Текст книги "Айвазовский"
Автор книги: Екатерина Скоробогачева
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
На выставке 1836 года в стенах Императорской академии побывал А. С. Пушкин. Он был искренне заинтересован картинами мариниста, со вниманием изучал их и расспрашивал Ивана Айвазовского, не скучает ли он по Крыму. Известно, насколько сам Александр Сергеевич неравнодушно относился к красотам крымских земель:
Знакомство с Пушкиным произвело на молодого мариниста сильнейшее впечатление: «С тех пор и без того любимый мною поэт сделался предметом моих дум, вдохновения и длинных бесед и рассказов о нем»[46]46
Айвазовский И. К.: Письма. Документы. Материалы // http://aivazovski.ru/pisma/
[Закрыть]. Об этой встрече с Александром Сергеевичем И. К. Айвазовский вспоминал многие годы спустя, в 1896 году, в письме Н. Н. Кузьмину[47]47
Николай Николаевич Кузьмин – первый биограф И. К. Айвазовского, в 1896 году собирал материалы для книги о маринисте, которая вышла в 1901 году под названием «И. К. Айвазовский и его произведения».
[Закрыть]:
«В 1837 году[48]48
Это неточность в письме И. К. Айвазовского, следует читать – в 1836 году.
[Закрыть] до смерти за три месяца, именно в сентябре приехал в Академию с супругой Натальей Николаевной на нашу сентябрьскую выставку Александр Сергеевич Пушкин.Узнав, что Пушкин на выставке, в Античной галерее, мы, ученики Академии и молодые художники, побежали туда и окружили его. Он под руку с женою стоял перед картиной Лебедева, даровитого пейзажиста. Пушкин восхищался ею. Наш инспектор Академии Крутов, который его сопровождал, искал между всеми Лебедева, чтобы представить Пушкину, но Лебедева не было, а увидев меня, взял за руку и представил меня Пушкину как получившего тогда золотую медаль (я оканчивал Академию). Пушкин очень ласково меня встретил, спросил, где мои картины. Я указал их Пушкину; как теперь помню, их было две: “Облака с Ораниенбаумского берега моря” и другая “Группа чухонцев на берегу Финского залива”. Узнав, что я крымский уроженец, великий поэт спросил, из какого города, и если я так давно уже здесь, то не тоскую ли я по родине и не болею ли на севере. Тогда я его хорошо рассмотрел и даже помню, в чем была прелестная Наталья Николаевна. На красавице супруге поэта было платье черного бархата, корсаж с переплетенными черными тесемками и настоящими кружевами, а на голове большая палевая соломенная шляпа с большим страусовым пером, на руках же длинные белые перчатки. Мы все, ученики, проводили дорогих гостей до подъезда»[49]49
Мир. СПб., 1912. № 1. С. 70, 71.
[Закрыть].
Общение с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, И. А. Крыловым, М. И. Глинкой, К. П. Брюлловым, а также вся творческая среда Петербурга способствовали формированию романтического мировосприятия и особого художественного почерка, философии искусства, мировоззрения юного мариниста. Уже через год И. К. Айвазовский будет удостоен первой золотой медали – высшей награды Академии художеств – за несколько морских видов, но этой победе предшествовали совсем нерадостные события, спровоцированные его «учителем».
Возмущению Филиппа Таннера не было предела: ученик посмел нарушить субординацию, ослушался его, великого художника, которому благоволит сам император! И особенно нестерпимо для француза было убедиться, насколько ярким оказался талант Айвазовского. Профессиональная ревность, даже зависть к Айвазовскому не замедлили себя обнаружить. Воспользовавшись случаем, Таннер пожаловался на юного академиста императору Николаю I, представив все в выгодном для себя свете: он якобы не жалел сил и времени, чтобы передать ученику свое мастерство, а тот занимался своими делами и даже не спросил совета, прежде чем выставить свои картины…
Самодержец России, не знакомый лично с Иваном Айвазовским, мог судить о нем только по рассказу французского художника, снискавшего расположение петербургской знати. К тому же не следует забывать, что Николай Павлович, в память которого навсегда врезалась трагедия декабрьского восстания 1825 года, превыше всего ценил дисциплину и беспрекословное повиновение. Как заключил историк С. Ф. Платонов, «дело декабристов было самой существенной частностью в той обстановке, в которой совершалось воцарение Николая; оно всего более определило настроение новой власти и направление ее деятельности. Новая власть вступила в жизнь не совсем гладко, под угрозой переворота и “ценой крови своих подданных” (“au prix du sang de mes sujets”, как выразился император Николай)»[50]50
Платонов С. Ф. Полный курс лекций по русской истории. М.: Фирма СТД, 2005. С. 740.
[Закрыть]. И потому даже малейший намек на своеволие, непослушание крайне остро воспринимался императором.
Он, не тратя времени на изучение деталей дела, поверил французскому живописцу и сразу же отдал приказ исключить из экспозиции все картины академиста Айвазовского. Чему сохранились документальные подтверждения и одно из них – «Запрос президента Академии министру Двора о картинах И. К. Айвазовского, подлежащих снятию с академической выставки», датированный 30 сентября 1836 года:
«Бывший больной ученик живописца Таннера, академист Айвазовский, выставил не одну картину, а всего пять картин, а именно:
1. “Вид части Кронштадта с идущим на парусах стопушечным кораблем, в бурливую погоду”.
2. “Вид парохода ‘Геркулес̓, идущего посредством паровой машины, при бурливой погоде”.
3. “Моряки-чухонцы, стоящие на берегу”.
4. “Два мальчика на ловле рыбы удою”.
5. “Мальчики, играющие в бабки”.
В предписании Вашей светлости картина поставлена в единственном числе, то которую должно из них снять – или это писцовая ошибка и следует читать: “картины, написанные…” Прошу о разрешении»[51]51
ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 20. 1836 г. Д. 51. Л. 1. (Черновик.)
[Закрыть].
«Распоряжение министра Двора президенту Академии художеств о снятии по приказу царя картин И. К. Айвазовского с академической выставки» последовало в тот же день:
И все картины Айвазовского были сняты со стен с довольно нелепым комментарием: «…ввиду громадной толпы посетителей выставки»[53]53
Айвазовский И. К.: Письма. Документы. Материалы // http://aivazovski.ru/pisma/.
[Закрыть].
Был ли Иван Айвазовский действительно болен? Нетрудно представить, каким потрясением стали эти события для начинающего художника, наивного, открытого людям провинциального юноши, не привыкшего к подлости, не представлявшего масштабов и изощренности столичных интриг. Наградой за самоотверженную работу явилась озлобленность французского наставника. За успехом его полотен на выставке, за первым признанием и первой радостью победы пришли опала, а затем и запрет выставлять картины, двусмысленность его положения в Академии. Молодой маринист осознавал всю несправедливость произошедшего. Не желая унижаться «перед сильными мира сего», Айвазовский замкнулся в себе. Он глубоко переживал случившееся с ним, но старался сохранять внешнее спокойствие. Невольно вспоминая резкие высказывания чиновников от искусства, прячущих глаза педагогов, обидные слова недавних друзей, косые взгляды, он пытается найти утешение в мудрости веков, все чаще вспоминая латинское изречение, услышанное им однажды в стенах Академии: Nihil plus sanitatis in – «Это – звук, и не более».
Но, вероятно, сильное душевное потрясение все же сказалось на здоровье юноши. Он попадает в академический лазарет, где нашлись люди, отнесшиеся с сочувствием к его несчастью. Докладывая по долгу службы руководству о состоянии здоровья молодого мариниста, штаб-лекарь Академии художеств Оверлах подает рапорт президенту Оленину о состоянии здоровья И. К. Айвазовского:
«12 октября 1836 г.
Во исполнение предписания Вашего высокопревосходительства от 11 числа сего месяца за № 356-м касательно доставляемого сведения, когда академист Айвазовский вступил в академический лазарет, какою одержим был тогда болезнью и каким именно недугом по сие время страдает, имею честь донести Вашему высокопревосходительству следующее. Академист Айвазовский, ехавши водой и занимавшись на судне рисованием, заболел простудною лихорадкою и вступил в академический лазарет 28-го июля сего года. По употреблении соответствующих сей болезни средств, он скоро выздоровел от оной, но объявляя мне, что вследствие помянутой простуды снова страдает от старого недуга своего, он просил меня дозволить ему оставаться еще на некоторое время в лазарете, в чем я ему отказать не мог потому, что хождение по лестницам всегда оказывалось вредным для здоровья его. Академист Айвазовский быв переведен несколько лет пред сим в Санкт-Петербург из южного края России и именно из Крыма, с самого [начала] пребывания его здесь всегда чувствовал себя нездоровым и многократно уже пользуем был мною в академическом лазарете, страдая, как прежде сего, так и ныне, грудною болью, сухим кашлем, одышкою при восхождении по лестницам и сильным биением сердца; все сие должен я приписать геморондам, еще не совершенно образовавшимся. Почитая состояние здоровья его тем более опасным, что сверх всего того имеет он расположенное к чахотке телосложение, могущее весьма легко превратиться в чахотку при неблагоприятных обстоятельствах, в особенности же у лиц, переселившихся из южной страны в здешний климат. В уважение всех вышеизложенных обстоятельств, я необходимо нужным считаю иметь всевозможное попечение о спокойствии как физическом, так и душевном вышеупомянутого академиста Айвазовского, и по сему оный еще находится в академическом лазарете.
Штаб-лекарь Оверлах»[54]54
ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 20. 1836 г. Д. 51. Л. 4, 5.
[Закрыть].
Очевидно, насколько юному феодосийцу, привыкшему к жаркому климату Крыма, было трудно адаптироваться в северных широтах, в холодном и сумрачном Петербурге. Поэтому, бесспорно, все объяснения штаб-лекаря Академии художеств были вполне обоснованны. И все же одной из основных причин возобновившейся болезни Ивана Айвазовского явилось то сильнейшее душевное потрясение, которое он испытал, став жертвой интриг Таннера. Он преодолел это испытание, вышел из него победителем, но помнил о нем всю жизнь. Клевета француза доставила ему боль и унижение, но в то же время стала жизненным уроком, хотя и жестоким. Выйдя достойно из этой житейской бури, он во многом стал другим человеком: сразу повзрослевшим, осторожным, часто закрытым для людей, исключительно тактичным, сдержанным и гибким в общении с ними. Однако доброжелательность, щедрость, умение прощать и искреннее желание помогать людям по-прежнему остались в числе достоинств молодого Айвазовского, сохранились до конца его дней, найдя проявление во многих его делах и поступках.
Личность и творчество Филиппа Таннера не заслуживают подробного рассказа, и потому ограничимся самыми краткими сведениями. Французский маринист учился у О. Берне, был довольно известен в 1830—1840-х годах как соперник живописцев Гюдена и Мозена, считавшихся тогда во Франции лучшими маринистами. В России провел около двадцати лет. Его морские пейзажи с излюбленным мотивом – изображением бушующего моря, довольно однообразные по композиции, отличались недолговечностью. Быстро изменялся их тональный и колористический строй по той причине, что художник, по всей видимости, был недостаточно знаком с технологией живописи и слишком обильно использовал лаки. В заключение рассказа о нем хотелось бы привести слова великого Данте Алигьери: «Они не стоят слов – взгляни и мимо».
Подобные примеры все же не слишком многочисленны в череде биографий великих художников. Хотя несколько фактов нельзя не вспомнить – с ними связано становление таких выдающихся деятелей искусств, как Якопо Тинторетто и Федор Рокотов. Так, Тициан, опасаясь конкуренции одаренного ученика, исключает Тинторетто из своей мастерской, лишает его заказов и какой-либо поддержки. Федора Степановича Рокотова практически изгоняют из Петербургской академии художеств: оставляют в ней преподавать без жалованья, в результате чего художник был вынужден покинуть Петербург и переехать в Москву.
Так и Иван Айвазовский из-за профессиональной ревности Таннера впал в немилость у императора Николая I, что поставило под сомнение возможность его дальнейшего обучения в Академии, участия в петербургских выставках.
Однако черная полоса в жизни академиста все же должна была закончиться. К тому же талантливый юный маринист, доброжелательный и интеллигентный, смог преодолеть свою подавленность, проявив исключительное упорство и редкую силу духа.
Ложь, возведенная на него, была очевидна не только для многочисленных почитателей его таланта, но и для академических наставников, руководства Академии, прежде всего для президента Оленина, для тех представителей петербургской интеллигенции, кто был знаком с творчеством пейзажиста. К императору Николаю I с ходатайством за И. К. Айвазовского обратились А. Н. Оленин, знаменитый баснописец И. А. Крылов, поэт В. А. Жуковский.
Можно предположить, что посредничество В. А. Жуковского оказалось особенно важно для высочайшего прощения самодержцем молодого художника. Жуковский был близок императорской семье – преподавал русский язык великой княгине, а впоследствии императрице Александре Федоровне. Император Николай I предложил ему в 1826 году занять должность наставника-воспитателя цесаревича, будущего царя Александра II. Василий Андреевич являлся наставником цесаревича 12 лет, преподавал ему историю и наибольшее внимание уделял задаче «образования для добродетели» – воспитанию высоких нравственных качеств, необходимых мудрому правителю, в чем, несомненно, преуспел, будучи столь же одаренным педагогом, сколь и поэтом.
В. А. Жуковский смог привлечь на сторону мариниста художника А. И. Зауервейда, преподававшего детям императора и фактически имевшего статус придворного художника. Покровительство Александра Ивановича Зауервейда стало решающим: ему удалось показать самодержцу картину Айвазовского, дав и полотну, и его автору самую высокую оценку. Так была одержана победа в нелегкой битве с завистью и интригами. Молодой маринист удостоился высочайшего прощения через полгода после начала гонений.
Однако Таннера следовало лишить возможности преподносить императору искаженные факты. Николаю I доложили, что француз с недостаточным почтением отзывался о нем. В результате Филипп Таннер был изгнан из Санкт-Петербурга и выслан из России.
Император Николай Павлович повелел приобрести картину И. К. Айвазовского для Зимнего дворца, что было очень важно для Академии, а потому сразу же последовало «Распоряжение президента Академии художеств по запросу профессора А. И. Зауервейда о желании наследника престола купить картину работы И. К. Айвазовского, удостоенную золотой медали»[55]55
Речь идет о полотне И. К. Айвазовского «Вид на взморье в окрестностях Петербурга».
[Закрыть]:
«2 апреля 1837 г.
Президент императорской Академии художеств, в ответ на письмо г. профессора 3-й степени А. И. Зауервейда разрешает взять картину Айвазовского в его класс. Что же касается до приобретения оной покупкою его императорским высочеством государем наследником, то по установлениям Академии картины учеников, получивших по программе золотые медали, принадлежат ее собственности. Будет же угодно его императорскому высочеству непременно иметь оную, то Александр Иванович может заказать Айвазовскому написать вернейшую копию и вероятно он постарается ее исполнить с большим тщанием, тем более что г. Айвазовский приобрел с тех пор в его роде художества большой уже навык. По изготовлении сей копии можно будет Александру Ивановичу Зауервейду лучшую выбрать для его императорского высочества, или заменить ею нынешнюю, уже готовую»[56]56
ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 20. 1837 г. Д. 53. Л. 2.
[Закрыть].
Маринист был восстановлен в Академии художеств. Оклеветанный здесь и изгнанный «без суда и следствия», вернулся с триумфом в «храм трех знатнейших искусств». В марте 1837 года он был переведен в другой класс – к мастеру батального жанра, своему новому покровителю профессору Зауервейду с предписанием посвятить свое искусство написанию морских баталий, как повелел император, «для занятия морскою военною живописью»[57]57
Живопись второй половины XIX века: Каталог собрания Государственной Третьяковской галереи / Под общ. ред. Я. В. Брука, Л. И. Иовлевой. М.: Красная площадь, 2001. Т. 4. Кн. 1. С. 35.
[Закрыть]. О высочайшем распоряжении свидетельствовало «Предписание министра Двора президенту Академии художеств о причислении И. К. Айвазовского к классу батальной живописи профессора А. И. Зауервейда:
«14 марта 1837 г.
Государь император высочайше повелеть соизволил художника Айвазовского причислить к классу батальной живописи для занятия его под руководством профессора Зауервейда морскою военною живописью и представить ему по сему случаю мастерскую, устроенную подле мастерской художника Пиратского. Сию высочайшую волю я объявляю Вашему высокопревосходительству для надлежащего распоряжения.
Министр императорского Двора
князь Волконский»[58]58
ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 20. 1837 г. Д. 10. Л. 1.
[Закрыть].
Клевета, которой подвергли воспитанника Академии, в конечном итоге пошла ему на пользу. Иван Айвазовский был счастлив такой переменой событий, полностью согласился с предписаниями руководства и со свойственным ему душевным горением продолжил обучение уже в новом качестве. Были рады за него и друзья, соученики по академическим классам: рано ушедший из жизни В. И. Штернберг (1818–1845), живописец и рисовальщик, уже через несколько лет после драматичных событий отправившийся вместе с феодосийцем в путешествие по Италии. И. К. Айвазовского поздравляли студенты Академии: М. И. Скотти, в дальнейшем один из ведущих педагогов Московского училища живописи и ваяния, И. А. Монигетти, архитектор, в будущем автор проекта знаменитого и ныне Политехнического музея в Москве. Оба живописца, Штернберг и Скотти, в последующие годы написали портреты своего друга, столь быстро достигшего славы. Поздравил мариниста пейзажист Фрикке (1820–1893), учившийся вместе с ним в Академии, картины которого, так же как и картины Айвазовского, приобретал коллекционер А. Р. Томилов.
Конечно, пока молодой феодосиец еще не был полностью уверен, что именно жанр морской баталии станет одним из ведущих в его творчестве, что именно в этом жанре он напишет полотна, которые принесут ему мировое признание, прославят морские подвиги страны. Начиная с эпохи Петра I, создавшего отечественный флот, Россия являлась сильной морской державой, и потому моря, российские «окна в Европу», для государства сохраняли приоритетное значение. Государству был необходим художник, способный вдохновенно и профессионально воспевать победы отечественного флота. Айвазовский, с его исключительным талантом, мастерством, искренней преданностью морской стихии, на эту роль прекрасно подходил. Он, конечно, не отказывался от государственных заказов, с которыми справлялся быстро и блестяще.
Все же 1837 год принес не только радостные, но и тягостные переживания. 10 февраля ушел из жизни А. С. Пушкин, с которым Айвазовский лично был знаком, и потому молодой живописец тяжело переживал эту утрату. Маринист очень ценил суждения великого поэта о своих пейзажах. В декабре, словно завершая тревожно-скорбную окраску года, произошел пожар в Зимнем дворце. Иван Айвазовский видел величественный памятник архитектуры, объятый пламенем, языки которого, поднимаясь над крышей, освещали ночную Дворцовую площадь зловещими отблесками, и художник, с его повышенной восприимчивостью, с его тонким душевным складом, был глубоко потрясен увиденным.
Однако все скорби и потрясения отступали на дальний план жизни по сравнению с искусством, которому он был всецело предан. Под руководством профессора Александра Зауервейда Иван Айвазовский продолжал совершенствоваться в батальной живописи. В течение всей своей творческой жизни, до последних лет, он будет вновь и вновь возвращаться к этой своей академической специализации, неизменно связывая этот жанр с морем. Под его кистью баталии приобретали новое звучание: подлинность передачи событий сочеталась с поэтичностью, жестокость боя – с красотой образов. Так рождался новый художественный метод отображения славных побед России, подвигов ее воинов.
Зауервейд в глазах одаренного ученика неизменно представал достойным, все понимающим человеком, истинным профессионалом, мудрым наставником. Молодой маринист под его началом работал особенно много и плодотворно. «Тогда уже Иван Константинович удивлял всех своею плодовитостью, а в баталистском классе профессора Зауервейда (где Айвазовский работал) почти ежедневно сменялись холсты на его мольберте. Уже тогда не было пределов воображению Айвазовского»[59]59
Из воспоминаний Ф. Ф. Львова, секретаря Общества поощрения художеств // Русская старина. 1881. Т. 31. С. 634, 635.
[Закрыть].
Прежде чем начать писать картину, Иван Айвазовский вдохновенно работал над натурными набросками, этюдами, эскизами. Так создавал он и композицию «Штиль» или «Штиль на Финском заливе»[60]60
Ныне местонахождение картины И. К. Айвазовского «Штиль» (1837) неизвестно.
[Закрыть]. В выборе сюжета, вероятно, сказались душевные переживания художника: как временное затишье он мог воспринимать прошедшие полгода в своей жизни, когда интенсивная художественная работа сменилась вынужденным бездействием, внимание критики – безмолвием, восторг публики – забвением. Как в море на смену спокойствию приходит волнение, а особенно быстро такие перемены происходят в северных морях, в том числе на Балтике, так и в жизни мариниста тучи, собравшиеся над его головой, рассеялись, и с энергией, свойственной молодости, с тем вдохновенным энтузиазмом, который всегда отличал Айвазовского, он вновь окунулся в академическую среду, в художественную жизнь Северной столицы, а главное, в искусство, столь им любимое, в стихию живописи, которая захватывала мысли и чувства пейзажиста, как и красота морских видов.
Официальный статус ученика в мастерской батальной живописи И. К. Айвазовский сохранял совсем недолго. В сентябре 1837 года, после нескольких месяцев занятий у баталиста, он был удостоен Большой золотой медали – высшей награды Академии художеств за картины «Штиль» и «Большой рейд в Кронштадте», а также еще за три живописных произведения[61]61
Живопись второй половины XIX века: Каталог собрания Государственной Третьяковской галереи / Под общ. ред. Я. В. Брука, Л. И. Иовлевой. М.: Красная площадь, 2001. Т. 4. Кн. 1. С. 35.
[Закрыть].
Официальный документ, подтверждающий столь значительное для каждого художника событие, датирован 26 сентября 1837 года – это «Постановления общего собрания Совета Академии художеств о присуждении И. К. Айвазовскому золотой медали первой степени и отправке его в Крым и за границу для усовершенствования». В частности, в официальной бумаге сказано:
«1837 года, сентября 26 дня императорская Академия художеств, в силу высочайше утвержденного прибавления к установлениям ее отделения 11 § 14 имела общее собрание, в котором <…> определено: написать в журнале имена удостоенных в сем собрании к получению золотых и серебряных медалей, а именно:
Золотых первой степени
<…>
2) Академист 1 степени Айвазовский за написанные три морских вида и в особенности за превосходную картину “Штиль”, причем положено Айвазовского отправить для усовершенствования на первые два лета в Крым, на Черное море в качестве пенсионера с содержанием за границею находящихся художников и затем куда по усмотрению Академии признано будет за полезное»[62]62
ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 14. Д. 1-А. Л. 3 (заверенная копия).
[Закрыть].
Так завершалось обучение Ивана Константиновича Айвазовского в Санкт-Петербургской Императорской академии художеств.
Следует предположить, что он сам мог просить благосклонно расположенного к нему Зауервейда завершить по возможности в кратчайший срок свое обучение. Преданный родной стороне, жаркой Феодосии и Черному морю, молодой Айвазовский по-прежнему чувствовал себя неуверенно в суровой Северной столице, оставался чужаком среди петербуржцев. Ему не хватало ни жаркого крымского климата, ни напоенных солнцем и морской влагой черноморских пейзажей, ни привычной среды. Об этом свидетельствует и тот факт, что в петербургские студенческие годы он регулярно, «почти каждый день был среди прихожан столичной армянской церкви»[63]63
Саргсян М. С. И. К. Айвазовский (на армянском языке). Цит. по: Микаелян В. А. И. К. Айвазовский и его соотечественники. I. K. Ayvazovsky and his compatriots // Lraber Hasarakakan Gitutyunneri. Yerevan: Armenian Academy of Sciences, 1991. № 1. С. 60. (Англо-русский журнал.)
[Закрыть], таким образом получая возможность общаться с земляками.
К тому же в свете последних событий он, тактичный и скромный, не хотел привлекать к себе лишнего внимания, не желал невольно вновь вызывать зависть и провоцировать конфликты. Лучшим решением ему виделся скорый отъезд из Санкт-Петербурга, с чем соглашался и наставник. Для Александра Зауервейда, опытного художника, способного непредвзято оценить степень одаренности своих многочисленных учеников, был очевиден исключительный талант Ивана Айвазовского, его бесспорный профессионализм и преданность своему делу. Очевидным было и то, что пребывание в Императорской академии художеств более ему ничего не даст.
И потому последовал заключительный аккорд в академическом периоде жизни Ивана Константиновича. При награждении его в Академии отмечались выдающиеся успехи ученика батальной мастерской, а затем было принято беспрецедентное для академических реалий решение: И. К. Айвазовский на два года ранее положенного срока завершал обучение и командировался на свою малую родину для ведения самостоятельных живописных работ. Академический совет «положил послать его на два лета в Крым с тем, чтобы на зиму он возвращался в Академию и давал отчет о своих летних трудах, а зимнее время проводил в занятиях рисованием в натурном классе»[64]64
Цит. по: Романовский А. Академизм в русской живописи. М.: Белый город, 2005. С. 186.
[Закрыть]. 3 октября 1837 года датировано «Сообщение президента Академии художеств министру Двора о решении Совета Академии отправить И. К. Айвазовского за его успехи на натурные работы в Крым, а затем за границу для усовершенствования»:
«Имею честь довести до сведения Вашей светлости, что 26 минувшего сентября императорская Академия художеств на основании раздела 11 § 14 прибавления к установлениям ее имела общее собрание. Представляя при сем в копиях журнал сего собрания, равно читанный в оном г. конференц-секретарем отчет Академии за 1836 год, рассмотренный и утвержденный в предварительном собрании академического Совета, долгом поставляю донести, что как 1-ой ступени академист Айвазовский удостоен к получению за превосходный успех в живописи морских видов золотой медали первой степени, с которою сопряжено право путешествия в чужие края для усовершенствования, то Совет, принимая во внимание, что Айвазовскому полезнее было бы прежде сего отправления года два писать с натуры морские виды в России и особенно в южной ее части, состоя под особым наблюдением Академии, положил послать его на два лета в Крым, с тем чтобы на зиму он возвращался в Академию и давал отчет о своих летних трудах, а зимнее время проводил в занятии рисованием в натурном классе, для чего как пенсионеру Академии производить ему на проезд в Крым и обратно содержание в течение года по 3000 руб., т. е. сумму, прочим пенсионерам, получившим золотые медали, определяемую; по истечении же сих двух лет отправить его за границу, куда будет признано от Академии полезнейшим. Посему сумма, для Айвазовского назначаемая, имеет быть в свое время внесена в смету расходов по Академии и отнесена на счет государственного казначейства.
Президент»[65]65
ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Ч. II. 1833 г. Д. 1670. Л. 12, 13.
[Закрыть].
Итак, молодой феодосиец должен был уехать за границу на шесть лет. Право зарубежной пенсионерской поездки давалось наиболее отличившимся ее воспитанникам. Таким образом, уже в 1837 году он был поставлен в один ряд с А. М. Матвеевым, И. Н. Никитиным, А. П. Лосенко, А. А. Ивановым, К. П. Брюлловым, В. И. Баженовым, В. Г. Левицким и другими выдающимися выпускниками Санкт-Петербургской императорской академии художеств, составившими непреходящую славу искусству России. Отныне к их числу был причислен и Иван Константинович Айвазовский.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
