Текст книги "Единожды солгав"

Бегать с подносом приходилось шесть дней в неделю по десять часов. Нелёгкая работа. К тому же, готовили в кафе узбекскую кухню, и уже спустя неделю работы, Алёна для себя уяснила, что не терпит всё, что там готовят. От запахов порой начинало мутить. А её лишь подгоняли и прикрикивали.

Вечером, оказавшись дома, на своём матрасе на полу, хотелось тишины, забыться, но Алёне казалось, что она вся пропахла пловом и мантами, и этот запах не уходил, сколько бы она не тёрла себя мочалкой. И она лежала, уткнувшись носом в подушку, чтобы ничего не чувствовать.

– Алён, ты спишь?

Алёна перевернулась на спину, вздохнула в темноте, сложила руки на животе. Прошла пара секунд, прежде чем она откликнулась на голос подруги. Даша лежала в метре от неё, на таком же матрасе, и сейчас подпёрла голову рукой, приподнявшись.

– Не сплю.

– Устала?

– А то.

– Хреновая у тебя работа, – согласилась Дашка. – Правда, и у меня не лучше, но всё-таки не так противно. Хотя, по ночам тоже попадаются отморозки. Приезжают, пальцы гнут.

Дашка устроилась на бензозаправку, и исполняла там все роли разом. Принимала деньги за бензин, рулила в магазинчике, варила кофе и грела пирожки в микроволновке. А порой и машины заправлять помогала, пытаясь заработать лишнюю копейку.

– А Светка-то замуж собралась, – шёпотом проговорила Даша, пользуясь тем, что старшая подруга отсутствует.

Алёну эта информация заинтересовала, она тоже на локте приподнялась, на Дашку в полумраке уставилась.

– Да ну? За Толика?

– Конечно, за кого ещё.

Алёна снова легла, провела ладонями по одеялу на животе.

– Наверное, это хорошо.

– Да чего хорошего? Он такой же приезжий. На стройке отделочником батрачит. Ни жилья, ни перспектив. Она уже заикнулась, что к нему в Воронеж уедут, к маме его. Вот и вся мечта о столичной жизни.

– А, может, она и не мечтала?

– Светка не мечтала? – Дашка громко и насмешливо фыркнула. – Всё я знаю, о чём она мечтала! Они с моей старшей сестрой лучшими подругами в школе были. Светка в Москву подалась поступать, по нашим меркам, у неё неплохие шансы были, но это же Москва. Кого тут красным школьным дипломом удивишь? Не поступила, так и осталась. Третий год в супермаркете на кассе сидит. И ничего ей больше не светит. Кроме Толика, конечно.

– Не говори так.

– Что есть, то есть.

Из кафе Алёна уволилась в тот же день, как ей исполнилось восемнадцать. Это и было подарком, наверное, самым главным. Она никому ничего не была должна, так же, как и ей, даже зарплату за отработанную неделю не заплатили. Просто указали на дверь. Не хочешь работать, катись. И Алёна выскочила из кафе с его удушливыми пряными запахами, взглянула на хмурое осеннее небо и сделала глубокий вдох, неожиданно почувствовав себя свободной. Отныне она совершеннолетняя и может делать, что захочет. А вечером они с девчонками сидели в комнате, за тонкими стенами которой кипела бесконечная жизнь, как и в самой столице, огромном мегаполисе, что не затихал ни днём, ни ночью. Их коммуналка очень была похожа на Москву, суетой и гамом, маленькое отражение в огромном зеркале. Даша и Света решили отпраздновать день рождение Алёны, пусть с жареной картошкой и бутылкой дешёвого вина, но, наверное, это был самое лучшее день рождения в её жизни. Первое, когда кто-то позаботился о том, чтобы её поздравить.

– Что теперь делать будешь? – спросила её Дашка, уплетая картошку. – Без работы?

– Найду другую, – пожала Алёна плечами. – Теперь я всё могу.

– Это точно, – поддержала её Света. И достала из-под дивана подарочный пакет. Протянула Алёне. – Вот, возьми, на удачу.

Алёна в первый момент замерла, после чего укоризненно глянула на девчонок.

– Ну, зачем вы?

– Бери, бери, – замахали на неё руками.

– Это тебе для везения, – сказала Даша, когда Алёна достала из пакета пусть недорогое, но настоящее платье. Её первое платье в жизни. – Тебе работу искать, а в этом ты скорее её найдёшь, чем в своих джинсах и футболках. Здесь по одёжке встречают. Это же Москва, детка! – закончила она нравоучительно.

Света неожиданно пихнула Дашу в бок.

– Хватит картошку жрать, – шикнула она на неё. – Тебе же на прослушивание идти послезавтра. Опять скажут, что ты толстая.

– Я не толстая, – обиделась Даша. – Я фигуристая.

– Ага, – съязвила Света, – будешь это продюсерам объяснять.

А Алёна сидела, прижав к себе платье. Посмотрела на подруг, и проникновенно проговорила:

– Спасибо, девчонки. Мне никогда платьев не покупали. А уж тем более, не дарили.

– Ты в нём красавицей будешь, – заверили её.

Следующий год в Москве, да и последующий за ним, помнились смутно. Работа, в основном, с подносом в мелких кафе, жизнь в коммуналке, к которой Алёна довольно быстро привыкла. В конце концов, иначе она никогда и не жила, у неё всегда всё было общее. А вот Дашка частенько жаловалась и скандалила с соседями. Света от них, на самом деле, довольно скоро съехала, вышла замуж за своего Толика и уехала с ним в Воронеж. Дашка её ругала, но Света выглядела счастливой, и Алёна подругу в какой-то момент одёрнула. Предложила заняться поиском собственного счастья. Со счастьем как-то не складывалось, ни у той, ни у другой, за работой, порой по двенадцать часов в день, с не частыми выходными, о женском счастье задумываться получалось редко. Рядом появлялись молодые люди, говорили комплименты и красивые слова, но никому из них отчего-то не верилось. Наверное, из-за сальных взглядов и чересчур нахальных рук. А Алёна, когда ей приходило в голову погрустить, вспоминала Сашку. Думала о том, как он устроил свою жизнь, ведь из армии вернулся довольно давно, год назад, и какие-то перемены в его жизни должны были произойти. Но Сашке хотя бы было куда возвращаться, он был прописан в родительском доме, и пусть рядом с родителями-алкоголиками, но свой угол у него есть. Прошлую любовь было жалко, и от одиночества временами Алёне хотелось выть и жалеть себя, да так, чтобы и все окружающие её пожалели. Но Москва не тот город, в котором рядом с тобой остановятся, чтобы послушать о твоих бедах и несчастьях. Здесь у всех полно своих проблем.

Дашке тоже не везло. Она настойчиво ходила на прослушивания и кастинги, одно время даже пела в ночном ресторане, но долго там не задержалась. Считала, что ею попользовались и выставили за дверь, но на самом деле проблема была в её неуживчивом характере, Алёна даже намекала ей на это не раз, но Дашка слушать не хотела. Она была из той категории людей, что принимались колотить в закрывшуюся перед ними дверь и требовать справедливости. Вот только справедливость они понимали по-своему, в свою, исключительно в свою пользу.

Почти два года они прожили в тесной комнате коммуналке, и Алёне даже стало казаться, что роднее человека у неё никогда и не было. Конечно, Дашка не была подарком, они время от времени ругались, но, в основном, из-за каких-то мелочей и глупостей, как и все девчонки, сёстры или лучшие подруги. И, наверное, так и было. Всё вместе. Оставшись вдвоём в Москве, они столько всего пережили, перетерпели, бывало, что вместе оказывались без работы, и тогда главным было – где-то раздобыть денег на оплату аренды комнаты, чтобы «добрый» хозяин коммунальной квартиры, не вышвырнул их пинком на улицу. Оказаться без крыши над головой, казалось самым страшным. Однажды, был такой момент, когда Дашка пела в переходе, было стыдно, Алёна стояла рядом с ней, мимо проходили люди, большинство с равнодушными лицами, а они, две взрослые девахи, зарабатывали на кусок хлеба последним оставшимся способом. Правда, уже через час их погнали хмурые молодчики в кожаных куртках, перед этим предложив альтернативу заработку пением, и пришлось уносить ноги. И Алёна помнила, как они бежали по серым ноябрьским улицам прочь от того пешеходного перехода, поскальзываясь на грязном асфальте и задыхаясь. А когда остановились за углом какого-то магазина, Дашка, пытаясь отдышаться, проговорила:

– Ну, уж нет, дудки! Это слишком опасный бизнес.

Алёну их неудачи не особо расстраивали, а уж тем более разочарований, сбивающих с ног, она не испытывала. Переживала, конечно, но, в основном, насчёт того, что поесть и где заработать денег, чтобы заплатить за квартиру. Конечно, хотелось большего, то есть, больше денег, но где их взять, было не ясно, и поэтому повода расстраиваться из-за этого, Алёна тоже не находила. А вот Дашка нервничала. И чем больше времени проходило, тем заметнее это становилось. Приходя с очередного провального для неё кастинга, она пылала от возмущения и негодования, и не хотела этого скрывать. Плохими были все, начиная от продюсеров и заканчивая наёмным персоналом, что убирал залы и меня куллеры с водой. Точнее, забывал убирать и забывал менять. А уж про других конкурсантов, особенно, про тех, кому повезло пройти злосчастный отбор, и вовсе слушать было грустно. Алёне было подругу жаль, потому что мечты той откровенно рушились. У неё вот мечты, как таковой, кроме той, чтобы жить хорошо и сытно, никогда не было, и поэтому никакие душевные разочарования её не преследовали. А Дашка злилась, из-за этого много курила, и теряла голос. Сама это понимала, но исправить ситуацию не спешила. Как-то, залив своё горе в клубе несколькими бокалами вина, призналась:

– Скачусь до ресторанного уровня, буду петь поздравительные гимны за пятьсот рублей с носа, и никуда больше не полезу. Потеряет меня большая сцена.

Сказала это, и рассмеялась. А вот Алёна смеяться не стала, ей Дашку стало по-настоящему жаль. Возможно, её мечта и была глупой, детской, недосягаемой, но она была. И Даша приехала в столицу именно за тем, чтобы воплотить её в жизнь. Ведь дома её ждали родители, сестра, целый полк родственников, что звонили дважды в неделю, волновались за неё и ждали домой. А Дашка врала им, что у неё всё в порядке, что её вот-вот покажут по телевизору, и в Самарскую область обратно ей не хотелось. Будь Алёна на её месте, наверное, давно бы бросила всё и уехала домой. Потому что бросать было особо нечего, а где-то там, пусть и далеко – дом, её любят и ждут. Это у неё выбора нет, а Дашка свой сделала, пошла за мечтой.

– А ты? – спросила её Дашка как-то. Они с утра успели поскандалить, снова из-за какой-то бытовой ерунды, и обычно Алёна лишь отмахивалась от их перепалок, не считая их серьёзными и важными, быстро забывала, да и Даша поступала также. Но в последние пару месяцев подруга здорово злилась. На себя, на неё, на свои неудачи, и так просто отмахиваться от её вечного недовольства и придирок уже не получалось.

– Что я? – переспросила Алёна, не глядя на Дашу. Собиралась на работу, и это был повод на подругу не смотреть, и увернуться от очередного неприятного разговора, в который Даша активно старалась её втянуть.

– Так и будешь бегать с подносом по грязным кафешкам, и больше ничего не сделаешь?

– Что ты предлагаешь мне сделать?

Даша развела руками.

– Хоть что-то. Алён, ты в Москве больше двух лет, а на тебя посмотришь, выглядишь так, будто вчера с поезда сошла!

Алёна, на самом деле, не слишком часто покупала себе обновки. Во-первых, денег на новые вещи не хватало, а, во-вторых, она не привыкла к разнообразию нарядов. У неё в шкафу до сих пор висело одно-единственное платье, которое девчонки подарили ей на восемнадцатилетие. Она надевала его по особым случаям, и считала, что этого вполне достаточно. Не на работу же ей наряжаться, для роли официантки вполне сойдут джинсы, а форменную футболку ей выдадут. А вот Дашка модилась, большую часть зарплаты тратила именно на шмотки, к тому же, родители присылали ей денег каждый месяц, хоть и немного. На них Дашка жила, а зарплату спускала на платья и туфли, говорила, что это необходимо для имиджа и успеха.

– Приди я на прослушивание, как ты, как мальчишка-оборванец, мне точно ничего не светит.

Алёна так не считала, была уверена, что главное голос и харизма, но спорить с подругой не решалась. В конце концов, она, в отличие от Дашки, ни на одном кастинге не бывала, так что, может, она и права.

– Я просто не понимаю, – выговаривала ей в тот день Дашка, – неужели ты не хочешь добиться большего? Тебе достаточно мизерной зарплаты и вот этой комнаты? Так и будешь спать на полу?

– Чего ты хочешь? – разозлилась на неё Алёна. – Чтобы я на панель пошла? Или в том переходе встала?

Дашка остановилась перед ней, упёрла руку в бок, а взглянула с неприятным вызовом.

– То есть, по-другому ты заработать не можешь?

– Иди ты к чёрту, – выдохнула Алёна, не выдержав нравоучений. – Можно подумать, ты можешь!

Дашка вдруг ахнула, обиделась, Алёна по её глазам это поняла. Щёки вспыхнули гневным румянцем, и она знакомо заголосила, правда, в этот раз обратив своё негодование на Алёну:

– Да где бы ты была, если бы не я? Забыла, как с голода помирала в том вокзальном хостеле?

Отвечать ей Алёна не стала. Взяла сумку и из комнаты вышла, правда, не забыв громко хлопнуть за собой дверью.

Злиться на Дашку было бессмысленно. Алёна прекрасно знала, что это очередной взрыв неудовлетворённой творческой натуры, что Дашка остынет, и будет просить прощения, но почему-то в этот раз было особенно обидно. Конечно, уже завтра она простит подругу, они обнимутся, повздыхают и придут к решению бороться с жизненными трудностями дальше, вместе, но сегодня было горько. И, наверное, от этой самой горечи Алёна решила последовать Дашкиному совету. Взять и что-то изменить. Зашла в торговый центр недалеко от работы, и купила себе платье. Короткое, блестящее, расшитое пайетками. Изумительного стального оттенка. Совершенно не представляла, куда в нём может выйти, но ей так захотелось это замечательное, удивительное и ненужное ей платье. А ещё туфли к нему. Истратила на обновки почти все отложенные деньги, но решила не ругать себя. Для чего-то же она деньги копит, так почему не для себя?

Ссора определённо затянулась. Дашка обижалась на неё, отмалчивалась, а когда увидела, как Алёна демонстративно примеряет платье, и вовсе надулась, как индюк, и от неё отвернулась. Надо сказать, что ей было, на что обратить внимание. Алёна и сама в первую минуту замерла перед зеркалом, удивлённо глядя на себя. Платье сидело, как перчатка, облегая фигуру. И выяснялось, что фигура у неё всё же есть, и она сама привлекательна, а если улыбнётся, то может быть обаятельной. Просто под футболками неопределённого размера её фигуру было не рассмотреть, Алёна и сама к себе не присматривалась, крутясь между работами и столами с подносами. Проще всего было проснуться утром, закрутить волосы в хвост, надеть джинсы, кофту и бежать по делам, зарабатывать деньги. Редкие вылазки в попытке развлечься, тоже не приносили особых перемен. Алёна настолько привыкла к своей внешней простоте, не доверяла комплиментам, что даже в зеркало на себя смотрела будто сквозь собственное отражение.

– Мы идём в клуб, – сообщила она Даше. – С девочками с работы. – И примирительно предложила: – Ты хочешь пойти со мной?

Дашка гордо отвернулась, помолчала, перебирая свои наряды в шкафу. Затем сказала:

– Нет. У меня много дел.

Если честно, Алёна немного расстроилась из-за её ответа. Надеялась на примирение, но Дашка неожиданно заартачилась. И Алёне ничего не оставалось, как пожать плечами.

– Как знаешь.

Кинула ещё один взгляд на себя в зеркало, взяла сумочку и из комнаты вышла, проклиная про себя чужое упрямство.

Ссора с подругой совершенно не радовала. Алёна никак не могла отвлечься от этих мыслей, но в то же время раз за разом вспоминала Дашкины слова. В последнее время подруга всё чаще их произносила, намекала на то, что в жизни Алёны ничего не меняется, что она ничего не хочет менять. Наверное, потому, что ей не достаёт способностей, ума, таланта. Дашка и Свету в пример приводила, в пример плачевный. Что, мол, тоже не смогла, уехала, оказалась неудачницей, и с её слов выходило, что лишь она старается и что-то делает, а в жизни нет даже намёка на справедливость, раз удача не поворачивается к ней лицом. Конечно, можно было бы сказать Дашке, что она к себе несколько необъективна, и что Света была в чём-то права, и Дашке не стоило свои переживания заедать, ведь за два года жизни в Москве, нажитый лишний вес совершенно её не украсил. Но Дашка сразу начинала злиться, стучала кулаками по столу и требовала увидеть в ней душевную красоту и несокрушимый талант. Ну, и кто бы взялся с ней спорить? Алёна не спорила. Может быть, зря.

– Девушка, что вы пьёте?

Алёна отвлеклась от своих мыслей, вспомнила, что скучает за стойкой бара ночного клуба, пока девчонки вовсю веселятся, танцуют, и, кажется, познакомились с молодыми людьми, что активно им улыбаются. Алёна глянула на них через плечо, прежде чем посмотреть на молодого человека, что обратился к ней с вопросом. Он сидел на соседнем с ней высоком стуле, в расслабленной позе, пристроив локоть на барной стойке, и на неё поглядывал. С любопытством. И Алёне впервые в жизни стало настолько неловко под мужским взглядом. Который не был сальным, похабным, наглым. Но молодой человек буквально раздевал её взглядом, ощупывал каждый изгиб её тела под блестящей тканью платья. Затем поднял взгляд к лицу Алёны и всмотрелся пристально-пристально. После чего вдруг протянул к ней руку и смахнул с её лба чёлку. Алёна отшатнулась от него и выдала кое-что из своего детдомовского прошлого. Сашка Стрельников всегда мастерски ругался матом, и Алёна поневоле запомнила некоторые фразы, и сейчас своими знаниями блеснула. Брови молодого человека взлетели вверх, без сомнения, удивлённо, после чего он захохотал. Затем окинул Алёну ещё одним взглядом, уже более внимательным и заинтересованным. И в следующий момент его ладонь едва ощутимо стукнула Алёну по спине в районе лопаток. А ей незнакомец сказал:

– Не горбись. И пиво больше никогда не пей. – Щёлкнул пальцами, привлекая внимание бармена. – Серёг, сделай девушке мартини. – На Алёну посмотрел, прямо в глаза, и сообщил: – Меня зовут Валера.

4 ГЛАВА

Сейчас уже бессмысленно гадать, кто свёл её с Валерой. Бог или дьявол. Он появился в её жизни, не спрашивая на то разрешения, и ему совершенно не нужна была её любовь, даже хорошего отношения он не ждал. Поначалу Алёна растерялась, не понимая, чего же он от неё хочет, чего ждёт. Валера таскался за ней по пятам, говорил на непонятные темы и забирал её с работы на машине. Дашка снова злилась, считала, что Алёна с ним встречается, и называла Валеру не иначе, как московским пижоном. Он, на самом деле, производил такое впечатление. Ухоженный, подтянутый, стильно и дорого одетый. Даже часы на руке Валеры, не говоря уже о спортивной машине, стоили дороже, чем вся жизнь Алёны. Он был красивым молодым человеком с обложки глянцевого журнала, ему ещё не было тридцати, но проблем с деньгами он не знал, хотя, про работу Алёна от него слышала крайне редко. Что-то про трейдинговую компанию, банковские операции, но для неё это было лишь набором непонятных слов, и расспрашивать дальше она посчитала для себя лишним. К тому же, и знать особо не хотелось, потому что Валера своей настойчивостью её если не пугал, то вызывал здоровую настороженность. Не было похоже, что он ею увлёкся, что она ему нравилась, наоборот, он без конца её поучал и тыкал пальцем в её недостатки. Она не так ходит, не так разговаривает, не умеет себя вести, не умеет одеваться и краситься. Алёна злилась, отмахивалась от него, время от времени едва ли в драку с ним не кидалась. Но Валера относился ко всему философски, и своё поведение объяснял тем, что решил взять над ней шефство.

– На хрена ты мне сдался со своим шефством? – удивлялась Алёна.

Валера откровенно морщился, когда она ругалась матом, затем расстроено вздыхал и в сотый раз повторял:

– Не ругайся, не горбись, ешь с ножом и вилкой.

Порой доводил Алёну до белого каления. Тогда она начинала колотить его кулаками по плечам и груди, и требовать:

– Оставь меня в покое!

Ещё больше напряжения возникало из-за того, что Дашка то ли просто злилась, то ли вздумала поревновать. И, избавившись от Валеры, Алёна оказывалась наедине с подругой, которая принималась зло подшучивать.

– И что он в тебе нашёл? Не отстаёт. Может, он маньяк?

– Может, – соглашалась Алёна, и назло подруге говорила: – Зато красивый и богатый.

– Разрежет тебя на части, и тебе будет всё равно, красивый он или нет. И деньгами не поделится.

– Хоть ты оставь меня в покое, – просила Алёна.

Дашка возмущённо пожимала плечами и фыркала.

– Ради Бога. Я тебя предупредила.

В один из дней Валера нахально заявился к ним домой, с невозмутимым видом прошёл по длинному коридору коммунальной квартиры, заглянул на общую кухню, Алёна очень надеялась, что ужаснётся и исчезнет из её жизни. Но Валера повёл себя совершенно обратно, и стал появляться в их коммуналке едва ли не ежедневно. Зля и приводя в недоумение своим внешним видом и дорогими фирменными шмотками остальных жильцов. А, в первую очередь, Дашку. В какой-то момент, когда обстановка обострилась донельзя, Алёна рискнула навязчивого нового друга попросить о помощи. Не для себя, для подруги.

– Помоги Дашке, – сказала она. – Ей совершенно не везёт с прослушиваниями. Два года бьётся и ничего.

Валера удивлённо вздёрнул брови.

– И что я должен сделать?

Алёна нахмурилась, предчувствуя отказ.

– У тебя что, нет знакомых? Которые могут…

– Знакомых, которые могут, – передразнил её Валера, – у меня полно. Но при чём здесь твоя Дашка?

Алёна разозлилась.

– Тебе трудно?

– Нет, не трудно. Но я не вижу перспектив.

– А со мной, значит, видишь? – зло рассмеялась Алёна.

– С тобой вижу, – неожиданно согласился он.

Алёна отвернулась от него, чувствуя непреодолимое желание чем-нибудь в него запустить, и Валера это, наверняка, чувствовал, но всё же подошёл и потрепал её по волосам.

– Котёнок, ты пойми одно. У твоей Дашки нет ни одного шанса. Времена Фроси Бурлаковой давно прошли. Да и талант у неё, я бы сказал, не ахти какой. Слышал я, как она в клубе пела. Это довольно примитивная история. У девочки были любящие родители, бабушки, дедушки и так далее, которые с детства ей твердили, что она чрезвычайно талантлива. Она в это поверила, с этой мыслью выросла, и теперь ей крайне трудно принять действительность.

– Что она петь не умеет?

– Что она толстая корова, у неё даже взгляд, как у коровы. Печальный и жующий. Она жрёт даже глазами.

– Тебе не стыдно?

– Нет, – подивился он. – Я сказал тебе правду. Могу сказать и ей.

– Только попробуй, – предостерегающе шикнула на этого правдоруба Алёна.

Но то ли Валера всё-таки что-то такое Дашке сказал, то ли её нетерпимость по отношению к нему обострилась сама по себе, но каждый визит Валеры стал заканчиваться скандалом. И Даша даже его присутствия не стеснялась, требовала, чтобы он убрался, а Валера лишь посмеивался, совершенно не впечатлённый её воинственным настроем, и заявлял, что он пришёл не к ней. И тогда оба смотрели на Алёну, чтобы она сейчас и немедленно приняла решение, а ей становилось сделать это всё труднее и труднее. Умом понимала, что предавать подругу после трёхлетнего знакомства, после всех невзгод и трудностей, что они прошли вместе, это подло, и выбрать, наверное, надо её. Но, в то же время, с уходом Валеры, отношения между подругами никак не улучшались, они продолжали ссориться и предъявлять друг другу всё новые и новые претензии, Даша была здорово зла на неё, за что-то. И Алёна очень хотела понять, за что именно. И когда Валера уходил, а то и не появлялся несколько дней, Алёна вдруг понимала, что ей даже поговорить не с кем. Дашка слушать её с некоторых пор не желала, занималась своими делами и проблемами, даже перестала с ней делиться чем-то для неё важным, скрытничала и молчала. И оставаясь с ней вечерами наедине в тесной комнате, Алёна чувствовала себя будто в тюрьме, и уже сама мечтала о том, чтобы объявился Валера и от всего этого её спас, увёз куда-нибудь. Хотя бы на один вечер.

– Ты, правда, думаешь, что этот пижон на тебе женится? – спросила её Даша в один из дней.

Алёна, ещё не успевшая толком проснуться и подняться с постели, недовольно на неё покосилась.

– С чего ему на мне жениться? Мы даже не целовались ни разу.

– Он, точно, маньяк, – зло хмыкнула Даша. – Или, может быть, гей?

– Может быть, – отозвалась Алёна, всё ещё надеясь избежать скандала. – Мне всё равно.

– Наверное, в этом всё дело, – деловито покивала Даша. – Он гей, и хочет тобой прикрыться. Будешь женой скрытого гея. А что, совсем неплохо. Останешься в Москве.

Алёна с нехорошим прищуром наблюдала за ней.

– Даш, ты что такая злая в последнее время? Бесишься, что он для прикрытия тебя не выбрал? Думаю, ты бы не отказалась даже таким способом в Москве остаться, да?

В Алёну полетела подушка, потом ещё одна, она вскочила, подняла одну из прилетевших подушек с пола, и с удовольствием огрела ею Дашку по голове. Та взвыла, после чего заголосила:

– Ты идиотка! Я причёску целый час делала! Мне на прослушивание идти!

Алёна подушку кинула на её диван и возмущённо сдула со щеки прядь волос. И вот тогда сказала:

– Может, уже посмотришь правде в глаза и поедешь к маме с папой? Кажется, им куда больше нравится твоё пение, чем всем московским продюсерам.

Дашка уставилась на неё, не мигая, и, кажется, впервые промолчала. Отвернулась от Алёны, и той захотелось, правда, захотелось попросить прощения, сказать, что она так совсем не думает, но обида клокотала в горле, и Алёна промолчала. Вместо извинений, поторопилась собраться и уйти на работу. У неё было ещё два свободных часа перед началом смены в кафе, но оставаться дома не хотелось. Ещё два часа либо ругаться, либо сидеть в тягостной тишине. Но чего Алёна совсем не ожидала, так это того, что вернувшись вечером, не найдёт в комнате ни подруги, ни её вещей. Только короткую записку на столе, слишком короткую, состоящую из одного слова: «Переехала».

Если человек переехал в Москве, то искать его, словно иголку в стоге сена. Даже приниматься не стоит. А, может, и, на самом деле, не стоит. Неужели дружба прошла?

С этим было очень трудно смириться. Но пришлось. Ещё один человек ушёл из её жизни. Человек близкий, почти родной, но ставший почему-то чужим со временем.

Тогда Алёна первый и последний раз плакала у Валеры на плече, а тот похлопывал её по спине и ронял скупые слова сочувствия. И тогда же Алёна попала в самую неловкую ситуацию, которую могла о себе припомнить. А их было немало, весьма немало. Но тогда она почему-то решила, что у Валеры на неё всё-таки планы определённого рода, не зря же он столько недель таскается за ней и наводит, как он считает, порядок в её жизни. Наверняка, он в неё влюблён, раз пытается решать её проблемы, и приезжает по первому зову. Просто мнит себя джентльменом, а то и вовсе героем, проявляет понимание и такт, так почему бы уже и не осчастливить парня. Раз уж ему так хочется. И Алёна его поцеловала. Сама, намекая, что она не против развития отношений, раз уж ему так хочется. Может, права старая истина: стерпится – слюбится? И она сможет разглядеть для себя в Валере какие-нибудь особо положительные качества.

Она его поцеловала, а он поцелуй принял, а когда Алёна отодвинулась, потому что было бы странно продолжать виснуть у него на шее без всякой ответной реакции с его стороны, Валера рассмеялся. Не зло, скорее, снисходительно. И потрепал Алёну по щеке, опять же, как котёнка, которым её называл. И сказал:

– Прости.

Стыдно и неловко было безумно, до стука барабанов в ушах. Алёна отодвинулась от него на другой край дивана и тогда уже зло и настойчиво поинтересовалась:

– Что тебе от меня надо?

– Не это. По крайней мере, не сейчас. – Он разглядывал её с насмешливой улыбкой. Похлопал ладонью по обивке старого дивана, призывая придвинуться обратно, но Алёна смотрела зло и колко. И Валера вздохнул. – Я хочу предложить тебе работу, – сказал он. И тут же исправился: – Точнее, я хочу предложить тебе другую жизнь. А работу буду давать тебе я.

– Какую ещё работу?

– Сложную, – не стал скрывать он. – Но если ты научишься всё делать правильно, в твоей жизни больше никогда не будет проблем. По крайней мере, проблем с деньгами.

– Мне уже не нравится.

– А что тебе нравится? – решил поинтересоваться он. – Жить здесь? Таскать подносы в забегаловке среднего пошиба? Одеваться на рынке в китайские шмотки? Что из этого тебе особенно нравится? Ты одна, детка, ты никому не нужна. Даже подруга сбежала. Но ей есть куда и к кому возвращаться, кому ей помочь, а ты? Мы с тобой одиночки, мы должны помогать друг другу. И я хочу тебе помочь, чтобы потом ты помогла мне.

– Мне нечем тебе помочь. У меня ничего нет.

– У тебя есть твоя красивая мордашка. – Валера снова пристально вгляделся в её лицо. – Ты, на самом деле, не понимаешь, насколько ты красива? Я увидел тебя в клубе, и обалдел. Даже я обалдел.

– Почему даже ты? – Алёна не сдержала злого смешка. – Или ты, правда, гей?

– Я не гей, – спокойно ответил он, – хотя, в этом городе этого никто не стыдится. Но я не гей, котёнок. Просто ты не в моём вкусе. Но я уже сказал: пока. Мне не нужна девчонка из харчевни, у меня другой уровень, мне нравятся другие женщины. Ухоженные и богатые. Ты пока ни то и ни другое. Вот я и предлагаю тебе ухватиться за предоставляемый шанс.

– Предлагаешь мне стать валютной проституткой?

Валера, не скрываясь, рассмеялся.

– Какие фильмы ты смотрела в последнее время? Из восьмидесятых? И я не хочу делать из тебя проститутку. Я хочу сделать из тебя мечту. И выдать замуж. Очень и очень выгодно.

Алёна смотрела в одну точку до боли в глазах.

– То есть, продать, – сказала она ему.

Он отнекиваться не стал.

– Вот видишь, ты совсем не глупая девочка. Но подумай о том, каково будет тебе, удачно проданной, в особняке, с богатым мужем, при больших деньгах. Или ты хочешь наслаждаться жизнью здесь, в старой, вонючей коммуналке?

Алёна посмотрела на него, в упор.

– А какая выгода тебе?

– Я получу свой процент. Придёт момент, и ты заплатишь мне столько, сколько я скажу. – И тут же лучезарно улыбнулся. – Но не переживай, я контролирую свои аппетиты. И лучше тебя буду знать, сколько ты будешь в состоянии заплатить. Так что, мы договорились?

Он протянул ей руку для рукопожатия, чтобы скрепить сделку, а Алёна молчала, и только смотрела на его руку. На пальцы с маникюром, на дорогие часы на запястье, на манжет итальянской рубашки. Внутри боролось желание что-то изменить в своей жизни, и страх перед предстоящим, перед тем далеко не светлым будущим, что предлагал ей этот холёный, уверенный в себе молодой человек.

– Алёна, – поторопил он её.

Она отвернулась.

– Договорились, – проговорила она, так и не подав ему руки.