилось, не бросай. Хорошо?» А я отвечаю «Ну, конечно. Как по-другому. Я с тобой и никуда тебя не отпущу». Вы обе в кедах, сидите на скамейке рядом с озером, закат так красиво освещает её волосы, ты невольно дотрагиваешься до них, и ощущаешь поцелуй на своих губах. А потом ещё и ещё. Кто-то смотрит – пробегает мысль. Но ты её быстро откидываешь – ведь «я свободна!» – внутренний крик. И такая благодарность к этому дорогому человеку рядом. Мы вместе. Так бывает, понимаете… Здесь толерантные люди живут, хотя краем глаза на нас всё же косились. Все равно. Я ещё крепче сжимала её руку и чувствовала себя сильной, цельной.

– Жюли, а как вы раньше относились к таким парам? Когда видели их на улице, что чувствовали?

– Честно сказать, заинтересованность. Я всегда на них оборачивалась. Встречала не так часто, но завидовала их смелости проявлять на улице свои чувства. Для меня это не было эпатажем, а вызывало скорее тёплые эмоции… И почему-то одновременно с этим так грустно становилось. Как будто и в моей жизни что-то такое было, чего я не могу вспомнить. Потом забывалось, но какая-то печаль все равно присутствовала. А тогда я, видимо, реализовывала то, что было предназначено. Что было ознаменовано нашей первой встречей в зрелом возрасте. Не зря мне она так понравилась, я потянулась к ней, потом меня отпугнуло происходящее, и всё же я продолжила. По собственному желанию и, в конце концов, ощутила свободу действий. Я стала громче смеяться, слушать динамичную музыку, радовалась каждому дню.

– Вы много времени проводили вместе?

– Достаточно. Мы вместе ходили в музеи, в кино, я тайно пробиралась на её лекции по современному искусству, это было так весело. До упаду танцевали в клубах. Я уже могла при всех её поцеловать, если мне этого хотелось. И с улыбкой наблюдать, как с ней заигрывают мужчины. Я ведь знала, к кому она придёт потом. Брала меня за руку и вела за собой. Мы смеялись, что люди могут подумать, что она меня насилует. Но нас просто было не отлепить друг от друга. Мы были счастливы, понимаете, доктор… А потом было наше первое путешествие.

– Куда же вы отправились?

– Сейчас я назову приторно-сладкий город, но мы поехали в Париж. Решили это спонтанно. Просто собрались на выходные. Часто вспоминали и мысленно благодарили тех двоих, кто нас свёл. Больше мы, кстати, с ними не виделись. Необходимость этого отпала. Может, они нам для этого и были нужны. Мы об этом тогда не думали. Если честно, мы вообще ни о чём не думали. Шли прямо, не сворачивая, держась за руки, пока держится.

– Вы об этом грустно сказали.

– Конечно. Я просто вспомнила те минуты и время, проведённое в Париже. Душа моя. Я по ней скучаю, по нам тем двум с открытой душой. Хотела бы сейчас оказаться в том ресторанчике на окраине. Всё не могли поверить, что мы вдвоём в таком известном ресторане в столице Франции. Хотя мы много раньше путешествовали. Просто именно тогда поняли, что незаметно всё стало приобретать довольно серьёзный характер. Наше первое путешествие. А как мы купили бутылку вина в каком-то киоске. Мы и без этого были веселы, много смеялись, мальчик, который продавал нам вино, недоверчиво на нас посмотрел. Но что с того. Потом оказалось, что у нас нет штопора. И открывали эту несчастную бутылку помадой. Это было очень смешно.

– Открыли? – доктор улыбнулся мягким взглядом.

– Открыли. Конечно, да. А потом была наша первая ночь в Париже. Снова отель. Почему-то волновались. Но красное сухое нам помогло. Это было серьёзнее, глубже. Это было, как признание в любви. Мы часто говорили, что нам хорошо вместе, что мы боимся потерять друг друга. Но, когда ты это ещё и чувствуешь, это сильнее в тебя проникает и доходит до мозга, до сердца. Потом Мила заснула. А я снова села на подоконник и смотрела на ночной Париж жёлтого от Эйфелевой башни цвета. По лицу текли слёзы, а в душе снова так много всего перемешалось. Я думала, что стала уверенней, ярче, что теперь у меня есть свой секрет. Ведь я была смела на улице, но признаться близким людям не могла. Я стала одиночкой и меня это, в принципе, устраивало. И я пыталась гнать мысли, которые случайно залетали ко мне в голову всё чаще и чаще.

– Мысли характера, что такие отношения не могут длиться вечно?

– Да. Боялась снова почувствовать тяжесть. И потом она так улыбалась. Я могла ею гордиться. Такая девушка любит меня, она выбрала меня. Но что-то мне не давало покоя. Я понимала, что долго так продолжаться не может. Не о таких отношениях я мечтала. То есть в них я чувствовала себя счастливой, была гармония, даже стеснения не было. Но попробовав и поняв, как это может быть, захотелось чего-то более традиционного и долговечного. Я не воспринимала нас с Милой как шутку, нет. Мы были и существовали на одном отрезке времени. А раз это было и по обоюдному желанию – это уже осознанная часть нашей жизни. И вполне хорошей жизни. Я претворила то, о чём даже не думала. Только мозг местами указывал мне на возможность этого. Я знала, что у Милы много поклонников. Они всегда были и хотели заполучить её внимание. Меня это не расстраивало, как я уже говорила, скорее, забавляло и укрепляло в моих глазах. Её внутреннюю харизму и внешнюю привлекательность, непохожий взгляд на мир. Она была словно мотыльком, желая к кому-то пристроиться и при этом оставаясь одной. Я снова погрузилась в свою меланхолию тогда на парижском ночном подоконнике. Было слишком хорошо и вряд ли будет лучше. Я неугомонная, да. Но до тех пор, пока действительно не буду чувствовать себя на своём месте. А все места, где я была до этого, являлись лишь подготовкой к главному.

– Вы почувствовали себя сильнее её в тот момент?

– Более трезвой. Я не художник по жизни, вуаль из узоров желаний я лишь примеряю, всегда имея возможность её снять. Слишком долго я прятала кого-то внутри себя. В ту ночь у меня случилась история. Ещё одна, в которую попала случайным образом. Мила спала, а мне нужно было пройтись. Я оделась и тихо вышла из номера. Бродила по центру города, шумного на главных улицах и спокойного в буржуазных переулках. Подсвеченный жёлтым светом, он склонял меня к чему-то, но я не могла понять… Моя душа кричала и в то же время не давала советов, подсказок, что делать и чего я в действительности хочу. Ломала ли я себя, подпуская близко её? Но ведь было хорошо. И всё же мне требовалось какое-то доказательство, что я всё ещё та самая Жюли. Нормальная, адекватная… Сейчас для меня эти слова звучат, как ругательство. А тогда мне нужно было что-то для приобретения уверенности. Гуляя, мне приглянулся один тихий бар. Подумала, что стакан виски мне не помешает. Внутри почти никого не было. Двое молодых людей, что-то обсуждающих, одна худая пожилая женщина с красными губами и мужчина, склонившейся и что-то читающий.

– Здесь не занято? – Жюли на английском задала вопрос мужчине и, не дожидаясь ответа, села рядом, – Как настроение?

– Я не знаю. Это слишком сложный вопрос, – он даже не посмотрел в её сторону.

– Почему? Правильно было бы ответить très bien!

– А если оно совсем не très bien?

– Но здесь так принято отвечать…

– Только не ночью. В три часа можно говорить правду. Особенно тому, кто вторгается в твоё пространство самым непосредственным образом, – мужчина наконец-то взглянул в сторону Жюли, но, не поднимая своих глаз.

– Надеюсь, вы не обдумывали сюжет нового романа? Тогда и, правда, было бы обидно прервать ваши мысли. Я бы себя ругала и попыталась вам помочь, – Жюли отпила виски и стала рассматривать лицо собеседника.

– Каким образом вы бы мне помогли? Вы издатель?

– Нет, но я имею хорошие отношения с лучшими издательскими домами Москвы. Не знаю, насколько вам это поможет… Ну, так что?

– Что – что?

– Так с чем вам помочь? Какие проблемы у ваших героев?

– Вы всё про рассказ…

– Да нет. Вообще-то мне просто хочется выпить, – Жюли потянулась за стаканом.

– Вперёд.

– Вы не хотите меня спросить почему?

– Почему вы хотите выпить?

– Я потеряла ориентир. Или ориентацию… – Жюли пожала плечами.

– В Париже потеряли? – пошутил мужчина.

– На самом деле нет. Вообще-то это не смешно. Кстати, как вас зовут?

– Марк.

– А я Жюли.

– Интересно… Наверное, во Франции это потеря особо обостряется, да?

– Да не провязывайте вы всё к месту. Я словно в фильме каком-то, рассказываю первому встречному, о чём никому не говорила.

– Пока вы ничего такого мне не рассказали.

– Ну как же. Подождите…

– Вам, Жюли, показалось, что вы сошли с пути. Немного, как я понял, экспериментируете с ориентацией. Лучше раньше, чем позже с этим определиться. Хорошо, что пробуете.

– Вы шутите? Это же как-то аморально.

– Да нормально, – хладнокровно бросил он ей своё мнение.

Жюли долго смотрела на Марка. Он не поворачивался к ней лицом, уставившись в свой стакан.

– По сюжету вы сейчас должны мне рассказать свою историю, – прервала молчание Жюли.

– Что ж. Слушайте, пойдёмте в отель.

– Что?

– Давайте просто переспим. Заодно вы определитесь со своими предпочтениями. А я сниму стресс. Меня уволили сегодня. Вместо меня взяли друга начальника. Я шёл на эту должность пять лет. Пять изнурительных долгих лет. И мне предложили… Впрочем, неважно, что мне предложили. Я написал заявление и больше на пороге той компании не появлюсь. Я тут подумал, может, вы мой подарок. Как бонус за утраченное счастье.

– Счастье измеряете деньгами?

– Нет, но самореализацию вполне. Ну, так что, идёмте? – Марк повернулся и осмотрел Жюли с ног до головы, – А вы красивая.

– Кажется, вы меня не так поняли. Я не ищу приключений. Просто запуталась. И знаете, как это иногда бывает, случайный знакомый помогает разобраться с ситуацией…

– Я вам предлагаю помощь, бескорыстную и приятную. Почему вас это так смущает? Сегодня гуляем! Лучший номер и самое дорогое шампанское.

– Я пью виски.

– Будет тебе виски. Моё офисное освобождение, – Марк улыбнулся и дотронулся до руки Жюли. Она не отдёрнула руку, лишь незаметно вздрогнула.

– Не знаю, что вам сказать. Для вас, может, и освобождение. А для меня усложнение. Я пойду, – Жюли продолжала сидеть. С мрачным видом обиженной девушки.

– Пойдём вместе, – Марк взял её за руку и потянул за собой. Жюли поддалась, и они вместе вышли в ночь.

Молча идя по жёлтому свету, их походка качалась, и лишь кашель одного и частое дыхание другой были музыкальным сопровождением этих внезапных совместных шагов. Жюли взяла его под руку.

– Чтобы лучше тебя узнать, хоть немного почувствовать, – объяснила она своё действие, – ты знаешь, я вообще давно не гуляла вот так просто с мужчиной. Не чувствовала сильной руки рядом. И пытаюсь понять, соскучилась ли я по этому чувству.

– И как?

– Нормально. Хорошо, что у тебя такая внешность. Ночная. Утром я бы на тебя вряд ли посмотрела.

– Скажи, ты ведь именно за этим пришла в бар? Найти одиноко сидящего мужчину, чтобы проверить себя…

– Зачем тебе это знать? Считай, что это ты меня соблазнил.

– На самом деле я не такой. Мне, может, тоже захотелось приобщиться к твоему фильму. Уйти из реальности, где за честный труд обманывают. Не уверен, что мы поможем друг другу, если… Подумай, надо ли тебе это?

Жюли ничего не ответила, лишь серьёзно посмотрела на Марка. Они остановились перед небольшим отелем.

– Приблизившись к нему и чувствуя дыхание, я поцеловала его. Это не был короткий ожидаемый поцелуй. Я заплакала. Таким странным, но таким настоящим было это. Без какого-либо притворства, просто люди, потерявшие себя и кричащие о помощи. С надеждой, что их кто-то услышит. Нам повезло, мы практически без слов зашивали раны и разгоняли сомнения.

Доктор Фур слегка улыбнулся и что-то записал.

– Надо, – ответила Жюли на вопрос Марка, оторвавшись от его лица. На нём были какие-то понятные только мужчинам переживания и желания. Перемешалось и заставило поддаться себе.

Они вошли в холл отеля, быстро взяли ключи и молча поднялись на пятый этаж. Через пять минут к ним постучался виски. Кто им его принёс, они не заметили, утопленные в эту комнату. Каждый пытался найти место потемнее. Чтобы неожиданный свет не спугнул.

– За нас, да? – спросила Жюли и протянула свой стакан. Марк ничего не ответив, кивнул. Резко поставил виски на стол и притянул Жюли к себе.

– Он довольно резко начал, как будто доказывая себе что-то. Но мне нравилось. Я почувствовала себя желанной, принятой такой, какая есть, не осуждаемой никем. В меня что-то вселилось, накал, глубина… Хотелось там остаться, чтобы каждой клеткой своего тела ощущать накатывающее счастье освобождения. Это было по-другому, не как с Милой. Там я становилась другой. Сложнее, многогранней. Как

абстракция на палитре нашей общей кровати. Не всеми признаваемой. Конечно же… С ней я смотрела и знакомилась с собой, как с новым человеком. А здесь этого не требовалось. Это была я. Когда-то запрещающая себе даже анализировать свои желания. Да, Марк был прав. Я специально пришла в бар, чтобы встретить кого-то. Знала, что получится. Иначе, какой смысл было сбегать из нашей маленькой комнаты, где спокойной спала Мила. Бедная девочка, влюблённая и честная. Мне бы её честность…

– Вы тогда испытывали чувство стыда, что обманываете её? – спросил доктор.

– В тот момент нет. Я думала только о себе. С каждым выдохом кусочки меня собирались, заставляли дышать. Кажется, я мало говорю про Марка. Но мы действительно встретились лишь для того, чтобы провести себя в чувство. Или сломать окончательно. Мы так же молча оделись. Я вышла на балкон и окинула взглядом свежий город. Он был прекрасен в пять утра. Как же мне было легко и как хотелось парить над Парижем.

Жюли обернулась на Марка, странно на неё смотревшего.

– Ты чего? – удивилась она.

– Красивая… ты, – произнёс он уже сказанные в начале их знакомства слова, – тебе легче?

– Да. В эту секунду мне хочется жить. Я почти счастлива. А знаешь, утро тебе тоже идёт. Я была не права по поводу ночного света.

Марк усмехнулся и застегнул рубашку. Вышел к ней на балкон и вдохнул запах её волос.

– Они пахнут моим парфюмом.

– Полное соитие двух тел.

– И душ…

– Да ты романтик!

– Только в эту секунду. Я реалист. Обычный офисный сотрудник, маленький человек, мечтающий о большом чуде. Когда я был ребёнком, я верил, что ко мне прилетит волшебник и осуществит заветное желание.

– А о чём ты мечтал?

– Чтобы мама не болела… Но он не прилетел. И мамы не стало. Больше я ни во что не верил. Стал бездушным большинством. Я тебе завидую.

– Почему?

– Ты смелая, не боишься жить. Может, ты меня и правда спасла. Но мне хочется улыбаться. Не верю, что дело просто в сексе. Это ты такая…

Думаешь, нам стоит ещё увидеться? – осторожно спросил Марк и посмотрел Жюли в глаза.

– Смысла нет. Меня ждут…

– Наверное, ты права. И всё же ты не по-настоящему влюблённая… Но настоящий человек.

Они долго стояли над городом и вслушивались в предрассветную тишину. Потом вышли из гостинцы и разошлись в разные стороны.

– Я шла прямо, не сворачивая. Боялась прийти к нам в номер и не захотеть увидеть её.

– Но всё же вы пошли?

– Когда я вошла, Мила ещё спала. За эту ночь я забыла её тело, улыбку и цвет. Села на подоконник, также как перед моим уходом. Странно, я не чувствовала грязи. А ведь случись это до знакомства с Милой, я бы обдумывала каждую деталь и всё поддавала анализу. Ужасно, ужасно… Помню, с удовольствием тогда отметила этот факт. Думала про себя практически с уважением, отмечая смелость и внюхиваясь в чужой запах на своих волосах. То есть одно предопределяет другое. Я лишь молюсь о том, чтобы мою память не стёрли. Воспоминания – самое дорогое, что у нас есть. Эти мысли питают меня, определяют мой дальнейший путь. Я легла рядом с ней на кровать, смотрела, как она спит. Моё тело молчало. Какая-то волна безразличия нахлынула на меня, и оттого хотелось ударить себя. Хотелось кричать и своими бесшумными звуками сотрясать воздух, чтобы разбудить Милу. Но она была явно в каком-то другом мире, иллюзорном, сотканном из её чувств и желаний. Этот Марк завидовал мне, а я Миле. Вот кто был смел в признании своих желаний и поступал согласно им. А я выпала из самой себя и смотрела со стороны. Вот мы с Милой ужинаем в ресторане, ночь, жёлтый цвет комнаты, потом подсвеченная улица, бар, мужчина, идём вместе, он на моих губах, рассвет, снова подоконник, чужое лицо рядом. Даже случайно знакомый Марк этим утром был мне ближе.

– И всё же вы это анализируете…

– Да, но не так, как если бы я это делала раньше. Я себя не ругала. И не жалела. Как я уже сказала, просто наблюдала с каким-то отчаянием. Мне надо было за что-то ухватиться. Но я не знала за что.

– Ты такая ранняя, Жюли. Тебе не спится? – Мила сонно потёрла глаза.

– Я не знаю… Наверное, дело в Париже. Здесь жалко тратить время на сон. Тебе не кажется?

– Этот сон я делила с тобой. На это ни минуты не жалко, – Мила накинула халат и прошла в ванную.

Жюли проводила её пустым взглядом и заставила себя собраться, натянуть улыбку, чтобы не объяснять то, на что у неё не хватало слов. Париж полностью проснулся и уже не напоминал ночные часы. Сейчас был слышен детский голос, требующий круассан и пожилых французов, одновременно говорящих друг другу Bonjour. Дымка тайны растворилась в утре и была отражена лишь в прищуренных глазах людей, которые ещё не привыкли к свету, проведённых ночь за разговорами и вином. Здесь чувствовалась свобода, утоление жажды любого характера, проделанного с настоящим французским достоинством. Жюли нравилось впитывать в себя это состояние и внутренне, по-театральному, его обыгрывать. Это помогало ей хоть немного сохранять равновесие и не подавать виду на произошедшие изменения.

Мила накрашенной и одетой вышла из ванной, подошла к окну.

– Я чувствую запах свежезаваренного кофе! Пойдём быстрее, пока весь не выпьют.

– Думаю, две чашки у них найдётся в любом случае, – Жюли слезла с подоконника, взяла сумку и направилась к выходу.

– Подожди, ты забыла, – остановила её Мила.

– Разве? Что?

Мила подошла к Жюли, взяла её лицо в руки, посмотрела в глаза и тихо поцеловала.

– Я сразу вспомнила наш с Марком поцелуй возле отеля. Нет, это было нечто другое. Там спасалась я, растворившись на доли секунд в другом человеке. А здесь меня ловили сетью, из которой сложно было выбраться. Так как я сама подписалась под этими правилами, – Жюли вздохнула и устало посмотрела на доктора Фура.

– Где есть правила – есть и игра. Но вы говорили, что для вас это не было игрой?

– Ни в коем случае. Когда я разрешила себе всё, я действительно это сделала, психологически, эмоционально освободилась от условностей, такое сильное было во мне желание к изменениям, раскрепощению, подобию других женщин. Я не была готова… Точнее я просто не знала, что буду испытывать, не захлебнусь ли. Я этого не знала. И даже Париж в качестве антидепрессанта действует не так быстро. Мы сели в кафе на улице. Мне было больно смотреть на её лучистое лицо. Но не скрою, знать, что причина этого я, такая странная и непостоянная, было приятно. Мила что-то говорила, я не разбирала её слов. Отчётливей слышала гул машин и стук чашек об блюдца. Мне не хватало себя, спокойствия, ясности. И оттого я отвечала невпопад.

– Жюли, ты себя хорошо чувствуешь? Ты какая-то бледная. Ничего не случилось? – Мила взволнованно взяла Жюли за руку.

– Всё нормально. Слушай, ты не будешь против, если я пройдусь?

– Конечно, сейчас я только допью кофе…

– Ты не поняла. Мне нужно побыть одной, – Жюли неуклюже стала собирать крошки на тарелке.

Лицо Милы в момент переменилось. Брови съехали, пальцы вцепились в чашку.

– Почему? – спросила она тихо и сосредоточенно.

– Просто… Знаешь, я так люблю Париж. У меня с ним особые отношения. Да, я совершенно не знаю французского, но понимаю этот город. И мне нужно чуть больше места.

– Но чем я буду мешать, если пойду рядом? – Мила не меняла тон и не слышала, что до неё хочет донести Жюли.

– Мешать ты, конечно, не будешь. Но я так давно здесь не была. Мне хочется просто молча походить и останавливаться, не спрашивая, а хочешь ли ты этого. Часа три, не больше. А ты ведь, кажется, хотела что-то купить?