Текст книги "Душа в чемодане. Записки бортпроводницы"

Вода и суша

Спустя три дня у нас «суша», первая практика по отработке навыков эвакуации в поле на списанном самолете в аэропорту Домодедово. Наша группа радостно носится по изношенному салону, кричит команды, эвакуируется по аварийным трапам, смотрит на взлетающие прямо под носом самолеты. Отрабатываем действия при пожаре в печке, туалете, багажной полке. Всё это как игра, но очень захватывающая – кто знает, может, однажды эти знания надо будет оперативно применить в жизни. Думаю, мало кто об этом мечтает, но мы должны быть всегда готовы. Я стою на крыле самолета и представляю испуганных пассажиров, которым я объясняю, как надо правильно спускаться с крыла на землю. Наверное, каждый из нас на секунду ощущал себя спасателем. Вряд ли это плохо – этой работой надо гореть, иначе она быстро станет выматывающей рутиной. И я горю, я так хочу знать всё, скорее получить свидетельство бортпроводника гражданской авиации и смотреть в иллюминатор настоящего, рабочего самолета, встречать настоящих пассажиров, четко отвечать на любые вопросы инструкторов… Мне нравится, что в авиации всё конкретно и ясно, нет ни одного случайного элемента. Как в армии!

На улице середина марта, а солнце светит так ярко, будто самый разгар мая. Оно блестит на фюзеляжах взлетающих самолетов и в наших глазах. Сегодня мы стали еще на шаг ближе к новому этапу жизни, к мечте. Уже реже меня посещают дурные мысли, и я всё больше позволяю себе радостно предаваться новшествам своей жизни.

15 марта 2008 г.

* * *

Через пару дней мы отправляемся в далекое Шереметьево на «воду» – отработка навыков эвакуации и выживания в воде. Нужно успеть к восьми утра, мы с группой встречаемся на станции метро «Речной вокзал» в половине седьмого. И, тем не менее, приезжаем в последний момент, так как попадаем в невероятную пробку. Говорят, пробка на пути к Шереметьево – обычное дело, жаль, что мы не знали этого раньше. Дергаемся, выглядываем в окна автобуса, оттирая иней, замерзаем и нервничаем. Наконец, мы на нужной остановке, остается всего десять минут до начала занятий, а нам еще надо найти здание и переодеться! Здание не так-то просто идентифицировать на местности, и мы нервно кружимся между серых стен. Забегаем в раздевалку в последнюю минуту, не успев отдышаться, начинаем натягивать купальники на замерзшие тела.

Бассейн просто огромный, я таких еще никогда не видела. Глубина около десяти метров, длина около пятидесяти – кажется, что мы в открытом море. Стоим в купальниках и шлепках, по коже бегают мурашки, волосы встают дыбом прямо под плавательной шапочкой. Мы не можем друг друга узнать в этих нарядах, но смеяться не тянет из-за пробирающего насквозь холода. В центре бассейна плавает спасательный плот, на бортиках лежат спасательные жилеты. Для начала мы по команде прыгаем в воду и просто плывем от одного края бассейна до другого. Выясняется, что пара человек вообще не умеет плавать, хотя это обязательное условие при приеме в учебный центр. Как ни странно, наш строгий преподаватель к ним довольно лоялен, разрешает попытаться плавать на небольшой глубине. Потом мы прыгаем по двое и «спасаем» друг друга, неуклюже придушивая своих жертв, то есть спасаемых, которые рады бы спастись сами, чем терпеть эту пытку, но таковы правила. А дальше уже сложнее – надо бросить упакованный спасательный жилет в воду, вперед от себя, потом прыгнуть вслед за ним, за 60 секунд развернуть его, надеть и надуть. Если бы ноги не коченели от холодной воды, мы бы, наверное, смеялись куда больше, ведь всё это очень весело. Скоро мы становимся похожими на цыплят с синими губами, укутанные в желтые жилеты и замерзшие. Много раз отрабатываем способы погружения в воду, с жилетами и без. Мне хочется нырять и нырять, я так это люблю. Кто-то визжит от страха и отказывается нырять по центру бассейна, где самая большая глубина и я тут же радостно несусь на замену, скользя шлепками по мокрой плитке. Под конец мы отрабатываем погрузку пассажиров в спасательный плот, кричим команды, кое-как шевеля замерзшими губами, запихиваем друг друга и себя под тент плота, прижимаемся друг к другу мокрыми тельцами, замираем, пытаемся согреться до следующего погружения. И вот самое занимательное – выживание на воде. Мы крепко беремся за руки и организуем живой круг на воде. То замираем, близко прижимаясь, чтобы образовать четкую фигуру и сохранять тепло, то начинаем кричать и изо всех сил бить ногами по воде, чтобы привлечь внимание якобы пролетающего над нами самолета. Эта кульминация даёт нам столько адреналина, настоящего, отчаянного желания выжить, что мы на какое-то время забываем о холоде.

Наконец, нас отпускают в душ. Пальцы ног совершенно ничего не ощущают, руки чисто автоматически размазывают шампунь по волосам. Заворачиваюсь в полотенце и присоединяюсь к одногруппникам, жадно пьющим горячий чай и уже пытающимся шутить. Жаль, что нас никто не фотографировал, так хотелось бы посмотреть со стороны на живой круг желтых жилетов и на спасательные операции! Несмотря на усталость, мы очень довольны, благодарим нашего преподавателя за эту незабываемую тренировку, а он хвалит нас, что мы не заныли от холода и справились с программой. Я не могу перестать улыбаться, хочется вернуться в бассейн и снова, снова кидаться жилетами, прыгать и кричать команды. Кажется, остальные чувствуют то же самое.

Дома пью горячее молоко с медом, чтобы согреться и не заболеть. Долго отмокаю в ванне и ложусь спать, укутавшись в три одеяла. А вечером, захлебываясь в море эмоций, рассказываю Кате про замороженных цыплят в огромном бассейне.

18 марта 2008 г.

Пора сдаваться

Наконец, настает время итогового экзамена. Толпимся в узком коридоре учебного центра, донимаем друг друга волнующими вопросами, кто что выучил, кто что не понимает, изображаем работу огнетушителей и кислородных масок. Два месяца напряженной учебы позади – нельзя в последний момент всё испортить, мы на финишной прямой. В голове проносятся зачеты и экзамены в институте и колледже, обе защиты дипломов, шпаргалки и бессонные ночи. Не думала, что придется когда-то это повторить.

Конечно, мне жутко страшно, но всё же греет глупая гордость, что я всё выучила, помешать мне может только каверзный вопрос с подставой или волнение. Но, конечно, я не упускаю возможности поныть перед одногруппниками, что я боюсь и ничего не помню. Иногда мне на самом деле кажется, что я ничего не помню, от переживаний моё сознание даёт сбои, то и дело образуя провалы в памяти. Не завтра, не когда-нибудь, а именно сейчас тот самый момент, когда надо собраться и ничего не упустить. В такие ответственные моменты появляется ощущение нереальности происходящего, будто это репетиция, пробная версия, но никак не ТОТ САМЫЙ момент.

Моё время. Вытягиваю самый большой билет – обычно в длинных вопросах заложена половина ответа. Короткие вопросы почти всегда каверзные и подразумевают ответ на полчаса. Мне везет – все вопросы мне знакомы и не чую никакого подвоха. Выдаю информацию со скоростью пулеметной очереди. Хочется взять еще один билет и снова, снова рассказывать. Вдруг они не поймут, что я всё знаю?! Это уже походит на паранойю, надо заставить себя замолчать и ждать оценки. Вопросов от комиссии почему-то нет. То ли я всё сказала не так, что нет даже смысла вставлять вопросы и комментарии, то ли не к чему придраться. Я настолько испугана, что не помню, что именно отвечала, слова сами по себе выливались из меня. За дверью меня терзают расспросами: «Ну, что тебе попало?!», а я на самом деле не помню.

Итоги нам объявят только в самом конце, когда все пройдут экзамен. Тем временем я пью какао, зачем-то снова просматриваю лекции, звоню маме, слоняюсь по коридору с отчаянным видом. И вот в дверях показывается преподаватель и громко зовет: «Все заходите!». Измученная ожиданием толпа бежит в кабинет. В нашей группе две «тройки», это очень печально. Но хорошо, что они не мои.

У меня «отлично»! Как камень с плеч. Я должна была это сделать, иначе зачем было приезжать. Хотя эти два месяца меня вымотали. Но впереди еще стажерские полеты, которые решат, буду ли я бортпроводником этой авиакомпании или же сдуюсь на последнем этапе. Говорят, многие понимали, что эта работа не для них уже непосредственно при практической работе на борту. Я ведь даже не знаю, как я переношу полеты. Я не представляю, что будет там, в небе. Вдруг, у меня будет кровь бить носом или случится приступ высотной болезни? Говорят, всякое бывает. Но мне не страшно, нет. Раньше надо было бояться, когда лежала в теплой кроватке после ночной смены и шарилась по сайтам авиакомпаний. У меня «отлично», ура!

* * *

Сегодня последний свободный день перед началом стажерских полетов. В службе мы проходим инструктаж, расписываемся в кипе документов и решаем хоть как-то отметить этот день. Так как идей ни у кого нет, предлагаю посетить кинотеатр на Павелецкой. Вадим, староста нашей группы, поддерживает мою идею, и мы садимся в автобус до метро Домодедовская, а потом в метро. По пути мы всей гурьбой фотографируемся у Дома Музыки, смеемся, бегаем по мосту, как малые дети – это первый раз, когда Москва для нас место отдыха. Экзамены за плечами, первая волна ужаса уже позади, впереди волнительное ожидание первого рейса. А сегодня можно просто забыть о конструкции, технологии и конвенциях. Кино, попкорн, боевые друзья и целый день свободы.

01 апреля 2008 г.

Стажерские полеты

Мой первый стажерский полет, курс на Одессу. Никогда не была на Украине, так что открытия происходят уже массово. Накануне я была на концерте группы «Аматори» в Лужниках, там меня зажали в толпе и сломали ребро. Сегодня от боли кое-как отскребаю себя от кровати, но это меня не останавливает, заворачиваю всю грудную клетку эластичным бинтом и еду на рейс. Хорошо, что на предполетном медосмотре не делают рентген.

Перед каждым рейсом проводится брифинг с дежурным инструктором, что-то вроде планерки. Сегодня я впервые присутствую на нём, моя фамилия вписана в полетное задание и всё происходит всерьез. Больше никаких муляжей, манекенов и пробных эвакуаций. И вот я, обычный человек, вдруг сижу здесь и заворожено слушаю: «Стоянка у нас сегодня седьмая, на борту будет два инфанта». То есть две мамочки с младенцами. За окном светит солнце, люди сейчас едут на какую-нибудь работу, пьют кофе в офисах, а мы собираемся лететь. И это тоже работа.

Вместе с экипажем еду в автобусе по лётному полю к самолету. Страшно волнуюсь и радуюсь – я среди настоящего экипажа! Напротив меня в автобусе даже сидит настоящий пилот с лётным чемоданчиком, в красивой отглаженной форме с четырьмя лычками на рукавах! Он улыбается, что-то рассказывает бортпроводникам, а я никак не могу поверить, что всё это происходит со мной. Я в обычном стажерском черном костюме и белой рубашке, с гладко причесанными волосами и строгим макияжем – наверное, стажеры всегда со стороны выглядят курьезно, как ходячее наглядное пособие.

На время взлета меня сажают на откидное кресло в кабине пилотов. Боль в ребре, ногах, шум в ушах, стук в сердце и полное непонимание, куда я попала. По моему выражению лица сразу понятно, что я не частый пассажир. Летчики смеются – стажеры, это всегда так мило. Напоминают, как пристегнуться на откидном кресле. Сразу после отрыва от земли самолет высоко задирает нос, и я не вижу ничего, кроме неба. Захватывает дыхание, и я глупо улыбаюсь, не зная, что интереснее – наблюдать за работой пилотов, вспоминать конструкцию самолета и рассматривать ее вживую или смотреть в небесную глубину за окном. Через десять минут после взлета я должна быть в салоне эконом класса для начала работы. Но, засмотревшись в окно, я прихожу только через пятнадцать минут. На меня косо смотрят бортпроводники, но по моему виду понятно, что я в шоке. Ах да, тут ведь еще и пассажиры есть. Надо, кстати, осмотреться на месте, как их эвакуировать, если что.

Они, бортпроводники, всё знают, всё делают быстро и без лишней суеты, как им это удается? А я с испуганными глазами думаю: «Что делать?!». Впервые выхожу в салон и с каменным от ужаса лицом спрашиваю: «Что желаете, сок, вода?». По реакции пассажиров понимаю, что, наверное, надо улыбнуться, иначе звучит угрожающе. Натянуто улыбаюсь и вместо пассажиров смотрю в иллюминатор. Мы летим! Потрясающе. Между делом проливаю полстакана сока на колено пассажира и ударяюсь большим пальцем ноги о стопор телеги. Мысленно кричу себе: «Соберись!».

Рейс короткий, всего два часа в одну сторону, и бортпроводникам некогда комментировать для меня свои действия. Я просто смотрю и пытаюсь повторять, как они ловко гоняют телеги по салону, разливают по стаканам сок и воду, раздают подносы с питанием, потом всё это собирают, аккуратно, но быстро запихивают обратно в телеги, утилизируют пустые коробки из-под сока, что-то считают, записывают, завязывают пластиковые пломбы на телегах.

Перед посадкой меня снова отправляют в кабину пилотов. За окном густой туман, вот уж точно – не видно ничего дальше собственного носа. Точнее, носа самолета. По разговору пилотов понимаю, что мы делаем второй круг над аэропортом, так как из-за тумана не видно ВПП (взлетно-посадочную полосу). Жутковато слышать такое на первом рейсе. У меня даже перестает болеть ребро, и я невольно представляю, как меня опознают по описанным в моей лётной медицинской карточке татуировкам на теле. Стараюсь отбросить эти мысли и переключиться на конструкцию самолета – так, вот та самая панель для связи с наземными службами, вот форточка, вспоминаю, как она открывается, вот огнетушитель, кислородный баллон… Шасси мягко касается земли. Летчики совершенно спокойны, а у меня глаза по пять копеек, пульс бешено стучит. Мне аккуратно напоминают, что пора идти в салон. Провожаем пассажиров, и я вижу здание аэропорта, маленькое, симпатичное. Хочется визжать на весь самолет: «Я первый раз в Одессе!», но в салоне творится уборка, перестановка кухонного оборудования, смена подголовников на креслах. Всем не до моих открытий. Думаю, на этом рейсе бортпроводники были не очень мной довольны. Да я и сама думала, что буду организованнее. Ну, что ж, первый блин как говорится… У меня еще есть обратный рейс, чтобы реабилитироваться. Стоянка всего сорок минут, за это время салон снова чистый, всё готово к встрече пассажиров. Изо всех сил пытаюсь угомонить перебивающие друг друга воспоминания о ходе эвакуации и думать только о том, что надо улыбаться проходящим в салон пассажирам. Обратный рейс идет чуть спокойнее, я даже никого не обливаю.

Евгения, бывалый бортпроводник, немного рассказывает мне о работе в кухонной стойке, о том, как правильно принимать и сдавать питание, как заполнять накладную. Конечно, я мало что запоминаю, работы там много, а времени совсем мало. Но мне нравится сам принцип работы – всё четко, ясно, логично, для всего есть свои полочки, крепления. В самолете нет ни одного ненужного элемента, в том числе в кухне – это удивительным образом сочетается с моим внутренним устройством, сознанием, как же хочется постоянно работать в стойке и выполнять этот ряд отработанных действий. Разве это не романтика – знать, что пока сотня людей летит из Одессы в Москву, у тебя в стойке происходит целая логическая цепь действий?! Это поразительно воодушевляет.

После рейса мы снова садимся в автобус и едем к зданию аэропорта, по пути летчики говорят фактическое время полета вперед и назад (прямой и обратный рейс). При выходе из автобуса летчики всегда выходят первыми и подают руки девушкам, это сначала непривычно, но так трогательно. Я представляю, как улыбаются проходящие мимо люди, наблюдая эту картину. В памяти всплывает момент из фильма «Поймай меня, если сможешь», когда ДиКаприо с толпой стюардесс в красивой голубой форме выходят из машины и радостно идут к зданию аэропорта. Должно быть, со стороны это всегда смотрится очень эффектно.

Дома с нетерпением в подробностях рассказываю Кате и Вове о том, как всё прошло. Если бы не их заинтересованные лица и смех, мне бы показалось, что всего этого на самом деле не было. Катя спрашивает меня: «Ну как, это то, чего ты хотела?». С минуту молчу, обдумываю, анализирую. Наверное, рано говорить об этом. Конечно, мне всё очень понравилось, но я должна стать из хорошего теоретика хорошим практиком, и тогда я точно скажу, моё это или нет. Пока я с напуганными глазами блуждаю по салону и обливаю пассажиров соком, сложно сказать, что я мечтала именно об этом. Да и когда срастется моё ребро, думаю, работа будет доставлять мне больше удовольствия. До следующего рейса есть немного времени, чтобы отлежаться и не шевелить без дела бедные кости.

03 апреля 2008 г.

* * *

Второй стажерский рейс – Алматы. Он ощутимо дольше, чем Одесса, и это очень здорово, потому что я успеваю более-менее вникнуть в рабочий процесс без лишней паники. Девять часов и пять минут чисто лётного времени, от взлета до посадки прямого и обратного рейсов. Вторая запись в моём лётном блокноте.

Определенно, рано учиться улыбаться во время работы, но самое время, чтобы перестали трястись руки, достаточно и того, что временами трясет самолет. С интересом наблюдаю, как работают печки для разогрева бортового питания. Мне доверяют разложить лимоны по тарелочкам и налить кипяток в чайники. Это вам не муляжи в учебном классе опрокидывать! На рейсе вместе со мной еще два стажера, так что испуганных и заинтересованных глаз гораздо больше. Но от этого даже спокойнее – я не одна такая, можно осмотреться в салоне, пока пассажиры спят, полюбоваться ночным Казахстаном в иллюминатор. Крошечные человечки спят сейчас в этих игрушечных домах и не подозревают, что на них кто-то смотрит. Целый мир там, под моими ногами. Мне уже не так страшно. Кажется, я начинаю любить самолеты по-настоящему.

Встречаю в службе ребят из своей группы, делимся впечатлениями, кто куда летал, на каком самолете, какие были обязанности в рейсе. У всех лица светятся от радости – мы это сделали, мы летаем! Пусть, пока в обычном костюме, а не в лётной форме. В душе у нас полный переворот. Вид сверху, и правда, лучше!

05 апреля 2008 г.

* * *

С большой радостью узнаю, что мой третий рейс эстафетный, то есть экипаж остается в городе прилета на отдых, а обратный рейс выполняет бригада, которая отдыхала в этом городе до нас. Итак, курс на Южно-Сахалинск! Летим на Боинге 767, в два раза больше самолет, в два раза больше бригада, в два раза дольше лететь, многообещающее начало!

На прямом рейсе я впервые работаю в бизнес классе, особая ответственность. Немного волнительно, никогда не знаешь, кто может оказаться среди пассажиров, надо не ударить в грязь лицом компании. К тому же фарфоровая посуда, настоящие стеклянные стаканы вместо пластиковых, всё это надо не разбить, даже если самолет трясет, множество правил обслуживания, прием заказов, как в ресторане – это здорово, но нужна практика. Помнится, я всегда хотела поработать официанткой, для общего развития, но не сложилось. Сейчас бы мне пригодился такой опыт.

Мы встречаем пассажиров, вешаем их одежду в шкаф. Я, само собой, забываю прикреплять к ней посадочные талоны и понятия не имею, где чья. Предлагаем шампанское, апельсиновый сок или воду, чтобы им было не скучно ожидать взлета. Также нужно приготовить телеги с прессой – несколько пачек газет красиво разложить и потом раздать в салоне пассажирам. Здесь вроде нет особых трудностей, желательно только, чтобы хоть немного газет осталось для экономического класса. Потом меня отправляют в начало салона демонстрировать аварийно-спасательные средства перед взлетом. Обычно в этот момент самолет уже начинает рулить к взлетно-посадочной полосе и сохранять ровное вертикальное положение довольно сложно, шатает из стороны в сторону. С непривычки это, конечно, больше напоминает акробатический номер. Жилеты, ремни безопасности, инструкции… Кажется, на меня никто не смотрит. Как минимум, мы обязаны это делать, чтоб потом не говорили, что их не учили.

С нами летит инструктор, а, значит, будет много вопросов к стажерам и выставление оценок в специальный оценочный лист. Наконец, всё, что мы учили и записывали в тетрадки в учебных классах, можно увидеть, потрогать, вспомнить и рассказать, как работает, и это невероятно интересно. С умным видом стою в стойке бизнес класса и объясняю, в каких частях самолета расположены огнетушители, как они работают, где находится единственный на всём борту топор, как открыть дверь в «автомате», чтобы надулся трап-плот, как управлять освещением на борту. Мне бы хотелось рассказывать целый рейс, но у нас много и другой работы.

Записываю в блокнотик, что будут есть и пить «мои» пассажиры, не спеша разношу напитки и еду в красивой фирменной посуде, стараясь не пугать людей своим озадаченным видом. Всё происходит так размеренно, вежливо, невозможно не получать удовольствие от такого обслуживания. У меня всего пять «своих» пассажиров и можно уделить им куда больше внимания, чем до этого в экономе. Да уж, определенно, работа здесь сильно отличается от работы в экономе, это как столовая и ресторан. Но всё же не будем забывать, что главная работа не в кормлении пассажиров. Хотя многие считают нас официантами на борту и это очень печально.

После ужина почти все пассажиры засыпают. Аккуратно закрываю шторки иллюминаторов по своей стороне борта, накрываю пледами сидящих на первых рядах, там особенно дует, так как вентиляция салона начинается с носа воздушного судна, убираю остатки посуды со столов. Мы с коллегами начинаем готовиться к завтраку, распаковываем замороженную еду, перекладываем чистую посуду поближе, раскладываем пирожные, поливаем их ванильным кремом с потрясающим запахом. В кухне много работы, но всё делается спокойно и слаженно. Наш инструктор – очень приятный, интеллигентный человек, при работе с ним не возникает паники, напротив, хочется перенимать его опыт и четко выполнять задания. Судя по фамилии, он татарин, кто знает, может, тоже из Набережных Челнов? Но спрашивать об этом мне кажется неудобным.

Удивительно красиво начинает светать. Мы пролетели уже около трех тысяч километров. Инструктор отправляет меня в кабину пилотов спросить, не хотят ли они чего-нибудь поесть или попить. Спрашиваю, возвращаюсь в стойку, отношу им чай и любуюсь шикарным видом из окна. Капитан замечает, что я не могу оторваться и разрешает мне присесть на несколько минут на откидное кресло. В кабине прохладно, слева ярко светит солнце, и капитан закрывает часть окна газетой. В этой маленькой комнатке так уютно, если говорить о ней как о рабочем кабинете, то лучшее место и представить сложно. Внизу ровно клубятся облака, такое ощущение, что мы плывем. Приборная панель переливается солнечными бликами, летчики мирно беседуют. Хочется остановить это мгновение, как говорится, «ты прекрасно», не помню, когда мне последний раз было так спокойно. Благодарю капитана за эти незабываемые минуты созерцания и возвращаюсь в стойку.

После завтрака в салоне становится оживленно, скоро мы прибываем на Сахалин. Мне так знакомо это чувство – когда после долгого пути тебя встречают родные… Когда в детстве мы ехали в Башкирию к бабушке и дедушке, приходилось терпеть мучительные дни в поезде, зато потом была радостная встреча, покрывающая все воспоминания о тяжелом пути. Сейчас все эти люди тоже ждут встречи, смеются, общаются между собой. Я как будто жду вместе с ними. Но меня никто не ждет.

По прилету мы с экипажем приезжаем в изумительную гостиницу за городом. Сложно понять, какое время суток, смена часового пояса дает о себе знать. Хочется скорее лечь спать, но на улице такой непривычно свежий воздух, что я не могу надышаться. Я на Сахалине! Всего одна ночь на борту, и я здесь. За работой время пролетает незаметно и выходит особенное чувство – прошла всего лишь рабочая смена, а ты вдруг в другой части страны.

Времени на отдых у нас не так много, всего сутки. Мы вместе обедаем в кафе, потом расходимся по номерам, чтобы привести себя в «гражданский вид». Отдельную главу я могла бы посвятить ни с чем несравнимому удовольствию распускания волос после «форменной прически» с множеством шпилек и лака и, конечно, смене форменных туфель на обувь без каблуков.

На первом этаже гостиницы располагается красивый просторный холл, мы собираемся там с бортпроводниками, чтобы поболтать. Для них это всё привычно. Для меня грандиозно.

Перед обратным вылетом мы направляемся в город, заезжаем на рынок купить красной икры и рыбы. Центр города кажется мне довольно серым, но весьма просторным, заметное здание с крупной надписью: «Сахалинская железная дорога», долго размышляю, куда же там ходят поезда, вспоминаю свою идею стать проводницей в поезде, могла бы сейчас раздавать постельное белье в вагоне. Мимо нашего автобуса куда-то едут огромные пыльные грузовики. После уютной гостиницы, находящейся далеко от шумной автострады, вокруг все кажется слишком громким. А на рынке столько красной икры, что мы никак не можем выбрать лучшую, в итоге чуть не опаздываем на рейс.

Предполетный медосмотр, встреча на борту с уставшей бригадой, которую мы должны сменить. Впереди около восьми часов полета. На сердце радостно от того, что я здесь побывала и грустно от того, что пора обратно.

На рейсе в Москву я работаю в эконом классе. Разница поразительная, что и говорить. Работы, конечно, хватает везде, но она на самом деле ощущается иначе. Она не хуже и не лучше, просто другая.

Выхожу на середину салона демонстрировать аварийно-спасательные средства перед взлетом. На этот раз на меня смотрит множество глаз. Мне только не нравится, что приходится использовать столик пассажира для размещения всех этих «демо-средств», люди начинают их трогать, перебирать, рассматривать, и к моменту, когда мне нужно показать жилет, его приходится отбирать у кого-то из рук. Просто отлично, когда в нужном ряду нет пассажиров, можно положить комплект на свободное место и не переживать о его сохранности. Пассажиры бизнес класса явно менее любопытны, там никто не стремится потрогать набор.

Так здорово лететь целых восемь часов, всё время находится какая-то работа, вопросы от инструктора, и множество от пассажиров. Рейс дневной, а, значит, постоянно кто-то хочет пить, есть, ходить по салону и в туалет. Бегают дети, разговаривают взрослые, жизнь кипит. Но что примечательно, люди ведут себя очень прилично, никто не ругается, не выясняет отношения, как это часто бывает в местах большого скопления народа. Так легко и радостно – мы летим домой и всё хорошо.

Только почему-то после длительного рейса силы совершенно покидают тело. С трудом добираюсь до дома Кати и Вовы, это полтора часа пути с пересадками. Спать. Много, много спать… Нет даже сил рассказывать, насколько удивителен Сахалин и путь к нему.

Спокойной ночи, Сахалин.

09—11 апреля 2008 г.