Текст книги "Цвет моих крыльев"

– Не передергивай! – фыркнула драконица. – Являться я не обещала, хоть ты до посинения ори.

– Но вы же… Вы…

– Я, – довольно хмыкнула Кимура, – существо древнее, непознанное и безответственное. Приятно познакомиться. А теперь держись, малявка. У меня нет никакого желания подлетать к вашей столице при свете дня. Значит, придется поторопиться.

– Было бы за что держаться, – вздохнула я, покрепче сжимая ногами теплые бока драконицы.

– Ну тогда жмурика своего держи.

– Он не жмурик!

– Да ты что? А так похож!

И, не слушая больше моих возражений, Кимура резко рванулась вперед. А я сразу же поняла, что до этого мы тащились с черепашьей скоростью. Былая плавность движений канула в небытие, взмахи крыльев стали частыми и сильными, а алая чешуйчатая спина перестала казаться мягким уютным креслом.

Встречный ветер бил в лицо, путал волосы, проникал под тонкую куртку. Не знаю, от высоты или от ветра, но сразу же стало холодно. Только это был правильный холод. Он успокаивал раны, прочищал мысли, не давал впасть в тупое оцепенение.

Я стремительно неслась вперед, забыв о боли и горечи. Скорость пьянила и будоражила. В глубине души я понимала, что сейчас мне должно быть так же тоскливо, как несколько минут назад, но ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось жить и дышать полной грудью. И лететь, словно я сама была ветром. Ледяным ветром, обдувающим душу.

– Нравится? – пророкотала драконица.

– Не то слово! – созналась я. И, обалдев от собственной наглости, попросила: – А еще быстрее можно?

Кимура не ответила. А может, я просто не расслышала ее слов в безумном реве ветра. Но, как выяснилось, быстрее было очень даже можно.

Скорость, ветер и восторг вдавили меня в спинной гребень драконицы, заставив захлебнуться ощущением свободы и вседозволенности. Я была счастлива, как никогда раньше. И, что самое странное, мне совсем не было за это стыдно.

Я бы подумала, что это какое-то волшебство, если б не знала точно, что после «ужина» антимагическим порошком Кимура не сможет колдовать еще около суток. Или чуть меньше, все же она не человек, а высшее существо…

Нет, то была не магия. По крайней мере, в общепринятом смысле этого слова. Скорее нечто непознанное и неуправляемое, рожденное самой стихией. И эта стихия творила со мной все, что хотела. Она несла меня вперед, уверяя, что все хорошо, и я ей верила. Меня тянуло петь, плясать, смеяться – и все это одновременно. Хотелось заключить в объятия весь мир, признаться ему в любви и рассыпаться звездами в темном безлунном небе. Я сама была этим небом и серебристыми кристаллами звезд, я была ветром и лунным светом, я была вечностью и растворялась в ней…

…А потом я разжала руки.

О том, что стряслось, Кимура, видимо, сообразила раньше меня. Я еще обнимала воздух и дивилась тому, что ничего не давит на колени и плечо, а она уже нырнула вниз, за несущимся к земле Флаем. Все произошло с такой стремительностью, что я, не успев прийти в себя, чуть не слетела со спины драконицы. Кое-как удержалась, прижавшись к ней всем телом и вцепившись пальцами во вздыбившиеся чешуйки, и только тогда поняла, что натворила.

Кимура, сложив крылья, мчалась к земле. От немыслимой скорости гудело в ушах, в теле просыпалась задремавшая было боль. Хваленое ощущение свободного падения на поверку тоже оказалось весьма сомнительным удовольствием. А уж когда я мельком глянула вниз и увидела, как темный массив на глазах рассыпается на отдельные пятна – деревья, мне совсем поплохело. Как морально, так и физически. Обозвать себя последней дурой я не успела только потому, что драконица вдруг резко взмахнула крыльями, ловко спланировала над самыми кронами и начала снова набирать высоту. Я поняла, что она подхватила парня задними лапами, а потом представила, как полуметровые когти впиваются в его тело, и невольно вздрогнула. Да, ему уже не больно, но это же не значит, что можно вот так.

А как можно? Так, как я? Как же это вышло, что я его уронила?

Кажется, последний вопрос я произнесла вслух, потому что драконица невразумительно хмыкнула. А спустя некоторое время и вовсе расхохоталась.

– И ничего смешного, – буркнула я.

– Это тебе ничего, а мне очень даже. Люди вообще необыкновенно смешные существа.

– Почему?

– Ты Посвящение проходила, малявка? – вопросом на вопрос ответила Кимура.

– Да, конечно. Еще в детстве.

– И что тебе определили?

– Огонь. – Я наконец-то нашла в себе силы отлепиться от драконовской спины и усесться нормально. – Там, правда, были какие-то непонятки, но я точно не помню, потому что маленькая была.

– То есть тебя классифицировали как огненную магичку? И учили соответственно? И еще небось долго удивлялись, что у них ничего не получается, и валили все на тебя. Мол, ты бездарность, а они все белые и пушистые?

– Да-а-а, – непонимающе протянула я. – А что? Что-то не так?

– Ой, уморила! Да все не так! Увидишь тех, кто проводил твое Посвящение, передай им мое громкое «фи».

– Так я что, не огненная? Или вообще не магичка? – После всех сегодняшних событий сил удивляться у меня уже не было. Приходилось принимать информацию как данность. – По-моему, вы надо мной прикалываетесь!

– Да чтоб меня Праматерь обратно в яйцо запихала, если вру!

– И кто же я тогда?

– А это уж ты сама должна решить. Не в моей компетенции рассказывать такие вещи. Еще зазнаешься! Опять же меньше знаешь – крепче спишь. Так что не бери в голову. Думай, что злая тетка-драконица глупость сморозила. Вот уж воистину: язык мой – враг мой. Как всегда. Помнится, как-то сперла я одну принцессу… На спор. Ее так назойливо охраняли и ото всех прятали, что грех было не поспорить. А про принцессу эту слухи ходили, что она красавица писаная, рыцари ей стихи посвящали, на турнирах сражались… А она знай сидит себе на скамеечке, лицо вуалькой прикрыла и усмехается. Жениха выбирает. Ну, я ее схватила, к себе притащила, вуальку откинула и обалдела. Страхолюдина несусветная оказалась! Так я ей открытым текстом и говорю: «Что ж ты такая уродина-то!» А она мне в ответ вопит: «Я красавица! Я венец творения!»

А я ничего умнее не придумала, чем ткнуть ее физиономией в зеркало. Кто же знал, что в их замке все зеркала заговоренные были и она действительно в них красотку видела. Короче, перебила она мне в пещере все, в чем отражение свое увидела, наорала на меня такими словами, которых девушкам и знать-то не положено… А потом взяла и в обморок грохнулась. Не выдержала!

И вот лежит она, вся такая из себя обморочная, а тут и рыцарь едет. Весь статный, в броне, на коне таком внушительном и с мечом. Это он против меня, значит, с мечом. Самоубийца!

Встал у входа в пещеру и вещает: «Выходи, чудище, на смертный бой!» Да еще и шлем снял, чтоб удобнее кричать было. А я как его лицо увидела, так и влюбилась. Красавец, блондин и во всех отношениях шикарный мужчина! И вот стою я столбом, смотрю на этот идеал и думаю, что делать. Бить его жалко. Прятаться стыдно. Принцесса эта еще под ногами валяется… И тут меня кто-то за язык дернул. Выхожу я к нему и говорю: «О мой герой! Это я, прекрасная пленница. Забери меня отсюда, пока дракон этот страшный не вернулся. А я за тебя замуж пойду!»

А он и рад, что сражаться не пришлось! В седло подхватил, до замка домчал… А я вуальку принцессочкину нацепила, чтоб никто не узнал. И так несколько дней всем головы морочила: и слугам, и королю… И хоть бы кто догадался!

На третий день и свадьбу сыграли. Торжественная церемония, гости, подарки, все дела… «Объявляю вас мужем и женой». И тут я вуальку откидываю… И все ближайшие родственники, кто принцессу в лицо знал, роняют на пол челюсти. А остальные ничего понять не могут, только недоуменно переглядываются. Дальше, конечно, визги, вопли, истерики…

Я не стала дожидаться, пока они стражу позовут. Превратилась да телепортировалась. А они потом еще долго решали, считать ли брак действительным и стал ли тот рыцарь официально принцем… Потом еще принцесса эта обморочная до родного замка добралась. Тоже масла в огонь подлила. Короче, так я и не знаю, чем оно там все у них кончилось. Иногда только думаю, что надо бы того драконоборца найти да с сыночком познакомить. Ну да, Ямаити мой – отпрыск того красавчика. А в кого, ты думаешь, он такой блондинистый?

– Да, наверное… – Я, честно говоря, о малолетнем дракончике вообще не думала, поэтому и брякнула первое, что в голову пришло. Но Кимура на мой неподходящий ответ внимания не обратила. Своей баечкой она явно пыталась увести разговор в сторону. Но я все же сделала еще одну попытку вернуться к прежней теме: – Послушайте, не хотите объяснять, кто я, и не надо. Скажите лишь, что недавно произошло. Я же не могу чувствовать ветер, это не моя стихия! Так в чем дело? Вы ведь знаете! И знаете, что я была не в себе…

– Не в себе? – переспросила драконица и причмокнула, словно пробуя фразу на вкус. – Нет, пожалуй, как раз в себе. Точнее, в одной из своих ипостасей. А что произошло… Ну, считай, что ты прошла еще одно Посвящение и раскрыла очередную часть себя. Все, больше ничего не скажу. И вообще, хватит болтать. Ты-то сидишь, а я крыльями работаю! А от разговоров дыхание сбивается и все такое…

Я совершенно не замечала, чтоб у нее что-то там сбивалось, но настаивать на продолжении беседы не посмела. В конце концов, кто я такая, чтобы с драконами спорить?! Тем более что из всех ее намеков и туманных объяснений я не поняла ровным счетом ничего. А открытым текстом она говорить не желала. Размышлять же над недомолвками и искать скрытый смысл я была решительно не в состоянии. Осталось только прикрыть глаза, расслабиться и постараться ни о чем не думать. Что я и сделала.

Никакой воздушно-звездной эйфории больше не было. Только свежий ветер, обдувающий лицо, и незнакомое прежде ощущение свободы и легкости. Как будто какая-то часть меня действительно очнулась от долгого сна, выползла на поверхность и по мере сил наслаждается жизнью. Хорошенькое же она выбрала время!

За этими размышлениями я и задремала. А проснулась (или скорее очнулась) от удара. Причем удар этот был настолько неожиданным – я даже не сразу поняла, что случилось. Только когда открыла глаза и обнаружила, что лежу на песке лицом вниз, наконец-то сообразила – приземлились.

– Упала! И проспорила, – злорадно расхохоталась Кимура, уже успевшая принять человеческий облик. – Ну, все! Теперь только попробуй меня позвать – сразу же сожру и не поморщусь.

– Вы сами меня скинули! – возмутилась я, пытаясь подняться. Все тело затекло, рук и ног я почти не чувствовала. Зато очень хорошо чувствовала, как каждый вдох отдается в груди дикой болью.

– Докажи, – осклабилась драконица. – И вообще, нет бы спасибо сказать. Я всю ночь летела, между прочим. И садилась в авральном режиме, потому что у меня крыло свело. И жмурика я твоего дотащила. И тебя доставила в целости и сохранности. Чего тебе еще надо?

– Насчет целости я бы поспорила, – вздохнула я, с трудом разминая руки. Но в остальном Кимура была права: Флай лежал тут же, на песчаном берегу, за небольшим перелеском виднелись белые стены Тангара, а небо на западе медленно розовело. – Спасибо вам огромное. Я не знаю, что бы я без вас делала. Я ведь вас даже за спасение не поблагодарила, а вы меня и сюда донесли, и вообще… Может, вам что-нибудь надо в ответ? Если я смогу это достать или сделать, то…

– Надо, – тряхнула огненной шевелюрой Кимура. – Во– первых, чтоб ты больше не появлялась в моей жизни. А во– вторых, выспаться. Так что забирай своего покойника и катись отсюда на все четыре стороны.

– А… как? То есть он же тяжелый. Я его не подниму! А если стража на воротах увидит, то меня сначала схватят, а только потом будут думать.

– А вот это, малявка, уже твои проблемы. Хочешь жить – умей вертеться. И, кстати, вот тебе еще совет на будущее, пока я добрая. Слушай и запоминай. Когда-нибудь ты встретишь людей… а, возможно, и не людей… Главное, их будет двое. И с каждым из них тебя будет что-то связывать. Что-то, чего ты не сможешь понять и объяснить. Возможно, чувства или обстоятельства. Не суть важно. Вас в любом случае будет тянуть друг к другу. Так вот, если такие люди найдутся, спроси у них, что с ними было в даты твоих Посвящений. Того, первого, огненного, и сегодняшнего, воздушного. Если они те, кто тебе нужен, они вспомнят. Такое не забывается. И если выяснится, что они именно те, не теряй их из виду. Вы должны быть вместе. Запомнила?

– Запомнила, – кивнула я. – Кимура, почему вы не можете сказать все открытым текстом? Обязательно нужны эти недомолвки и загадки?

– Совершенно не нужны. Но мне так больше нравится. Вот такой я забавный зверек. Ну, бывай, малявка! Надеюсь, больше не увидимся!

Драконица вновь сменила ипостась на чешуйчатую, махнула на прощание хвостом и исчезла. Значит, действие антимагического порошка закончилось. Интересно, давно ли? И если давно, то зачем нужно было лететь остаток пути, ведь можно было просто телепортироваться?

Ох уж эти драконы! Воистину древние и непознанные!

Ну а мне-то что теперь делать?

Я присела на корточки рядом с Флаем, зачем-то стряхнула песок с его куртки (как будто это имело какое-то значение) и скользнула взглядом по окрестности. Пейзаж был знакомый: раскидистое дерево, изломанная линия дикого пляжа, мелкая речушка – все точно такое же, как и несколько лет назад. Мне даже показалось, что сейчас из воды должна обязательно появиться красавица-никса…

И она конечно же появилась. Правда, совсем с другой стороны.

Сначала я услышала стук копыт и тихое поскрипывание. Потом мягкие шаги. А затем за моей спиной зашелестели кусты, и сразу же наступила полнейшая тишина.

– Доброе утро, – не оборачиваясь бросила я в пространство.

– Уже не доброе! – Голос у речной ведьмы совсем не изменился. Так и остался высоким и противным. – Как ты сюда попала? От дороги следов нет… Опять рекой принесло?

– На драконе прилетела.

– Врешь! В нашем мире нет драконов! – убежденно взвизгнула никса.

– Значит, этот был из другого мира. Можете сами убедиться. – Я кивнула на разворошенный песок, на котором виднелись четкие отпечатки когтистых лап.

Речная ведьма немедленно подошла к следам, внимательно их изучила и с неохотой выдавила:

– Все-таки не врешь. Надо же! А это кто? – Носок зеленой туфельки указал на Флая.

– Сами посмотрите, – огрызнулась я. – Вы ведь говорили, что вхожи во все влиятельные дома столицы. Значит, должны узнать.

– Мало ли куда я вхожа. – Никса наклонилась над моим другом, вгляделась в его лицо… и тут же отшатнулась словно ужаленная. Брови удивленно поползли вверх, в каштановых волосах проявились изумрудные прядки. – Сайон знает?

– Никто пока что не знает. А я ума не приложу, как протащить его в город и где искать Нермора.

– Можно провезти в моей карете, – после минутного раздумья решила зеленоволосая. – А вот где искать, не скажу. Его сейчас где угодно можно застать, даже дома. Хотя дома, наверное, в последнюю очередь. Только я не представляю, как он это переживет. Потерять сначала жену, потом старшего сына, а теперь и младшего… Бедняга.

– Старший, кажется, как пропал, так и не вернулся? – вспомнила я. С Флаем мы на эту тему старались не разговаривать. Иначе сразу всплывали обстоятельства нашего знакомства, сопровождаемые далеко не лучшими воспоминаниями с обеих сторон. Но три года назад старший братец Глазастого совершенно точно был жив. А вот его дальнейшей судьбой я никогда не интересовалась.

– Нет, не вернулся, – кивнула никса. А затем распахнула глаза во всю их нечеловеческую ширь, подняла лицо к небу и издала странный переливчатый звук.

Пахнуло магией. И сразу же за моей спиной вновь что-то заскрипело, застучали копыта, и на берег, с трудом продравшись сквозь густые кусты, выехал экипаж, запряженный парой лошадей.

Бледный возница без лишних слов спрыгнул на землю, распахнул резную дверцу, подхватил на руки Флая и положил на сиденье внутри кареты. А потом, продолжая хранить траурное молчание, вернулся на свое место.

Я невольно поймала себя на том, что с интересом разглядываю безмолвного слугу. Лицо у него было странное – одутловатое, с бесцветными, водянистыми глазами. Казалось, оно в принципе не способно выражать какие-либо эмоции.

– Жаба, – пояснила никса, видя мой интерес. – Эх, не догадалась что-нибудь подстелить. Прощай теперь, новый обивочный бархат. Только на той неделе поменяла!

– Как вам не стыдно? Человек умер, а вы о бархате!

– А почему мне должно быть стыдно? Особенно если обивка действительно новая! Ты хоть знаешь, сколько я за нее отдала? Тебе такие деньги и не снились!

– Если вы так меркантильно ко всему относитесь, почему решили мне помочь?

– Разве тебе? Своим поступком я оказываю услугу Нермору. И, думается, Муллену. А это такие люди, с которыми выгоднее иметь хорошие отношения. Так что не строй из себя самую умную и полезай в карету.

– А вы?

– А я сначала переоденусь! Не может же девушка появиться на людях в одном и том же платье два дня подряд. Это дурной тон и, кроме того, означает, что она не ночевала дома.

– Вы и не ночевали, – вполголоса пробормотала я, наблюдая, как одежда никсы на глазах меняет цвет и фасон. Рукава удлинились, декольте сменилось на аккуратный воротник-стоечку… Хочет выглядеть серьезной и деловой, а не вернувшейся со свидания. Или откуда еще можно возвращаться домой под утро? А вот интересно, где же она живет по официальной версии? Ведь если она вся такая из себя светская дама, то должна принимать гостей, устраивать званые вечера. Не на дне же речном обхаживать предонское дворянство!

– Ну как? – Речная ведьма закончила приводить себя в порядок. – Достаточно прилично для официального визита к сильным мира сего?

– Волосы перекрасьте, – подсказала я.

– Ах, да! Спасибо, что напомнила. – Изумрудные кудри вновь превратились в каштановые, став при этом заметно короче. – Ты представляешь, некоторые уже бились об заклад, сколько у меня париков – десяток или больше. Вот наивные! Кстати, почему ты еще не в карете?

– Там Флай.

– И что? Не думала, что такие, как ты, боятся трупов.

– Я не боюсь. Просто… не хочу, чтоб он остался в памяти таким, – неожиданно для самой себя созналась я.

– Так и не запоминай его таким, глупая. Твоя же память, а не чья-то посторонняя. Как хочешь, так ею и вертишь.

– Я не умею.

– Придется научиться. Если не научишься забывать, сведешь себя в могилу. Да и для кожи лишние волнения вредны. Все, залезай. Поехали. Кстати, куда едем-то?

Я задумалась. От мысли, что придется как-то объясняться с Сайоном айр Нермором, сердце начинало колотиться как бешеное. А если его еще и дома нет… Как втолковать слугам, зачем он мне нужен? Да и кто меня, такую остроухую, вообще слушать будет?

– К Муллену, – выдавила я. Хозяин выслушает и поймет. Главное, чтобы он оказался на месте.

И мы поехали.

Видимо, стражники на воротах карету никсы знали, поэтому пропустили без вопросов. Даже не соблаговолили заглянуть в окошко, предусмотрительно занавешенное плотной шторкой. «Дядюшки» на них нету! Он бы за такую халатность… Впрочем, сейчас разгильдяйство стражи было мне только на руку.

Людей на улицах ранним утром было немного, добрались быстро. Я так и не придумала, что говорить, с чего начать. И как объяснить, что еще вчера вечером я была в Таине, а сегодня оказалась в столице. Придется вываливать на Хозяина всю правду, а не хотелось бы. Впрочем, кого сейчас интересуют мои желания?

Я вздохнула, посмотрела на Флая… и решительно вылезла из кареты. Никса сказала, что подождет внутри, дабы не попасть под горячую руку. И я прекрасно понимала ее осторожность. Да и сама я пыталась оттянуть момент объяснения.

О смерти всегда говорить неприятно и даже страшно. О смерти близких и родных еще страшнее. А о смерти, которую мог бы предотвратить? Черт! Почему я опять стою и философствую, когда нужно что-то делать?

К воротам я подошла быстрым шагом, стремясь не растерять по дороге остатки мужества. Решительно тряхнула кованую решетку. Открыли мне сразу же. Значит, узнали. Даже попытались поздороваться и выразить свою радость, что госпожа вернулась… Но осеклись, заметив выражение моего лица, потеки крови на лице и куртке, драную штанину.

В ухоженном, цветущем дворике я, наверное, смотрелась дико и чужеродно. А уж когда вошла в прихожую, грохоча каблуками по мраморному полу, слуги просто прыснули кто куда, справедливо стремясь не попадаться мне на глаза. Причину такой расторопности я понимала очень хорошо. Точно так же они себя вели, когда мрачный и не всегда трезвый Хозяин вваливался в дом после какого-нибудь совещания, или заседания Восточного совета, или иного официального мероприятия. Подобные сборища он откровенно ненавидел и, возвращаясь, частенько срывался на тех, кто имел неосторожность попасться ему на глаза.

Я тоже была бы рада сорваться, но, заметив в углу недостаточно расторопную девчонку, односложно спросила:

– Где?

О ком речь, уточнять не требовалось. Не Тьяра же мне могла понадобиться с утра пораньше.

– В кабинете, – пискнула служанка, вжавшись лопатками в стену. По общей бледности физиономии она вполне могла с этой стеной соперничать. Неужели я так страшно выгляжу?!

Лестницу на второй этаж я одолела бегом, перепрыгивая через три ступеньки. Потом, не сбавляя скорости, промчалась по коридору. В кабинете, значит. Интересно, уже встал или еще не ложился? Зная Муллена – скорее второе, хотя все возможно.

Незапертая дверь легко распахнулась внутрь. На то, чтоб отдышаться и дисциплинированно постучать, моего здравомыслия уже не хватило.

– Хозяин, я…

«Дядюшка» сидел за столом, с унылым видом изучая какую-то бумагу, но при моем появлении сразу же про нее забыл. На его лице немедленно отобразилась немаленькая гамма эмоций, самой понятной из которых было удивление. Еще бы! Ведь я сейчас должна быть на другом конце страны. А еще он сразу понял, что со мной что-то не то. Не увидел (это-то было как раз несложно), а словно почувствовал. Даже не стал ругать меня за «некняжеское» обращение. Кажется, он вообще не заметил оговорки. Просто резко встал, подошел и положил руки мне на плечи, будто не решаясь обнять.

– Что случилось?

Произнес он это неожиданно мягко, успокаивающе, но я стояла и молчала. Казалось, чего бы проще – сказать несколько слов. Но горло вдруг перехватила чья-то невидимая рука, а ладони Муллена на плечах нисколько не прибавляли уверенности, лишь пригибали к земле.

Я несколько раз открывала рот, потом снова закрывала его и все никак не могла решиться произнести вслух одну-единственную фразу. Губы дрожали, перед глазами все плыло, сердце билось о ребра, как безумное. И я молчала.

В углу за моей спиной скрипнуло кресло, и я вздрогнула, запоздало сообразив, что в комнате есть еще кто-то. Но обернуться и посмотреть почему-то не смогла. А этот кто-то тактично кашлянул и спросил:

– Может, мне выйти?

Голос я узнала. Тот голос, который меньше всего хотела бы сейчас услышать. Сайон айр Нермор, глава Восточного совета. Отец Флая.

– Да, наверное, – пробормотал Хозяин.

– Нет, – тут же выкрикнула я, не давая ему договорить. – Это и вас тоже касается… Я объясню… Мы… Мы с вашим сыном…

Снова скрипнуло кресло. Нермор встал и подошел поближе, а я так и не нашла в себе сил обернуться.

– Мы сбежали из академии. Не навсегда. Просто погулять. Но… так получилось… на нас напали, и… в общем…

Это было так странно – обращаться к человеку, который у тебя за спиной, и при этом разглядывать расстегнутый воротник хозяйской рубашки. Я уже запомнила каждый стежок, все переплетения нитей, досконально изучила едва заметное чернильное пятнышко…

– Ну, говори же, Марготта. И не волнуйся, никто не будет наказывать вас за побег. Просто это удивительно, как вы сумели добраться сюда, когда в стране такое творится, что представить страшно. Так что главное – вы живы, и…

– Нет, – с усилием вытолкнула я, наконец-то переведя взгляд со злополучного воротника на мужчину. – Я жива, а он… нет…

Лицо главы Восточного совета не дрогнуло. И за сердце он не схватился. И вообще мне на какое-то время показалось, что он просто не понял, что я сказала.

– Нет? – наконец шепотом переспросил Нермор. – Нет?

– Внизу… там, в карете… Я… понимаете, так получилось… – Как же глупо это все звучит! Почему я даже объяснить не могу толком?!

В глазах мужчины что-то блеснуло. И он сразу же метнулся прочь из комнаты, а Хозяин, словно решившись, прижал меня к себе. Я уткнулась лицом в его грудь, в этот проклятый воротник и все-таки разревелась. Слезы, копившиеся всю ночь, лились сплошным потоком и кончаться никак не желали. Впрочем, я не больно-то старалась их остановить.

– Ну что ты, эльфеныш? – прошептал Муллен, рассеянно поглаживая меня по спине. – Ведь главное, что ты жива!

– Ничего вы не поняли! – сквозь слезы прорычала я. – Вы опять ничего не поняли!

– Все я понял, – вздохнул он. – Я вообще понятливый. Но для меня… понимаешь, для меня… Так вот, для меня важнее всего, чтоб с тобой ничего не случилось. С тобой и с Тьярой! И плевать на остальных, понимаешь? Вы мне важнее всего остального мира! И даже важнее всех миров!

– Так вы меня все-таки любите? – всхлипнула я.

– Конечно, я люблю тебя, доченька. У меня же есть сердце… что бы там по этому поводу некоторые ни говорили.

* * *

Пока Кьяло внимательно осматривал опустевшую комнату эльфы, Рисса стояла в дверях, демонстративно скрестив руки на груди. Она так и не поняла, что берсерк стремился найти, и только глубокомысленно фыркнула, когда он полез под кровать. И крайне удивилась, услышав оттуда радостный вскрик:

– Так я и знал!

– Что? – не выдержала мавка.

– Сейчас покажу! Будь другом, кинь мне какую-нибудь плотненькую тряпочку.

Тряпочек в обозримой близости не наблюдалось, пришлось сдернуть со стола скатерть. Снежно-белую и явно недавно стиранную. Рисса поморщилась, представив, во что она превратится, побывав под кроватью, но если уж так надо…

После непродолжительного сеанса шорохов и шуршания, Кьяло выполз наружу, сжимая в руке нечто замотанное в ткань, назвать которую чистой теперь не смог бы даже портовый нищий. Берсерк тоже был в серо-бурой пыли, с ушей свисали густые лохмотья паутины, но на лице сияла улыбка.

– Значит, она точно скоро вернется. Без этого надолго не ушла бы.

– Без чего? Ну не томи, показывай уже, что нашел?

– Любуйся! – Парень отогнул край материи, и мавка увидела приметную «крылатую» гарду.

О боги, какой же растяпой надо быть, чтоб хранить боевой клинок под кроватью! Тем более такой клинок! И ножны она к нему так и не подобрала.

Только вот если меч валяется здесь, а его владелица где-то бродит, то получается…

– Так она что, без оружия убежала?

– Выходит, что так. – Улыбка разом сползла с лица Кьяло. Берсерк настороженно покосился в сторону окна и нервно сглотнул. – Если еще и этот конь недоделанный с собой ничего не взял, то я их обоих поубиваю, как только вернутся. Пошли!

– Куда?

– К Флаю! Убеждаться, что он болван!

Убедиться оказалось несложно. Дверь была незаперта, меч обнаружился висящим на стене, а кинжал красовался в оконной раме. Причем засел он там так крепко, что вытаскиваться упрямо не пожелал.

Следующей точкой спонтанного ночного марш-броска послужила конюшня. Точнее, Глюк, мирно дремавший в стойле. Ему, кажется, было совершенно наплевать на шум и беготню во дворе. Он и на друзей-то отреагировал только тогда, когда Кьяло бесцеремонно дернул его за ухо и сурово вопросил: «Где Марго?» Но о местонахождении хозяйки конь тоже ничего не знал.

– Значит, она еще и пешком туда потащилась! – вздохнул берсерк, тактично не уточняя, где находится это самое «туда».

Риссе оставалось только сочувственно кивнуть.

На самом деле она не испытывала совершенно никакого восторга от всей этой суеты и беготни. Ну пропала эльфа, и ладно. Вернется, никуда не денется. Пропала вместе с младшим Нермором? И пусть их погуляют на пару. Может, хоть разберутся в своих отношениях. А то он только на нее и смотрит, а этой остроухой недотепе лишь бы подраться и желудок набить. Воистину, некоторым девушкам нужно было бы рождаться парнями!

Однако Кьяло отсутствие остроухой беспокоило. Настолько, что он теперь стоял посреди двора и отчетливо не знал, куда себя приткнуть. Впрочем, не он один. Всем ученикам уже не раз недвусмысленно намекнули, что выходить из своих комнат не рекомендуется, но большинство все равно толпилось на улице, стремясь не упустить ничего интересного. Мавка считала такое поведение совершеннейшей глупостью, потому что из окон видно и слышно было гораздо лучше. А уж с балконов тем более.

Еще ей не нравилось торчать у всех на виду. В первую очередь потому, что на людях нужно было изображать болтливую простушку. Делать это в последнее время почему-то становилось все труднее. Хотелось молчать и думать. А еще привстать на цыпочки, ухватить великовозрастного подопечного за ухо и не отпускать, пока не пообещает сейчас же собрать вещи и вернуться в Лессу. В ту самую далекую, неисследованную, дикую Лессу, где просто живут и знать не знают о межрасовых конфликтах, о запрете на использование магии, о здешнем культе единого Бога и о прочих тому подобных глупостях. Хотелось пообщаться с сестрами, побегать босиком по весеннему лугу, затянуть веселую песню, сидя у ночного костра.

А приходилось встревоженной квочкой прыгать вокруг Кьяло и нести чушь!

– Ой, а это ведь не опасно, да? То есть если они там, в городе, всех поубивают, то к нам потом не пойдут, нет? А то я где-то слышала, что такие погромы иногда очень далеко заходят, а мы ведь не далеко, мы очень даже близко. Но ты представляешь, что если мне даже тут страшно, то каково тем, кто там? Они, наверное, завтра все будут такие злые и невыспавшиеся! И мы тоже не выспимся. А ведь завтра еще и занятия! Или их теперь должны отменить? Кьяло, солнышко, ты не слышал, про отмену занятий ничего не говорили? А то ведь должны бы, если совсем что-то серьезное случится. Вот то, что сейчас происходит, это же серьезно? Или нет? Ну, это, конечно, не так страшно, как стихийное бедствие, но…

– Рис! – глухо зарычал берсерк. – Если ты не уймешься, то я сам тебе сейчас устрою стихийное бедствие.

– Серьезно? – Мавка распахнула зеленые глазищи. – А как? Я имею в виду, это же только природное явление, разве нет? А если ты спровоцируешь бедствие, то оно будет какое угодно, только не стихийное.

Блондинка прекрасно осознавала, что нарывается. Но ругаться с ней при всех парень не посмеет. Значит, потащит в какой-нибудь укромный закуток, чтоб выяснить отношения там. И уж тогда она ему выскажет все, что думает.

Но ссоре так и не суждено было состояться.

За воротами раздался стук копыт, потом какой-то невразумительный гомон, и наконец все заглушил звонкий крик: