Текст книги "Айвазовский"
Автор книги: Екатерина Скоробогачева
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
По прибытии в Петербург 23 сентября он получил «Аттестат на звание художника 14-го класса, выданный Академией художеств И. К. Айвазовскому», в котором говорилось:
«23 сентября 1839 г.
Санкт-Петербургская императорская Академия художеств в силу своего устава, властью, от монарха ей данною, воспитанника своего Ивана Гайвазовского, обучавшегося в оной с 1833 года в живописании морских видов, окончившего курс своего учения, за его хорошие успехи и особливо признанное в нем добронравие, честное и похвальное поведение, возводя в звание художника, уравняемого по всемилостивейше данной Академии привилегии с 14-м классом и наградя его шпагою, удостаивает с потомками его в вечные роды пользоваться правами и преимуществами, той высочайшею привилегией таковым присвоенными. Дан сей аттестат в Санкт-Петербурге за подписанием Президента Академии и с приложением большой ее печати.
Конференц-секретарь»[82]82
ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Ч. II. Д. 2465. Л. 53. Из воспоминаний графа Струтынского, изданных в Кракове в 1873 году. Цит. по: Глазунов И. С. Россия распятая. М.: ООО «Агентство КРПА Олимп», 2004. С. 680.
[Закрыть].
Таким образом, осенью 1839 года Айвазовский был удостоен не только звания художника первой степени и правом зарубежной пенсионерской поездки, но и своим первым чином, личным дворянством. Это свидетельствовало о явном расположении к нему императора. Николай Павлович, в отличие от своего отца Павла I и старшего брата Александра I, «неразгаданного сфинкса», отличался прямолинейностью, логичностью, последовательностью деяний, умением признавать свои заблуждения и стремлением исправить их.
Одним из наиболее характерных примеров, отчасти подобным истории опалы и прощения И. К. Айвазовского, можно назвать его отношение к А. С. Пушкину, когда недовольство великим поэтом из-за его близости к масонским кругам и декабристам сменилось восхищением в результате личной беседы в Чудовом монастыре Московского Кремля. Именно после этого разговора император сказал приближенным об Александре Пушкине: «Сегодня я говорил с умнейшим человеком России»[83]83
Глазунов И. С. Россия распятая. М.: ООО «Агентство КРПА Олимп», 2004. С. 680.
[Закрыть]. В изложении этого разговора польским графом Юлием Струтынским (писавшим под псевдонимом Юлий Сас) со слов А. С. Пушкина, в заключение император произнес: «Что же до тебя, Пушкин, ты свободен. Я забываю прошлое, даже уже забыл. Не вижу пред собой государственного преступника, вижу лишь человека с сердцем и талантом, вижу певца народной славы, на котором лежит высокое призвание – воспламенять души вечными добродетелями ради великих подвигов»[84]84
Глазунов И. С. Россия распятая. М.: ООО «Агентство КРПА Олимп», 2004. С. 680.
[Закрыть].
Можно предположить, что подобное отношение проявлял Николай I и к живописному дару И. К. Айвазовского, и его определение высокой цели художника – «воспламенять души вечными добродетелями ради великих подвигов» – вполне можно отнести к искусству мариниста. Как часто в своих картинах он изображал сражения, воспевая подвиги флота России, как вдохновенно передавал накал бури, кораблекрушения и образы спасающихся мореплавателей, не павших духом. Уникален его дар показать все оттенки состояний моря, от штиля до шторма, сравнить их с музыкальными аккордами, с движениями души человека, ее порывами. Николай I умел высоко оценить силу, самобытность личности в других, выделял тех, в ком видел истинный талант, как в молодом Иване Айвазовском.
Вторично приехав в Петербург, художник чувствовал себя здесь уже значительно увереннее, вращался уже в других кругах. Вскоре после приезда он сблизился с прославленным живописцем К. П. Брюлловым и выдающимся композитором М. И. Глинкой, оба находились на пике своей известности в конце 1830-х – начале 1840-х годов. Общение с ними, исключительно полезное для молодого мариниста, явилось своеобразной школой познания жизни и искусства. Для Айвазовского, не без влияния Брюллова и Глинки, отныне была равнозначна ценность шедевров и мирового, и отечественного искусства, служения эстетическим, нравственным ценностям. Следует предположить, что Карл Брюллов смог передать своему младшему другу восхищение перед шедеврами итальянской живописи, перед созданиями великих мастеров эпохи Возрождения. С устремлениями Михаила Глинки мариниста объединяло желание послужить Отчизне своим искусством, прославлять ее выдающихся деятелей, ее победы и свершения.
Айвазовский, с юных лет отличавшийся исключительной требовательностью к себе, многого достигнув в Петербурге, не утратил это столь важное качество с годами, понимал, насколько важно для него продолжать совершенствование мастерства. Прекрасные возможности для этого открывала перспектива заграничной поездки, и, готовясь к ней, он продолжал работать. Предполагаем, что еще до отъезда в Италию им была написана картина «Морской берег» (1840, ГТГ). Эта композиция по сумрачному серо-жемчужному колориту, по трактовке деталей – пасмурному небу, затянутому низкими тучами, и особенно по решению фигуры переднего плана в одеянии, свойственном простолюдинам России, – характерна именно для побережья Финского залива близ Санкт-Петербурга, а не для итальянских берегов.
3 июля 1840 года в Императорской академии художеств был издан документ, сыгравший огромную роль в дальнейшем творческом становлении феодосийца, – «Свидетельство от Академии художеств о командировании за границу для усовершенствования И. К. Айвазовского и других учеников Академии»:
«3 июля 1840 г.
СВИДЕТЕЛЬСТВО
От императорской Академии художеств художникам 14 класса Николаю Бенуа, Михаилу Шурупову, Сократу Воробьеву[85]85
Архитекторы Николай Леонтьевич Бенуа (1813–1898) и Михаил Арефьевич Шурупов (1815–1901), художник-пейзажист Сократ Максимович Воробьев (1817–1888) уехали в Италию раньше Айвазовского. Маринист вместе с Штернбергом оставался в Петербурге до 20 июля 1840 года.
[Закрыть], Ивану Айвазовскому и Василию Штернбергу в том, что они, во исполнение высочайшего его императорского величества повеления, ныне отправляются за границу для дальнейшего усовершенствования в художествах пенсионерами Академии. Во уверение чего и дано сие свидетельство от Академии с приложением меньшей печати ее.Конференц-секретарь Григорович»[86]86
ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Ч. II. Д. 2472. Л. 25.
[Закрыть].
Итак, в петербургском «храме искусств» Иван Айвазовский получил безоговорочное признание, ему была оказана высшая честь – возможность отправиться в пенсионерскую поездку. Столь значимая оценка академического руководства нисколько не изменила характер молодого художника, нисколько не уменьшила ни его требовательности к себе, ни трудолюбия, ни заботы о близких. Он все так же упорно, с полной отдачей работал – писал вдохновенно и много «свою любимую стихию», все так же его тревожило благосостояние его семьи, стремление обеспечить их во время своего долгого отсутствия. И вновь заслуженная награда не заставила себя ждать: два его полотна решил приобрести император Николай Павлович, о чем узнаём из письма президента Академии художеств господина Оленина, который, несмотря на занимаемый им высокий пост, всегда находил время для бесед со студентами и никогда не лишал их своей поддержки:
«Представление президента Академии министру Двора
о вознаграждении И. К. Айвазовского за картины, приобретенные царем
15 июля 1840 г.
Честь имею довести до сведения Вашей светлости, что художник Гайвазовский, возвратясь из Крыма, привез некоторые произведения, из коих две – значительной величины картины, изображающие: 1) десант Субаши и 2) вид Севастопольского рейда с военными судами – представлены были профессором Зауервейдом Государю Императору и были приняты его величеством.
Из прилагаемого при сем в копии письма ко мне Зауервейда Ваша светлость усмотреть изволит, как Зауервейд высоко ценит труд Гайвазовского и что он, не испросив высочайшего награждения за картины Гайвазовского, представляет мне об исходатайствовании ему выдачи денег, которые он истратил на пребывание свое в Крыму, отправясь туда на собственный счет. Препровождая при сем в копии ответ мой г. Зауервейду, я полагаю однако же справедливым не оставить Гайвазовского без возмездия за картины, взятые Государем Императором, и, полагая каждую стоящей от двух до трех тысяч, покорнейше прошу Вашу светлость исходатайствовать за оные Гайвазовскому пять тысяч рублей ассигнациями и тем дать ему средство окончательно устроить благосостояние своих родителей, по крайней мере до возвращения из чужих краев, куда он в непродолжительном времени отправляется для усовершенствования в художестве.
Президент»[87]87
ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Ч. II. Д. 2472. Л. 55–57. (Заверенная копия.)
[Закрыть].
20 июля 1840 года Иван Айвазовский и его друг, соученик по пейзажному классу Василий Штернберг, отбыли из Санкт-Петербурга за границу. Ивану Константиновичу был выдан заграничный паспорт, в котором фиксировались все передвижения молодого художника за пределами России. Страсть к путешествиям с той поры не оставляла мариниста всю жизнь. Не может не поражать количество городов и стран, в которых он успел побывать за 60 лет странствий – их более сотни. Почти в каждой из них художник работал над набросками, этюдами или только запоминал привлекшие его внимание виды, чтобы потом воссоздать их в картинах, часто грандиозных по своему замыслу.
Совсем скоро имя феодосийского мариниста приобретет громкую славу. Уехав из России учеником, он вернется на родину одним из известнейших художников Европы. Папа римский приобретет полотно художника и наградит его золотой медалью. Ради встречи с российским маринистом в Италию приедет английский художник Уильям Тёрнер. Знаменитая галерея Уффици во Флоренции закажет ему написать автопортрет. Выдающиеся соотечественники А. А. Иванов и Н. В. Гоголь будут ценить его творчество. С восторгом о его искусстве станут писать и зарубежные, и российские газеты. Это был небывалый взлет молодого живописца. Бесспорно, Императорская академия художеств дала ему «крылья» мастерства. И также бесспорно, что Иван Айвазовский знал, как и куда ему «лететь».
Через Берлин и Вену Айвазовский и Штернберг направились в итальянские земли, словно следуя известному изречению: «Все дороги ведут в Рим». Италия, ее архитектурные памятники, ее пейзажи, богатейшие коллекции ее галерей и музеев, пышная южная природа – всё это произвело на Ивана Айвазовского сильнейшее впечатление. Во-первых, потому, что это была его первая зарубежная поездка, во-вторых, к встрече с итальянским искусством он давно готовился и с нетерпением ждал ее, в-третьих, чем-то неуловимым эта страна великих творцов Возрождения напоминала ему родной прибрежный город под жарким солнцем. Он неутомимо бродил по древним улочкам, заходил в старинные храмы, не менявшие свой облик веками и во многом подобные музеям, где можно было видеть монументальные образы и алтарные композиции, созданные великими художниками XVII–XVIII столетий.
По дороге в Вечный город Айвазовский и Штернберг ненадолго останавливаются в Венеции и Флоренции, этих прославленных центрах мировой культуры, городах, сравнимых с диковинными произведениями искусства, создаваемыми в течение столетий прославленными мастерами Италии. Впечатление от улиц, площадей и набережных у Ивана Айвазовского было созвучно восприятию этих дивных городов его знаменитыми современниками. Как точно и тонко писал о Венеции в 1827 году А. С. Пушкин:
Такой образ сохраняла Венеция столетиями, такой увидел ее феодосийский маринист, такой она остается и в наши дни.
Граф Сергей Семенович Уваров, в то время уже министр просвещения России, приехал сюда почти одновременно с Айвазовским, в 1843 году. Уваров, по-видимому, первым из наших соотечественников положил начало традиции сопровождать свое путешествие по городу Святого Марка созданием исторического эссе. В частности, он отмечал: «Половина Европы сделалась данницей города, рожденного из лона лагун… Венеция прекрасная, богатая, могущественная, самовластительная; Венеция ныне страждущая, обобранная и подвергшаяся оскорблениям времени более жестоким, нежели иго ее победителей… Эти громадные жилища, эти пышные здания, полуитальянские, полумавританские, просят милостыню воспоминания»[89]89
Кара-Мурза А. А. Знаменитые русские о Венеции. М.: Независимая газета, 2001. С. 51, 52.
[Закрыть]. О пребывании мариниста в «городе на воде» напоминает графический набросок М. И. Скотти «Айвазовский в Венеции» (1842, ГТГ), выполненный угольным карандашом, мимолетно, беглыми пластичными линиями весьма точно передающий облик художника, отдыхающего в гондоле, одетого в чалму, жилет и шальвары, подобно турецкому султану. «Я уже два месяца как в Венеции. После четырех месяцев вояжа отдыхаю в этом тихом городе. Здесь в Венеции теперь Бенуа, Скотти, Эпингер, Эльс»[90]90
ОР РНБ. Ф. 124 (Вакселя). Ед. хр. 57. Л. 3, 4.
[Закрыть], – писал маринист 8 октября 1842 года. Это письменное свидетельство позволяет довольно точно датировать зарисовку Скотти, поскольку она явно исполнена с натуры.
Пребывание в Венеции запомнилось маринисту не только ни с чем не сравнимым обликом призрачного города на воде, но и знаменательными встречами. Здесь Ивану Константиновичу посчастливилось беседовать с Николаем Васильевичем Гоголем, почитаемым как классик отечественной литературы уже при жизни. Айвазовский несколько раз встречался со знаменитостью, однажды сказал, что «был поражен оригинальной внешностью писателя». Вместе с Гоголем и их общими друзьями живописец побывал в Неаполе, знакомился с художественными сокровищами Флоренции. Также известно о встрече Айвазовского и Гоголя в столице Италии. Это общение оказалось благотворным для мариниста, поскольку Гоголь разделял его склонность к романтизму, к несколько преувеличенным эффектам освещения в картинах. Свое понимание романтического пейзажа Николай Васильевич выразил так: «Если бы я был художником… я бы сцепил дерево с деревом, перепутал ветви, выбросил свет, где никто не ожидает его…»[91]91
Национальная картинная галерея имени И. К. Айвазовского: Электронная книга. Виртуальная экскурсия. Феодосия, 2010. Вып. 1.
[Закрыть]
Романтизм в первой половине – середине XIX столетия нашел проявление в самых разных сферах культуры и Западной Европы, и России. Ярким выражением романтического мировосприятия стало пейзажное творчество, для которого помимо чисто внешних эффектов свойственно осмысление природы, некоторая иносказательность, при которой едва ли не каждая деталь пейзажа позволяет автору раскрыть идею произведения. Для пейзажистов-романтиков, к кругу которых принадлежал И. К. Айвазовский, характерно отображение сильных чувств человека, его решимости, жажды свершений и преодолений в борьбе со стихией, его героический, созидательный дух, позволяющий выйти победителем из этой борьбы. И потому творчество многих мастеров пейзажа эпохи романтизма отличает оптимистичная, жизнеутверждающая направленность. Подтверждением тому во французском искусстве может служить творчество Камиля Коро, например его характерный пейзаж «Порыв ветра».
Такая направленность была исключительно близка мировосприятию, душевному складу Ивана Айвазовского – его энергии, жажде свершений, готовности преодолевать трудности. Именно поэтому для феодосийского художника романтизм сохранял актуальность всегда – это был стиль его жизни, его деяний, его мирочувствования. Таково решение центральных произведений Айвазовского, таких как «Радуга», «Девятый вал», «Черное море», «Сотворение мира» и многих других, в которых всегда остается надежда на преодоление трагедий, скорбей, страданий, на победу человека в битве со стихией. Цветовые созвучия его полотен подобны музыкальным аккордам, служат напоминанием и о музыкальных произведениях эпохи романтизма. Близкой аналогией следует назвать стретту Манрико из оперы итальянского композитора Джузеппе Верди (1813–1901) «Трубадур». «После целого ряда предварительных опытов в области оперы, относящихся к 1840-м годам, то есть ко времени Романтизма, этот композитор создает в 1850-е, на выходе во вторую половину XIX века, подряд три оперных шедевра – “Риголетто” (1851), “Трубадур” (1853), “Травиата” (1853). В них утверждается новая эстетика, которая, несомненно, соотносится с реалистическими устремлениями. Вместе с тем отдельные страницы названных произведений несут в себе явно романтический художественный заряд, и он связан, как правило, с выявлением энергетики напряженнейших преодолений»[92]92
Демченко А. И. Мировая художественная культура. М.: КноРус, 2020. С. 480.
[Закрыть].
Тот же романтический художественный заряд и энергетика преодолений свойственны личности И. К. Айвазовского. Произведения феодосийского мариниста, пожалуй, как и любого выдающегося мастера, выходили за рамки определенных стилистических и хронологических ограничений, никак не соответствовали им. Приверженность романтизму обосновывала некий консерватизм его искусства. Но, с другой стороны, выдающийся маринист во многом опережал свое время, предвосхищал эволюцию культуры в своих картинах. Основная причина такой на первый взгляд противоречивой закономерности кроется в следовании художника натурным впечатлениям, в его исключительном даре чувствовать, запоминать тончайшие изменения морского пейзажа, в умении отразить их на полотне, наделить философским смыслом. Он словно пропускал через свою душу жизнь моря, явленную в художественных образах. И потому в точности воспроизведения природы в его маринах очевидна реалистическая трактовка. Способность передать световоздушную среду, нюансы освещения, впечатление от изменчивости морских видов близки импрессионизму. Смелость колористических контрастов и тональных сопоставлений в широких живописных обобщениях служит истоком абстрактного видения, следовательно, и новаторских стилистических решений начала ХХ века в русле абстракционизма.
К 1840 году, ко времени окончания Академии художеств и началу пенсионерской поездки, феодосийский живописец достиг уже не только профессиональной самостоятельности, но и самобытности творчества, свойственной сильным, незаурядным личностям.
К такому типу людей, несомненно, относился и брат мариниста Габриэл. Будучи в Венеции, Иван Айвазовский получил возможность встретиться с ним. Художник посетил остров Святого Лазаря, где после многолетней разлуки увиделся с Габриэлом, который принял монашеский сан под именем Гавриил и жил в монастыре на острове. Личность, одаренность и дела Габриэла Гайвазовского (1812–1880) по-своему не менее значительны, хотя и трудно сопоставимы с талантом и деятельностью Ивана Константиновича.
Габриэл был средним из трех братьев в семье Гайвазовских. С ранних лет родители заботились о его образовании. Мальчик был отдан учиться в город Карасубазар (ныне Белогорск) в Крыму к Минасу Медици. Именно первый наставник направил его для продолжения обучения в академию мхитаристов на остров Святого Лазаря. В 1830 году, в 18 лет, он был пострижен в монахи.
Нельзя не сказать нескольких слов об этом объединении, которое воспринимается призрачно-таинственным «островом» в окружающем мире, как, впрочем, и историко-художественный образ Венеции. Сан-Ладзаро-дельи-Армени – армяно-католический монастырь, основанный в 1717 году монахом Мехитором, или Мхитаром, который близ Венеции искал укрытия от турецкого преследования. По решению венецианских властей ему был предоставлен остров Святого Лазаря для основания религиозного ордена мхитаристов и армянской католической общины. Обитель достаточно широко известна прежде всего своей библиотекой, включающей более 150 тысяч манускриптов и старинных книг. Мхитар, или Манук ди Пьетро, или Мхитар Севастийский, армянский языковед и богослов, таким образом, стал основателем ордена мхитаристов, который процветал близ Венеции в XIX веке, процветает и ныне. В разные годы Сан-Ладзаро-дельи-Армени посещали известные общественные и культурные деятели России: П. А. Толстой, император Александр I, А. А. Иванов, В. А. Жуковский, Н. В. Гоголь, И. С. Тургенев, П. И. Чайковский, к ним следует причислить и И. К. Айвазовского. Последующие годы, приезжая на остров Святого Лазаря, маринист останавливался в монастыре в одной и той же комнате, в которой ранее жил выдающийся поэт Джордж Байрон, приезжавший в обитель для изучения армянского языка.
Юный Cаргис успешно постигал науки в Академии мхитаристов, и его блестящие способности были оценены по достоинству. Уже через семь лет он принял сан архимандрита, был удостоен звания магистра богословия, тогда же стал секретарем Конгрегации и сохранял этот пост в течение десяти лет. В том же 1837 году начал преподавать восточные языки и был удостоен звания профессора. Еще шесть лет спустя основал первый журнал Академии «Базмавеп». Маринист принял выбор брата обучаться в Академии мхитаристов, но воспротивился его решению, последовавшему в 1847 году: Габриэл Гайвазовский перешел в католическую веру, уехал в Париж, где получил высокий пост ректора лицея, продолжал преподавать, издавал журнал «Голубь Масиса» («La colombe du Massus»), не оставлял и научную работу.
Однако сейчас, в 1841 году, ничто не предвещало этих столь тревожных для Ивана Константиновича перемен в жизни брата. Уезжая из Академии мхитаристов и вновь прощаясь с Габриэлом, Иван Айвазовский оставил в дар монахам свою картину на библейский сюжет «Хаос. Сотворение мира». Это было первое обращение молодого мариниста к теологической тематике, которая с 1840 года уже постоянно присутствовала в его творчестве.
И. К. Айвазовский широко известен в России и за рубежом как выдающийся маринист, мастер мирового масштаба. При этом его произведения историко-религиозной живописи остаются, как правило, в тени. Теологической составляющей в творчестве пейзажиста не уделяется должного внимания ни в монографических исследованиях о нем, ни в научных статьях, ни в выставочных проектах. Также за пределами внимания исследователей остаются вопросы генезиса обозначенных сюжетов, их нередко иносказательной, «многослойной» наполненности, их значения в многогранном творчестве художника, отражения в них его мировоззрения. Истоки значимости религиозных тем для него следует искать в происхождении его семьи, в тех традициях и образе жизни, которых он придерживался с детства, в особенностях полученных им воспитания и образования.
Мастерски исполненное в 1841 году полотно «Хаос. Сотворение мира», в целом уже характерное для творчества Ивана Константиновича, в то же время еще звучит отголоском искусства его учителя М. Н. Воробьева в отношении романтических оттенков трактовки, драматизма, несколько преувеличенной эффектности пейзажа. Картина сохранилась и ныне принадлежит тому же собранию – Музею армянской конгрегации мхитаристов в Венеции, на острове Святого Лазаря. Следуя духу времени, стилю романтизма, канонам академического искусства, а главное, своему собственному стремлению обращаться к вечным темам – говорить о тайне мироздания, воспевать благородство и мужество как отражение христианского учения, – Айвазовский пишет множество полотен теологической направленности, обращаясь к библейской и средневековой истории, а также к античной мифологии. Среди полотен И. К. Айвазовского, в которых религиозная доминанта наиболее ярко выражена, будут созданы живописные произведения, посвященные Армении – истории нации художника, его предков: «Крещение армянского народа», «Хримян Айрик в окрестностях Эчмиадзина», «Арарат», «Долина горы Арарат», «Ной спускается с горы Арарат», но «Хаос. Сотворение мира» при этом останется одним из наиболее глубоких его обращений к теологической тематике.
Обращение к образам Библии в живописи в течение всей жизни будет важно для Айвазовского. Он, крещеный, глубоко верующий человек, склонный к философскому мышлению, со студенческих лет искал иносказательных смыслов в искусстве и выражения глубинных вневременных идей. Можно только предполагать, какой тайный смысл вкладывал маринист в полотно, оставленное им на острове Святого Лазаря. Возможно, в нем он иносказательно говорил о суетности жизни, вторя смыслу аллегорических натюрмортов «Vanitas» – «Суета сует, и всё – суета». Возможно, работая над картиной, размышлял о духовном выборе своего брата и о собственном выборе – служить искусству и через его образы создавать упорядоченный, гармоничный мир, где господствуют истинная красота, разум и добродетели.
Италия, величие ее памятников, бесспорно, располагали к подобным рассуждениям, к созданию возвышенных, полных умиротворения и гармонии образов, какой и был создан художником на полотне «Лунная ночь на Капри» (1841, ГТГ). А. С. Пушкин писал: «Италия, волшебный край, приют высоких вдохновений». Ему словно вторил И. В. Гёте: «О Рим! Ты целый мир…» Н. В. Гоголь оставил об итальянской столице множество восторженных отзывов, например, всего за три года до приезда сюда Айвазовского, он писал: «Я почти с грустью расставался с Италией. Мне жалко было на месяц оставить Рим… Вот мое мнение: кто был в Италии, тот скажи “прости” другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю»[93]93
Гоголь Н. В. Рим / Сост.: В. Т. Данченко, А. А. Кара-Мурза. М.: ВГБИЛ им. М. И. Рудомино, 2011. С. 118.
[Закрыть].
Едва приехав в Вечный город, 9 сентября 1840 года Иван Константинович сразу же подает рапорт в правление Академии:
Молодой художник с нетерпением и душевным трепетом отправился на свою первую встречу с великим городом, с его миром, с его уникальными образами, в которых Античность, Средневековье и современность оставили свой след через гармонию архитектурных произведений, приобретших мировую славу. Пейзажиста не могли оставить равнодушным вид на Капитолийский холм с постройками великого Микеланджело, площадь и собор Святого Петра со знаменитой колоннадой, палаццо Фарнезе, возведенное по проекту Антонио да Сангалло Младшего и Микеланджело с росписями в галерее, исполненными Аннибале Карраччи; вдохновенное создание архитектора Виньолы – церковь Иль Джезу (церковь Иисуса) и палаццо Фарнезе в Капрароле, запоминающееся решение Пьяццы дель Пополо (Народная площадь) с тремя улицами, лучами сходящимися здесь к двум одинаковым храмам.
И снова обратимся к словам Гёте о Риме: «Здесь видишь жизнь, которая длится две тысячи лет, а то и больше, столь многообразную силу смены эпох и в корне изменившуюся, но ведь почва-то осталась все та же, и горы все те же, а частенько та же колонна и стена, в народе – все тот же характер; ты становишься соучастником великих решений судьбы, и наблюдателю поначалу трудно разобраться, как Рим сменяется Римом, и не только старый Рим новым, но как различные эпохи наслаиваются одна на другую»[95]95
Гёте И. В. Итальянское путешествие. М.: РИПОЛ-классик, 2017. С. 126.
[Закрыть].
В октябре 1840 года художник приезжает в Неаполь, вновь неустанно работает над полотнами, о чем и сообщает в Санкт-Петербург в очередном рапорте:
Он остается на зиму 1840/41 года в Риме. Его решение понятно – пребывание в Италии дало ему исключительно много, было подобно важнейшей школе мастерства. Здесь он сблизился с Н. В. Гоголем и А. А. Ивановым, и общение с ними заставило задуматься о многих вопросах религиозно-философской сферы, несколько иначе взглянуть на свое творчество, на роль художника в мире. Вероятно, он ставил перед собой вопрос, который задает себе, пожалуй, каждая художественная натура: в чем значение творчества? Как верующий, мыслящий человек Айвазовский видел главную цель творчества в преобразовании человеческой души, в духовном созидании.
Не менее важны для него оказались те профессиональные уроки, которые давали ему старые мастера. Изучая их произведения в многочисленных музеях и галереях Италии, в храмах и частных собраниях, он словно беседовал с ними, и такое изучение сокровищницы мирового искусства обогащало его. Айвазовского не могли не восхищать живописные шедевры Рафаэля, Боттичелли, Микеланджело. В Венеции его поразили рассветная ясность алтарных образов Чимы да Конельяно, экспрессия и совершенство композиций Якопо Тинторетто, полотна которого он встречал едва ли не в каждой венецианской церкви, а вершиной творчества этого сумрачного гения определил для себя десятки монументальных полотен в скуоло Сан-Рокко. Строгость рисунка и звучность локальных цветов в композициях другого гения, Тициана Вечеллио, особенно четко раскрывались в интерьерах одного из красивейших венецианских храмов – Санта-Мария делла Салюте.
В художественных собраниях Рима, Венеции, Неаполя не меньшее внимание талантливого мариниста привлекали полотна итальянских живописцев XVII–XVIII столетий. Религиозные, мифологические, исторические, реже жанровые композиции крупнейших мастеров: Гверчино, Джордано, Караваджо, Креспи, Лонги, Манфреди, Маньяско, Питтони, Пьетро да Кортона, Рени, Салини, Строцци, Траверси, Тьеполо, Фетти – были интересны для него в плане частичного следовании традициям эпохи Возрождения и их преобразования. Но еще более живой интерес мариниста вызывали произведения известных итальянских пейзажистов, прежде всего Каналетто, а также Белотто, Гварди, Мариески, которые он изучал с точки зрения построения композиции, технико-технологической специфики, особенностей решения деталей. Иван Айвазовский не находил в их произведениях частых обращений к морской тематике, не во всем его художественный вкус удовлетворяли и трактовка воды, и передача состояний изменчивого освещения. На основе такого анализа, своеобразного диалога с ведущими итальянскими живописцами ушедших веков он ставил перед собой новые художественные задачи, намечал пути их решения, экспериментировал во вновь создаваемых этюдах и картинах.
Однако среди многочисленных городов Италии, каждый из которых был привлекателен по-своему, Айвазовский выделял все-таки Рим. Молодой маринист часами бродил по итальянской столице, восхищаясь едва ли не каждой улочкой, едва ли не каждой деталью архитектуры. И здесь он восхищался шедеврами итальянской живописи, которыми столь богаты музеи Вечного города. Его знакомство с создателями классических произведений искусства, начатое с копирования их шедевров в Санкт-Петербурге, было продолжено в Вечном городе.
Именно в столице Италии к Айвазовскому приходит безоговорочный успех, он становится все более известным. Его полотнам посвящаются многочисленные статьи, именитые художники стремятся написать его портрет.
Сам маринист создал около десяти автопортретов, к тому же в разные годы его образ воспроизводился в живописи, графике, скульптуре. Но одним из самых известных вплоть до наших дней остается юношеский образ Ивана Айвазовского кисти Алексея Тыранова[97]97
Алексей Васильевич Тыранов (1808–1859) – русский художник. С 1839 по 1842 год работал в Риме. В 1841 году написал портрет Айвазовского, который ныне находится в экспозиции Государственной Третьяковской галереи.
[Закрыть].
В Риме в 1841 году 24-летний маринист позировал своему старшему современнику А. В. Тыранову. Вероятно, инициатива написания портретного образа принадлежала портретисту[98]98
Маркина Л. А. Многоликий Айвазовский // Галерея. 2017. № 1 // https://www.tg-m.ru/articles/1-2017-54/mnogolikii-aivazovskii.
[Закрыть]. Алексей Васильевич, ученик А. Г. Венецианова и К. П. Брюллова, родился в городке Бежецк Тверской губернии, в 1839 году получил звание академика и возможность продолжить обучение в Италии за счет Кабинета Его Императорского Величества. Известно, что в Риме его мастерская находилась в апартаментах братьев Шпильман на виа делла Кроче (улице Креста). Чтобы попасть в мастерскую, необходимо было преодолеть подъем в 125 ступеней, что не составляло труда для Айвазовского, приходившего сюда позировать. Написанный в духе Брюллова портрет, точный по рисунку, детально проработанный, несомненно, следует считать творческой удачей Тыранова.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
